Два прожектера.

Губернский секретарь Замотин и капитан Лапин.

Сообщаем два курьезных документа Екатерининского царствования, попавшихся нам при разборе генерал-прокурорских бумаг, находящихся в архиве министерства юстиции. Чтобы объяснить происхождение проекта губернского секретаря Замотина, находим нужным сказать несколько слов об обстоятельствах, которые вызвали его.

Частые и продолжительные войны, веденные в царствование Екатерины II, отвлекая войска от внутренней службы в государстве, нередко приводили правительство в затруднение, кем заменить их внутри империи. Затруднения эти оказались не дальше как через 6 лет после вступления императрицы на престол. Так, в конце 1768 года, в распоряжениях ее по случаю первой турецкой войны, находим ее заметку: «Для безопасности внутренней не можно ли сделать на Москве полицейский полк из дворовых людей?». Вследствие этого тогдашнему московскому главнокомандующему гр. П. С. Салтыкову государыня писала: «Граф Петр Семенович! По причине выступления из Москвы воинских команд, как конных, так и пеших, теперь никакого конного разъезду, ни для содержания нужных при полиции караулов, армейских команд нет; то призовите к себе знатнейших из разных в Москве частей жителей, и с ними, поставя на мере, каким образом для спокойствия их же самих учредить как конную, так и пешую команду для полиции на собственном всех содержании и ко мне немедленно пришлите, ибо все сие касается до общей пользы и безопасности жителей. А как известно, что многие из московских жителей имеют при себе множество людей, в том числе и гусар, то не можно ли из [539] оных, составя команду, учредить в городе патрули, снабдя оных как лошадьми, ружьем и мундирами; равномерно и пешую команду, состоящую из надлежащего числа по пространству города людей, и, вооружив оных, отдать в ведомство полиции, но с тем, чтобы все вышеупомянутые люди были хорошего поведения и надежные и которые бы были в состоянии случившиеся беспорядки отвращать и с тем безопасность жителей сохранить»... (Сборн. Ист. Общ., X, 322.)

Замена регулярных войск временными командами с особенной настоятельностью стала сказываться в конце царствования Екатерины, когда государство должно было вести одновременно две войны — на юге с Турцией, а на севере со Швецией.

Положение было критическое. Главные боевые силы наши находились на юге против турок; туда же намерены были отправить и флот, но неприязненные действия шведского короля Густава III заставили отменить это распоряжение. В Петербурге оставалась только гвардия, да несколько полевых полков в окрестностях его, что могло составить немного более 20.000 человек, так что весь северо-западный край, на который простирал свои виды Густав III, был, можно сказать, совсем без защиты. В дневнике Храповицкого под разными числами июня 1788 г, находим несколько заметок, показывающих, как эта беззащитность озабочивала императрицу: «Приказано подать ведомость о числе войск, внутри империя находящихся... Были разные пересылки для установления расписания войск при разрыве со Швецией... Велено комплектовать гвардии полки, кои в 7.000 составят резерв за спиною Мусина-Пушкина... Из содержащихся в крихсрате от полевых полков прощено 96 человек для укомплектования здешних команд»... (Храповицкий, стр. 91, 95, 97, 101.) Как ни подсмеивалась Екатерина над королем шведским, как ни старалась она казаться спокойною, но затаенная тревога не раз прорывалась наружу с тех пор, как война стала несомненной. Граф Ростопчин, описывая императору Павлу тогдашнее положение России, говорил: «Блаженной памяти императрица, мать ваша, со всей твердостью своего духа, близка была оставить постыдно место своего пребывания от набега короля шведского». А Павел против этого места на поле рукописи прибавил: «И лошади готовы были»... (Записка графа Ростопчина, см. Русск. Арх., 1878 г., кн. I, 106.). Словом «альтерация» была немалая...

Положение было таково, что пришлось прибегнуть к мере, употребленной в 1768 году, т. е., к формированию команд из людей, не обязанных военной службой, и не для одной уже только гарнизонной, но и для боевой службы. Стали набирать охочих людей, добровольцев: брали их из крестьян крепостных и казенных, богатых помещиков приглашали к пожертвованиям на время войны людьми, а купечество деньгами на формирование драгунских команд для полицейской службы. Вербовка добровольцев поручена была Царскосельскому городничему Токареву, петербургскому обер-полицеймейстеру Рылееву и новгородскому губернатору Архарову. Как шла эта вербовка, можно судить по письму Безбородки, извещавшего правителя канцелярии кн. Потелкина — В. С. Попова о [540] петербургских новостях: «Другая странная история здесь была та, — пишет он, — что поручили было Никите (Рылееву — человеку, не отличавшемуся особенным умом и сообразительностью.) и Токареву набрать и формировать войско, дозволив им набрать батальоны из беглых и вольных. Токарев начал тем, что на мещан своих софийских часть вписал за то, что они когда-то были беглые, да кто попался даже из гвардии, не только из армии, не отсылая в команды, в свой корпус вписывал. А Никита начал свою операцию по городу. Люди стали у господ красть и бегать в надежде принятыми быть в батальоны, стали подговаривать даже, а иногда лишь закричит кто караул, то и в солдаты. По счастью дошли скоро жалобы к государыне, и ее величество велела прекратить сей набор и людей раздать, от кого бежали. Токарев и Никита уже было много и штабу набрали в батальоны и заботились нарядиться в мундиры сами, но теперь все пришло в порядок»... (Русск, Арх., 1872 г., 948, Там же слич. письма Екатерины к Храповицкому: 61, 63, 68.)

Другими словами, была прекращена безобразная вербовка Токарева и Гылеева, но потребность в усилении войска оставалась неудовлетворенной и по-прежнему озабочивала правительство. Затруднительное положение было у всех на глазах и вызывало в публике патриотическое участие, выражавшееся в толках, суждениях и мнениях, официально заявляемых, как помочь государственной нужде. Так, надворный советник Капнист представил императрице «Положение, на каком может быть набрано и содержано войско охочих казаков». Оно было передано на рассмотрение Безбородке, и хотя было одобрено как им, так и Потемкиным, но почему-то не было приведено в исполнение (Ист. Вестник, 1883 г., № 6, 532 — 533.). Екатерина поручила заняться этим самому Потемкину, которым, вследствие того, и был представлен проект об устройстве казацкого войска из мещан и бывших ямщиков (Любопытный проект этот, сообщенный редакции «Исторического Вестника» г. Есиповым, известен уже читателям (Ист. Вестн., 1883 г., № 7, 224). Хотя документ этот не имеет даты, но нет сомнения, что он представлен императрице в конце 1789 года, ибо в письме к Потемкину от 8-го апреля 1790 г. она писала: «О казаках из мещан в российские города неудобно, понеже сие требует соображения с городовым положением, а противоречит своим же учреждениям, я не нахожу проличности» («Русск. Стар.», т. XVII, 411).). Но так как проект этот не соответствовал городовому положению, незадолго перед тем объявленному в законодательном порядке, то он и не был утвержден императрицей.

Суетливая и бестолковая вербовка охочих людей, производившаяся Токаревым и Рылеевым, и эти проекты об образовании казачьего войска, или, по крайней мере, слухи о них, не были, конечно, секретом для петербургской публики и естественно утверждали ее в той мысли, что правительство изыскивает средства пополнить недостаток войска, не прибегая к рекрутским наборам, отягощавшим народ и требовавшим расходов казны. И вот под впечатлением этой общей уверенности у какого-то [541] губернского секретаря, по фамилии Замотина, является мысль предложить императрице свои услуги к сформированию конного полка не менее как из 1.000 человек без всяких со стороны казны расходов. Что за личность был этот Замотин, из нижеприводимого документа не видно; можно заключать только одно, что судьба, определив его к канцелярской работе, посмеялась над ним: губернский секретарь питал в себе не только военные наклонности, но и военное честолюбие...

Вот его всеподданнейшее прошение, поданное в феврале 1793 года, когда военные действия у нас прекратились уже и со Швецией, и с Турцией, а шли только с поляками.

«Всемилостивейшая государыня!

Прошедшего 1791 года в апреле месяце осмеливался вашего императорского величества утруждать всеподданнейшим представлением усердия моего о навербовании конного полка из вольножелающих не менее тысячи рядовых воинов, не требуя из казны на то денег, на что высочайшее благоволение вашего императорского величества через графа Ивана Петровича Салтыкова и последовало, но по сие время высочайшего вашего императорского величества повеления получить я счастья не имею.

А ныне осмеливаюсь паки, всемилостивейшая государыня, представить вашему императорскому величеству ревность мою навербовать конный полк или толикое-ж число людей для флота вашего императорского величества, не употребя на то из казны денег, а на основании прежнего моего обязательства, с коего подношу копию.

Когда же сие не благоугодно вашему императорскому величеству, осмеливаюсь испросить об определении меня в военную службу.

Вашего императорского величества

всенижайший верноподданный

губернский секретарь

Иван Замотин.

Февраля « » дня 1793 г».

При прошении приложена копия с обязательства Замотина следующего содержания:

«Губернский секретарь Замотин, имея способы к набору из вольножелающих в военную службу, представляет следующие обязательства.

1) Набрать должен он рядовых не менее тысячи, а если случай позволит, то и более конных воинов из купцов, малороссиян, выходцев из Запольской границы, отпущенных от господ дворовых людей, белорусцев, молдаван, татар, из украинских войсковых жителей, из отставных, могущих еще продолжать военную службу и из государственных крестьян.

2) Надеясь же, что в сем полезном подвиге найдет он пособие от могущих подкрепить предприятие имуществом, не требуя из казны никакой выдачи, и потому

3) Как лошади и ездовые сбруи, таки военные доспехи, яко-то пики и пистолеты с всадниками представлены будут.

4) По наборе числа, распределенные чиновники по заслугам и достоинству должны получать при представлении утверждения от главнокомандующего. [542]

5) Равно предпринимателя сего набора именовать начальником оного полку, наградя чином, по мере усердия и трудов.

6) К совершению же сего снабдить листом, означа всевысочайшее повеление, в коем требуемые выгоды объяснит и назначит имеет, куда оный полк должен явиться».

На этот раз Замотин не был так счастлив, как в 1791 году. Тогда через графа Салтыкова ему было объявлено «благоволение ее императорского величества», теперь же на его прошении рукой генерал-прокурора Самойлова написана, очевидно, резолюция самой императрицы: «Призвать к себе и сказать, чтоб не в свои дела не мешался».

Текст воспроизведен по изданию: Два прожектера // Исторический вестник, № 11. 1892