АНТУАН ДЕ ЮШРО ДЕ СЕН-ДЕНИ

РЕВОЛЮЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ

В 1807 И 1808 ГОДАХ

ВЗГЛЯД НА ТУРЕЦКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

(Отрывок из книги: Revolution de Constahtinople en 1807 et 1808 par Juchereau de St. Denis.)

Все Магометане, к исповеданию Суннитов принадлежащие, почитают Султана законным наследником Пророка и Калифов: подобно им владеет он книгой и мечом, то есть, заключает в себе духовную и светскую власть; но Калифы, производившее себя от Магомета, обязаны были верховною властью, единственно званию своему первых иманов или начальников духовенства; между тем, как оттоманские Императоры, поколения татарского, только оружием приобрели владычество духовное и почести калифатства. Обстоятельство сие необходимо требовало изменений в отправлении обязанностей верховного жречества Калифов отоманских и было первым источником важности и разных преимуществ сословия улемов.

Калифатство, разделенное между многими искателями, объявившими себя каждый истинным наследником Магомета, находилось в междоусобных распрях; пользуясь коими первые Султаны, основав [390] и увеличив свое государство, приняли также достоинство калифов, дабы пользоваться беспрекословно неограниченною властью в своей Империи. Но сии воинственные государи, увлекшись победами, пренебрегали делами правосудия и веры, которые принадлежали им в звании калифов или первых иманов; они поручили муфтиям истолкование законов, вверили кадиям и моллам весы Фемиды и оставили иманам и шеикам обыкновенные обряды религии.

Слишком продолжительная беспечность Турецких Императоров к исполнению действий звания своего, первого судии и главы религии, мало-помалу приучило народ думать, что важные обязанности сии принадлежат улемам, которые одни только имеют на оные право; время, утвердив столь выгодные преимущества, соделало оные священнейшими. Чрез сие, Султан, который бы должен быть первым и единственным оракулом закона, сделался принужденным советоваться с муфтием и фетфасы (фетфасы суть духовные указы муфти) сего последнего связывали правителя в исполнении высочайшей води его. [391]

Столь сильное влияние улемов могло ниспроверг путь, может быть, и самую власть Оттоманской Порты, если бы царствующие государи не имели предосторожности сохранять и часто приводить в действие права, свойственные их достоинству Калифов, сменяя по произволу главные пружины своего владычества духовного, гражданского или военного.

Одна из главных причин, которые наиболее способствовали к возвышению политического могущества улемов, была неутомимое усердие, строгость нравов и наружное унижение, во время первых трех веков Монархии. Добродетели сии доставили им уважение Императоров и привязанность народа. Покорность улемов продолжалась до тех пор, покуда Султаны, сами предводительствуя войсками, одерживали победы; они не отказывались тогда находить совершенное согласие между законами своего Пророва и волею Монарха; но когда оставив труды военные, государи заключились в гаремах и вверив начальство армиями Пашам и Визирям, испытали поражения, тогда улемы имея, большое влияние над народом фанатическим и недовольным, начали свергать иго и показывать важность своего состояния. [392]

Но заметив скоро, что могущество их не твердо, основываясь на одних преимуществах и привязанности непостоянной черни; они стирались приобщить к выгодам своим корпус янычар, который владел многими правами, подобно улемам, подученными от распоряжения и признательности прежних Султанов. Сей корпус важными услугами и многочисленными победами приобрел уважение народа и пищал ненависть к изнеженным государям. Предупреждения со стороны улемов льстили самолюбию янычар, которые в заключении союза между двух сословий видели те выгоды, что все возмутительные движения, свои могли оправдывать высоким соизволением истолкователей закона и начальников правосудия; улемы же, от такого соединения преклонив на свою сторону силу воинскую, положили прочное основание могуществу своему.

Вот начало политической связи двух. сословий, связи, сделавшейся до неудачному сопротивлению некоторых Императоров еще тверже и основательнее, и которую почитать должно, как совершенно изменившей древние постановления оттоманов. Из сего порядка вещей произошло то, что Порта не может издать закона, [393] наложить подати, не приготовив улемов и янычар к одобрению нового учреждения и к вспомоществованию приведения его в исполнение. В некоторых действиях, которые были бы отяготительны, для народа, деспотизм Султана был иногда умеряем; но за то выгода и слава Империи жертвовались часто личным видам Янычар и улемов. Империя Оттоманская, существенно основываясь на военных и духовных постановлениях, может быть сильна только могуществом главы своей. Ослаблением высочайшей власти Султана, начался упадок государства. Улемы и янычары, мятежами и похищениями положив начало непокорности, вместо того, чтобы клониться к ограничению самовластия, и к извлечению из того выгод для народа и общественного благополучия, сопротивлением своим полагают не только главную, и может быть, единственную причину теперешней слабости государства; но суть также неоспоримо виновники варварства и невежества турок.

Ибо воины и судья, которые по свойству обязанностей своих должны быть только орудиями Султана, сделавшись его соперниками, весьма часто лишают правление нужной силы, а государство защиты. [394]

Что же касается до варварства и невежества турок, то главную причину непросвещения их отыскивать должно в политическом могущество улемов и янычар.

Первые всегда опасались, чтоб введение познаний и занятие точными науками, не заставили презирать алкоран, темные, многочисленные истолкования оного, огромное собрание фетфасов, муфти, часто противоположных один другому, словом, все здание учености их в Богословии. Янычары же, не следующие древним уставам дисциплины, привыкнув отправлять только службу легкую, полагают, что того непобедимого меча, который покорил столько Царств, достаточно будет и для защиты оных: с презрением отвергают они строгое воинское повиновение франков, их усовершенствованные оружия и новые системы тактики.

Сии два сословия, препятствуя Турции взойти на равную степень с другими европейскими государствами, перенять их полезные открытия и военные учреждения, увеличили тем ее слабость, бедность и зависимость, по мере как соседственные народы возвысились своим могуществом, [395] богатством, просвещением и быстрыми успехами во всех родах промышленности.

Многие писатели, только по наружности о Турецком правлении судившие, думали, что владычество великого Султана неограниченно, видя, как он располагает по произволу жизнью министров и служителей своих; но власть его над министрами есть такого же рода, какую начальник негров имеет над рабами своими. Всякий турок, вступивший в службу Порты, отказывается от свободы, вручая имение и жизнь властелину, коего делается он не подданным, но невольником во всем смысле этого слова.

Совсем другие отношения прочих османлисов, также как и райясов, то есть, жителей Турции не магометанской религии: они приговариваются судами по существующим законам и по доказательству двух или более свидетелей. Янычары, бостанжи, артиллеристы и другие военные имеют каждые в своем сословии особенные суды, пред коими они отвечают. Конечно случается иногда, что Султан, так как глава военного государства, сам приводит в действие власть, предоставленную им великому Визирю и областным Пашам: в таком случае, он велит наказывать [396] всякого захваченного на месте преступления, не следуя никаким подробностям суда; но сие делается очень редко и то с намерением привести в ужас, посредством строгого наказания, народ, обыкновенно жестоки и беспокойный; виновный всегда бывает уличен и скорые расправы сии, от коих военные избавляются отсылкой в полицию своего корпуса, падают вообще на низкий класс народа и весьма часто на райясов.

Крепость Хотин Бессарабской области, 1827 г. Января 16.

Текст воспроизведен по изданию: Взгляд на турецкое правление // Сын отечества, Часть 115. № 20. 1827