|
ПИСЬМА ЕКАТЕРИНЫ II Г. А. ПОТЕМКИНУ (Продолжение. Начало см.: Вопросы истории 1989, №№ 7-8)108 Батя, ты иногда замысловать. Докладываются мне, куда девать 100 челов. ко-лодников, коих острог вода рознесла; я говорю — в карантинной дом, но не ведаю, крепок ли он. Канальи живы, а пятнадцать человек верных солдат [одно слово стерлось] у них потонули. _____________________ Острог размыло, повидимому, наводнение 10/1Х 1788 г. См. № 174. 109 Батинки, не изволишь ли, чтоб лифляндскому ген[ерал-]губернатору [гр. Г. Г. Броуну] дала на сей случай такой указ, чтобы он в тех полках на щет комисарияту выдал, сколько следует из рижских казеных доходов.
110 [И. И.] Бетски[й] ко мне приходил сего утра с тем от в[ице] к[аyцлера, кн. А. М. Голицына], что сей желает тепер чистую отставка и чтоб при том ему даyо было денгами по смерти ежегодно, что тепер имеет, браня при том [Н. И.] Панина, которой дескеть гонит из месть и определяет, кого хочет, и всем безпредельно властвует, к чему прибавил, что все те пропозиции, кои я приказала чрез него делать ви[це]-кан[цлеру], уже везде по площадям известны, что сей весьма прискорбен; на чистую отставку я ответствовала, что я никого не припуждаю служит и не служит, что не черты не перемяняю моих обешаяии, что должносто рождат в воле моей и что одна милость моя не допущает мне сей раз без цере-монии сказать вице-канцлерю: Вы мне не надобны. Брани о властолюбие [Н. И.] Панина я терпеливо выслушала с молчанием, ибо, чаю, хотелось из меня выведовать, хто место заимет или как сие произходит, а о том, что везде о сем уже знает, я сказала, что поруча ему [И. И.] Бет[скому] сие, я другому никому не говорила, и впрочем мало мне в том нужда, и что прискорбия ви[це]-кан[цлера], кроме глупой спеси, ничего в себя не заклучает, и что зная, что служба его сверх меры их моим намерением об нем награждаются, я не прибавляю не убавляю не слово. С сим от меня и пошель и не гроша, кроме некоторой всплычивостн, не выторговал, о чем денеся, остаюсь вам верна по гроб. 111 Присланныя письмы чрез вручителя сего получила и на оныя ответствовать себя предоставляю в городе, клануюсь обеим — и писателю, и приписателю: желаю им здравствовать и веселится. _____________________ В подлиннике надпись: “Ответ на письмы, надписанные в собственные руки”. 112 Батинка, права, приимуся за соленое дело и [Л. И.] Камынина означу, а ты весьма мил. _____________________ Г. А. Потемкин представил императрице проект указа о соляном разбирательстве; она возражала, находя его во многих отношениях неудачным, и выражала [98] опасение, что от всего этого дела “более будет ненависти и труда, и хлопот, нежели истинного добра”. В то же время она поручила составить проект указа о соли и ген.-прокурору кн. А. А. Вяземскому. “Который мне понравится,- говорит она,-тот и подпишу; или же из обоих сочиню своим лаконическим и нервозным штилем, в котором обыкновенно более дела, чем слов” (Сб., XLII, 398-399). После переворота 28/VI 1762 г. понижена была цена соли, “яко самой нужной и необходимой к пропитанию человеческому вещи”, а именно на 10 коп. с пуда. “Народ, как соловья, баснями не кормят,- замечает историк: нужно было съесть пуд соли, чтобы почувствовать императорскую благодарность на 10 копеек” (Бильбасов, II, 92). Возможно, что подобную меру предлагал и Г. А. Потемкин для успокоения народа после пугачевщины: указом в день рождения императрицы 21/IV 1775 г. “для народной выгоды и облегчения” цена соли с каждого пуда была уменьшена на 5 копеек (“П.С.З.”, XX, № 14, 303). Указ отличается лаконичностью: “Объявляется всенародно. В именном ее и. в-ва указе, данном сенату сего апреля 21 дня, за собственноручным ее в-ва подписанием, написано: по долговременной и трудной войне, воспользуясь восстановлением мира и тишины, за благо рассудили ее и. в-во, для народной выгоды и облегчения, сбавить с продажи соли с каждого пуда по 5 копеек, и сей всемилостивейший указ сенат имеет обнародовать повсюду; о чем чрез сие и публикуется”. Возможно, впрочем, что речь идет об указе 16/VI 1781 г., когда опубликован был новый “Устав о соли”, занимающий 17 с лишком страниц большого формата. Указ, также довольно обширный, был дан “вследствие доклада”, поданного от ген.-прокурора кн. А. А. Вяземского и т. с. Хитрово “о снабжении солью и потребными на то капиталами всех губерний и запасных магазинов” (“П.С.З.”, XXI, № 15, 174). См.№ 104. Французский посланник Дюран (Durand), бывший в России с 1772 по 1775 г., писал 8/V 1775 г., что императрица нарочно выбрала день своего рождения (21/IV), чтобы обнародовать известие, которое способно было вызвать если не энтузиазм, то по крайней мере благодарность населения большого города. “Она уменьшила налог на соль и полицеймейстер вышел с поспешностью из дворца, чтобы сообщить народу (a la populace) об облегчении, которое относится главным образом к нему. Вместо радостных восклицаний, к которым она приготовилась, эти мещане и мужичье (ces bourgeois et manants) перекрестились и, даже слова не вымолвив (sans meme se parler), разошлись. Императрица, стоявшая у окна, не могла удержаться, чтобы не сказать громко: “какая тупость” (quelle stupidite). Но остальные из зрителей почувствовали, что ненависть народа (du peuple) к Екатерине столь велика, что ее благодеяния принимаются равнодушно (avec indifference)”. Зато по словам английского посла Гуннинга (Gunning) большой популярностью пользовался в это время (март 1775) Павел Петрович, и это очень обижало Екатерину (La соur, 292, 293). 113 Гаворит хочу о том, кому вверит инспекторской смотр здесь и в прочия места, голубчик милый, только дело. 114 Здравствуй, милинкой. За ласку тебя спасиба, я сама тебя чрезвычайно люблю. Пожалуй, пашли капитана Волкова; его отправление подписано; однако мне надобно с ним говорит самой, дабы ему объяснять мое мнение. 115 Батинка, я завтра буду и те привезу, о коих пишите, да фелдм[аршала кн. А. М.] Голицына шлюпка велите готовит противу [гр. Я. И.] Сиверса пристани, буде ближе ко дворцу пристат нельза. Пращайте. Быте здоровы, а мы будем к вам; весела так, что любо будет смотрет. Толстяка позовите, буде изволиш. Прощайте, мой друг. _____________________ Кн. А. М. Голицын был отозван из 1-й армии (против турок) в 1769 г.; просил об увольнении 5/ХII 1774 г. Екатерина отвечала, что продолжение его службы [99] примет “не инако, как с удовольствием”, пожаловала ему обер-камергерский ключ и сyабдbла его приличною суммою “на покупку кистей для ирикреидення оного” (Сб., XXVII, 16). 116 Большое спасибо, мой дорогой друг, за превосходную и очаровательную шка-тулку, которую вы мне прислали; она мне настолько мила, как вы сами мне дороги. 117 По вашей милости [?] хронология моей истории России или, лучше сказать, моих воспоминаний о России становится самой блестящей частью. Превеличайшее спасибо. _____________________ Императрица благодарит Г. А. Потемкина, повидимому, за его участие в со-ставлении “Записок касательно российской истории”, напечатанных в “Собеседнике любителей российского слова” (СПБ. 1783-1784) и отдельно (СПБ. 1787—1794). 118 Ни мало не сумневаясь, ответствую многократным призванием. 119 Сухое ваше письмо я получила и при оном ваш доклад. Тепер у меня правили читают и я с вами о доклада изъяснюсь, когда зделаете мне честь ко мне приити. _____________________ “Правилом” называются церковные чтения перед причащением. В 1774 г. Екатерина причащалась 17/1V, в 1775 r,-9/IV (“К.Ф.Ж.”). 120 Просим и молим при каждой статьи поставит крестик таковой + и сие значит будет апробации ваше; выклучение же статии просим означивать тако #; переменение же статьи просим прописат. 121 Сердечно сожелею, батинка, о твоей болезни; берегиз, пожалуй; очен холодно повсюду и, как не рада тебя видит, но еще более хочу, чтобы был здоров. Ефремова прошу в мое рождение и, буде о том указ надобно, то подпишу. Цыпляты ваши здоровы. Добрый вечер, мой друг. _____________________ Донской атаман С. Ефремов обвинялся в попытке возмутить казаков (15/Х 1772), но был прощен, и ему велено было жить в Пернове (14/Ш 1773 и 16/VI 1774). Указом кн. Потемкину 21/IV 1778 г. (в день своего рождения) императрица разрешила Ефремову жить в Таганроге (“А.Г.С”, I, ч. 1, 435-438; Сб., XXVII, 146 и XLII, 373). 122 Во веки веков не поеду более Бога молится. Ты таков холоден ко мне, что тошно становится. Яур, москов, казак, волк, птица. 123 Вице полковника [А. Ф.] Уварова, как заслуженнаго человека, я охотно зделаю флигеля-адютатом; [Ф. Ф.] Букхевена тоже, понеже зпаю его; от прочих отрицаюсь. _____________________ Ф. Ф. Буксгевден обедал при дворе 28/XI 1776 г. (“К.Ф.Ж.”). [100] 124 [Рукой Г. А. Потемкина] Не изволити ли помнит, как зовут казака что с [А. П.] Галаховым поехал? [Рукой императрицы] Астафий Трифанов. Он ушель и увесь три тысячи рублей у Галахова. _____________________ Купец из Ржевы Володимерской, Тверской губ., Долгополов, назвавшийся яицким казаком Трифоновым, в июле 1774 г. явился к кн. Г. Г. Орлову и обещал за деньги выдать Пугачева; выехал вместе с Галаховым и Руничем из Москвы 5/VIII 1774 г. 125 При сем посылаю известьныя ружьи. Я весьма поздо встала, да и захлопоталась по причины езды сегоднишной. Прощай, голубчик. 120 Вся родня, которую он любит, ужинает у него, но он ушел, как он мне сказал, провести вечер у Марины Осиповны [Закревской]. Если бы вы кстати имели какого-нибудь пролаза, который мог бы подстеречь у дверей ее сиятельства графини или оказаться при выходе от Осиповны вместо того, чтобы пойти к нему, это было бы хорошее дело. Добрый вечер, мой друг. 127 В викторияльныя дни производилась всегда пальба во врямо войны с шведами, а во врямо мира не стрелают, а сегодня стрелять нельза, не шокируя шведы, ми[лый] др[уг], мужен[ек] дор[огой]. 128 О артеллерии, понеже деньги вам нужны, приказала сего утра князю [А. А.] Вяземскому и он с вами о сем говорит будет. 129 Сие письмо сходственно тому, чего я всегда тебе говорила. Добра ноч; лажусь спать, голубчик. 130 Судя по тому, что Рибас сказал мне вчера, его ученик не очень-то любит, чтобы его таким образом назидали в нравственности, я думаю, что эти проповедники не произведут на пего большого впечатления, впрочем я знаю, что тон папа не нравится ему всегда... у него много чистосердечия и искренности, 131 Старайся знать отданныя в комисарията знаменны голштинския живописцом Фокта целы ли и все шесть тамо ли на лицо, или куда их девали и спросите о сем у Мерлина; он должен знать, ибо он был у разбора и заплаты голштинских дел; рисунок же у Федора Матвеевича [Воейкова], а на то, что Фокт говорит, что белая знамя им отданна была самому императору, ничего смотрет, а нада смотрет в комисариат. _____________________ Посылая в Москву кн. М. Н. Волконскому голштинское знамя, отбитое Михельсоном у Пугачева под Царицыным, императрица писала 15/IX 1774 г.: “Я послала [101] в Ораниенбаумский арсенал осматривать, не оттудова ли оно было выкрадено; но тамо что было, все в целости находится; а тамошний ген.-майор Ферстер узнал, что сие знами зятя его Дельвигова полка; и как Ферстер с Мерлиным были у разбора голштинских дел, то они утверждают, что ими в комиссариат отдано по приложенной записке знамен и глтандарт... И естли вы найдете канал, каким образом сие знамя до Пугачева дошло, то весьма хорошо будет” (“Осмн. век”, I, 124-135).132 Прочитав допроса майора Лаврова и сличая онаго с письмом ген[ерал] пор[учика] князя Голицына, нахожу я тут разепствующия обстоятельства. Признаюсь, что вина Лаврова уменшается в мои глаза, ибо Лавров, пришед в дом князя Голицына с тем, чтоб требоват за старую обиду офицерскую честь противную сатисфакцию, не изясная однако, какую, и быв отозван в другую комнату, получил от князя отпирательства слова и побой горши прежних, вместо удовольствия и удовлетворении был посажен в погреб, потом в избу и, наконец, в полиции, где и тепер под строгим арестом. Я чаю, у нас нету места, которое о сем деле судит может с основанием, ибо в сем деле служба и честь смешена, и лехко потерпет могут. Для такого рода дел во Франция и только в одной Франции, помнится, установлен суд маршалов Франции. Я б сердечно знат желала о сем мнение фелдм. гр. [П. А.] Румянцева, как сие дело кончить с честию. Пришло на ум отдать ее на судь кавалерам свя[того] Георгия с таким предписанием, чтоб честь, служба и законы ровно сохранаемы были, а презусом посадить [М. Ф.] Каменского ген[ерал] пор[учика], но не зрела мысль еще. _____________________ Шевалье Корберон, французский поверенный в делах, вечером 13 (24)/IX 1775 г. был в гостях у московского губернатора кн. М. Н. Волконского, отца княжны Анны Михайловны, сговоренной за кн. П. М. Голицына, убитого Лавровым. Кн. Ангальт рассказал Корберону, что кн. Голицын ударил палкой офицера Шепелева; спустя несколько месяцев тот вышел из полка, явился в дом князя требовать удовлетворения и дал ему пощечину. Голицын выгнал Шепелева, и дело на том остановилось. Удивлялись, что князь не дрался с Шепелевым на дуэли. Голицын считал дуэль невозможной с младшим по чину. Состоялся приговор, по которому Шепелев был удален от двора, а князь должен был оставить службу. Пошел слух, что, по словам князя, Шепелева подбил Лавров. Этот последний потребовал объяснений от Голицына и был вызван князем; дуэль назначена была на пистолетах; так как секундант заряжал их слишком медленно, а Лавров тем временем пытался оправдаться и отрицал все, в чем его обвинял Голицын, то, в раздражении, князь бросился на противника с обнаженной шпагой, но сам получил два удара шпагой, от которых вскоре умер (Корберон, I, 110-111). Молва обвинила в этом грязном деле Г. А. Потемкина, который видел в кн. П. М. Голицыне соперника. См. № 24. 133 Генерал у меня голова кружится от вашего проекта. Вы не будете иметь никакого покоя от меня после праздников, пока не изложите ваших идей на письме. Вы человек очаровательный и единственный; я вас люблю и ценю вас всегда от всего моего сердца. 134 Отправилась ли сегодня Катиш в кадетский корпус? См. № 26. 135 Симо не имеет часов; дайте ему эти, мой дорогой друг, от меня. См. № 69. [102] 136 Друг мой, так как я не знаю, когда вы пригласили, то я тем паче не знаю, кого взять с собой. 137 Маленький Бо[бринский] говорит, что у Катеньки больше ума, чем у всех прочих женщин и девиц в городе. Хотели узнать, на чем основывал он это мнение. Он сказал, что, на его взгляд, это доказывалось одним лишь тем, что она меньше румянится и украшается драгоценностями, чем другие. В опере он задумал сломать решетку в своей ложе, потому что она мешала ему видеть Катеньку и быть видимым ею; наконец, я не знаю, каким способом, он ухитрился увеличить одну из ячеек решетки, и тогда прощай опера, он не обращал больше внимания. Вчера он защищался, как лев, от князя Орлова, который хотел его пробрать за его страсть: он отвечал ему под конец с таким умом, что заставил его замолчать, так как сказал ому, что Катенька вовсе не была его двоюродной сестрой. _____________________ Гр. А. Г. Бобринский, находясь в Астрахани, 7/ХII 1782 г. собирался к П. С. Потемкину, да не успел, потому что долго убирался и одевался; поехал на бал к губернатору (Михаилу Михайловичу Жукову, женатому на старшей сестре Катеyьки Анне Васильевне Энгельгардт). Губернаторша говорила с Бобринским о Екатерине Васильевне, зная, как пишет он, что “я к ней великую дружбу имел” (Бобринский, 147). Он заставил кн. Г. Г. Орлова (своего отца) замолчать, намекнув на его отношения к Екатерине Николаевне Зиновьевой (по Карабанову, “Статс-дамы”, № 42, p. 19/XII 1758, ум. 1/VI 1781 в Лозанне). Это - фрейлина императрицы, дочь ген.-майора, с.-петербургского обер-коменданта Николая Ивановича Зиновьева и жены ого Авдотьи Наумовны, р. Сенявиной. Так как Н. И. Зиновьев и мать бр. Орловых Лукерья Ивановна, р. Зиновьева, были родные брат в сестра, то Екатерина Николаевна приходилась кн. Г. Г. Орлову двоюродной сестрой. Летом 1776 г. говорили в светских кругах, что Е. Н. Зиновьева была беременна от кн. Орлова, что он назначил ей 100 т. р. и столько же драгоценными каменьями; но ей нужен был муж; когда Орлов вызвал к себе гр. Брюля, тот опасался, чтобы ему не предложили жениться на Зиновьевой. В сентябре 1776 г. пошел слух, что Орлов собирается с Зиновьевой во Францию; в октябре говорили, что он женится, хотя церковь запрещала браки в такой степени родства; в феврале 1777 г. считали брак состоявшимся; в действительности свадьба была 5/VI 1777 г. в деревне. Угощая мужиков, из которых каждый получил по рублю, Орлов говорил: “Гуляйте, ребята, вовсю; но вы не так счастливы, как я - вот у меня княгиня!” Общество негодовало, особенно в Москве. По слухам, шведский король Густав III, гостивший тогда (5/VI—5/VII 1777) в Петербурге, должен был заступиться за “молодых”. Несмотря на неудовольствие “света” и синода, Екатерина пожаловала княгиню Орлову статс-дамой, дала ей свой портрет и наградила орденом св. Екатерины (22/IX 1777): “это вызвало большую сенсацию” (Корберон, I, 270, 275, 357; II, 157, 158, 187 и др. по указ.). Может быть, об этом князе [Г. Г. Орлове] и девице [Е. Н. Зиновьевой] идет речь в № 1. 138 Вот кто платит карманные долги. О Перюша, Перюша, Перюша! 139 Мой друг, нужно ли всегда давать фельдмаршалу [П. А. Румянцеву] титул Заду[найский]? 140 Я вам даю [?] приложенные здесь строки Перюше и вы ему их покажите. [103] 141 Михсльсона жалую полковником; всему с ним бывшим трет не взачет. 142 Буде, батинка, у Барадина сыновей есть, то обнадежит их, что я их за службу отца их не оставлю, и в самом деле посмотрите, каковы оне и не можно ли с ними делат какую милость. _____________________ Старшина яицких казаков М. Бородин был на стороне правительства; произведен в армейские майоры 13/VI 1774 г. К нему обращался Г. А. Потемкин в “публичном листе” 7/Х 1774 г.; обедал за столом императрицы 3/II 1775 г. Полковник М. Бородин с 20 казаками представлен был Екатерине Г. А. Потемкиным 1/III 1775 г. 143 Друг мой, я написала это вам, чтобы узнать, как вы поживаете; я умираю от скуки; когда я вас снова увижу? 144 1. Дом. 2. Вопрос: надобно ли деревен? 3. Деньги. Вопрос: на пример, сколько? 4. Сервиз персон на двадцать. 145 Гришинка не милой, потому что милой, я спала хорошо, но очен не магу, груть балить и голава, и, права, не знаю, выидули сегодня, или нету, и есть-ли выиду, то ето будет для того, что я тебя более люблю, нежели ты меня любишь, чего я доказать могу, как два и два четыри. Выиду, чтоб тебя видит. Не всякой вить надь собою столько власти имееть как вы, да и не всякой так уметь, так хорош, так приятень. Не удивляюсь, что весь город безчетное число женщин [зачеркн.- тебя] на твой щеть ставил. Никто на свете столь не гораздо с ними возится, я чаю, как вы. Мне кажется, во всем ты рядовой, по весьма отличаесся от прочих. Только одно прошу не делать - не вредит и не стараться вредить кн. [Г. Г.] Ор[лову] в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны. Неть человека, котораго он боле мне хвалил и, повидимому мне, более любил и в прежное врямо и ныне да самого приезда твоего, как тебя; а есть-ли он свои пороки имеет то не тебя, не меня не пригожо их рас[ц]енит. Он тебя любил, а мне oнe [братья Орловы] друзья, и я с ними не растанусь. Вот тбе нравоученье; умень будеш приимеш; не умно будет против речить [се]му для того, что сущее правда, чтобы мне смысла [н]еть, когда ты са мною, надобно, чтоб я глаза закрыла, а то за подлинно сказать могу: тово, чему век смеялась, что взор мой тобою пленень. Экспрессия, которая я почитала за глупая, незбыточная и не натур[аль]ная, а теперь вижю, что ето быть может. Глупы[е] мой глаза уставятся на тебя сматрет [зачеркн.- ивоже] и рассужденье не на копейки в ум не лезить, а адурею бог весть как. Мне нужно и надобно дни с три, есть ли возможность будет, с тобою не видеться, чтоб ум мой установилься, и я б память нашла, а то мною скоро скучать станет, и нельзя инако быть. Я на себя сегодни очень очень сердита и бранилась сама собою, и всяческое старалась быть умнее, авозлебо силы и твердости как не будь да достану, переиму у вась. Самой лучей пример перед собою имею, вы умны, вы тверди и не поколебимы в своих принятых намерении, чему доказательством служит и то, сколько леть вы говорите, что старались около нась, но я сие не приметила, а мне сказывали другия. Пращай, милинькой, всего дни с три остались для нашего свиданья, а там первая недела поста, дни покаянья и молитвы, в которых вась видит никак нельзя будет, ибо всячески дурно, мне же гаветь должно. Уф, я вздумать не могу и чуть не плачу [104] от мысли сих одне[х]. Прощайте, сударь; напиши, пажалуй, каков ты сегодни, изволил ли опочивать хорошо, или нету и лихорадтичка продолжаится-ли и сильна-ли. [Н. И.] Панин тебя скажет: изволь, сударь, отведать хину, хину, хину. Куда как бы нам с тобою бы весело было вместо сидеть и разговаривать. Есть-ли бы друг друга меньше любили, умнее бы были, веселее; вить и я весельчак, когда ум, а наипаче сердца свободно; вить не повериш, радость, как нужно для разговора, чтобы менее действовала любов. Пожалуй, напиши, смеялься-ли ты, читав сие письмо, ибо я так и покатылась со смеху, как по написания прочла; какой здор намарала - самая гярячка с бредом; да пусть паедит; авозлебо и ты позабавился. _____________________ Великий пост в 1774 г. начался 3 марта; Екатерина причащалась в четверг на страстной неделе 17/IV; Г. А. Потемкин впервые был принят во внутренних аппартаментах 4/II 1774 г. 146 Душа моя, душа моя, здраствуй. Выговором Марии Александровны [Измайловой] изволь прочесть. Кстати, я видела ее во сьне и сидела она с одной стороне, а Анна Никитична [Нарышкина] с другой, и у них гостей было премножество, в том числе и вы, а Ал[ександр] Ал[ександрович Нарышкин] все бегаль около стола и почиваль, чего я весьма не люблю, и я на него за то все сердилась, и проснулась от сердца и лежала в превеликом жаре и металась после того до утра, не могла спать. Вот вам разказы. Я думаю, что жарь и вольнение в крови [от] того, что уже которой вечер сама не знаю, что, по моему, поздо очень лажусь, все в первом часу; я привыкла леч в десать часов; зделай милость - уходи ранее в перед: право, дурно. Напиши ко мне, каков ты, милинкой, и изволил ли опочивать спокойно, чего от всего сердца желаю, а я вась очень, очень, очень люблю; а писать недосуг, да и ничего. 147 Гришинка, здравствуй. Я здарова и спала хорошо, и в первом слове не ошиблась, а написала по вашему наставлению. Баюсь я, потераеш ты писем моих, у тебя их украдут из карман и с книжкою, падумуют, что ассигнации и положет в карман, как ладью костеную. Ты не велел бранитца; ето кстати весьма пришло; я ни малейшей охото не чувствую и отнюдь не гневаюсь, а Гришинка разбираю, как умнния люди делают, не горячесь. Напиши, пажалуй, твой церемонии-мейстер каким порядком к тебя привел сегодня моего посла, и стояль ли по своему обыкновению на калены. Пажалуй, спраси письменно или словесьно у [Н. И.] Панина об известьном письме, каков принять будет? Его ответ много повода подасть мне к разбирательство шайки той мысли, а подозреваю, что недамыслия их головы в[есьма] много и часто им самым скучна была. Чего изволил требовать, при сем посылаю, но не понимаю, тебя оне на что? Пажалуй, приими от меня дружескаго совета, полажи на себя воздержание, ибо опасаюсь в противном случае, что приятнее всего любов теряется, а ты оба меня зделал некоторое фальшивое заклучение; совряменно увидиш, что ошибся и что я тебя говорила правда. Сегодня, есть ли лихорадка тебя не принудить остаться дома и ты вздумаеш ко мне приити, то увидиш новое учреждение. Во первых прииму тебя в будуар, посажу тебя возле стола, и тут вам будет теплее и не простудитесь, ибо тут ис под поль не несет, и станим читать книгу и отпущу тебя в поль одинадцат. Пращай, милинкой, недосуг писать, поздо встала. Люблю тебя премного. Напиши, каков в своем здоровье. 148 Даваясь точ в точ в моей воле, не будеш иметь причины каится. Пришли Елагина; я с ним говорит буду и готово слушат, что ему поручит со мною говорит, и чаю, что сие коротче будет, нежели письменныя изражении. _____________________ Нет данных, чтобы точпо сказать, о каком Елагине идет речь: об И. П-че или Л. В-че. [105] 149 ...ваше письмо с сумазбродным предложением я получила и, понеже я в поль-ном уме и в совершенной памяти, я оное кину в печ, как лишное и не дельная бумашка. Я сие принимаю без сердца, ибо мысли мои не злобны, и я могу человеку не хотет в том или другом месте, думая, что он годин и способен в других, а об прочих, кажится, нигде и упомянуто не было. Вы были в намерении бранится. Прошу повестит, когда охота отойдьет. 150 Есть ли ошибки нету в ортографии, то возврати, и я запечатаю, а есть ли есть, прошу поправит и прислат сказать запросто, могу ли я приити к вам или нельза, а вась прошу по холодным сеням отнюдь после бани не отважится. Прощайте мое сокровище. 151 Я, ласкаясь к тебя по сю пору много, тем не [вырвано две-три буквы] единаю черту, не предуспела ни в чем. Принуждать к ласку ни кого не мощно, вынуждать не пристойно, притворятся подлых душ свойство. Изволь вести себя таким образом, чтоб я была тобою довольпа. Ты знаеш мой нрав и мое сердцо; ты ведаеш хорошия и дурныя свойства; ты умен; тебя самому предоставляю избрать приличное потому поведение; напрасно мучися, напрасно терзаеся; един здравой рассудок тебя выводьет из безпокойнаго сего положение, не крайности; здаровья свое надседаеш понапрасно. 152 Я была в четири часа и она [вел. кн. Наталья Алексеевна] мучилась путем, потом успокоились боли, и я ходила пить кофе, и выпивши опять пошла и нашла ее в муки, коя скоро паки так перестала, что заснула так крепко, что храпела. Я, видя, что дела будет продолжительно, пошла убиратся; убравшись, опять пошла. Настоящия боли перестали, и он идьет ломом. Сие может продлится весьма долго. Я приказала, чтоб мне кликнули, когда увидять, что дело сериознее будет. У меня у самой спина ломит, как у роженицы, чаю, от безпокойства. _____________________ О родах и смерти вел. кн. Наталии Алексеевны императрице писала Бьельке 28/IV и 17/VII 1776 г. (Сб., XXVII, 79, 96). Злые языки уверяли, что враги вос-пользовались родами, чтобы выполнить желание государыни избавиться от невестки; вел. княгиня не только вступила в любовную переписку и связь с гр. А. К. Ра-зумовским, но задумывала с ним государственный переворот с целью свержения императрицы. Кн. Вальдек, по словам Корберона, говорил принцу бернбургскому Ангальту о вел. княгине: “Если эта не устроила переворота (une revolution), то никто его не сделает” (Корберон, II, 19). Гаррис писал о ней Суффольку, что вскоре после брака цесаревича с принцессой гессен-дармштадтской она легко нашла секрет управлять им.., а сама, в свою очередь, была под влиянием своего любовника гр. Андрея Разумовского... “Эта молодая принцесса, - пишет Гаррис, - была горда и решительна и если бы смерть не остановила ее, в течение ее жизни наверное возникла бы борьба между свекровью и невесткой (entre ces illustres personnages.- La соur, 319). См. № 165, 219, 280. 153 Могу ли я узнать, что за новое безрассудство взбрело вам на ум? 154 Душу в душу жить я готова, только бы чисточердечия моя никогда не обра-тилась мне во вред, а буде увижу, что мне от нее терпет, тогда своя рубашка ближе к телу. Переводы денежныя оставте как теперь суть в Голландии, танут будут денги часто в Черное море. Душа милая, голова балить, писать неловко. [106] 155 Батя, план операции из рук ваших с охотою прииму; об Галицина с вами поговорим в городе. Пеняю, судар, на тебя, для чего в причах са мною говорит изволиш; ум не достает догадатся, на кого целиш, бог тья знает, кому обязан и кому родство есть сильним правом. Говорите яснее, не то рассержусь; но я бы хотела лучше, чтобы вы мне сказали сразу все эти прелести и чего вы желаете, как урывками всякий день что-нибудь. Дитяти уехал и это все; впрочем мы переговорим. За табатьерку Осиновой рощи нижайше клануюсь. Не забыли ли вы, что вам завтра обедат в замке Хундертхентрунк, по-гречески кекериксина. Прощайте, мое сокровище, да благословит вас небо и в особенности да увижу я вас завтра равеселым, не то буду только дуться как Эйхенбаум. _____________________ Дача Кекерекексино была на седьмой версте по Царскосельской дороге; 6/VI 1777 г. императрица со свитой прибыла в здешний дворец и заложила церковь в память Чесменской победы; ей было поднесено серебряное блюдо и на нем земля, которую она “изволила, взяв нарочно на то приготовленною золоченою лопаткою сыпать и положив кирпич”, а потом и гр. готландский (шведский король Густав III) то же учинил (“К.ФЖ.”). Судя по упоминанию об отъезде “дитяти”, т. е. П. А. Зубова, императрица должна была говорить с Потемкиным о проекте и обедать на даче (в Чесменском дворце) в 1791 г. Осиновая роща - имение близ Парголова на Черной речке, притоке р. Сестры; было подарено Потемкину в 1777 г.; 29/V 1778 г. Екатерина писала Гримму из этого имения о красоте этого места: “Петербург и море у ваших ног; перед глазами все дачи по петергофской дороге, и потом озера, холмы, леса, поля, скалы и хижины. Английский садовник и архитектор в нашей свите и мы весь вчерашний день блуждали, и бог знает, сколько насажали, настроили. Царское Село, Гатчино и даже Царицыно по местоположению дрянь в сравнении с Осиновой рощей. Теперь весь двор живет в доме из десяти комнат, но что за вид из каждого окна! Ей-богу, это прекраспо; я вижу из своего окна два озера, три пригорка, поле и лес” (Сб., XXIII, 89, 90,-Грот, ст. I, 63). Греческий язык пришел на ум Екатерине, когда она вспомнила роман Вольтера “Кандид” и сравнила “дворец” в Осиновой роще с замком бар. Тупдертеп-Тронк. См. №№ 240, 277, 419. 156 Сумасброд прислал сказать мне, что он уезжает и действительно пришел ко мне проститься. Я велела обер-шталмейстеру [Л. А. Нарышкину) послать вам эту записку, как только он уедет. Он едет в город, я не хотела ему в этом противоречить, так как он хочет остаться там лишь на короткий срок и там будет легче со всем этим покончить; он удручен и опечален и показался мне более спокоен. Я весьма довольна, что он уехал отсюда. Добрый вечер, мой друг, завтра пришлите сказать мне, как вы себя чувствуете. Я очень скучаю без вас-вас.
157 Есть ли, батинка, необходимое тебя нужда мне видит, то пришли сказат; у меня понось пресильной с шестаго часа; баюсь проходом чрез студеную галерею в такой сирой погоде умножит рез, а что ты болень, о том сердечно желею, Успокойтесь, мой друг; вот лучший совет, который могу вам дать. 158 Поезжжай, галубчик, и быть весель. 159 Бального совестно будит. Мне, батенка [О. М] Шта[кельберг] сказыва, что спиш. Тепер посылаю сие, чтоб узнать, каков ты. Я велела, чтоб он себя написал [107] инструкцию и, чаю, дело так и поидьет. Душа, я все делаю для тебя; хотя б ма-лехинка ты б мне ободрял ласковым и спокойным поведением. Я никогда себя так хорошо не чувствую, как в тех случаях, когда движения сего доброго сердца не стеснены. Сударка, м[уженек] любезной. _____________________ В письмах к Штакельбергу Екатерины II (26/V 1773, 5/VIII 1774, 24/VIII 1774, “Р. С.” 1871, февраль, 313) упоминается друг его “Baron le Grosbleu, voila son vrai nom” (“барон Синий толстяк, вот его настоящее имя”). Повидимому, это Le Grosbleu - одного происхождения с Le Gros (толстяк). В письмах от 3/VII 1787 г. и 12/V 1788 г. идет речь об охране имений Г. А. Потемкина в Польше (“Р. С.” 1871, апрель, 479-481). Штакельберг находился в Петербурге с 20/I по 23/ III 1776 г. (“Обзор”, III, 318.- “К.Ф.Ж.”). 160 Нежное са много обхождение везде блистает, и калабродства твоих только в всегда одинаков: тогда, когда менее всего ожидает, тогда гора валится. Тепер, когда всякое слова беда, изволь сличит свои слова и поведение, когда говорит, чтоб жить душу в душу и не иметь тайных мысли, сумазброда тебя милее нету, как безпокойство твое собственное и мое, а спокойствие есть для тебя чрезвычайное и несносное положение. Благодарность, которую я тебя обязана, не исчезла, ибо не проходила, чаю, врямо, в которой бы ты не получал о том знаки, но притом и то правда, что дав мне способы царствоват, отимаеш сил души моей разтерзая ее непрестанно новыми и несносными человечеству выдумками, сладкая позыцию, ва которую прошу объяснить, надлежит или же благодарит, или нету. Я думала всегда, что здаровья и покойны дни во что не будь же в свете почитают. Я бы знать хотела где и то и другое с тобою быть может. 161 Душенок мой, сердечно желею, что не домагаеш и прошу об нась не забыть, а мы душою и сердцем на век Гришатке крепки. 162 И ведома - пора жить душу в душу. Не муч меня несносным обхождепием; не увидиш холодность; платит же ласкою за грубости не буду. Откровенно быть я люблю, и в сем нету затруднении в души моей. Что ты болен, галубчик, о том желею. Успокойте дух свой, ему нужен покой. Впрочем вы должны полагаться на доброту моего сердца, которое не любит ни видеть страдания, ни заставлять страдать. Я бы хотела встретить в других людях то же отношение ко мне. 163 Пара быть порядочен. Я не горжусь, я не гневаюсь. Быть спокоин и дай мне покой. Я скажу тебя чистосердечно, что желею, что не можеш, а балавать тебя вынужденными славами не буду. 164 Батинка, вер, что я не сердита, и что желаю тебя видит спокойным. Я тебя стократно повторяла, что одна твоя обхождения может нам доставит жизн, схожую с нашим состоянием. Друг мой, хто столько желает дружно и спокойно жить, как я, и хто нравем тише. Возми рассудок предводителем, а не имажинацию, она тебя выводит из натурального положения. [108] 165 Друг милой и бесценной, я чаю, вел[икого] кн[язя] понапугать и тем можно буде ему [А. К.] Розу[мовский] или хто ни на есть скажут, чтоб подобная репутация быть мотом зделает маладежи дурной пример, ибо на не[го] ссылатся будут, выпрася у родителей денег на уплата мотовство. Вить скучно. 166 Милой друг, тот чась [принца] Изенбура уволю, а к П. [И.] Папину письмо послала, указ в Сенат. Здравствуйте, сердце мое. _____________________ Принцу Изенбургу разрешено было 13/VI 1772 г. на купленную им землю в Выборгской губ. выписать и поселить колонистов (“П.С.З.”, XIX, № 13 819). 167 Вот три дня, как я к моему большому горю не видела вас. Тебя замучил насморк, а меня боль в голове; но как мне лехче, то могу вечеру приити к тебя; однакож до того прошу написать, что вчера сказат хотел в связи с днем рождения, которое [чернила размазаны] духа. 168 Что сказано, то правда, и в самое то врямо мне зделалось как будто некоторой род сударго в пальцах на левой руке, которой каснулись, но надеюсь, что не приметно было. 169 Мой дорогой друг, я весьма огорчена тем, что вы больны. Пришлите потом Кельхена. 170 Батинка, здравствуй! Бориско приехал и с денгами; тринадцатый день, как из Моеквы, и целую гисторию сложил. Я думаю, что он играл, их приграл, а как отигралься, то прискакал, а говорит, будьто воры его разбили и лошади, и будьто воры отдал в Новгород. _____________________ Бориско — вероятно. Б. А. Загряжский. 171 Я приметила, что матушка ваша очен нарядна сегодня, а чясов нету; отдайте ей от меня сих. _____________________ Императрица неоднократно дарила Д. В. Потемкиной разные ценные вещи -часы, перовники, флакончики в футляре, табакерку из кости, портрет, осыпанный брильянтами. 172 Батинка, мой милой друг, прииди ко мне, чтоб я могла успо[ко]ит тебя безконечной ласки моей. 173 Матушки твоей во утешению объяви фрейлами сколько хочешь из своих племянниц [Энгельгардт]. [109] 174 В Петербурх великая была наводнение, чего видя фелд[маршал] кп[язь А. М.] Га[лицын) тотчас приказал зделат фонтаны таковыя, кои, вытянув воду с улицы, кидали ее в облака, и тепер, буде ветр облака не рознесет, ожидат надлежит великия дожжи. _____________________ Фельдмаршал кн. А. М. Голицын был главнокомандующим в Петербурге в 1775-1776 гг.; при наводнении 15/VI 1775 г. вода поднялась на 5 ф. 2 д., 16/VIII - на 5 ф. 1 д. Наводнение, когда вода поднялась на 10 1/2 футов (10 ф. 7 д.), происходило 10/IX 1777 г.; 7/Х - на 6 ф. См. № 108, 175 Первой на ум и в мыслех не сумненно пришел Григории Потемкин, но не знала, согласися ли на сию черную работу, хотя и не беларучка, а тамо можно, то есть в армии, приказат, кого изберем. _____________________ Может быть, речь идет о назначениях в связи с началом второй Турецкой войны в августе 1787 г. и во время приезда Потемкина в Петербург из армии в 1789 г. (4/II-5/V). 176 Указ подьписанной к тебя возвращаю. Галубчик, скажи мне, как зват полк: Георгьевской или Орденской? Что ж ты, душа мая, голубчик, доволен моим письмом или резолюциями, сие мне чрезвычайно обрадовало. Дай, боже, чтоб ты мною так был доволен, как я твоей любовию. Что ты болен, сие мне очень беспокоивает, а мне, хотя я и не здарова, но минуту [не] дают покой. Черт знает, сколько ужо отправила, а сколько еще ждет; а у меня все кости болять. _____________________ Повидимому, это письмо следует за № 178, в котором Екатерина поручает Потемкину изготовить указ. 177 Галубчик милой, благодарствую за хлеб за соль. Гришенок мой, пакармил и напоил вчерась, однако не вином же. Пажалуй, пришли ко мне записки [А. П.] Галахова. См. № 124. 178 Встав изо стола, получила я гневное ваше письмо. Признаюсь, велика моя вина, что требую, чтоб в моих указов избежено было противуречие, и сказана было, какой ни есть только претекст, дав оной вам же на выбор. Я дурачит вась не намерена, да и я дурою охотно слытся не хочу. Прочия изражения письма вашего принимаю за спыльчивость, на которых ответствоват не буду, а еще меньше гиречится по пустому, ибо вы самы знаете, что вы вздорь написали. Прошу, написав указ порядочно прислать к моему подьписанию и притом перестат мне бранит и ругат тогда, когда я сие никак не заслуживаю. Дурак, яур. 179 Буш мне сказал, что ваш Аглинской садовник застрелитца заподлинно, буде ему не дадите наискарее работу. 1) Буш и англичин просят, на чем съездит сегодни в Гачину. Бушу сие нужно для спазнание одного другаго вкуса, знание каличества и качества. Прикажите им дат лошадей или нанять Лву Катанскому. [110] 3) Когда я узнаю и буду иметь список, что безподобному надлежит? 4) Здравствуйте, мой друг. Чувствуйте себя
совсем хорошо и любите меня, _____________________ Не была ли фамилия “Катанский” условной для обер-шталмейстера Л. А. Нарышкина? См. № 260. 180 Батинка, сударушка, здравству[й], ты мне мил наравне с душою, чтоб не говорил противное; знай, что лжеш, и для того не вер бредни подобной. 181 Здор, душинка, несеш; я тебя люблю и буду любит вечно противу воли твоей. 182 Батупшнка галубчик, весьма тоскую, чго ты не домогаеш. Зделай мпо ту ласку, пошли по [И. 3.] Келхина; явит все твой болезни; очень баюсь; знаю, как худу трактуешь болезни. Мой дорогой друг, дай бог, чтобы вы завтра чувствовали себя лучше. 183 Прочтите эту записку и если найдете, что она хороша, я потом призову Пушкина и пошлю его с этой запиской. 184 Дурак! Вы и вам - ей бога, ничего не прикажу, ибо я холодность таковую не заслуживаю, а приписую ее моей злодейкой проклятой хандри. Мне кажется, вы выставляете на вид эту холодность; знайте, что это выставление на вид точно так же, как и эта холодность, два скота вместе, однако же есть ли ето выставление на вид только для того, чтоб я сказала чего ни на есть ласковаго, то знай, что это труд пустой, ибо я бажилась, что, окроме одной ласки, я ласкою платить не буду. Я хочу ласка, да и ласка нежная, самая лучая, а холодность глупая с глупой хандрой в место не произведут, кроме гнева и досада. Дорого тебе стоило знатно мольвить или душенко или галубушка. Ни уже что сердцо твое молчит? Мое сердце права не молча. _____________________ Екатерина в письме № 80 разрешила Потемкину употреблять слово “вы” сколько угодно раз лишь заочно. 185 Суд не бывает, не выслушивая наперед оправдение обвинаемаго. Встала я в осьмом часу; потом пошла в бани; вышедши отуда, слушела генерала-прокурора [кн. А. А. Вяземского] и твой доклады, имев в уме, чтоб больного не будит; послала тогда, когда думала, что, например, проснулься. Мой друг, я очень огорчена, что вы больны, а что не с серцов, не с досадою, о том не сумневаюсь, иб знаю, что ни об чем не досадовать, не сердится. Ужо посетит буду больных. 186 Превосходительной господин, понеже двенадцатой чась, по не имам в возвращение окончание Манифеста; следственно, не успеют его переписыват, не прочесть в совете и посему он остановит еще на несколько дней других, и того для, буде начертании наши угодны, просим о возвращении, буде не угодны, о поправлении и пребываем вам верны на век. [111] 187 Батинка, сударка, прикажи себе напомнит о Крестенека и о его комендантское место в Синбир[с]к, а буде тебя не можно, то прикажи указ написат, и я подьпишу. Милюха, милая, я целую вас тысячу раз. 188 Галубчик мой, я здоров и к обедни выйду, но очен слаба и не знаю, обед[н]и снесу ли я. Сударушка милой, цалую тебя мысленно. 189 За апельцына благодарствую, батя; мне есть легче; я спала днем четыри часа. У [П. И.] Турченинова готова крестит или сами или через посланного. Прощай, бог с тобою. 190 Душенка, разчваннисть ты очен. Изволиш ли быть сегодня и играть на били-ярд? Прошу прислать сказат на словах: да или неть для того, что письма в комедья без очков прочесть нельза. Мррр, разчваннисть ты душенка. 191 Друг мой, я отобедала, но надобно, чтобы и другие тоже пообедали; итак, когда г-н Толстяк пообедает, будьте любезны прислать мне о том сказать или его прислать. 192 Она четыри дни, как никуда не ездила; сегодня ездит к батюшке к своему. 193 Друг милой, и собственной в мой полк вели дать 500, и извол ехать свой сматрет. 194 У меня так сильно голова болит, что я тепер ни о каких делах рассудит не могу, и так, галубчик, въперед о татар поговорим. 195 Батинка, здаров ли ты, а каково опочивал, дай знать, душа милая. 194 Бог видит, галубчик, я не пеняю, что не вы[й]диш, а только сажалею о том, что не домагаиш и что тебя не увижу, Останся дома, милуша, и быть уверен, что я тебя очен очен люблю. 197 Милуша, что ты мне не слово не скажет и не пишеш? Сей чась услышала я, что не можеш и не выидеш, разве вы сердитесь на меня и почему? 198 Был у меня известный господин и так покорен, почтителен и умнехинк, что любо смотрет, а я была так, как условились. Душа милая, галубчик. (Продолжение следует) Текст воспроизведен по изданию: Письма Екатерины II Г. А. Потемкину // Вопросы истории, № 9. 1989 |
|