166. ДОНЕСЕНИЕ С. С. ЗИНОВЬЕВА И. А.
ОСТЕРМАНУ
Аранхуэс, 1/12 марта 1792 г.
Сиятельнейший граф, милостивейший государь.
В последнем донесении я сообщил Вам,
что граф Флорида-бланка впал в немилость 1, чему причиной не
какое-то чрезвычайное происшествие или
проступок, а давняя ненависть королевы, которую
она никогда не переставала питать к нему и
которая заставила ее уже после кончины короля
наметить план, как погубить графа, — ведь сам он
отнюдь не собирался быть ее союзником из-за
фаворита Годоя. Граф был слишком предан монарху.
Когда умер министр финансов г-н Лерена,
выбор его преемника еще больше обострил взаимную
вражду королевы и Флоридабланки. Граф вспылил,
тогда королева, наконец, дала полную волю жажде
мщения. К счастью для нее, король отчасти
разделял ее чувства. Она сумела этим
воспользоваться, что предрешило поражение графа.
В интриге участвовал духовник
королевы аббат Мускис — человек умный, твердого
характера. Вероятно, он будет играть одну из
главных ролей в королевстве, поэтому и
последовали его совету, назначив министром
семидесятипятилетнего графа Аранду 2,
хотя умственная немощь его еще заметнее, чем
физическая, особенно сейчас, в столь трудное и
критическое время.
Выбор сделан по необходимости. Скорее
всего, это временная мера, которая позволит в
данный момент как-то опереться на прежнюю
репутацию Аранды и на доверие к нему народа.
Говорят, граф Флоридабланка не
подозревал о готовящейся акции. Уверенный в
своей правоте и влиянии, он чувствовал себя в
полной безопасности, поскольку король
по-прежнему проявлял дружеское расположение и
доверие к нему. Притворство короля, которое ранее
за ним не наблюдалось, дошло до того, что [411] зa два дня перед тем, как
лишить графа своей милости, он, завтракая с
королевой, одобрил все выдвинутые графом
предложения, затем совершил с ним прогулку и
благосклонно беседовал, обсуждая проекты
построек и разбивки садов. Широкая огласка при
смещении графа объясняется спешкой и
мстительностью. Не предполагали, что резкость
действий обернется для него выгодой, так как в
высших и в низших слоях общества этот грубый акт
расценили как деспотический. Теперь графа еще
больше жалеют и раскаиваются в том, что ранее
недооценивали его, особенно принимая во внимание
неспособность приеемника вести дела в
сложившейся обстановке. Многие считают, и я
склонен разделять это мнение, что граф
Флоридабланка осознавал, что против него
неустанно плетутся интриги. Однако он не только
не пытался препятствовать этому, но даже
желал своего смещения, чтобы выйти из
двусмысленного положения, в котором он оказался
из-за ненависти королевы. Кроме того, он не хотел
быть причастным к нарастанию трудностей как вне,
так и внутри королевства и поэтому роковое
известие воспринял совершенно безропотно, со
спокойствием человека, которому не в чем себя
упрекнуть. Граф попросил лишь позволения
написать королю, но даже в этом ему отказали.
Смещение Флоридабланки, несомненно, будет
памятным событием для Испании, оно во многом
повлияет на ее политическую жизнь. Прежде всего
это означает, что короля до конца его дней будут
считать безвольным, а королева, которой отныне
никто не станет перечить, даст волю своим
капризам. Особую горечь вызывает то
обстоятельство, что можно ожидать полнейшего
безразличия короля к общественному благу. Он
будет следовать лишь внушениям своего фаворита
— человека слабовольного, бесталанного, плохо
воспитанного, бездушного, окруженного
испорченными, безнравственными людьми и
невежественного. У него только одна страсть —
жажда денег и почестей.
Несмотря на все недостатки графа
Флоридабланки (его непомерное честолюбие,
стремление полновластно управлять
государством), надо отдать должное его
выдающимся достоинствам. Бескорыстие его
беспримерно, он не брал взяток, не копил
богатства, а, напротив, жил на свое жалованье и
еще остался должен 30—40 тыс. пиастров — сумма
весьма значительная. Его талант министра,
красноречивая манера изъясняться на родном
языке хорошо известны. При своей прозорливости и
с такими познаниями он, несомненно, нашел бы
возможность выйти из любого критического
положения или уж, по крайней мере, выиграть время,
чего нельзя ожидать от графа Аранды.
Если хорошо все взвесить, то станет
понятно, что дела не улучшатся, а, наоборот,
пойдут к худшему. Уже сейчас заметен главный
недостаток нового министра: он совсем не знает
текущих дел и не в состоянии принять какие-либо
решения. Уже возникло мнение, что ему придется
взять себе в помощь несколько [412]
человек для ведения иностранных дел, а сам он, как
и до сих пор, останется премьер-министром, то есть
главным над всеми.
В четверг на прошлой неделе министр
назначил очередную встречу с дипломатическим
корпусом. Я тоже не преминул отправиться туда.
Прежде всего я счел своим долгом
кратко проинформировать нового министра о том,
что между нашими дворами на протяжении всех
восемнадцати лет моего пребывания в этой стране
сложились хорошие отношения. Затем я упомянул о
недавнем дружественном демарше перед испанским
правительством моего двора по поводу деликатных
французских дел, чтобы обсудить их с Испанией не
только как с державой, первой открыто
заговорившей о них, но и как с наиболее
заинтересованной стороной. Я отметил, что в ответ
на ряд испанских предложений 3
мой двор счел нужным выдвинуть встречный план 4, который я и
представил бывшему министру иностранных дел, а
полученный ответ отправил в конце марта своему
двору 5, который,
разумеется, будет согласовывать с этим планом
свои действия.
Граф Аранда ответил, что еще не успел
войти в курс всех дел и потому не может сказать
мне ничего определенного. Он завел бесполезный
разговор о прошлом, о том, что отходил от дел, а
теперь вернулся в министерство, о задержках с
доставкой почты из-за большого расстояния,
разделяющего наши страны. В заключение граф
сказал с некоторым сожалением, что главной
опорой считает императора, а значит, и короля
Пруссии. Другие державы могут ориентироваться на
них. По его мнению, вопрос, который я перед ним
поставил, весьма щекотлив, и его следует еще раз
передать на рассмотрение Государственного
совета, как только определится его состав.
Такой ответ не мог меня удовлетворить,
и я вернулся к своему поручению, желая выяснить
мнение графа хотя бы о его предшественнике. Ответ
Аранды свелся к тому, что в данный момент здесь
придерживаются в этом вопросе прежних заявлений
графа Флоридабланки, но в случае каких-нибудь
неожиданных событий или новых обстоятельств
король может изменить мнение, и граф Аранда
обратится к е. в-ву за повелениями о том, как ему
действовать дальше.
В том, что г-н Аранда еще не вошел в курс
дел, я убежден, но это объясняется, по-моему, не
только недавним вступлением в должность, но еще и
личными качествами. Удивительно: его потенциал
настолько снизился, что от прежней репутации,
которую этот старец сумел когда-то завоевать, не
осталось и следа. Кажется совершенно
невероятным, что он может вершить дела, особенно
сейчас, в столь напряженное время. Среди
дипломатического корпуса все, кто беседовал с
ним, придерживаются такого же мнения или еще
менее лестно говорят о нем.
Старец до сих пор не лишен честолюбия.
В голове у него только Государственный совет, где
он будет председателем. Граф [413]дает
понять, как он жаждет покончить с властью, с
авторитетом министров в различных
департаментах, чтобы самому быть полновластным
премьер-министром по примеру герцога Оливареса 6.
Итак, Вы, в. с-во, из моего рассказа
можете узнать о нынешнем положении дел здесь, а
также о том, насколько трудно судить, какой
оборот они примут и кто будет управлять этой
прекрасной монархией. Пока здесь царит
замешательство, и от этого позиция испанского
двора становится труднопредсказуемой. По всей
видимости, еще долго придется сожалеть о графе
Флоридабланке. Впрочем, мне абсолютно неведомо, в
какой степени граф Аранда удостоит меня
доверием. Во всяком случае, приличнее, по-моему,
не торопить его, а дождаться, когда он сам решит,
как ему следует вести себя по отношению к
российскому двору 7.
С графом Арандой беседовал г-н
Бургоань 8. Граф
ограничился туманными фразами, однако г-н
Бургоань счел нужным послать курьера в Париж,
чтобы сообщить об изменениях в правительстве и
запросить инструкции. На прошлой неделе
скончался граф Сифуентес, председатель
Кастильского совета. Король назначил на его
место графа Каньяду, старшего среди советников,
но не председателем совета, а его управляющим.
Из последних писем нашего консула в
Гибралтаре я узнал о кровопролитном сражении на
марокканских равнинах между армией африканского
монарха и войском его брата, который поднял
мятеж. Братья лично возглавили свои армии. Победа
была на стороне монарха, он вынудил брата
спасаться бегством в направлении Саффи. Однако
вскоре стало известно, что оба скончались от ран.
На место прежнего императора избран
его брат Мулей Илема. Новый государь уже послал в
Танжер своего сына, чтобы письменно известить
аккредитованных там иностранных консулов о
вступлении на престол и о желании жить в мире со
всеми странами. Утверждают даже, что он
собирается направить своего человека в Испанию и
заверить этот двор в мирных намерениях.
Г-н Гальвес только что получил
разрешение покинуть на время свой пост с
сохранением жалованья. У него есть повеление
оставить поверенным в делах г-на Амата.
Имею честь...
Зиновьев
АВПР, ф. Сношения России с Испанией, on. 58, д. 477, л.
42—51 об. Подлинник, франц. яз.
Комментарии
1 Донесение от 18
февраля (1 марта) 1792 г., в котором Зиновьев
подробно описал отставку Флоридабланки, его
арест и ссылку в родовое имение (АВПР, ф. Сношения
России с Испанией, д. 477, л. 38—39).
2 Один из
министров-просветителей эпохи Карла III (1719—1798),
занимал посты посла в Польше (1759 г.), президента
Кастильского совета (1766—1773 гг.) и посла во
Франции (1773—1779 гг.). В правление Карла IV с февраля
по ноябрь 1792 года являлся первым государственным
секретарем.
3 В начале октября 1791 года Зиновьев
передал Флоридабланке письмо Остермана, в
котором была изложена позиция Екатерины II
относительно Франции (АВПР, ф. Сношения России с
Испанией, оп. 58, д. 470, л. 154). В ответ на это 13 октября
Флоридабланка изложил Зиновьеву свой план
вмешательства во французские дела (там же, л.
156—157), а в декабре Флоридабланка выдвинул проект
нового плана (там же, д. 477, л. 31—34).
4 Имеется в виду рескрипт Екатерины II
от 25 декабря 1791 г. (см. ком. 1 к док. 165).
5 См. ком. 2 к док. 165. Этот ответ был
приложен к донесению Зиновьева от 13(24) февраля 1792
г. (там же, д. 477, л. 13—15).
6 Гаспар де Гусман-и-Пименталь, герцог
де Санлукар и граф де Оливарес (1587—1640), при
Филиппе IV более 20 лет возглавлял испанское
правительство, сосредоточив власть полностью в
своих руках.
7 Шифром, далее открытым текстом.
8 Временный поверенный Франции в
Испании, в апреле 1792 года был назначен
полномочным посланником.
