ХУАН БАУТИСТА ДЕ ПОМАР

СООБЩЕНИЕ ИЗ ТЕСКОКО

RELATION DE TEZCOCO

Хуан Баптиста Помар. Сообщение, отправленное Его Величеству

/1/ В десятый день месяца марта 1582 года, когда Вице-королем этой Новой Испании был Его Высокопревосходительство Дон Лоренсо Хуарес де Мендоса, граф де Корунья ¹, а Главным Алькальдом ² этого города Тескоко [Tezcuco] и его области – Его Высокоблагородие Хуан Веласкес де Саласар, закончено это сообщение с его описанием мною, Хуаном Баптиста Помаром, в соответствии с уcтановлениями [institución], которые я получил от господина Главного Алькальда, изложенными печатно ³, и с другими, такого же содержания, каковые я ранее получил от Алонсо де Вильянуэва Сервантеса, его предшественника, которое было составлено с возможной правдивостью и, прежде всего, с большим усердием к этому, разыскивая старых индейцев и древние сведения о том, что содержится в названных установлениях, и разыскивая стариннейшие песни, откуда я выбрал и взял основное из того, что составлено и написано, и если в изложении я не привел в подробностях и не разъяснил, что означают некоторые вещи, касающиеся их богов, и идолов, и обрядов, древностей и обычаев, это не от небрежения и невнимания, но оттого, что невозможно было узнать больше, потому что, хотя и имеются старые индейцы в возрасте более восьмидесяти лет, они, как правило, не знают обо всех своих древностях, но одни – одно, а другие – другое, а те, кто знали более важные вещи, те, кто были жрецами идолов и сыновьями Несауальпильцинтли, царя, каковой был в этом городе и его области, уже умерли; и, кроме того, об этом нет их рисунков, в которых они имели свои истории, потому что во времена, когда Маркиз дель Валье Дон Эрнандо Кортес с остальными конкистадорами вступил впервые в него, что было шестьдесят четыре /2/ года назад ⁴, чуть больше или меньше, они сгорели в царских покоях Несауальпильцинтли, в одном большом помещении, которое было главным хранилищем [archivo general] их документов, в которых были нарисованы все их древние события ⁵, что с большой печалью оплакивают их потомки, так как они остались словно во тьме без сведений и памяти о деяниях своих предков; а то, что еще оставалось во владении некоторых знатных людей, у одних об одних вещах, а у других – о других, они сожгли из страха перед Доном братом Хуаном де Сумаррагой ⁶, первым архиепископом Мехико, чтобы их не связали с идолопоклонством, так как в ту пору был обвинен в идолопоклонстве, после того, как был окрещен, Дон Карлос Ометочцин [Carlos Ometochtzin] ⁷, сын Несауальпильцинтли, из-за чего все уничтожили и истребили; и так возникла большая нехватка для того, чтобы сделать подробным это сообщение, и сколь много нужно было потрудиться, чтобы разыскать и изучить то, что сделано; так что если показалось бы, что в нем чего-то не хватает, а другое слишком кратко, это связано с указанным, а не с недостатком усердия, и таково следующее.

[Вопрос 11: Об индейских поселениях говорится только, на каком расстоянии они находятся от селений, к чьему управлению и ведению [jurisdicción] принадлежат, и что является их миссионерским центром [cabecera de doctrina], называя все главные селения, которые находились бы в его ведении, и подчиненные, какие каждое селение имеет, по названниям].

XI. Что касается того, чтобы удовлетворить и ответить на названное предписание, это будет, начиная с главы 11, в соответствии с их порядком и формой; и так я говорю, что этот город Тескоко, о котором идет речь, это селение, населенное индейцами, и одна из трех столиц Новой Испании, и в качестве таковой находится на попечении [está encomendado] Королевской Короны; и он во времена язычества достиг и имел большое и обширное ведение, под которое подпадали многие земли, селения и области: она распространялось от Северного моря до Южного ⁸, со всем, что включает восточное побережье вплоть до порта Вера Крус, кроме города Тлачкала [Tlachcala] и Уэшоцинко [Huexotzinco], а сейчас оно такое урезанное и ограниченное, что не превышает двух лиг ⁹ в самом длинном месте, и поперек едва ли имеет две. Он относится к ведению и управлению Вице-королей этой Новой Испании, и является одной из самых почетных должностей, на какие они назначают, и потому они всегда дают его соответствующим лицам; и является миссионерским /3/ центром только для селения Тецойокан [Tetzoyacan], так как оно не имеет братии или кого-либо, кто причащал бы в нем, и потому это обязанность братьев-францисканцев из этой обители; что касается ведения его главных алькальдов, они входят в селения Уэшотлан [Huexutlan], Коуатличан [Cohuatlichan], Чиаутла [Chiauhtla], Тецойока [Tetzuyuca], каковые относятся к Королевской Короне и являются самостоятельными селениями, и которые имеют правителей, алькальдов, судей и самоуправление [gobernadores, alcaldes y justicias y Regimento], над которыми индейские правители этого города не имеют никакой власти или верховенства, за исключением всеобщего призыва [llamamentos generales], когда им случается заняться тем, чтобы обсудить, что следует делать по приказу Вице-короля или Королевской Аудиенсии: в этом случае не только они, но и все области, которые он имел в качестве подданных в древности, подчиняются ему, хотя это происходит в редких случаях.

[Вопрос 12: И точно также о том, на каком расстоянии они находяться от других индейских и испанских селений, какие располагались бы в окрестностях, называя те и другие, и в какой стороне они лежат; и указаны ли длинные или короткие лиги, и сухопутные дороги, ровные или ухабистые, прямые или извилистые].

XII. Имеет этот город Тескоко до Мешико и западного берега расстояние в три лиги, поскольку только столько имеется на прямом пути по озеру, находящемуся между двумя городами, по середине которого один граничит с другим, если провести линию и межу с севера на юг. Плавают по нему на каноэ, из одного города в другой; а чтобы идти из Тескоко в Мешико по суше есть две дороги: одна выходит на север и поворачивает налево, огибая названное озеро, это дорога в семь лиг, ровная и по которой ездят на повозках, а когда желают идти по южной стороне, по берегу названного озера, |дорога| занимает расстояние в восемь лиг, ровная и проторенная повозками, и более приятная из-за прохлады источников пресной воды в селениях, через которые она проходит.

Селение Чиаутла [Chiauhtla] находится к северу от Тескоко менее чем в полулиге, и настолько же дальше по той же дороге находится селение Тецойокан [Tetzoyucan], посещаемое для проповедей братией из этого города, а за ним находится селение Тепетлаосток [Tepetlaoztoc], которое имеет в энкомьенде сеньор Хуан Веласкес де Саласар ¹⁰, к северо-востоку; и с южной стороны имеет /4/ Уэшотлу [Huexotla], находящуюся менее чем в полулиге, и далее, по той же самой дороге находится Коуатличан [Cohuatlichan], примерно в полулиге. Добираются до них всех по очень ровным и прямым дорогам, пешком или верхом, хотя и с трудностями, особенно в дождливое время, из-за препятствий гористой местности, пересекаемой посередине.

[Вопрос 13: А также, что означает на языке индейцев название указанного индейского селения, и почему оно так называется, если это было бы известно, и как называется язык, на котором говорят индейцы указанного селения].

XIII. Находится у города Тескоко, в лиге к востоку от него, небольшой холм, который в древности назывался Тецкотль [Tetzcotl] на языке чичимеков [chichimecas] ¹¹ из племени индейских варваров, подобных арабам [alarabes] Африки, которые первыми нашли и заселили эту землю и ее округу, придя по направлению от сакатеков [zacatecas], где сегодня находятся самые знаменитые копи этой Новой Испании по своему богатству, равно как по храбрости тамошних индейцев, которые по мнению сведущих людей из иноземных народов являются лучшими в мире стрелками из лука, и вслед за которыми затем появились кольуаке [culhuaque], мешикское племя, поселившееся там, где сейчас находится этот город, и, исказив слово "Тескотль", они назвали город "Тескоко", и оно происходит от "Тескотль", и холм они назвали Тескоцинко [Tezcotzinco], уменьшительным названием, посчитав его маленьким по сравнению с другими, большими холмами, таким образом, Тецкотль может быть чичимекским словом. Невозможно узнать его истинное значение, поскольку чичимеки, которые первоначально дали ему имя, не только исчезли, но нет ни памяти об их языке, ни кого-либо, кто смог бы перевести названия многих вещей, которые до сегодняшнего дня называются на этом языке; и если о них и идет речь в некоторых рисунках и знаках, то только по поводу родословных и предков природных владык этой страны, которые хвалились и кичились происхождением от них. Как только они исчезли или превратились в кольуаке, они использовали их язык, который тот же самый, что и у мешиков, и затем, когда прошло время, назвали округ города и его область Акольуакан [Acolhuacan], в память о чичимеках, первых ее обитателях, потому что они были людьми статными и более широкими в плечах, чем кольуаке, ибо "аколь" [acol] означает /5/ "плечо", так что акольуаке переводится "плечистые", и так назвали эту область Акольуакан, что как если бы сказать: "Страна и область плечистых людей", и по той же причине язык, на котором говорят во всей этой области, они назвали акольуакатлатолли [acolhuacatlatolli]; и поскольку между "кольуаке" ¹² и "акольуаке" имеется большое сходство, и чтобы одно не принимали за другое и из-за этого не было бы ошибок, следует обратить внимание, что, как сказано, акольуаке являются благородными чичимеками, а кольуаке – это пришельцы мешикского рода, взявшие обозначение от Кольуакана [Colhuacan] ¹³, селения, откуда он пришли с западной стороны.

А значение "Уэшотла" – "Место белых ив", потому что "уэшотль" [huexutl] – "ива", а "Коаутличан" – "Дом змеи", так как есть в этом селении некая пещера, где в древности находилась одна необыкновенной величины, по поводу чего селение получило это название; и Чиаутла, что означает "болотистый", называется так из-за болот, которые в ней есть; а Тецойокан [Tetzoyucan] – из-за определенного рода камня, красного, пористого и легкого, который называется тецантли [tetzantli], наилучшего, какой есть в этой земле для строительства; а Тепетлаосток – из-за пещер, и из этих двух названий составляется название селения. Кальполальпа [Calpulalpa] ¹⁴ переводится как "место и земля многих кварталов" [barrios]. И так думается, что Несауалькойоцин ¹⁵, царь, который был в этом городе и его области, распределил ту землю между индейцами шести кварталов, имевшихся в этом городе, приведя из каждого некоторое число их для поселения. Масаапан [Mazaapan] называется так потому, что означает на нашем романском языке "вода оленей". Йауалиукан [Yahualiuhcan] – по одному круглому холму, на чьем склоне обосновались и поселились индейцы.

[Вопрос 14: Чьими они были во времена своего язычества, и владычество, которое имели над ними их владыки, и то, что они платили в качестве дани, и чему они поклонялись, законы и обычаи, хорошие и плохие, какие они имели].

XIV. Город Тескоко со своими землями, селениями и областями имел собственных царей почти тысячу лет в этой стороне ¹⁶, и хотя в их владычестве было много разнообразия и изменений, как они бывают во всех вещах этой жизни, в конце, когда в него пришел дон Эрнандо Кортес и прочие конкистадоры, он нашел, что им обладает Какамацин [Cacamatzin] ¹⁷, последний /6/ его царь от царской крови и рода чичимеков, и так как тот царствовал не больше трех лет и был очень порочным, о нем не будет идти речь в этом сообщении, но о Несауальпильцинтли ¹⁸, его отце, и Несауалькойоцине, деде, ибо при них он очень процветал, так как они были мужами очень добродетельными, и так как они поддерживали у своих подданных добрые обычаи и достойный образ жизни, как говорится в своем месте. И таким образом владычество, каковое они над ними имели, основывали на многих доводах, и главным образом на трех. Первый: потому что чичимеки, которые первыми поселились в этой земле, привели природного владыку и царя, от которого происходили прочие его преемники, наследуя от отца к сыну, и в то время он приводился наряду с другим, главнейшим: потому, что все прочие народности, имевшиеся в этой области были пришельцами, особенно кольуаке, и поскольку чичимекские владыки, в чьи времена они пришли, позволили им обосноваться и поселиться, они подчинились им в качестве подданных, так как чичимеки были для них исконными жителями. И еще один, поскольку в прежнее время они все взбунтовались против Иштлильшочитля [Ixtlilxochitl] ¹⁹, отца Несауалькойоцина, в пользу Тецоцомоктли [Tetzotzomoctli], владыки Аскапоцалько [Azcaputzalco] ²⁰, его недруга, которого, после того как он был долгое время преследуем, в течение которого с ним произошли многие злоключения, они убили, и после того, как были подчинены в дальнейшем Несауалькойоцином, его сыном, силой оружия и при помощи чальков ²¹, он достиг истинного господства [imperio], каковое имел над ними, хотя после того, как они были усмирены, обошелся с ними человечно, забыв о суровости правосудия, какую заслуживали их мятеж и злодеяние, и поступил с ними с большим милосердием, достаточная причина, чтобы любить его и уважать его, как в действительности они и делали, и то же самое относительно его сына Несауальпильцинтли. Те дали им законы и указы, по которым они управлялись и жили в соответствии с установлениями разума и общественного порядка [conforme a razon y policia], чьи времена те называли счастливыми из-за великой умеренности, с какой они правили, и они продолжались восемьдесят три года ²², каковые были временем, когда царствовали эти двое. И так никогда не переставали говорить о них добро, особенно когда испытывали огорчения и тяготы.

Они имели над ними полное господство [dominio absoluto], так как в их руках находилась их смерть и жизнь, также как и прочих владык, им подчиненных /7/, хотя эти двое государей, отец и сын, всегда поступали по праву и справедливости [de rectitude y justicia], что можно вывести из их деяний и поступков во время мира и на войне, которые забыты из-за отсутствия записей и которые, согласно тому, что о них рассказывают, особенно о Несауалькойоцине, не заслуживают быть преданными забвению. Они очень чтили добродетельных, и еще более, если были доблестными, и за это давали им большие награды и возводили в высокое достоинство, и по тем же причинам карали тех, кто ошибался и совершал злоупотребления, ведя жизнь порочную и распутную, хотя бы это были их собственные сыновья, что, как известно, будет видно из правосудия, которое они над некоторыми из них совершили, о чем будет рассказано в своем месте. В их руках находились мир и война, и были они столь чтимы и любимы, что согласны по общему правилу, что их подданные желали умереть за них и на службе им в знак любви, и так в случае войн, на которые в их времена они должны были идти, как известно. Было столь велико их могущество, что распространялось вплоть до некоторых дел, которые они считали священными и божественными, выбирая жрецов для служения своим идолам, и смещали их, когда им казалось подходящим, и назначали опять других; и, в конце концов, совершали и устраивали все прочее, что для их культа и религии было необходимым.

То, что давали им в качестве дани, было природными плодами этой земли, из которых каждый индеец давал часть, которая приходилась на него в соответствии с имуществом, которым он обладал, если был торговцем или чиновником, а если земледельцем – в зависимости от земель, какие обрабатывал, и при этом они платили столь умеренную дань, что многие были очень богатыми и праздными.

Жители побережья Южного моря давали им золото в песке, плитках [tejuelas], палочках, губные и ушные серьги из него, а также рабов и роскошные голубые перья, очень ценимые среди них, которые приносили путем обмена из областей Уатималы [Huatimala] ²³. Им давали какао и хлопок в коробочках, белый пчелиный мед, перец разных сортов, щиты, воинские доспехи и уборы, и в каждом селении было большое маисовое поле, собранный урожай с которого оставался в них в хранилищах для ежедневного расхода управителей, которые были в них на царской службе. И те имели свободу распределять часть его, оказывая милость от имени царя тем, кто по каким-либо причинам ее заслужил, таким образом, что /8/ эти управители, которых называли кальпишке [calpixque] были теми, кто в каждом селении распоряжался этими доходами и податями.

Жители северного побережья давали ту же дань, кроме роскошных перьев, так как не добывали их, а селения и области более близкие давали свою дань плащами, рубахами, юбками, очень хорошими, многого и разнообразного покроя и цветов, и большими полями маиса и других семян, и служа лично в свою смену и очередь в их домах без какой-либо оплаты, кроме пропитания, которое им выдавали в большом изобилии управители, имевшиеся в каждом селении.

Они имели заботу о том, чтобы разыскивать и покупать за доходы, поступавшие в их распоряжение, драгоценные камни, которые могли иметься, каковыми были чальчиуит [chalchihuit] ²⁴, являющиеся ярко-зелеными камнями, которые мы называем матерью изумрудов или топазами, каковые были самыми ценимыми среди них, и бирюзу, и изумруды, чьих хотя бы одной копи или месторождения до сегодняшнего дня не найдено. Они посылали их своему царю в качестве главнейшей вещи, какую могли бы послать, и это было действительно так, потому что среди их богатств эти камни имели наибольшую ценность.

Что касается мнений о том, чему они поклонялись, то в них есть большой разнобой, но мнение, которое более всего приближается к истине, то, что они имели многих идолов, и столько, что почти для каждой вещи имели какого-нибудь, которым они поклонялись и приносили жертвы; и, чтобы быть сведущим в том, каких и им подобных они имели, я буду мало-помалу излагать самое главное и в наилучшем, насколько возможно, порядке, и я не буду вести речь обо всех, потому что это означало бы объять необъятное [dar en un infinito], но только о трех, бывших теми, кого они считали самыми главными, и верховным – Тескатлипоку [Tezcatlipuca], и затем Уицилопочтли [Huitzilopochtli], и затем – Тлалока [Tlaloc] ²⁵.

Тескатлипока, что означает "Дымящееся Зеркало", был сделан из дерева, с туловищем и лицом человека, со всеми его членами и с наилучшим их соотношением, с каким художник, его делавший, мог. Он был от ляжек внизу и до рук покрыт черной копотью и зеркальной поверхностью ²⁶ [espejuelo], которая является определенным видом блестящего металла, называемого индейцами тескапоктли [tezcapoctli], откуда понятно, как образовано имя этого идола. Его ноги от середины ляжек и ниже были отделаны таким же образом, лицо – /9/ молодого человека и очень хорошо воспроизведенное, и маска с тремя полосами блестящего покрытия и с двумя золотыми, пересекавшими лицо, с губной вставкой из белой раковины, и с двумя большими ушами, как у волка, из очень блестящего перламутра, и под ними еще двое, которые казались его собственными, с золотыми серьгами, и на голове много богатых перьев, а на шее три низки драгоценных камней, которые они называли теошиуитль [teoxihuitl], а наши – бирюзой, а над ними золотое украшение, которое означало мир, по крайней мере, до пределов суши, где она граничит с морем, потому что до тех пор они имели сведения о его протяженности и пределах. На каждой голени у него было по браслету из золота, а тело покрыто до плеч плащом из перьев с наплечниками из золотого листа, и покровом с очень нарядно вышитыми краями, который, кажется, служил набедренной повязкой, и поножами из золота на икрах, и колокольчиками из него же на щиколотках ног. На них – сандалии [cutaras], и в качестве посоха в правой руке – большая стрела с оперением и кремневым острием, которую они называли теотопилли [teotopilli], что переводится "божественный или Божий посох", а в левой – опахало из перьев цапли и ворона, и инструмент, похожий на флейту, и в качестве местонахождения – возвышение из больших стрел, а по сторонам – нечто, похожее на перегородки или стенки, и у него были украшения, о которых мы уже сказали, и которые здесь изображены. Он находился в некоем ку [cu] ²⁷ или храме в этом городе, в одном из шести имевшихся в нем кварталов, который назывался Уиснауак [Huiznahuac], где ему часто поклонялись и служили многочисленными жертвоприношениями людей и даров изо всех родов вещей, и особенно копала, который является видом курения, имеющегося в этой стране. Его представлял всегда и постоянно один индеец из пленников, захваченных на войне, который должен был быть доблестным, из Уэшоцинко или Тлашкалы, поскольку те, по общему мнению, считались доблестными как никакой другой народ. Он имел занятием с полуночи и далее свободно ходить по городу и даже отдаляться на полулигу от него всего с двумя человеками, которых давали ему в качестве слуг, которые шли за ним на расстоянии броска камня, будя людей звуком колокольчиков и флейты, /10/ на которой он играл время от времени, и когда это слышали, всякий в своем доме клал угли в жаровню и бросал на них курения, о которых мы уже сказали и, призывая его, кадил в восточную сторону, затем в западную, южную и северную; и тот, кто мог, выходил ему навстречу и кадил ему из уважения к тому, кого он представлял; и когда приближался день, он удалялся таким образом, чтобы свет не коснулся его иначе, как в храме, делая это постоянно, не пропуская ни одной ночи, и тот, будучи лишен сна ночью, спал днем. Он ходил одетым в убор, похожий на тот, который был на идоле, кроме перьев на голове и плаща. Ему было позволено идти, в случае, когда он захотел бы, на площадь и рынок, и подниматься на вершину небольшого ку, который был на ней, не совершая никаких действий кроме того, чтобы побыть там миг для своего удовольствия и вернуться в свой храм. Он носил сетчатый плащ и остриженные волосы вида, изображенного в этом сообщении, и их, чтобы было лучше понятно, нарисовано два: один в присущем ему виде, каковым был сам идол и изваяние, и другой – вид, в котором ходил пленник, его представлявший, который является вторым; и того, когда был день праздника, и когда он должен был быть принесенным в жертву, чем заканчивал несчастный, облачали в убор, похожий на тот, который имел идол.

Другого |идола| звали Уицилопочтли, он тоже был из дерева, как здесь изображено, похожий на молодого человека, очень хорошо сложенного, с роскошными перьями в качестве одеяния, и с плащом из них же, с тремя низками чальчиуитов, о которых уже сказано, на шее, и с бирюзовым украшением на груди, оправленным в золото, с колокольчиками из него же, и лицом с двумя полосами из золота и двумя другими из бирюзы, тщательно обработанными и составленными, и с губной вставкой из белой раковины, с бирюзовыми серьгами и орлиными перьями в качестве волос, с шапочкой [capelete] из голубых перьев, украшенной некоторыми золотыми фигурами, и на спине с составленным из перьев изображением в виде головы одной маленькой птицы, живущей в этой земле, которая называется уицицили [huitzizili] ²⁸, что означало имя идола, поскольку из названия этой птицы и вещи слева, что на их языке произносится "опочтли" [opochtli], /11/ составлено имя этого идола. В левой руке он имел круглый щит из перьев с листами золота, пересекавшими его посередине. Он имел свои золотые поножи с золотыми колокольчиками, голубые сандалии и набедренную повязку с краями, очень искусно затканными разными цветами; его ноги были раскрашены синей краской, а в правой руке – длинная стрела с кремневым наконечником, древнее оружие мексиканцев, которое бросали при помощи маленькой копьеметалки, похожей на крест, которую держали в руке. И его место и возвышение было такое же, как у Тескатлипоки. Его не представлял никто, кроме царя. Когда тот умирал, его обряжали в похожее убранство, и с ним сжигали тело, пока оно не превращалось в пепел, о чем будет идти речь далее.

Другой, называемый Тлалок, что, говорят, означает "несущий изобилие земле" [abundador de la tierra], был идолом дождей и бурь, и также был составлен из дерева, с ростом и фигурой человека, и все его убранство и фигура обозначали дожди и изобилие плодов. Тело он имел зачерненное и обмазанное смолой одного дерева, которое называли олли [olli] ²⁹, из которой делали мячи, и наши называют его батей [batey] на языке островов Санто-Доминго. В правой руке он имел изогнутый золотой жезл, обозначавший молнию, а в левой круглый щит из перьев с перламутровой отделкой поверх на манер сетки, а поверх одежды, которая также была из голубых перьев, имел такую же отделку с каймой определенной работы, сплетенной из волос зайца ³⁰ и кролика, на манер зубчатой пилы. Лицо было уродливейшей фигурой, которая в их рисунках и письменах изображалась для обозначения дождя [figuraban por las lluvias], с длинными волосами и большой шапкой из белых и зеленых перьев, которые обозначали обильные зелень и плоды, и на ней низка чальчиуитов, с медными поножами на лодыжках, и в качестве местонахождения возвышение из дерева с зубцами вокруг, как он появляется изображенным здесь, и у него не было индейца, который его представлял бы.

Главный храм этих идолов Уицилопочтли и Тлалока был построен посреди города, квадратный и заполненный, словно земляная насыпь, глиной и щебнем, и только с поверхностью из извести и камня. Имел с каждой стороны восемьдесят длинных саженей [brazas largas] ³¹, и в высоту двадцать семь, /12/ у него было сто шестьдесят ступеней на западной стороне, по которым на него поднимались. Начиналось его строение с основания таким образом, что по мере подъема оно уменьшалось и сужалось со всех сторон в виде пирамиды, и от части к части образовывало площадку, как скамейка вокруг всего его, и словно дорогу в эстадо ³² между ступенями, которые поднимались снизу вверх до вершины, что было как промежуток, чтобы образовать два подъема, которые оба шли, пока не достигали двора, образовывавшегося на самом его верху, где имелось два больших помещения, одно больше другого, в большем, которое находилось с южной стороны, находился идол Уицилопочтли, и в другом, которое было меньшим, и которое находилось в северной стороне, находился идол Тлалока, так что они и помещения смотрели на западную сторону, и впереди двор, о котором сказано, вытянутый с севера на юг, очень ровный и светлый, и такой вместительный, что в нем размещалось без труда пятьсот человек, и с одной его стороны по направлению ко входу в главное помещение Уицилопочтли – приподнятый камень в вару ³³ высотой, и при такой высоте размером с сундук, который называли точкатль [tochcatl], где приносили в жертву индейцев.

Эти идолы были сидящими, однако изображены они стоящими, чтобы лучше объяснить их вид, размер и строение.

Каждое их помещение имело по три надстройки, которые сообщались между собой одна из середины другой при помощи переносной деревянной лестницы. Они имели их полными снаряжения изо всяких видов оружия, особенно макан, щитов, луков и стрел, копий и камней, и всяких видов воинских облачений и уборов; и что бы лучше понять размер и вид, какие имело это ку, оно также изображено в этом сообщении.

Ку Тескатлипоки, главного идола, находилось, как уже сказано, в квартале Уиснауак, значительно меньшее, но того же строения, кроме того, что не имело разделения на ступени. Проверено, что Несауалькойоцин оставил в этом квартале этого идола в соответствии с суждением индейцев из него, ибо их обязанностью было охранять его, так как их предки некогда принесли его, когда прибыли в эту землю, в виде, о котором я далее скажу ³⁴. Этот храм тоже имел на вершине /13/ дома идола три надстройки, где точно также хранилось снаряжение, о котором сказано. Известно, что Несауалькойоцин был первым, кто собрал |изображения| этого идола из разных мест во всех кварталах этого города, где они были рассеяны по очень маленьким ку и храмам, и сделал для них большой, о чем сообщают и многие другие, внутри очень большой ограды.

Возле ку и главного храма имелся зал и помещение, которое называли Тлакатекко [Tlacatecco], что переводится как "Дом благородный мужей", где хранились в качестве важнейших и священнейших предметов два свертка или узла из множества очень богатых и очень белых плащей, один с идолом Тескатлипоки, а другой с идолом Уицилопочтли.

В том, что был Тескатлипоки, находилось зеркало из амальгамы [alinde] ³⁵, формой и величиной с половину большого апельсина, оправленное в черный необработанный камень. Вместе с ним находились вроссыпь многие дорогие камни, как то чальчиуите, изумруды, бирюза и много других видов, и плащ, который был ближайшим к зеркалу, был разрисован человеческими скелетами. Говорят, что в том зеркале много раз видели Тескатлипоку в виде, о котором сказано и который нарисован, кроме украшения из перьев, добавленного к его статуе позже, и что оттуда он получил имя Тескатлипоки, и что, когда пришли предки жителей квартала Уиснауак, которые были кольуаке из Кольуакана, области этой Новой Испании под управлением Гвадалахары, прибыло это зеркало, разговаривая с ними человеческим голосом, чтобы они прошли дальше и не останавливались и не обосновывались в местностях, проходя по которым они намеревались остаться и поселиться, пока они не пришли в эту землю чичимеков акольуаке, и после того, как они прибыли туда, оно больше не говорило с ними, и поэтому они устроили в ней место своего жительства с позволения Кинацина [Quinatzin] ³⁶, владыки, каковой был у чичимеков, предка Несауалькойоцина, и не обнаруживали, чтобы после этого оно еще говорило, кроме как несколько раз это видели во сне, и оно приказывало некоторые вещи, которые они затем делали; они были жрецами его храма, являвшимися его /14/ охранниками и служителями, и что это были редкие случаи.

Другой узел, Уицилопочтли, был другим хламом [barteria], еще менее основательным, чем этот, поскольку это были две колючки магея, растения, очень известного в этой стране из-за своей великой пользы и значения для человеческого пропитания, которые были обвязаны и обмотаны многочисленными плащами, и которые кольуаке, называемые мешиками [mexica], принесли в древности из той же области Кольуакан, и не дают и не находят какого-либо объяснения тому, почему эти колючки считались священным предметом, ни того, чтобы их силой были произведены какие-либо обманы или чудесные события, как с узлом и зеркалом Тескатлипоки, кроме того, что древние люди сделали изваяние, о котором уже сказано и нарисовано, назвав его Уицилопочтли в соответствии с видом, в котором они имели его в древности в своей области Кольуакан.

Идол и изваяние, называемое Тлалок, является самым древним в этой земле, так как говорят, что те же кольуаке нашли его в этой стране и, не обращая внимания на чичимеков, они стали почитать и поклоняться ему как богу вод. Он находился на главной и самой высокой горе у этого города, в восточной части обширной гористой местности и горной цепи вулкана Чалько, места очень известного и знаменитого в этой стране, о котором в описании Чалько и Уэшоцинко будет дано объяснение теми, кто составили сообщения. Называлась эта гора, где в глубокой древности находился идол, Тлалок ³⁷, таким образом, что и идол назывался Тлалок, и горная цепь с горой точно также. Он находился на самой ее вершине, был из белого и легкого камня, похожего на того, который называют пемзой [pómez], хотя чуть более прочного и тяжелого, обработанного в образе и размере человеческого тела без какого-либо отличия. Он сидел на квадратной плите, а на голове из того же камня был сосуд как лохань [lebrillo], очень соразмерный и способный вместить примерно шесть квартилий воды ³⁸.

Внутри он содержал некую жидкость, называемую олли [olly], о которой уже шла речь, она была полужидкой, как рыба, когда ее варят, кроме того, что даже холодная и застывшая она не затвердевала, и в ней содержались все семена из тех, какими пользовались и питались местные жители, как то маис белого, черного, красного и желтого цвета, и фасоль многих видов и цветов, чиаутоиутли [chiauhtuiuhtli] и мичотоиутли [michutuiuhtli] ³⁹, и перец /15/ всех разновидностей, какой могли иметь те, кто имел заботы об этом, обновляя их ежегодно в определенное время. Располагался этот идол лицом на восток; ему совершали жертвоприношения невинными младенцами, ежегодно один раз, как в своем месте будет сказано. Не знают, как объяснить ни то, кто его сделал, ни почему его почитали в качестве бога бурь, кроме того, что по некоторым суждениям имеются подозрения, что его создал некий род людей, которых называли тольтеками [Tulteca] ⁴⁰, каковые имелись в древности в этой земле и которые исчезли из нее за многие годы до того, как чичимеки вновь ее заселили. Говорят, что Несауалькойоцин из уважения к этому идолу сделал другого, о котором шла речь, поместив его в ку и главный храм этого города вместе с Уицилопочтли, и что Несауальпильцинтли, его преемник, чтобы улучшить каменного идола, находившегося на горе, приказал сделать другого, большего, из черного камня и более твердого и тяжелого, размером и ростом как человеческое тело, и убрать древнего и поставить этого на его место, и что с течением времени он был разбит на куски от удара молнии, попавшего в него, и, сочтя это чудом, вновь поставили другого, древнего, выкопав его оттуда, где его неподалеку от того закопали, и этого нашли во времена Дона брата Хуана Сумарраги, первого архиепископа Мехико, с вложенными в одну его руку тремя толстыми золотыми гвоздями и одним медным, которые, когда разбили его на куски по его приказу, забрали у него.

Что касается их обрядов и жертвоприношений, то, что можно установить досконально [sacar de raiz], исследовав правду об этом, это, что человеческие жертвоприношения этим идолам были изобретением мешиков, таким образом, что после того как чичимекские владыки Аскапоцалько позволили им обосноваться и поселиться там, где сейчас город Мехико, в качестве своих подданных ⁴¹, после того, как прошло время и они породнились со знатными людьми и владыками этой страны, по причинам, о которых рассказывают в их историях, они восстали против своих владык и таким образом, что, подняв против них оружие, за короткое время их покорили ⁴², и чтобы еще больше оказать честь своим идолам устроили им жертвоприношения людей из тех, кого в течение этой войны и мятежа захватили, в знак благодарности за свои победы, чтобы иметь их более благосклонными и /16/ милостивыми, так как им казалось, что никакое жертвоприношение не сделало бы тех более кроткими, чем тех вещей, какие они посчитали бы самыми ценными и почитаемыми, и так как никакая вещь не может иметь такой же ценности как человек, и особенно если он добыт и захвачен на войне с такими трудами и опасностями, какие на ней встречаются, они решили устроить жертвоприношения ими, и хотя в то время это было с умеренностью, затем оно возросло по мере роста их могущества, пока они не дошли до той слепоты и заблуждения как те, в которых находились во время, когда первые конкистадоры пришли в эту землю, чтобы уязвлять Господа нашего, и случилось |это| за восемьдесят лет до того, потому что до того времени еще не было в помине этого дьявольского изобретения, так что в подражание мешикам его ввели по всей этой земле, по крайней мере, в этом городе, и в Тлакобе, Чалько, и Уэшоцинко, и Тлашкале.

Способ и порядок, какой они в этом имели, состоял в том, чтобы врагов, которых на войне они могли бы убить, не убивали, но скорее захватывали их живыми и приводили пленниками с целью принести их в жертву, и по многим другим причинам и соображениям, из чего для них следовало много выгоды, чести и славы. Днями их жертвоприношений были только праздничные дни, и для этого следует знать, что они имели в каждом году восемнадцать праздников ⁴³, и все разные, на которых они почитали разных идолов, таким образом, что ежегодно они только раз справляли каждый праздник, хотя, это правда, одни считали более важными и большего достоинства, чем другие, особенно тех трех идолов, о которых уже шла речь, каковым они устраивали большие и примечательные жертвоприношения всех родов пленников, и особенно в день праздника еще одного, которого они называли Шипе [Xipe] ⁴⁴, который был как бог войны, каковому жертвовали самых доблестных пленников с тем, чтобы прославить тех, кто их захватил, с особой торжественностью по сравнению с другими, обычными жертвоприношениями, о которых пойдет речь дальше. Наконец, когда наступал день и праздник Тескатлипоки, который они называли Точкатль [Tochcatl] ⁴⁵, они приносили в жертву в его храме всех пленников, каких ранее собрали, всякого рода, возраста и пола, за исключением тех, кто, как самый мужественный, был оставлен для дня идола Шипе, который другим именем назывался Тлатлаукистекатль [Tlatlauhquiztecatl], что то же самое, что сказать "Алое или /17/ пылающее зеркало".

Им вскрывали грудь острым кремневым ножом над камнем, называвшемся точкатль, положив на него спиной, и пять или шесть человек, пригнув |им| голову, руки и ноги к земле, выворачивали грудь и живот вверх, и так один жрец из тех, кто для этого был предназначен и находился на службе демона, самый главный, называвшийся Кецалькоуатль [Quetzalcohuatl] ⁴⁶, разрезал ее с легкостью от одного соска до другого, и первое, что он делал, было вынуть сердце, которое, трепещущее, он бросал к ногам идола, безо всякого уважения и учтивых манер; после этого он тут же вручал тело хозяину, что означает тому, кто его захватил, и в таком порядке приносили в жертву всех, и у тех, кто погиб на жертвоприношении этого дня, остальные жрецы собирали все сердца, и после того, как они были сварены, съедали их, таким образом, что этот член, столь важный среди человеческих органов, был предназначен для этих жрецов, служителей демона; и в том же самом порядке совершали жертвоприношения идолу Уицилопочтли, когда приходил день его праздника ⁴⁷; и тела, после того, как их уносили их хозяева, разрезали на куски и, сваренные в больших горшках, рассылали по всему городу и по всем окрестным селениям, пока не оставалось ни одной частички, и очень маленькими кусочками, в каждом из которых не было и полуунции, в качестве подарка касикам, владыкам и знатным, и управителям, и купцам, и всякому роду богатых людей, от которых могли предполагать получение какой-либо корысти, пока не убеждались, что у них не оставалось ни одного куска, чтобы съесть, потому что им это было запрещено, кроме костей, которые оставляли им в качестве трофея и знака их силы и доблести, помещая их в своем доме в части, где те, кто приходили, могли бы их видеть. И давали им те, кому они дарили по кусочку этой плоти, плащи, рубахи, юбки, ценные перья, драгоценные камни, рабов, маис, ушные и губные серьги из золота, щиты, воинские облачения и доспехи, каждый как хотел и мог, и не столько потому, что представляло какую-то ценность то мясо, так как многие его не ели, сколько в качестве вознаграждения храбрецу, который его прислал, из-за чего они становились богатыми и процветающими.

/18/ У другого идола, Тлалока, было жертвоприношение, которое ему совершали, очень отличное от этих остальных, потому что в день его праздника, который обычно бывал в мае месяце ⁴⁸, согласно тому, что следует из их счета, они собирали десять или пятнадцать невинных детей в возрасте до семи-восьми лет, рабов, которых им давали владыки и богатые люди в качестве дара для этой цели, и их приводили на гору, где находился каменный идол, и там заостренным кремнем им перерезал горло жрец или, лучше сказать, живодер, избранный для служения этому демону, и с перерезанным горлом их сбрасывали в одну пещеру или естественную расщелину, имевшуюся в скалах возле идола, очень темную и глубокую, не совершая других обрядов.

Другому идолу, называемому Шипе, о котором было обещано рассказать, совершали жертвоприношение самыми доблестными индейцами, которые отбирались по выбору царя, для чего устраивали сначала многие испытания и проверки по поводу силы и храбрости каждого и его доблести, ибо если они не были таковыми, не умирали на жертвоприношении этому идолу, который, как уже сказано, был как особый бог войн и сражений. Первое, что они делали, было, чтобы каждого из этих храбрецов украсить от бедер и ниже, а также руки и голову, белыми перьями при помощи клейстера, и на них надевали бумажные куртки, бывшие у них знаком печали и траура, и затем их всех вели вереницей, как в процессии, каждого с двумя человеками в качестве охранников. Один был тот, кто его победил и захватил, а другой был еще одним храбрецом, которого они называли текиауа [tequiahua], и когда они приходили к месту жертвоприношения, которое находилось у подножия большого храма и ку, называвшегося Темалакалли [Temalacalli], который был сооружением в виде квадратной земляной насыпи со ступенями со всех сторон, настолько высоким, что поднималось четырьмя ступенями в три сажени в каждой части, и посреди большой камень той же работы, что и большой камень перед ним, на который ставили пленника, который должен был быть принесенным в жертву, привязанного за пояс веревкой, которую закрепляли за камень, настолько длинной, чтобы он мог спуститься по всем ступеням и на шаг или два дальше.

Ему давали оруженосца в облачении храброго волка, которого называл петлач [petlach] /19/, который служил этому, круглый щит и макану, сверху сплошь покрытую перьями, но без лезвий; и по одну сторону от этого места и жертвоприношения были четверо индейцев, самых доблестных и избранных, какие имелись во всем городе и его области, двое в облачении и уборе храбрых и больших тигров, а двое других в виде двух больших орлов с многочисленными и большими перьями, один из которых бросался сражаться с тем, кого должны были принести в жертву. Он носил щит и макану с кремневыми лезвиями, и таким образом под звук барабана и другого инструмента, который называли тепонаштли [teponaxtli] ⁴⁹, и с песней они сражались один против другого, и если пленник получал удар или два, так что казалось, что он не сможет уже защищаться, тут же появлялся Кецалькоуатль, который был главным жрецом, и разрезал ему грудь на камне, находившемся возле этого жертвенника, похожем на тот, который имелся на главном ку, вырывая ему из груди сердце, которое вместе с телом получал хозяин, и перед тем, как отнести его к себе домой, брал сердце и вручал его идолу Шипе в его храме, и в сосуд собирал часть крови и обходил все храмы, окропляя ею более или менее важных идолов, тех, кто не был украшен и одет в богатые облачения и драгоценности, ибо они стояли таким образом, не объявляя их, проходили вперед к другим, чей праздник не справлялся, и он обмазывал их этой кровью, пока она не заканчивалась, а тело уносили, чтобы сделать с ним то, о чем уже было сказано ранее, кроме того, что его свежевали, и один из бедных индейцев одевал его кожу навыворот и отправлялся в ней нищенствовать повсюду, где мог, пока не проходило двадцать дней, что было как неделя этого праздника; и если вдруг пленник оказывался очень доблестным, так что в сражении побеждал, и того, кому выпадал этот жребий, даже убивал, как несколько раз случалось, он не становился от этого свободным, так как на него тотчас набрасывался другой из троих оставшихся, и, в конце концов, он был побежден одним из них, потому что никто не оказался настолько доблестным, чтобы спастись от всех четверых, особенно потому, что среди них должен был быть один, кто был бы левшой, от чьих рук казалось невозможно было спастись, потому что так /20/ делалось, чтобы сражаться с правой, а бедный пленник не мог одинаково обеими руками, и так тот имел над ним преимущество, и, кроме того, получая его над уставшим. Оказывается, что многие не желали тратить время на эту тщету, но сразу же сдавались для смерти и жертвоприношения, из-за чего делали менее прославленными тех, кто их захватил и победил, ведь, чем больше силы и стойкости они проявляли, сражаясь на этом жертвоприношении, настолько больше славы доблестных приобретали те, кто победил и захватил их на войне и привел на жертвоприношение, и к ним имели настолько больше уважения, насколько больше достоинств обнаруживали в пленном, и это было столь желанным делом, что, хотя бы имелось много индейцев, которые захватили на войне многих неприятелей, никого не приводили на жертвоприношение Шипе, если только, как уже сказано, не была весьма испытана их доблесть из-за достоинства этого дня ⁵⁰. Присутствовали на этом зрелище все те, кто представлял идолов, возле жертвенника, стоя на ногах, и наилучшим образом одетые и украшенные, что подходило для такого праздника, в соответствии с их порядком и согласно достоинству и величию идолов, каковых они представляли, отчего первым был тот Тескатлипоки, а затем – Уицилопочтли, и Тлалока, и Шипе, и прочие, о которых речь не идет, так как они были меньшего значения. Находилось на этом жертвоприношении гораздо больше народа, чем на прочих, поскольку как славное дело доблестных людей, умиравших на нем, стремились отовсюду увидеть его, и цари позволяли даже, чтобы на нем могли свободно и безопасно присутствовать индейцы тлашкальтеки и уэшоцинки, их неприятели, чтобы о его виде как о зрелище ужасающем они могли бы поведать в своих землях. И было удивительным делом, говорят, видеть стоны и плач, которые они издавали, и не только женщины, но и мужчины, при виде этого ужасающего жертвоприношения, представляя, что те, их сыновья, братья, дядья, племянники, друзья, уходя на войну, должны были бы прийти к этому, ибо воистину вся их забота и то, в чем они более всего видели свое счастье, состояло в военном деле, и имели от него награды, почести и выгоду, обычно, приводя мужественных, и ценились владения и другое имущество, какое они имели, если оно было добыто таким путем, и те, кто не имел силы духа /21/ и доблести для этого, были мало уважаемы, и в качестве таковых их использовали в занятиях низких и подлых, если только не были людьми родовитыми и высокого происхождения, и даже те, чтобы быть принятыми среди прочих доблестных, должны были быть выдающимися в некоторых способностях, особенно в отправлении правосудия, или в сочинении песен, или в том, чтобы быть людьми искушенными и мудрыми советниками в советах, какие они имели, и при всем этом они не должны были носить волосы, подстриженные таким образом, как их носили военные люди, ни надевать подобные им уборы, ни носить другой одежды кроме гладкого белого плаща малой стоимости; так что к служению и жертвоприношениям этим идолам, и чтобы достичь почестей и богатства, единственным путем, который имелся у них, чтобы прийти к ним, был этот, ибо они говорили, что война таит столько тягот и опасностей, и победить их с мужеством и доблестью заслуживает по достоинству вознаграждения от их богов и от властей.

И, возвращаясь к жертвоприношениям, закончим тем, что скажем об одном удивительном деле, и оно в том, что, хотя доблестный пленник, который представлял Тескатлипоку, имел столько свободы, как я уже сказал, и был столь уверенным в своей смерти, не установлено, чтобы когда-нибудь кто-нибудь изо всех тех, кто для этого был избран, убежал бы или дал бы |вместо себя| раба, имея возможность это сделать, полагая это недостойным делом для мужей, которые представляли столь большое величие, как у этого идола, и чтобы не считаться трусом и малодушным, и не только в этой стране, но и в своей собственной с непрерывным бесчестьем, и так они желали скорее умереть, снискав вечный почет, ибо считали это славой и счастливым концом; и почти то же самое говорится о толпе остальных пленников, которые, хоть у них и было больше охраны, все же имели случаи, чтобы иметь возможность бежать, и при всем этом никогда не пользовались ими, таким же образом, как и тот, кто представлял этого идола Тескатлипоку, не жил больше одного года после того, как был назначен для этой цели, потому что когда наступал день его праздника, он тотчас оказывался принесенным в жертву в том же порядке, что и остальные, разве что с большей пышностью и нарядами, чем остальные пленники, поскольку был одет и убран в одеяния, подобные самым богатым у идола, и тут же избирался другой, который в конце концов приходил к тому же самому, если только не исполнял хорошо /22/ службу, которую ему поручали, и тогда царь сохранял ему жизнь для того, чтобы это произошло позже, но он давал раба, чтобы тот был принесен в жертву вместо него, но, в конце концов, рано или поздно, он должен был прийти к этому.

И поскольку мы заканчиваем об этих жертвоприношениях, которые, так как они были столь ужасными и на которых было загублено столько душ, и они были столь омерзительным делом, сейчас речь пойдет об обрядах, постах и покаяниях, которые они исполняли многими и разнообразными способами, поскольку жрецы, служившие в храмах, протыкали себе ягодицы и бедра, а некоторые даже, для большего покаяния – языки, разрезая их ножами, похожими на ланцеты, а другие шли дальше, так как брали колючие и узловатые тростинки и подвешивали или продевали их через рану, сделанную в языке. Обычно они не делали этого все вместе и ежедневно, но сегодня один, а другой – на другой день, сменяясь по порядку, и этой кровью обмазывали затем свежий магей, мясистые листья которого ежедневно ставили в храмах жрецы, называвшиеся тламакаске [tlamacazque] ⁵¹, на определенные ветви ели, тоже свежие. Я не мог узнать об этом таинстве и его значении, поэтому пойдем дальше. Остальной народ не протыкал себя таким образом, ни тем более все, но только тот, кто желал, в качестве благочестивого поступка и жертвы протыкал себе одно ухо и извлекал некоторое количество крови, так много, как хотел.

Эти тламакаске находились обычно в храмах и не были женаты, и им не дозволялось сходиться с женщиной, но скорее жили целомудренно и имели свободу оставить жречество, когда им вздумалось бы жениться; но если кого-либо заставали в сношениях с какой-либо женщиной, он не имел большего наказания, кроме изгнания из храма и служения, и обривания волос, которые имел определенным образом подстриженными в знак жречества, хотя это происходило очень немногие разы. Они ходили обычно с раскрашенным в черное всем телом и лицом, в одних только гладких белых плащах без других украшений. Имелся в каждом один из них, считавшийся главным, которому все остальные повиновались и подчинялись как владыке и самому главному, который назывался Кецалькоатль. Некоторые умирали стариками на этой должности. Имелось их в каждом храме до сорока или чуть меньше /23/ в главных, и в остальных четыре или пять, а в иных ни одного. Старшие выбирались царем, и после того, как устраивалось тщательнейшее рассмотрение их жизни, и добрых нравов, и умений, и чтобы они имели многие сведения об их религии и о способе воспитывать и обучать знатных всякому виду доброго воспитания и учения. Они поддерживались определенным доходом [de cierta renta], который им указывал царь. Не подобало приходить в эти дома и храмы никаким женщинам.

Всеобщий пост был каждые восемь лет и не более, чем четыре дня, в которые не ели другой пищи, кроме пирожков, приготовленных из маиса с фасолью без соли или какой-либо другой приправы, и не имели никаких напитков, кроме простой воды. У этих пирожков не было отличия от тортилий, кроме того, что они готовились как булки и варились на простой воде. Помещали в царских дворцах и храмах некую осоку [juncias], которая обозначала пост. Я не смог узнать, почему это делалось, кроме того, что введено это было в давние времена кольуаке, и они не наказывали тех, кто это нарушал.

Когда они шли на войну, постились отцы и матери тех, кто шел на нее, способом, отличным от всеобщего, поскольку ели только в полдень, и не стригли волосы и не умывали лица до возвращения сыновей и тех, с кем они состояли в дружбе и родстве. Тогда устраивали празднество и пир, и еще более дорогостоящий, если приводили пленников; а если оказывались погибшими, в таком случае их оплакивали восемьдесят дней вместе со всеми их родственниками, собравшись для этого в доме погибшего. Царь постился с большим воздержанием и суровостью все время, пока задерживались военные вплоть до их возвращения, хотя бы это был целый год, приказывая прекратить песни, увеселения и развлечения, общественные и частные, и всякий вид забав и веселых занятий, и игры в мяч, о которых речь пойдет впереди. Это прекращалось, когда наступал праздник одного из идолов, но затем они возвращались к своему посту, и царь посещал с тщательностью храм, чтобы совершать воскурения идолу Тескатлипоки, и ни на людях, ни втайне не носил нарядов или дорогих одежд, но только гладкие и очень скромные, и, по крайней мере, ничего, что обнаруживало бы радость или удовольствие, давая во всем понять тревогу, какую он испытывал за своих подданных /24/ из-за опасностей войны; и по этой же причине все великие [grandes] его двора и простолюдины представляли то же самое.

То, что испытывали некоторые знатные и владыки к своим идолам и божествам, состояло в том, что, хотя они поклонялись им и совершали жертвоприношения, как уже сказано, тем не менее, сомневались, не были ли это на самом деле ложные боги, ведь было заблуждением верить, чтобы деревянные и каменные истуканы, сделанные человеческими руками, были бы богами, особенно Несауалькойоцин, который был тем, кто более всех колебался в поиске, где найти светоч, чтобы удостовериться в истинном Боге и Творце всех вещей; и так как Господь Наш Владыка по своему неисповедимому промыслу не послужил тому, чтобы просветить его, он обратился к тому, чему поклонялись его отцы, и об этом оставили в качестве свидетельства многочисленные древние песни, которые сегодня известны в отрывках, поскольку в них имеются многочисленные почтительные имена и обозначения Господа, как, например, выражение, что он имелся один единственный, и что это он был Творцом небес и земли, и питал все созданное и сотворенное им, и что находился там, где не было второго, и в месте после девяти слоев [nueve andanas], и что его никогда не видели в форме человеческого тела или какой-либо другой фигуры, и что в место, где он находился, шли, чтобы остаться, души добродетельных после их смерти, а злых – шли в другое место с ужасными карами и тяготами; и никогда, хоть и имели многих идолов, представлявших разных богов, никогда, если принимались вести речь об этом, не называли их всех и каждого по отдельности, но говорили на своем языке о Тлоке ин Науаке [Tloque in Nahuaque] ⁵², что означало "Владыка небес и земли", очевиднейший знак того, что они считали точным, что не было более одного, и это не только самые благоразумные и рассудительные, но даже и простолюдины говорили так, таким образом люди с наибольшими знаниями и пониманием, каковыми были знатные, понимали это, что следует из признаний, которые они сделали об этом, и особенно из их песен, откуда происходит более всего света; и в самом деле, в них имеются многие сведения об их древностях в виде летописи или истории, но чтобы понять их следует быть большим знатоком языка, так что относительно того, что касается их богов, поняли некоторые /25/ заблуждение, в котором жили, и из этого следует, что они также постигли знание бессмертия души.

Брак. А что касается обычаев [fueros], хороших и дурных нравов [costumbres], речь пойдет сначала о царских и относящихся к знатным людям, а затем об общинниках и простолюдинах, хоть они и в малом отличались.

Царь имел жен, каких желал, из всякого сорта родов, высоких и низких, и среди них всех имел одну в качестве законной, о которой заботились, чтобы она происходила из знатного рода и благородной крови [alta sangre], если это было возможно, с которой устраивали некоторые обряды, какие не устраивали с остальными, что состояло в том, чтобы расстелить циновку, самую нарядную, какую только можно было иметь, напротив дымохода и очага, имевшегося в самой главной части жилища, и там усаживали новобрачных, привязывая одного к другому за одежду, и когда они находились таким образом, приходили знатные люди их царства принести им свои поздравления, чтобы Господь даровал им сыновей, в которых по наследству заблистали бы их благородство и память о них, и затем прибывали послы от остальных царей из Мешико и Такобы, и делали то же самое от имени своих владык, а за ними прочие от владык, им подчиненных, и после того, как всех отпускали, их тут же отводили к ложу, где они завершали свой брак [consumían su matrimonio], и по истечении четырех дней возвращались узнать о них со многими ласковыми и нежными словами, выказывая им свои покорность и любовь; и старший сын, который имелся от этой жены, наследовал положение своего отца после его дней, будучи предпочитаемым всем прочим своим старшим и младшим братьям, каких его отец оставлял от разных матерей, хотя в соответствии со своими возможностями давал им при жизни и после смерти то, что ему вздумается, одному больше, другому меньше, в соответствии с его заслугами давая каждому достоинство, в котором тот был самым способным и умелым, заслуживая его в первую очередь не тем, что являлся царским сыном, но чисто за доблести своего мужества и отваги, и другие умения и одаренность, о чем я буду говорить; и этот порядок наследования сохранялся у царей этого города, пока его не нарушил Несауальпильцинтли, который, так как не имел законного сына от законной жены, дочери Ашайакацина, царя Мешико, которую он убил за прелюбодеяние ⁵³, отдал правление своим государством путем выбора между своими сыновьями, каких имел от разных матерей, так что им обладали /26/ семеро братьев ⁵⁴, но никто из них не добился при этом, чтобы оставить его своим детям, потому что они жили во время, когда Вера уже была насаждена в этой земле, и из-за Короля, господина нашего, коему они докучали своими тяжбами.

Прочие знатные и великие [principales y grandes] придерживались того же порядка в своих браках, хотя в том, что касалось наследования, это было по их выбору и произволу, потому что они ведь оставляли наследником своего положения самого доблестного сына законной жены, хотя бы он и был младшим, и если не было из них никого такого, это был кто-нибудь из других от прочих жен, с тем, чтобы он превосходил всех в доблести, так что, поскольку все их благополучие покоилось на оружии, недостаточно было для этого, чтобы он был самым добродетельным [virtuoso], но весьма испытанным в доблести [virtud], чтобы наследовать и управлять владением, а в прочем с остальными детьми они поступали так же, как уже сказано о царях.

Простые люди имели каждый одну жену, и если имели возможность, могли иметь тех, кого желали и могли содержать. Когда те умирали, если оставляли имущество, его распределяли поровну между их сыновьями, и если имелся какой-то от законной жены, он не вследствие этого имел преимущество получить большую часть, потому что это имело место только у наследников царей и владык. Они могли брать в жены тех, кто ранее был у их отца, всех, кого захотели бы, но прочие, которые оставались, должны были вести вдовий образ жизни с большим целомудрием и чистотой, пока не нашелся бы кто-нибудь, кто взял бы их в жены, равный их первому мужу, или чтобы было небольшое различие, и поэтому большинство жен, имевшихся у царей, навсегда оставались вдовами, потому что они могли снова выйти замуж только за другого царя, и ни за кого иного, даже за владыку, ибо им казалось, что было бы дерзостью и непочтительностью, проявленной к усопшему царю и его достоинству, выйти замуж за другого, кто не был бы таковым.

Они не могли брать в жены своих сестер, даже цари, и тот, кого уличали в этом кровосмешении, либо со своей матерью, навлекал на себя смертную казнь, которая совершалась и над теми, и над другими безо всякого снисхождения, и точно также запрещено было брать в жены или мужья внука или внучку и других потомков или /27/ предков по прямой линии.

На других родственниках они могли жениться, потому что им было запрещено только сказанное.

При рождении сына его родителям приносили поздравления их друзья и родственники, и даже приносили подарки в соответствии с качествами его отца, которому надлежало дать ему имя, каждый, какое хотел и какое заблагорассудится, в течение четырех дней после рождения, и когда он сообщал об этом, все, кто |там| находились, давали подарки: ему давали щит, и макану, и лук, и стрелу, а дочери веретено и прялку, и другие орудия, чтобы прясть и ткать; хотя цари и великие владыки имели заботу о том, чтобы имя было в соответствии с неким событием, которое в то время было или произошло, достойным памяти, то ли это было природное явление, или непредвиденное, так что если была комета, его называли Ситлальпопока [Citlalpopoca], что переводится "Дымящаяся звезда", и если затмение Луны или Солнца то же самое, или если обваливалась какая-нибудь гора или начинал вновь бить источник, точно также, желая чуть ли не увековечить в этом память о том, что тогда произошло.

Когда у сына отпадала пуповина, ее уносили с большой заботой, чтобы закопать во вражеской земле, давая тем самым понять, чтобы из-за этой тайной собственности он страстно желал бы за это войны и военных упражнений.

Они растили малышей в неге, пока те не обретали понимания и навыков мышления, и когда убеждались в этом, отбирали их у матерей и отводили затем в некие очень большие дома, имевшиеся при храмах ⁵⁵, и там они были наставляемы главным жрецом во всяческом знании о добродетели, честности и учтивости, и особенно в воинском искусстве; и там к ним не проявляли никакого снисхождения, хотя бы они были законными сыновьями царя; они ходили в одних только набедренных повязках из хлопка, которыми покрывали срамные части, и грубых плащах из хенекена, без различия в остальном сыновей владык, или благородных, или простолюдинов. Их заставляли спать на циновках и с одной только накидкой из хенекена, широкой и очень толстой. Когда наступала полночь, они поднимались, и первое, что они делали, было помыться в холодной воде, никогда не переставая делать это, ни в холодное, ни в жаркое время, а затем брали /28/ метлы и подметали храмы и дома, и дворики в них, а некоторые по выбору жреца шли в лес за еловыми ветвями и за колючками для культа и обрядов, о которых говорилось, с идолами; а остальные, по крайней мере, те, кто был уже подростками и зрелыми юношами, каждый брал по курильнице из глины, которые были как большие ковши, и, бросая в них угли из большого костра, горевшего всю ночь, кадили на восток и в остальные упомянутые стороны и, бодрствуя, ожидали, когда рассветет. Делали все это с целью закалить их холодом, и жарой, и недосыпанием, и недоеданием, чтобы, привычные к этому, когда они подвергнутся тяготам войны, меньше страдали бы от них. В этот дом и другие приходили сыновья царя и других владык, и некоторых простолюдинов. Они проводили день в обучении тому, как хорошо говорить, и хорошо управлять и отправлять правосудие, и сражаться со щитом и маканой, и копьем с кремневым наконечником, похожим на пику, хотя не таким длинным, и это делали те, кто уже достиг возраста для этого.

Другие шли в дом песни и танца, чтобы учиться петь и танцевать, а другие на игру в мяч ⁵⁶, о которой сказано, которая была на общественной площади, и посреди нее была собственно площадка [suelo], хотя чуть приподнятая, в тридцать футов [pies] ⁵⁷ шириной и в девяносто длиной, окруженная стенами в человеческий рост высотой с четырьмя углами, гладко оштукатуренными с лицевой стороны, каковая помещалась внутри; площадка в ней была без штукатурки, только очень чистая, и сделана линия посреди нее, которая пересекала ее в узком месте. Игроки помещались одни с одного конца, а другие – с другого, и рукой подавали мяч, который был размером с полголовы человека, очень круглый, и из сока одного дерева, похожего на молоко, который, чтобы он загустел, варили до определенного момента, когда он становился черным, и который весил четыре фунта [libras] ⁵⁸, и, подпрыгивая, он переходил к другим игрокам, и выходил принять его тот, кто был за главного, не пересекая линию ни ногами, ни хотя бы руками, и не приближаясь к ней, и отбивали его бедром или голенью, и таким же образом его подавали другие, пока не допускали некоторые ошибки, относительно которых они вели счет и оценку, и первые, кто набирал очки [llegaban a las rayas], с которыми побеждал, получали от других драгоценности и украшения, в которых играли /29/, каковые были всякого рода, потому что игравшие были лицами богатыми и знатными, и украшения из золота и перьев, рабов и плащи всякого рода, и оружие и воинские доспехи, и было много зрителей, которые внимательно следили, придерживаясь |стороны| одних или других. Играли два на два, три на три, иногда больше, и чаще всего один на один. Среди них имелись великие игроки, действовавшие с превосходством и проводившие изысканные состязания [hacían ventajas y partidos graciosos]. Была эта игра большим упражнением для ловкости и легкости тела и силы всех членов, и поэтому она была разрешена царями, и некоторые из них, выделявшиеся своим влиянием, публично играли в нее с владыками и счастливцами [personas de suerte], а в настоящее время не играют, потому что в начале обращения ее запретили монахи, полагая, что в ней было некое колдовство, и покровительство и соглашение с демоном.

И таким образом многие из сыновей знати и богатых людей воспитывались в этих упражнениях, каждый в соответствии со своим возрастом и тем, к чему имел наибольшую склонность. Когда они совершали проступки и выходили за пределы |дозволенного| в доме, где воспитывались, открыто или тайно, они с большой суровостью наказывались главными жрецами, потому что им протыкали уши колючками магея, или бедра и ягодицы, или подвешивали их за ноги, и на весу в них втыкали рыболовные крючки, и намазывали нос перцем, и секли крапивой. Все их проступки состояли в недостаточной почтительности к старшим, к своим родителям, к старикам и наставникам, или если они съедали что-нибудь спрятанное и тайно, хотя бы это было из того, что им прислали их родители, что было запрещено, но некоторые из жалости приносили или присылали им его, по крайней мере, матери, потому что то, что они должны были есть, должно было быть из рук их наставников, и это должны были быть сухие кукурузные лепешки, без других кушаний и приправ, и так скудно, что едва хватало для поддержания сил, так что они никогда не бывали сытыми. Их питьем была чистая вода, ели два раза в день, и не за столом и не в другом предназначенном для этого месте, но там, где жрецы бросали им каждому по одной лепешке на двоих, когда им казалось, что у них есть в этом потребность, безо всякой вежливости и учтивости, хотя бы это был единственный наследник царства, но так, как бросают хлеб собакам. То, в чем /30/ они более всего их наставляли, было владение оружием, склоняя их к нему и давая им понять, что благодаря ему, а не вследствие других качеств, их должны были бы ценить и уважать, и что оно должно было бы доставить им значимость и важность [el ser y valor], а не величие их отцов-царей; по крайней мере Несауалькойоцин и Несауальпильцинтли никогда не держали при себе свои сыновей, кроме самых маленьких, и когда наконец допускали их |к себе|, это было из-за их личных достоинств и что из-за этого они заслуживали быть допущенными к отцу. Царь имел множество домов в разных частях города и вне его в садах и местах для отдыха, где они держали своих жен и где росли их дети с кормилицами и слугами, и работами, которые для этого выполняли. Они вступали в сношения с ними, когда хотели, и с теми, с кем вздумается. Некоторых они имели с собой более обычного и больше одаривали, и тем оказывали бóльшие милости вследствие некоторых добрых качеств, каковые в них обнаруживали.

Женщинам, когда они рождались, мать и отец давали имя, а пуповину, в отличие от мужчин, хоронили возле очага, давая понять этим, чтобы они склонны были быть домохозяйками, кем, по их мнению, они обязаны были бы быть. Их матери обучали их ткать, прясть и готовить пищу, а некоторым следовало иметь склонность к игре на музыкальных инструментах, пению и танцам. Они жили в целомудрии и затворничестве, прислуживая своим отцам и матерям. Они имели привычку обо всем спрашивать своих родителей, и их никогда не приглашали с ними. Заботились о том, чтобы они имели качества, о которых сказано, чтобы заслужить быть желанными, и они со вниманием относились к этому, когда брали их в жены. Их родители давали им приданое, какое могли. Царские дочери выходили замуж за царей и владык, они приносили большое приданое из селений, домов, земель, рабов и много другого имущества и имения.

Большая часть детей простого народа воспитывалась в других домах, имевшихся в городе, которые назывались тельпочкалли [telpochcalli], что переводится "дом юношей", где их также обучали тем же обычаям и учению, что и в тех, где были жрецы храмов, кроме дел, касающихся их обрядов. Большинство их и их родителей занимались земледелием, в чем они полагали свою главную цель после военного дела, и из них выходили некоторые очень доблестные мужи, каковых впоследствии назначали /31/ правителями селений и на другие должности и посты.

Царь имел свое царское присутствие, где вершили правосудие определенные предназначенные для этого люди, самые выдающиеся по рассудительности, способностям и добросовестности, каковые с большой доброжелательностью выслушивали и разбирали гражданские и уголовные дела, которые возникали между всякого рода сторонами, и всякого характера, какого бы ни были, и выносили приговоры в соответствии с законами, которые имели их цари. Они имели в своем присутствии большую почтительность, тишину, и с большой тщательностью выясняли истину в делах. Ни одно не могло длиться более восьмидесяти дней, каким бы сложным оно ни было, когда они получали сведения от свидетелей, а когда их не было, судили по признакам, которых было бы достаточно для доказательства. О тяжких случаях они докладывали царю, и ему передавались тяжбы, и он принимал решения по ним после того, как был очень хорошо осведомлен от судей, которые назывались тетекутин [tetecuhtin], и от самих сторон. Были из них шестеро царской крови, и столько же из простолюдинов, лиц весьма проверенных и с большим опытом. Им не приносили ни платы, ни подарков от сторон, и им этого не позволялось. Они жили так справедливо и были так осмотрительны в правосудии, что, как установлено, во времена Несауалькойоцина и его сына Несауальпильцинтли никогда не совершили поступка, за который были бы наказаны и не были смещены со своих должностей ⁵⁹. Они действовали против всякого рода людей, хотя бы и против царских сыновей, которых карали с большей жесткостью и суровостью, чем прочих из простонародья, чтобы дать тем пример; так, когда один из сыновей Несауалькойоцина, очень храбрый и доблестный, был обвинен в гнусном грехе [pecado nefando] ⁶⁰, его приговорили к смерти, и это утвердил его отец, и другой, который был законным наследником Несауалькойоцина, по имени Тецаупильцинтли [Tetzauhpiltzintli], который был обвинен в заговоре [crimen legis] против Несауалькойоцина, своего отца, был людьми из Совета приговорен к смерти, и приговор был исполнен ⁶¹.

Царь имел большую заботу о том, чтобы во всем осуществлялась справедливость, и для этого люди из этого Совета обеспечивали ее не только в этом городе относительно того, что в нем случалось, но и против судей, которые не поступали в соответствии с ней в остальных селениях, в которые, чтобы поддерживать ее, они назначались; и если кто-нибудь из них вследствие пристрастия и склонности не осуществлял ее как /32/ остальные, он бывал за это наказан пожизненным отстранением от царской службы, или на ограниченное время, или изгнанием на определенное время, или заключением в некую клетку со смертной казнью в случае, если бы ее сломали, которая производилась над тем, кто ее сломал.

Законы ⁶², которые они соблюдали с величайшей неукоснительностью, и со смертной казнью, исполнявшейся без пощады, были первый и главный – об измене царству, потому что того, кто был уличен и признан главным в этом преступлении, расчленяли живым на части, разрезая по суставам острыми кремневыми ножами, и бросали члены и куски, которые отрезали, в народ, наблюдавший за этим, заботясь о том, чтобы таким путем увековечить в памяти людей столь ужасную кару, дабы никогда не дерзнули задумать подобное дело; а остальных, кого находили виновным в нем, душили, и движимое имущество одних и других отдавали на разграбление, а дома разрушали, и посевы |засыпали| селитрой, а земли отбирались царем, оставляя всех его потомков обесчещенными [infames], настолько ненавистно было это преступление. Измена царской особе никогда не случалась, кроме того, что расказывают о Тецаупильцинтли. Они называют ее на своем языке тецаутлато [tetzauhtlato], и того, кто ее совершал, что то же самое, что сказать: "дело исключительное и противоестественный поступок". Другой, сын Несауальпильцинтли, очень доблестный, по имени Уэшоцинкацин [Huexotzincatzin] ⁶³, совершил ее, вступив в связь с одной из жен своего отца, и из-за этого оба умерли. Одна законная жена Несауальпильцинтли, дочь царя Мешико, также умерла из-за прелюбодеяния, и вместе с нею все, кого нашли виновными в этом преступлении.

Тех, кто совершал гнусный грех, умерщвляли без пощады, и было столь ненавистно среди них это преступление, что самым большим оскорблением и позором, какое один мог нанести другому, было назвать его "куилон" [cuilón], что означает "педераст" на нашем языке. И, вообще, прелюбодеев и прелюбодеек, если их не прощала оскорбленная сторона, предавали смерти посредством каменной плиты, которую отпускали, чтобы она упала на голову, размозжив ее, и то же с теми, кто растлевал девственницу или вдову, если она не была публичной женщиной, которых они называли ауиани [ahuiani], что переводится "женщина, отдающаяся для развлечений". Воры подвергались той же казни, впрочем, удушаемые веревочными петлями, которые набрасывали им /33/ на шею, и тому же самому те, кто пьянствовал, если только они не были очень старыми, которым позволяли пить, хотя бы они были очень смирными [muy corregidos], когда напивались.

Все прочие преступления и проступки наказывались по усмотрению мудрого мужа, прибегавшего к тому, что им казалось наиболее справедливым и, кроме того, в соответствии со здравым смыслом. Если какой-либо сын царя или другого владыки оказывался чрезмерно надменным и дерзким, хоть и имел большую доблесть, он подвергался этими судьями изгнанию на некоторое время, где он испытывал некоторые тяготы, благодаря которым исправляли его чрезмерное и неисцелимое самомнение.

Клятва. Когда царевич наследовал в качестве царя на царстве, первое, что делали, было покрыть его царским плащом из лазоревого хлопка таким образом, как нарисовано в этом сообщении; и ему надевали сандалии на ноги, тоже лазоревые, а на голову, вместо короны и в качестве знака царственности хлопковую повязку, покрытую лазурью, которая со стороны лица надо лбом была более широкой и настолько, что казалась почти как половина митры, и в этих одеяниях и с царской пышностью он шел в главный храм Тескатлипоки, сопровождаемый всеми великими и знатными [grandes y principales] царства и другими царями из Мешико и Такобы, если они присутствовали, и, явившись перед идолом, склонялся перед ним, и тут же ему давали в руку курильницу, и с нею он кадил, делая то же самое на восток, и на запад, на север и юг, и когда совершал это, бросал угли в жаровни, которые там имелись, и говорил ему: "Владыка, я пришел в твое присутствие для утверждения на должность, на которую я ныне вступаю, ибо без твоей воли не может никакое дело иметь доброго исхода, и поскольку ты это позволяешь, подобает, чтобы ты держал меня за руку и вел в правлении этим государством и царством, поскольку оно твое, ибо без этого нельзя преуспеть ни в добрых делах, ни в том, чтобы быть полезным твоим творениям, и от того меня стали бы преследовать ненависть с твоей стороны и отвращение, из-за чего ты отомстил бы мне, наказав и причинив зло" – со многими другими словами унижения и просьбы, и, совершив это, спускался со всеми теми людьми в полном молчании и под рукоплескания, и располагался в доме, который находился у подножия ку и храма, каковой, как уже сказано, назывался "Дом благородных мужей", и там находился четыре дня, постясь, /34/ и ел только раз, в полдень, и только одно блюдо, и из него малость. Пил чистую воду, и не должен был ходить к женщине, ни совершать чего-либо, что показалось бы бесчестным делом. Он проводил время в размышлениях и раздумьях о новом положении, которое на него возлагалось, и о заботах, которые он должен был бы иметь в правлении. Каждое утро в течение этих четырех дней он должен был кадить идолу и по четырем сторонам света, как сказано, и то же самое по вечерам, когда солнце уже садилось. Когда проходили четыре дня, его омывали для обряда в чистой и прохладной воде, и надевали корону и царские одеяния, и в сопровождении всех великих своего царства, и послов, и видных людей, которые приходили повидаться, выходил на площадь на всенародное празднество, и танцевал с большой серьезностью и степенностью, и преимущественно его сопровождали в этот день на празднестве, пока он не уходил в свой дом, все наследники лиц, которые при его предшественниках имели заслуги, с определенными свертками и предметами, относящимися к должностям, и с большим разнообразием знаков своего достоинства, представляя таким образом память об услугах, которые их предки оказали новому царю, как и его предшественникам, давая понять, что за эти заслуги они были осыпаны дарами, благами и высокими должностями, подавая пример всем прочим, что, делая то же самое, они ожидали бы такого же вознаграждения. Когда празднество заканчивалось уже около наступления ночи, он отправлялся в царский дом, и там в одном большом зале ожидал, когда ему принесут поздравления от царства, и не со знаками ликования и удовольствия, но представляя ему тяготы правления, и сколько у него забот, и что это царское достоинство сопровождалось многими потрясениями и превратностями, и что от него зависело добро и зло у всех, и чтобы он не пренебрегал этим, и об этом была вся тема того, о чем ему говорили, но двое лиц наивысшего в царстве достоинства после царя разговаривали с ним с наибольшей свободой и, рыдая, говорили ему, чтобы он следил за общественным благом так, чтобы служил Богу, ибо для этого в первую очередь он был возведен в то царское достоинство, и чтобы прежде всего предпочитал общее благо своему частному, и чтобы помнил, когда видел бы себя богато одетым и роскошно украшенным, и с великим изобилием еды и /35/ разнообразием яств, о нужде и нищете бедняков, чтобы делать им добро, и чтобы не думал, что все это величие было его навечно, но |знал, что оно| предоставлено до тех пор, пока он делал бы должное, потому что если нет, то вскоре он был бы лишен его тем, кто дал ему это, с большим позором и бесчестьем, и многие другие доводы, склоняя его к добродетели, и многократно вызывали у него растроганность, таким образом, что доводили до слез, и он отвечал им немногими словами благодарности, говоря, что, хотя он и является царем, они должны были бы править царством, как делали это во времена его предшественника, и чтобы они не покидали его, но чтобы как люди опытные в правлении советовали бы ему и вели его в том, что он должен был делать; и после того как с ними прощались с этим, отныне и впредь он приказывал и правил как ему казалось подобающим, проявляя всю свою заботу главным образом о трех вещах: первой были дела войны, второй – культ богов, и третьей – о плодах земли, для того, чтобы всегда было большое изобилие. Он рассматривал дни напролет дела правления, потому что дела правосудия рассматривали другие, о которых уже сказано. Он говорил с посетителями немногословно, и никогда не нарушалось то, что он приказывал. Он имел время, чтобы слушать песни, до которых они были очень охочи, поскольку в них, как уже сказано, содержались многие вещи о доблести и подвигах выдающихся людей и их предков, благодаря чему он возвышался духом к великим делам, и также имелись другие, для удовольствия и развлечения, и для дел любви. Изредка он выходил на люди. Они шли, следуя в некоторые дома для удовольствия, какие имелись в городе и вне его, следуя и проживая |там| с немногими людьми, и с теми из своего дома. Имели обычай, после того, как поели и выпили свое какао, вдыхать дым из кусков тростникового стебля, которые поджигали, наполненных ликидамбаром ⁶⁴ и другими благоуханными веществами, и также им давали цветы, собранные в букеты, до которых они были очень охочи. Они не спали днем, и по ночам очень мало, потому что поздно ложились и вставали за три часа до рассвета, чтобы совершить свое воскурение в четыре части света и жертвоприношение богу, никогда не пропуская этого.

Комментарии

"Сообщение из Тескоко" Хуана Баутиста Помара известно в единственной рукописной копии начала XVII в., хранящейся в настоящее время в библиотеке Техасского Университета в Остине, США (Genaro García Collection, G57 Ms.). Впервые издано в Мехико в 1891 г. Хоакином Гарсиа Икасбальсетой: Pomar.– Zurita.– Relaciones Antigüas. // Nueva Colección de documentos para la historia de México. III. (Siglo XVI). – México: F.D. de Leon, 1891 (10 переизданий в 1914 – 2010 гг., последнее: Pomar y Zurita. Pomar, Relación de Tezcoco; Zurita, Breve relación de los señores de la Nueva España. // Varias relaciones antigüas. (Siglo XVI). – Nabu Press, 2010), новое издание вышло в 1991 г. в Мадриде: Pomar, Juan Bautista. Relación de Tezcoco. // Relaciones de la Nueva España, ed. Germán Vázquez. – Madrid: Historia 16, 1991.

Настоящий перевод выполнен по изданию 1891 г., страницы которого указаны в косых скобках //. В прямых скобках курсивом |…| приведены пропуски либо дополнения в тексте. Выдержки из вопросника Филиппа II, отсутствующие в тексте рукописи, приведены в квадратных скобках курсивом.

1. Лоренсо Суарес де Мендоса, 4-й граф де Корунья, был вице-королем Новой Испании с октября 1580 по июнь 1583 г.

2. Главный алькальд – руководитель местной колониальной администрации, сочетавший административные и судебные функции.

3. Речь идет о вопроснике из 50 вопросов, касавшихся описания заморских владений Испании, утвержденном указом Филиппа II 25 мая 1577 г. Рукописный экземпляр такого вопросника под заголовком "Ynstruccion y memoria de las relaciones que se an de aser para la descripcion de las Yndias q|ue| Su Magd. manda aser para el buen gobierno y ennoblesimiento dellas" ("Предписание и памятка о сообщениях, каковые должно составить для описания Индий, которые Его Величество повелел составить для лучшего управления и облагораживания их") имеется в том же рукописном сборнике, где содержится "Сообщение" Помара.

4. На самом деле Кортес впервые вступил в Тескоко в январе 1521 г., то есть, за 61 год до написания "Сообщения".

5. "Кодекс Рамиреса" (26:II,(12)) и Ф. де Альва Иштлильшочитль в "Истории народа чичимеков" (гл. СXI) обвиняют в этом поджоге союзных Кортесу тлашкальтеков.

6. Хуан де Сумаррага (1468-1548) – первый архиепископ Мехико (с 1530 г.). Ввёл в Мексике здравоохранение, высшее образование и книгопечатание, открыл в Мехико первую публичную библиотеку европейского типа (1534), боролся с рабством, одновременно уничтожая памятники индейской культуры, учредитель мексиканской инквизиции.

7. Речь идет о тескоканском царевиче Чичимекатекатле Ометочцине [Chichimecatecatl Ometochtzin] (в крещении Дон Карлос), обвиненном по доносу родственников и казненном 30 ноября 1539 г. в Мехико по приговору инквизиционного трибунала за идолопоклонство и ересь (подробнее см.: Lienhard M. Disidentes, rebeldes, insurgentes. Resistencia indígena y negra en América Latina. Ensayos de historia testimonial. – Madrid, 2008).

8. "Северное море" – Мексиканский залив, "Южное море" – Тихий океан.

9. Лига [legua] – в колониальные времена применялись две меры длины под названием "лига": короткая – ок. 4,2 км, и длинная – ок. 5,5 км.

10. Энкомьенда (букв. "попечение") – форма личной зависимости индейцев в испанских колониях, ведена указом королевы Кастилии 1503 г. Индейцы, переданные на "попечение" испанца-энкомендеро, обязаны были платить в его пользу оброк, обычно натуральный, четверть которого перечислялась в казну, и отбывать барщину; оказание индейцами личных услуг энкомендеро в Новой Испании было формально запрещено, однако, на деле широко практиковалось.

11. Племена, господствовавшие в Центральной Мексике в XIII-XIV веках; их этническая принадлежность спорна, большинство исследователей считают чичимеков родственными отоми.

12. Кольуаке (множественное число от "кольуа") – собирательное название народов, говоривших на языке науатль и считавших себя потомками тольтеков.

13. Кольуакан – город на юго-восточном побережье озера Тескоко, в XI-XIV вв. центр значительного государства; его жители считались ветвью легендарных тольтеков.

14. Кальполли [calpulli] – подразделение территориальной общины в доколониальной Центральной Мексике.

15. Несауалькойотль (в почтительной форме – Несауалькойоцин), род. 1402, правитель Тескоко в 1427-1428 и 1431 – 1472 гг.

16. На самом деле Тескоко стал столицей не ранее середины XIV в.

17. Какамацин (1496 – 1520) – сын Несауальпилли, правитель Тескоко в 1515 – 1519 гг. Предательски выдан Кортесу в декабре 1519 г., убит испанцами накануне отступления бегства из Теночтитлана 29 июня (9 июля) 1520 г. Имеющиеся в нашем распоряжении источники не дают никаких оснований для вывода об "особой порочности" Какамацина.

18. Несауальпилли (почтительная форма – Несауальпильцинтли), род. в 1464/1465 г., правитель Тескоко в 1572 – 1515 гг.

19. Иштлильшочитль Оме-Точтли, правитель Тескоко в 1409-1419 гг. Историю его войны с тепанеками и гибели подробно излагает Ф. де Альва Иштлильшочитль ("История народа чичимеков", гл. XV-XIX, "Исторический обзор царства Тескоко").

20. Тецоцомоктли – Тесосомок Йакатетельтетль (род. ок. 1345), правитель государства тепанеков со столицей в Аскапоцалько в 1367/1370 – 1427 гг.

21. Чалько – область и государство к юго-востоку от Акольуакана со столицами в Чалько-Атенко и Амекемекане.

22. С 1431 по 1515, т.е. 84 года.

23. Т.е. Гватемалы.

24. Чальчиуит (чальчиуитль) – жадеит.

25. Ту же самую триаду: Тескатлипока, Тлалок и Уицилопочтли – почитали в Теночтитлане-Мешико, хотя там верховным божеством считался Уицилопочтли.

О Тескатлипоке (букв. "Зеркало-Дым") Б. де Саагун пишет:

"Бог, называемый Тескатлипока [Tezcatlipuca] считался истинным богом, и невидимым, который находился повсеместно, в небесах, на земле, в преисподней, и считали, что когда он шел по земле, разгорались войны, вражда и раздоры, от чего происходили многие тяготы и беспокойства. Говорили, что именно он настраивает одних против других, чтобы они вели войны, и поэтому его называли Некок Йаотль [Necoc Yáutl], что означает "Сеятель раздоров с обеих сторон". И говорили, что он единственный, кто постигает миропорядок [regimiento del mundo], и что он один давал процветание и богатство, и что только он лишал их, когда заблагорассудится. Давал богатство, процветание, и славу, и силу, и власть, и достоинство, и почет, и отбирал их, когда заблагорассудится. Поэтому его боялись и почитали, ибо полагали, что в его руках было возвысить и ниспровергнуть" [Historia General de Nueva España, IV:I,3].

Тлалока тот же автор характеризует следующим образом: "… поклонялись и считали богом дьявола, которого они называли Тлалок [Tláloc] или Тлалоке Тламакаски [Tlaloque Tlamacazqui]. Этому дьяволу, со многими другими его товарищами, называемыми тлалоке, приписывали… ложно дождь, громы, молнии и град, и все вещи, касающиеся пропитания, произрастающие на земле, говоря, что этот дьявол с прочими своими товарищами, растил их и давал людям для поддержания жизни…" (Historia General …, IV:I,Append.,16,II,G)".

Уицилопочтли ("Колибри слева", метафорическое обозначение Солнца, которое восходит слева, если двигаться с севера на юг) в ацтекских мифах выступает как воинственное Солнце текущей мировой эпохи и особый покровитель мешиков-ацтеков.

26. Точнее, покрыт многочисленными зеркальцами (отполированным до блеска золотом) в виде мозаики для создания эффекта переливающегося под разными углами света.

27. Ку –пирамида с храмом на вершине; слово майяского происхождения (из k'u na', "божий дом").

28. Уицицили – колибри (Trochilidae).

29. Олли – каучук, производное смолы дерева олькуауитль (olquauitl), Castilla elastica.

30. Зайца – т.е., агути (Dasyprocta punctata).

31. Длинная сажень [braza larga] – 1,83 см.

32. Эстадо-рост человека.

33. Ок. 836 мм.

34. Ф. де Альва Иштлильшочитль cообщает, что идол Тескатлипоки принесли в Тескоко тлаилотлаке [tlailotlaque], выходцы из Миштеки. Уицнауак был кварталом выходцев из Кольуакана, которые, согласно тому же источнику, принесли идолов Уицилопочтли и Тлалока ("История народа чичимеков", гл. XII-XIII).

35. De alinde – увеличивающие линзы, кристаллы. Т.е. речь может идти о получении эффекта преломления лучей и нагревания поверхности в месте, куда приходился фокус. Похоже, этот эффект объясняет название бога – дымящееся зеркало. Икасбальсета объясняет это слово так: "Azogne preparado que se pega detras del cristal para hacer un espejo", откуда и предлагается перевод "амальгама" (хотя Икасбальсета и добавляет, что индейцы никакой амальгамы не знали).

36. Кинацин Тлальтекацин – правитель Акольуакана в 1319 (или 1330) – 1377 гг., сделал Тескоко своей столицей.

37. Гора Тлалок (4151 м.) находится в 75 км. к востоку от современного Мехико, юго-восточнее Тескоко, в горной цепи Сьерра-Невада.

38. Квартилья – 4,03 л.

39. Чиаутоиутли и мичотоиутли – букв. "разбросанный чиан" (т.е. семена шалфея) и "разбросанный мичиуаутли" (т.е. семена аргемоны).

40. Тольтеки – народ группы науатль, господствовавший в Мексиканской долине в VIII-XII вв. Его потомками считались жители Кольуакана и некоторых других городов; мешики-ацтеки также претендовали на происхождение от тольтеков.

41. Речь идет об основании мешиками-ацтеками Теночтитлана на острове посреди озера Тескоко, считавшемся владением тепанекских правителей Аскапоцалько. Согласно наиболее распространенной точке зрения событие произошло в 1324/1325 г.

42. Война мешиков, действовавших в союзе с Несауалькойотлем, которая закончилась поражением и разгромом Аскапоцалько, имела место в 1428 – 1431 гг. Ее подробно (хоть и достаточно противоречиво) описывают Ф. де Альва Иштлильшочитль и источники ацтекской группы (Э. Альварадо Тесосомок, "Кодекс Рамирес", Д. Дуран).

43. Эти праздники отмечались через каждые 20 дней в течение 365-дневного года шиумольпилли.

44. Шипе – Шипе Тотек. Б. де Саагун пишет о нем:

"Этот бог был почитаем теми, кто жили на морском побережье, и его происхождение было из Цапотлана [Tzapotlan], селения Халиско [Xalisco]. Приписывали этому богу нижеследующие болезни: во-первых, оспу, а также гнойники, которые появлялись на теле, и чесотка, а также глазные болезни, как боль в глазах, которая происходит от чрезмерного пьянства, и все прочие болезни, которые поражают глаза. Все, кто был болен какой-нибудь из этих болезней, говорят, давали обеты этому богу, когда устраивали его праздник, который назывался "Тлакашипеолистли", что означает "сдирание кожи с людей"…

Изображение этого бога подобно обнаженному человеку, который имеет один бок окрашенным в желтое, а другой в светло-коричневое, и имеет лицо, растатуированное с обеих сторон на манер узкой ленты, которая спускается ото лба к челюсти; на голове нечто похожее на разноцветный капюшон с кистями, свисающими на спину; у него одежда из человеческой кожи, волосы, заплетенные на две стороны и золотые серьги, он подпоясан некими зелеными юбчонками [faldetas], доходящими ему до колен с подвешенными ракушками, имеет шлепанцы или сандалии, у него круглый щит желтого цвета с красной каймой вокруг, имеет по жезлу в обеих руках, похожие на маковые головки, где имеет семена, с наконечником стрелы, воткнутым вверху" [Historia General de Nueva España, I:12]. По мнению современных исследователей Шипе – "божество, восходящее к древним божествам весенней растительности и посева. Шипе-Тотек был связан как с весенним обновлением природы, так и со сбором урожая и опьяняющим напитком октли" [Мифологический словарь / Гл. ред Е.М. Мелетинский., М., 1991. С.624].

45. Точкатль (Тошкатль), праздник Тескатлипоки и Уицилопочтли, в начале XVI века приходился на первую декаду мая.

46. Т.е., старший жрец считался имперсонатором божества Кецалькоатля ("Пернатый змей"), покровителя жрецов.

47. Уицилопочтли был посвящен праздник Панкецалистли ("Знамя из перьев"), который в начале XVI века приходился на 20-е числа ноября.

48. Речь идет, по всей видимости, о празднике Эцалькуалистли ("Еда из фасоли и маиса") в честь Тлалока и богини вод Чальчиутликуэ, следовавшим за Тошкатлем и в начале XVI века приходившемся на конец мая.

49. Тепонаштли (тепонацтли) – вид горизонтального деревянного барабана.

50. Праздник Тлакашипеуалистли в честь Шипе в начале XVI в. приходился на первую декаду марта. Его описание, близкое к изложению Помара, содержится на стр. 60 "Кодекса Мальябекки":

"Праздник, который индейцы называли Тлакашипеуалистли [Tlacaxipehualiztli], "u" гласная, что означает "сдери с меня кожу" и "съешь меня", потому что на нем убивали одного, которого называли Тото [Toto], как говорят, или Шипеу [Xipeu], кто тот самый, таким образом, кто здесь |изображен| первым, который привязан к каменному кругу, который они называли темалакатли [temalacatli], и этому привязанному они давали палку в руки, и очень доблестный другой индеец, одетый поверх в шкуру тигра, выходил к нему с палкой в руке, и эта палка была полная лезвий, и оба набрасывались друг на друга, пока этот индеец не убивал привязанного и не сдирал с него кожу, и затем, одетый в кожу мертвого танцевал перед демоном, которого звали Тлакатео Тескатепокатль [Tlacateo Tezcatepocatl]. И тот, кто должен был сражаться, постился четыре дня, и обучался многие дни перед тем сражаться с привязанным, и приносил многие жертвоприношения этому демону, чтобы он дал ему победу".

Ритуальное нищенствование имперсонаторов Шипе описывает Саагун:

"… Те, кто имели в качестве одежды человеческие кожи, которые были стороной этого бога Тотека, шли через весь город и входили в дома, требуя, чтобы им подали некоторую милостыню из любви к этому богу. В домах, куда они входили, их усаживали на некие снопики из листьев сапоте и надевали на шеи ожерелья из маисовых початков, и другие ожерелья из цветов, которые шли от шеи до подмышек, и надевали гирлянды и давали им попить пульке, которое является их вином" [Historia General de Nueva España, I:12].

51. Тламакаске – обозначение жрецов у народов науатль; причастие от глагола maca-, "отдаваться, вручать себя кому-либо; доверяться кому-либо", т.е. "вручивший себя" (богу).

52. А.М.Гарибай Кинтана переводит словосочетание in-tloque in-nahuaque: "тот, кто находится рядом со всем, и рядом с которым находится все", из науатль tloc, "близко", nahuac, "то, что вокруг".

53. Историю прелюбодеяния и казни царицы Чальчиуненецин [Chalchiuhnenetzin], дочери Ашайакатля, подробно излагает в "Истории народа чичимеков" Ф. де Альва Иштлильшочитль (гл. LXIV).

54. Имеются в виду сыновья Несауальпилли Какамацин (1515 – 1519), Коанакочцин (1520 – 1521, 1522? – 1525), Дон Фернандо Текокольцин (1521), Дон Фернандо Кортес Иштлильшочитль (1525 – 1533), Дон Хорхе Йойонцин (1533 – 1534), Дон Педро Тетлауэуэцкитицин (1534 – 1540) и Дон Антонио Пиментель Тлауитольцин (1540 – 1546). При этом Помар пропускает Куикуискацина (1519 – 1520 гг.) и Дона Карлоса Ауачпицакцина (1521 – 1522?), находившихся при Кортесе и фактически в Тескоко не живших.

55. Речь идет о школе кальмекак [calmecac] (букв. "родовой дом") для сыновей правителей и знати.

56. Помар описывает игру в мяч, известную под названием тлачтли [tlachtli].

57. Фут [pie] – 27,9 см.

58. Фунт [libra] – 460 г.

59. Ф. де Альва Иштлильшочитль в главе LXVII "Истории народа чичимеков" пишет противоположное.

60. "Гнусный грех" – мужеложество.

61. О заговоре Тецаупильцинтли сообщает Ф. де Альва Иштлильшочитль в главе XLIV "Истории народа чичимеков", впрочем, в его изложении казненный царевич представлен невинной жертвой клеветы.

62. Достаточно детальное изложение законов Несауалькойотля приводит Ф. де Альва Иштлильшочитль в главе XXXVIII "Истории народа чичимеков" и в "Историческом обзоре царства Тескоко".

63. Повествование о гибели Уэшоцинкацина приведено в главе LХVII "Истории народа чичимеков" Ф. де Альва Иштлильшочитля.

64. Ликидамбар – смола дерева ликидамбар смолоносный, или амбровое дерево (Liquidambar styraciflua), использовалась как благовоние.

Источник: Pomar.- Zurita.- Relaciones Antiguas. // Nueva Coleccion de documentos para la historia de Mexico. III. (Siglo XVI). — Mexico: F.D. de Leon, 1891