|
ИЗ БУМАГ ГРАФА НИКОЛАЯ ПЕТРОВИЧА
ШЕРЕМЕТЕВА 1.
Во второй половине 1797 года положение графа Н. П. Шереметева при императоре Павле поколебалось, и он стал помышлять об уходе из звания обергофмаршала; к тому же здоровье его расстроилось, он не выходил из дому, а 7-го Сентября 1797 года написал следующие письма. Письма графа Н.П. Шереметева к императору Павлу и к князю А.Б. Куракину. Всемилостивейший Государь! Предыдущий 2 день рождения вашего величества 3 толико благословенный для России, для меня же особенно вожделенный, обязывает принести самолично всеподданнейшее мое поздравление вашему величеству, упасть к священным стопам вашим в изъявлении бесконечной моей благодарности за новое подтверждение в высочайшем указе, мною на сих днях полученном, монаршего благоволения и вашего всемилостивейшего внимания на службу мою, о котором не смел я доныне себя удостоверить; но жестокость болезни моей воспрещает меня от того долга. Примите, всемилостивейший Государь, обыкновенною вашею благостию таковой долг в сих строках, приносимый от верноподданного, чистым сердцем к особе вашей приверженного; сколь же скоро получу я малейшую свободу от болезни, поспешу прибыть к моей должности и польщусь доказать самыми опытами, что я не жалею ни сил моих, ни самой жизни принести в жертву Государю, меня столь много облагодетельствовавшему. Вашего Императорского Величества верный подданный граф Николай Шереметев. 7-го Сентября 1797 г. [158] В тоже время граф Николай Петрович решается высказать тревожившее его чувство другу своей молодости, князю Александру Борисовичу Куракину. Милостивый государь мой князь Александр Борисович. По многим опытам дружеского ко мне расположения вашего сиятельства не могу, наконец, не признаться вам в том, что скрывал столь долго и чего никому не захотел бы открыть на счет отправляемой мною службы. Она имеет два способа, из коих первым обыкновенно руководствуются, чтобы являть себя в глазах Государя расторопным, метаться при бываемых празднествах и столах, угождать царедворцам и успевать при всех наружностях. Сей образ управления есть самый блестящий, ежели вам сказать, самый надежнейший удержать себя на своем месте. Второй: чтобы не прилепляться к одним наружностям, но быть чаще упражнену в самые мелкие подробности, от которых все должности получают желаемое благоустройство, двор свое благолепие, а казна свои выгоды. Я всегда гнушался первым способом, быв воспитан правилами моих предков, искавших истинной пользы своим монархам, и потому лучше хочу лишиться всех милостей моего государя, нежели быть вероломным подданным, буде бы имел и самое надежное средство сокрыть от глаз человеческих таковые душевредные поступки, дабы не сделаться жертвою собственной своей совести. Но последний способ был и будет для меня самый приятнейший, к которому все честные люди привязаны; однакож имеет он в себе такие затруднения, коих, кажется, никогда не буду я в силах преодолеть. Мне совершенно затворены двери в кабинет его величества; я принужден бываю даже при самых важных и скорых случаях подавать мои доклады чрез другие руки, а сим образом теряю время во исполнении воли государевой. Мне становится гораздо неизвестнее образ мыслей его величества, нежели то было при начале моего вступления в должность. Может быть, лишился я сей милости по некоторым случившимся ошибкам; но они должны быть для нового и незнающего дворских обстоятельств человека весьма извинительны, тем паче, что при тогдашней перемене, при множестве важнейших дел, время было весьма коротко, и я не успевал докладывать так, как бы хотел. Вам известно, что и в приватном быту связь необходима; посудите же сколько она должна быть нужна между государем и [159] обергофмаршалом. Я никогда бы не отважился беспокоить его величество о всех мелочах моими докладами, но довольствовался бы представлять в кабинет одни важные и непременно требующие высочайшей резолюции. Впрочем же всякое слово, сказанное в публике и мимоходом, послужит к моему наставлению, просветит меня в моем неведении, даст мне понятие о тех вещах, кои благоугодны Государю, и приведет в желаемое действие все должности от меня зависящие, кои имеют основательную причину роптать за мою нерешимость на их представления. Вот, милостивый государь мой, те причины, которые убеждают меня удалиться от моей должности и кои повидимому снова останутся без всякой перемены, и я никак не уповаю выдти с честию из моего звания. Извините пространство письма сего, ибо я в нем отважился поверить дружбе вашей мои истинные чувства в некоторое облегчение бремени, меня отегощающего. Гр. Н. Шереметев. Сентября дня 1797 г. Дальнейшее писано к тому же князю Куракину, 3 Октября 1797 г., и приводится в переводе с Французского чернового подлинника. П.Б. Когда, по восшествии на престол, возложена на меня была тяжкая задача преобразовать двор и устранить злоупотребления, я, весьма естественно, и следовательно весьма легко, имел ежедневную возможность осведомляться о желаниях Государя, и таким образом, получая от него непосредственные приказания, благополучно достиг с Божьею помощью той цели, которая им была предположена. Два раза в день подносил я ему список для отметки лиц, которые допускались к обеду или ужину Его Величества, что и было для меня весьма удобно. Конечно, об утрате этого удобства сожалею я не из суетности и честолюбия. Этими пороками я никогда не страдал; но не могу я скрыть, как необходимо и для Государя, и для меня, чтобы я мог иметь к нему свободный доступ. Этим доступом облегчился бы мой труд, возвысилось бы мое значение, обеспечилась бы подчиненность и устранились бы всякие произвольные притязания, возникающие вследствие нарушения порядка, всегда во вред Государю. Вот два примера достаточных для того, чтобы показать, как беспрестанно приходится мне встречать препятствия и затруднения. Его Величество приказал починить и заново отделать почти все [160] дворцы, как городские, так и загородные; назначенных для того денег оказалось недостаточным; находясь все более и более в затруднительном положении, я решился положить этому конец и приказал отпускать товары на мой собственный счет. Если бы я не решился на это, то многие дворцы оказались бы необитаемы, и вина, несомненно, пала бы на меня. С другой стороны, Его Величество благоволило предоставить в мое распоряжение запасные и остающиеся сверх сметы деньги. На место старых медных блюд надо было приобрести хорошие серебряные, каких Его Величеству давно хотелось иметь, равно как починить золоченые приборы как для Их Величеств, так и для Их Высочеств и для молодых великих княжен, у которых вся посуда была перепорчена; но только что я успел об этом позаботиться, как назначенные для того деньги были у меня отняты и переданы в другое ведомство. Замечу кстати, что в иных случаях бывает много лишних издержек, а в других недостает денег на самое необходимое. Так например, у Дворцовой Конторы нет довольно денег на ее содержание; благодаря отсутствию надзора, в ней господствуют всяческая нечистота и неприличие. Ее беспрестанно осаждает целая толпа всякого звания людей; они толкутся в ее помещении, громко кричат, спорят, что проникает даже в залу совета, и в таком шумном месте невозможно заниматься делом с должным спокойствием и осторожностью. Мне нередко случалось, вследствие тамошнего шуму и гаму, уходить оттуда, даже и не начав того дела, за которым пришел. К тому же самое помещение Конторы представляет неудобство почти непреодолимое, оно находится, так сказать, на небесах, тогда как склады ее в самом низу. При всем усердии к делу невозможно переходить столь большое пространство так часто, как бы хотелось. Не могу скрыть и другого обстоятельства, от которого могут произойти для начальника Конторы неприятные последствия: секретари зависят непосредственно от Государя. Таким образом скромный и терпеливый начальник зависит от произвола своих подчиненных. Кроме того, на каждом шагу бываю я в неприятнейшем затруднении: мне приходится или раздражать просителей отказом, или брать всю ответственность на себя, так как всякий, имеющий право чего либо требовать, требует неумеренно. Я замечаю эту требовательность даже со стороны моих подчиненных: им бы лишь получить, а что затем будет, я в ответе. [161] Как для меня, так и для действительной пользы службы желательно, чтобы мне позволено было иногда или, по крайней мере в крайних случаях, докладывать Государю лично. Я не злоупотребляю этим преимуществом. Ежели Государь удостоит меня в этом отношении своим доверием, я попрошу, как милости, чтобы это было сообщено мне письменно и без чьего либо постороннего ведома, так чтобы я был положительно уполномочен не соглашаться на издержки, очень часто выходящие из предписанных пределов. В 1797 году затруднения были устранены, но в следующем году последовала резкая перемена во всем окружении Государя: граф Н.П. Шереметев уволился от должности обергофмаршала, которую занял обергофмейстер Александр Львович Нарышкин. Письмо князя П. М. Волконского 4. 22 Июня 1797 года С наступающим днем рождения твоего, дражайший друг, всею душою и сердцем всеискреннейше тебя поздравляю. Желаю сердечно и молю Бога, чтобы Он даровал тебе все желаемое и сохранил здравие твое навсегда невредимо и ниспослал тебе все Свои милости. Я, мой друг, уже третья неделя, как живу в Кривцове с дочерьми, благодаря Бога, изрядно; только силы мои весьма ослабевают: сколько ни стараюсь подкреплять себя, но старость и болезни весь корпус мой приводят в расстройку. Но да будет воля Божия! Два века не жить, а приходится отдавать долг натуре. Но оставлю сию неприятную материю с пословицей: чему быть, того не миновать. А скажу тебе, как я время провождаю. Встаю в восемь часов и сижу у себя в кабинете и ипохондричаю; потом в одиннадцать часов оденусь и пойду бродить; но больше, правду сказать, меня таскают, нежели я сам хожу. Возвратясь, по обыкновению, в два часа обедаю; компания моя: три дочери, Авдотья Николаевна и лекарь с женою. После обеда выйду на крыльцо, посижу и опять похожу туда и сюда, и, пришед домой, сяду в карты ворожить, то есть гранпасьянс (раскладываю) до ужина, в десять часов отужинаю и в двенадцатом ложусь спать. Вот, мой друг, тебе сказал препровождение моего времени. [162] Театр мой и все принадлежащее к нему рушилось, и актеры мои лучшие живут с сыном в Москве. И так мне нечем уже заниматься; да правду сказать, все и прискучило. Бывало, я ролями занимался, а нынче уже из актрис сделались швеи и всякий вздор в пяльцах шьют у дочерей. Вот, мой друг, какое превращение; музыканты мои также в разноте… Егорыч с лучшими в Москве, а со мною некоторые при должностях, а музыка у меня всегда нанятая; а чужая, духовая, которая со мною; у них ученики чужие и всегда у меня зорю играют. Ты, мой друг, никогда слышать не хотел, чтоб я театр бросил; но вот сбылось это, и он совсем пал и рушился сам собою. Не знаю, возстанет ли когда нибудь. С приезда моего сюда, всякий почти день дожди, а не то громы. 29-го числа целый день гром продолжался и была буря с градом престрашная; множество стекол у меня в хоромах перебило, и мы думали, что преставление свету. У меня всюду превеликие липы пополам переломало и больше ста дерев яблок из корню сломало и разодрало; но, благодарение Богу, недолго продолжалось, не более пяти минут; после обеда и еще ввечеру был гром и град гораздо больше прежнего и разными фигурами. Ко мне принесли градину, которую я карандашем очертил и с него здесь тебе сняв показываю 5. Но на этот град и страшно, и приятно было смотреть, ибо он был при солнечном сиянии; казалось, как золотой град шел и от него искры золотые от рефлекции солнца, и продолжался три минуты; но хлеб в поле, благодаря Бога, цел, только что сильно повалило, однако подымается. Вот, мой друг, всю тебе жизнь свою описал, а теперь принесу тебе сердечную мою просьбу не лишить меня драгоценной для меня твоей дружбы и твоих дружеских мне благодеяний, которыми я всегда наслаждался. Неужли я столько несчастлив, что ты меня забудешь? Нет, кажется, это быть не может, судя по доброте твоей души, и ты всегда любить будешь сердцем и душею тебе преданного, верного твоего друга князя Петра Волконского. Письмо графа А.Н. Самойлова. В следственность высочайшего Его Императорского Величества повеления, сообщенного мне сего часа в письме от графа Александра Андреевича Безбородка, должен я отдать вашему сиятельству оставшие после покойного генерал-фельдмаршала князя Григория Александровича Потемкина-Таврического серебряные литавры и о которых я [163] чрез графа Александра Андреевича осмелился всеподданнейше испрашивать высочайшей воли, куда благоугодно будет повелеть отдать оные литавры. Как я не имею при себе никого, опричь собственных моих людей, то не рассудите ли ваше сиятельство за благо прислать ко мне за ними кого либо, которому мог бы я порядочным образом их вручить? Ваше же сиятельство всепокорно я прошу, по получении оных, не оставить меня вашим уведомлением, чем много одолжите пребывающего навсегда и пр. Граф Самойлов. 17 Генваря 1797. Петербургского генерал-губернатора Н. П. Архарова. На почтеннейшее письмо вашего сиятельства имею честь ответствовать, что, по достоверному моему осведомлению, мука ржаная продается здесь в лавках и лабазах не дороже как от семи рублей до семи с полтиною куль, а крупа грешневая от шести до восьми рублей четверть. Николай Архаров. Генваря 31 дня 1797. И. И. Шувалова 6 1. Прошу ваше сиятельство приказать выдать за Сентябрскую треть жалованье учителям Пажеского Корпуса. Его Императорское Величество приказал в Москву отправить 12 камер-пажей и 48 пажей, о чем вашему сиятельству имею честь сообщить. Иван Шувалов. Февраля 7 дня 1797 года. 2. Получив отпуск мой от Его Императорского Величества в Москву, скоро туда и поеду, почему я докладывал Императору об отправлении камер-пажей и пажей. В мое отсутствие он мне приказал о сем снестись с маршалами, а как мне известно, что и ваше сиятельство скоро отъезжаете, то прошу отправление их препоручить остающемуся на время здесь гофмаршалу, который ежели надобно для него по сему от меня объявление, получить может. Впрочем честь имею быть и т. д. Иван Шувалов. 19 Февраля 1797 года. Н. П. Шереметеву. [164] Письмо А. А. Аракчеева. Посылаю к вам с просьбою, чтобы меня приказать уведомить, по приказанию Императора, что-ли у меня взяли лакеев и истопников, так, что я теперь должен в карете без лакея ездить; а дом казенный ваш, а истопника нету, и некому истопить. То я и прошу приказать меня об оном уведомить, чем обяжете того, который с почитанием остался покорным слугою Алексей Аракчеев. 12 Февраля 1797. Письма гофмаршала графа Тизенгаузена. 1. По вступлении моем, в силу приказания вашего сиятельства, в дежурство, встретились мне следующие обстоятельства вчерашнего дня, которые представив, сим прошу покорнейше разрешения. Во 1-х, госпожа Ливен требует, что находящемуся при Их Высочествах учителю Зиберху производим был стол во время вояжа и где либо и отсутственном месте присутствия даван ему был стол от двора. Я нахожу за нужное вам сообщить, что сей договор заключен был с ним не у нас в Копторе; стола же давать ему неудобно, ибо он живет в городе. То не лучше ли давать по 4 рубля деньгами в день, о каковой сумме и нужно, я думаю, доложить Его Величеству? Во 2-х, вчерашнего числа стол был на 90 кувертов, и без прибавки... был он не очень изобилен, и посему я за нужное и нахожу вам донести, не лучше ли будет нынешний день к оному столу прибавить блюд 20 и учинить на оное прибавление, ибо ныне оный стол будет не менее. В 3-х, до столов поднесено было вино в рюмках неполных, что совсем высочайшему двору благолепия не приносит; то не лучше ли будет приказать купить поменьше, дабы был гораздо лучший порядок? В 4-х, по отношению вашему о довольствии фрейлин и прочих писал я Шилгеру и надеюсь, что все будет им исполнено, но только надобно о сумме для платежа тому принять надлежащие меры. Исполняя приказание вашего сиятельства в точности, пребываю с истинным моим почтением и преданностью навсегда граф Тизенгаузен. Марта 20-го 1797 года. [165] 2. В ожидании принца Конде сюда, который уповательно пребывание свое иметь будет в Таврическом замке, необходимо нужно, ежели бы ваше сиятельство приказали на первый случай отпустить туда два пуда восковых и один пуд сальных свечей, а также подсвечников. Еще напоминаю вам о заготовлении билетов, в числе коих всепокорнейше прошу доставить мне 18. Граф Тизенгаузен. 4 Ноября 1797 года. Камерфрейлины Валуевой. По просьбе фрейлин и прочих девиц, живущих при дворе с оными, прошу ваше сиятельство сделать нам милость и испросить милостивого позволения продолжать нам иметь стол у себя на половине, как имели мы с прихода нашего из Москвы, в рассуждении отдаленности наших комнат и большого числа девиц, из которых случаются нездоровы и не в состоянии выходить за стол. Вы сим чувствительно обяжете всех нас. Екатерина Валуева. 3 Ноября 1797 года. Архитектора Бренны. Его Императорское Величество указать высочайше соизволил выбрать из Эрмитажа из излишних картин на две или на три комнаты для Его Императорского Высочества великого князя Константина Павловича. А как скоро ваше сиятельство изволили приказать оные комнаты мне показать, то по оным и выберу нужные картины. Бренна. 10 Декабря 1797 года. Сергея Крылова. Осмеливаюсь вашему сиятельству донести, что Государь Император, Их Императорские Высочества и вся свита прибыли в город Казань сего Мая 24 дня в шестом часу после полудня благополучно и во всю дорогу, начиная от города Павловского до Москвы, и от Москвы до города Казани, как Государь Император, так и Их Высочества, и вся свита совершенно были довольны как то столом и всей услугой, за что я от их императорских высочеств великих князей получил благодарность, о чем ваше сиятельство честь имею уведомить, и дай Бог, чтобы мне быть столько счастливу и на обратный путь из Казани до города Павловского. Я же смею донесть вашему сиятельству о всех людях при свите, как то официантах, метр д'отелях, [166] ливрейных служителях и поварах, что я всеми совершенно доволен и столько счастлив, что всякий свои приказания выполняет в совершенной точности и с превеликой охотой, то и осмеливаюсь всех вашему сиятельству рекомендовать, и признаться могу, что с оными людьми можно всюду ездить. Но еще донесу, что Государь Император изволит выехать из города Казани сего Мая 30 дня по утру по новому маршруту и прибыть изволит в город Павловск будущего Июня 12 дня. Извините меня, ваше сиятельство, что я так в скорости к вам описал по причине той, у нас сегодня в саду, где Государь изволит иметь пребывание, будет собрание, то мне, признаться, время нет, а фельд-егерь отъезжает, а я имел желание обо всем уведомить, и я уверен, что ваше сиятельство меня в том простите милостиво. Пребываю с моим высокопочтением и преданностью покорный слуга Сергей Крылов. 26 дня 1798 года. Город Казань. Неизвестного лица. Le general Obolianinoff me mande que les appartements de Ses Altesses Imperiales les Grands-Ducs et les Grandes-Duchesses dans le nouveau corps du palais de Gatchina sont finis et que le temps presse pour les ammeublements; il croit meme, que si l'on tarde encore, on ne pourra plus loger la cour, et comme vous m'avez communique l'ordre de Sa Majeste que c'est vous qui etes charge pour meubler ces appartements, sur quoi tous les magasins vous ont ete ouverts et vous avez deja choisi des meubles et des tapis, je vous prie par consequent de me faire savoir ce que je dois repondre la-dessus au general Obolianinoff, et d'autant plus que c'est une expedition extraordinaire et qui demande, comme vous m'avez dit, jusqu'a 150000 roubles. Il faut absolument avoir une somme destinee a cette depense, puisque je n'ai meme pas 10000 roubles de reste de la somme de kamersalmeisterska et qui doivent etre encore payes pour les depenses faites de cette annee. le 13 juin 1798. Статс-секретаря H. И. Неплюева. Препровождая при сем к вашему сиятельству сего утра воспоследствовавший высочайший указ, по коему Государь Император поручает вам главное над театральными зрелищами ведение, честь имею поздравить вас с сим новым знаком монаршего к вам благоволения и при [167] том по высочайшему повелению уведомляю вас, что Государь Император, вследствие желания вашего, указать изволил быть под непосредственным ведением вашим камергеру графу Чернышову; вам же нераздельно одному иметь попечение о порядке во всех частях новой должности вашей, употребляя его графа Чернышова сообразно склонностям и вкусу его по сей части. Неплюев. Февраля 14 дня 1799 года. СПБ. Г.Р. Державина. 1. Всепокорнейше прошу ваше сиятельство принять на себя труд и приказать меня завтра представить Их Императорским Величествам со всеподданнейшею моею благодарностью за всевысочайшую милость, которую я получить удостоился награждением табакерки с брильянтами. Пребываю впрочем с глубоким моим всепочтением и таковою же преданностью всепокорнейший слуга Гавриил Державин. 18 Декабря 1798 года. 2. Будучи удостоверен в милостивом вашего сиятельства ко мне расположении, осмеливаюсь покорнейше просить вас об определении в Пажеском Корпусе на порожнюю вакансию, по приложенной при сем записке, подпоручика Клушина, который известен мне с хорошей стороны как в поведении, так и в знании Французского и Немецкого языков и прочих наук. Сим меня особливо одолжить изволите. Гавриил Державин. Извиняюсь, что вчерась изустно позабыл попросить. 15 Ноября 1798 года. Записка: подпоручик Клушин просит о помещении его на открывающуюся в Пажеском Корпусе вакансию гофмейстерского помощника. Переписка с графом Аполосом Епафродитовичем Мусиным-Пушкиным. 1. Monsieur le comte. J'ai entendu l'annee passee Sa Majeste l'Imperatrice dire qu'elle mangerait avec plaisir des grenouilles qu'elle aimait beaucoup, si on pouvait s'en procurer ici. On vient de m'en apporter un pot, et je m'estimerai heureux de pouvoir procurer ce petit regal a Sa Majeste Imperiale. Veuillez etc. Le comte Apollos de Moussin-Pouchkin. le 16 Avril 1798. [168] 2. Monsieur le comte. C'est avec beaucoup do succes que j'ai eu le plaisir d'executer la commission dont vous avez bien voulu me charger, et le regal que vous avez envoye etait recu avec une bienveillance particuliere. Si vous voulez bien me croire a cette occasion, vous pourriez lui faire encore plaisir en fournissant de temps en temps une pareille provision de la meme sorte. J'ai l'honneur etc. Comte N. C. le 17 Avril 1798. 3. Monsieur le comte. On ne saurait etre plus reconnaissant que je ne le suis de la bonte que vous avez eu de faire valoir ma petite offrande, ainsi que de l'assurance qu'un semblable envoi serait a l'avenir recu avec la meme indulgeance. Quoique la saison de ce plat tire vers la fin, je me flatte de pouvoir en procurer encore dans le courant de la semaine et prendre a liberte de l'adresser a votre excellence. Comte Apollos de Moussin-Pouchkin. le 17 Avril 1798. 4. Monsieur le comie. Je profite avec un extreme empressement de permission que vous avez bien voulu m'accorder de vous adresser un nouvel envoi du plat quia si bien fait portion la semaine passee. Comme la saison en est entierement finie, ce sera le dernier cette annee-ci, et il ne me reste que l'espoir qu'il sera recu avec la meme bienveillance que le premier. Comte Apollos de Moussin-Pouchkin. le 22 Avril 1798. Приказ графа Н.П. Шереметева. Никита Александров. Посылаю к тебе табакерку бриллиантовую, из которой в середине вынул я нарочно медальон, почему и осталось пустое место. Оное сделано для того, что Государь позволил тут поставить его портрет, писанный из красок, и для того тебе и Аргунову должно поговорить и приискать хорошего мастера, которому велеть найтить самого лучшего мастера, который пишет хорошо, и велеть написать портрет Государя миниатюрный и в оную табакерку вставить и под [169] хорошее стекло, и стараться, чтобы написать самый схожий и чтобы как можно не мешкав вставить и ко мне прислать. Съездить тебе к Дефаржу к Кезенбеку и к Нюрембергцу и если где что есть новое и хорошее или что приятное, такое что я люблю, то ко мне привези; если из фарфоров что есть, тарелки или чашки, то хотя по одной на пробу. Что нибудь привези, постарайся хорошенького, что нибудь приятное, и с пустыми руками не приезжай, также из хрусталю Англисского. Поищи хорошенько. Граф Николай Шереметев. Июля 13-го числа 1798 г. Священника А. Федорова. Я, нижайший ваш богомолец, бью челом. По неизреченной вашей ко мне милости пожалован мне для послуг мальчик Иван Седов, который ныне стар и дряхл и худо видит, с великою нуждою лошадью владеет и до церкви меня немощнего неоднократно с дрожек и с саней опрокидывал. Уповая на великие ваши щедроты, пад на землю, прошу оного мне служащего по милости вашего сиятельства беспорочно 28 лет определить в богадельню, которого состояние и простоту все вашего сиятельства служители довольно знают; а мне немощному, уже близко смерти находящемуся, в послуги вместо оного Седова пожаловать другого. И о сем милостивейшую учинить резолюцию. Вашего высокографского сиятельства грешный слуга и богомолец старый Кусковский иерей Алексей Феодоров. Августа 20-го дня 1799. Графа Д.И. Хвостова. К Н.П. Шереметеву. Имею я долг принести всеподданнейшую благодарность мою Государю Императору за всемилостивейшее, вопервых, соизволение родственнику моему, князю Италийскому, графу Аркадию Александровичу Суворову-Рымникскому на бракосочетание с герцогинею Саганскою 7; а вовторых за пожалование шурина моего, князя Андрея Ивановича Горчакова в генерал-лейтенанты, и потому прошу ваше сиятельство внесть меня в реестр для представления к его императорскому величеству. Дмитрий Хвостов. Февраля 18 дня 1800 года. [170] Графа П.А. Палена. Государю Императору благоугодно, дабы были здесь в городе балы, и как ваше сиятельство изъявили на оное согласие, то его императорское величество указать соизволил, чтобы вы, милостивый государь мой, сие начали, то покорнейше прошу для донесения Государю Императору уведомить меня с означением дня, в который вы предполагаете дать бал. Пребываю со всем к вам почтением покорный слуга граф фон-дер Пален. № 674. Ноября 27 дня 1800 г. Приказ графа Н.П. Шереметева. На уничтожение переулка, который с Воздвиженки пролегает на Никитскую мимо моих домов, я согласен, если правительство оное дозволит 8. Граф Шереметев. Июня 22 дня, 1800. Письмо гофмаршала графа Ю.М. Виельгорского. Его императорское величество указать соизволил, дабы от ныне впред навсегда во время высочайшего где-либо их императорских величеств присутствия придворными должностями для приуготовления кушанья и прочего Невской воды не было, а употреблять оную всегда такую, какая где имеется. И сей его императорского величества высочайший указ придворной конторе объявляю ко исполнению. Граф Виельгорский. В Валдаях, Марта 11 дня 1797 г. 9 Высочайший указ о театрах. Нашему действительному тайному советнику князю Юсупову. Спектаклям и музыке при дворе нашем повелеваем быть в ведении вашем с тем, чтобы вы управляли сею частию, яко в числе общего дворцового разряда состоящею, на следующем основании. Первое, всех принадлежащих к спектаклям и музыке придворных людей иметь вам в точной дирекции вашей, иностранцев выписывать, заключая с ними договоры и своих собственных актеров, танцовщиков и музыкантов заводить. [171] Второе, определенную из кабинета нашего на содержание сея части сумму сто семьдесят четыре тысячи рублей принимать в ваше распоряжение, а равномерно причислять в доход и весь сбор, получаемый с городовых театров, на которых позволяются зрелища, представляемый актерами вашего ведения, держа всему тому приходные и расходные книги и отсылая оные в придворную нашу канцелярию для ведения генерального всему по двору счету. Tpemиe, принимать от нас повелении касательно спектаклей на придворных театрах в городе и в загородных дворцах; но что касается до входа в оные, о том распоряжения по воле нашей будут в действо производимы чрез обер-гофмаршала и гофмаршалов. Четвертое, для всех спектаклей на придворных театрах получать от Придворной Конторы освещение, мебели и прочия необходимо нужные вещи, принимая и возвращая все то с росписками; в случае же спектаклей в загородных дворцах от придворной конюшни получать потребное число экипажей для привоза и отвоза, театральных служителей. Пятое, Французскую труппу по старости и неспособности большей части актеров отпустить, учиня с ними рассчет в удовлетворение тех, кои не дожили до срока, в контрактах их положенного, и препроводя их для получения заплаты в кабинет наш; тем же, кои заслужили пенсии, всего на шесть тысяч триста рублей ежегодно, указали мы производить оные из кабинета по смерть их. Шестое, стараться составить наилучшим образом оперу Итальянскую, так чтоб актеров хороших в ней было достаточно, не токмо для комической части, но в случае надобности и для сериозной, следовательно были бы певцы и певицы для стола и концертов, тоже балеты, и наконец театр Российский. А дабы по причине запрещения спектаклей, в рассуждении траура продолжаемого, не поставить дирекцию над театрами в убытке, указали мы сверх ежегодной суммы отпускать в ту дирекцию из кабинета, начиная с пятого Ноября сего года, по пяти тысяч рублей на месяц, до того времени покуда последует наше дозволение на открытие театров. Седьмое, хотя, как выше сказано, дозволяется в пользу дирекции над спектаклями давать оные на городовых театрах за установляемую плату, но строжайше запрещаем почитать сии зрелища за придворные; и для того при оных отнюдь не употреблять придворной ливреи. Что же касается до предохранения от шума и всякой [172] непристойности, все сие относится к наблюдению полиции, от которой назначаемые дирекциею режиссеры завися, надлежащую помощь получать; и в прочем ей во всяком происшествии отвечать должны, что самое разумеется и в маскарадах, на театре ли оные, или же по дозволению полицейскому частным человекам в доме за деньги даваны будут. Осьмое, вольные спектакли запретить давать во весь Великий пост и во всю неделю Святые Пасхи, во весь Успенский пост, за две недели до Рождества Христова и до 28 Декабря, в день Воздвижения Креста Господня, в день усекновения главы Святого Иоанна, накануне Богоявления Господня и во все Субботы; оратории же духовные в течение Великого поста, кроме первой и последней недели, давать позволить. Сими распоряжениями при добром старании и наблюдении вашем нетрудно вам будет привесть вверенную вам часть в лучшее состояние, в чем мы на усердие ваше надеемся, пребывая вам благосклонны. Павел. С.-Петербург, Декабря 22-го дня 1796 года. * Оканчивая здесь печатание тех бумаг Н. П. Шереметева, которые относятся к царствованию императора Павла, приносим за сообщение их в "Русский Архив" благодарность нашу графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву. Это хотя и случайные, но подлинные, живые черты удивительного времени, пережитого нашими предками с 6 Ноября 1796 года по 12 Марта 1801 года. Сколько разнообразных ощущений и душевных мук должен был испытывать тогда граф Николай Петрович, знавший близко, с самого детства, прекрасные качества Павла Петровича, любивший его искренно и поставленный в невозможность предотвращать несообразности и бедствия, проистекавшие от болезненного настроения его государя и друга! П.Б. Комментарии 1. См. "Русский Архив", сего года II, 497. 2. По нынешнему: наступающий. П. Б. 3. Император Павел родился 20 Сентября 1754 года. П. Б. 4. Это был действительный тайный советник князь Петр Михайлович (по Родословной Книге князя Долгорукова, I, стр. 262, № 217). Потомство его пресеклось в 1845 году, с кончиною его единственного сына, камергера князя Михаила Петровича, тоже театрала. П. Б. 5. В подлинном письме нарисована пером елипсовидная градина. П. Б. 6. И. И. Шувалов был тогда оберкамергером. Он, по старости, в Москву не поехал и скончался весною этого 1797 года, а граф Н. П. Шереметев позднее занял эту его должность. П. Б. 7. Брак не состоявшийся. Герцогиня Саган (ур. Роган) вышла за князя Василия Сергеевича Трубецкого. П. Б. 8. Предположение не состоявшееся. Шереметевский переулок в Москве до сих пор процветает. П. Б. 9. Писано на пути в Москву, на коронацию. П. Б. Текст воспроизведен по изданию: Из бумаг графа Николая Петровича Шереметева // Русский архив, № 10. 1897 |
|