Из предисловия французского историка Габриэля Моно к книге Бёмер Г. "История ордена иезуитов", написанной в начале XX века. (Страницы 59-82 и 99)

§ 3. Политика иезуитов и «Monita secreta»

Среди многочисленных обвинений, обращенных против Общества Иисуса, одним из наиболее тяжких и чаще всего повторявшихся было обвинение его в том, что оно представляет собой тайное правительство, что оно постоянно скрывает под покровом тайны не только от мира, но и от членов самого ордена акты своей политики и их мотивы, что наряду с известными и открыто признанными правилами и законами оно имеет секретные правила, в которые главы ордена посвящают лишь самых надежных из своих сторонников и в которых заключены сокровенный смысл и дух ордена. Среди этих [60] тайных правил наиболее известными являются те, которые были опубликованы в 1614 году под заглавием «Monita privata Societatis Iesu» и которые получили широкую известность под названием «Monita secreta».

Герман Мюллер, остроумно защищающий в своей книге «Les origines de la Compagnie de Iesus» парадоксальное положение, что Игнатий Лойола скопировал свои учреждения с мусульманских братств, ни на минуту не сомневается в том, что тайное правительство и секретные правила заимствованы у этих братств, которые действительно требуют от своих членов соблюдения тайны как по отношению к посторонним, так и между собой, в том смысле, что члены организации осведомлены в правилах своего ордена лишь в зависимости от степени своего посвящения.

Желая доказать правильность своей точки зрения, Герман Мюллер утверждает, что иезуиты лишь неохотно выпустили в свет два тома «Institutum Societatis Iesu», напечатанных для их собственного использования в 1757 году в Праге, и что они выказали крайнее нежелание отдать в печать свои конституции. Это утверждение является явным преувеличением, если не заблуждением. «Конституции» были напечатаны впервые в Риме в 1558-1559 годах; вновь вышли в свет в двух изданиях в 1570 году и еще раз в 1577 году; в 1583 году было выпущено два издания; в 1606 — три. Правда, эти издания не были пущены в продажу и предназначались исключительно для членов ордена. Только [61] в 1635 году Меурсий пустил в продажу в Антверпене издание «Corpus institutorum Societatis Iesu»; с этого момента, можно сказать, конституции ордена были действительно опубликованы. Широкое распространение они, однако, получили лишь в XVIII веке, когда «Corpus» Меурсия был переиздан в Антверпене в 1702 году и в Праге в 1705 и 1757 годах. Последнее издание было выпущено в 1773-1774 годах в момент официального уничтожения ордена.

Несомненно, что иезуиты с самого начала заняли в церкви и среди монашеских орденов обособленное и привилегированное положение, позволявшее им утверждать, что они не входят в состав ни белого, ни монашествующего духовенства, что они — не монахи и не священники, а члены Общества Иисуса; поэтому они считали не бесполезным в интересах своего ордена окружать себя известной тайной. Они видели в тайне, существовавшей не только для лиц посторонних ордену, но в известной мере и для его собственных членов, средство укрепить сложившиеся в обществе представления об ордене и благодаря этому усилить его влияние; внутри же самого Общества эта тайна являлась средством усилить желание новициев быть посвященными все более и более во все детали его организации. В первой главе «деклараций» сказано, что новициев не следует знакомить со всеми конституциями в целом, а нужно сообщать им лишь резюме тех, которые затрагивают их. В последнем параграфе десятой части конституций сказано также, что каждый член ордена [62] должен знать ту часть конституций, которая его касается. В тридцать восьмой главе «Regulae communes» мы читаем, что посторонние лица могут быть ознакомляемы с конституциями лишь по определенному приказанию старших. Изучая в настоящее время совокупность документов, которые образуют так называемый «Institum Societatis Iesu», то есть «Духовные упражнения», «Ratio Studiorum», «Конституции св. Игнатия» и следующие за ними «декларации», «Examen generalis», «Regulae communes et privatae», далее декреты 18 генеральных конгрегаций, ордонансы генералов (Отметим мимоходом, что многие из писавших об иезуитах, усматривали в титуле «генерал», который был дан главе ордена, военное значение. Настоящий титул — praepositus generalis — тот же самый, что и у глав других орденов. «Генерал» есть лишь сокращение, не имеющее никакого военного оттенка.), наконец, апостольские привилегии, мы с трудом можем понять, почему Общество стремилось не допускать широкого ознакомления с документами, которыми оно могло только гордиться. Может быть, делать это его заставляло не только отмеченное нами выше чувство, но и нежелание выставлять на публичное обсуждение документы, которые свидетельствовали об его исключительном положении и которые могли увеличить зависть и недоброжелательство к ордену.

Как бы то ни было, неоспоримо, что вплоть до середины XVII века раздаются жалобы на невозможность ознакомиться с конституциями. Паоло Сарпи в письме к Лешассерию от 14 августа 1612 года рассказывает, что он не смог [63] достать издание 1606 года, напечатанное римской коллегией. Когда в 1621 году парламент потребовал у иезуитов их конституции, они отказались сообщить их. Иезуиты, сильные благодаря папским привилегиям, освобождавшим их от всякой подсудности, за исключением подсудности папскому престолу, считали долгом чести не допускать, чтобы какая-либо власть, светская или церковная, вмешивалась в управление орденом и судила его статуты. Действительно, папы, начиная с Павла III и кончая Григорием XIV, то есть с 1540 по 1591 год, даровали иезуитам почти неограниченные права в сфере проповеди, исповеди, отпущения, преподавания, свободы от всяких денежных повинностей и светской и духовной юрисдикции, независимости от светских и даже духовных властей; ибо хотя иезуиты и должны были испрашивать у епископов разрешение проповедовать, исповедовать и учить, они могли создавать особые братства из дворян, должностных лиц, студентов, солдат, которые зависели только от них. Сколько раз светское духовенство жаловалось на то, что иезуиты отняли у него всю паству! Эти широкие права ордена были сосредоточены в руках генерала. Святой престол одобрил в 1540 году конституции Игнатия и в 1558 году конституции, представленные Ленесом вместе с декларациями Игнатия. Но булла Павла III 1543 года и булла Григория XIII 1584 года разрешили генералу и избранным им священникам ордена составлять статуты и конституции, которые он сочтет нужными, и изменять, исправлять и [64] переделывать их. Григорий XIV увенчал привилегии ордена своей буллой 28 июня 1591 года, которая окончательно поставила иезуитов в совершенно исключительное положение в церкви. Он подтвердил чисто монархическую природу правительства ордена. Он подтвердил все предшествовавшие конституции, статуты, декреты, привилегии, изъятия, передал в руки генерала все назначения, повышения, отозвания, всю юрисдикцию. Кроме того, он пригрозил отлучением всем светским и духовным, священникам и членам орденов, которые позволят себе нападать на Общество, подрывать его репутацию или пытаться изменить его статуты. Григорий XIV запретил даже самим иезуитам испрашивать себе привилегии, противоречащие статутам, и заранее аннулировал те из них, которые они смогли бы получить от Святого Престола и папских легатов. Он разрешил генералу собственной властью отзывать иезуитов, посланных папой, и объявил, что привилегии иезуитов не могут быть отменены или уменьшены ни одним папским декретом, если он не будет направлен специально против них.

Эта страшная власть генерала, которая, казалось, делала из Общества Иисуса церковь в церкви, не была, как это часто утверждают, бесконтрольной, потому что генерал, который не имел права издавать ни одного закона без участия генеральной конгрегации, имел возле себя адмонитора и четырех ассистентов, назначенных генеральной конгрегацией, которой было поручено избирать его самого, и эти ассистенты [65] могли в случае, если генерал плохо выполнял свои обязанности, созвать собрание для суда над ним. Тем не менее правительство Общества являлось монархией, монархией абсолютной и сильно централизованной, которая вовсе не была обязана знакомить членов Общества с мотивами своих решений и даже с самими решениями. Поэтому не следует удивляться, если некоторые члены Общества, проникнутые духом независимости, как, например, часть испанских иезуитов в конце XVI века, пытались ограничить абсолютную власть генерала. Знаменитый Мариана, один из вождей этого заговора, в X главе своей книги «О недугах Общества Иисуса», опубликованной через несколько лет после смерти автора, назвал эту монархию «источником всех беспорядков и неудовольствий, которые мы испытываем ежедневно». «Монархия губит нас не потому, что она монархия, а потому, что она недостаточно ограничена. Она — бешеный вепрь, который опустошает все, по чему проходит».

Правительство, сосредоточенное в руках столь небольшого числа лиц, которое должно было заниматься столь многочисленными и важными делами, было вынуждено скрывать свою деятельность и даже окружать ее тайной. Отец Миранда, провинциал Кастилии, став ассистентом Испании в Риме, в 1736 году писал: «До того, как я попал в Рим, где меня посвятили во все тайны, я не знал, что представляет собой наше Общество. Внутреннее управление нашего ордена требует специального изучения; в нем ничего не понимают даже провинциалы. Чтобы [66] иметь о нем даже слабое представление, нужно быть облеченным теми функциями, которые я исполняю».

Слова Миранды относились к актам и сложной системе администрации Общества, но умы, мрачно настроенные и склонные к критике этого правительства, столь же таинственного, как и правительство Венеции, воображали, что оно в тени выковывает бесчисленные секретные законы. «Законов Общества, — говорит Мариана в XIX главе, — появилось такое бесчисленное количество, что не только нельзя соблюдать всех, но даже невозможно знать их... Кроме правил и конституций существуют еще декреты конгрегаций, визитации и особенно ордонансы из Рима, где они, как я утверждаю, насчитываются тысячами, — число совершенно непомерное». Здесь Мариана опровергает самого себя. Документы, перечисляемые им сначала, представляют собой официальные акты, в которых нет решительно никакой тайны и которые были известны всем иезуитам, заинтересованным в силу своих обязанностей в том, чтобы знать их. Что касается ордонансов из Рима, то они представляли собой не что иное, как административные указы, предназначенные для удовлетворения частных и местных нужд, и совершенно не носили характера законов. Все же светские и духовные власти, раздраженные тем, что у них отнимали всякую юрисдикцию над орденом, при всяком удобном случае охотно выставляли против него обвинения в том, что он создал целое тайное законодательство. Иоанн Палафокс, [67] епископ Аменополя, а потом Осмы, писал в 1654 году папе Иннокентию X: «Существует ли какой-нибудь другой орден, который хранит в тайне свои собственные конституции, скрывает от взглядов свои привилегии и учреждения и облекает какою-то таинственностью все, что относится к его администрации? Есть много иезуитов, которые не знают конституций, привилегий и учреждений ордена, в состав которого они входят». Палафокс был, может быть, святым, но, подобно многим святым, он не отличался особенной рассудительностью и уравновешенностью; ему приходилось бороться с иезуитами, которые были не святыми, а людьми дела и не терпели, чтобы кто-либо препятствовал осуществлению их планов. Палафокс чрезвычайно преувеличивал значение системы, в силу которой иезуиты лишь постепенно знакомились с законами своего Общества. Нет никакого основания думать, как это делает Герман Мюллер, что иезуиты, опубликовывая свои конституции, скрыли часть их и что они имели тайные правила, известные только посвященным. Абсолютное монархическое правительство, столь твердо конституированное, как правительство иезуитов, совершенно не нуждалось в этом, потому что оно законно обладало властью принимать все необходимые для блага ордена меры, не предавая их гласности и не оправдывая их каким бы то ни было образом. Неизменность первоначальных конституций была даже той основой, на которой строилась организация ордена. Он предпочитал скорее погибнуть, чем дотронуться до них. [68] В этом заключается объяснение всех заслуг, успехов и завоеваний Общества в той же мере, как и причина всех его недостатков и нападков, которые оно вызывало.

Иезуиты поступили бы крайне неблагоразумно, если бы лишили эти конституции их прекрасного единства и необыкновенной внутренней цельности. Они поступили бы еще более неблагоразумно, если бы стали сообщать даже очень небольшому числу посвященных правила, противоречащие принципам, сформулированным святым Игнатием.

В X части конституций мы находим общие принципы, «при помощи которых может быть сохранено и увеличено благосостояние Общества». Здесь устанавливается прежде всего цель общества, которая состоит в служении Христу, в его прославлении и в спасении душ; далее напоминаются благочестивые упражнения и добродетели, к которым должны прилепиться члены ордена. Установив эти общие положения, Игнатий указывает специальные обязанности своих учеников, то, что должно отличать их от членов других орденов. Не говорится ни о специальном костюме, ни об исключительном образе жизни, ни об особых благочестивых и аскетических упражнениях. Иезуиты должны выполнять свои задачи, живя в миру, будучи образованными, интеллигентными, здоровыми людьми. Единственное отречение, которое от них требуется, есть отречение от всякой личной выгоды. Все должно быть подчинено Обществу, церкви и Богу. [69]

Прежде всего они должны приобрести солидные познания и умение передавать их другим людям при помощи речей и уроков. Далее, они должны научиться управлять людьми. Коллегии и университеты должны находиться под руководством лиц, которые не будут искать личной выгоды и сумеют отличить талантливых людей, чтобы сделать из них профессов и коадъюторов. Иезуиты не должны получать никакого жалованья за услуги, которые они оказывают в качестве профессов и священников; они должны отказаться от всяких доходов и собственности. Они не должны стремиться ни к каким церковным должностям. Они могут принимать их только в том случае, если их обязывает к этому повиновение. Нужно быть крайне суровым при приеме новициев, схоластиков и особенно профессов. Необходимо, чтобы старших с младшими связывала самая совершенная гармония и чтобы к повиновению младших присоединялся надзор за старшими. Всеобщая субординация должна поддерживаться, опираясь на милосердие и взаимную любовь. Необходима совершенная умеренность в духовном и физическом труде; нужно решительно избегать всяких эксцессов ригоризма и распущенности. Необходимо (и это основной пункт, на котором настаивают декларации) заботиться о том, чтобы приобрести возможно большее число людей с направленной в хорошую сторону волей, хотя бы они были чужими; делать все, чтобы обеспечить себе благосклонность Святого Престола, государей, вельмож, могущественных людей, [70] добрая или злая воля которых может принести пользу или вред. Нужно молиться о могущественных людях, не расположенных к Обществу, и стараться привлечь их на свою сторону; при этом Общество никогда не должно вмешиваться в раздоры, которые возникают среди христианских государей и сеньоров. Нужно пользоваться с умеренностью милостями Святого Престола и искренне стремиться к одному лишь спасению душ. Наконец, любопытная черта: последним предписанием является забота о здоровье; предписывается помещать дома Общества в здоровых местностях. Каждый должен стараться соблюдать конституции и знать ту часть их, которая касается его.

Эти мудрые и умеренные предписания, представляющие резкий контраст с суровыми правилами старых орденов, удивительно приспособлены к Обществу, которое должно было жить в мире, вмешиваться в его дела с целью руководить им и поддерживать в нем веру, религиозные добродетели и особенно подчинение церкви; к Обществу, которое было основано не для того, чтобы давать пример сверхчеловеческих добродетелей, а для того, чтобы проповедовать, учить, исповедовать, руководить, повелевать. Если иезуитам часто ставилось в вину то, что они вступали в союз с человеческими слабостями и страдали недостатками, от которых редко бывают свободны те, кто хочет повелевать, — нетерпимостью, скрытностью, склонностью к интригам и гордостью, то замечательно, что их противники всегда отдавали должное чистоте [71] их нравов и твердости их веры. Д'Аламбер в своем памфлете об уничтожении Общества Иисуса и Вольтер в статье Iesuites в «Dictionnaire philosophique» видят в гордости единственный тяжкий недостаток, который можно им поставить в упрек, тот, который явился действительной причиной их гибели.

Почему же иезуиты, организованные в армию, преданную всемогущему вождю, могли чувствовать потребность в тайных и развратных правилах, представляющих собой целую систему интриг, которые совершенно не нужно было кодифицировать для тех, кто хотел бы применить их на деле, и которые бы лишь возмутили и отдалили от ордена массу честных людей, в него входивших. Нужно, повторяю, при рассмотрении этих вопросов всегда иметь в виду критическое правило Вольтера: «Ни одна секта, ни одно общество никогда не имели формального намерения развращать людей».

Однако это намерение приписывали иезуитам; доказательства в пользу его существования думали найти в «Monita secreta», где будто бы содержатся руководящие указания для поведения и политики иезуитов.

Достаточно, однако, раскрыть «Monita» и прочитать их без предубеждения, чтобы немедленно убедиться в том, что они представляют собой не собрание предписаний, которыми пользовались иезуиты, а сатиру на недостатки и пороки, которые можно было поставить им в упрек. Это картина тех приемов, которыми, как утверждали, иезуиты пользовались для того, [72] чтобы сокрушить врагов Общества, в частности, исключенных из него членов; картина тех интриг, при помощи которых иезуиты вкрадывались в милость государей, подкапывались под другие ордена и церковные власти, обогащались за счет государств, частных лиц и особенно за счет вдов. Как можно серьезно относиться, например, к следующим выражениям: «Рост богатств Общества является началом золотого века» или: «Наши основывают коллегии только в богатых городах, потому что целью нашего Общества является подражание Господу нашему Иисусу Христу, который чаще всего останавливался в Иерусалиме и лишь проездом бывал в менее значительных поселениях». «У вдов следует всегда извлекать столько денег, сколько окажется возможным». Как можно подумать, чтобы иезуитам когда-либо давались содержащиеся в «Monita» инструкции о том, каким способом следует мешать вдовам снова вступать в брак и заставлять их отказаться от своего имущества в пользу Общества! Главы VI, VII и VIII являются самыми остроумными в «Monita». B них легко можно найти темы для превосходных комических сцен. Так, например, в главе VI, 8, 9 читаем: «Вдове следует разъяснить все преимущества ее состояния и все неудобства, связанные с браком, особенно повторным. Можно также время от времени ловко предлагать ей такие партии, к которым, как хорошо известно, она чувствует отвращение; если же окажется, что кто-нибудь ей нравится, то нужно представить ей его дурную нравственность, чтобы в конце [73] концов она чувствовала лишь отвращение к вторичному браку». В VII, 7 написано: «Если существует твердая уверенность, что они (т. е. вдовы) всегда верны Обществу Иисуса, можно разрешить им с умеренностью и без скандала то, чего они требуют для удовлетворения своей чувственности».

«Monita» представляют собой компендиум всех пороков, всех достойных порицания приемов, которые ставились в упрек некоторым членам Общества Иисуса, в которых их обвиняли папы, епископы и даже генералы ордена. Кажется, что некоторые главы инспирированы памфлетом Марианы. Не может быть сомнения, что некоторые иезуиты пользовались подобными приемами. Они легко могли явиться результатом той роли, которую иезуиты играли в своей обширной деятельности в среде богатых классов; результатом необходимости находить дарителей для того, чтобы поддерживать бесплатные школы и миссионерские предприятия, а также и тех советов благоразумия и ловкости, иногда чересчур мирских, которые давали сами Игнатий и Ленес. Можно сблизить некоторые параграфы «Monita» с рядом параграфов конституций и показать, что первые являются преувеличением или, скорее, карикатурой вторых. Иезуиты, наиболее решительно протестовавшие против «Monita», такие как Гретсер, признают, что они были написаны лицом, хорошо осведомленным о нравах, царивших в ордене, и склонны приписывать их перу какого-нибудь иезуита-ренегата. Поэтому за «Monita» можно [74] признать известную документальную ценность, поскольку они являются сатирическим изображением недостатков Общества Иисуса, главным образом, тех ловких приемов, которыми оно часто пользовалось, чтобы увеличить свои богатства. Глава IX, трактующая об увеличении доходов коллегии, и глава X, в которой говорится о суровости в вопросе дисциплины среди иезуитов и о тех способах, при помощи которых следует освобождаться от неугодных членов, являются наиболее замечательными в этой книге. Параграф 16 главы IX представляет один из самых великолепных примеров сатиры. «Если жены жалуются на пороки и дурной характер своих мужей, то им нужно посоветовать взять у мужей тайно некоторую сумму денег и пожертвовать ее Богу с целью искупить прегрешения мужей и обеспечить им Божье милосердие». У казуистов можно найти ряд мнений, которые могут быть сближены с этим предписанием. Они прощают жену, которая похитила у мужа деньги, чтобы на них заказать мессу за спасение его души. Правда, одно дело прощать какой-либо поступок и другое дело советовать его, но между тем и другим наклонная плоскость.

Как бы то ни было, если мы даже допустим, что иезуиты могли совершать предосудительные поступки, которые рекомендуются «Monita», эти советы находятся в полном противоречии со всеми инструкциями генеральных конгрегаций и генералов ордена. В частности, «Instructio pro confessoriis principum», данная Аквавивой в [75] 1602 году после пятой генеральной конгрегации, строго предписывает духовникам держаться в стороне от политических дел и не принимать никаких милостей и даров. Всегда ли соблюдались подобные предписания — это другой вопрос; было бы чересчур смело давать на него положительный ответ. Но можно ли допустить, чтобы Аквавива (которому приписывали «Monita») или какой-нибудь другой генерал мог тайно советовать в письменных инструкциях то, что он открыто осуждал? Автор «Monita» попытался заранее ответить на этот вопрос, сказав в эпилоге книги, что старшие должны сохранить для себя эти главы и знакомить с ними лишь некоторых профессов не как с произведением, написанным другим лицом, а как с плодом собственного опыта, и что, если эти инструкции попадут в руки посторонних людей, следует отвергать, что они являются выражением чувств иезуитов, заставляя отрицать это тех, кто не знает их, и противополагать им публичные инструкции и правила Общества.

Поверить в то, что «Monita secreta» являются аутентичными инструкциями руководителей Общества Иисуса, заставило многих историков то обстоятельство, что, как утверждали, рукописи «Monita» были найдены в библиотеках ордена. Даже если бы это утверждение соответствовало истине, то в нем ни в коем случае нельзя видеть убедительного доказательства, так как подобная сатира могла быть сочинена в шутку каким-нибудь иезуитом и сохранена в [76] рукописи другими (В «Revue Historique» напечатана поэма на превосходном латинском языке «Vindiciae Loyolidum», рукопись которой была найдена в иезуитской коллегии Сентера; она представляет собой апологию цареубийства вообще, в частности, заговора против португальского короля Иосифа, и оправдание иезуитов Малагриды, Александра и Матоса, которых обвиняли в подстрекательстве. Эта поэма, где все монашеские ордена втоптаны в грязь и где иезуиты превозносятся за все преступления, которые ставились им в вину, может быть лишь памфлетом, направленным против них, или остроумной шуткой какого-нибудь иезуита. Она известна лишь по единственной рукописи, найденной в одной из иезуитских коллегий. Имеется ли основание видеть в ней серьезное произведение и улику?). Но нет более темного вопроса, чем вопрос о том, где найдена была первая рукопись «Monita».

Первое издание появилось в 1614 году под заглавием «Monita secreta Societatis Jesu. Motobrigae, 1612». Имя города не могли идентифицировать, и оно, по-видимому, выдумано. Несомненно, что ложна и дата издания. Работа появилась лишь в 1614 году, и притом в Кракове. Журнал иезуитского дома профессов Святой Варвары в Кракове в качестве издателя этой книги называет Иеронима Захоровского. Иезуит Захоровский был исключен из ордена в 1613 году и в июле 1615 года выдан краковским епископом Тилицким. Книга была осуждена управляющим диоцезом Липским 20 августа 1616 года, и Липский в своем приговоре говорит, что она появилась два года тому назад и, прежде чем была напечатана, распространялась в рукописи. Если бы дата 1612 года была верна, не существовало бы никаких оснований скрывать ее, тем более что как решение Липского, так и решение римской инквизиции от [77] 28 декабря 1616 года не упоминают о Захоровском, против которого не имелось положительных улик. Во всяком случае, нельзя ничего привести в оправдание легенды, будто бы «Monita» были найдены в рукописи при разграблении иезуитской коллегии в Праге саксонцами и будто бы эта рукопись и послужила оригиналом для издания 1612 года. Знаменитый мюнхенский профессор старокатолик Фридрих, заявивший в своем «Журнале ватиканского собора», что он «посвятил всю свою жизнь борьбе с курией и иезуитами», поддерживает это положение в своих «Очерках по истории иезуитского ордена». Он даже говорит, что нашел подтверждение своего мнения в инструкции, данной иезуиту Фореру, когда ему поручили в 1634 году ответить на «Anatomia Societatis Jesu seu probatio spiritus Jesuitarum» Гаспара Шоппа или Сциоппия, который напечатал в этой работе новое издание «Monita» под заглавием «Monita Secreta S. I.», так и оставшимся за произведением. Этот разбойник пера, родившийся 27 мая 1576 года в Неймаркте (Верхний Пфальц), хороший латинист и филолог, отрекшись от протестантизма в 1598 году в Риме, принялся с неутомимым жаром сочинять ядовитые памфлеты под своим именем и под различными псевдонимами сначала против немецких протестантов и короля английского Иакова I, а потом против иезуитов, кардиналов и папы. В предисловии к своему изданию «Monita» Шопп рассказывает, что Христиан Брауншвейгский во время грабежа иезуитской коллегии в Падерборне нашел [78] там «Monita» и передал их капуцинам; «то же самое, по свидетельству людей, заслуживающих полного доверия, произошло и в коллегии иезуитов в Праге». Фридрих полагает, что инструкция, данная Фореру, когда тот должен был по просьбе своего ордена написать ответ Шоппу под заглавием «Anatomia Anatomiae Societatis Jesu seu Antanatomia», Innsbrusk, 1634, подтверждает это. Но истина заключается в обратном. Инструкция имеет своей целью опровергнуть утверждение Шоппа, что рукопись «Monita» была будто бы найдена в иезуитской коллегии в Праге в 1611 году. Однако она могла быть найдена не в 1611 году, на который, как полагает Фридрих, приходится разграбление коллегии саксонцами, а в 1631 году, когда действительно имело место это разграбление; следовательно, долгое время спустя после первого издания «Monita». Таким образом, если даже рукопись была действительно найдена в 1631 году, то это ничего не говорит нам о происхождении текста, опубликованного Захоровским. Далее, инструкция сообщает нам, что за два месяца до прибытия саксонцев в эту коллегию было прислано два экземпляра «Monita», один — государем, покровительствовавшим Обществу, второй другом ордена; оба текста отличались друг от друга: один был короче, другой длиннее. Во всяком случае, коллегия была совершенно неповинна в существовании этих рукописей. Все доводы Фридриха, имеющие целью доказать, что первое издание «Monita» было сделано на основании рукописи, найденной в [79] иезуитской коллегии в Праге, грешат в самом своем корне.

Если бы первое издание было напечатано врагом иезуитов по рукописи, которая была найдена при подобных условиях, то издатель, несомненно, сказал бы об этом. Но он хранит молчание о происхождении сочинения. Оба издания, последовавшие за первым, одно без даты под заглавием «Aurea monita religiosissimae Societatis lesu, ed. a Theophile Eulalio. Placentia»; другое 1618 года «Arcana monita religiosissimae Societatis lesu», также ничего не говорят о происхождении текста. Первые три сочинения, направленные против «Monita» и выдававшие их за гнусный памфлет: Бембо «Monita salutaria data anonyme auctori scripti nuper editi, cui faiso titulus inditus Monita privata S. l.» (1615); Адам Таннер «Apologia contra monita privata» (1618); Яков Гретсер (или Гречер) «Contra famosum libellum cuius in scripto est Monita privata S. l. liiri ill apologetici» (Ингольштадт, 1618) также совершенно умалчивают о происхождении изданной в 1614 году рукописи.

Истина, которая вытекает из всех этих фактов, состоит, по-видимому, в том, что, «Monita» принадлежат к той серии памфлетов, написанных против иезуитов, которая была так многочисленна в Германии в течение лет, предшествовавших Тридцатилетней войне, когда иезуиты вели в этой стране пламенную пропаганду и когда они добивались от императора эдикта об реституции, который был, наконец, опубликован в 1629 году и положил начало войне. Эта [80] литература хорошо изучена Рихардом Кребсом в его небольшой работе «Die politische Publizistik der Iesuiten». Гизелер в своей «Истории церкви» цитирует целый ряд памфлетов, написанных против иезуитов за период с 1696 по 1710 год, совершенно в духе «Monita», из которых некоторые были составлены бывшими иезуитами. С этого времени вышло в свет множество новых изданий и переводов «Monita» в Голландии, Германии, Франции и Англии. Выдумывались самые разнообразные басни об их происхождении: то утверждали, что их нашли в иезуитской колонии в Антверпене; то говорили, что они были получены от путешественника, вернувшегося из Индии, который достал их у иезуитов, живших на Дальнем Востоке. В XVIII веке их переработали; из эпилога сделали предисловие, переставили главы, прибавили главу XVII о способах обеспечить Обществу дальнейшие успехи. В этом виде работа переиздается в настоящее время, и в этом же виде мы находим ее в книге Карла Генри о святом Игнатии «Liberii Candidi Tuba magna mirum clangens sonum ad Clementem XI etc., de necessitate reforma ndi Societatem lesu» (Страсбург, 1713). Он считал тогда «Monita» аутентичным произведением, но в 1715 году, во втором издании своей книги, он обнаружил достаточно здравого смысла, чтобы признать свою ошибку, и в своем новом сочинении «Tuba altera majorem sonum clagens» он говорит, что, «если сердце может быть развращено, то ум недостаточно слеп и глуп, чтобы предписывать способы совершать [81] преступления. Человек хочет быть плохим, но он всегда желает казаться хорошим».

Парижское издание 1761 года, на обложке которого стоит Падерборн, воспроизводит издание 1713 года, которому следовали и позднейшие издатели. Авторы, поддерживавшие аутентичность «Monita», придавали большое значение тому обстоятельству, что рукописи «Monita» были найдены в домах иезуитов. Один из таких авторов, Совестр, утверждает, что он сверил свой текст с рукописью, принадлежавшей отцу Бротье, последнему библиотекарю клермонской коллегии (Louis-le-Grand) в Париже перед революцией, но он не говорит, где находится эта рукопись. Гахард говорит, что рукопись, хранящаяся в брюссельском архиве (№ 730), принадлежала рюремондской коллегии иезуитов и была найдена там во время реформы монастыря в 1773 году. Филипсон придает большое значение тому обстоятельству, что из двух рукописей «Monita», находящихся в мюнхенской библиотеке, одна была написана, вероятно, иезуитом и находилась раньше в цистерцианском монастыре в Альдерсбахе, другая, написанная не иезуитом, была найдена в шкафу церкви Сенишель, принадлежавшей иезуитам. Мы знаем также, что «Monita» были найдены во время изгнания иезуитов в их монастырях в Сен-Себастиане (в Испании) и в Виктории (в Сицилии). Однако мы не можем придавать большого значения этим фактам. Не удивительно, что иезуиты имели и хранили рукописи или печатные экземпляры сатиры, которая получила столь [82] широкую известность. Протестантские критики, внимательно изучавшие вопрос, — Гизелер, Губер, Чаккерт, Ниппольд, Гарнак, все являющиеся противниками Общества Иисуса, единогласно признают, что приписывание «Monita secreta» руководителям ордена иезуитов есть басня, не выдерживающая никакой критики. По их мнению, достаточно печальным является тот факт, что им неоднократно приходилось с негодованием опровергать эту басню и что выдающиеся историки могли принять этот памфлет за серьезное сочинение. […] [99]

Мы, Бёмер и я, приложили все усилия, чтобы спокойно и беспристрастно разработать историю иезуитов, о которой почти всегда писали со страстностью. Может быть, мы, не желая того, оказались слишком строгими; может быть, напротив, стремясь быть справедливыми, мы погрешили излишней снисходительностью. Если это так, то мы можем легко найти себе утешение. Иезуиты слишком часто бывали жертвами оценок, полных ненависти, и ничем не оправдываемых исключительных мер; их слишком много преследовали, над ними слишком часто глумились, поэтому добросовестная умеренность является долгом справедливости для тех, кто говорит о них.

Г. Моно

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.