Суворов в Астрахани

Много говорилось и писалось о боевой и служебной деятельности Суворова, немало печаталось и о его частной жизни, однако, несмотря на столетний период со дня его кончины (время, кажется достаточное, что бы исчерпать все данные о нем), собрано далеко не все, чтобы вполне очертить его, как полководца, как начальника, как военно-административного деятеля, наконец, как семьянина, но особенно как частного и общественного человека. А между тем всякая мелочь, всякие даже отрывочные сведения из жизни и деятельности такого великого человека представляют интерес, самые незначительные факты могут помочь уяснению его характера, очертить его взгляды, его нравственный уровень, найти пути к оправданию темных сторон, может быть, иногда невольных его деяний.

До сей поры в печати нет, например, почти никаких данных о деятельности Суворова внутри России, его частных и служебных сношениях с подлежащими властями и жителями на далеких окраинах и его житье-бытье в Поволжье и Приуралье — и Казани, Симбирске, Уфе — в период усмирения Пугачевского бунта. И лишь о пребывании в Астрахани есть некоторые сведения, хотя довольно сбивчивые и неточные. Последнее пребывание, между прочим, тесно связывают с командировкой Суворова для устройства на южном берегу Каспийского моря укрепленной русской торговой фактории и приобретения прибрежных персидских факторий и частью, возникшими между ним и женою его Варварой Ивановной семейными неурядицами. [519]

Последнее обстоятельство ложится темным пятном на всю долголетнюю и славную боевую жизнь Суворова, рисуя с неприглядной стороны его характер и показывая отчасти его неуживчивость, мнительность и недобросердечие. Подозревая жену в неверности, он уже после пятилетней супружеской жизни просит развода ¹. Но видимо под влиянием своих родных, особенно сестры Анны Васильевны, вскоре прекратил это дело и решил испытать последнее средство к примирению путем церковного покаяния понудить Варвару Ивановну принести раскаяние.

1-го января 1780 года, Суворовы съехались у зятя своего, князя И. Р. Горчакова. Через три недели, для увещания их туда же приехал кронштадтский протопоп, и все вместе «с немкой Бехтер» 24-го января отправились в Астрахань ².

Прибыв туда около половины февраля, супруги сейчас же переехали в село Началово (или по-простонародному Черепаха), имение бывшего астраханского губернатора (1763—1772) Н. А. Бекетова, в 12 верстах от Астрахани, и поселились в барском доме. Суворов часто «гулял по селу и садам, дарил детей пряниками и орехами; солдаты, бывшие при нем, буклей и кос не носили, а были острижены» ³. По сказанию современника, ключаря астраханского кафедрального собора Кирилла Васильева ⁴, Суворовы проводили в Черепахе и расположенных около нее татарских садах почти все летнее время: апрель, май, июнь, июль, а до половины августа жили в городе, в Спасо-Преображенском монастыре ⁵ и, наконец, с половины августа до половины декабря в Николаевской Чуркинской (женской) пустыни ⁶. С ними вместе находился и вышепоказанный протоиерей, «член синода»; из астраханцев же более близко стояла к ним жена статского советника Анна Панкратьевна Баранова.

По-видимому, Суворовы вели жизнь замкнутую. Между тем, один из местных «историографов», небезызвестный составитель малоинтересной «Астраханской летописи» г. Штылько, настойчиво [520] уверяет ⁷, что Суворов, живя в Астрахани, вел знакомство с чиновными людьми и часто бывал на вечерах и обедах, даже у губернатора Ивана Варфоломеевича Якоби, которого, однако, очень недолюбливал, нередко ясно показывая свое пренебрежение. Суворов будто бы считал себя выше Якоби (хотя оба были в равных чинах генерал-поручиков) и крайне обижался, что окружающие не оказывали ему тех же знаков почтения, какие расточали губернатору ⁸.

Однажды был званый обед у откупщика. Привыкший обедать рано Суворов явился туда одним из первых, но обед не подавался до 4 часов; ждали Якоби, и когда последний наконец пожаловал, его встретили с музыкой. «Разобиженный этим и проголодавшийся Суворов раньше времени приказал подавать на стол. За обедом раздражительность его достигла таких размеров, что обед показался ему застывшим, переспелым, подправленным. Александру Васильевичу даже не поздоровилось от этого, и он тут же (за обедом) при всех протягивает доктору руку и просит ощупать пульс, говоря при этом, что «со времен А. П. Бестужева так поздно разве когда ужинал». Поступок этот произвел на Якоби впечатление: «он был великодушен (sic), его могущество обеспокоилось и рано ретировалось». За унижения, которые Суворов выносил будто бы в Астрахани, он платил тем же. Его жена за двенадцать губернаторских визитов не смилостивлена ею ни одним...».

Однако в отысканной нами в делах астраханского губернского архива одной переписке за 1780 год видно, что Суворов жил с Якоби далеко не в ссоре, а наоборот пользовался с его стороны большим уважением и расположением. Кроме того, в противовес доселе существующим характеристикам, по данным этой переписки Суворов рисуется, как человек добрый и отзывчивый в духе христианской любви к людям нуждающимся, к своим ближним, кто бы они ни были. По крайней мере, вскоре после его приезда в Астрахань, один из кочевавших [521] близ Черепахи калмыков Цойджин надумал «принять веру греческого исповедания» и просил в этом деле помощи Суворова. Наш великий полководец не только охотно согласился исполнить просьбу совершенно незнакомого ему туземца, но вызвался еще быть его восприемником, дав ему отчество от своего имени ⁹. В доношении, поданном 12 марта 1780 года ¹⁰ на имя губернатора в калмыцкую экспедицию, Цойджин, ходатайствуя «о допущении его с семейством до св. крещения», в то же время просил быть ему под защитой у генерал-поручика Суворова» ¹¹. И по той его просьбе губернатор определил «допустить Цойджина до св. крещения и с его семейством единственно под защищением его высокопревосходительства (т. е. Суворова), а состоящие на нем Цойджине долги преданы на его господина генерал-поручика (Суворова) распоряжение, по обещанию его (Суворова) в таковых долгах показать удовольствие, на основании чего Цойджину «и билет дан» ¹². Обряд крещения, видимо, был совершен вскоре после этого, так что в поданной 17 марта в губернскую канцелярию «на высочайшее ее императорского величества имя челобитной» Цойджин уже именовал себя «новокрещенным из калмык Петром Александровым» и, между прочим, писал: «по собственному желанию и по определению губернатора крещен он с женою и детьми в веру греческого исповедания¹³, но по престарелым летам ни в какой службе быть способным себя не находит, да и работою пропитаться с женою и детьми не может, отчего принужден будет к содержанию себя терпеть крайний недостаток и бедность, в рассуждении чего и принял он намерение со всем своим семейством быть в вечном и потомственном владении у его высокопревосходительства господина генерал-поручика [522] и кавалера Александра Васильевича Суворова», почему и просил «быть ему с женою и детьми под вечным его владением дозволения».

Однако губернская канцелярия, в виду высочайшего указа 16 ноября 1737 г. и сенатского указа 1748 г., «не имела смелости» сама своею властью «приступить к отдаче» Цойджина с детьми «во владение» Суворова». По этой причине, «выведя на справку» выдержки из вышепоказанных указов ¹⁴, она (20 мая) представила челобитную Цойджина «на благоусмотрение» губернатора Якоби, который в то время жил в Саратове¹⁵. Можно было ожидать, что Якоби решит дело в благоприятном смысле, но на челобитную эту он вот как ответил самому Суворову.

«Милостивый государь

            Александр Васильевич.

«Сыскивая все способы по исполнению просьбы вашего превосходительства, не нашел лутче, как приказать камышенскому приставу г-ну коллежскому ассесору Воронину, чтоб уговорил владельца Тюменя на уступку вашему превосходительству крещеных калмык и дать на них запись. Я несомненно в том [523] уверен, что тот владелец не воспротивится благоугодить намерениям вашим, а мне весьма лестно, что я посредством сего случая могу показать перед вас сию услугу и подтвердить то истинное мое почтение и преданность, которыми я к особе вашей исполнен, и за честь себе поставляю быть и именоваться

Одновременно (за № 133) было написано письмо и Тюменю. Прося Хошоутовского владельца ¹⁷ ради «своего (к губернатору) благоприятства» об уступке калмыков «посредством продажи» Суворову, Иван Варфоломеевич уверял при этом, что «они навсегда у него (т.е. Суворова) хотят остаться» и «совсем уже вам не прочны, и ежели бы у вас остались, то, кроме досады и огорчения, вам никакой не принесли пользы».

Оба письма были отправлены при особом предписании А. И. Воронину, дабы он доставил их по принадлежности и еще «от себя просил» Тюменя «и уговорил его об уступке подать прошение». «Вы тем, — писал Якоби, — подадите мне способ исполнить хотение Александра Васильевича, и я обязуюсь вам за все таковые одолжения много благодарным быть». А далее в postscriptum добавлялось: «Письмо Александру Васильевичу не прежде вручите, пока не получите отзыв от Тюменя, и ежели он заупрямится, то и не отдавать совсем» ¹⁸.

К сожалению, на этом переписка кончается, и неизвестно, была ли исполнена Тюменем просьба Суворова, и для чего ему понадобился этот престарелый с семьей калмык, который не мог «снискивать себе пропитания», и за которого нужно было еще уплачивать долги. Конечно, здесь уже нельзя допустить и мысли о каких либо со стороны нашего полководца выгодах и эгоистических расчетах, кроме любви и христианского милосердия [524] к бедствующему ближнему. И надо думать, князь Тюмень ¹⁹, если не по чувству добросердечия, то из уважения уже к тогда известному Суворову, не желая в то же время ссориться с Якоби, как с губернатором, которому он всецело подчинялся, — удовлетворил «хотение» Александра Васильевича.

____________________

Вот пока отрывочные, но точные архивные данные о пребывании Суворова в Астраханском крае. Может быть, при дальнейших раскопках местного губернского архива нам удастся найти и более подробные сведения о его здесь житье бытье, чтобы сделать дополнение к тем скудным сказаниям, которые занесены на страницы «Ключаревской летописи», будто между Суворовым и его женой и в Астрахани происходили распри, что они прожили здесь три года и, наконец, 13 декабря 1783 г. в церкви села Началова в присутствии игумении Маргариты и жены статского советника Барановой принесли друг другу публичное покаяние и за обедней, совершенной кафедральным протоиереем Панфиловым, причастились св. Таин, после чего в тот же день с извещением о состоявшемся примирении супругов был отправлен к государыне курьер. Следом за ним через два дня (т. е. 15 числа) выехал в Петербург и находившийся при них кронштадтский протопоп, а 18 января 1784 года и сам Суворов «с полками Курильским, Тамбовским, Астраханским и Селенгинским отправился к городу Кавказу». Варвара Ивановна выехала из Астрахани только 26 февраля ²⁰.

Впоследствии, как говорит г. Штылько, Александр Васильевич часто вспоминал астраханскую жизнь и говорил окружающим:

— Давно уж не проводил я время так весело, как в Астрахани!

П. Юдин.

Комментарии

1. Подробности об этом см. в статье С. Н. Шубинского «Жена Суворова» «Исторический Вестник», 1897, IV, 70-78.

2. «Русская Старина», 1890, XI, 300.

3. Воспоминания местного старожила В. Т. Кулагина, хранящиеся в рукописи в библиотеке Петровского общества исследователей Астраханского края.

4. Родился около 1770 г., умер 1-го января 1837 г. Им оставлена рукопись под названием: «История о начале и возникновении Астрахани, случившихся в ней происшествиях и проч., изданная в 1887 г. Астраханским Кирилло-Мефодиевским обществом под именем Ключаревской летописи. Нижеприводимые сведения значатся на стр. 65.

5. Т.е. как раз в то время, когда из Астрахани, вследствие нестерпимой жары, разъезжался весь высший чиновный люд. Спасо-Преображенский мужской монастырь упразднен: ныне в нем помещается местная духовная семинария.

6. Николаевская пустынь (ныне монастырь) находится на одном из рукавов Волги, Чурке, в 75 верстах от Астрахани.

7. См. «Астраханский Листок» 1894, №№ 5 и 7. Кстати следует заметить. что все перечисленные г. Штылько источники (счетом восемь), которыми он якобы пользовался для своей статьи о пребывании Суворова в Астрахани и на Черепахе, по проверке оказались ничего не имеющими общего с этим пребыванием, за исключением сочинения Петрушевского «Генералиссимус Суворов». т. I; в некоторых же из них (как, например, «Морской Сборник» 1850 г., VI, №9. стр. 266 и биография протоиерея Н. Г. Скопина в «Саратовском Сборнике», т. I) даже не упоминается и имени А. В-ча. Автор указывает еще на дневники того же Скопина, но последние, к сожалению, начинают описывать Астраханскую жизнь только с 1793 года.

8. Генерал-поручик И. В. Якоби был астраханским губернатором (после Кречетникова) с 1777 по 1782 г.. когда был назначен симбирским и уфимским генерал-губернатором.

9. Как увидим ниже, после крещении Цойджин подучил отчество «Александрович».

10. Мы нарочно подчеркиваем эту дату. По ней видно, что уже в марте Суворовы имели пребывание в Черепахе. Следовательно в Астрахань они при были гораздо ранее. Допуская, что они делали ежедневно по 100 верст, с необходимьни для отдыха Варвары Ивановны ночлегами, то, выехав 24 января, могли проехать расстояние от Москвы до Астрахани (приблизительно 1.600 верст) не менее, как в 16-20 дней; значит прибыли туда не ранее 10-15 февраля (срав. выше).

11. В противоположность сообщению г. Штылько, это яснее всего доказывает, что Суворов, напротив, имел в Астрахани большое значение, силу и вес, если к его покровительству и защите прибегали бедняки.

12. Рапорт астраханской губернской канцелярии к Якоби 20 мая 1780 г., № 147 (см. в деле за 1780 г.. № 78: «по рапорту астраханской губернской канцелярии об отдаче одного калмыченина с семейством в вечное подданство господину генерал-поручику и кавалеру Суворову).

13. К сожалений, нам не удалось узнать, в какой церкви совершено таинство крещения, и кто были восприемниками жены и детей Цойджина.

14. Для ясности рассказа приводим эти выдержки целиком. Пункт 6-й первого указа гласил: «Калмык и других нацей, которые, как известно, крещены бывают и хозяевам достаются больше малолетние и многие купленные для употребленного к воспитанию и обучению их от хозяев не малого иждивения, — в подушный оклад не писать, а позволяется всякому таких покупать, крестить и у себя держать без всякого платежа подушных денег, только с одною запискою в губернских и воеводских канцеляриях, чтоб ведомо было, сколько оных ныне находится и впредь прибудет и которые объявят,—давать отписки, что они явлены, и оным быть у тех, от кого они явлены, неотъемлемым».

Во втором указе значилось: «Если которые калмыки будут просить св. крещения, о таких посторонне разведывать, не учинили ль они в калмыцких улусах воровства, смертного убийства и другого какого явного злодейства... да и прочих некрещеных калмык при городах, без писем и прошения владельцев их, жить не допускать; когда же о приходящих для крещения калмыков получено будет извещение, что оные в калмыцких улусах убийства и никакого явного злодейства не учиняли, таковых, по рассмотрении и обучении и довольном христианском законе наставлении, крестить и отсылать для житья в новопостроенную Ставропольскую крепость, а кои калмыки заберут в улусах долги и, не заплатя оных, будут приходить в российские города для крещения, таковых приймать и, заплатя за них долги из скота и пожитков их, для крещения и поселения их отсылать в Ставрополь же, а ежели таких долгов из пожитков их заплатить будет нечем, таковых калмык для крещения не принимать, а отдавать возвратно в улусы владельцам их».

15. В то время город Саратов входил в состав Астраханской губернии. В 1780 г. Якоби жил в Саратове по делу о самозванце Ханжине (см. нашу статью «К истории Пугачевщнны» в «Русском Архиве» 1896, VI).

16. По этому и последующим письмам можно судить, что отношения Якоби к Суворову были уж не настолько плохими, как объясняет в своей статье г. Штылько. Интересно было бы также знать, с какого времени начались указываемые этим автором между ними разногласия из-за местничества. когда известно, что большую часть времени пребывания Суворова в Астрахани Якоби жил в Саратове.

17. Зимняя ставка Хошоутовского улуса (Тюменевка) стоит в 80 верстах выше Астрахани, на левом берегу Волги, где находится дом владельца с каменным хурулом (ламайский храм), украшенным разными священными предметами, вывезенными прямо из Тибета при первом еще переселении в Россию калмык.

18. В том же деле № 78 см. письмо приставу города Камышина Андрею Петровичу Воронину того же числа за № 132.

19. Нам неизвестно, какого исповедания был этот владелец, но уже в первой половине текущего столетия некоторые из Тюменей исповедовали православную веру.

20. Ключаревская летопись, стр. 66. Между тем г. Штылько («Астраханский Листок» 1894 г., № 7) уверяет, что уже в конце 1783 года Суворова не было в Астрахани. Но недавно в «Биржевых Ведомостях» за сей год, № 65, было приведено в подлиннике доселе неизвестное письмо Суворова к Потемкину от 10 декабря 1784 года, в котором он жалуется, что весь «истекший год прожил в деревне в ожидании особой команды». Не из Черепахи ли было послано это письмо?... Тогда бы сам собою решился спор о дне его выезда отсюда: даты ключаревской летописи отодвинулись бы на один год позднее.

Текст воспроизведен по изданию: Суворов в Астрахани // Исторический вестник, № 5. 1900