ГОНСАЛО ФЕРНАНДЕС ДЕ ОВЬЕДО-И-ВАЛЬДЕС

ВСЕОБЩАЯ И ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОРИЯ ИНДИЙ, ОСТРОВОВ И МАТЕРИКА МОРЯ-ОКЕАНА

HISTORIA GENERAL Y NATURAL DE LAS INDIAS, ISLAS Y TIERRA FIRME DEL MAR OCEANO

Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес

Всеобщая и натуральная история Индий

Глава I

Об открытии острова Кубагуа, где водится жемчуг и где мы впервые увидели его в Индиях, и о том, как о нем узнали испанцы.

Третье плавание и исследование, совершенное первым адмиралом Индий доном Христофором Колумбом, происходило в году одна тысяча четыреста девяносто шестом, когда в марте он вышел из гавани Кадиса с шестью превосходно снаряженными каравеллами (как было сказано в книге III), три из коих он, уже в пути, направил к нашему острову Эспаньола, а с остальными тремя продолжал плавание. С этой флотилией адмирал, подняв паруса у острова провинции Кадис, несколько дней спустя стал на якорь у Канарских островов, где сделал запасы воды и дров и прочих необходимых в плавании вещей, и оттуда флотилия направилась к островам Святого Антона, обычно называемым островами Кабо-Верде, тем самым, кои древние космографы именовали Горгадами, хотя иные говорят, что они назывались Геспериды, каковое мнение я отвергаю, основываясь на ученых суждениях, упомянутых в книге II в главе III, и весьма убедительно доказывающих, что Геспериды суть острова наших Индий. Но пока оставим сей предмет.

Возвращаясь к моему повествованию, скажу, что адмирал, отчалив от островов Кабо-Верде со своими тремя кораблями, прошел на юго-запад сколо ста пятидесяти лиг, по словам лоцмана Эрнана Переса Матеоса (каковой ныне проживает здесь, в нашем городе), и тут их захватил шторм, да такой жестокий, что пришлось срубить бизань-мачты и выбросить за борт большую часть груза: опасность была грозная, они уже не чаяли спастись и поверну ли на северо-северо-запад так открыли остров Тринидад. Однако рассказ лоцмана Эрнана Переса о шторме не подтверждает дон Фернандо Колумб, сын адмирала, который, находясь при отце, участвовал в том плавании; он мне указывал, что бедствие они претерпели из-за штиля и непомерной жары, посуда с водой у них полопалась, а зерно, что они везли, сгнило, так что они вынуждены были избавиться от части груза и отклониться от линии Северного тропика. Те кто услышат, что они отдалились от линии тропика по причине жары, увидят туг, чего доброго, подтверждение мнения древних, полагавших, будто жаркая зона у линии экватора непригодна для обитания из-за чрезмерно знойного солнца; [130] однако в дальнейшем, когда речь будет идти о южном море, я докажу и опишу, что ниже линии экватора, или же в жаркой зоне, и по обе стороны вдоль экватора земли населены - ведь наши испанцы каждодневно передвигаются от одного тропика к другому. Думаю, что дон Фернандо Колумб говорил правильно, ибо там, в море, где экватор проходит, вблизи него, по одну или другую сторону, несомненно, очень жарко; итак, именно по этой причине, как он и говорил, они отклонились от своего курса. Однако на суше в тех местах, где также проходит экваториальная линия, Господь, наш верховный промыслитель, позаботился разместить премногие горы и горные хребты, и они не просто высятся там, но благодаря им и ветрам в тех провинциях и областях, по коим пролегает жаркая зона, климат умеренный; более того, кое-где в них и в их окрестностях встречаются даже снега и льды. Этого-то и не ведали древние, и, воображая себя на месте туземцев, они, естественно, предполагали, что зона близ экватора не может быть обитаема из-за чрезмерной жары.

Вернемся, однако, к нашей истории, ибо, как я уже сказал, когда мы достигнем экватора, будет сказано более обстоятельно о том, что там видели и каждодневно видят наши испанцы. Итак, исследовав остров Тринидад - такое название, по словам дона Фернандо, дал ему адмирал, намеревавшийся назвать так первую сушу, коей достигнет, тут, кстати, они увидели три горы, стоявшие рядом или совсем недалеко одна от другой, почему и нарек он сей остров именем Троицы, - прошли они по проливу к назвали его проливом Драго ¹, и тут сразу показалась большая часть побережья Тьерра-Фирме, как я уже говорил в [131] ином месте более подробно. И от мыса Салинаса оной Тьерра-Фирме (где и находится пролив Драго на десятом градусе к Северному полюсу от экватора) адмирал пошел вдоль берега Тьерра-Фирме на запад и исследовал другие острова, как я о том рассказал в книге III. Двигаясь оттуда все вперед, он открыл остров Рику, прозванный Кубагуа (о коем тут и пойдет речь), каковой христиане ныне называют Островом Жемчужным и где через несколько лет был основан город Кадис, там-то и занимаются ловом жемчуга. Рядом с этим островом расположен другой, побольше, именуемый Маргарита, ибо так назвал его адмирал,

От мыса Салинаса до острова Кубагуа, ежели двигаться на запад, будет с полсотни лиг, и остров сей невелик - как я уже говорил, в окружности примерно три лиги, в длину полторы, а в ширину и одной не наберется. От побережья Тьерра-Фирме он отстоит на четыре лиги, считая от ближайшей провинции, именуемой Арайя. И поскольку на сем острове Кубагуа (как я уже сказал во вступлении) нет воды, обитатели его ездят за водою на Тьерра-Фирме, к реке, называемой Кумана, находящейся в семи лигах от нового Кадиса (путь поистине нелегкий); но корысти ради люди терпят все сии трудности, надеясь разбогатеть.

Расположен остров Кубагуа почти на десятом градусе с половиною к северу от экватора, и от него до нашего города Санто-Доминго на острове Эспаньоле будет лиг сто семьдесят или сто восемьдесят. Ежели считать к нему по прямой, с севера на юг, от острова Санта-Крус Карибского архипелага, то будет сто пятьдесят лиг, а тот остров Санта-Крус расположен от него к северу, В сторону юга Тьерра-Фирме отстоит от него, самое близкое, на четыре лиги, а в двадцати пяти лигах к западу расположен остров Порегари. Таковы, как я сказал, его расположение и границы и соседство; однако ближе всего к Кубагуа лежит остров Маргарита, как я сказал, в одной лиге к северу.

Все прочее, что в сем третьем плавании открыл адмирал, описано в III книге первой части, и потому нет надобности повторять это здесь сызнова, и я, кроме того, что уместно знать о двух этих островах - Кубагуа и Маргарите, - поведаю лишь о том, как и по какому случаю стало известно, что там есть жемчуг, и было это так.

Когда адмирал подошел к Кубагуа со своими тремя каравеллами, он приказал нескольким матросам сесть в шлюпку и подплыть к каноэ, с которого индейцы ныряли за жемчугом; но люди в том каноэ, увидев, что к ним направляются христиане, поспешили вернуться на остров; среди тех индейцев наши люди приметили женщину, на шее у которой было множество нитей мелкого и крупного жемчуга, причем даже мелкий был достаточно крупным (совсем мелкий индейцы оставляют без внимания, к тому же у них нет ни уменья, ни инструмента, чтобы сделать в нем отверстие). Тогда один из матросов взял глиняную миску из тех, что изготовляют в Валенсии (их также называют "малагскими") искусно украшенных узорами, изображающими фигуры и прочие вещи, да еще покрытых глазурью, разбил ее на куски и на те черепки они выменяли у индейцев и индеанки несколько нитей крупного жемчуга; жемчуг матросам понравился, они отнесли его адмиралу, а тот, имея на уме более далеко идущие виды, сперва хотел скрыть свое удовольствие, однако это ему не удалось, и он сказал: "Говорю вам, что вы находитесь в самой богатой стране, какие только есть в мире, и вознесем за это наши хвалы Господу". И он снова отправил на остров шлюпку с другими людьми, повелев им выменять побольше мелкого и крупного жемчуга, сколько уместится в чашке, за осколки другого разбитого блюда, вроде того, о коем я уже сказал, и за несколько колокольцев. И они, подплыв к острову, выменяли у тех ловцов жемчуга пять или шесть марок крупного и мелкого жемчуга вперемешку, как он попадался индейцам, крупный и мелкий; и адмирал взял себе часть этого жемчуга и еще часть, чтобы послать его в Испанию Католическим Государям, Дону Фердинанду- и Донье [132] Изабелле, да славится их память, и он не пожелал там задерживаться, дабы у матросов и прочих его спутников не разгорелась алчность и желание набрать побольше жемчуга, - ибо он был намерен до поры до времени держать это дело в тайне. А ежели бы захотел, то он мог бы тогда наменять полфанеги жемчуга, как сказывал лоцман Эрнан Перес Матеос, здесь живущий; адмирал, однако, не пожелал этого делать. Однако среди матросов трудно сохранить тайну, и когда некоторые из них, кто про это знал, возвратились в Испанию, они разболтали про жемчуг в Палосе, где о той поре собирались моряки, желавшие плыть в Индии. Стало это известно и в Могере, и оттуда вышли в море некие судовладельцы по имени Ниньо, жители того города, среди коих был некий Пер Альфонсо Ниньо; он отправился на одном судне, прихватив с собою нескольких моряков, плававших с адмиралом, когда тот открыл сей жемчужный остров; они наменяли там кучу жемчуга и воротились бы в Испанию богачами (кабы их грабительская затея удалась). Верно, что оный Пер Альфонсо имел разрешение отправиться в те края для новых открытий, однако дано оно было ему с условием, чтобы он не приближался к тому, что было открыто адмиралом, ближе чем на пятьдесят лиг, чего он не соблюл, но прямо направился к уже известному ему месту и произвел там обмен; когда ж он воротился в Европу, то бросил якорь у берегов Галисии, где тогда вице-королем Был Эрнандо де Вега, владелец Грахаля (тот что потом был кастильским командором военного и рыцарского ордена Сантьяго); тут среди спутников оного Пера Альфонсо вышел спор с ним - они говорили, что он поделился с ними вымененным жемчугом не по справедливости к не отдал королю положенной пятой доли. Из-за этого спора дело дошло до ведома вице-короля, и он приказал схватить Пера Альфонсо и отобрал у него и его сотоварищей и жемчуг, и судно как у людей, нарушивших данное им разрешение, и отправил под стражей его и еще нескольких человек в столицу, где они с немалым трудом добились освобождения. С той поры и впредь остров тот надёжно охраняли от посягательств.

Кое-кто утверждал, что репутации и доброй славе адмирала сие обнаружение жемчуга пошло во вред, - поговаривали, что когда он открыл остров Кубагуа и жемчуг, об этом стало известно в Испании от бывших с ним моряков и из писем некоторых особ прежде, чем от него самого, но другие это отрицают.

Оный Пер Альфонсе Ниньо и его товарищи привезли около пятидесяти марок жемчуга, каковой выменяли на булавки да на колокольчики и другие безделки, и многие из жемчужин были весьма красивы и правильной фермы, хотя невелики - как я слышал из уст самого командора, ни одна не достигала пяти каратов.

В той провинции Кубагуа и на ближнем к ней побережье Тьерра-Фирме жемчуг называют "тенокас" и еще "косихас", а также другие дают названия. ибо на побережье том и на островах говорят на многих разных языках. На сем завершим рассказ об открытии острова Кубагуа и о том, как испанцы впервые узнали, что в тех краях есть жемчуг.

О многих других особенностях острова Кубагуа, из коих иные весьма примечательны, и о тамошнем источнике горной смолы, некоей естественной жидкости, каковую одни называют "петролео", иные именуют "стеркус демонис" ², индейцы дают ей другие названия.

Остоов Кубагуа, как я уже говорил, невелик, в окружности имеет около ста лиг. Поверхность его ровная, а почва содержит селитру, отчего бесплодно никакие полезные растения там не растут; также нет там деревьев, кроме [133] немногих гваяковых деревьев, совсем маленьких, даже карликовых сравнительно с другими, растущими здесь в Индиях. Есть и другие, очень небольшие деревца, вроде ежевики или диких олив, но бесплодные, и большая часть острова покрыта густыми зарослями высоченного чертополоха в полтора или два эстадо высотою и толщиною со щиколотку. В определенную пору года на нем созревают плоды двух видов - одни розовые или красные, другие - белые; у розовых семена очень мелкие, вроде горчичных, и индейцы называют эти плоды "ягуараха". На вкус они весьма приятные и освежающие, и пока они на дереве, или, вернее, на кусте оного чертополоха, то покрыты колючками, как каштаны, а колючая оболочка лопается, и плод похож на фигу. Другой вид плодов на сих чертополохах снаружи также зеленый и похож на финик, только покрупнее, а внутри белый, и семена его, как зернышки фиг, и когда их едят, вкус у них довольно пряный и в нос ударяет запах вроде мускуса или чуть нежнее. Плод этот индейцы называют "агореро".

На острове сем водятся в изобилии превкусные кролики, они такие же, как в Кастилии, но шерсть у них более лохматая и жесткая. Водится тут много вкусных игуан. Есть птицы, которые наши испанцы назвали фламинго, ибо в Испании так зовутся похожие птицы, однако здешние не совсем такие и различие вот в чем. Птицы на Кубагуа величиною с павлина, оперение ярко-алое, лапы тонкие, длиною в четыре пяди, шея длиною тоже в четыре пяди и тонкая, не толще большого пальца мужской руки, клюв же похож на клюв попугая. Кормятся эти птицы мелкой рыбешкой и морскими ракушками, которых находят в лагунах и в озерцах, и во время отлива морского заходят в воду так далеко, насколько могут. Гогочут они, как гуси, и птенцов выводят возле озер. Есть там большие пеликаны с зобом и другие - иного вида. И множество мелких водяных птиц. В определенную пору года на этом острове останавливаются по пути соколы-сапсаны и хищные птицы других пород, и чеглоки, и еще другие, коих здесь называют "гуарагуао", похожие на коршунов и тоже склонные воровать и хватать кур, где только могут, а когда нет кур, едят ящериц. Соколов-сапсанов тут ловят в силки и они быстро приручаются; их повезли в Испанию, пробовали там, и оказались они весьма ценными для охоты. Среди прочих диковин сего острова расскажу о двух породах животных, схожих своей ядовитостью, - одно водится на суше, другое в море, оба весьма удивительные и странные, и сейчас я их опишу. Есть тут совсем маленькие пауки, однако боль они причиняют столь острую, что даже не с чем ее сравнить, кроме как с той, которую причиняет другая, водяная тварь, и ежели страдание сие, причиненное ужаленному, затянулось бы надолго, то немудрено было бы ему впасть в отчаяние или даже помереть мучительной смертью; однако в беде сей нет лучшего утешения, чем надежда и опыт, из коего уже известие, что страданиям в некий час приходит конец и пострадавший избавляется от сей напасти. От укуса сильно тошнит, человек терпит большие муки, и недуг нельзя ни смягчить, ни ослабить никакими средствами, больной не ест, не пьет, не спит вплоть до следующего дня и того часа, когда был ужален; а когда прекратится хворь, то пострадавший так плох, что еще два или три дня проходит, пока не восстановится прежнее состояние, хотя умирать никто от этого не умирает. И еще водится здесь рыба, или морская тварь, величиною не крупнее большого пальца, она кусает в воде, и я несколько раз видел, как она кусала индейцев, - укушенного тоже тошнит и он испытывает ужасную, нестерпимую боль, как и те, кого, как я уже сказал, ужалит вышеупомянутый паук, и муки сии проходят только на другой день, когда в море наступает прилив либо отлив, как было накануне, когда сия тварь укусила. Таким манером недуг, причиняемый и одной и другой тварью, длится ровно двадцать четыре часа, и рыбу, о коей я рассказываю, называют "татара", и она вся в белых и желтых полосках и пятнышках и бывает разных цветов. [134]

Еще на острове Кубагуа и соседних с ним островах водятся в изобилии столь крупные черепахи, что некоторые дают мяса не меньше, чем полугодовалая телка или бычок. Черепахи сии, когда наступает пора класть яйца, выходят из моря на сушу и роют передними лапами довольно большую яму, куда откладывают примерно тысячу или полторы тысячи яиц с крупный лимон величиной, а скорлупа у них тоненькая, как ткань, и когда кладка закончена, они засыпают яйца песком; когда ж зародыши дозреют и оживут, маленькие черепашки выползают оттуда, как муравьи из муравейника, и ползут к морю, которое невдалеке, и там подрастают. Индейцы убивают черепах небольшими гарпунами, привязанными к прочной леске или бечевке; и хотя животные эти крупные и рана получается небольшая, ибо острие проникает неглубоко и не может причинить большой вред или сделать черепаху беспомощной, но она сама, себе на беду, помогает своему палачу - лишь почувствует себя раненой, сжимает свой панцирь, чем загоняет вглубь вонзившийся крюк, так что его уже не вытащишь; тогда индеец бросается в воду и переворачивает черепаху брюхом вверх, а когда она на спине, убежать ей уже невозможно, - тут индейцы принимаются тянуть привязанную к гарпуну бечевку и при помощи того, кто перевернул черепаху, затаскивают ее в каноэ.

Есть на острове Кубагуа с северной стороны удобная гавань, а супротив нее в одной лиге находится остров Маргарита, каковой дугою окружает Кубагуа во всю ширину с востока на северо-запад, а с противоположной стороны в четырех лигах лежит Тьерра-Фирме, и супротив острова Кубагуа там с востока на юг простирается край, называемый Арайя.

На западной оконечности острова вблизи моря имеется источник или ручей с жидкостью вроде оливкового масла, да такой обильный, что оная горная смола или жидкость заливает поверхность моря, и издает сие масло особый запах. Некоторые из тех, кто это видел, сказывают, что туземцы называют его "sterols demonis", а иные из наших - "петролео" или еще "асфальте"; и те, кто дает ему сие последнее наименование, подразумевают, что жидкость сия сродни той, что заполняет озеро Асфальтиду, в описании коего многие авторы единодушны ³. Оную жидкость считают на Кубагуа весьма полезной во многих случаях против различных недугов, и из Испании шлют настоятельные просьбы привезти ее, ибо тамошние лекари и больные уже ее испытали, на их суждение я и ссылаюсь. Я и впрямь сам слышал, что она весьма целебна при подагре и других недугах, происходящих от холода, ибо сие масло, или что оно там такое, по всеобщему мнению, хорошо согревает. Сам я этого не испытал, а посему не берусь отрицать или подтверждать что-либо, кроме того, что люди видели, как оно помогает; я лишь надеюсь, что его полезное действие будут и впредь наблюдать и что те, кто его применяют, сами о нем скажут, и полагаю, выяснится это вскорости, ибо нефть сию берут весьма усердно. Но перейдем к другим достопримечательностям острова Кубагуа.

Сюда на остров испанцы завезли нескольких свиней из тех, что были на нашем острове Эспаньола, и из других мест, - кастильской породы, а также тех, коих на Тьерра-Фирме называют "бакира"; и у тех и у других здесь так сильно вырастают копытца на передних и задних ногах, что даже загибаются кверху, а у некоторых достигают длины чуть ли не с пядь, так что свиньи начинают хромать, ходят с трудом, падая на каждом шагу. Жители острова возят питьевую воду с Тьерра-Фирме, из реки Кумана, находящейся в семи лигах от острова, а дрова привозят с острова Маргарита.

Окрест Кубагуа и перед ним со стороны восхода сплошь тянутся места лова жемчуга, каковой образуется в раковинах устриц или иных моллюсков, которые его производят; моллюски сии живут там искони естественно, плодятся и вырастают в большом количестве, а посему, надо полагать, никогда не переведутся, [135] хотя, чтобы жемчужины были красивее и ценнее, надобно выжидать и давать им срок созреть и лишь тогда вылавливать; подобно тому, как на виноградном кусте созревают ягоды и можно наблюдать, как они завязываются, так и в оных устрицах или раковинах жемчужины возникают в лоне моллюска, там обитающего, и сперва какое-то время это просто мягкий комочек, вроде крупинок творога в молоке, но постепенно он твердеет и жемчужина увеличивается, хотя подчас и мелкие, как песчинки, или чуть крупнее тоже бывают твердыми. Лов жемчуга - дело чрезвычайно прибыльное; одна пятая, каковую отдают Его Величеству мелким и крупным жемчугом, составляла каждый год пятнадцать тысяч дукатов и более, уж не говоря о том, что расхищалось; люди без совести, но полные корысти, решаются с опасностью для себя тайком увозить много марок жемчуга, и, надо полагать, не худшего, но самого отборного и драгоценного. И впрямь до нынешнего времени во всем мире не найдено и не описано места, где на столь малом пространстве или участке моря обнаружили бы и вылавливали столько жемчуга. Мясо сих моллюсков, хотя к жестковато и трудно переваривается, довольно вкусно, однако приятней оно в соусе; а кроме них на острове ловится в изобилии всякая вкусная рыба и ее, засоленную, даже вывозят на каравеллах на наш остров Эспаньола. Остров же Кубагуа из-за бесплодности и отсутствия воды никогда не был заселен индейцами, они просто наезжали туда с других островов и с Тьерра-Фирме ради лова жемчуга. Прослышав про это, и некоторые наши христиане с острова Эспаньола и острова Сан-Хуан поселились там, дабы выменивать жемчуг за вино и лепешки из муки маниоки и другие вещи, и стали там строить себе хижины, что послужило началом заселения сего острова.

В которой рассказывается о неких монахах, поселившихся в прибрежной части Тьерра-Фирме, что поближе к Жемчужному острову, или Кубагуа, дабы обращать индейцев в христианскую веру; были то монахи священных орденов Святого Доминика и Святого Франциска, и они были подвергнуты пыткам и жестоко умерщвлены индейцами.

В Кумана, провинции Тьерра-Фирме, ближайшей к острову Кубагуа, он же Жемчужный, первый монастырь был основан братьями-францисканцами, и викарием у них был преподобный отец по имени фрай Жоан Гарсес, по происхождению француз, и поселились они там, дабы обращать в истинную веру тамошние племена варваров и идолопоклонников и проповедовать им нашу святую католическую веру. Было это в году тысяча пятьсот шестнадцатом. В том же году прибыли на Тьерра-Фирме два монаха-доминиканца, также дабы трудиться над обращением в христианство: один имел ученую степень в священной науке богословия, а другой был неученый. Эти двое прошли вглубь страны к западу на восемнадцать лиг от того места, где поселились францисканцы, в провинцию, именуемую Пирита, и там, в месте, именуемом Манхар, были убиты индейцами в награду за благое намерение проповедовать и учить вере После чего, в следующем одна тысяча пятьсот семнадцатом году, другие монахи того же ордена Святого Доминика основали в Тьерра-Фирме, в провинции, именуемой мой Чирибичи, другой монастырь, дабы привлечь народ сего края к истине и евангельской вере, и назвали сию обитель Санта-Фе, и поселились там в пяти лигах от францисканцев, обосновавшихся в Кумана. Братья из обоих монастырей творили много добра и милосердных дел для индейцев того края, заботясь об их телесном, а также духовном здравии, когда те были достойны им внимать и воспринимать истину; с превеликим рвением и любовью монахи обоих орденов [136] трудились на благо индейцев, не щадя сил, -- не токмо учили их понимать нашу святую католическую веру и отвращали от дурных обрядов и церемоний, и идолопоклонства, и греховных обычаев, но так же лечили oт недугов и ран со всем возможным усердием и любовью, дабы завоевать их сердца и привлечь к служению Господу и к общению и дружбе с христианами. В ту пору на острове Кубагуа были испанцы, хотя и немного, и жильем и убежищем служили им шатры и хижины; занимались же они вымениванием жемчуга у туземцев с Тьерра-Фирме, каковые в известные поры года приезжали на остров на лов жемчуга ради своего пропитания и ради тех вещей, которые им давали за жемчуг испанцы. И в ту пору оная торговля и обмен были для наших весьма выгодны и прибыльны, провинции и земли от Пария до Унаре (примерно на сто лиг вдоль побережья Тьерра-Фирме) были настолько спокойны, что христиане могли ходить в одиночку или по двое из конца в конец и безбоязненно торговать с индейцами; а в году тысяча пятьсот девятнадцатом (почти в конце его) в один и тот же день восстали индейцы в Кумана и Кариако, и индейцы в Чирибичи и в Марасапане, и в Такариасе, и в Ненери, и в Унаре, побуждаемые своею природной злобой, а также недовольством, ибо они полагали, что испанцы их при обмене обманывают, да еще видели, что те стараются обзавестись своими рабами для лова жемчуга, а ежели бы испанцам они дали таких рабов, то кончилась бы торговля со свободными индейцами, которые продавали или выменивали жемчуг; вот они и взбунтовались, особенно в провинции Марасапан, где чуть более, чем за месяц, убили около восьмидесяти испанцев; случилось же это потому, что, на горе себе, в ту гавань приходило несколько каравелл, люди на коих не знали о восстании и, не подозревая коварства индейцев, сходили на берег, и их тут же убивали всех до единого. Самыми последними восстали индейцы в Кумана, многие из них были друзьями монахов, питая признательность за добрые дела, но в конце концов, среди них, как народа злобного и неблагодарного, все же возобладало мнение меньшинства над намерениями тех, кто не желал бунта и выказывал отвращение к нему. И в итоге все они пришли к согласию в злом умысле и сожгли монастыри, а в Кумана, где жили францисканцы, убили брата по имени фрай Дионисио, чьи сотоварищи спаслись в каноэ в Арайя, а оттуда на остров Кубагуа. Оный фрай Дионисио, о коем я сказал, что он был убит, увидев, что монастырь горит, убежал от пожара и не успел или же от волнения не догадался уплыть в каноэ с прочими монахами и два или три дня прятался в зарослях, моля Господа вспомнить о нем и направить туда, куда Ему будет угодно. И по прошествии сих нескольких дней он вышел из укрытия и решил идти к индейцам, ибо многим среди них он делал добро и помогал, и они продержали его три дня, не чиня ему вреда; и все эти три дня язычники сии советовались и обсуждали и спорили, что им делать с этим праведным монахом. Одни говорили, надо его пощадить и не убивать; другие говорили, что через этого святого отца они смогут помириться с христианами; третьи же упорствовали в жестокости и требовали его смерти. В конце концов от всех различных мнений сам дьявол привел их к согласию - злоба одного из них по имени Ортега взяла верх, все послушались его совета и убили монаха. Потом индейцы, коих покарали за сие преступление, сказывали, что все три дня, когда они совещались, пока не решили убить сего мученика, он коленопреклоненно молился; когда ж его схватили, чтобы казнить, и, накинув на шею петлю, поволокли, осыпая бранью и издевательствами и подвергая всевозможным мукам, он, терпя сии страдания, просил злодеев об одном - дозволить ему стоять на коленях и молиться Богу и чтобы они, пока он молится, убили его или сделали с ним, что им угодно. И когда индейцы на это согласились, он, упав на колени, подражая нашему Спасителю, обратился с мольбою к. Господу за тех, к го его убивал, и сказал: "Pater,dimitte illis, non enim sciunt quid faciunt". ⁴ И, промолвив [137] сии святые слова, а также многие другие, он с величайшим благочестием и со слезами препоручил душу свою Иисусу Христу, и пока стоял на коленях, ему нанесли смертельный удар по голове, помогши тем блаженному мученику Дионисио вознестись в обитель райскую. Но после убийства они сотворили с телом сего мученика такие зверства и непотребства, перетаскивая его с одного места на другое, что и описать невозможно.

Из прочих монахов, тех, что жили в Чирибичи, не спасся ни один, всех перебили в некий день, когда один из них служил молебен, а остальные вторили ему хором; перебили также их слуг, даже монастырского мула и всех тамошних кошек пронзили стрелами. Ни одну тварь не пощадили, не отпустили живой. И в обоих селениях и монастырях сожгли все образа и кресты, а одно большое распятие, бывшее у францисканцев, разрубили на части и раскидали их по дорогам и тропам, как обычно делают с частями тела преступника, коего правосудие велит четвертовать за тяжкое злодеяние. Индейцы изощрялись в наглости и в жестокости, подобно разъяренным хищным зверям, они любую пытку или издевательство, пришедшее им на ум, тут же приводили в исполнение. Отобрали у францисканцев колокол и разбили его на мелкие кусочки; срубили апельсиновые деревья, а также все другие, что были посажены в монастырское саду. И, сотворив все сии бесчинства, приготовились плыть на остров Кубагуа, дабы напасть на тамошних христиан; в ту пору старшим алькальдом был там некий Антонио Флорес; услышав о происшедшем, он и еще триста с лишком испанцев, находившихся на острове и имевших там немало всяких запасов, решили не дожидаться индейцев, но погрузились на стоявшие в гавани каравеллы и на шлюпки, в которых возили воду; так и не повстречавшись с индейцами, они покинули остров, бросив в своих домах множество бочек с вином и съестных припасов и вещиц для обмена и домашней утвари. Так и прибыли на наш остров Эспаньола в город Санто-Доминго, к великому своему стыду и позору, и, разумеется, они заслуживали суровой кары за свою трусость, в особенности же старший алькальд, возглавлявший их селение, тем паче, что были среди них люди достойные и благородные, требовавшие, чтобы оный Антонио Флорес не покидал остров, но смело встретил недругов и ждал помощи. Алькальд, однако, не внял их уговорам и возмущению, и мало того, что предпочел послушаться голоса своего страха, но совершил еще много оплошностей - например, схватил некоторых мирных индейцев с острова Маргарита, приехавших на остров Кубагуа ради обмена, и привез их с собою в Санто-Доминго. Таким образом, из-за малодушия оного Антонио Флореса та часть Тьерра-Фирме и остров Кубагуа стали в ту пору неподвластны христианам. И, узнав об их бегстве, индейцы явились на остров и разграбили все, что там нашли; они поняли, что испанцы сбежали из страха перед ними, теперь они оставались полновластными хозяевами тех краев, пока не пришел час возмездия. И хотя некоторые из испанцев, уехавших с острова Кубагуа из-за отсутствия у них дельного военачальника, были людьми порядочными и исполнили бы свой долг, большинство составлял народ никчемный, приехавший на остров только ради торговли и обмена, но никак не для ратных дел.

Флавий Вегеций говорит ⁵, что, ежели опытный воин жаждет сраженья, то неопытный трусливо от него бежит. И когда воинская наука из-за откровенного небреженья приходит в упадок, исчезает всякое различие между воином и никчемным трусом. И сие не противоречит тому, что тот же автор говорит далее: "Не столь важно число, сколько доблесть наиболее искусных" ⁶. И как слава, по всеобщему обыкновению, достается прежде всего полководцу, торжествующему победу, также и вина возлагается на главу войска или государства, когда обнаружится слабость или урон или другой какой ущерб, который губит войско или народ или ведет к добровольной сдаче поля битвы или целого государства, [138] как поступили люди с острова Кубагуа; о таких законы воинские и все другие справедливые законы, а с ними Вегеций говорят, что "страх ведом многим, а раскаянье - мало кому" ⁷. Так произошло и в случае, о коем здесь рассказано.

О том, как адмирал дон Диего Колумб и Королевская Аудиенсия и уполномоченные Их Величеств снарядили из нашего города Санто-Доминго флотилию с капитаном Гонсало де Окампо, дабы наказать индейцев, умертвивших монахов и других христиан на Тьерра-Фирме, и отвоевать остров Кубагуа, иначе называемый Жемчужным, и приезде лиценциата Бартоломе де лас Касас и о других, относящихся к сей истории событиях.

После того, как на нашем острове Эспаньола адмирал дон Диего Колумб и Королевская Аудиенсия, здесь находящаяся, и уполномоченные Их Величеств, также находящиеся в Санто-Доминго, узнали о восстании индейцев на побережье Кумана и в провинциях, упомянутых в предыдущей главе, и о том, как христиане покинули остров Кубагуа, сие событие было обсуждено с величайшим вниманием и принято было решение о надлежащей каре, для чего постановили отправить туда капитана с отрядом, дабы он отвоевал остров и покарал преступников в меру их тяжких злодейств и грехов. С этой целью собрали отряд человек в триста и снарядили сколько требовалось судов и каравелл, снабдив их оружием и припасами и всем, что положено для такой флотилии, и назначили генерал-капитаном кабальеро, жителя Санто-Доминго, по имени Гонсало де Окампо; на берега Тьерра-Фирме он прибыл со своим войском в году тысяча пятьсот двадцатом. И среди прочих капитанов, что были с ним, находился некий Андрее де Вильякорта, знавший язык того края, человек опытный, один из тех, кто требовал, чтобы алькальд Антонио Флорес не оставлял остров Кубагуа, и кабы его послушались, остров не был бы потерян.

Флотилия сия, спустя несколько дней после отплытия из гавани Санто-Доминго, подошла к берегам Тьерра-Фирме и стала на якорь у селенья, называемого Маракапана, где проживал некий индеец по имени Хиль Гонсалес, участвовавший в убийстве монахов и других христиан; он, как и многие другие мятежники, был крещен, однако благодарности они не питали и христианами были лишь по имени. Капитан Гонсало де Окампо между тем придумал весьма ловкий способ захватить индейцев из числа самых отъявленных злодеев. Когда корабли флотилии были замечены на берегу, а подошли они совсем близко, индейцы спросили у матросов, откуда они плывут, и те отвечали, что, мол, из Кастилии, ибо так приказал отвечать их командир, воинам же он велел спрятаться в трюме, чтобы на палубе были одни лишь матросы и то не все; на что индейцы стали возражать, выкрикивая: "Гаити, Гаити", желая сказать, что испанцы, мол, пришли с острова Эспаньола, каковой на языке индейцев называется Гаити; наши же отвечали "Кастилия, Кастилия" и показывали вещицы для обмена и вино, а индейцы страх как его любят. Они и поверь, что люди этой флотилии ничего не знают об умерщвленных христианах и монахах и что эти каравеллы идут из Испании, и решили, что и этих, ни в чем не повинных, убьют, как поступили с теми, что прежде приплывали на каравеллах, о чем было сказано в предыдущей главе; индейцы осмелели, и некоторые из старейшин этого прибрежного селения решили взойти на корабли и стали уговаривать капитана сойти на сушу и принесли ему разных яств, какие у них в обычае, и оказывали разные другие знаки дружелюбия и удовольствия, притворяясь, будто очень рады их прибытию и дружбе. Генерал-капитан, не будь прост, любезно с ними разговаривал и их развлекал, и так он этих индейцев занимал [139] беседой, пока не рассудил, что должная минута настала; тут он сделал знак своим людям, и некоторых из старейшин, чьи имена и преступления ему были известны, схватили, а во флотилии был человек, знавший их в лицо; в частности был тут схвачен Хиль Гонсалес, о коем я уже говорил, и, выслушав исповедь его и других, главнокомандующий велел их повесить на корабельных мачтах во устрашение изменникам и бунтовщикам, кои стояли на берегу и глядели на это, и был средь них касик Кумана по имени дон Диего. И затем Гонсало де Окампо приказал отпустить и высадить на берег донью Марию, жену оного касика дона Диего, привезенную сюда из Санто-Доминго, куда ее как пленницу доставил Антонио Флорес; благодаря этой женщине, впоследствии, как будет сказано дальше, индейцам удалось заключить мир с христианами. Итак, умело и без какого-либо риска совершив все вышесказанное, Гонсало де Окампо высадился на остров Кубагуа и разбил свой лагерь близ гавани, где стал на якорь, и, дав несколько дней отдыха себе и своему отряду, выступил в провинцию Кумана и в Тагарес и в этих походах вглубь страны захватил в плен множество индейцев; тех, кого он заподозрил в бунте, он затем казнил, других же убил раньше, когда они сопротивлялись, чтобы не попасть в плен. Так и велась война со всей суровостью, пока не явился к христианам, оговорив свою безопасность, касик дон Диего, дабы заключить мир, в чем была посредницей его жена, благодарная за то, что ее освободили; когда ж мир был обеспечен, началось заселение того места в Кумана возле реки, на расстоянии полулиги от моря, и основанное там селение Гонсало де Окампо нарек Толедо и пробыл там со своим отрядом несколько месяцев; однако капитан сей был нелюбим своим отрядом, товарищи его и солдаты были с ним не в ладах, и вот случилось так, что вскорости после того, о чем сказано, прибыл на побережье с несколькими кораблями падре лиценциат Бартоломе де лас Касас с достаточно большими полномочиями и поручением Их Величеств заселять сии земли, на что была при нем грамота, о чем подробнее будет сказано в следующей главе. И прибытие сего падре лиценциата стало причиной разногласий и многих споров меж ним и капитаном Гонсало де Окампо, а поскольку и отряд недолюбливал капитана, и он не ладил с ними, то Гонсало де Окампо перебрался на остров Кубагуа, а потом и отряд перешел туда, а селение, основанное им и названное именем Толедо, было брошено и не осталось там ни одного человека.

В ту пору, когда сии особы вели меж собою спор, или немного раньше, здешняя Королевская Аудиенсия и адмирал и чиновники Их Величеств назначили заместителем губернатора на остров Кубагуа некоего Франсиско де Вальехо, жителя нашего города Санто-Доминго, и наказали ему снова заселить остров Кубагуа; он и отправился туда с отрядом и основал селение и роздал его жителям земельные угодья; и еще доставил он туда всех индейцев с острова Маргарита, привезенных в Санто-Доминго алькальдом Антонио Флоресом, и им была дана свобода; с ними, а также с индейцами из Кумана, что, как прежде, стали сюда приезжать и обменивать жемчуг, да еще с некоторыми рабами, согнанными сюда во время войны из разных мест, стали жители Кубагуа промышлять добычей жемчуга (порой и своими силами), ибо видели, что индейцы со дня на день выказывают все меньше охоты его обменивать.

О том, как лиценциат Бартоломе де лас Касас с несколькими земледельцами отправился заселять Тьерра-Фирме по реке Кумана, вблизи острова Кубагуа, и что произошло с ним и с его приспешниками.

В году тысяча пятьсот девятнадцатом, когда в Барселону пришла весть об избрании римским королем и германским императором нашего государя, [140] августейшего дона Карлоса, довелось мне побывать при дворе по делам Тьерра-Фирме (Кастилии-дель-Оро); там я увидел некоего преподобного отца, пресвитера по имени лиценциат Бартоломе де лас Касас, хлопотавшего у Его Величества и у членов Королевского Совета по делам Индий о губернаторстве в Кумана н в части побережья Тьерра-Фирме. В деле сем ему покровительствовали некоторые вельможи фламандцы, приближенные Его Величества, в особенности монсеньор де Лашо, каковой впоследствии умер, будучи главным командором рыцарского ордена Алькантара, он же был одним из любимейших советников императора. По этой причине, а также потому, что священник тот сулил большие выгоды и приумножение королевских доходов, и, главное, уверял, что своими наставлениями и проповедью обратит в нашу святую католическую веру все эти пропащие племена индейцев-идолопоклонников, намерение его казалось весьма благочестивым; он также утверждал, что бургосский епископ, и Эрнандо де Вега, и лиценциат Сапата, и секретарь Попе де Кончильос, и прочие, кто прежде, при славной памяти Католическом Короле доне Фердинанде ведали делами Индий, во многом ошибались и всевозможными способами обманывали Католического Короля, присваивая себе плоды тяжкого труда индейцев в ущерб делам и выгодам тамошних краев; и еще говорил он, что оные господа советники, дабы оправдать свои действия и свои ошибки, чинят ему помехи, недовольные его обличениями; с такими вот замыслами он провел при дворе много дней, подавая мемориалы и прошения. И противодействие ему было сильное, ибо советники, коих он обвинял, находились тут же и показывали в свое оправдание книги с записями о том, сколько чего было доставлено при жизни Католического Короля за несколько лет до того, как у сего священника возникла подобная фантазия, и с их слов все казалось святой правдой и разумными делами и якобы имело целью лишь благосостояние сего края и государства и успешное обращение индейцев; так что Император был удовлетворен и благодарен всем тем, кого лиценциат обвинял, а они в тех делах имели большую силу и вполне могли помешать ему, из-за чего упорные его ходатайства длились несколько месяцев. И когда он увидел, что членам Совета повредить он не в силах, то стал говорить, что замыслы-то у них бывали неплохие, да понимали их дурно и еще хуже исполняли, и еще говорил, что ведь просит послать с ним не солдат, не убийц, не людей, жаждущих крови и сражений, не драчунов каких-либо, но мирных и кротких земледельцев, и просит таковым даровать дворянство и рыцарство золотых шпор, и снабдить их грамотами для проезда и запасами провизии, и освободить от налогов, и помочь обосноваться, и многие другие милости просил он для них. Все это было ему даровано вопреки воле членов Совета и сопротивлению бургосского епископа дона Хуана Родригеса де Фонсе-ки и его единомышленников и тому, что в ту пору при дворе находились некоторые испанцы, люди достойные доверия, прибывшие из Индий, которые убеждали короля и его Совет в том, что оный священник, мол, жаждет власти, обещает то, чего не сможет сделать и что невозможно себе вообразить, и что он рассуждает о стране ему неизвестной, которую он не видел и в которой не бывал, и все речи оного священника они называли вздором и говорили, что король потратит деньги напрасно, а тех, кто с оным священником отправится, ждут большие труды и опасности. Однако, как я уже сказал, мнение Лашо перевесило все, что говорилось супротив. Потом-то оказалось, что король и впрямь потерял все, что, поверив тому лиценциату, было затрачено, а те, кто за ним последовали, поплатились жизнью. Короче, король, наш государь, приказал отправить его и снабдить всем, и по его велению члены Королевского Совета и чиновники Севильи обеспечили его всем, что он сумел выпросить, и таким образом он прибыл в Тьерра-Фирме с примерно...... (Ни в первом издании этой первой части, вышедшем в 1535 г., ни в авторской рукописи, служащей нам ориентиром в данном издании, не указано количество испанцев, поехавших с Бартоломе де лас Касасом. Капеллан Эрнана Кортеса Франсиско Лопес де Гомора уверяет, что их в этой злосчастной экспедиции было свыше трехсот; это как будто подтверждается самим Бартоломе де лас Касасом, когда он в главе 159-й своей "Всеобщей истории Индии" признается, что имел дозволение возвести в звание рыцарей Красного Креста пятьдесят человек из тех земледельцев, которые его сопровождали и чьим уделом было только "пахать", по выражению Лас Касаса (Примеч. издателей)) спутниками, были там и старые и молодые, все земледельцы, коим предоставили корабли и припасы и [141] все необходимое и вещи для обмена с индейцами. Все сие обошлось Его Величеству во много тысяч дукатов.

А дело было в том, что оный лиценциат вырос на нашем острове Эспаньола и знал, что индейцы в Кумана и в окрестных провинциях настроены мирно, как оно и было до их мятежа, о чем я писал; посему он полагал, что все то, что он навыдумывал и наговорил в Испании, он сумеет выполнить. А пока он был занят своими хлопотами в столице, индейцы восстали и перебили монахов-Франиисканцев и доминиканцев и других христиан и произошли все описанные мною выше перемены, и когда он прибыл в оные края со своими земледельцами, будущими рыцарями золотых шпор, как было им задумано, он и его доблестные войны, по воле судьбы, застали там капитана Гонсало де Окампо, уже покаравшего часть бунтовщиков и основавшего селение, названное им Толедо, и положение дел было там вовсе не таким, как воображал оный лиценциат. Но поскольку он был осенен королевскими милостями и имел большие полномочия, сразу же между ним и Гонсало де Окампо, как я уже говорил, пошли споры я несогласия. И лиценциат распорядился построить большой деревянный дом, крытый соломой, возле того места, где прежде стоял монастырь Святого Франциска, и поселил там некоторых испанцев, приехавших с ним, полных надежды на обещанное им рыцарское звание и орден Красного Креста, отчасти похожий на тот, что носят рыцари ордена Калатравы, и в доме том у него было обилие всяческих припасов и оружия, которыми приказал его снабдить Его Величество, и много другого добра. Оставив все, как было, он поспешил на остров Эспаньола, в наш город Санто-Доминго с жалобой в Королевскую Аудиенсию на капитана Гонсало де Окампо. Он приехал сюда, а Гонсало де Окампо между тем покинул селение и ту землю; индейцы же, видя раздоры меж христианами и побуждаемые алчностью и злобой, загорелись желанием разграбить все, что в том доме было; они напали на обитавших в нем христиан и убили всех, кого смогли, хотя некоторым удалось спастись бегством и укрыться на каравелле, стоявшей там на якоре. Индейцы разорили дом и разграбили все добро; вынеся свою добычу, они подожгли злополучное здание, и тогда уже все побережье было христианами утрачено.

А на острове Кубагуа еще оставалось немного христиан, но они против индейцев были бессильны, а те не разрешали им брать воду в Тьерра-Фирме, и им приходилось пить воду из маленьких озерец на острове Маргарита, где вода перемешана с илом, да и та доставалась им с великим трудом и опасностью. Так что, когда капитан Гонсало де Окампо, приплыв с острова Кубагуа на остров Эспаньола, воротился в свой дом в нашем городе Санто-Доминго, меж тем как люди, которых он прежде увез на остров Кубагуа, остались там, то тамошние два старших алькальда, Франсиско де Вальехо и Перо Ортис де Матьенсо, попытались со своими людьми добраться до реки Кумана, чтобы раздобыть питьевой воды; несколько раз пробовали они это сделать, но их все время отгоняли, -пробиться им так и не удалось, ибо индейцы искусные стрелки и стрелы у них отравленные и на том побережье живет племя весьма коварное и воинственное. Так и оставались христиане на острове Кубагуа, будто в приграничной полосе, и охраняли остров.

Когда падре лиценциат Бартоломе де лас Касас узнал о беде, приключившейся с его людьми, и понял, сколь пагубным оказался его замысел для жизни простодушных и жадных земледельцев, которые последовали за ним, привлеченные приманкой обещанного им дворянства и его россказнями; когда он осознал, сколь дурно распорядился доверенным ему имуществом, каковое он оставил с негодной охраной, то рассудил, что расплатиться за причиненный ущерб ему нечем, кроме как молитвами да покаянием, и что, постригшись в монахи, он хоть частично умилостивит души погибших и избавится от тяжб с [142] живыми. Так он и поступил, став монахом-обсервантом славного ордена Святого Доминика, и ныне живет в монастыре сего ордена в нашем городе Санто-Доминго. И по правде сказать, его хвалят за благочестие, чему я вполне верю и полагаю, что ему лучше быть монахом, нежели капитаном в Кумана. Говорят, что на досуге он описывает наши деяния в Индиях и нравы индейцев и христиан, в сих местах обитающих, и было бы неплохо, ежели бы он, когда придет срок, показал свои писания, дабы очевидцы и свидетели подтвердили их и одобрили. Да поможет ему Бог описать все честь по чести; и я надеюсь, что он в своей истории сумеет поведать больше того, что я здесь вкратце описал, ибо он сам это пережил. Но и в тех краях, и у нас известно и бесспорно следующее: человек, говорю я, желающий стать капитаном, не преуспеет в этом, не имея опыта и привычки к ратному делу; вот и фрай Бартоломе загубил начатое им дело, ибо был неопытен и доверился лишь своему благому намерению; желая обратить индейцев, он дал им в руки оружие, коим они убивали христиан; произошли от этого и другие беды, о коих я, во избежание многословия, писать не стану. И такая или подобная неудача произойдет и обычно происходит со всеми, кто берется за дело, которого не зиает; ибо ежели он надеялся замирить край крестным знамением и добрым примером, то не следовало браться за оружие, а надо было держать его как бы про запас, имея при себе искусного военачальника, каковой мог бы справиться с врагами.

Комментарии

1. Drago (исп.) — дракон.

2. Stercus demonis (лат.) — "помет дьявола".

3. Плиний. Кн. V, гл. 17; Исидор. Этимология, кн. XIII, гл. 19.

4. "Отче, прости им, ибо не знают, что делают" (лат.).

5. "О воинском деле", кн. II.

6. Там же, кн. III.

7. Там же, кн. III.

Текст воспроизведен по изданию: Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес Всеобщая и натуральная история Индий (фрагмент) // Латинская Америка, № 2-3. 1992

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.