Искоренение язычества.

В XVI веке "духовное спасение" индейцев было единственным «универсально» приемлемым оправданием расширения испанского влияния в Америке. Его результат - искоренение индейских религий, было, следовательно, неким "заданием", которое завоеватели, как военные и духовные, устанавливали для себя с самого начала своей экспансии.

Достаточно вспомнить, в связи с этим, жестокое разрушение местных храмов, совершенное, без каких-либо колебаний, Эрнаном Кортесом в Чолуле [Cholula]. Убедительное, или же неистовое, "духовное завоевание", которое вели миссионеры различных религиозных Орденов, прежде всего в течение XVI - XVII веков, предполагало всегда полное и окончательное искоренение туземных религиозных практик, определяемых как "языческие/идолопоклоннические".

В Перу, стратегия "искоренения язычества" [extirpacion de idolatrias] главным образом получила своё оформление на церковных Соборах 1551 и 1567 годов [Duviols 1976]. На Первом Соборе было выбрано подавление туземных культов без всяких различий, в то время как Второй Собор рассматривает религиозные туземные практики, как не идолопоклоннические, совместимые с христианством. Третий Лимский Собор (1585 год), проводившийся под руководством иезуитов, подчеркивает важность духовного воздействия в работе по искоренению язычества.

До начала XVII века, действительно, искоренение язычества не занимает ключевого места в деятельности перуанских церковнослужителей, удовлетворенных в основном своим проповедованием Евангелия. Тем, кто нарушил это спокойствие, как говорит Pierre Duviols [1976], был Франсиско де Авила, объявив, что индейцы продолжали оставаться, хотя и тайно, такими же язычниками, как и до завоевания. [206]

ДОКУМЕНТ № 69: Заявление общины Суниканча (Сьерра-де-Лима) в пользу падре Франсиско де Авила, 21 февраля 1608 года.

Источник: Taylor 1985, p.172-185. Рукопись из Архивов Архиепископства Лимы, Судебные дела и Обвинительные акты, связка документов № I.

В XX веке Франсиско де Авила, ставший священником в Сан Дамиане [San Damian] (Варочири [Huarochiri]) в 1597 году, приобрел большую известность благодаря своей причастности в истории создания самой знаменитой  рукописи ранней колониальной эпохи на языке кечуа, известной под названиями «Боги и люди Варочири» или «Обряды и обычаи Варочири» [Huarochiri 1987]. Но в его эпоху его имя, прежде всего, связывается с многочисленными конфликтами, в которые он вступал с различными местными общинами из-за своего усердия в искоренении язычества. В 1607 году, индейцы селения Сан Дамиан, не выдержав, без сомнения, его "антиязыческой" настойчивости, возбуждают против него судебное дело в архиепископстве Лимы, приводя доказательства, состоящие из 100 (!) "глав": о совершении им непомерного угнетения по отношению к ним, о его сексуальной нетерпимости и о других его насилиях. Этот иск будет стоить ему нескольких месяцев церковной тюрьмы в Лиме. За время его отсутствия, его доверенным лицам удается достичь, однако, трех частичных отказов от обвинений, написанных и подписанных несколькими знатными индейцами. Мы представляем здесь текст (созданный самим Авилой на испанском языке) письма-отказа (составленного в оригинале на языке кечуа) от обвинений, которое подписало несколько знатных лиц из селения Суниканча [Sunicancha].

Интерес этого текста состоит, прежде всего, в его двусмысленности. В то время как подписавшие отказываются, попунктно, от своих предыдущих обвинений, они всё же подтверждают факты, спровоцировавшие этот иск; то, что изменилось, это лишь его интерпретация событий. Не известно в точности, почему индейцы изменили свою позицию к Авиле [см. Acosta, en Huarochiri 1987].

Но если имеются в виду сообщения о насилиях между индейцами и не индейцами, порождённые Колонией, такие изменения в позиции индейцев не могут являться каким-либо сюрпризом. Более того: это хорошо видно, например, из монолога Манко Инки II, записанного его сыном Диего де Кастро Титу Куси Юпанки, когда индейская дипломатия (и притворство) перед лицом превосходящего на данный момент противника совершенно сознательно свободно меняется, и это имело место с самого начала возникновения колониальной системы [в Перу].

Дон Мигель Йаврикаса [Don Miguel Yauricasa], глава Сант Франсиско де Суниканча [Sant Francisco de Cunicancha] из варанки ¹ [huaranca] Чавкаримак [Chaucarimac], и дон Мартин Вачваньявпа [Martyn Huachhuanaupa], и Хуан Саксаманиа [Juan Sacsamanya], и Андрес Касайаури [Andres Casayauri], и Себастьян Пайкокальва [Sebastian Paycocallhua], и Андрес Макакаса [Andres Macacasa], Диего Саксаньявпа [Diego Sacsanaupa], Диего Пайкойаури [Diego Paycoyauri], Хуан Помайанак [Juan Pomayanac], Хуан Макальюнку [Juan Macalluncu], [207] Мартин Асторикра [Martyn Astoricra], Диего Канчарла [Diego Cancharla], Матео Саксаньявпа [Matheo Sacsanaupa], Кристобаль Пайконьявпа [Xristobal Payconaupa], дон Кристобаль Сулькави [don Xristobal Sullcaui], Франсиско Колькерика [Francisco Collquerica], Кристобаль Пайкорокси [Xristobal Paycorocci], Кристобаль Павкаркаса [Xristobal Paucarcasa], Херонимо Астовилька [Geronimo Astovillca], Мартин Льяксатакми [Martyn Llacsatacmi]: От нашего имени и [от имени] остальных индейцев этого селения, ныне здесь не присутствующих, мы говорим, что все мы - из этого вышеупомянутого поселения Сант Франсиско, мы хотим, и такова наша воля, жить в мире и быть друзьями сеньора доктора Франсиско де Авила, нашего падре. Потому что, воистину, невозможно отрицать то, что с тех пор, как он пришел в этот приход, мы слышим и знаем слово Божье, и что он сделал нас христианами; и поскольку мы познали [сие] и возблагодарили за это, и он не причинил нам никакого вреда, у нас не было с ним ни тяжбы какой-либо, ни разногласия после того, как он появился в этом приходе; и мы знаем, что он всячески  покровительствовал и помогал нам. И дело обстоит так, что когда в этом поселении, или в [селении] Санта Ана [Santa Ana], или в другом месте, ему отслужили или осуществили миту [mita] индейцы этого вышеназванного места, по окончании миты айлью ² [ayllo] созывало их и производило отчет о том, что оно должно им, и расплачивалось со всеми.

В прошедшие дни, в сентябре, дело обстояло так, что когда индейцы поселения Сант Хуан [Sant Juan] и другие из этой варанки Чавкаримак возбудили против вышеупомянутого Доктора некие тяжбы, мы поступили также, но то было от гнева, нас одолевшего, потому что мы полагали, что вышеупомянутый падре хотел заставить нас основать в этом приходе мастерскую энкомендеро. И в соответствии с тем, что мы сказали, должны были люди, которых мы нашли в Лиме, написать нам наши обвинения, написать то, что захотели они [т.е. жители селения Сант Хуан и варанки Чавкаримак].

То, о чём говорили обвинения от первого [пункта] до двенадцатого, заключается в следующем: за баранов, козлят, сало, свечи, яйца, маис, папас ³ , чичу, чочоку [chochoca ⁴], дрова и траву должен был Доктор много денег. И сейчас мы говорим, что воистину из всего этого он ничего не должен [de todo esto no debe cosa], и что, когда он хотел купить или купил несколько яиц сверх того, что ему дают за его деньги от миты за несколько куриц или цыплят, он всегда сначала присылал серебро. А что касается сала, то дело обстоит так, что иной раз он обычно просит нас, чтобы мы собрали ему немного, и это мы обычно делаем добровольно и даём ему немного. И потому из всего вышеназванного упомянутый Доктор не должен нам ничего.

А относительно того, что мы говорим, что одиннадцать индейцев перенесли ноши в Варочири, то это также ложно. И то, что касается [перевозки] небольших нош отсюда в Сант Хуан и в Сант Дамиан, нам нечего [за это] просить, ни говорить, потому что это [хоть и] было, но оно не заслуживает ни оплаты, ни того, чтобы это переносилось за деньги. И за лошадей, перевозивших ноши в Лиму, а также индейцев, ушедших с ними, - за всё это заплачено, и правда в том, что ни одна лошадь не пронесла и пяти [208] мер [medias ⁵] папас: а полторы фанеги ⁶ – это дело обычное. И всё остальное, касающееся службы, оплачено, и за серую лошадь, которую, как мы говорим, вышеупомянутый Доктор потерял в пуне ⁷ [la puna], у его владельца есть бумага от упомянутого Доктора и оба договорились [sic! ⁸].

И двадцать восемь брёвен, доставленные 28-ью индейцами этого селения в Лиму, их мы принесли и носим из любви к нему, и бесплатно, и потому что мы так хотим, и без ожидания платы.

И относительно того, что мы сказали, что вышеупомянутый Доктор должен тридцать пять патаконов ⁹ [patacones] и шесть томинов ¹⁰ [tomines]  церкви, мы говорим, что отчет об этом есть в её [т.е. церковной] книге, и что нам только известно, что он купил покрывало для [Иисуса] Христа в этом селении, и сказал, что у него остались неизрасходованными патаконы тогда, согласно учёта вышеназванного Доктора из его книги; [и] то, что там записано, будет верно.

А что касается того, что мы сказали, что вышеупомянутый Доктор убил кобылу и местного барана, дабы прилетели кондоры, правда в том, что баран жив, и он казённый [es del fiscal], и он не умер; у него только была рана на голове, от которой он выздоровел. А что касается кобылы, то будет уже десять лет, как проживает здесь один падре, с тех пор как мы ведем тяжбу с отцом Сегура [el padre Segura], по имени Луис де Пас [Luiz de Paz], оставивший рыжую мулицу со сломанной ногой; и тогда пришел в этот приход вышеупомянутый Доктор, которому пожаловались некоторые индейцы, говоря, что та мулица вытоптала им чакры ¹¹ [las chacras], и так чтобы он посмотрел, что нужно сделать с ней; и поэтому, а [также потому, что] мулица была бесполезной, ее убил вышеупомянутый Доктор.

И ни одной индеанки вышеупомянутый Доктор не бил и не обижал, чтобы не рожала ему «щенка»; да, он стегал своего негра, потому что он убил одного [no criaba perrillo alguno — a su negro si azoto porque le mato uno].

И если когда-нибудь мы пряли вышеупомянутому Доктору какой-нибудь клубок, то это было по той причине, что [мы] являемся друзьями, и из дружбы, а не из-за денег; да и таких было очень мало. А относительно четырёх сорочек, которые, как мы говорим, испортил вышеупомянутый Доктор, то тут нечего сказать, потому что он уже удовлетворил индейцев.

Это те обвинения, которые мы подали, о которых ни сейчас, ни когда-либо ещё мы не станем говорить, и больше ничего не прибавим. И как мы сказали, сие мы подаём обо всём вышесказанном. И когда мы покрыли могилы своими дарами во имя Всех Святых, никогда вышеупомянутый Доктор не хулил нас [nos ha medido en] кольо [сollo¹²], ни чём-либо другим еду, но так, как мы это делали всегда, вспоминая о Боге и о наших умерших ¹³.

Сейчас мы говорим и просим у вышеупомянутого Доктора, отца нашего, чтобы он приглядывал за нами и чтобы мы были для него, как дети [его], и [чтобы] помог он нам в том, что будет предложено, и [чтобы] из-за случившегося он ни к кому не проявил злой воли, [и] что мы также будем служить ему, как нашему отцу. И правда в том, что нам не ведомо, чтобы он совершил что-либо плохое, и потому об этом все мы подаём эту бумагу, потому что, как мы говорим об этом здесь, мы [209] подтвердим это перед любым судьей, какой бы ни пришел проверить обвинения или осуществить проверки.

И составлена эта бумага в поселении Сант Франсиско де Суниканча  двадцать первого февраля тысяча шестьсот восьмого года от рождества Нашего Господа Иисуса Христа [Jesu Xristo]; и это подписываю я, дон Мигель Йаврикака [Miguel Yauricaca], и мы, остальные, просим у дона Кристобаля Чокекаса [Xristobal Choquecasa], написавшего её, и Мартина Астокаса [Martyn Astocasa], учителя, чтобы они подписались вместо нас, при свидетелях Эрнандо Апумайта [Hernando Apumayta], и Франсиско Пома [Francisco Poma], и испанца по имени Хуан Санчес Серрано [Juan Sanchez Serrano].

Дон Мигель Йаврикаса, в качестве свидетеля. Дон Кристобаль Чокекаса, ходатайствующий, и в качестве свидетеля - Мартин Астокаса, в качестве свидетеля - Хуан Санчес Серрано.

ДОКУМЕНТ № 70: СВИДЕТЕЛЬСТВО МЕСТНОГО ЭКС-ЖРЕЦА ЭРНАНДО ПАВКАРА ИЗ САН-ПЕДРО-ДЕ-МАМА (Сьерра-де-Лима), 1608 или 1609 год.

Источник: Acosta, en Huarochiri, 1987, p.576 [Франсиско де Авила, 1648, LVIII].

Известность Эрнандо Павккара [Hernando Pauccar], местного жреца из Сан-Педро-де-Мама [San Pedro de Mama] (Варочири), проистекает из того факта, что человеком, задержавшим его, был не кто иной как Франсиско де Авила, знаменитый "искоренитель язычества", положивший начало редактированию рукописи на языке кечуа, о которой было упомянуто выше [документ № 69]. "Свидетельство" Павккара появляется как его собственное "признание", в сочинении де Авилы [1648]. Очевидно, такое признание было осуществлено без присутствующих нотариусов и других свидетелей... Несмотря на свою форму прямой речи, это "свидетельство", в лучшем случае, следует всё же считать "косвенной речью", составленной по "воспоминаниям" некоего беспристрастного "редактора". Как полагает современный историк Акоста [Acosta, en Huarochiri 1987], Авила наблюдает здесь за этим туземным коллегой по ремеслу, отталкиваясь от своего собственного опыта и действий...

Сеньор Падре:

Это правда, что я был жрецом Чаупиньямокка [Chaupinamocc], с юного возраста, и я получил это в наследство от моего отца, и во всех этих селениях этого прихода, и других меня очень уважали, и я дважды в год посещал их, и если я запаздывал, они посылали за мной, и отправляли мне лошадей и того, кто прислужит мне в пути. И когда я входил в каждое селение, они ставили мне арки и выходили с танцами, и женщины играли на своих барабанах, и они давали мне приют, и кормили, и прислуживали, и было столько того, что они мне давали, что я не знал, куда всё это девать. После чего они строили мне навес, и полностью покрывали и закрывали его одеялами, и сюда я входил один, [210] днём или ночью, когда бы я не пожелал. И сюда ко мне приходили советоваться, а я отвечал, и жертвовал куйев ¹⁴ [cuyes], проливал чичу [chicha] и совершал другие церемонии на виду у того, кто приходил. И некоторые говорили, что они хотели бы услышать ответ, который давал Чаупиньямокк, и я заставлял его говорить, поставив там маленького идола [idolillo], высказывавшего его [ответ], и иногда он говорил очень хитроумно [muy delgado], а иной раз – проницательно [grueso¹⁵]. О нём же, Отец, вы говорите, что это был Дьявол. И по этой причине меня все уважали, как и вас, и даже больше. И на третий или четвертый день мне собирали маис, папас и много еды, и они отправляли это в моё селение к моей жене. И в этом селении они однажды приютили меня у имярека, а в другой раз у такого-то человека  [211] [...].

Комментарии

1 тысяча

2 рода

3 картофель

4. В словаре Диего Гонсалеса Ольгина, 1608: Chucchucca. Маис варёный и перенесённый на солнце, такой как рис.

5. "Мера" - единица измерения сыпучих тел. Равнялась 6 селеминам. Селемин = 4,625 л.

Получается, что 5 мер = 138,75 л.

6. Фанега – 55,5 кг.

7. DGH: Puna. Холодная горная местность или земля, или парамо. Purum purum. Незаселённые пустынные земли (пустыни). То же что и «парамо».

8. Пометка редакторов издания.

9. Старинная серебряная монета, весом в одну унцию

10. Серебряная монета. Название происходит из арабского batakka – «окно».

11. Посевные поля, наделы. В других источниках часто испанские чиновники записывали это слово как «чакара», хотя в словаре Ольгина занесено именно слово «чакра» - поместье, имение. Дословно значило, скорее всего, «обработанное [поле, земля »

12. DGH: Ccollu. Злое предзнаменование, напрасное разрушение.

13. Возможно, речь в данном случае (уже видоизмененном варианте) идёт, о том, что Авила, якобы не вмешивался в похоронные обряды индейцев и не проклинал их за это.

14. Морских свинок.

15. Вариант: двусмыслено, непонятно.

Источник: «Testimonios, cartas y manifiestos indigenas (Desde la conquista hasta comienzos del siglo XX». Caracas. Biblioteca Ayacucho. 1992

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.