|
СТАРКОВ Я. И.ПОХОД В ИТАЛИЮ В 1799 ГОДУРАССКАЗ СТАРИКА СУВОРОВСКОГО РАТНИКА. I. Полк, в котором я имел счастье служить унтер-офицером, Царю и отечеству, в 1797 году стоял квартирами на Побережье, Каменец-Подольской губернии, в г. Ольгополе (по-украински Чечельник). — Шефом полка был генерал-майор Макс. Владим. Ребиндер, по имени которого и назывался полк. Полк наш состоял в Днестровской Инспекции, Инспектором которой был древний боярин, генерал от инфантерии Александр Андреевич Беклешов. Настал и 1798 год. Мы стали уже забывать о походе к сумасбродным французам, — куда отец русских воинов, Александр Васильевич Суворов нас бывало приготавливал; не знали, где он жил, и не ведали, жив ли он, здоров ли? Но каждый вечер мы, собираясь в сборные избы, за получением приказаний, вспоминали его, и творили Господу Богу о нем молитвы. В начале еще 1797 года, на нас была одежда новой формы, ученье против прежнего совсем другое: мы были в длинных мундирах, коротком исподнем платье, в камзолах с рукавами на зиму, в штиблетах (нагавках) и в башмаках. Вместо прежних плащей из красного сукна, нам дали шинели, и на зиму полушубки; головы наши были под пудрою, с длинными косами и буклями; у гренадер были колпаки, а у мушкетер шляпы. Словом — мы были одеты совершенно так, как Пруссаки, которым сдана была Варшава в 1795 году. — Тепло и хорошо было нам, но была и забота горькая: с буклями, косами, башмаками и штиблетами сначала трудновато [126] было нам управляться; но попривыкли, и дело пошло так хорошо, как будто мы прежде и не носили иного платья. Одна грязь мучила нас: часто подтяжки штиблетные, или крючки у штиблет, или петельки на башмачных каблуках обрывались, и башмак у иного оставался в грязи, или хлопал по пятке, в такт барабанного боя. Но и с этим справились, и дело пошло порядком. 1798 года, полк, после весеннего шестинедельного ученья в городе, и после осмотра тут же Инспектором, был в начале июня распущен по селениям на квартиры. Жители этого края были очень богаты; они, по доброй своей воле, приехали и взяли нас к себе на постой. В исходе июня, или в самом начале июля, — не помню, — получено было ротным начальником повеление от шефа полка: ни минуты не медля, роте прибыть в штаб-квартиру для выступления в поход, Высочайше повеленный. Утром другого дня, весь полк был уже в городе, — и груды солдатского белья, большею частью тонкого, и другого экипажа, были сожжены. Солдаты — мы тогда были богаты, говорили: «лишнего брать не велено; покупать — никто не покупает, — да и даром старые хозяева не берут, так гори же всё огнем!» — и со смехом жгли свое добро. (Это уже в самости русского). — Часа за два до выступления в поход, полк выстроился (в лаву) во фронт, встретил священника, шедшего со святынею в полном облачении из церкви, и сделав при его приближении на караул, тотчас составил внутреннее каре, и отслушал с коленопреклонением напутственный молебен Господу Богу. По окроплении Святою водою знамен полка и всех воинов, полк выступил в путь на г. Балту к Бессарабии. Повеление о выступлении в поход было от генерал-лейтенанта князя Дашкова. Чрез четыре дня после того получено от него же повеление возвратиться [127] на прежние квартиры. И так поход не состоялся. Шеф полка, М. В. Ребиндер, говорил, что «нам должно было стать на корабли и следовать в Средиземное море, для соединения с англичанами противу французов». Мы тосковали о том, что поход не состоялся; но все еще думали: авось Господу Богу угодно будет, и Царь - Государь пожалует — повелит идти поунять нахальство французов. Со дня на день ждали этого, как Божией милости. Наконец дождались радостного дня; в январе 1799 г. получено было шефом полка повеление — быть готовым к выступлению в поход, по первому ордеру. В феврале прислано было повеление от корпусного командира генерал-лейтенанта Ив. Ив. Германа — выступить, и по приложенному маршруту идти к Австрийским границам. 13-го февраля полк выступил, отслушав молебен с коленопреклонением Господу Богу милосердому. Зима была снежная; погода непостоянная: то крепкий наш Русский мороз с сильною метелью, то оттепель с густым на ветре снегом. Снегу было такое множество, что мы, шедши по дороге, грузли в нем; свернуть в сторону — не было никакой возможности идти; надобно было тут тонуть. 25-го февраля мы прибыли в г. Бар, сделав десять трудных переходов, три роздыха, и всего 175 верст. В Баре стояли по 3-е марта. Тут получено было сведение, что генерал Герман назначен начальником войск, следующих в Голландию; а нашему корпусу дан командиром генерал-лейтенант Шембек. Но он чрез самое короткое время был уволен от службы; и на место его поступил шеф наш, генерал-лейтенант Ребиндер, который тогда ж и был Высочайше утвержден корпусным командиром. 3-го марта полк вновь двинулся в путь, сделали шесть переходов, два роздыха, и с величайшим [128] трудом, от ростепели, перешли только 75 верст. — По случаю вскрытия весны и сильного половодья полк простоял в г. Грудке по 2-е апреля. Этого дня полк выступил, и прошедши верст 15, расположился в с. Куткове, возле Австрийской границы, куда прибыл уже и весь корпус войск. Здесь стояли по 11-е Апреля, потому что, как говорили тогда, Австрийские комиссары не совсем готовы были принять нас. И так от г. Ольгополя до границы Австрии перешли мы — 265 верст. Еще в марте месяце пронесся между нами слух, что отец наш, А. В. Суворов, поехал в Вену, и будет начальствовать нами и Австрийскими войсками. Радость наша о том была невыразимая — молитвы к Богу усердные, и благодарность Царю-Государю несказанная. Всё ожило, всё, от старика до молодого, пришло в бодрость. Ведь мы душою любили Александра Васильевича, любили по-прежнему, по-старому, и надеялись быть непобедимыми под его властью; и только под его одним начальством, воины русские могли быть страшны врагам своим. Корпус наш состоял больше, как из 10 тысяч человек всех чинов; в нем были: полки: мушкетерск. Ребиндера, прежде звавш. Азовским. мушкетерск. Мансурова прежде звавш. Орловским. мушкетерск. Фертча прежде звавш. Новогородским. егерьский Кашкина, помнится, сформированный в 1797 году из Бугского егерьского корпуса. Три сводных гренадирских батальона: Пламенкова Будберга Шенгилидзева. [129] Два полка донских козаков: Курнакова, Поздеева. Сверх полковой артиллерии были артиллерийские роты: конная Игнатьева, пешие Уланова, Дурасова. Одна рота пионер, и при ней команды минеров и саперов. Для следования в пути, корпус был разделен по-колонно; помнится — на четыре колонны. II. Полк наш вступил в Австрию 11-го Апреля, и, перешедши одну Немецкую милю, имел ночлег близ м. Гусятина. Мы шли:
Всем известно, что в давние времена эта Галиция была княжество, достояние Руси Свят. Владимира; потом самостоятельное Русское Галицкое Королевство, подпавшее после Полякам. — Оно досталось Австрии в 1795 году, по милости нашей матушки Царицы Екатерины Великой, после побед Александра Васил. Суворова в 1794 году. — Сколько крови было пролито в этом году при разгроме Польши, крови Русских воинов, и только одних Русских! Жители сего Княжества все вообще Славяне Русские. Низший круг народа Русины; высший — Ляхи, из коих большая часть таких, которых предки были Русские Православной веры, но по угнетению папизма принявшие обряд Римского вероисповедания; наималейшая часть дворян удержала веру Православную, веру своих предков. — наречие (мова — говор) их, одежда, быт и обычаи совершенно близки к Малороссийским. Все власти земские здесь — Немцы, и нет ни одного из природных жителей, чтобы занимал какую-нибудь должность. В городах и значительных местечках живут по нескольку семейств Немцев, а во Львове и Перемысле их по нескольку десятков. И как часть народа, господствующего над Славянами, составляют собою высший круг, то и требуют от них высокого к себе уважения. Помещики Славяне над подвластными им селянами не имеют собственно безусловной воли; всё ограничено законами; и для выполнения того, что законами предписано, есть сельские суды, из сельских [131] старшин состоящие. За отступление от закона на волосок на виновного кладется Правительством непременный штраф деньгами, и в этом случае равны и помещик и селянин. Все вообще жители, и помещики и их селяне платят поземельную подать. — Инвентарь доходов с земли, самовернейше составленный сельским старостою, представляется циркульному суду; следовательно о всех доходах каждого Правительству известно. В случае надобности Правительству в поставке с земли чего либо, помещик и его селянин несут по доходам равную тягость. Правительство Немецкое (ближайший циркульный суд) не спрашивает у помещика, чем он жив, но дает повеление сельскому старосте, облеченному властью, объявить волю его своему помещику. Для выслушания воли правительства и для совета о приведении в исполнение предписанного, сельский староста требует к себе в сборную комнату 2 прикащика своего помещика со старшинами села. Для этого он посылает значок (коротенькую палочку, в верху которой втиснуты лоскутки разноцветного сукна), и все является в назначенный старостою час, под опасением штрафа за медленное выполнение. По собрании всех, делается по инвентарю на всех и каждого живущего в селе раскладка. Кончив её и записав в книгу то, что каждый обязан внести, все присутствовавшие старшины скрепляют её своим рукоприкладством, и староста, представляя суду копию с неё, доносит, что повеление приведено к исполнению. Если бы помещик не исполнил того, что пало по раскладке на его часть, следует немедленная [132] кара деньгами. Циркульной суд посылает экзекуцию; являются несколько Немцев полицейских, вежливо представляют предписание суда, располагаются в лучших комнатах господского дома. Помещик обязан кормить и поить полицейских по указу, и давать деньги каждому из них — в первый день по полугульдену (30 коп. серебр.), во второй по гульдену, в третий по два гульдена, и т. д. Между тем экзекуция понуждает его беспрестанно к исполнению; и если бы на четвертый день помещиком не было исполнено требуемого, или не совсем кончено, то суд налагает штраф, и усиливает экзекуцию. Неумолимо взыскивается штраф, и сверх того Акциденция, за хлопоты заседающих в суде. За малейшую медленность в отдаче штрафных денег или за какую-либо отговорку помещика удвояется сумма; а в случае несостоятельности заплатить положенное судом по закону, — помещик лишается права (до выплаты в казну) получать с имения доход; оно поступает в опеку Немцев. Но если бы помещик оказал малейшее явное ослушание — словом или делом — всему конец! Дети помещиков — как бы ни были хорошо образованы в отцовском доме, не могут быть приняты в коронную службу. Не без труда могут поступать и в уланские полки, где выше поручика, дослужиться не могут; даже не могут быть эскадронными командирами. Правительство Австрийское желает и требует, чтобы Галичанин помещик отдавал сыновей своих в самом юном возрасте в Немецкие училища. Отсюда по окончании первоначальных наук, по рекомендации Немецких учителей, и по видам правительства, юноши могут поступить в Венский Университет. — Здесь Галичан делают уже вполне Немцами: выходят и такие, которые в отношении национальном гораздо хуже настоящего Немца. Г-дам Галичанам — помещикам крайне не нравится это пунктуальное Австрийское правление. Многие [133] из них говорили тогда об этом нашим господам офицерам и нам в 1805 году, когда мы шли на помощь Австрии против Французов. — Помню, что один из значительных помещиков близ г. З. (былого времени Orderowy pan Woewoda) говорил: «ваши Поляки не знают нашей жизни, не знают нашего страдательного положения; они в России, — у Господа Бога за дверью, — в раю ! — Пожили б они у нас и с нами: тогда узнали бы дело. — Здесь, у нас, я своего подданного не в праве заставишь против положения законами ни на один час работать, или послать куда-либо. 3 — За усилие наше для этого, Немцы наказывают штрафом — деньгами; за малейшее неисполнение воли суда — тож деньги. Geld, geld! noch geld!! кричат они и penedzy наши плывут в их карманы. Мы властны прозябать, но не жить по старине». Все, что выше я сказал, не выдумка моя. Я написал то, что от многих тогда слышал, и несколько видел сам на пути моей походной жизни. Быть может все, что я слышал, не совсем истина; быть может мне кое-что и казалось таким, как я написал, — не утверждаю. III. В г. Дукле мы имели дневку 2-го Мая; 3-го числа вступили во владения Мадьяров, — в Венгрии. Мы шли:
Все показанные выше места наших ночлегов звучат Славянским словом; некоторые переиначены то Немецким, то Мадьярским названием. Коренные жители — Славяне. Во весь поход наш полку нашему приходилось иметь два, три ночлега у Мадьяров; — во всех городах, местечках и селеньях самая малая часть, но высшая по жизни — Мадьяры , народ господствующий; есть кое-где, но слишком мало, и Немцы. Поселяне — Славяне все вообще рабы помещиков своих — Мадьяров, и жизнь первых похожа на жизнь Африканских невольников: ни собственности вечной, ни воли законной им нет. — Права народу Славянскому здесь не существует: всё зависит от воли помещика. Славяне — главари, в течении веков сделались вельможами Мадьярскими, и вместо покровительства своим одноплеменным братьям угнетают их до высочайшей степени. У Славян нет училищ для образования себя в письменности своего языка, нет воли для устройства их: Славяне должны быть Мадьярами, и тогда училища для них будут открыты. — Рассказывали, что по этим-то причинам более миллиона Славян преобразились в Мадьяров и забыли язык своих предков. Накануне вступления нашей колонны в г. Пест, мы получили приказание, что Правитель Венгрии, Палатин, один из Принцев Австрийского дома, будет встречать нас при нашем входе в город. Мы приготовились. — Уже на пути нашем стали появляться пред нами вельможи Мадьярские в национальной своей одежде, облитой золотом, на прекраснейших лошадях; и чем ближе подходили мы к городу, тем более становилось их видно. Не доходя верст трех до города Колина, мы сделали привал, принялись очищать с себя пыль и убирать [136] головы под пудру; чрез несколько минут были готовы. — Но вот, как говорится, навалило видимо-невидимо разного звания Мадьяров и Славян. Последние здоровались с нами по-братски, входили в среду наших. Радость на лице их была написана, и душа искренности сияла в их темно-голубых глазах. Приветствуя они целовались со всяким, и просили под свой кров; и всякий из них имел узел с едомым. Множество столов было поставлено с кушаньем, несколько бочонков с вином Венгерским и кучи курительного табаку: все это было для нашего угощения. — Из вельмож Мадьярских было несколько и таких, которые давали солдатам деньги. Но ни один из воинов наших не брал, и с вежливостью благодарил. Человек пять самых значительных магнатов этим, по-видимому, обиделись, и нашему начальнику, Полковнику, Ф. В. Харламову, говорили о нашем отказе, как о неуважении к их дару. Федор Васильевич Харламов, чистый русак, Новогородец, вспыхнул и чрез переводчика отвечал нашим милостивцам; вот слова его, я помню их: «Слышите! — Господа! — друзья наши! я вас благодарю Русским прямым словом, Русским сердцем за ваше доброе нам пожелание. Благодарю, благодарю от себя, и от имени всех Русских воинов, ратников Царя-Императора Русского! — Не нужны нам ваши деньги, а нужна по сердцу любовь к нам, к Русским Славянам, слышите, — к Славянам! — Мы все, по милости Царя-Отца нашего, богаты! 5 Еще спасибо вам!» — и старик-великан обнимал каждого из них, целовал, жал им руки. Я видел, как некоторые мужественные из них от пожатия его трясли [137] свою руку и с трудом разводили пальцы; Ф. В. Харламов был силач, — Суворовский Русский богатырь! Чиновник Палатина его именем просил в особенную ставку (палатку) всех Г-д Штаб и Обер-Офицеров на закуску; а нам приказано идти к столам и насыщаться. Меня с (покойным ) братом моим и с двумя нашими товарищами упросила благородная старушка Славянка к своей корзине. Господи Боже наш! чего тут не было? и жареное и пряженое и разные вина, и курительный табак, и чулки, и платки, и рубашки. — Все это она предлагала нам с таким радушием, с такою любовью, что право и родные свои, давно не видавшие, этого не сделают ныне. После завтрака мы отблагодарили ее за хлеб за соль. Из предложенного нам белья мы взять ничего не хотели. Благородная дама этим обиделась; и я должен был идти к полк. Ф. В. объяснить ему о настоятельной её просьбе: он позволил взять все, что она предлагала, и сам, пришедши к ней 6, сказал свое Русское спасибо, и подарил ей с своего пальца золотое кольцо, а двум дочерям её дал по золотому крестику. Вот кончен завтрак. Все приготовилось вступить в строй. — К ружью! закричали часовые, у ружей стоявшие, и в одно мгновение ряды воинов были уже под ружьем — воинов Русских , грозных свету в былое время! По команде, мы двинулись к городу. Забили в барабаны, и полились в каждой роте Русские — дивные Русские песни; стройно, величаво, бодро шли наши воины Царя Белого. Полков. Ф. В. Харламов, как орел пролетевши на лошади, крикнул: «ребята! на славу! добрей! живей! молодецки! по-русски!!» и надобно было видеть, как всякий из ратников, даже самый последний по виду, старался [138] показать себя во всю молодецкую рысь 7. Венгеры удивлялись, бежали толпою за нами, теснились возле нас. — Пред самым входом в город явился целый взвод гусар Мадьярской гвардии в блестящей золотом одежде, на прекраснейших лошадях. — В предшествии этого взвода мы вступили в город скорым шагом. Улицы города, окна домов были полны народа, смотревшего и приветствовавшего нас с кликом радости. На всяком углу поперечной улицы, стояло по нескольку конных гусар с трубачами. — Веселое громкое приветствие народа, бой наших барабанов, и грохот труб! — все это, сливаясь вместе, составляло такой шум, что из рук вон. — Вдруг нас остановили, сказано: близко Палатин, идти тихим шагом, и отдавать ему честь, — т. е. нам по обычаю смотреть ему в глаза; а офицерам салютовать экспантонами. — Все сделано, и сделано на славу! — Мы остановились на площади города, и отсюда пошли в назначенные места на покой. Одна рота во дворец Палатина для почетного караула. Штаб и обер-офицеры приглашены были к столу откушать хлеба-соли. Многочисленная свита Палатина блестела золотом; и как резко отличался своею физиономиею от Мадьяров! Какое большое различие в физиономии Мадьяров с Славянами! Мадьяры почти все вообще народ среднего роста, плечистый и как говорится попросту — каренястый. — Печать Азиатского их происхождения так и светится! Черные на голове волосы, карие до черноты глаза, [139] будто плавающие в масле, — несколько широкое, несколько скуластое лицо и чуть-чуть заметное, на Китайцев схожее положение глаз. Вид их суровый, почти до огрубелости, до дикости, если только не умягчен образованием. Одежда Мадьяров высшего круга — обыкновенное Венгерское платье; нижнего круга народ носит запросто короткую рубашку без пояса, шаровары, подвязанные широким кожаным поясом, ботинки, волосы не масленые, длинные, рассыпанные по плечам и по спине. — Во время пути и в праздничные дни, этот народ одевается в платье обыкновенное национальное. — Женщины носят короткую юбку, кофту, ботинки и чепец. — Я видел у всякой почти женщины складной нож с обмотанною вокруг спины цепочкою; для чего это? — не знаю. — Женский пол высшего состояния носит длинное платье, и спенсер во вкусе венгерском, облитый золотым позументом и шитьем, и, смотря по достатку, унизанный жемчугом и дорогими камнями. Так было тогда; как теперь — не знаю. Славяне росту высокого, телосложением стройные, с волосами темно-русыми длинными, которые они зачесывают назад, и рассыпают по спине. Глаза темно-голубые, лицо мужественное, приятное. — Они носят платье венгерского покроя. Во весь путь наш чрез Венгрию, Славяне принимали нас радушно, с чистою любовью; на ночлегах угощали радостно всем, чем только состояние их позволяло. Не скупились и Мадьяры, — и они не заставляли нас быть голодными. В Песте и во Львове для всех вообще нижних чинов открыты были театры; каждый мог войти и видеть представление без платы за вход. От нашей границы до г. Дукли дорога была прямая, гладкая, обделанная (шоссе); дорога в Венгрии точнёхонько такая, [140] как у нас проселочные: повсюду рытвины, гнилые мосты; но местоположение кое-где истинно прелестное. IV. 7-го Июня полк наш вступил в Штирию, (Steermark.), коронное владение Австрии. Мы шли:
Местоположение Штирии чудесное. Коренные жители Славяне, народ мужественный, но кроткий. В городах и местечках множество Немцев, живущих издавна. Здесь жизнь народа Славянского лучше, чем в Венгрии; но он так же под гнётом, так же трудно, так же невозможно быть между Штирийцами просвещению национальному, как и во всей Австрийской империи для Славян. И здесь Славянин должен оставить, забыть свой язык, учиться, языку Немецкому, быть Немцем, — и тогда только будет человеком. Вот маленький анекдот, слышанный мною во время похода; он объяснит кое-что о житье-бытье Штирийцев. (Продолжение будет). Комментарии 1. Пограничный с владениями Мадьяр. 2. В сборной избе стол, вокруг стулья и лавки. На столе: крест с Распятием Спасителя, Библия с Новым Заветом и книга земских законов. Сельский староста имеет власть охранительную и исполнительную, и строго покровительствуется и защищается законами. 3. Впрочем это такое постановление, за которое не следует осуждать Австрийское Правительство. — Ред. 4. Местопребывание Палатина есть замок Буда, стоящий на правом берегу Дуная, возле самого г. Песта. Буда, есть слово Славянское — Малороссийское Будинок дом, Збудовав построил, Будовати строить. Малорос. поют песню: збудуй мини злободы (хату, дом), а в чужую не веди. Стало быть замок Буда принадлежал когда-то Славянам, — построен ими, а не Мадьярами. 5. И в самом деле, мы ратники были богаты. У всякого была деньги; многие имели по 50 по 100 сер. рублей а поступившие из однодворцев, имели и по 1000 рублей да! то был век, время ныне не возвратимое. 6. Может быть скажут: как нейти бодро после хорошего завтрака, вина и водки? ошибутся, если так подумают: в былое время Русский воин знал во всем меру и вес. 7. Люди у нас в войсках были рослые, мужественные, молодцы — чистый Русский народ. — Куда же делся ныне рост народа, — эта мужественность? Посмотришь на вновь определяемых в службу: хило, малоросло. Куда ж делся рост народа Русского? А и пятидесяти лет еще не прошло! .... Переменилось всё под нашим зодиаком? 8. Пограничный с Италиею. Текст воспроизведен по изданию: Поход в Италию в 1799 году. Рассказ старика суворовского ратника // Москвитянин, № 1. 1844 |
|