116. ДОНЕСЕНИЕ ПОСЛА ИСПАНИИ ВО ФРАНЦИИ
ПЕДРО II. АБАРКА, ГРАФА ДЕ АРАНДЫ X. ДЕ
ФЛОРИДАБЛАНКЕ
Париж, [20 февраля] 3 марта
1780 г.
Ваше сиятельство, милостивый государь.
В понедельник 28-го числа я получил
почту, отправленную доном Педро Норманде,
датированную в Петербурге 9 февраля (29 января), с
письмом, которое он передает в. с-ву и о
содержании которого я осведомлен, так как оно
пришло ко мне незапечатанным 1.
Поскольку он поручает мне отправить
письмо незамедлительно, посылаю его дорожной
почтой, а прибывший сюда курьером каталонец дон
Антонио Алемани останется здесь до тех пор, пока
в. с-во вновь не направите его в Россию. Время,
истекшее с момента прибытия указанного письма до
отправки этой почты, мне было нужно, чтобы найти
возможность сообщить в. с-ву относительно других
вещей. Полагаю, что с учетом всего этого мое
сообщение дойдет до в. с-ва быстрее, чем обычной
почтой — до г-на Зиновьева, ибо регулярные письма
из Петербурга прибывают в Париж через четыре
недели, а в Мадрид — через пять с половиной, в
связи с чем г-н Зиновьев получит документ,
который он должен представить, не раньше, чем в.
с-во получите свой экземпляр, направленный доном
Педро Норманде. [287]
Как стало известно, датский двор,
зависящий от Англии, побудил российский двор
выступить с протестом против приема, который мы
оказываем судам под нейтральным флагом,
подозреваемым в оказании помощи Гибралтару.
Однако меня не обеспокоило то, что это могло
вызвать недовольство царицы, к посредничеству
которой мы собираемся прибегнуть, ибо эта
проблема может быть решена, что устранит причину
жалоб с ее стороны и остальных нейтральных стран.
В письмах дона Педро Норманде я усматриваю
вопрос, который меня волнует, поскольку я уже
размышлял над ним, но если мысли не реализуются
сразу, они возникают вновь, что и происходит в
данном случае со мной.
В донесении № 147 говорится: «Идеи,
вынашиваемые здесь (хотя меня никогда в них не
посвящали), о том, что испанский двор сможет
помешать осуществлению глобальных проектов
России относительно Леванта, если Гибралтар
попадет в наши руки». И этот же вопрос вновь
рассматривается в донесении № 151^2 .
Поскольку намерения России в
отношении господства в Леванте известны и даже
без этих намерений Турция всегда будет
оставаться ей враждебной, в любой момент
способной начать войну, для России, несомненно,
важно сохранить возможность доступа к
Средиземному морю, как она могла это делать до
сих пор, отвлекая силы турок (так было в недавней
войне), а в будущем — защищать с помощью своего
флота те земли, которые она приобретет на
побережье Черного моря.
Российский двор должен также помнить о
том, что Франция, хотя и участвовала в заключении
последнего мира с Турцией 3,
желала заставить Турцию подписать его не из-за
дружбы с царицей, но в силу стремления не
допустить для себя серьезных потерь. Таким
образом, австрийский двор также может
противиться тому, чтобы Россия расширяла свои
владения. Однако Франция будет помогать
Оттоманской империи самыми различными
способами, в том числе путем размещения морских
сил в Средиземном море, что будет сдерживать
устремления России. Удаленность последней, а
также ее устаревший флот не представляют для
Франции серьезной угрозы, ибо она, располагая
портом в Тулоне и превосходством на море, сможет
нейтрализовать подобные устремления.
Петербургский двор, естественно,
должен представлять себе, что дом Бурбонов
укрепляется и что Испании небезразлично
проникновение России в Средиземное море. Если бы
Гибралтарский пролив, когда он находился в руках
третьей стороны, дружественной России и
враждебной Бурбонам, вернулся во владение
Испании, тогда возможности России доступа к
Средиземному морю были бы затруднены или
поставлены под угрозу.
Посредничество России в примирении
Англии, с одной стороны, и Испании и Франции — с
другой, вовсе не означает, что она активно
добивается того, чтобы Гибралтар принадлежал
Испании или хотя бы был приобретен ею. Совсем
другое дело, если бы [288]
он уже пал и были бы приняты во внимание
естественное право на него, его реальный захват в
войне и его несправедливое возвращение Англии,
то не возникло бы повода для того, чтобы
посредник настаивал на этом его возвращении.
Можно предположить, что Россия
выполнит обязательства перед Испанией,
осуществив свои предложения, но раскроет их
Англии. Разумеется, последняя будет решительно
сопротивляться, заявляя, что жестоко вынуждать
ее идти на мирную передачу, а силой оружия
Испания никогда не добьется этого,
доказательством чего служат последние события.
Она представит и интересы самой России в плане
обеспечения более надежного доступа к
Средиземному морю таким образом, что последней
будет выгоднее, чтобы ключ к нему находился в
руках британской короны, а не дома Бурбонов, и
подкрепит свое сопротивление такими доводами,
которые на деле убедят Россию в целесообразности
всех ее начинаний, в том числе и для развития
торговли.
Не скрою, что реальное положение вещей
убеждает меня в том, что только лишь благодаря
влиянию России мы не сможем вернуть Гибралтар,
прежде чем он станет нашим или если в последующем
не случится войны, столь благоприятной для нас и
столь разрушительной во всех отношениях для
Англии, что она сама будет вынуждена уступить и
согласиться на усиление влияния царицы. В то же
время я считаю, что без посредничества
Петербурга нам не обойтись; отказаться от него
означало бы нажить себе врага, поскольку царица,
учитывая ее своенравный характер, восприняла бы
это как оскорбление, требующее личного отмщения,
а от этого ее не стали бы отговаривать советники,
которые явно склонны поддерживать англичан (это
особенно касается тех, кто имеет наибольшее
влияние и получает большие доходы в фунтах
стерлингов) 4.
Эти размышления привели меня к мысли о
том, что можно было бы использовать
предварительные шаги для привлечения России на
нашу сторону, играя на ее собственных интересах.
Поясню, что я имею в виду.
Нам необходимо найти для России в
Средиземном море надлежащий интерес — развитие
торговли, мореплавания и, что еще более важно,
утверждение в регионе; это было бы для нее
гораздо большим стимулом, нежели просто доступ к
Средиземному морю, зависящий от милости других.
На мой взгляд, России следует
предложить Оран с портом Масалькивир 5,
при условии что она будет содействовать в
передаче нам Гибралтара и о. Менорка с Маоном.
Для Испании это владение служит не более чем
буфером против мавров, к тому же весьма дорогим,
поскольку требует постоянных усилий и
отвлечения войск, которые могли бы быть
использованы для достижения более важных целей.
Поступив так и сохранив его в руках христиан,
Испания достигнет той же цели, но без чрезмерных
расходов и распыления своих войск. [289]
Ничто так не соответствовало бы
интересам России, закрепившейся на Черном море с
очевидными намерениями (которые я не стану
называть, поскольку они общеизвестны), как
возможность заполучить собственный опорный
пункт в Средиземном море, учитывая длительные
сроки плавания из Балтийского в Черное море во
времена мира с Турцией, а в случае войны с ней —
возможность направить свой флот к Архипелагу 6. Даже с точки зрения
одних только торговых интересов России без учета
необходимости коммуникации между Балтийским и
Черным морями ей было бы желательно иметь
подобный опорный пункт.
Однако эту идею будет трудно
осуществить на практике, поскольку императрица
как посредник не должна быть лично
заинтересована в примирении других; предложение
же извлечь из посредничества выгоду для себя за
счет одной из сторон может выглядеть как попытка
подкупа. Нельзя не учитывать также и риск того,
что об этом узнает Англия, имеющая много
влиятельных сторонников при русском дворе,
которые попытаются отговорить императрицу от
этого предприятия под предлогом его
сомнительности, опасности оказаться жертвой
интриги, больших расходов, отдаленности и т. д.
Однако возможность обеспечения своих интересов
всегда была большим соблазном для России, и она
не должна бы проявлять большую щепетильность,
если приобретения будут сулить ей большую
выгоду. Разделом Польши, войной с Турцией и
своими планами в отношении создания греческой
империи 7 царица
продемонстрировала свои амбиции, что дает нам
основание полагать, что она примет указанное
предложение, которое, вне всякого сомнения, было
бы в высшей степени полезным для достижения ее
целей.
Видимо, достойна обсуждения мысль о
том, рискует ли Испания, предоставляя русским
такой опорный пункт в Средиземноморье. Я думаю,
что на этом конкретном месте не сосредоточены их
интересы, ибо там нельзя надеяться на успех. Вряд
ли также можно серьезно опасаться того, что этот
опорный пункт станет ступенью для последующих
планов завоевания Леванта, ибо едва ли Россия
может направить в Средиземноморье столь мощный
флот, с которым Испания не смогла бы справиться в
одиночку, тем более что французы, более
заинтересованные в сохранении Оттоманской
империи, не смогут не прийти на помощь испанцам,
чтобы сдержать натиск русских.
Меня больше беспокоит то, каким
образом вести переговоры в тайне от Франции, ибо
если она узнает о них, то, несомненно, будет
противиться утверждению России в
Средиземноморье. Недостаточно будет убедить ее в
том, что вместе с Испанией она сможет
контролировать Россию в Средиземноморье, ибо это
соображение, хотя и верное, имеет для нее
второстепенное значение по сравнению с тем,
чтобы не допустить осложнения обстановки в
Средиземноморье, особенно сейчас, когда почти
все ее морские силы сосредоточены в океане.
Присутствие русских в [290]
Средиземноморье и наличие еще более серьезной
опасности для Турции, сохранить присутствие
которой из-за торговых интересов столь важно для
Франции, означали бы увеличение здесь влияния
этих двух государств, тогда как Франция желала бы
свести это влияние к минимуму.
Если бы можно было склонить к этой идее
Россию, то, по моему мнению, дело приняло бы для
Испании чрезвычайно благоприятный оборот, что
создало бы предпосылки для подлинного и прочного
союза между двумя державами. Наиболее подходящие
условия для надежного союза имеются тогда, когда
страны не соседствуют друг с другом, ибо ни та, ни
другая не имеют к друг другу территориальных
притязаний. Именно таково наше положение по
отношению к России. Более того, торговые
отношения Испании с Россией должны сохраниться
навеки, так как разные климатические условия
позволяют им производить продукты, необходимые
друг другу.
Россия, возможно, будет уклоняться от
обсуждения вопроса под предлогом того, что, если
Гибралтар и Маон вновь окажутся в руках Испании,
она потеряет возможность присутствия в
Средиземноморье, а всецело будет зависеть от
воли Испании, рискуя вызвать неудовольствие
Франции. Но такой предлог можно было бы
опровергнуть, дав понять России, что Испании,
чтобы противостоять России в ее попытках
проникновения в Средиземноморье, совсем не
обязательно иметь Гибралтар и Маон, ибо в ее
распоряжении имеются Кадис, Малага и Картахена,
откуда ей проще контролировать морские
коммуникации. При этом у русских не будет своего
собственного опорного пункта, и они будут
довольствоваться той базой, которую им
предоставят. В противном случае они могли бы
рассудить, будет ли порт со столь удобной
гаванью, как Масалькивир, менее безопасным и
иметь менее важное значение, чем возможность
захода в Гибралтар и Маон, пользуясь только
благосклонностью и не имея в своем распоряжении
запасов и подсобных средств, которые они имели бы
у себя под рукой, для зимовок, ремонта кораблей,
пополнения продовольствия, ремонта такелажа,
оснастки и т. д.
Не имея каких-либо твердых намерений,
мы должны ясно осознавать, что если Россия
предстанет в качестве посредника, то от нее не
следует ожидать большего, чем угроз по отношению
к Англии, чтобы последняя поступила так, как бы мы
того желали, и ее заявление о нейтралитете должно
нас удовлетворить. Можно надеяться только на
что-либо экстраординарное: если предстоящая
кампания приведет к столь однозначным
последствиям, что Англия будет вынуждена пойти
на уступки, чтобы, принеся незначительные жертвы,
восстановить уже утерянные позиции,
представляющие большой интерес для сохранения
ее могущества и благосостояния.
Дело обстоит следующим образом: или
король, наш государь, решается прибегнуть к
посредничеству России, или он будет [291]
держаться от нее подальше. В обоих случаях можно
сказать, что incidit in Scyllam, cupiens evitare Caribdim, то есть
будь, что будет.
Если же в Петербурге надо будет
предпринять какие-либо особые действия в пользу
Испании, необходимо направить туда собственного
полномочного представителя, который без особых
усилий мог бы вести переговоры и даже
действовать втайне от своего собственного
союзника. На мой взгляд, нет более достойного
человека, чем нынешний посланник е. в-ва при
русском дворе, а именно граф Ласи. Его признанные
достоинства, связи при русском дворе, уважение,
которым он пользуется у правительства и у самой
императрицы, достоинство, с которым он исполняет
посольские обязанности, — всеми этими
качествами, необходимыми для выполнения такого
поручения, он обладает. Кому, как не мне, знать,
сколь пагубным для его здоровья оказался климат
этой страны, ибо я не один раз приглашал его в
Париж для лечения. Могу заверить, что суровый
климат этой северной страны был главной причиной
его недуга, что признали и врачи, лечившие его.
Однако самое суровое время года проходит, и к его
приезду погода будет более благоприятной,
поэтому его возвращение будет воспринято как
само собой разумеющееся и не вызовет никаких
подозрений. Я не сомневаюсь, что, будучи верным
слугой короля, он согласится предпринять это
путешествие, хотя и с опозданием, ибо может
надеяться, что е. в-во, зная причину его недугов,
даст ему по выздоровлении другое аналогичное
поручение, дабы таким образом великодушно
вознаградить его за верную службу.
Я понимаю, что моя идея слишком
безрассудна и грешит многими изъянами, чтобы
привести к реальному результату. Однако, с другой
стороны, поскольку уже долгое время на моих
глазах дела, которые вроде бы были в порядке,
постоянно срывались (а если руководствоваться
здравым смыслом, они могли бы дать более ощутимые
и надежные результаты, чем те, которые были
получены на самом деле), я пришел к выводу, что
даже самые, на первый взгляд, нереальные идеи,
если придать им верное направление, могут дать
несравненно больше, чем те, которые казались
более выполнимыми. Кто вообще мог себе
вообразить, что южные и крупнейшие европейские
державы будут вынуждены обращаться со своими
чаяниями к отдаленной северной стране или
полагать, что ее влияние или угроза того, что она
может склониться на ту или иную сторону, вынудит
спорящие стороны обратиться к ней для
третейского суда?
Не сомневаюсь, что, даже если Россия
примет это предложение, было бы нежелательно,
чтобы ее посредническая деятельность несла на
себе отпечаток корысти. Если ее удастся убедить,
что тайное соглашение может быть заключено
позднее, она под каким-либо убедительным
предлогом будет выражать опасения относительно
условий его строгого выполнения, изыскивая
возможности для проволочек. Поэтому я искренне
желаю, чтобы [292] эта
кампания позволила союзным державам добиться
успехов, что позволило бы им самим определять
свою судьбу, не обращаясь к посредникам и не
пытаясь предпринимать что-либо из ряда вон
выходящее для нормализации положения. С Богом...
Граф де Аранда
Ответ получен 13-го числа того же месяца.
AGS. Estado, leg. 6.645. Подлинник, исп. яз.
Комментарии
1 См. док. 113.
2 Там же.
3 Имеется в виду Кючук-Кайнарджийский
договор с Турцией 1774 года (см. ком. 2 к док. 100).
4 Иностранные правительства
практиковали выплату ежегодных пенсий
руководителям внешней политики России. Этими
пожалованиями они старались склонить высших
сановников на свою сторону.
5 Оран — порт на северном
побережье Африки, принадлежавший тогда Испании.
6 См. ком. 8 к док. 109.
7 С 1780 года внимание русской
императрицы было сосредоточено на решении
турецкой проблемы и осуществлении так
называемого «греческого проекта». Речь шла о
полном изгнании турок из Европы и восстановлении
греческой империи, корона которой
предназначалась внуку императрицы Константину
Павловичу.
