АЛЬВАР НУНЬЕС КАБЕСА ДЕ ВАКА

КОРАБЛЕКРУШЕНИЯ

NAUFRAGIOS Y COMENTARIOS

ВАШЕ СВЯТОЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ КАТОЛИЧЕСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ⁴!

Сколько ни было на свете государей, никому из них не служили люди с таким великим тщанием, чистосердечной готовностью и охотой, как вашему величеству. Очевидно, что для этого есть особые причины, ведь не таковы люди, чтобы слепо и без всяких оснований поступать подобным образом. К тому же служат вашему величеству не только соотечественники, которых к этому обязывают вера и подданство, но и чужеземцы. Однако, если в рвении и в желании служить вам все между собой согласны и все равны, не взирая на блага, получаемые от службы, имеются между людьми и большие различия, зависящие не от них самих, но лишь от фортуны, то есть ни от кого. Ибо только по воле и разумению господню случается так, что одному служба удаётся даже лучше, чем он надеялся, у другого же ничего не выходит, и он не в силах доказать свои благие намерения ничем, кроме усердия. Но и усердие иногда остаётся скрытым, так как нет возможности проявить его.

О себе могу сказать, что во время путешествия, которое по велению вашего величества я совершил по материку ⁵, думал я, что если бы мои труды и служба принесли столь же очевидные плоды, как труды и служба моих предков ⁶, то не было бы мне нужды говорить о них для того, чтобы меня причислили к людям, которые с полной верой и великим старанием несли службу вашему величеству, за что им и была оказана милость. Но так как ни мои советы, ни усердие не способствовали успешному завершению дела, коего требовала служба вашему величеству, и по грехам нашим положил господь так, что из всех флотилий, ходивших к тем землям, ни одна не встретилась со столькими опасностями и не окончилась так печально и злополучно, [19] как наша, то не остаётся мне лучшего способа исполнить свой долг, чем послать вашему величеству отчёт в том, что за десять лет скитаний по многим и весьма удивительным землям, потерянный и нагой, смог узнать и увидеть: о провинциях и местах, от них удалённых, о полезных растениях, там произрастающих, и о животных, что водятся в тех землях, о различных обычаях многих и весьма варварских на- родов, с которыми я общался и среди которых жил, а также о других достойных внимания вещах, которые мне удалось обнаружить и понять. Надеюсь, что этот отчёт в какой-то мере удовлетворит ваше величество, ибо, хотя надежды выйти из тех земель было у меня очень мало, но много было во мне желания сохранить все виденное в памяти, дабы, если когда-нибудь пожелает господь наш бог, чтобы я оказался там, где я сейчас нахожусь, смог бы я представить свидетельства моего стремления служить вашему величеству.

Мой отчёт обо всем увиденном, полагаю, покажет, как нелегко будет тем, кто вашим именем станет завоёвывать те земли и одновременно нести их обитателям разумение истинной веры, истинного господина и необходимости службы вашему величеству.

Писал же я столь достоверно, что, как ни много в моём рассказе необычного и даже такого, во что некоторым людям трудно будет поверить, они могут, однако, безусловно доверять всему написанному и вполне полагаться на мою правдивость, так как я в своём рассказе скорее убавляю, чем добавляю, да и вполне достаточно того, что я писал его с целью предложить в виде отчёта вашему величеству. К сему умоляю вас принять этот отчёт как знак моей службы, ибо это единственное, что человек, вернувшийся нагим, смог принести с собой. [20]

В КОТОРОЙ СООБЩАЕТСЯ О ВРЕМЕНИ ОТПЛЫТИЯ ФЛОТИЛИИ И О ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ С НЕЙ УХОДИЛИ

Семнадцатого дня месяца июня 1527 года ⁷ губернатор Панфило де Нарваэс ⁸ вышел из порта Сан-Лукар-де-Баррамеда ⁹ с приказом вашего величества на завоевание провинций, расположенных на материке между рекой Лас-Пальмас ¹⁰ и мысом Флорида, и с доверенностью на управление ими. Флотилия губернатора насчитывала пять кораблей, на которых находилось около шестисот человек. Офицерами флотилии (поскольку их следует упомянуть особо) были: Кабеса де Вака — казначей и старший альгвасил ¹¹; Алонсо Энрикес — интендант; Алонсо де Солис — фактор ¹² вашего величества и веедор ¹³; шёл с нами также некий монах ордена Святого Франсиска, по имени брат Хуан Суарес, комиссар ¹⁴, и с ним ещё четыре монаха того же ордена. Прибыли мы на остров Санто-Доминго ¹⁵ и задержались там почти на сорок пять дней, пополняя запасы необходимого, прежде всего лошадей. Здесь наша флотилия лишилась более ста сорока человек, которые пожелали остаться на острове, поддавшись на посулы и заманчивые обещания тамошних людей. Затем мы вышли оттуда и прибыли в Сантьяго (порт, что на острове Куба), где за несколько дней, что там провели, губернатор добрал людей, оружие и лошадей.

Когда мы стояли в Сантьяго, один дворянин, по имени Васко Поркалье ¹⁶, из селения Тринидад, находящегося на острове того же названия, предложил губернатору снабдить нас некоторыми припасами, а припасы были у него в Тринидаде, в ста лигах ¹⁷ от упомянутого порта Сантьяго. Губернатор отправился туда со своей флотилией; но когда мы дошли до порта Кабо-де-Санта-Крус, расположенного на половине пути, ему показалось, что лучше остановиться и подождать здесь, а за припасами послать только один [21] кора6ль; поэтому он приказал, чтобы капитан Пантоха пошёл на Тринидад на своём корабле и чтобы для большей безопасности я бы тоже пошёл туда на своём корабле, сам же он остался с четырьмя кораблями, потому что на острове Санто-Доминго он купил ещё один корабль.

Прибыв на Тринидад, капитан Пантоха в сопровождении Васко Поркалье направился в селение, отстоявшее от берега на расстоянии в одну лигу. Я же остался на воде с лоцманами, а лоцманы сказали, что надо со всей возможной поспешностью отплывать отсюда, потому что эта гавань очень плохая и в ней уже погибло много кораблей; и поскольку с нами приключилось там редкостное происшествие, я думаю, что не отклонюсь от цели моего рассказа, если напишу о нём. На другой день с самого утра появились предзнаменования плохой погоды, и вот пошёл дождь, и на море поднялось такое волнение, что, хотя я позволил людям сойти на берег, многие из них, видя, что селение от берега далеко, а непогода уже разыгралась, не захотели терпеть дождь и холод и вернулись на корабль. Вдруг к кораблю подошла местная лодка, на которой мне привезли письмо от одного из жителей; он просил меня прибыть к нему и сообщал, что снабдит нас припасами, которые у него есть и которые окажутся для нас необходимыми; я отказался сойти, сказав, что не могу бросить корабли.

В полдень лодка вернулась с другим письмом, в котором меня настойчиво просили о том же и говорили, что на берегу для меня приготовлена лошадь, чтобы ехать на ней в селение. Я дал такой же ответ, как и в первый раз, говоря, что не оставлю корабли; но лоцманы и люди очень меня просили поехать и поторопить с доставкой припасов, чтобы их привезли как можно скорее, и мы смогли бы уйти оттуда, ибо они весьма опасались, что корабли утонут, если мы задержимся там надолго. По этой причине я принял решение идти в селение, но прежде чем уйти, отдал лоцманам распоряжения и приказал: в случае, если поднимется южный ветер, из-за которого там обычно гибнут корабли, и они увидят, что становится опасно, пусть ставят корабли носом к ветру и спасают людей и лошадей. После этого я отправился на берег, и хотя я имел желание взять с собой несколько человек, чтобы они сопровождали меня, люди отказались идти, ссылаясь на сильный дождь, на холод, на то, что селение слишком далеко, и на то, что они на следующий день, то есть в воскресенье, собираются, если будет возможно, пойти слушать мессу. [22]

Через час после моего ухода в море началось сильное волнение, и северный ветер так покрепчал, что люди не могли ни уйти на берег в лодках, ни поставить корабли против ветра; с большим трудом борясь с волной и ветром, под хлынувшим в это время проливным дождём они держались весь тот день и воскресенье до ночи. К ночи же ненастье так разыгралось, что в селении была не меньшая буря, чем на море: в нем рухнули все дома и церкви, и мы могли передвигаться, только крепко сцепившись по шести или восьми человек, чтобы противостоять ветру, грозившему нас унести; деревья, среди которых мы проходили, были не менее опасны, чем дома, ибо ветер валил их на землю, и мы боялись, что они нас убьют. Всю ночь мы ходили среди бури, не находя нигде места, где хоть полчаса могли бы быть в безопасности.

А когда мы так ходили, то слышали всю ночь, особенно во второй её половине, сильный грохот, громкие голоса и звуки бубенцов, флейт, барабанов и других инструментов, которые раздавались до самого утра, пока буря не стихла ¹⁸. В этих краях никогда ещё не видели такого ужасного бедствия; я собрал свидетельства относительно этого и послал их вашему величеству.

В понедельник утром мы вышли к гавани и не нашли там кораблей, а увидели только буи на воде; и нам стало ясно, что корабли утонули. Мы ходили по берегу и искали, не найдётся ли хоть что-нибудь от них; и так как ничего не нашли, то углубились в лес и, идя по нему, в четверти лиги от моря увидели лодку с одного корабля, повисшую на деревьях; в десяти лигах оттуда, на берегу, мы обнаружили двух человек с моего корабля и несколько крышек от коробов; люди были так изуродованы ударами о скалы, что их нельзя было узнать; ещё там были один плащ и одно одеяло, разодранные в клочья, а, кроме этого, мы не нашли ни одной другой вещи. Погибли находившиеся на кораблях шестьдесят человек и двадцать лошадей. Уцелело около тридцати человек с обоих кораблей, это были те, кто сошёл на берег в день прибытия.

Несколько дней нам пришлось провести в тяжёлых трудах и лишениях, поскольку у жителей острова пропали все припасы, все продовольствие, а также часть скота; земля стала такой, что было страшно смотреть на неё: упавшие деревья, сгоревшие леса, без листьев и без травы. Так мы провели пять дней месяца ноября, и тут прибыл губернатор со своими кораблями; они тоже попали в сильную [23] бурю и спаслись только потому, что вовремя смогли укрыться в безопасном месте. Люди, пришедшие на кораблях, и те, кто находился на берегу, были столь напуганы этим происшествием, что боялись вновь идти в плавание зимой; они умоляли губернатора остаться на острове, и тот, принимая во внимание их желание и желание жителей острова, провёл там зиму. Он передал мне всех людей и все корабли, чтобы я шёл с ними в бухту Хагуа ¹⁹, что в двенадцати лигах оттуда. Там я и пребывал до двадцатого дня месяца февраля.

КАК ГУБЕРНАТОР ПРИБЫЛ В БУХТУ ХАГУА И ПРИВЁЗ С СОБОЙ ЛОЦМАНА

В это время прибыл туда губернатор на бриге и привёз с собой лоцмана, по имени Мируэло; он взял лоцмана, так как тот говорил, что он один из лучших лоцманов всего северного побережья и что бывал на реке Лас-Пальмас и знает её. Губернатор купил также ещё один корабль на гаванском побережье и оставил его там с сорока людьми и двадцатью лошадьми, капитаном того корабля он назначил Альваро де Серду. Через два дня после прибытия губернатор вышел в море, и было с ним четыреста человек и восемьдесят лошадей на четырёх каравеллах и на одном бриге. Лоцман, которого мы взяли с собой, повёл корабли по мелководью, именуемому Канаррео, так что на второй день мы сели на мель, и в течение следующих пятнадцати дней кили наших кораблей то и дело оказывались сухими; но затем с юга пришла буря и нагнала столько воды, что мы, хотя и с большой опасностью, смогли выйти оттуда. Когда мы подходили к Гуанигуанико, нас захватила другая буря, и мы в ней едва не погибли.

Около мыса Корриентес нас застала новая буря и задержала там на три дня; по прошествии этого времени мы обогнули мыс Святого Антония и шли при встречном [24] ветре, пока не оказались в двенадцати лигах от Гаваны; на следующий день, когда мы пытались войти в гавань, нас подхватил южный ветер и отнёс в море; мы направились к Флориде и во вторник двенадцатого дня месяца апреля достигли земли и пошли вдоль берега Флориды. В святой четверг мы бросили якорь у входа в бухту ²⁰, на берегу которой виднелись хижины индейцев.

КАК МЫ ПРИБЫЛИ ВО ФЛОРИДУ

В тот самый день интендант Алонсо Энрикес высадился на острове, расположенном в той же бухте, и позвал индейцев ²¹; индейцы пришли и пробыли с ним долгое время. Он выменял у них рыбы и несколько кусков оленьего мяса. На следующий день, в святую пятницу, высадился на берег губернатор, взяв с собой столько людей, сколько могло вместиться по все наши лодки; когда мы приблизились к бойо, или хижинам, где накануне видели индейцев, то нашли их пустыми и брошенными, так как индейцы ещё ночью ушли на своих каноэ. Одна из этих хижин была такой просторной, что в ней могло бы поместиться более трёхсот человек ²²; другие были поменьше. Там мы обнаружили среди сетей золотую погремушку.

На следующий день губернатор поднял флаг вашего величества и от вашего королевского имени принял во владение эту землю; он предъявил свои полномочия, и мы признали его губернатором, как приказало ваше величество. Мы в свою очередь предъявили ему свои полномочия, и он признал то, что в них значилось. Потом он приказал переправить на землю всех оставшихся людей и лошадей, которые у нас ещё уцелели, а уцелело их не более сорока двух, потому что остальные погибли из-за бурь и долгого плавания по морю; те же немногие, что остались, были так истощены, что мало теперь мы могли получить от них пользы.

На другой день индейцы из этой деревни пришли к нам и, хотя они говорили с нами, мы не могли их понять, ибо их [25] язык был нам неведом; но они делали разные знаки и грозили, поэтому нам показалось, что они говорят, чтобы мы ушли с этой земли; с этим они нас оставили и, не чиня никаких помех, удалились.

КАК МЫ ВОШЛИ В ГЛУБЬ ЗЕМЛИ

На следующий день губернатор принял решение отправиться в глубь земли, чтобы исследовать её и посмотреть, что в ней есть, С ним пошли комиссар, веедор, я и сорок людей, из которых шестеро было на лошадях, теперь мало на что пригодных. Мы направились на север и шли до вечера, пока не достигли весьма большой бухты, которая, как нам показалось, глубоко вдавалась в землю ²³; там мы остановились на ночь, а на следующий день вернулись туда, где были наши корабли и люди. Губернатор приказал, чтобы бриг шёл вдоль берега и искал гавань, о которой Мируэло, лоцман, говорил, что знает её; но тот уже заблудился и не знал, ни где мы находимся, ни где гавань; и тогда ему приказали, чтобы он, если не найдёт гавани, шёл в Гавану и искал бы корабль Альваро де ла Серды и, взяв припасов, возвращался бы за нами.

После ухода брига мы, кто ходил в глубь земли, снова отправились туда, захватив с собой ещё несколько человек; пройдя четыре лиги берегом бухты, которую обнаружили раньше, мы взяли четырёх индейцев ²⁴ и показали им маис, чтобы посмотреть, знают ли они его, так как до сих пор он нам здесь не попадался. Индейцы сказали, что отведут нас туда, где есть маис; и вот они привели нас в свою деревню, находившуюся недалеко от этого места, в конце залива, и там показали нам немного незрелого маиса. Там же мы увидели много ларей, какими пользуются кастильские торговцы, и в каждом ларе лежало мёртвое тело, и было каждое тело покрыто раскрашенными оленьими шкурами ²⁵. [26]

Комиссар предположил, что это какой-то вид идолопоклонства, и сжёг все лари с трупами. Ещё мы нашли там куски пряжи, холста и плюмажи, которые, похоже, были из Новой Испании ²⁶; мы нашли также золотые вещи и знаками спросили индейцев, откуда они их взяли. Они рассказали, что очень далеко от этого места есть земля, которая называется Аппалаче, и в ней много золота, и знаками дали нам понять, что там много всего того, что мы ищем. Услышав, что в Аппалаче много золота, мы взяли с собой этих индейцев проводниками и тронулись в путь. Пройдя десять или двенадцать лиг, мы вышли к другой деревне из пятнадцати домов, где было посеяно много маиса, который к этому времени уже созрел; был там и засохший маис. Пробыв в деревне два дня, мы вернулись туда, где оставались интендант, люди и корабли, и рассказали интенданту и лоцману нам о том, что видели, и о сведениях, полученных от индейцев.

А на другой день, который был первое мая, губернатор отозвал в сторону комиссара, интенданта, веедора, меня и одного матроса, по имени Херонимо де Аланис, и, так нас собрав, сказал, что он хочет идти вперёд в глубь земли ²⁷, а корабли чтобы шли в это время вдоль берега, пока не достигнут гавани; ибо лоцманы думают и говорят, что если плыть по направлению к Лас-Пальмас, то гавань совсем близко отсюда; и после этого он просил нас сказать, каково наше мнение. Я ответил, что, по моему разумению, ни в коем случае нельзя оставлять корабли до того, как мы приведём их в населённое и безопасное место, а что касается лоцманов, то они совсем уже сбились, они не уверены в том, что говорят, и не знают хорошо, где мы находимся; и что, кроме того, наши лошади ни на что не годны, и в случае необходимости мы не сможем получить от них никакой пользы; и что помимо этого мы немы и безъязыки и не сумеем поэтому ни хорошо объясниться с индейцами, ни узнать о стране то, что пожелаем, а ведь мы пойдём в землю, о которой не имеем никаких сведений, не зная, ни какова она, ни что в ней есть, ни каким народом населена, ни в какой её части мы сами находимся; и что, сверх всего этого, нет у нас и припасов, чтобы идти неизвестно куда, ибо, судя по тому, что осталось на кораблях, мы сможем дать каждому человеку в запас для похода в глубь земли не больше чем фунт сухарей и фунт свиного сала; и что, как мне кажется, следует нам погрузиться на корабли и идти искать гавань и землю, более пригодную для [27] поселения, ибо та земля, которую мы видели здесь, столь бедна и безлюдна, что подобной ей нет нигде в этой части света.

Комиссар же выразил противоположное мнение, сказав, что надо не садиться на корабли, но, наоборот, надо идти сушей, все время придерживаясь берега, и искать гавань, ибо ведь лоцманы сказали, что она находится не более чем в десяти или в пятнадцати лигах по пути от Пануко ²⁸; и что невозможно, идя все время вдоль берега, не наткнуться на неё, потому что, по словам лоцманов, она вдаётся в глубь земли на двенадцать лиг; и что те, кто найдут её первыми, пусть ждут там остальных, а что плыть всем на кораблях — значило бы искушать судьбу, ибо с тех пор, как мы отплыли от Кастилии, слишком много уже выпало на нашу долю трудов и бурь, слишком много мы потеряли кораблей и людей, пока добирались сюда; и что по этой причине он будет идти по суше вдоль берега, пока не выйдет к гавани, а корабли с другими людьми пусть тоже плывут вдоль берега, пока не достигнут того же места.

Все, кто были там, согласились с ним, кроме нотариуса, а нотариус сказал, что, прежде чем покидать корабли, надо бы отвести их в знакомое и безопасное место, хотя бы частично заселённое, и что только сделав это, можно входить в глубь земли и поступать дальше так, как каждый сочтёт наилучшим.

Губернатор продолжал настаивать на своём мнении и на том, что к нему добавили другие. Я же, видя его решимость, потребовал именем вашего величества, чтобы он не бросал корабли, не приведя их в безопасное место, и попросил нотариуса, который был с нами, чтобы тот засвидетельствовал моё требование. Губернатор ответил, что он поступает в согласии с мнением большинства офицеров и комиссара, а что я не имею права требовать что-либо, и он попросил нотариуса засвидетельствовать, что, так как эта земля непригодна для заселения и не имеет гавани, он, губернатор, свернул лагерь, который уже был разбит, и пошёл на поиски гавани и лучшей земли. Затем он приказал предупредить людей, которые должны были пойти с ним, чтобы они брали с собой все, что им нужно для похода.

После того как это распоряжение было отдано, он в присутствии всех, кто там находился, сказал мне, что поскольку я так противился и так боялся входить в глубь земли, то пусть я останусь и возьму командование над кораблями и над всеми людьми на кораблях, и пусть я разобью лагерь, и прибуду на место раньше, чем он. [28]

Я отказался, но, когда все разошлись, губернатор сказал, что, как ему кажется, никому, кроме меня, нельзя доверить это, и снова передал мне, что просит взять под командование корабли и людей, которые на них остаются. Видя, что, несмотря на такую настойчивость, я продолжаю отказываться, он спросил меня, по какой причине я избегаю принять его предложение. На это я ответил, что не хочу брать на себя командование потому, что уверен и знаю, что ни он никогда больше не увидит кораблей, ни корабли его, а это ясно мне потому, что я вижу, как опрометчиво собираются они войти в ту землю. И хотя я ещё больше, чем он или другие, желал бы испытать опасности и пройти через то, через что они пройдут, я просил, чтобы он не поручал мне корабли, ибо тем самым он даст возможность говорить, что поскольку я возражал против похода в глубь земли, то и остался из-за страха, и моя честь окажется под сомнением. Я же готов скорее рисковать своей жизнью, чем позволить усомниться в моей чести.

Губернатор, видя, что не сможет со мной договориться, стал просить других, чтобы они поговорили со мной об этом; и они меня также просили, но я им отвечал то же, что и ему; и тогда он назначил своим заместителем некоего алькальда, по имени Каравальо, чтобы тот остался на кораблях.

КАК ГУБЕРНАТОР ОСТАВИЛ КОРАБЛИ

В субботу, первого мая, в тот самый день, когда все это происходило, губернатор приказал выдать каждому, кто должен был идти в поход, два фунта сухарей и полфунта сала, и мы отправились в глубь земли. Всего нас шло триста человек, среди них были комиссар, брат Хуан де Палос, три клирика и офицеры. А всадников было сорок человек. И вот в течение пятнадцати дней мы шли с теми припасами, которые у нас были, и в пути не попалось ничего, что можно [29] было бы употребить в пищу, кроме пальмит ²⁹, весьма похожих на андалузские. За это время мы не встретили ни одного индейца, не видели ни одного дома, ни стоянки. Наконец мы подошли к реке ³⁰, которую преодолели с большим трудом вплавь и на плотах: там мы задержались на целый день, потому что течение было очень сильным. Когда мы переправились на другой берег, навстречу нам вышли двести индейцев, может быть, немного больше или меньше; губернатор выступил вперёд и знаками начал объясняться с ними, а они после этого знаками же дали нам понять, чтобы мы уходили. Тогда мы захватили пять или шесть индейцев, и они повели нас к своим домам, которые находились в половине лиги от этого места; там мы увидели много маиса, который уже созрел, и возблагодарили господа нашего бога за то, что он помог нам в столь великой нужде, ибо воистину мы были совсем не искушены в этом новом для себя деле и страдали от усталости, а сверх того были истощены голодом.

На третий день после нашего прихода в деревню казначей, веедор, комиссар и я собрались вместе и просили губернатора, чтобы он послал людей найти море и узнать, нет ли там гавани, потому что индейцы говорили, что море не очень далеко от этого места. Губернатор ответил, что мы напрасно беспокоимся и говорим об этом, ибо море очень далеко; и так как я более остальных настаивал на нашем мнении, он сказал мне, чтобы я отправился к морю и искал бы там гавань и чтобы шёл я пешим, взяв с собой сорок человек.

На другой день я выступил с капитаном Алонсо дель Кастильо и с сорока людьми из его отряда; мы шли до полудня и вышли на морскую песчаную отмель, которая, как нам показалось, очень глубоко вдавалась в землю; мы прошли по этой отмели около полутора лиг, и вода доходила нам до середины бедра. Так мы шагали по раковинам, которые резали нам ноги и причиняли много забот, пока не добрались до той же самой реки, через которую уже переправлялись раньше и которая впадала в ту же самую бухту; и так как мы не смогли преодолеть её, ибо не имели для этого подходящих средств, то вернулись в лагерь и рассказали губернатору обо всем, что видели, и о том, что надо ещё раз переправиться через реку в том месте, где мы её перешли в первый раз, чтобы тщательно обследовать бухту и узнать, нет ли там подходящей гавани.

На другой день губернатор послал одного капитана, по [30] имени Валенсуэла, чтобы тот с шестнадцатью людьми и с шестью лошадьми переправился через реку, спустился вниз, достиг бы моря и выяснил, есть ли там гавань; названный капитан, после того как пробыл там два дня, вернулся и сказал, что он нашёл бухту, что вся она имеет глубину до колена и не более и что там нет подходящей гавани. Ещё он сказал, что видел пять или шесть каноэ с индейцами, переплывавшими залив, и что все они были разукрашены перьями.

Узнав все это, мы на следующий день тронулись в путь и пошли искать землю, о которой нам говорили раньше индейцы, называя её Аппалаче. Проводниками мы вели с собой тех индейцев, которых взяли раньше.

Так мы шли до семнадцатого июня и за это время ни разу не видели индейцев, ибо они не осмеливались встретиться с нами. Но вот перед нами появился один знатный индеец, которого другой индеец нёс на спине; знатный индеец был покрыт раскрашенной оленьей шкурой. Его сопровождало много людей; эти люди шли впереди, играя на тростниковых флейтах. Так он дошёл до места, где был губернатор, и провёл с ним целый час. Мы знаками дали ему понять, что идём в Аппалаче, а из его знаков поняли, что он враждует с жителями Аппалаче и будет нам помогать против них. Мы дали ему бусы, погремушки и другие подарки, и он в свою очередь дал губернатору шкуру, которой был покрыт. И вот он двинулся в путь, и мы пошли той же дорогой, следуя за ним.

В ту же ночь мы подошли к реке ³¹, очень глубокой и широкой и с очень сильным течением, и так как мы не решились переправляться через неё на плотах, то сделали лодку и в течение целого дня переправлялись на ней; и если бы индейцы замышляли причинить нам какое-нибудь зло, они могли бы легко воспрепятствовать нашей переправе, ибо переправа была очень трудной, даже несмотря на то, что индейцы нам помогали.

Один из всадников, по имени Хуан Веласкес, уроженец Куэльяра, не дожидаясь лодки, въехал в реку, и сильное течение снесло его с лошади; он схватился за узду, утонул сам и утопил лошадь. Индейцы того самого вождя, которого звали Дульчанчелин, нашли лошадь и показали, где мы сможем найти Хуана Веласкеса — ниже по течению реки. Мы пошли туда и, найдя его уже мёртвым, были сильно опечалены, ибо до сих пор ещё никто из нас не погиб. А лошадь его в тот же вечер для многих из нас составила ужин. [31]

Двинувшись дальше, мы прибыли на другой день в деревню знатного индейца, там он дал нам маиса. Ночью, когда мы ходили за водой, в одного из наших людей стреляли из лука, но, на его счастье, стрелы пролетели мимо.

На следующий день мы вышли оттуда, при этом не появился ни один из туземцев, потому что все они убежали; но когда мы шли своим путём, показались индейцы, возвращавшиеся с войны, и хотя мы их звали, они не захотели ни подойти, ни подождать нас; вместо этого они отступили, а потом двинулись нашей дорогой, следуя за нами. Губернатор оставил у дороги в засаде нескольких всадников, которые, когда проходили индейцы, выскочили из засады и схватили троих или четверых из них, и мы взяли их с собой проводниками на дальнейший путь. Эти индейцы повели нас по земле, приятной для глаз, но трудной для ног. На ней росли огромные леса, а деревья были необыкновенной высоты ³² но много этих деревьев упало и лежало на земле, загораживая нам путь ³³, так что мы не могли идти прямо, были вынуждены всё время кружить и продвигались с большим трудом. Из тех деревьев, что не упали, многие были расщеплены сверху донизу молниями. Деревья часто падают в этой земле, где всегда есть грозы и сильные бури.

Таким образом, мы шли до дня Святого Хуана ³⁴, а на следующий день нашим взглядам открылось селение Аппалаче ³⁵. Индейцы Аппалаче не заметили нашего прихода. И мы возблагодарили господа, видя себя так близко от этой земли и думая, что было правдой все, что нам о ней рассказывали, и веря, что здесь придёт конец всем нашим трудностям. Мы были измучены плохой и тяжёлой дорогой, а также и голодом; ибо, хотя несколько раз нам встретился маис, чаще мы проходили по шести или восьми лиг, не находя его. Многие из нас страдали не только от усталости и голода, но и от того, что спины были изъязвлены оружием, которое несли на себе, при этом я не говорю уже о других вещах, случившихся с нами. Но, когда мы оказались, наконец, там, куда так стремились, и где, судя по рассказам, было столько всяческих припасов и золота, нам показалось, что усталость и заботы уходят от нас. [32]

КАК МЫ ПРИШЛИ В АППАЛАЧЕ

Дойдя до того места, откуда была видна деревня Аппалаче, губернатор приказал мне взять десять всадников и пятьдесят пехотинцев и войти в деревню. Вместе с нами отправился туда и веедор.

Войдя в деревню, мы увидели только женщин и детей, мужчин в это время в ней не было. Но вскоре они прибежали, напали на нас, стреляя из луков, и убили лошадь веедора. Наконец, они оставили нас и убежали.

В деревне мы нашли много спелого маиса. Был там и сухой маис. Мы нашли также оленьи шкуры и несколько довольно плохих полотняных покрывал; женщины используют их, чтобы прикрывать определённые части своего тела. Было там ещё много ступок, в которых толкут маис.

Деревня состояла из сорока маленьких низких домов, поставленных в укрытых местах для защиты от бурь, постоянно свирепствующих в той земле. Дома были сделаны из соломы, а вся деревня окружена очень густым лесом с огромными деревьями и множеством маленьких озёр. Повсюду там столько громадных упавших деревьев, что все загромождено ими, и по этой причине проходить через эти места можно только с большим трудом и опасностями.

О ТОМ, КАКОВА ЭТА ЗЕМЛЯ

Начиная от места, где мы высадились, и до этой деревни земля там, включая [33] землю Аппалаче, большей частью ровная, почва — песчаная и из твёрдых пород. По всей земле встречаются огромные деревья; там много светлых лесов, в них растут ореховые и лавровые деревья и ещё деревья, которые называются ликидамбарами, а также кедр, можжевеловое дерево, дуб и падуб, сосна и низкие пальмиты такой же породы, как в Кастилии. По всей стране разбросаны большие и малые озёра, некоторые из них труднопроходимы, частично из-за большой глубины, частично из-за того, что завалены упавшими деревьями. Дно у озёр песчаное, а озёра, которые мы видели в Аппалаче, гораздо больше тех, что нам встретились по пути. В этой земле много полей, засеянных маисом, и дома разбросаны по полям так же, как в Хельвесе ³⁶.

Из животных нам встретились следующие: олени трёх видов, кролики и зайцы, львы ³⁷ и медведи и другие дикие звери. Мы видели также одно животное, которое носит своих детёнышей в сумке, расположенной у него на животе; и детёныши все время сидят в сумке, пока не научатся сами искать себе пищу; а если случается им встретить человека, когда они ищут еду, то мать не убегает, пока не соберёт их всех в свою сумку ³⁸.

Земля в тех краях очень холодная, в ней много хороших пастбищ для скота, много различных пород птиц: диких гусей, уток, селезней, королевских уток, мухоловов, куропаток, цапель и серых цапель; мы видели там также разных соколов, ястребов, коршунов и других птиц.

Через два часа после того, как мы вошли в Аппалаче, индейцы, которые раньше убежали оттуда, вернулись к нам с миром, прося отдать им их женщин и детей, и мы их отдали. Но губернатор задержал при себе одного касика, что вызвало среди индейцев возмущение. И вот на следующий день они вернулись с войной и с такой быстротой и отвагой напали на нас, что им удалось поджечь дома, где мы находились; но, как только мы вышли, они убежали и скрылись среди ближайших озёр. А так как вокруг было много озёр и полей, заросших маисом, мы не могли причинить им иного вреда, кроме того, что убили одного человека. На следующий день пришли индейцы из другого народа, жившего в другой стороне ³⁹. Они напали на нас так же, как и первые, и у них тоже погиб один человек.

Мы пробыли в деревне двадцать пять дней, совершили за это время три похода по той земле и нашли её малозаселённой и труднодоступной из-за лесов, озёр и тяжёлых переправ. Мы спросили касика, которого задержали при [34] себе, а также других индейцев, которые были соседями и врагами здешних: какова тут земля, население, каков народ, какие припасы, а также и обо всем прочем. Каждый из них нам ответил, что самое большое селение на этой земле — это Аппалаче и что чем дальше вглубь, тем меньше там людей и тем они беднее, что вся земля слабо заселена и обитатели её живут далеко друг от друга, и что в том направлении находятся большие озера, густые леса, обширные пустыни и совсем не заселённые места.

Затем мы расспросили их о земле, которая расположена к югу: какие там народы и какие припасы. Они ответили, что в той стороне, в направлении к морю, в девяти днях пути отсюда, живёт народ, по имени ауте ⁴⁰, что у индейцев ауте много маиса, а также фасоли и тыкв, что, живя близко от моря, они имеют и рыбу и что ауте друзья их народов.

Тогда мы приняли во внимание скудость этой земли и неблагоприятные сведения о её населении и обо всем прочем, приняли во внимание, что индейцы вели с нами непрерывную войну, раня наших людей и лошадей по дороге к воде, постоянно нападая на нас, при этом сами они оставались в безопасности, прячась среди озёр; приняли во внимание и то, что мы не могли нанести индейцам никакого урона, ибо, когда мы входили в озера, они осыпали нас стрелами и даже убили одного сеньора из Тескуко, по имени дон Педро, которого вёл с собой комиссар; и, приняв все это во внимание, мы решили уйти оттуда и искать море и народ ауте, о котором нам рассказали. И вот мы вышли из этой земли через двадцать пять дней после того, как пришли в неё.

В первый день мы проходили через озёра и переправы, не встретив ни одного индейца, но на второй день подошли к озеру с очень плохой переправой: вода там доходила до груди, и в воде было много упавших деревьев. Когда мы уже дошли до середины озера, на нас напало множество индейцев; одни из них прятались до этого за деревьями, чтобы мы их не увидели, другие же засели в упавших деревьях; они начали осыпать нас стрелами и ранили много людей и лошадей, а пока мы выбирались из озера, захватили проводника, которого мы вели с собой. После того как мы вышли из озера, индейцы пошли вслед за нами, желая помешать нашему походу; они действовали так, что мы не могли ни уйти от них, ни ударить по ним со всей решительностью и всей силой своего оружия, потому что они [35] скрывались в озёрах и, стреляя оттуда, ранили наших людей и лошадей.

Видя это, губернатор приказал всадникам, чтобы те сошли с лошадей и ударили по индейцам пешими. Контадор тоже спешился, и вот они напали на индейцев, а потом все снова сошлись к одному озеру, и таким образом мы овладели переправой. В этой стычке несколько наших людей было ранено, так что не помогло и хорошее вооружение. Некоторые наши люди клялись, что видели в этот день два дуба, каждый толщиной с бедро в нижней его части, и оба эти дуба были пронзены насквозь стрелами индейцев; и это совсем не удивительно для тех, кто знает, с какой силой и сноровкой пускают индейцы стрелы; ибо сам я видел одну стрелу, которая вошла в ствол тополя на целую четверть ⁴¹.

Все индейцы, которых мы встречали здесь, начиная от Флориды, вооружены луками, все они были рослыми и ходили нагими, так что издалека казались великанами. Индейцы этого народа ⁴² на редкость хорошо сложены, очень сухощавы и обладают большой силой и ловкостью. Луки, которыми они пользуются, толщиной с руку, а длиной в одиннадцать или двенадцать пядей ⁴³, стрела летит из них с такой точностью, что всегда попадает в цель.

Пройдя лигу после этой переправы, мы вышли к другой, такой же плохой, но более длинной: она тянулась на пол-лиги, что делало её ещё труднее. Эту переправу мы прошли спокойно, без стычек с индейцами, ибо они уже израсходовали запасы стрел и теперь не осмеливались напасть на нас.

На следующий день, когда мы проходили другую такую же плохую переправу, я заметил следы людей, которые шли впереди нас, и дал знать о них губернатору, шедшему сзади; поэтому, хотя индейцы напали на нас, они не смогли причинить нам никакого ущерба: мы были готовы к нападению. Индейцы продолжали идти вслед за нами и после переправы, по ровному месту. Тогда мы развернулись и ударили по ним с двух сторон и убили двух человек; у нас были ранены двое или трое, я тоже получил рану. Поскольку индейцы успели добраться до леса, мы не смогли ни причинить им урона, ни нанести большого ущерба.

Так мы шли восемь дней, и после этой переправы индейцы больше не нападали на нас вплоть до того случая, о котором я сейчас расскажу. Мы отошли от переправы на одну лигу и двигались своим путём, когда индейцы, [36] незаметно подкравшиеся к нам, ударили с тылу. Но тут закричал слуга одного идальго, шедший с нами; этого юношу звали Авельянеда. Авельянеда побежал назад на помощь тем, кто там находился, и индейцы попали в него стрелой, которая прошла с краю панциря и тяжело его ранила, пронзив насквозь всю шею. Он вскоре умер, и мы несли его тело до Ауте ⁴⁴. Путь от Аппалаче до селения Ауте занял у нас девять дней.

Когда мы прибыли в Ауте, то увидели, что весь народ оттуда ушёл, дома сожжены, а маис, тыква и фасоль, которых там было в изобилии, уже созрели. Мы отдыхали два дня, а по прошествии этого времени губернатор просил меня отправиться на поиски моря, поскольку индейцы говорили, что оно расположено совсем близко от этого места. Мы уже знали, в какой стороне его надо искать, ибо по дороге сюда видели большую реку, которую назвали рекой Магдалены ⁴⁵.

На следующий день, исполняя приказ губернатора, я взял с собой семь всадников и пятьдесят пехотинцев и вместе с комиссаром, капитаном Кастильо и Андресом Дорантесом отправился на поиски моря; мы шли весь день и на вечерней заре вышли к бухте или к морскому заливу ⁴⁶; там было много раковин, что очень обрадовало наших людей; и мы возблагодарили господа бога за то, что он привёл нас к морю.

Утром следующего дня я послал двадцать человек обследовать местность и узнать очертания берега. Люди вернулись на другой день вечером и сказали, что берег изрезан бухтами, которые глубоко вдаются в глубь земли и мешают узнать то, что нам нужно, другой же берег залива очень далеко.

Получив эти сведения и приняв во внимание неудобные очертания берега и отсутствие подручных средств, без которых его невозможно было обследовать, я решил вернуться к губернатору. Когда мы вернулись, то нашли губернатора и многих других людей больными; прошедшая ночь была для них очень тяжёлой, потому что на них, больных, напали индейцы; во время стычки была убита одна лошадь. Я дал отчёт обо всем, что было сделано, и о плохом расположении берега. Этот день мы провели в Ауте. [37]

КАК МЫ УШЛИ ИЗ АУТЕ

На следующее утро мы покинули Ауте и шли весь день, пока не прибыли туда, где я уже побывал. Переход был очень трудным, так как не хватало лошадей, чтобы везти больных, и мы не знали, что нам с ними делать, к тому же каждый день заболевали всё новые люди. Больно и жалко было видеть, в какой беде и нужде мы оказались. Придя на место, мы поняли, что дальше идти невозможно, потому что идти было некуда, а если бы и было куда, мы всё равно не смогли бы двигаться: большая часть людей ослабела от болезней, так что мало осталось таких, которые ещё были годны на что-нибудь.

Далее я не буду рассказывать об этом подробно, потому что каждый способен представить себе, что можно испытать в такой необычной и злосчастной земле, где ничего нельзя было сделать: нельзя было выбраться из неё, но нельзя было и оставаться. Однако мы не теряли веру в господа нашего бога, нашу самую надёжную опору.

Случилась здесь с нами и другая вещь, ещё более ухудшившая положение: большая часть всадников начала тайно уходить, полагая найти в этом спасение для себя и бросая губернатора и больных, которые совсем обессилели. Но среди всадников было много идальго и порядочных людей, и они не захотели, чтобы всё это произошло без ведома губернатора и офицеров вашего величества; мы стали стыдить их за такое намерение, за то, что они хотели оставить в беде своего капитана и всех, кто был болен и потерял силы, и особенно за то, что они собирались бросить службу вашему величеству. Тогда они согласились остаться и согласились, что мы должны сообща разделять всё, что выпадет на нашу долю, и никто никого не должен покидать.

Узнав о случившемся, губернатор призвал к себе всех и каждого, прося высказать свои мнения об этой злополучной земле и о том, как найти какой-нибудь способ [38] выбраться отсюда, потому что было непонятно, как это сделать: ведь третья часть наших людей была больна и число больных увеличивалось с каждым часом, так что было вполне возможным, что вскоре все окажутся больными; оставшись же здесь, мы не могли ждать ничего иного, кроме смерти, которая была бы ещё более тяжёлой оттого, что мы умираем подобным образом. Приняв во внимание эти и другие неблагоприятные обстоятельства и перебрав различные способы, мы решили взяться за крайне трудное дело, а именно строить корабли, на которых смогли бы уйти отсюда.

Всем нам это дело казалось невыполнимым, потому что мы не умели строить кораблей и не имели ни инструментов, ни железа, ни горна, ни пакли, ни смолы, ни оснастки — словом, у нас не было ни нужных вещей, ни подходящих людей, и, главное, нам нечего было бы есть в то время, пока корабли строятся, и нечем было бы накормить даже тех, кто будет занят их постройкой. Взвесив все это, мы решили, что нужно более спокойно и неторопливо все продумать, и на этот день обсуждение закончилось и все разошлись, вверяя себя господу нашему богу и моля его вывести нас отсюда любым путём, какой он сочтёт наилучшим.

И пожелал господь так ⁴⁷, что на другой день пришёл один человек из отряда и сказал, что он смог бы из нескольких жердей и оленьих шкур сделать кузнечные меха; мы же находились в таком положении, что для нас была хороша любая вещь, которая имела хоть малую видимость подходящего средства для спасения, и поэтому сказали ему, чтобы он принимался за работу. Мы решили из наших шпор, стремян, арбалетов и других железных вещей делать гвозди, пилы, топоры и прочие инструменты, в которых имели столь большую нужду; чтобы запастись пищей на время работы, постановили, что все, кто ещё в силах ходить, предпримут четыре похода в Ауте, те же, кто останутся здесь, на третий день убьют одну лошадь и распределят её между больными и людьми, занятыми постройкой лодок.

В походах приняли участие кто мог из людей и лошади, которые могли двигаться; нам удалось принести четыреста фанег ⁴⁸ маиса, хотя дело и не обошлось без стычек с индейцами; мы распорядились собрать побольше коры и шерсти пальмит: её скручивали и вытягивали волокна, чтобы использовать их вместо пакли для наших лодок.

Когда начинали строить лодки, у нас в отряде был только один плотник, но мы проявили такое прилежание, что с четвёртого дня месяца августа по двадцатое дня месяца [39] сентября закончили пять лодок, каждая из которых была длиной в двадцать два локтя и была проконопачена паклей пальмит. Лодки просмолили варом, его приготовил из сосновой живицы один грек, по имени дон Теодоро; из тех же волокон пальмит и из лошадиных хвостов и грив сплели канаты и снасти, из рубашек сделали паруса, а из можжевелового дерева, что там росло, весла, которые, как мы думали, будут нам необходимы. И такова была эта земля, куда по грехам нашим мы попали, что лишь с большим трудом удалось найти на ней камни для якорей и для того, чтобы придать остойчивость нашим лодкам, ибо нигде вокруг не было видно ни единого. Мы также содрали целиком кожи с лошадиных ног и выдубили их, чтобы сделать бурдюки для пресной воды.

В это же время произошло следующее событие: дважды, когда наши люди собирали морские ракушки в небольших заливах и бухтах, на них нападали индейцы; на виду лагеря они убили у нас десять человек, и мы не смогли им помочь: люди были насквозь пронзены стрелами, хорошее боевое снаряжение не защитило их от стрел, которые индейцы пускали с большим искусством и с большой силой, о чем я уже говорил раньше.

Согласно утверждениям наших лоцманов, от бухты, названной нами бухтой Креста ⁴⁹, и до этого места мы прошли двести восемьдесят лиг, может быть, немного больше или меньше. На всей этой земле мы не видели гор и ничего о них не слышали.

До того, как мы смогли погрузиться на лодки, избежав смерти от рук индейцев, у нас умерло от болезней и голода более сорока человек. Двадцать второго дня месяца сентября мы съели последнюю лошадь и разместились на лодках в следующем порядке: в первую сел губернатор с сорока девятью людьми, во вторую — казначей и комиссар, тоже с сорока девятью людьми, в третью — капитан Алонсо дель Кастильо и Андрес Дорантес с сорока восемью людьми, в четвертую — капитан Тельес и Пеньялоса с сорока шестью людьми, в последнюю лодку сели веедор и я с сорока девятью людьми ⁵⁰. После того как припасы и одежду перенесли в лодки, они погрузились в воду почти до краёв, и, кроме того, мы были так стеснены, что не могли даже пошевелиться; но столь велика была наша нужда, что мы отважились плыть в подобных лодках и даже выйти на них в опасное море, и при всем этом никто из нас не имел никакого представления о мореходном искусстве. [40]

КАК МЫ ВЫШЛИ ИЗ ЗАЛИВА ЛОШАДЕЙ

Тот залив, из которого вышли, мы назвали заливом Лошадей ⁵¹. Семь дней мы плавали по бухтам в лодках, сидящих в воде до самой верхней обшивки, но не видели на берегах ничего заслуживающего внимания, а потом подошли к острову ⁵², расположенному недалеко от земли. Моя лодка шла первой, и с неё мы увидели, что к нам плывут пять каноэ с индейцами. Увидя нас, индейцы покинули свои каноэ, а мы их подобрали. Другие наши лодки прошли в это время вперёд и обнаружили на острове несколько индейских домов; там мы нашли много сушёной рыбы, гольца, что при нашей нужде было большим подспорьем.

Затем мы отправились дальше и через две лиги прошли очень узким проливом между островом и землёй; проливу дали имя Святого Мигеля, так как это было в его день.

Выйдя из пролива, мы пристали к берегу и, разобрав индейские каноэ, которые я захватил, нарастили борта у наших лодок, так что они теперь возвышались над водой на две пяди. После этого мы вновь поплыли вдоль берега по направлению к Рио-де-Пальмас, с каждым днём все больше страдая от голода и жажды: припасов у нас было очень мало, да и те подходили к концу, а вода уже кончилась, потому что бурдюки, сделанные из лошадиных ног, загнили и больше ни на что не годились.

Несколько раз мы входили в узкие заливы и бухты, которые глубоко вдавались в землю; все они оказались мелкими и опасными. Мы ходили по этим заливам тридцать дней и иногда встречали там индейских рыбаков, людей очень бедных и жалких.

К концу этих тридцати дней, когда жажда стала уже нестерпимой, мы, плывя ночью вдоль берега, заметили каноэ и понадеялись, что оно приблизится к нам; однако индейцы, несмотря на то, что мы их окликали, не захотели [41] ни подойти к нам, ни подождать нас. Так как дело происходило ночью, мы не стали преследовать их и продолжали идти своим путём, а когда рассвело, увидели маленький остров и подошли к нему, чтобы узнать, нет ли там воды. Но поиски наши были тщетными, воды на нём не было.

Когда мы, вытащив лодки на берег, ходили по острову, нас захватила сильная буря, поэтому мы задержались там на шесть дней, не осмеливаясь выйти в море. Мы пять дней ничего не пили, и жажда стала такой непереносимой, что вынудила нас пить солёную воду; однако некоторые оказались при этом очень неосторожны, и у нас умерло сразу пять человек.

Я рассказываю обо всём этом кратко, потому что думаю, нет надобности в подробном описании наших невзгод и лишений; ведь каждый, приняв во внимание, где мы находились и сколь мало было у нас надежды на спасение, легко может представить, что должно было происходить. И вот, видя, что жажда наша все растёт, а солёная вода нас убивает, мы решили не дожидаться неизбежной смерти на земле, но вверить свои души господу нашему богу и, презрев опасность, выйти в море. Так мы и сделали и пошли в том направлении, где, когда плыли к острову, видели ночью каноэ. В этот день нас столько раз заливало водой и размётывало в разные стороны, что казалось, никто не сможет избежать смерти. Однако смилостивился господь наш бог, не оставляющий людей и в самых тяжёлых лишениях, и мы уже при заходе солнца обогнули один мыс и оказались в месте, укрытом от волн и ветра ⁵³.

Навстречу нам вышло множество каноэ; индейцы с каноэ что-то нам сказали, но не стали нас ждать и повернули обратно. Они были хорошо расположены к нам и не имели при себе ни луков, ни стрел. Мы следовали за ними до самых их домов, которые находились недалеко оттуда, у края воды. Там сошли на землю и увидели перед домами много кувшинов с водой и печёную рыбу; их касик предложил все это губернатору, а его самого повёл в свой дом. Дома этих индейцев были из циновок, и нам показалось, что они сделаны не как временные, а как постоянные жилища.

Когда мы вошли в дом касика, он дал нам много рыбы, а мы дали ему маиса, который принесли с собой; этот маис они тут же съели и попросили ещё, и мы дали им ещё, а губернатор сделал касику много подарков. В полночь же индейцы неожиданно напали на нас и на больных, лежавших на берегу, и на дом касика, где находился губернатор, и [42] ранили губернатора камнем в лицо. Те из нас, кто были в доме, схватили касика, но с помощью индейцев, стоявших рядом, касик сумел вырваться, оставив в руках наших людей накидку из куньего меха, равного которому, я думаю, не найти нигде в мире. Этот мех имел запах амбры и мускуса столь сильный, что он был слышен на большом расстоянии ⁵⁴; в тех краях нам встречались и другие меха, но ни один из них не походил на этот.

Видя, что губернатор ранен, наши люди, находившиеся поблизости, взяли его в лодку. Мы распорядились, чтобы все наши люди вернулись в лодки и находились там с губернатором, а сами силою в пятьдесят человек остались на берегу охранять их от индейцев, которые в течение этой ночи ещё трижды нападали на нас; натиск их был таков, что мы каждый раз вынуждены были отступать на расстояние брошенного камня. Среди нас не осталось никого, кто не получил бы рану, я тоже был ранен в лицо; и если бы у индейцев было больше стрел, они, несомненно, причинили бы нам гораздо больший ущерб. При последнем нападении капитаны Тельес, Дорантес и Пеньялоса с пятнадцатью людьми ударили по индейцам с тыла и принудили их бежать, после чего они оставили нас в покое.

Утром следующего дня я разломал у индейцев более тридцати каноэ, и мы использовали их для защиты от северного ветра, из-за которого мы весь день вынуждены были оставаться там, страдая от холода и не осмеливаясь выйти в море, поскольку там была сильная буря.

Когда буря кончилась, мы снова погрузились в лодки и плыли на них в течение трёх дней; и так как мы взяли с собой мало воды, ибо у нас не было посуды, чтобы везти её с собой, то мы снова начали страдать от жажды. По пути зашли в лагуну и увидели там несколько каноэ. Мы позвали тех индейцев, и они поплыли к нам; губернатор, к чьей лодке они подошли, попросил у них воды; они обещали ему воды, но с тем, чтобы им дали, в чем её привезти. Один христианин, грек, по имени Доротео Теодоро (о котором я упоминал выше), сказал, что он хотел бы пойти с ними; губернатор и остальные всячески стремились отговорить его, но ничего не смогли поделать, потому что он хотел обязательно идти с индейцами. Так он и отправился с ними, взяв с собой одного негра, индейцы же тоже оставили нам двух человек заложниками. Ночью индейцы вернулись и привезли много сосудов, но без воды, а христиан, которых взяли с собой, не привезли; остававшиеся же у нас [43] заложниками, переговорив с ними, хотели броситься в воду, однако наши люди, бывшие с ними в лодке, их задержали. Индейцы на каноэ уплыли от нас, и мы остались растерянные и опечаленные потерей двух христиан ⁵⁵.

О ТОМ, КАК ИНДЕЙЦЫ УЧИНИЛИ СТЫЧКУ С НАМИ

Когда наступило утро, индейцы подплыли к нам на многих каноэ и стали просить, чтобы мы отпустили тех двух заложников, которых мы задержали у себя. Губернатор сказал, что он их выдаст, если индейцы привезут двух наших христиан, которых они взяли с собой. Среди индейцев на каноэ были пять или шесть касиков, и нам показалось, что они лучше сложены, держатся с большим достоинством и имеют большую власть, чем все те, кого мы там до сих пор видели, хотя эти касики и не были такими рослыми, как индейцы, о которых мы рассказывали раньше. Касики носили распущенные и очень длинные волосы, покрытые накидками из куньего меха, вроде того, что мы видели раньше, и некоторые из этих накидок имели необычный вид: на них были банты, искусно сделанные из какого-то рыжего меха, и они нам очень понравились. Индейцы просили нас, чтобы мы пошли с ними, и тогда-де они отдадут нам христиан и снабдят нас водой и другими припасами. Но при этом они все время наезжали на нас своими каноэ, стремясь отрезать выход из лагуны; и вот из-за этого, а также из-за того, что выходить на берег было для нас очень опасно, мы отошли в море и там оставались с индейцами до полудня. И так как они не хотели вернуть нам христиан, а мы по этой причине не возвращали им заложников, они начали метать в нас дротики и камни из пращей и грозились пустить стрелы, хотя мы видели у них всего три или четыре лука.

Во время этой стычки ветер посвежел. Индейцы вернулись к себе и оставили нас; мы же поплыли дальше и [44] плыли весь день до самой вечерней зари, когда моя лодка, шедшая первой, приблизилась к месту, где земля сильно выдавалась в море. С другой стороны этого мыса виднелась очень большая река ⁵⁶, а в конце мыса был островок, у которого я приказал бросить якорь, чтобы подождать другие лодки. Губернатор не захотел подойти к нам; он вошёл в бухту со множеством островков неподалёку от нас, там мы и собрались все вместе. Пресную воду брали прямо из моря, так как река растекалась по его поверхности ⁵⁷. Мы сошли на остров, чтобы поджарить немного маиса — уже два дня мы ели его сырым, но поскольку мы не нашли там дров, тс решили войти в реку, находившуюся за мысом на расстоянии одной лиги от нас. Однако, идя туда, мы встретили очень сильное течение; оно не давало приблизиться к устью и относило нас от земли; мы продолжали упорно грести, стараясь дойти до берега.

В это время ветер, который дул с севера, так усилился, что нас вынесло в море, и мы не в силах были что-нибудь сделать. И вот мы оказались в пол-лиге от берега, полузатопленные, и не могли достать дна на глубине тридцати морских саженей ⁵⁸; возможно, это было из-за сильного течения, но нам не удалось проверить это. Так мы плыли ещё два дня, пытаясь пристать к земле, а по прошествии двух дней, незадолго перед восходом солнца, увидели па берегу множество дымов. Напрягая силы, мы подошли к берегу на три морские сажени, но, поскольку была ещё ночь, не решились сойти на землю, ибо, рассмотрев там дымы, подумали, что нас может подстерегать какая-нибудь опасность, а мы из-за темноты не сможем вовремя заметить и предотвратить её; и поэтому мы решили подождать до утра.

Когда рассвело, оказалось, что все лодки потеряли друг друга из виду; я очутился в тридцати морских саженях от берега и продолжил путешествие. Вечером я увидел две лодки и направился к ним; та, к которой я подошёл первой, оказалась лодкой губернатора. Он спросил меня, что, по моему мнению, нам надо делать. Я сказал, что нам надо бы догнать ту лодку, которая шла впереди, и ни в коем случае не оставлять её одну, а когда мы соберёмся тремя лодками вместе, надо продолжить наш путь, куда господь бог пожелает нас привести. Губернатор ответил, что это нельзя сделать, потому что та лодка идёт очень далеко от берега, а он хочет сойти на сушу, и что если я хочу сойти с ним, то пусть прикажу своим людям взяться за весла и грести, ибо только силой своих рук мы сможем [45] приблизиться к земле. Это ему посоветовал капитан Пантоха, который шёл в его лодке; ещё капитан Пантоха сказал, что если в тот же день мы не пристанем к земле, то не сможем пристать к ней и в следующие шесть дней, а этого времени будет достаточно, чтобы умереть с голоду.

Исполняя волю губернатора, я взялся за весло, то же самое сделали все, кто находился в моей лодке. Мы гребли почти до самого захода солнца, но так как люди, которые шли с губернатором, были здоровее и сильнее всех, кто был на других лодках, мы не могли ни держаться около них, ни следовать за ними. Видя это, я попросил губернатора, чтобы они кинули нам конец со своей лодки, ибо мы были не в силах идти за ними, он же ответил, что они и одни едва ли смогут достичь земли этой ночью. Я сказал ему, что так как имею мало надежды, что мы сможем идти за ним и выполнить то, что он приказал, то пусть он отдаст приказ, что мне делать в этом случае. Он мне ответил, что сейчас не время отдавать приказы, поэтому пусть каждый спасает жизнь как может, и что он сам намерен поступить подобным образом. Сказав так, он отплыл от нас на своей лодке, а я, не имея возможности следовать за ним, пошёл к другой лодке, которая держалась мористее и дожидалась меня. Подплыв к ней, я увидел, что это была лодка капитанов Пеньялосы и Тельеса. И вот мы плыли вместе четыре дня, съедая каждый день по строгой мере горсть маиса.

По прошествии этих четырёх дней нас захватила буря, во время которой вторая лодка пропала, и только по великому милосердию божию мы сами не утонули, таково было ненастье: все это происходило зимой, было очень холодно, и мы уже долго страдали от голода и от ударов, которые нам наносило море, поэтому на следующий день люди начали падать в обморок, так что к концу дня все, кто были в моей лодке, уже лежали друг па друге полумёртвые, и только пять человек ещё оставались на ногах. Когда же наступила ночь, осталось только двое, кто мог управлять лодкой — я и боцман, и в два часа ночи боцман сказал мне, чтобы я взял лодку на себя, ибо он был в таком состоянии, что думал, что умрёт этой же ночью; тогда я взял руль, а в середине ночи подошёл посмотреть, не умер ли боцман, но он мне сказал, что ему лучше и что он будет править лодкой до утра. И поистине в этот час хотелось мне самому быть мёртвым, чтобы только не видеть такие муки моих людей.

После того как боцман взял управление лодкой, я хотел было отдохнуть немного, но не смог; никогда ещё сон не [46] был так далёк от меня, как в эту ночь. Уже перед рассветом мне почудилось, что я слышу гул прибоя, какой бывает при низком береге, потому что волны обрушиваются на такой берег с сильным грохотом; в испуге я позвал боцмана, и тот мне сказал, что мы, наверное, недалеко от земли. Бросили лот. Оказалось, что глубина под нами — шесть морских саженей ⁵⁹. Боцман сказал, что нам надо взять мористее и дождаться, пока рассветёт; я схватил весло и начал грести от берега, который, как мы увидели, был в лиге от нас, и тут нас повернуло кормой к морю и понесло к земле. Недалеко от берега большая волна подхватила лодку и так её бросила, что она выскочила из воды на целую эррадуру ⁶⁰, и от сильного удара почти все люди, лежавшие в ней без чувств, пришли в себя. Увидев рядом землю, они стали вываливаться из лодки и на четвереньках выбираться на сушу. Выйдя с трудом на берег, мы развели огонь, поджарили немного маиса, который у нас сохранился и нашли воду, оставшуюся там от прошедших дождей; тепло от костра привело людей в себя и придало им немного сил. А было все это в шестой день ноября.

Комментарии

4. «Святое Императорское Католическое Величество» — обращение к Карлу V. В 1479 г. браком Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской было положено начало объединению Испании. В 1516 г., после смерти Фердинанда, на испанский престол вступил его внук — Карл I. Через несколько лет после смерти своего другого деда — Максимилиана I Габсбурга — Карл был провозглашён императором Священной Римской империи под именем Карла V. В честолюбивые планы Карла V входило создание всемирной «христианской монархии», что и объясняет принятую у современников форму обращения «католическое величество».

5. Материк — поскольку в Новом Свете испанцы открыли н исследовали сначала острова Карибского моря, и только в результате третьей и четвертой экспедиции Колумба был открыт материк (по мнению великого мореплавателя — юго-восточная оконечность Китая), в испанском языке эпохи «Кораблекрушений» для обозначения двух основных регионов «Индий» использовались термины «остров» и «материк» («твёрдая земля»).

6. Мои предки — род Нуньеса Кабесы де Вака довольно известен в испанской истории. По материнской линии (Кабеса де Вака) он берет своё начало в XIII в., когда крестьянин Мартин Альаха (Martin Alhaja) во время войны с маврами нашёл незащищённую дорогу в их лагерь при Лас Навас де Толоса; отметив её коровьими черепами, он сумел вернуться к христианам н провести их в тыл врага. Произошло сражение, в результате которого мавры были разбиты. Санчо, король Наварры, пожаловал Мартину Альахе дворянское звание. С тех пор Мартин Альаха и его потомки носили имя Кабесы де Вака, что по-испански означает «коровья голова». Среди потомков Мартина было много известных людей, один из них стал магистром рыцарского ордена Сан-Дьего. Среди предков Кабесы де Вака по отцовской линии — Педро де Вера, завоеватель Канарских островов, дед Альвара Нуньеса Кабесы де Вака.

7.17 июня — здесь н далее Кабеса де Вака приводит даты по старому — Юлианскому календарю, который отстаёт от современного на 10 дней. Следовательно, экспедиция вышла в плавание 27 нюня.

8. Панфило Нарваэс (1470-1528) — конкистадор; некоторое время служил на Ямайке, затем во главе отряда из 30 человек прибыл на Кубу, где был произведён в капитаны губернатором Кубы Веласкесом. Отряд Нарваэса «отличился» жестокими и бессмысленными массовыми убийствами индейцев. «Усмирительная» деятельность Нарваэса на Кубе довольно подробно описана непосредственным свидетелем — Бартоломе де Лас Касасом в его «Истории Индий» (М., «Наука», 1968). В 1520 г. Веласкес направил Нарваэса к Кортесу с приказом доставить того «живым или мёртвым». В сражении с Кортесом Нарваэс, несмотря на превосходство сил, был разбит, потерял левый глаз и бежал. За это поражение его судили. После оправдания Нарваэс вернулся в Испанию, где король пожаловал его титулом аделантадо, т. е. первооткрывателя и управителя новых земель с почти неограниченными правами. Одновременно Нарваэс был назначен и будущим губернатором Флориды, поэтому Кабеса де Вака чаще всего называет его именно губернатором. Вообще, как видно из дальнейшего изложения, среди участников экспедиции находилось всё ядро администрации будущей провинции, которую Нарваэс должен был присоединить к испанской короне. В частности, сам Кабеса де Вака имел полномочия королевского прокурора.

9. Санлукар-де-Баррамеда — порт в юго-западной части Испании у впадения реки Гвадалквивир в Атлантический океан. За 20 лет до описываемых событий из этого порта отправился в своё историческое плавание Магеллан.

10. Лас-Пальмас — река Рио-Гранде-дель-Норте.

11. Старший альгвасил — прокурор.

12. Фактор — правительственный агент, в функцию которого входил контроль за торговлей, взимание налога в пользу короны.

13. Веедор — правительственный инспектор.

14. Комиссар — уполномоченный ордена св. Франсиска, деятельность которого распространялась на принадлежащие Испании земли, расположенные за пределами Пиренейского полуострова. С началом колонизации Америки появилась должность верховного комиссара американских территорий — генерала Индий. Простые же комиссары, как видно из рассказа Кабесы де Вака, включались в состав первооткрывательских экспедиций.

15. Остров Санто-Доминго — Гаити. Экспедиция подошла к острову, по-видимому, в середине сентября.

16. Васко Поркалье — Кабеса де Вака пишет его фамилию по-разному: то Поркалье, то Поркальо. Полное имя — Васко Поркальо де Фигероа. Нарваэс знал Васко Поркальо, поскольку тот принимал участие в его походе против Кортеса. Поркальо вошёл в состав следующей экспедиции во Флориду, которой руководил де Сото, сподвижник Пнсарро, участвовавший с ним в завоевании Перу. Однако, столкнувшись с трудностями, Поркальо выхлопотал себе разрешение вернуться на Кубу, чем, возможно, спас свою жизнь, но вызвал осуждение испанских историков.

17. Лига — мера длины, не вполне совпадающая в различных странах Западной Европы. Испанская лига равна 6666 варам (вара равна 83,5 см) и двум третям, что эквивалентно 5572 м 77 см. Кабеса де Вака пользуется, очевидно, морской лигой, равной 19 938 футам, что эквивалентно 5555 м 55 см.

18. Необычные звуки, о которых пишет автор, были произведены ураганом огромной силы.

19. Хагуа — гавань и бухта на южном побережье Кубы.

20. Возможно, это бухта Сарасота.

21. Во Флориде н далее по побережью Мексиканского залива, вплоть до устья Миссисипи, жили многочисленные племена мускогской языковой семьи — семинолы, апачи и др. Первые индейцы, с которыми столкнулись испанцы после высадки, принадлежали племени тимуква, говорившем на обособленном языке, входившем в мускогскую семью. Тимуква были полностью истреблены уже в начале XVIII в. Племена тимуква были, по-видимому, объединены в племенной союз. Мускогские племена, находившиеся на различных стадиях развития родового строя, вели оседлый образ жизни, занимались земледелием, знали гончарное производство. Большое место в их хозяйстве занимали охота и рыбная ловля.

22. Тимуква обычно строили дома круглой формы. Поразившие автора размеры дома объясняются особенностями родового уклада жизни индейцев: в доме жили представители одного рода (клана) — сородичи по материнской линии.

23. Это залив Тампа. Испанцы называли его заливом Святого Креста (Санта-Крус).

24. Также индейцы племени тимуква.

25. Это были трупы испанцев. О том, как они оказались там, ничего достоверного неизвестно. Считается, что индейцы подобрали их в заливе после гибели какого-то испанского корабля. Однако до сих пор не удалось отождествить этот корабль (ср.: Дж. Бейклесс. Америка глазами первооткрывателей. Пер. с англ. М., 1969, стр. 43).

26. Новой Испанией испанцы называли Мексику.

27. Ясно, что на решение Нарваэса оказали влияние те золотые вещи, которые принёс с собой в лагерь разведывательный отряд.

28. Пануко — поселение на побережье Мексики, недалеко от устья реки Сан-Хуан. Из того, что испанцы собираются идти пешком искать гавань, которая находится в 10-15 лигах от Пануко, видно, как сильно они заблуждались в определении положения этого селения относительно Флориды: Пануко, согласно их расчётам, должен был оказаться где-то в районе залива Апалачикола.

29. Пальмиты — вид пальмы (Sabel palmetto). Кабеса де Вака обычно сравнивает новые для него виды растений и животных с образцами европейской флоры и фауны. Однако в некоторых случаях его сопоставления оказываются неточными и не всегда возможно установить, какие именно животные или растения он имеет в виду.

30. Река Сувонни (Suwannee).

31. Река Апалачикола.

32. Речь идёт, несомненно, о так называемых болотных соснах.

33. Лесные завалы, которые здесь н дальше упоминает автор, образовывались в девственных лесах Флориды в результате мощных ураганов.

34. Иванов день.

35. Племя аппалачей обитало в северо-западной части полуострова и далее по побережью Мексиканского залива. Деревня, о которой пишет автор, находилась где-то к западу от реки Апалачикола. Следует заметить, что испанцам весьма повезло в походе, так как по пути в Аппалаче они прошли западнее непроходимых Фейетских болот.

36. Хельвес (или Гельвес). Одно из тёмных мест книги. Это название можно отнести либо к небольшой деревне в Севилье, либо к острову, находящемуся в прибрежных водах Туниса, где 28 августа 1510 года потерпели сокрушительное поражение войска Педро Наварро. Если Кабеса де Вака имеет в виду именно остров, это значит, что он был участником этого сражения.

37. Имеются в виду пумы.

38. Это первое в европейской литературе описание опоссума. Он назван в честь испанского географа и натуралиста XVIII—XIX вв. Феликса Асары Didelphis Azarae.

39. Имеются в виду индейцы семинолы. Весь обратный путь к побережью, который описывается в этой главе, проходил в стычках с индейцами племён тимуква и семинолов.

40. Ауте — также, по-видимому, входили в союз племён тимуква.

41. Четверть — соответствует расстоянию между концами разведённых большого и указательного пальцев.

42. Имеются в виду семинолы.

43. Пядь — мера длины, равная 21 см.

44. Селение Ауте находилось недалеко от устья реки Апалачикола.

45. Река Магдалены — река Апалачикола.

46. Это была бухта Сент-Маркс.

47. Подобные ссылки на бога (божью волю, божью милость) являются, с одной стороны, обычными оборотами речи, широко распространёнными в современном Кабесе де Вака испанском языке. «Пожелал господь» в таких контекстах означает в сущности то же, что и «случилось так». Поэтому испанские авторы вообще употребляют эти два выражения как синонимы. Но, с другой стороны, надо иметь в виду, что «Кораблекрушения» писались и издавались в то время, когда инквизиция уже ввела (с 1526 года) строжайшую цензуру на книги, а всего через четыре года после выхода в свет отчёта Кабесы де Вака стали публиковаться индексы запрещённых книг. В этой связи уместно также напомнить следующее: несмотря на то, что в 1537 году папа римский формально признал, что индейцы «имеют душу», т. е. являются людьми в обычном смысле этого слова, произведения Бартоломе де Лас Касаса, направленные на защиту индейцев от бессмысленного и жестокого истребления завоевателями, были внесены в индексы запрещённых книг. В этих условиях частые ссылки на бога могли быть отнюдь не случайными, как не случайны были, по-видимому, и утверждения автора о «склонности» индейцев к христианской религии: вполне возможно, что таким путём Кабеса де Вака стремился защитить гуманистические тенденции, отчётливо проступающие в последних главах книги.

48. Фанега — старая испанская мера сыпучих тел, равная 55,5 л.

49. Т. е. от залива Тампа.

50. Таким образом, из 300 человек, отправившихся в поход, в живых осталось только 242. Правда, когда спустя 11 лет в заливе Тампа высадились солдаты де Сото, к ним вышел Хуан Ортис, человек из отряда Нарваэса, проживший все эти годы среди индейцев (подробнее см И. П. Магидович. История открытия и исследования Северной Америки. М., 1962, стр. 106).

51. Когда де Сото со своими людьми проходил через это место, они ещё видели там следы пребывания отряда Нарваэса: кузнечные приспособления, лошадиные загоны, обглоданные кости лошадей.

52. Остров Сент-Винсент.

53. Возможно, это был залив Пенсакола.

54. Очевидно, речь идёт о шкуре бобра.

55. Солдаты де Сото узнали от индейцев, что Доротео не был убит, но живёт среди племён, обитающих дальше на север.

56. Имеется в виду река Миссисипи.

57. Это явление объясняется меньшей плотностью пресной воды и большой скоростью стока Миссисипи в океан.

58. Морская сажень равна 1,678 м.

59. Такая глубина в описываемом месте отмечена в 4 милях от берега.

60. Кабеса де Вака применяет здесь необычную меру. Слово «эррадура» («подкова») взято, по-видимому, из старинной испанской игры того же названия. В этом случае эррадуру следует считать равной 15 варам (напомним, что вара равна 83,5 см), следовательно, лодка выскочила из воды на двенадцать с половиной метров. Возможно, в этом есть известное преувеличение.

Текст воспроизведен по изданию: Кабеса де Вака. Кораблекрушения. М. Мысль. 1975

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.