Еще курьезнее предложения другого прожектера — капитана Московского мушкетерского полка Данила Лапина. Этот вызывался построить через Неву какой-то диковинный мост и открыть секрет построения такой Машины, действуя которой, можно вести атаку и оборону крепостей без пушек, без осадных работ, без мин и — шутка сказать — без потери людей...

Обо всем этом он писал генерал-прокурору Самойлову, прося о проектах своих довести до сведения ее императорского величества. Вот его письмо.

«Ваше высокопревосходительство,

милостивый государь мой,

Александр Николаевич!

Простите мне, что я осмелился утруждать ваше высокопревосходительство нестройным сим письмом в надежде на ваше великодушие. Изобретенные мною машины будут вами приняты благосклонно для представления ее императорскому величеству, августейшей монархине, великой государыне. Сии машины и невеликого стоят замечания и малой пользы, о которых я полагаю, что еще в свет не издано.

Первое, я от многих слыхал, что яко бы надобно иметь в Петербурге через реку Неву мосты, но таковых людей яко бы не отыскивается, чтоб который мог построить, но я осмеливаюсь через сие объявить: я построю такой мост, который может стоять несколько сот лет, а не которая починка и будет из дерева, но не трудная, и то не прежде десяти лет, и оная починка невеликости будет стоить. Сей мост от полой воды вышины на одну сажень и никогда не будет сломан ни осенним и ни весенним при полой воде льдом. Цены оному мосту примерно не могу положить, не имев сведения о ценах в Петербурге материалам и меры ширины реки, а земля в реке какова б ни была необстоятельно строению моста не повредит, и суда будут проходить сквозь мост с мачтами, но только на это время подниматься должно будет двум штукам моста на короткое время.

Вторая машина должна быть секретной, которая служить будет великим способом для взятия неприступных неприятельских крепостей, а сею машиной великую препорцию полагаю стоять под крепостью три дня, а ежели знать положение места, лежащее около крепости, в ту же ночь можно взять и пока на стену с войсками взойдут, ни один солдат нужды не будет иметь стрелять, и убитых не должно быть, разве сверх [543] чаяния, от неосторожности управляющего машиной, и то малость должна быть, а с неприятельской стороны ежели и будет стрельба, но тщетна и без вреда идущим войскам в крепость, а содержание сей машины против одного двубатальонного полку или менее. С сею машиной при взятии крепостей не нужна осадная артиллерия и полковая весьма мало нужна и притом не надобно иметь шанцев, батарей и мин; через сию машину все те люди будут соблюдены, которые, при взятии крепостей, покамест идут на стену и бывают от неприятеля побиваемы.

Третье, весы, которая вещь нестоющая об ней великого внимания; тягостью в весах пять пудов, а весить на оных можно пятьдесят пудов (а можно делать более и менее) без гирь и не так как безмен, и на сих весах означать будет пуды, фунты, полуфунты и четверти верно; оные в походе для возки не будут тягостны, а как при подвижных магазейнах и в полках надобны, а равно и партикулярным людям удобнее нынешних весов и безменов.

Выше означенным машинам приложил бы и план, но опасаюсь, чтоб не попалось сие письмо мимо вашего высокопревосходительства к кому другому и чтоб не воспользовался моим кто изобретением, к чему я употребил осмилетнее между службой время и несколько к сему моего капиталу, а притом не можно так всего на плане показать, а удобней, ежели будет угодно, я покажу лично на модели и за сие льстя себе при сем получить через протекцию вашего высокопревосходительства монаршую милость и благоволение, а о себе честь имею донесть: я Московского мушкетерского полку капитан Лапин; за оным пребыть честь имею к вашему высокопревосходительству с моим достодолжным высокопочитанием.

Вашего высокопревосходительства

высокомилостивого государя моего

всенижайший слуга

Данила Лапин

Января 3-го дня,1795 г. Город Кизляр».

Само собой разумеется, что «нестройное» письмо Лапина до сведения императрицы Самойловым доведено не было. Он уже несколько знал капитана. Год тому назад Лапин доносил ему, что на Кавказе, где он служил, есть руда серебряная и золотая, которые он и указать может, когда же, по высочайшему повелению, обратились к нему за точными сведениями, то оказалось, что сам Лапин ни той, ни другой руда не видал, а только слышал о них от людей. Поэтому, получив новое письмо Лапина об его изобретениях, он благоразумно уклонился от доклада о них государыне, а ограничился только тем, что написал к гр. Гудовичу, бывшему тогда кавказским генерал-губернатором, следующее письмо:

«Милостивый государь мой

Иван Васильевич!

В прошлом году капитал Данила Лапин прислал ко мне письмо, что он знает золотую и серебряную руду, которую и показать может, а когда по высочайшей ее императорского величества воле отнесся я к вашему высокопревосходительству о отобрании от него точного о сем сведения, то ничего более не открылось, как один неосновательные и [539]слышанные речи о той руде. А ныне прислал он еще письмо, в котором пишет: 1) что он в состоянии в С.-Петерберге через реку Неву построить мост, который может стоять несколько сот лет с малой починкою; 2) что знает он сделать машину для взятия неприятельских крепостей без артиллерии, шанцев и без потери людей; 3) может сделать весы тягостью в пять пудов, а весить могут пятьдесят пудов без гирь.

А как сии его прожекты принадлежат до рассмотрения других особ, притом же он Лапин и не объясняет, каким что образом сделано будет, в рассуждении чего покорнейше прошу ваше высокопревосходительство, призвав его, объяснить ему, чтоб он о своих прожектах, ежели желает, то сделал донесения, куда по порядку следует. В прочем имею честь быть и проч.

Граф Александр Самойлов.

15-го марта 1795 г».

Не смотря на странное впечатление, производимое малограмотным письмом Лапина и его фантастическими проектами, все-таки, в душу читателя невольно прокрадывается некоторая доля симпатии к этому добродушному, любознательному и трудолюбивому капитану. Ведь, как бы то ни было, а все же — посвящать свободные от службы часы не картам и разгулу, среди которых, может быть, многие из его товарищей коротали время, а умственным занятиям, направленным на решение известных задач, пусть даже и не выполнимых, но тем не менее требующим постоянного обращения с наукой, жертвовать притом своими денежными средствами, которыми при обер-офицерском содержании изобретатель, по всей вероятности, не был богат, — все это показывает человека, живущего мыслью и ищущего нравственного удовлетворения в труде, в знании. Можно ли такому человеку отказать в симпатии?

Чем кончились объяснения Лапина с гр. Гудовичем — советом ли «не в свое дело не мешаться», или как-нибудь иначе, и какая судьба постигла его проекты, нам неизвестно...

А. Корсаков.

Текст воспроизведен по изданию: Два прожектера // Исторический вестник, № 11. 1892