ОПИСАНИЕ ТУРЕЦКОГО ПОХОДА РОССИЯН ПОД НАЧАЛЬСТВОМ ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ ГОЛЕНИЩЕВА-КУТУЗОВА В 1811 ГОДУ

Кутузов получил известие, что турецкий флот (из 2-х кораблей трех палубных, 6-ти линейных второго ранга, 9-ти фрегатов и нескольких малых судов состоявший) вследствие Султанского повеления, в состоянии будет выступить в море в течении апреля месяца; что некоторое число матросов уже прибыло из Смирны в Арсенал Константинопольский, и починивается один ветхий линейный корабль для умножения оным турецкого флота.— Превосходство наших морских сил на Черном море под начальством вице-адмирала Языкова было таково, что без всякого сомнения неприятель не должен был даже и [224] помышлять о приближении к устьям Дуная, а еще менее о проводе судов своих в оные. Но как российская эскадра еще не вышла в море, а токмо посланы были фрегаты, один за другим, для крейсирования и наблюдения за турками, то сии последние успели переправить из Константинополя в Варну 500 человек бостанжей, 30 больших судов с провиантом и провели туда часть своей гребной флотилии. Если б оная усилилась, то могла бы весьма озаботить Кутузова в устьях Дунайских; тем более, что имея надобность в собственной гребной флотилии от самого Виддина по всему пространству Дуная, он не мог иначе, как слабо охранять устья сей реки, а потому и обратился к контр-адмиралу Языкову с просьбою, чтобы сей употребил сильные способы, находящиеся в его распоряжении, дабы воспрепятствовать свободному плаванию неприятеля. [225]

Между тем Мулла-Паша Виддинской, опасаясь и гарнизону сей крепости и некоторых тамошних чиновников, (Мулла-Наша в особенности опасался всеми уважаемого Мимишь-Агу, который по смерти Пасвана-Оглу единодушно и жителями и войском избрано был заступить его место; но добровольно отказался от Пашинского достоинства, и тогда уже избрали Муллу-Пашу. Хотя Мимишь-Ага жил в Виддине как частным человек и ничем не командовал; но слово его уважаемо было народом и войском столько же как и Пушинское.) не мог ничего явного предпринять в пользу россиян без опасности своей жизни; даем более, что Вели-Паша и Мухтар-Паша, сыновья Али-Паши Яннинского, находились близь Виддина. Однако ж сношения россиян с Муллой-Пашей продолжались. Тайная связь с ним существующая приносила ту пользу, что противясь почти открытом образом Султанским повелениям, он тем удерживал средства к вторжению турок в малую Валахию; [226] ибо не отдавал им 400 судов находившихся в его власти, на коих единственно и могли они учинить переправу чрез Дунай. Торговля, производимая Мулла-Пашей с Австрией, и корыстолюбие удерживали его в дружбе с россиянами вопреки самого гнева Султанского. Кутузов доказал ему, как то и действительно было, что Вели и Mухшар-Паши бродя около Виддина доискивались его головы, по повелению Порты. Он старался, если нельзя было сделать ничего более, то, по крайней мере, уговорить Муллу-Пашу, дабы продал россиянам свои суда, из коих большая часть были новые и такой величины, что на каждом можно было поместить почти три роты солдат без пушек. Паша ценил их в 50 тысяч червонных; однако ж, надеялся посредством своим уговорить Виддинских купцов, коим большая часть судов принадлежали, чтобы продали их за половину означенной [227] цены. Но 25 тысяч червонных казались Кутузову столь непомерной ценою, что он вознамерился лучше употребить для безопасности армии ему вверенной способы, представляемые российскою флотилией и береговыми батареями, нежели согласиться пожертвовать толь значительной суммой. На сей конец, приказал он построить сильную батарей при устье реки Жии, дабы действуя вдоль во фарватеру Дуная, остановить ход неприятельской флотилии, если Мулла-Паша найдется принужденным отдать туркам суда свои. В тоже время усилена была часть. Российской флотилии, находившейся при Рущуке; так, что с помощью в разных местах назначенных береговых батарей, можно было надеяться удержать неприятеля, сколь бы силен он ни был.

По известиям, с неприятельской стороны получаемым, казалось, что турки имели намерение действовать [228] наступательно на два пункта: на город Рущук и малую Валахию ниже Виддина, избрав для сего слабейшее место между Виддином и устьем реки Яншры, в верховье коей, близь Тирнова, строили они для флотилии и перевоза суда. В окрестностях городов Тирнова и Плевны собирались войска особенным корпусом, под начальством Вели-Паши и Бошняка-Аги. Зная слабость российских войск, Верховный Визирь намерен был сам действовать против Рущука наступательно, и тем занимать войска наши у сего города; а Корпусу Вели-Паши предоставлял, употребя суда Виддинские и строящиеся на реке Янтре, переправиться в Малую Валахию. Кутузов крайне жалел, что по слабости войск наших по нижней части Дуная, он не имел способов держать сильную флотилию против малой Валахии, ибо флотилию сию по необходимости должно было употребить для обороны означенной части Дуная. [229]

Полагала, что у Визиря в Шумле, не считая жителей сего города, находилось 12 тысяч человек, которые и ограждали себя не большими отрядами от 200 до 300 человек состоявшими. Войска из Азии прибывали и нему весьма медленно. В другой стороне, Бошняк-Паша 10-го мая имел при себе не более 2000 человек в Враце. Племянник Визирской прибыл в Никопольскый округ с некоторым числом войск. По ту сторону Балканских гор также оных не много находилось, исключая войска Чапан-Оглу тысячах в трех стоявших в Казандыке. Все сии войска могли иметь намерение на Малую Валахию и на крепость Турну.

Предначертание оборонительной войны поставляло Кутузова в зависимость поступков неприятеля, почему и движения свои должно было ему располагать согласно с оными. Не смотря на сие, Кутузов [230] вознамерился выжидать случая пользоваться каждым необдуманным шагом неприятеля. Имея на левом фланге своем достаточный отряд у Слободзеи; резерв при Табаке; крепости: Килию, Браилов и Измаил, занятые российскими гарнизонами; укрепление в Сулинском устье Дуная с достаточным числом пехоты и артиллерии; другое довольно значительное и только что оконченное укрепление в том месте, где разделяется рукава Сулинского и Георгиевского Дуная; достаточное число вооруженных судов от устьев Дуная до самого Рущука; он совершенно спокоен был со стороны левого крыла оборонительной линии, пока неприятель не переменит своего положения. Что касается до центра и правого фланга, то Кутузов сделал на первый случай следующие распоряжения: в Рущуке оставил прежний гарнизон из 12-ти батальонов; но в близком позади Журжи [231] расстоянии поставил 3 батальона пехоты и 5 эскадронов уланов с 6-ю орудиями конной артиллерии; дабы сим отрядом в течение полутора часа времени можно было подкрепить гарнизон Рущукский, или употребить его для усиления своего правого крыла. В сем последнем случае, весь гарнизон Турны, за исключением одного батальона, который вместе с вооруженными Булгарами дол-жен был оставаться в крепости, мог поспешить туда, где по требованию генерал-лейтенанта Засса нужен будет; отряд же Журжинской поспешным маршем без ночлегов, а токмо с отдыхами, мог достигнуть Турны скорее, чем в 48 часов, и занять сию крепость, или по обстоятельствам идти далее на подкрепление.—В 24-х верстах позади Журжи, Кутузов поставил корпус графа Ланжерона, приказав оному исправить все дороги, ведущие к правому и левому [232] флангам, в параллельном направлении к реке Дунаю.

Главнокомандующий полагал, что идти к городу Шумле, для атакования Верховного Визиря в сем самой природой и некоторой степенью искусства укрепленном месте, было и невозможно и бесполезно; ибо завоевание оного, по принятому предначертанию оборонительной войны, было совсем не нужно. Напротив того он намерен был скромным поведением своим ободрить самого Визиря выйти оттуда, или, по крайней мере, выслать знатный корпус войск к Разграду, или и далее к Рущуку. Тогда соедини оба корпуса графа Ланжерона и Эссена, кроме малого числа батальонов, которое по необходимости надлежало оставить в Рущуке, Кутузов намеревался идти навстречу неприятеля, и на выгодному для действия войск наших местоположении неукрепленного Разграда с помощью [233] Божьей разбить его и в сих плоских местах преследовать верст до 25 за Разграде, без всякой для себя опасности. В тоже самое время генерал-лейтенант Засс по крайней мере с 10-ю батальонами пехоты, соразмерным числом кавалерии и достаточной артиллерией должен был переправиться чрез Дунай и идти к Враце; к сей переправе приказано было в тайне делать все приготовления. Но действия сего последнего корпуса, равно как и самое предприятие могли быть приведены в исполнение в таком только случае, когда неприятель против него будет не сильнее 12.000 человек. По распоряжению Кутузова как главный корпус, так и корпус генерала Засса не должны были предпринимать нападений на сильные укрепления, а токмо на слабые окопы, каковые турки имеют обычай делать на всяком ночлеге; ибо брать приступом крепости с [234] большей потерей людей для того, чтобы вследствие оборонительной войны потом их оставить, стоило бы весьма дорого и было бы бесполезно.

Между тем получены известия, что турки разделили армию свою, назначенную для вторжения в Валахию, на две части: одна под начальством Ясима-Бега и сына его Плацли-Паши направлялась на Рущук; другая, отряженная Вели-Пашею под начальством его Кегаги, должна была выступив из Софии следовать чрез Плевну, соединиться во Враце с Бошняком и чрез Никополь вторгнуться в Валахию.—В Виддине ожидаем был губернатор Салоникский Селим-Бей с 2000 человек; а Малык-Лаша с 5000 человек должен был вступить в Ниссу, для удержания в страхе Сербов. Все сие было последствием предначертания похода, предположенного прежним Верховным Визирем [235] Юсуф-Пашею, на том основании, чтобы, не разделяя, как в прежние годы, Оттоманскую армию на два большие корпуса, из коих один действовал против россиян, а другой против сербов, составить один из всех сил Империи для наступательных действий на Валахию; перейдя Дунай в разных местах, между Никополем и Рущуком.

8-го июня по полудни, турки человек 500 тремя колоннами появились перед деревней Кади-Киой, что на дороге из Джумаи в Рущук; российские пикеты отступили из оной к своим подкрепительным постам, будучи преследуемы турками; но когда 5 эскадронов Чугуевских улан вышли к ним на встречу, то неприятель отступил в прежнюю свою позицию к селению Писанцам.

Мулла-Паша уведомил, что он получил от Визиря повеление перевезти З000 войск своих в [236] местечко Калафат, на левом берегу Дуная против Виддина лежащее, и укрепившись там батареями и окопами держаться до прибытия к нему Измаил-Бея с 35000 человек. Между тем Верховный Визирь намеревался, оставив малый корпус пред Рущуном, дабы удержать россиян при сем городе, скрытным маршем идти к Оряве, иначе Рагова называемой, и в сем месте переправиться, чрез Дунай; для сего Мулле-Паше приказано было приготовить сто больших перевозных судов и 10 вооруженных баркасов, которые но первому повелению должны были спуститься по Дунаю к Оряве.

Доселе Визирь еще не обнаруживал сего предполагаемого им действия. Он находился еще у Разграда и укреплял теснины впереди сего города, как казалось, сильными средствами, ибо из деревень, даже в дальнем расстоянии лежащих, собрано было [237] много рабочих людей. Войска свои, бывшие в Плевне, Ловче, Враце и Тирнове, под начальством Ботняка и прочих Пашей, он притянул к себе; так что у него было до 25000 человек и 80 орудий; авангард же его под командой Яур-Гассана, в 7 или 8-стах человеках, находился в селении Писанцах. Измаил-Бей, губернатор Серезский, получивший достоинство Сераскира, собирал войска свои у Софии и с 25000 человек должен был приблизиться к Дунаю. Авангард его, слишком из 3000 человек состоявший, под командой Юсуф-Аги Капиджи-Паши, находился уже между Ломом и Орявою. Сии войска могли идти иди прямо к Дунаю, или соединиться с Визирем, к коему следовали из Адриянополя 20000 человек под начальством Даг-Деверень-Оглу Адрианопольского Бостанжи-Паши, а из Константинополя 12000 человек, большей частью [238] Янычар, под начальством Янычар-Аги, также Анатольская конница под командой Чапан-Оглу и Кара-Осман-Оглу, которая собиралась уже в Казанлыке. у Силистрии находился Илик-Оглу с 400 человек.

Вели-Паша перешел из Ловчинского округа в Тирновской; о числе войск его не было верного известия, но прежде оные полагали в 15000 человек. Итак, в соседстве Рущука у турок находилось до 58 тысяч человек, не считая войск Вели-Паши и Измаил-Бея. Таковое соединение неприятельских сил побудило Генерала Кутузова поставить в скрытном лагере, позади Журжи, корпус графа Ланжерона, в коем вместе с корпусом генерал-лейтенанта Эссена, находившимся в Рущуке состояло 29 батальонов пехоты и 40 эскадронов кавалеpии, Против Силистрии оставлен был отряд генерал-майора Гампера из 6 батальонов, 10 эскадронов и 600 [239] человек хорошо вооруженных булгар; коих число надеялись в скором времени умножить до тысячи человек. Занимая берег Дуная казаками и флотилией, Кутузов полагал, что левое крыло его оборонительной линии достаточна было охраняемо; а дабы лишить турок всех средств к переправе, то генерал-лейтенанту Засеу приказано было купить у Виддинского Паши все суда за 25,000 червонных, из числа собранных им пошлинами с товаров, перевозимых из Виддина в Орсову; и Кутузов считал употребленный на сие деньги непотерянными, потому, что 1) Неприятель лишился бы на долгое время всех способов к предприятиям за Дунай, 2) Суда сии за те же деньги можно было потом продать сербам, или австрийцам.

Ежели Визирь со знатными силами приблизится к Рущуку, то Кутузов намерен был со всеми [240] войсками идти к нему на встречу в ночи. Если ж Визирь подвинет к Рущуку только малый корпус, а сам вследствие принятого им предначертания действий пойдет к устью реки Жии, к Оряве, в таком случае Кутузов, оставив в Рущуке 12 батальонов, намерен был идти береговою дорогою и у крепости Турны переправиться чрез реку Ольту, для соединения с корпусом Генерала Засса, которому приказал он от города Крайова спуститься к устью реки Жии, где уже заранее приготовлена была батарея о 12-ти орудиях. Таким образом, если б Кутузов и не поспел во время к сему пункту, то неприятель встретил бы там генерал-лейтенанта Засса.

Хотя бы Визир и не был в таких силах, как должно было его полагать, то и в сем случае невозможно было идти атаковать его в крепком лагере за Писанцами, [241] который окопам был рвом глубиною в полторы сажени и спереди прикрыт сильно укрепленными теснинами. Но возможность действовать наступательно представлялась тогда, если б Визирь выйдя по эту сторону Писанец начал приближаться к Бузано, Кад-Киой и Черно-водам. Однако ж и в сем последнем случае Кутузов намерен был действовать с осторожностью, и соразмеряя собственные силы с неприятельскими.

18-го июня, Визирь все еще находился в своем укрепленном лагере за Писанцем; но будучи раздражен задиркой российских передовых постов, которые почти всякой день брали у него пленных человек по десяти, и в том числе взяли любимца его Дервиш-Агу, он выслал из своего авангарда 2000 человек, которые и заняли пост у деревни Кади-Киой в 18-ти верстах от Рущука. Кутузов [242] подозревал, что войска сии посланы были Визирем дня заготовления укреплений, и если б сие удалось им, и Визирь вступил бы в новый укрепленный лагерь, тогда Кутузов был бы принужден отказаться от намерения своего атаковать Визиря, дабы не подвергнуться большой потере, а может быть в неудаче. К тому ж Визиря должно было считать, по крайней мере, в 50 тысячах человек. По сей причине, Кутузов вознамерился послать авангард свой для атакования вышесказанного поста, а сам хотел со всеми силами своими подкреплять его, по мере подкрепления получаемого турками от Визиря, и чрез то, может быть, завлечь их в настоящее сражение на равнинах.

В самом деле, Кутузов вскоре известился, что верховный Визирь не зная о том что весь корпус графа Ланжерона находился в тесном скрытном лагере, позади [243] самой Журжи, и не быв во ожидании умножения Рущукского гарнизона, вознамерился сделать нападение на сей город, и для сего подвинулся к Кади-Киой, где армия его соединившись с Пашами Вели, Мухтаром, Бошняком, Ассан-Яуром Кара-Осман-Оглу, Чепан-Оглу и другими Аянами, возросла до 60 тысяч человек. В следствие сего, Кутузов 19-го июня, переправив войск а своего главного корпуса чрез Дунай, поставил их тылом к сей реке по Туртукайской дороге, и оные вместе с корпусом генерал-лейтенанта Эссена составили 32 батальона, 45 эскадронов и три казачьих полка.

На другой день, 20-го числа, неприятель в числе 5000 отборной конницы сделал обозрение по всей линии российских передовых постов, стоявших впереди Рущука. Для сего воспользовался он поднявшимся по утру туманом, и прежде [244] чем успели передовые посты наши осмотреться, как были уже повсюду атакованы несоразмерно превосходным неприятелем. Столь быстрое наступление турок побудило начальствовавшего авангардом нашим генерал-лейтенанта Воинова подкрепить передовые посты 10-ю эскадронами Чугуевских улан и 5 ю эскадронами Ольвиопольских гусарь. Тогда начался бой по всей линии нашей кавалерии, которая вместе с казаками не составляла более полуторы тысячи человек. Не смотря на сie неравенство сил, кавалерия наша не уступила ни шага; коль же скоро подкреплена была четырьмя батальонами пехоты под начальством генерал-майора Энгельгарда, то неприятель нашелся принужденным отступить в прежнюю свою позицию. Между тем войска как главного корпуса; так и генерал-лейтенанта Эссена 3-го начали вступать в назначенный им с вечера боевой порядок, что [245] увидев неприятель, не осмелился уже нигде более показаться. В сем деле с нашей стороны убито и ранено 2 офицера и да 40 человек нижних чинов. Неприятель потерял гораздо более; но урона его определительно сказать не можно, а несколько десятков тел, оставшихся на месте, доказывали уже большую над ним поверхность..

Тогда Кутузов, расположил лагерь свой в 4-х верстах перед Рущуком. Российская армия, построенная в девяти кареях, поставлена была в две линии, в первой 6, а во второй 3 карея в шахматном порядке, имея за собою кавалерию в третьей линии. (1-й Каре, начиная с первого фланга, состоял из 5-х батальонов старого Ингерманлавского полка с 4-мя батарейными орудиями. На правом фланге оного стояли Лифляндский драгунский полк и полторы сотни казаков Мельникова полка. 2-й каре состоял из 3-х батальонов Архангелогородского полка с 4-мя батарейными орудиями; 5-й каре из 5-х батальонов Шлкосельбургского полка с 4-мя батарейными орудиями; 4-й каре из 3-х батальонов Староскольского полка с 3-мя батарейными орудиями; 5-й каре из 2-х батальонов 29-го Егерского и 3-х батальонов Выборгского полка с 12-ти батарейными орудиями. 6 каре из 2-х батальонов Оловецкого полка с 3-мя батарейными орудиями.— Во второй линии, против интервала 2-го и 3-го кареев находился 7-й каре из 3-х батальонов 37-го Егерского полка с 3-мя конными и 2-мя батарейными орудиями. Против интервала 3-го и 4-го кареев стоял 8-й каре из 3-х батальонов 7-го Егерского полка с 3-мя конными и 2-мя батарейными орудиями; наконец против интервала 5-го и 6-го; кареев стоял 9-й варе из 2-х батальонов Бялыстокского полка с 5-мя батарейными, орудиями. Кроме батарейных яри каждом пехотном батальоне было по два легких орудия. В третьей линии: Грекова казачий полк находился против интервала 1-го и 2-го.кареев. Полки: Ольвиопольской гусарской, Санктпетербургской драгунской, Чугуевской Уланской, Белорусской гусарской и Кинбурнской драгунской с 18-ю конными орудиями, размещенными в полковых интервалах, занимали все пространство от 2-го до 6-го кареев; левый же фланг Кинбурнского драгунского прикрывали Донские казачьи Астахова и Луковкина полки. Таким образом во всей армии находилось: 27 батальонов пехоты, 45 эскадронов кавалерии, 5 казачьих палка и 144 орудий артиллерии.) [246]

Позиция занимаемая россиянами была не совсем выгодна; ибо хотя в оной фронт армии был совершенно открыт и для действия удобен, но фланги и тыл примыкал ко [247] рвам, садам и виноградникам, простирающимся на 4 версты до самого Рущуке, местам выгодным для турок. Но сия позиция была единственная по дороге к Кади-Киой, которую можно было занять не теряя сообщения с Рущуком; почему необходимость заставила Кутузова избрать окую. А как по качеству местоположения настояла опасность, что неприятель будет стараться зайти в тыл российской армии, дабы отрезать ее от Рущука, то Кутузов и оставил для закрытия сей крепости 6 батальонов пехоты, [248] кроме тех, которые по нужде сняты были с флотилии, и несколько кавалерии.

21-е число прошло в наблюдениях с обеих противных сторон; но 22-го, вместе с рассветом, верховный Визирь, оставив крепкий лагерь свой между Кади-Киой и Писанец, всеми силами атаковал россиян на всех пунктах. Движения его расположены были столь искусно, что могли бы сделать честь и хорошему европейскому генералу. Он открыл сильный огонь артиллерии на всю линию российской армии и частными нападениями в разных местах и на правый фланг занимал оную, а между тем собрал 10000 Анатальской лучшей конницы, которая с чрезвычайно1 запальчивостью устремившись между кареев Олонецкого, Бялыкстокского и Выборгского с 29-м Егерским полком, бросилась па левый фланг российской кавалерии, несмотря на сильный ружейный и картечный [249] огонь, во ней производимый кареями (Генерал Кутузов признавался, что в долговременную свою против турок службу никогда не видал, чтобы конница турецкая действовала с такою отважностью.).—Столь внезапное нападение расстроило фланговые полки Кинбурнской драгунской и Белорусской гусарской, которые были турками опрокинуты и гнаты весьма далеко, пока каре 7-го Егерского полка, посланный генералом Кутузовым из 2-й линии, искусным движением выйдя на выгодное для: действия артиллерии место, остановил стремление неприятеля, преследовавшего нашу кавалерию. В тоже время Чугуевской уланской полк, предварив на себя движение неприятельское, сделал перемену фронта влево, ударил во фланг сей отважной конницы и, будучи поддерживаем кареем 7-го Егерского полка, принудил ее предаться бегству с таковой же быстротою, с [250] какой учинила она свое нападение; и она обратилась большей частью не прежним путем, а по лощинам между садами и лесами, находившимися позади нашего левого фланга. Опрокинутая же кавалерия наша, хотя уже и не в порядке, однако ж преследовала прогнанного неприятеля; при чем Белорусского гусарского полка поручик Красовский взял Санджак (Пашинское знамя) Вели-Паши. — Во время сего, происшествия, опытные конно-артиллерийские офицера, бывшие при кавалерии, видя замешательство оной, тотчас примкнули с орудиями своими к пехотным кареям; не молодой прапорщик Т...., находившейся при Кинбурнском драгунском полке с орудием своим и в первый раз бывший в бою, не успел того сделать и был на месте изрублен, а орудие его увезено неприятелем. Не малая часть неприятельской конницы рассыпалась в садах, между [251] Рущуком и российской армией лежащим, но часть пехоты нашей, вошедшая из Рущука вместе с некоторыми добровольно присоединившимися к ней булгарами вскоре выгнали оттуда неприятеля.

В тоже время турки, вознамерившись сделать покушение и на правый наш фланга, искали обойти оный, и ударить в тыл, скрывая свои в глубоких ложчинах, в некотором отдалении находившихся. Для обезопасения сего фланга, заблаговременно рассыпан был по садам один батальон 37-го егерского полка. — Неприятель одною толпою ударил во фланг сим егерям,. а другою старался отрезать их от кавалерии; на два эскадрона Лифляндских драгун вместе с казаками Мельникова полка ударили на него и опрокинули. Между тем Каре из остальных двух батальонов З7-го егерского полка, стоявший во второй линии, взойдя на высоты [252] по виноградникам и открыв сильный огонь, обратил неприятеля в бегство. Тогда Кутузов всей линией двинулся вперед для преследования Турон; при чем российские стрелки и артиллерия наносили им большой вред. Неприятель скрылся в окопы свои у Кади-Киой, будучи преследуемы на 10 верст от места сражения, где россияне простояли перед его лагерем до 7 часов вечера; а потом, вследствие давно уже сделанного Кутузовым предначертания, возвратились в прежнюю свою позицию. Неприятель скрылся в крепких окопах своих между селениями Кади-Киой и Писанец. Он спас свою артиллерию, прикрывая ее тридцатью тысячами конницы, так, что во время преследования не возможно было слабой кавалерией нашей атаковать сии многочисленные толпы, не подвергнув ее видимой опасности. По единогласному показанию всех пленных, неприятель [253] действительно состоял в 60.000 человек; между тем как российской армии не было и 18000.

По донесению главнокомандующего, поведение всех начальников, равно и солдат российских было таково, что он ни о котором пункте позиции своей не был в беспокойстве ни на одну минуту. Пехота наша с отличной твердостью, а артиллерия с искусством действовавшие наносили ужасный вред неприятелю; так что прежде окончания дела уверенность в победе уже написана была на всех лицах; и 22-го июня на всегда пребудет доказательством тому, что возможно малому числу воинов одушевляемых послушанием и храбростью против бесчисленных толп необразованного неприятеля!

Пленные и выходцы полагали потерю неприятеля убитыми и ранеными до 4000 человек, и не смотря на обычай турок увозить с собою тела, они оставили на поле [254] сражения более полторы тысячи. Взято у них 13 знамен, из коих многие Пашинские Санджаки и одно корпуса Янычарского; малых же байраков Кутузов и собирать к себе не приказывал. С нашей сторон урон убитыми и ранеными простирался до 500 человек, в том числе 2 штаб-офицера Белорусского гусарского полка, который, будучи подвержен нападению всей Анатальской конницы, один только был опрокинут неприятелем и потерпел несколько больше прочих. Кроме того потеряно одно конное орудие, как выше описано. Довольное число наших убитых ядрами доказывает, что артиллерия турецкая действовала весьма сильно; напротив того янычары, в числе десяти Орт (полков) находившиеся в сем сражении по всей боевой линии нигде не показались с таким отличием, в каковом они в прежних войнах бывали замечены. — При сем [255] достойно примечания, что во время самого сражения, продолжавшегося до 5 часов времени, турки, имея с собою рабочих, позади линии своей начали делать ретраншемент, который в иных местах, был уже углублен на 5 фута.

С самого начали сего похода Кутузов приметил, сколь много действия россиян затрудняемы и даже связываемы были Рущукским ретраншементом. Нeльзя было оставить сей пост без сильного гарнизона; но чрез то оный не токмо отнимал не малую часть пехоты, которую можно было бы употребить к подкреплению разных пунктов пространной линии, охраняемой россиянами; но сверх того и остальные войска, которые за сим большим гарнизоном оставались подвижными, не позволял удалять от Рущука. К сохранению сего поста иных мер и иного положения, по тогдашней силе неприятеля, избрать [256] было не можно, кроме того, в коем Кутузов находился перед сражением 22-го июня и несколько дней после оного, то есть: надлежало стоять перед Рущуком и закрывать его всеми кое-как собранными силами. Но в сей позиции ни коим образом не возможно было воспрепятствовать столь несоразмерно превосходному в силах неприятелю, каков был Визирь, чтоб заняв российскую армию с фронта, между тем он не обошел ее с флангов, как то он и сделал в означенном сражении. Положим, что Визирь не осмелился бы сего учинить в другой раз; но тогда он мог бы посредством диверсии, произвел денной на правом фланге россиян, принудить Кутузова перейти за Дунай, оставив Рущук на собственные силы гарнизона, коего уже никак не можно было иметь в ретраншементе менее 18-ти батальонов. Тогда главный корпус, оставшись [257] только в 11-ти батальонах потел бы на подкрепление отдаленных пунктов, а гарнизон Рущукской был бы должен защищаться в таком ретраншементе, который представлял все возможные невыходы; ибо за исключением части, атакованной генералом графом Каменским в 1810-м году, оный со всех сторон окружен садами и высотами, круто начинающимися от самого рва укреплений. Кроме сего настояла еще и та опасность для гарнизона, что неприятель действием батарей своих легко мог потопить мост на Дунае, и чрез то лишить его сообщения с левым берегом сей реки.

Переговоры с Мулла-Пашею о покупке судов шли еще сомнительно; а между тем Визирь 23-го июня послал к Измайл-Бею приказание с 15-ю или 12-ю тысячами человек подвинуться из Софии к стороне Виддина. [258]

Кутузов давно уже принял намерение оставить Рущук после сражения с Визирем; однако ж полагал, что сие можно было произвести только после одержанной над ним победы; в противном же случае таковое действие казалось бы принужденным; и если б вместо одержанного сражения случилась хотя малая неудача, то должно было переносить все неудобства, причиняемые Рущуком, и для чести Российского оружия не оставлять город. К счастью одержанная 22-го июня победа поставила Кутузова в возможность привести в действовое предприятие; и так несмотря на частный вред, который оставление Рущука могло сделать токмо лично ему, a имея в виду пользу отечества, он упразднил Рущук, точно как прежде упразднены были Силистрия и Никополе; вывел из оного жителей, Артиллерию, снаряды, словом все, и подорвав [259] некоторые места цитадели, 27-го числа совсем перешел на левый берег Дуная. От 22-го июня до него перехода к Журже на передовых постах не сделано было ни одного пистолетного выстрела.

Мост на Дунае и все способы к постройке оного находились в руках Кутузова, и он всегда и во всяком месте, по произволению своему, мог построить на противном берегу предмостное укрепление, когда бы ни вздумал.

Текст воспроизведен по изданию: Описание турецкого похода россиян под начальством генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова в 1811 году // Отечественные записки, Часть 14. № 37. 1823