Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

САРЫЧЕВ Г. А.

ПУТЕШЕСТВИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ГЛАВА IX.

Отправление мое из Охотска на байдаре морем к реке Улькану. Замечание о низменном береге. Знаменитой мыс Ханянгда. Крепкой ветр и опасность от него. Остров Нансикан, и промыслы на нем. Губа святого Феодора. Прибытие на Улькан. Отправление на реку Алдому. Описание алдомского залива, и дороги до Якутска. Нечаянное прибытие Капитана Фомина. Мнение о заведении порта на Алдоме. Река Амур. Возвращение на реку Улькан, потом в Охотск.

1789 г. Апрель. Весною должен я был, по повелению Начальника Экспедиции, описывать морской берег, простирающийся от устья реки Охоты к Юго-Западу до реки Улькана. На сей конец принялись строить деревянную байдару, удобную к плаванию морем, подле берегов, величиною в двадцать пять футов. В Апреле, строение было окончено, и я совсем приготовился в путь; но как тогда у берегов стоял еще лед, то не ранее 31 Маия, можно было выехать из устья Охоты. Служителей взял я с собою десять человек, в том числе два Геодезии Унтер-офицера; морской провизии запасено на три месяца. [136]

В первой день путь наш был не очень поспешен за противным ветром и волнением. На другой день поутру миновали реку Урак; за сильным течением и буруном, в ее устье войти было не можно. Не много по далее от Урака, впадают в море две небольшие речки, Чичиканка и Хомот; текут обе из Уракских гор верст по тридцати.

Июнь. Два дни не приставали мы к берегу за великим буруном; а на третий, при приливе воды, вошли в устье двух соединившихся речек Марияканки и Андыча, которые текут обе из ближних гор, верст по сороку. На последней, в двух верстах от устья живут две семьи Якутов. Между речками Марияканкою и Хомотом есть озеро, называемое Марияканское, длиною на десять верст, шириною полверсты; лежит оно в параллель с берегом близ моря, и соединяется небольшим ручьем, с речкою Хомотом. Озеро это, равно как и прочие озера, имеющие одинакое положение вдоль по морскому берегу, кажется, произошли от речек, которые сперва текли по нескольку верст подле самого моря вдоль берега, но после, при большом наводнении стремительностию своею прорывали узкие перешейки, отделявшие их от моря, и тем открыли себе другие устья, оставя в стороне прежнее приморское течение; от сего произошли продолговатые, из рек выдавшиеся вдоль моря проливы; напоследок течение и [137] бурун засыпает мелким камнем, с обеих сторон, устья сих проливов, и таким образом превращаются они в озера.

В полночь, при полной воде, отправились далее, и поутру на другой день, с немалым трудом вошли против сильного течения, бичевою в устье реки Ульи, которое шириною семьдесят пять сажен; при входе в него нет никаких банок; глубины здесь в малую воду не менее двух сажен, а в устье три и четыре сажени. С правой стороны из реки вышел залив, продолжающийся семь верст, близ самого моря, шириною на половину версты; а с левой, при самом устье, впадает речка, называемая Елгян, течение которой полагают сто пятьдесят верст, и которая пред впадением своим в реку Улью, идет близ самого моря верст шесть. В Елгян впадает несколько небольших речек, в числе коих текущая с правой стороны из ближних гор речка Джудмал.

Река Улья выходит из того хребта, которой отделяет Улькан от Маи. В двух стах верстах от ее устья есть высокой порог, по коему, для чрезвычайной его высоты и крутизны, спускаться никакими судами невозможно; впрочем далее от него на лодках вниз плыть способно. Лее, на строение годный, находится, по уверению Тунгусов вверху реки в довольном количестве. Здесь простояли мы, за худою [138] погодою, одни сутки; в это время шел дождь, потом снег, которым покрыло все ближние горы.

От реки Ульи продолжали плыть с попутным ветром под парусами. Берег шел от самого Охотска низменной, высотою не более трех сажен; за ним горы, в расстоянии верст на пятнадцать, которые у реки Ульи подходят ближе.

Как низменный сей берег, от самых гор, весь состоит из мелких окатанных камешков; то думать надобно, что море омывало прежде подошвы тех гор, и что в последствии времени составился этот берег: сему кажется, способствовали текущие из гор реки, приносящие беспрестанно в море мелкие камешки, которые оно волнением выбрасывает на берег, и приметно всякой год его прибавляет.

В двадцати пяти верстах от Ульи, горы подходят к самому морю, откуда начинаются утесы, и продолжаются на двадцать верст, высотою в иных местах, по глазомеру, до ста сажен. Далее берег идет местами осыпью, и местами увалом, высотою до восьми сажен; горы здесь удаляются несколько от моря. Около сих мест видели мы в трех юртах оленных Тунгусов, живущих для промыслу медведей, которых здесь водится множество; и как они питаются выбрасываемою из моря морскою капустою, то всегда ходят стадами по взморью для сыскивания пищи, и [139] Тунгусы удобно могут их стрелять. Медведи здешние чрезвычайно смирны и боятся людей.

На четвертой день миновали реку Гюнчи; ширина ее в устьи до одиннадцати сажен; выходит она из хребтов, и вершиною своею склоняется к Юго-Западу. С нею соединяются две речки, Нандакан и Уба, первая с левой, другая с правой стороны. От сей реки в пятнадцати верстах, начались опять каменные утесы. Первой, выдавшийся в море, высотою до ста сажен, называется мыс Ханянгда. Замечание достоин он потому, что под ним водятся морские львы, или по здешнему, сивучи; несколько из них видели мы лежащих под утесами на камнях. На вершине утесов гнездится множество разных родов птиц, как-то: чайки, урилы, ары, топорки, ипатки и каменушки.

Подле сего мыса подхватил нас крепкой попутной ветр, и борясь с противуположным ему течением моря, произвел сильное волнение. Валы морские, отражаясь от утесов, сделали сулой: так называются здесь поднимающиеся столбами, от взаимного ударения волн, всплески: ими едва нас не залило, и мы находились в великой опасности; но чрезвычайно быстрым ходом байдары, которая в это время шла не менее шести миль в час, отражало с обеих сторон стремящиеся в судно волны и сохраняло нас от потопления. К щастью увидели мы между утесами, в одном месте, [140] пологой берег, к которому и хотели пристать; но лишь только подошли к нему, то сильным волнением бросило байдару на бок; и ежели б люди не успели заблаговременно выскочить, и поддержать, то следующим валом опрокинуло бы ее совсем, и изломало, и может быть кто-нибудь из нас нашел бы тут свою погибель.

Двои сутки пробыли мы здесь, занимаясь сушением подмоченной провизии и платья. Между тем ветр утих, волнение стало меньше, и мы отправились далее. С начала обошли другой утесистой каменной мыс, называемой Енкан. Против самой его оконечности, саженях в семи, есть отделившийся от него каменной столб, на подобие башни, вышиною равный почти с ним. В семи верстах от него далее, впадает в море речка называемая Кекра, которая течет между хребтов верст шестьдесят, принимая две равные себе величиною реки, Кивангду и Иняну, первую с правой, другую с левой стороны; вершины их в одном хребте с рекою Гюнчи.

Против устья Кекры, на взморье, должны были мы простоять всю ночь на якоре потому, что войти в нее, за великим буруном, было невозможно.

На шестой день, пройдя не много за утес, называемой Оджан, против небольшого острова нашли в четырех юртах оленных Тунгусов, которые живут [141] здесь для промыслу по взморью медведей, на горах диких баранов, а на острове Нансикане сивучей. Сей остров лежит от берега в трех милях; он весь из утесов дикого камня; величиною в полмили Италиянской; на нем водится множество водяных птиц из прежде упомянутых родов. Тунгусы во все лето довольствуются от них с избытком яйцами, которые обирают они по островским утесам через два или три дни, чтоб птицы не имели времени их насиживать: по чему яйца достаются им всегда свежие.

Переночевав здесь, пошли поутру далее, и в полдень миновали речку, называемую Токчи; ширина ее в устье до десяти сажен, а до вершины ее двадцать верст; с нею соединяются с правой стороны, от устья в семи верстах, речка Огонькан, которой вершина находится в хребте, отделяющем впадающие в море реки от тех, кои текут в Маю. От сего места берег пошел опять каменным утесом, и местами продолжался горою, верст на двадцать. Там где оканчиваются утесы, у маленькой речки, остановились мы ночевать.

7. В поддень дошли до залива, названного мною заливом Святого Феодота, который пространством на четыре мили, и закрыт от Юго-Западных и Северо-Восточных ветров; на дне его песок, и изредка попадаются большие камни. Ни речек, ни источников [142] в него не впадает; на якоре, разве по нужде стоять можно; глубина в половине версты от берегу, пять, шесть и семь сажен; в Северо-Восточной только стороне гребными судами приставать можно; берег пологой и пещаной; от волнения со всех сторон закрыт; в прочем по всему заливу у берегов подводные камни. От сего залива начинается каменной утес, называемый мыс Еикан. Он состоит из дикого камня; высотою местами более ста сажен; близ него на каменьях мы видели много лежащих сивучей. За Еиканом далее есть небольшая губа, которую назвал я губою Святого Феодора. По входе в нее, при полной воде, показалась она мне хорошею гаванью: я описал ее весьма тщательно; но вымеривая глубину ее в малую воду, нашел, того она чрезвычайно мелка. На пещаном берегу залива находили много выкидных разных раковин. Широта здешнего места, по наблюдению моему, 57°, 3'.

От сего места дошли мы в полдни до реки Улькана, где должен я был, в силу данного мне повеления, дожидаться прибытия Начальника: он намерен был из Якутска приехать берегом прямо на сию реку.

Улькан описан был прошлого года посыланным от меня с устья Маи Штурманом. Ширина его в устье девять сажен, глубина в малую воду три фута, а немного подалее от устья вверх, полтора фута. Широта [143] здесь, по наблюдению моему, 57о 00'; возвышение прилива от шести до семи фут, а во время новолуния девять и десять фут.

Близость реки Алдомы, и то, что слышал я об ней в Якутске, побудили меня осмотреть ее. И так 10 Июня поутру, отправился я морем на байдаре, в намерении описать в проезд и берег, к ней лежащий. В полдень вошли мы в Алдомской залив, названный так по имени реки Алдомы, впадающей в него с Западной стороны. Сей залив закрыт от Востока протянувшимся к Югу гористым полуостровом, соединяющимся с матерою землею, узким низменным перешейком. Глубины по всему заливу в малую воду не более пяти с половиною сажен, и то перед входом. Впрочем третья часть его при отливе обсыхает, и тогда остаются только небольшие из реки протоки, в которых глубина на полтора фута.

Алдома имеет две вершины: во первых выходит она из Яблонного хребта, и тут называется собственным своим именем; во вторых под именем Танчи, выходит из тех же гор, из которых вытекает и речка Улькан, и соединяется с Яблонною Алдомою в тридцати четырех верстах от ее устья. По ней лежит дорога на Маю. В шестидесяти верстах от моря переезжают не высокой пологой хребет [144] и спускаются на речку Челасту, впадающую в реку Уй, во ста двадцати верстах от хребта выходят на реку Маю, близ устья реки Уи, откуда уже на лодках иди плотах можно плыть водою до реки Алдана. Из сего видно, что дорога от Якутска до здешнего места гораздо удобнее, нежели к Охотску; переезд берегом только сто восемьдесят верст, и на сем расстоянии один плоской хребет, через которой можно ехать на телегах. Далее дорога идет все по реке Мае, на которой нет никаких порогов и больших россыпей; а что она не так быстра, как Юдома, доказывается тем, что по ней вниз спускаются на плотах; по Юдоме ж напротив того с великою опасностию и на лодках плыть можно. На устье Алдомы живут в трех юртах пешие Тунгусы, питающиеся одною ловимою в ней рыбою, которая та же самая, что и в Охотске, и приходит в обыкновенное время года; однако ж в Алдоме нет совсем нярки, ломков и хариузов.

В исходе Июня приезжают сюда оленные Тунгусы от Удской и Майской стороны, и живут здесь по нескольку времени для промыслу рыбы.

К строению годного лесу на Алдоме, по уверению Тунгусов, нет совсем; но я приметил, что между наносными деревьями по берегам ее есть и такие, [145] которые в отрубе на четырех саженях, толщиною от двенадцати до четырнадцати дюймов.

На реке Алдоме пробыл я для описи ее двои сутки. Между тем, сверх всякого чаяния, приехал туда ж от Удской стороны на байдаре Капитан Фомин. При встрече нашей, удивление с обеих сторон было чрезвычайное. В самом деле, кто из нас мог воображать, что в толь отдаленном и пустом месте, и при том так нечаянно найдем мы друг друга ? От чего свидание наше было тем чувствительнее.

Господин Фомин имел повеление на реке Уде основать порт. Но как устье ее нашлось очень мелководно и к принятию судов неспособно; то он должен был искать другого выгоднейшего положения; отправился на байдаре из Удского острога, и осматривал весь морской берег как от устья реки Уды к Востоку до границ Китайского владения, так и к Северо-Востоку до реки Алдомы: однако ж нигде не нашел желаемого. Один только Алдомской залив показался ему несколько удобным к заведению порта, потому, что он закрыт ото всех ветров, кроме Южного; но и тут, в защиту судам можно сделать мулю на каменном рифе (Риф называется, выдавшаяся узкою косою мель.), выдавшемся внутрь залива от гористого полуострова, на двести сажен; глубина позади сего рифа от тринадцати до четырнадцати [146] футов; следственно небольшие суда свободно и безопасно стоять могут. Сверх того дорога до Якутска от сего места способнее, нежели из Удского острога. Впрочем известно уже как по прежним, так и по нашим описаниям, что кроме сего залива других удобнее нет; также и рек больших в Охотское море не впадает, кроме славного Амура, текущего около 4000 верст, большею частию через Китайское владение, и на конец впадающего в Охотское море не в дальнем расстоянии от наших границ.

Сия река прежде принадлежала России, и с 1664 по 1689 год Руские козаки и промышленники собирали ясак со всех живущих по ней народов, до самого ее устья. По берегам ее построены были города, остроги и деревни, и заведено хлебопашество. Земля сия плодородна, рыбы здесь изобильно, и поселяне жили в совершенном довольстве; со временем край тот мог бы сделаться благополучнейшею страною во всей России. Китайцы, завидуя вновь заводимым селениям, и боясь может быть опасных для себя из того следствий, старались, сколько можно, воспрепятствовать распространению наших заведений, и посылали не малые войска для истребления оных; но Россияне храбро оборонялись до учиненного между нами и Китаем в 1689 году трактата, которым оставлена за Россиею верхняя только часть Амура, под именем рек Шилки и Аргуня; они сливаясь близ [147] новоустановленных границ, составляют реку Амур. От сего места далее вниз вся река уступлена Китайцам, и бывший на берегу Амура Российской город Албазин с селениями и с Аргунским острогом на Южной стороне реки Аргуни, разорен; остался только город Нерчинск, но после, на Северной стороне Аргуня, вновь построен Аргунской острог.

Китайцы от владения рекою Амуром не получают никакой пользы; но если б она до сих пор оставалась под Российскою Державою, то мы без сомнения давно бы владели всем Восточным океаном, но и торги бы на сих морях могли производить несравненно выгоднее всех прочих Европейских держав.

Господин Фомин удержал меня на Алдоме еще двои сутки, с тем, чтоб со мною вместе ехать берегом к реке Улькану на оленях; байдару свою отпустил я морем вперед. Расстояние от Алдамы до Улькана берегом около тридцати верст; в дороге пробыли мы не более шести часов, и приехали к устью Улькана, где оставлена была палатка и люди, которые меня ожидали. Г. Фомин сделал мне удовольствие пробыл со мною двои сутки, после чего простился и поехал обратно на реку Алдому.

Я уже упомянул, что по данному мне повелению должен был здесь ожидать Капитана Биллингса, который имел намерение из Якутска берегом приехать [148] на сию реку, чтоб вместе со мною отправиться на байдаре в Охотск. В это время позволил я служителям съездить к мысу Ейкану за промыслом сивучей. Через два дни возвратились они, и привезли двух сивучей, которых убили из винтовки. Стреляют их обыкновенно лежащих на каменьях и в самом близком расстоянии, так, чтоб можно было безошибочно попасть в темя или в висок: по этим только двум местам можно сивуча убить до смерти: в противном случае уйдет в воду, и хотя умрет там, но уже достать его нельзя, потому, что тотчас потонет. Мясом сих двух зверей, которого было, как кажется, не менее восьмидесяти пуд, загрузили почти всю байдару: служители ели его с великим удовольствием, и оно казалось им отменно вкусно; однако я не мог его есть, кроме ластов, мозгу из головы и почек, которые не имели никакого отвратительного запаху и были довольно хороши. 27 Июня получил я чрез Тунгусов от Капитана Биллингса повеление, не дожидаясь его прибытия на Улькан, возвратиться в Охотск. В следствие чего того же дня предприял я обратной путь. На шестой день, при самом крепком ветре и сильном волнении, вошли в устье реки Ульи; после того заходили в реку Урак, где пробыли, для описания оной, двои сутки. Ширина сей реки в устье семьдесят сажен, глубина [149] в малую воду пять и шесть футов, а не много далее вверх, два и полтора фута. Три года назад, Урак впадал в море немного западнее; но при большом бывшем тогда наводнении, прорвало узкой перешеек, отделявший реку сию от моря; от чего прежнее устье забросало, и река течение свое начала иметь через сделанный прорыв. Сказывают, что прежнее устье было гораздо глубже.

На здешних берегах Урака, живут несколько Якутов, переселившихся из Якутска. Также находятся казармы и еленги купца Шелехова, где строил он три судна.

7 Июля вошли мы в устье Охоты, и были встречены на берегу всеми почти городскими жителями. Начальник наш и прочие чиновники были все в Охотске. По представлении мною журналов и карт моего плавания, определен я, под главною коммандою Капитана Биллингса, на судно Слава России, которое уже было спущено на воду и вооружалось. Длина его по палубе восемьдесят шесть футов и шесть дюймов, ширина двадцать три фута восемь дюймов; глубина девять футов и шесть дюймов. Другое судно стояло еще на еленге и приготовлялось к спуску. [150]

ГЛАВА X.

Спуск судна называемого Доброе намерение. Вооружение судов. Слава России переходит к устью Охоты, и потом на рейд. Судно Доброе намерение, выходя на рейд, разбивается при устье Охоты. Отправление наше с Охотского рейда. Крепкой ветр. Открытие острова Ионы. Путь между Курильскими островами. Прибытие в Авачинскую губу и вход в Петропавловскую гавань.

1789 г. Июля 8, при обыкновенных обрядах, спустили другое судно на воду, и назвали его Добрым намерением. Это судно против Славы России меньше пятью с половиною футами; коммандиром на него определен Капитан-Лейтенант Галл; к нему под начальство назначен Капитан-Лейтенант Беринг с приличным числом низших чинов.

Оба судна поставили мы на Охоте, прямо против города, и старались сколько можно, поспешать вооружением, которое более всего нас затрудняло: матрозы все почти были из козаков, набранные по разным городам Сибири. Они не только не плавали в море, но и морских судов никогда не видывали; следственно [151] работа эта была для них новая, и много стоило труда приучить их к оной. Хотя мы взяли несколько человек из Охотских портовых матрозов; но и те были не много искуснее козаков: наше вооружение с их галиотским имело великую разность. Шхипер Баков, Боцман и еще несколько унтер-офицеров, приехавших с нами, должны были большую часть сами работать.

1789 г. Август. Судно Славу России вооружили совсем, но нельзя было нагружать его глубже 8 1/2 футов, для того, что до устья реки Охоты есть мелководные банки, не имеющие глубины в самую большую воду 9 футов. Через сии банки, простирающиеся на полторы версты, должно было перевести судно. При благополучном бы ветре, под парусами перешли мы их в полчаса; но за противностию оного принуждены были несколько дней тянуться завозами, и всякие сутки два раза по 11 часов, при сбывании воды, стоять на мели. Сверх того завозы наши иногда не действовали потому, что верпы не держали по причине рухлого дна реки, и сильного течения, которое во время прилива и отлива бывает до 6 миль в час.

Переведя судно через мели, ошвартовили его у берегу реки Кухтуя на другой стороне устья обеих соединившихся рек, где было довольно глубокое место. От носу в воду положили большой якорь, а с кормы стоп-анкор и верп; почему и казалось, что надежно [152] укрепили. Два дни стояли спокойно; на третий же ночью, при отливе воды, стремительность течения так усилилась, что сорвало судно с якорей; а как береговые швартовы удержали, то и прижало нас к берегу; где на мели должны были стоять 12 часов. На другой день, при полной воде, оттянулись на глубину и положили со стороны реки два больших якоря.

К половине Августа приготовили судно Слава России к выходу на рейд. Между тем описал я устье реки и промерил фарватер, продолжающийся в море версты на две. Глубина в самом мелком месте, в малую воду, 5 и 6 футов. По обе стороны форватера лежат подводные и выдавшиеся наружу пещаные банки; ширина между ими не более 100 саженей.

27 Августа, при тихом попутном ветре, судно Слава России благополучно вышло на рейд, и стало на якорь в 4 верстах от берегу, на 6 саженях глубины; при песчаном дне. Капитан Биллингс поехал на берег, препоручив мне привести все в надлежащий порядок и докончить нагружение судна: для последнего употреблены были Охотские галиоты.

Сентябрь 8. Между тем поспешали вооружать судно Доброе намерение, которое от города перешло уже к устью реки. 8 Сентября был нещастный для него день: в которой видели мы начало, и с крайним прискорбием, конец его плавания. Поутру рано изготовили его к [153] выходу на рейд; сняли все швартовы и вывели в самое устье реки. В 9 часов, когда поднялась вода, пошло оно под всеми парусами, при самом тихом попутном ветре, с помощию буксирующих нескольких гребных судов. По выходе из устья реки, ветр совсем утих, и следовательно не было от парусов никакой помощи, а чрезвычайная зыбь, бывшая с моря прямо на нос, отнимала действие буксира, и производила сильную килевую качку; от того судно мало подавалось вперед, и едва могло держаться против воздымающихся горами волн, которыми склоняло его к банке. В 11 часов зыбь усилилась, и один большой вал привел буксирующие шлюбки в беспорядок и замешательство, и тем ослабил буксиры. Судно вдруг поворотилось боком и через минуту было уже на банке; тогда сильный бурун с пенящеюся засыпью, разбиваясь о судно, воздымался выше марсов, и силою своею то ударял в дно и подвигал к берегу; то бросал с чрезвычайным стремлением с боку на бок, от чего скоро сломило все мачты. При таком нещастном случае никакой помощи подать было не возможно. Все городские жители, сбежавшись на берег, стояли против того места, где судно Доброе намерение разбивалось; и как ни подъехать на гребном судне, ни подойти к нему, ни с него людям попасть на берег, за сильным буруном, не было возможности: то первые смотрели только с [154] соболезнованием на сие ужасное зрелище, а последние с отчаянием ежеминутно ожидали смерти. Страшные валы, следующие один за другим, ударяясь беспрестанно о судно с чрезвычайным стремлением, бросали его со стороны в сторону, и сильным сотрясением всех частей отрывало людей от веревок, за кои держались, некоторых же сбросило в воду; а обломки мачт, реев и марсов, летавшие со всех сторон, готовы были их раздавишь. В сем ужасном и жалостном состоянии препроводили они 4 часа, пока при отливе моря, не сбыла вода и судно перестало буруном бить: тогда люди принялись сгружать с него тягости и все припасы. Между тем осмотрели поврежденные места, и нашли, что его можно еще исправить; тотчас начали делать приготовления, чтоб по снятии бывшего на нем грузу, при будущей полной воде, втащить его на берег и потом починивать. Но как, в следующие за сим два прилива, возвышение воды с волнением было еще больше прежнего; то судно повредило столько, что не оставалось уже никакой надежды к исправлению: Г. Биллингс, с совету всех бывших на берегу Офицеров, решился его сжечь, чтоб достать из него по крайней мере железо. В вечеру 9 числа с крайним прискорбием увидели мы, как пламень пожирал судно Доброе намерение, стоившее толь многих трудов, забот и иждивения. [155]

Зыбь продолжалась трои сутки, и бурун в устье реки и на банках был столь велик, что от нас с судна нельзя было тогда пробраться в город. Я ожидал, что с той стороны, откуда была зыбь, должен скоро последовать жестокий ветр; но вместо того восемь дней стояла тихая погода: из чего заключить должно, что ветр был только вдали на море и до нас не дошел. Во все это время привозили к нам с разбитого судна разные припасы и материалы.

15. Перебрался к нам на судно Капитан-Лейтенант Беринг, и тогда позволено мне было съехать на берег для своих надобностей.

16. Сделался с моря крепкой ветр, сперва от Юго-Востока, потом от Востока, который к ночи усилился и произвел большое волнение, так, что на судне должно было опустить стеньги и реи. Капитан Биллингс, Г. Галл и я в сие время хотя были на берегу, однако всю ночь не спали, и находились в чрезвычайном беспокойстве; ибо в вечеру приметили, по бывшему на судне огню, что его подрейфовало (Выражение: дрейфует судно, употребляется тогда, когда якорь не держит и тащится по дну моря.). Зная худость на рейде дна, состоящего из мелких камешков; мы имели причину страшиться, чтоб не случилось и с ним такого ж нещастия, какому бывают часто подвержены [156] здешние транспортные суда: одно из них выброшено на берег в нашу здесь бытность 1787 года. Сие судно пришло из города Инжиги, и как в то самое время вода убыла и нельзя было войти в устье реки; то остановилось оно на якоре перед банками. Между тем ветр усилился, сделалось волнение и судно начало дрейфовать; тогда хотя брошены были все остальные якори, однако стащило его на мель, и выбросило на берег. Наше судно по щастию уцелело.

К 19 Сентябрю ветр совсем утих. Тогда Капитан Биллингс, Г. Галл и я отправились на судно. В сие время подняли опять стеньги и реи. В следующую ночь выпало столько снегу, что палубу покрыло оным на полфута, также и берег весь был им покрыт. Как мы приготовились уже совсем к походу; и ветр 19 числа сделался попутный от Севера; то не мешкав ни мало, снялись с якоря и пошли в море. Тогда настояла уже осень, и мы предприяли путь в Камчатку, мимо Курильских островов, прямо к Петропавловской гавани, чтоб провести там наступающую зиму, а будущею весною ранее отправиться в море.

Благополучный ветр послужил нам одни только сутки. После того начал дуть ветр крепкий от Востока и произвел сильное волнение, так, что мы принуждены были убрать все паруса и лечь под одною [157] безанью на дрейф (Лечь под безанью на дрейф, значит убрать все паруса, кроме одного заднего; закрепить руль на подветренную сторону, и отдаться на произвол ветра и волнение.). Большая часть людей, находившихся с нами, никогда прежде не бывали на море, следственно, по непривычке, многие сделались больны, а чрезвычайное волнение и колебание судна приводило их в ужас, каждая стремящаяся на него горою волна, казалось им, зальет его или опрокинет. Некоторые прежде бывшие на море из Охотских матрозов, люди суеверные, внушали прочим, что буря сделалась от того, что Капитан Биллингс взял с собою на судно пойманного на берегу живого орла; почему и просили все, чтоб его отпустить на волю, надеясь, что тогда ветр свирепствовать перестанет: однако их не послушались. Буря через два дни утихла, и 23 сделался опять попутной нам от Севера ветр: мы распустили все паруса, и стали держать на ZO прямо к второму Курильскому острову.

В сем пути хотя мы и не воображали новых открытий; ибо здешнее море довольно известно, и транспортные суда ежегодно ходили по оному из Охотска в Камчатку: однако послали на саленг человека смотреть во все стороны. В 10 часов утра посланный на верх закричал, что в правой стороне видит [158] землю. Мы все обратились туда с зрительными своими трубами, и действительно уверились, что земля видна; а чтобы не осталось никакого сомнения, мы направили плавание свое прямо к ней. Через час подошли довольно близко, и увидели, что это был небольшой каменной остров, величиною в полмили (Мили, упоминаемые в сем путешествии, суть Италиянские.), высотой от воды на 100 сажен. Он казался окруженным со всех сторон высокими утесами и подводными камнями; видом походил издали на стог сена.

Этот остров, будучи неизвестен здешним мореплавателям, был очень опасен в туманное и ночное время. Я думаю что отправленное прошлого году в Сентябре, из Охотска в Камчатку транспортное судно, пропавшее безвести, не погибло ли у сего опасного острова; тем больше, что по выходе его в море, на третий день, сделался жестокий ветр с пасмурностию от Юго-Востока. Стремительностию ветра может быть принесло его в ночное время сюда на камни и разбило. Иначе если б, на пример, нещастие сделалось с ним у матерого берега или близ Курильских островов; то нельзя бы не получишь о том известие. Остров сей назвали мы именем Ионы, в честь Святому, которого память в тот день была празднуема. Широта места здешнего, по наблюдении моему 56о, [159] 55; глубина по лоту 27 саженей; на дне мелкой камень; остров был тогда от нас на ZTW в 15 милях.

Во время пребывания нашего на Охотском рейде, приметил я, что водяные птицы, а особливо чайки всякой вечер улетали от берегу в море к Югу, и поутру рано опять возвращались. Отсюда можно заключить, что они бывали на острове Ионы, или на другом, который может быть находится еще ближе, и которой ему подобен: на таких утесистых островах морские птицы обыкновенно любят делать свои гнезды; тут их никто не может беспокоить.

Попутный ветер служил нам до самых Курильских островов, из коих первый, Алаид, увидели мы 27 числа. Лежит он против второго Курильского острова, несколько в сторону; по чему и не щитается в числе прочих сей гряды островов. Он есть не иное что, как одна высочайшая гора, покрытая вечным снегом, и вершиною своей поднимающаяся выше облаков. Вид его с сей стороны имеет подобие сахарной головы; но от Юго-Востока кажется он плоскою, несколько продолговатою горою. Сказывают, что временем выходит из него дым. За Алаидом, скоро показался из-под туману и второй Курильской остров. К ночи, по неизвестности места, поворотили прочь от островов, а поутру на рассвете пошли к третьему Курильскому острову, называемому Ширинки; и в [160] полдень прошли близ него по левую сторону. Величиною он около двух миль; кругом утесист; состоит из каменной горы, покрытой местами мхом. Когда были мы очень близко у сего острова; то от него прилетало к нам много черных птиц, называемых урилы. Они попеременно, одна за другою, облетали кругом судна, довольно близко, каждая не менее трех раз, как будто осматривали нас со вниманием; потом возвращались к утесам в свои гнезда. Сия любопытная птица, сказывают, служит достоверным признаком близости земли; в туманное время, потому, что далеко от берегов она не летает.

От третьего Курильского острова держали мимо четвертого, гористого и утесистого, называемого Мамриш, в пролив, лежащий между вторым и пятым островом, Онекотаном (Вторый и пятый остров, лежат по линии один за другим, вдоль гряды Курильских островов, а третий и четвертый несколько в стороне, и выдались к Северо-Востоку.). По полудни, на самой средине пролива, захватила нас совершенная тишина. Тогда бросили лот, но дна не достали; ширина сего пролива 27 миль, и следовательно он из числа самых больших между Курильскими островами, и безопаснейший для плавания. В нем не бывает больших сулоев, н течение воды не так стремительно, как в прочих узких проливах. [161]

Третий и четвертый Курильские острова безлесны и необитаемы; а на втором и пятом растет местами березник, и есть небольшое число жителей, которые видом и образом жизни подходят ближе к Камчадалам, нежели к Южным Курильцам, отличающимся длинными бородами, и потому называются мохнатыми Курильцами. Северные Курильцы может быть произошли от Камчадалов, если судить по сходству между ими; но мохнатые откуда происходят, отгадать трудно: ибо все народы, окружающие их, как-то: Японцы, Китайцы, и вообще живущие к Северу по всему Азиатскому берегу, бород почти не имеют, хроме Гиляков, живущих на устье Амура.

Прошедший день был из самых лучших во все наше плавание. Солнце беспрерывно светило до самого вечера и согревало нас, как бы среди лета. После продолжительных холодных погод, казалось, что мы вдруг перешли из холодного климата в теплый; однако и то правда, что мы в одну неделю переменили широты от Севера к Югу на 10 градусов. Теплота воздуха, приятной вид берегов и тишина моря, гладкого подобно стеклу, привлекали общее внимание: это был для нас праздник, который с удовольствием проводили мы все на верху палуб; между тем, как в другое время за худою погодою, кроме караульных не выходил из кают ни один человек. [162]

1789 г. Сентябрь. В полночь сделался опять попутный нам ветр, с помощию которого, идучи несколько часов к Юго-Востоку, вышли из пролива, и к утру поворошили на Северо-Восток, потом на NNO вдоль второго Курильского острова, которой закрывало от нас пасмурностию. Сего дня видели мы стадо косаток и морских свиней.

Два дни шли к NNO при благополучном ветре и пасмурной погоде; а в третий когда прояснило открылся гористой Камчатской берег, вдоль которого продолжали путь по первое Октября, до высоты Петропавловской гавани.

Тут увидели пять отменно высоких и приметных гор, по коим легко узнать можно Авачинскую губу. Одна из сих гор называется Вилюйчинская, и лежит по левую сторону губы; другие три вместе по правую сторону, в расстоянии от моря на 50 верстах: из них лежащая на Запад называется Стрелошною, она кверху острее и выше прочих; другая близ ее огнедышущая Авачинская, она ж называется и Горелою; третия безымянная Восточнее и ниже двух первых. Последняя Жупанова лежит Севернее и далее всех прочих; вид имеет плоской. Хотя сии горы и далеко от моря внутрь земли; однако по чрезвычайной своей высоте открываются гораздо прежде ближнего гористого и довольно возвышенного берега. [163] Вид сих гор в книге последнего путешествия Кука изображен на рисунке очень сходственно. Хотя мы находились далеко и не на том месте, где оный сниман; но тотчас узнали по рисункам, что это они. Небольшое различие, происходящее от местоположения Кукова и нашего, можно видеть, слича его рисунок с моим.

Наступившую ночь пролежали на дрейфе, а поутру на другой день пошли к Авачинской губе. Чрез несколько часов открылось ее устье и поставленный при входе в него маяк, к Восточной стороне, на высоком каменном утесистом мысе. Подходя ближе, миновали в левой руке каменный, не высокою горою островок, называемый Старичков, по имени небольших морских птиц, делающих себе на нем гнезды в великом множестве. Урилы нас и здесь встретили; осматривали с таким же любопытством, как и прежде, и улетали назад. Кроме сих птиц в утесах водится много топорков или морских попугаев и чаек.

В 7 милях от устья губы достали лотом дно: глубины было 60 сажен; на дне песок. Ош сего места чем далее подавались вперед, тем глубина становилась меньше, и в самом устье против маяку было только 13 сажен. Ширина входа 2 1/4 мили, в длину же продолжается на 5 миль; по обе стороны на сем расстоянии утесистые каменные берега, а местами в [164] небольших изгибах есть и отлогости. В правой стороне, не много подалее от маяка, находятся три отделенные высокие камня, на подобие столбов, стоящие вместе один подле другого, по чему и называются Три брата. Не много далее за сими каменными братьями, с той же стороны, есть небольшой залив, называемой Соловаренным по причине находящихся на берегу Соловарен. При входе в него лежит низменной каменной островок, называемой Изменной (Это имя дано сему острову во время прежде бывших бунтов от Камчадалов, изменивших Россиянам и скрывавшихся на нем.). На противуположной стороне, подле берега, стоит высокой камень называемый Бабушкиным; на нем множество чаек вьют свои гнезды. Далее от него две мили, кончится вход и начинается большая Авачинская губа, имеющая вокруг пространства до 26 миль. Из нее есть три побочные залива: один называется Тарьинской, другой Раковой, третий меньше двух первых, Петропавловская гавань. К сей последней и пошли мы через губу. Лежит она от устья или входу на Север. Прямо по сему румбу идти нельзя, для того, что по средине есть подводная небольшая банка, на коей глубины не более 1 1/2 сажени; миновать ее можно, держа на один румб левее. Глубина по всей губе от 6 до 15 сажен; на дне ил, следственно везде хорошие [165] якорные места. Положение кругом губы гористое: в Северо-Западной только части есть низменные ровные места, где впадают в губу реки Авача и Паратунка.

В вечеру положили якорь близ Петропавловской гавани, которая величиною в окружности одна верста и 300 сажен; закрыта с Западной стороны гористым узким полуостровом, а с Южной выдавшеюся от берегу низменною, из мелкого камня состоящею, узкою косою, называемою кошка. Вход в гавань между оконечностию кошки и гористым полуостровом: ширина его до 40 сажен, глубиною 7 и 8 , а на самой средине гавани 8 и 9 сажен; на дне ил.

Строения в двух местах; обывательских деревянных домов 12, из коих 8 построены на вышеупомянутой кошке, и между ими несколько балаганов (Балаганы, шалаши, поставленные на высоких столбах.), а остальные в Северной части гавани; там же есть и казенное строение: деревянный дом и в прежнюю Экспедицию построенные Коммандором Берингом магазейны, которые довольно еще крепки. Жители здешние: 11 Камчадалов, армейской Прапорщик и 23 человека козаков. Положение места около гавани гористое, однако можно на Северной и на Восточной ее стороне по косогору построить до 300 домов. [166]

ГЛАВА XI.

Расположение наше к зимованию в Петропавловской гавани. Строение юрт. Описание мест кругом гавани. Замечание о рыбной ловле и разведении рогатого скота к Камчатке. О езде на собаках. Путь в Большерецкой острог. Камчадальская пляска. Возвращение в гавань. Нынешнее состояние Камчадалов.

1789 г. 5 Октября вошли внутрь Петропавловской гавани, и ошвартовили судно в Северной ее части близ берега против магазейнов, в которые сложили сухую провизию и некоторые припасы; между тем судно разоружили. Люди все перебрались на берег и поместились довольно тесно по обывательским квартирам. Г. Биллингс занял казенный дом, который сделан изрядно и довольно пространен. Капитан-Лейтенант Галл, Баков и я стали поблизости, в одном казачьем доме, который так был мал, что повешенные наши койки, заняли большую его часть; высота его соразмерна величине, и мы только что могли стоять свободно, не доставая головою до потолка. Г. Доктор с Штаб-Лекарем стал подле нас, в другом доме; прочие расположились в домах, построенных на кошке. [167]

Для облегчения обывателей в рассуждении постою и тесноты, начали строить в Северной части гавани большую юрту, сверх того баню и кузницу. Лес на строение доставали березовой, который один только здесь и есть; растет кругом гавани по косогорам и пологостям. Время способствовало нашей работе; она с успехом и скоро была кончена: до первого Ноября погода стояла хорошая и теплая; снегу не было нигде, кроме высоких гор, которые давно уже были им покрыты.

Хотя берега, лишенные оживляющей их зелени, и обнаженные от листьев деревья не представляли прелестей весны или лета; однако по косогорам сухие места, обросшие изредка кедровыми кустарниками и березником, казались нам приятны, и мы часто ходили туда прогуливаться; но когда выпал снег, то лишились сего удовольствия. В сие время можно было ходишь только по тропинкам, проложенным жителями чрез косогор на кошку и по разлогу к Северу до озера, лежащего от селения в 300 саженях. По сей последней дороге, не далеко от селения, в правой стороне, на берегу текущего в гавань ручья, погребены два знаменитые мужа, один близ другого: Профессор де Лилль де ла Кроер, бывший в Экспедиции Коммандора Беринга Астрономом; и начальствовавший над двумя Англинскими судами, после смерти Капитана Кука Капитан [168] Клярк. От вышеупомянутого озера хотя и можно в малую воду обходить кругом, по подножию утесов, гористый полуостров, закрывающий гавань с Западной стороны (что сделает около двух верст), но как сия каменная дорога трудна и беспокойна; то мало по ней ходят, и то охотники, которые стреляют уток, называемых савки, и чаек. Тех и других во всю зиму водится на губе множество; они часто подплывают к самому берегу.

Некоторые слои в утесах сего полуострова состоят из сыпучей выветрившей зеленой яшмы, на коей видны изображения, представляющие подобие нарисованных кустов и деревцов. Там же находили в расселинах камней небольшими тонкими слоями амиянт.

28 Октября. Начальник, при собрании всех нас, объявил: что Высочайшим Указом, данным ему в С. Петербурге, с отправления нашего из Охотска в море, то есть, 19 Сентября, произведены Господа Галл, Беринг, и я в Капитаны 3 ранга, также и другие некоторые из бывших с нами повышены чинами, а прочим прибавлено жалованья.

Ноябрь. С прибытия нашего, свежей рыбы никакой уже не было, в начале Ноября ловилось неводом в Петропавловской гавани довольно вахни (Вахнею называется здесь род мелкой рыбы.). Сия рыба [169] весьма похожа на пикшу как вкусом, так и видом, только не одинакой величины: иная слишком длиною в фут, другая полфута; большая часть была с мелкою довольно вкусною икрою. Между вахнею попадали и сельди. Как мы, так и все здешние жители довольствовались ею с избытком до половины Ноября, но после перестала она ловиться; чрез то лишились мы свежей здоровой пищи, и должны бы были приниматься за соленую, если б не убедили одного козака, продать нам за 65 рублей. небольшую корову, из которой хотя не много вышло мяса, но с бережливостию стало нам на долго. Во всей Петропавловской гавани была одна только сия корова, да 7 быков казенных, пригнанных из Верхне-Камчатского острога для Экспедиции, назначенной из Кронштата в здешние моря, под начальством Капитана Муловского.

Рогатый скот завезен сюда в первую Камчатскую Экспедицию, чему будет около 50 лет: казалось бы, что через такое долгое время, если б приложено было хотя малое старание о разведении его, он должен бы довольно размножиться. Места для скотоводства нельзя желать лучше, как на Камчатке: сенокосных лугов довольно, особливо близ Петропавловской гавани, по рекам Аваче и Паратунке; а летом вообще пастьбы везде изобильные; трава растет большая, сочная и питательная, от которой мясо у скотины бывает [170] отменно хорошо, жир имеет вкусом приятный, и много походит на мозг.

Ноябрь. По наступлении зимы, каждый из здешних жителей начал приуготовлять свои санки, и стал привязывать собак к столбам, чтоб чрез то сделать их способными к езде; а до сего времени бегали они по воле. Это обыкновенный экипаж здешних жителей; каждой должен его иметь как для езды самому, так и для домашних потребностей: мы также с Г. Галлом завели свой. Сперва учились мы ездить на трех только собаках и поблизости, но после уже могли управлять довольно хорошо пятью собаками, и смело пускались через горы, до ближнего селения, отстоящего от Петропавловской гавани на 25 верст, называемого Паратунка.

Санки здешние совсем отменны от нарт, употребляемых в Охотске: первые гораздо последних короче, уже, легче, и вдвое выше; сидеть на них можно только двоим, и то с нуждою; по высоте своей чрезвычайно валки. При спусках под гору и в раскатах должно с великою осторожностию и уменьем править ими посредством ног и оштола; в противном случае, от неосторожности, ушибиться можно до смерти об деревья, навислые к дороге; что не редко, как сказывают, случалось и с привыкшими ездоками. Собак в санки запрягают хотя не более 5 или 4; однако трудно их удержать, когда почувствуют по духу какого-нибудь зверя, или когда спускаются под гору. Для остановления их, втыкают между передними копыльями оштол, которой бороздит снег и сдерживает санки; сверх того передовую пару собак притягивают к санкам привязанным за их ошейники особливым ремнем; чтобы не могли лямками тянуть и мешали бы бежать коренной паре. Когда ж повстречается спуск под гору очень крут и опасен; то на полозья надевают из березовых ветвей сделанные кольца, которые служат вместо подрезей. При удерживании собак, обыкновенно употребляют слова: ко, ко, ко; а когда погоняют, то кричат аах, аах; при поворотах вправо: хна, хна, хна; а влево уга, уга, уга. Охотник, будучи на промысле, не говорит и не кричит никогда, чтобы тем не испугать зверя; а при поворотах вправо стучит только потихоньку с правой стороны по полозу оштолом, при повороте ж влево бьет наотмашь в ту сторону оштолом по снегу. Впрочем езда на собаках кроме того, что сопряжена с опасностями, есть самая беспокойная, и, можно сказать, настоящая собачья. Надобно беречься, чтобы собак не упустить. Когда случится опрокинуться и упасть; то никак не должно покидать из рук санок, как бы далеко ни тащили по снегу; не удержаться ж и упустить собак, а самому идти несколько верст [172] пешком, почитается не малым бесчестием. Кроме того собаки часто запутывают упряжку, и ездок должен на морозе, голыми руками ее расправлять и пачкаться в их кале. Чтоб пошутить над едущим позади, стоит только бросишь на дорогу кусок юколы: собаки бросятся за нею, перепутаются и станут грызться; тогда седок должен с немалым трудом их разнимать и распутывать; а между тем непременно отстанет далеко от своих товарищей. Ехать назади невыгодно еще и потому, что полозья у санок мараются от собачьего калу, которой, примерзая к ним, останавливает экипаж: надобно беспрестанно ножом очищать полозья. На ночлеге требуется особливой присмотр за собаками: когда выпрягут их из санок, то на тонких железных цепочках привязывают к столбам. Кормят их не скоро после езды, но через несколько часов, когда на них обсохнет пот; дают им по одной или по половине юколы; хозяин тут же должен быть с палкою, и смотреть, чтобы при нем каждая собака свою часть съела и не отнимала у других; он также отгоняет и ворон, которые здесь очень нахальны: прилетают в великом множестве и у глупых собак отнимают корм.

В исходе Ноября Капитан Биллингс поехал в Большерецкой острог, взяв с собою Капитана Галла, Штаб-Лекаря и шхипера Бакова. [173]

В начале Декабря, морозы увеличились, и тогда покрылась льдом Петропавловская гавань.

В последних числах сего месяца по пригласительному письму Капитана Биллингса, Г. Беринг и я отправились также в Большерецск на собаках. От Петропавловской гавани ехали мы сперва близ Авачинской губы, через невысокие горы, покрытые березовым лесом. На верху одной из них видели ноздреватый горелый камень, величиною в окружности до 5 сажен. Казалось, что он выкинут из какой-нибудь огнедышущей горы: но как отсюда до ближней Авачинской будет около 40 верст; то невероятно, чтоб и при самом сильном ее возгорении, толь огромный камень выбросило так далеко; скорее можно заключить, что извержение было прежде поблизости. Может статься, на месте Авачинской губы возвышалась когда-нибудь огнедышущая гора, которая, но выгорении внутри, обрушилась и образовала сию превосходную гавань: самые берега ее доказывают, что она произведена землетрясением.

В 7 верстах от Петропавловской гавани спустились мы с гор на низменные ровные места, продолжавшиеся 20 верст. На сем расстоянии переехали две реки, Авачу, и Паратунку, и остановились в Паратунском Камчадальском селении, находящемся на правом берегу сей последней в 7 верстах от ее устья. [174] Здесь есть деревянная церковь, сделанная из походной после Камчатской Экспедиции Коммандора Беринга.

От Паратунского острога (Здесь, все селения называются острогами, или уменьшительным именем, острожками.), дорога лежала вверх подле реки Авачи. Сего дня видели мы, по сторонам дороги, в лесу на снегу следы соболей и лисиц, а по рекам выдр.

Здешние соболи почитаются не из лучших в Сибири; напротив того красные лисицы Камчатские принадлежат к числу превосходнейших и покупаются довольно дорого, по своей доброте и огненному цвету; по которому и называются огневками. Кроме сих зверей, по сказкам Камчадалов, водятся в горах дикие бараны и олени, также есть медведи и волки: последние опаснее первых, и часто зимою нападают на проезжих; напротив того медведи здешние так смирны, что боятся людей, и как скоро увидят человека, убегают.

В 33 верстах ночевали мы в Корякском острожке, названном так по первым жителям Корякам, основавшим оный. Далее за сим селением, места пошли несколько гористые. В 30 верстах от него в Начикинском остроге ночевали.

Отсюда в двух верстах, несколько в стороне от дороги, есть горячие ключи, называемые Начикинскими. Мы с Берингом ездили к оным. Вода в [175] текущем из них ручье довольно горяча, хотя в то время и были жестокие морозы; запах имеет она серной, а вкус горьковатой; положенные в нее монеты через несколько часов делаются как бы вылуженными и получают светло-серой цвет. Камчадалы в этом ручье часто моются вместо бани, и для того сделаны на нем два огороженные досками места, одно вверху ручья для зимы, другое для лета по ниже первого. Мы хотели видеть самые ключи, но не могли близко подойти к ним потому, что земля вокруг самая вязкая и топкая.

Ош Начикинского селения отправились мы очень рано, еще до свету, чтоб успеть в один день доехать до Апачинского острожка, до коего щитают от Начикинского 95 верст. Дорога лежала между высоких гор, которые идут грядою вдоль всей Камчатки по средине. От сего хребта к Востоку, горы продолжаются до самого берега и кончатся утесами; напротив того Западная сторона Камчатки низменная и болотистая. Апачинской острожек стоит, по выезде из помянутых гор, на реке называемой Большая. От него до Большерцского острога оставалось только 40 верст, которые по ровной и гладкой дороге мы переехали меньше нежели в четыре часа.

1790 г. Генварь. Большерецской острог стоит на берегу реки, называемой Большая. В нем церковь и до тридцати обывательских домов; жители здешние по большой [176] части козаки; купцов и мещан не много. Прежде учреждения в Нижне-Камчатском остроге города, имел здесь пребывание главный Начальник над Камчаткою; теперь же управляет Большерецским острогом Сержант. Козаки здешние зажиточнее Петропавловских: все почти имеют скот, и занимаются более домоводством; у них в огородах родится хорошая репа и картофель, последний разведен еще недавно и привезен сюда бывшим Камчатским Начальником Надворным Советником Рейникиным.

Платье, все жители вообще носят в будни из оленьих кож, так как Камчадалы, парки (Парками называется здесь платье, сшитое из оленьих кож, покроем похожее на рубашку.) и камлей (**)(Камлеи похожи на парки, только шьются из кож без шерсти, выделанных мягко.); женщины ж в праздник все одеваются в шелковое платье, грезетовое или юстриновое, старинного покрою, какой в употреблении был за 60 лет прежде в России; на головах носят платки шелковые барсовые.

В это время как были святки; то жители часто собирались на вечеринки, и женщины плясали по Руски хорошо: но удивились мы, как увидели, что танцовали польской и а-ла-грек довольно правильно. Музыку составляли трое скрипачей из козаков.

Камчадальская пляска здесь не в употреблении; [177] напротив того в Петропавловской гавани по большой части казачки ею забавляются. Она столь неблагопристойна, что всякая скромная женщина не только плясать, но постыдится и смотреть на эту пляску. Начинает ее сперва одна женщина: имея в руках платок, растянутый накось за концы; выходит на средину избы и переступая тихо, делает движение руками, всем корпусом и головою, которая кажется движущеюся с одного плеча на другое, а иногда качается взад и вперед. Между тем плясунья подходит к мужчине и ломается перед ним: сие значит, что она вызывает его с собою плясать. Он берет таким же образом, как и она свой платок, и выходит к ней. Тогда один к другому, с сильным движением всеми членами приближаются: женщина временем отворачивается от мужчины, но опять скоро к нему поворачивается; наконец опускается понемногу на колени и ложится навзничь, не оставляя прежних движений; тогда и мущина становится также на колени и наклоняясь над нею, делает любострастные движения, и сим последним действием кончится пляска. Во все продолжение ее, как плясуны, так и все зрители поют песню, состоящую в повторении двух только слов: ан-келле, ан-кагет. Кроме сей песни есть много других, столь же коротких, под звук которых пляшут подобно как под звук первой. Некоторые [178] пляски состоят у них в передразнивании зверей и птиц: например, мущина представляет медведя, а женщина медведицу. Иногда выходят плясать вдруг многие, и скачут подобно куропаткам, или ходят как гуси, стараясь подражать, сколько можно, сим птицам.

В Большерецском остроге пробыли мы две недели. После чего Капитан Биллингс и Г. Галл отправились в Нижне-Камчатск, а я с Г. Берингом поехал назад по прежней дороге в Петропавловскую гавань, куда прибыли мы чрез 5 дней.

Во время пути нашего, как в Большерецск, так и обратно, Камчадалы в селениях своих принимали нас ласково и угощали с усердием. Иногда получали мы от них куропаток, свежую рыбу мальму, называемую здесь гольцами; мерзлую кету, юколу, ягоды и коренья некоторых трав, доставаемые ими в немалом количестве из мышачьих нор, и составляющие знатную часть их съестных припасов.

Для собирания сих кореньев, ходят нарочно осенью по полям; стучат чем-нибудь в землю, и где по звуку услышат пустоту, в том месте роют и находят магазейны сих животных. Запасу всего не берут, а оставляют на пропитание мытам третью часть; вероятно, чтоб чрез то не отогнать сих полезных для них тварей. Камчадалы. сказывали, что мышь, у которой не оставят ничего, непременно из [179] отчаяния удавится на дереве. К сплетению такой басни подала повод, может быть одна какая-нибудь мышь, случайно увязшая между сучьев.

Сравнивая нынешнее состояние Камчадалов и образ их жизни с описанием Г. Крашенинникова, нашли мы великую перемену. Камчадалы вообще оставили уже прежние суеверные свои обряды, и все почти окрещены. Юрт их или землянок нигде не видно, а вместо того построены везде Русские избы (Балаганы ж остались в употреблении по прежнему.). Камчадалки стали одеваться по праздникам большею частию так, как козачки: носят душегрейки и юпки, а на голову повязывают платки. Впрочем Камчадалы столь же ленивы, как были и прежде: изобилие рыбы, которая ловится без дальнего труда, и привычка к ней, есть причиною, что они не стараются о разведении скота и хлебопашества. Всего удивительнее, что чрез такое долговременное обращение с Россиянами не сделались они ни осторожнее, ни умнее: ибо и ныне легко отдают купцам за безделицу соболей и лисиц. С сею простотою сохранили и хорошие свои свойства: они также добродушны, искренны, миролюбивы, услужливы и гостеприимны как были и прежде. Пороки в них приметны только, леность и неопрятность; воровство очень редко между ими случается, и тем реже еще [180] смертоубивство. Некоторые путешествователи приписывают им порок пьянства; но я не могу утвердить этого; ибо не должно делать заключение обо всех, по некоторым только Камчадалам пристрастным к вину.

Камчадалы хотя и оставили многие из прежних своих суеверных обрядов, однако и теперь не менее верят Шаманам и мнимым делаемым от них чудесам. Один козак, знав их легковерие, выдал себя за Шамана, и забавною выдумкою изобличил вора. Это случилось, когда он был в дороге с несколькими Камчадалами, из коих один украл у него табак. Козак спрашивал всех по одиночке, но никто в воровстве не признавался; тогда, для найдения пропажи, употребил он следующее средство. Наломал несколько ровной величины лучинок и дал каждому Камчадалу по одной, с надежным уверением, что у вора, через ночь к другому дню, силою Шаманства, данная лучинка непременно вырастет и будет длиннее всех прочих. Тот, кто украл всю ночь беспокоился и часто смотрел не прибывает ли его лучинка; а как от сильного предуверения и воображения, казалось ему, что будто и действительно лучинка становится длиннее, то отламывал от нее понемногу, чтоб сделать не так длинною. На другой день, когда все Камчадалы принесли к козаку свои лучинки, он легко узнал вора. Уличенный Камчадал сам после признался и отдал украденное, [181] извиняясь при том, что издержав свой табак, без которого он жить не может, и не имея денег, на что ево купить, принужден был украсть. В сие время табак на Камчатке чрезвычайно был дорог: один фунт его в розницу, продавался по 100 рублей; не смотря на то здешние жители покупали, и чтоб только его иметь, отдавали последнее. Обыкновенная же цена табаку во время привозу от полуторых и до двух рублей. Вообще для торгующих здесь купцов нет выгоднее товару как табак, сколько бы его ни было привезено, скоро раскупят и с великою прибылью; ибо все здешние народы, кои только имеют сношение с Рускими, курят его, нюхают, или кладут за губы, и следственно табаку расходится ежегодно чрезвычайное множество. Буряты, Якуты, Коряки, Юкагиры и Чукчи любят табак самой крепкой Черкаской; того ж, которой разводится в окрестностях Иркутска, не берут. Курят его пополам с мелкими древесными стружками. Камчадалы и Алеуты не курят, а нюхают и кладут за губы. [182]

ГЛАВА XII.

Работы, происходившие на судне Слава России во время зимованья. Камчатские березовые леса. Землетрясение и извержение огнедышущей ключевской сопки. Служители подвержены цинготной болезни. Приготовление судна к походу. Описание губы Авачи. Мысли О заведении торгов с Ост-Индскими селениями.

1790 г. Февраль. В продолжение зимы, происходили разные работы, которые по скорости отправления из Охотска не были кончены. Также вновь построен шестивесельной гребной катер из ольхового лесу, которой доставляли мы за 30 верст, с берегов реки Паратунки. Березовой лес, которой растет по близости гавани, употребляли на многие к судну потребности. Он так крупен, что можно бы строить из него небольшие мореходные суда, если б только был прочнее, и имел более крепости. Впрочем построенная в первую Экспедицию, из Камчатской березы, добельт шлюбка, служила во все продолжение оной, и после транспортным судном, для перевозу провианта из Охотска в Камчатку, лет 12. Камчатской березовой лес употребляют и ныне, на блоки и шхивы для транспортных и [183] купеческих судов. По тучности здешней земли можно бы, кажется в сем краю, желудями развести дубовой лес.

25 февраля около полудня слышно было землетрясение, продолжавшееся несколько секунд. По причине близости Авачинской огнедышущей горы, землетрясения бывают здесь очень часто, и временем чрезвычайно сильные; но в нашу бытность, это случилось еще в первой раз. Огнедышущая Авачинская гора во все время была покойна и не делала никаких извержений, а курился из нее небольшой только дым; напротив того Камчатская Ключевская сопка, в Генваре месяце, извергала пламя, камни, лаву и множество черного песку, которым покрыло близлежащие места.

Марта 5 Капитан Биллингс возвратился из Нижне-Камчатска в Петропавловскую гавань. С половины Апреля начали вооружать судно и грузить на него припасы. В сие время Авачинская губа ото льду уже очистилась; в прошлую зиму не вся она покрывалась им, а только близ берега; побочные ж заливы, Раковой Тарьинской, и Петропавловская гавань стояли подо льдом почти до первого Маия; и потому ранее из Петропавловской гавани судна вывести мы не могли.

Во время зимованья нашего здесь, по недостатку свежей пищи, многие из служителей подвержены были цинге, которая при наступлении весны усилилась еще больше; [184] но как скоро, в половине Апреля, стала ловиться рыба, кунжа, гольцы или мальма, сельди и камбала, и когда показалась первая зелень, род чесноку, называемого здесь черемшою: то все больные, при употреблении свежей сей пищи, очень приметно стали поправляться, и в Маие не много оставалось уже таких больных, кои бы не могли работать.

Май. К первому числу Маие судно совсем приготовили к походу и люди все туда перебрались. Тогда вывели его из Петропавловской гавани и поставили в самом ее устьи, в ожидании благополучного ветра к выходу в море. Между тем ездил я описывать Авачинскую губу, и осмотрел два побочные выходящие из нее залива: один называется Раковой и простирается от NWTW1/2W к SOTO1/2O на 3 мили, ширина его полмили; глубина от 6 до 13 сажен; на дне ил. Другой называется Тарьинской. Он лежит в Северо-Западной части Авачинской губы; в длину от NWTW1/2W к SOTO1/2O до пяти миль, в ширину полмили. Северо-Восточной его берег составляет узкой гористой мыс, отделяющий его от Авачинской губы. Глубина по сему заливу на средине 15 сажен, далее внутрь уменьшается; на дне ил.

В Авачинскую губу, в Северной ее части, впадают две реки, Авача и Паратунка, выходящие из гор, и наконец протекающие ровными низменными [185] местами пред впадением своим в губу. От устья сих рек, простирается отмель на полторы мили. Впрочем по всей губе у берегов глубоко, и можно становиться на якорь большими судами по близости их. На средине губы везде глубина от 14 до 15 сажен, а к берегам уменьшается до 6 сажен; на дне, в самых глубоких местах, ил, а там, где мельче, песок.

По пространству Авачинской губы с побочными ее заливами, может в ней стоять на якорях спокойно многочисленной флот. Жаль, что эта превосходная, от натуры устроенная гавань, находится в таких отдаленных морях, где нет Российского флоту, и чрез то остается без пользы. Но может статься, со временем будет она важнейшею и нужною пристанью, когда купечество наше обратит внимание на выгоды торговли с Китаем, Япониею и прочими Ост-Индскими селениями, и распространит мореплавание по здешним морям. Тогда Авачинская губа будет главным сборищем судов, отправляемых как за промыслами на острова и в Америку, так и для торгу в Ост-Индию: ибо на здешних морях, по всем берегам, принадлежащим России, нет удобнее и безопаснее сего места для пристани судам; по чему и магазейны для складки товаров должны построены быть здесь.

Что касается до произведений, которые могут с [186] нашей стороны отправляемы быть для торгу в Китай и Японию; то одни здешние, без тех кои находятся внутрь России, весьма достаточны; как-то: морские бобры и коты, выдры, лисицы, песцы и белки, а сверх того моржовые зубы. Важнейший же торг может быть китовым жиром и усами, если только учредить нарочные промыслы китов, которых здесь чрезвычайное множество. Наконец изобилие рыбы в Камчатке, может обращено быть также в немалую пользу сей торговли, ежели заготовлять рыбу надлежащим образом, и отправлять ее соленую и сушеную.

Доставление Ост-Индских товаров из Авачинской губы внутрь России может облегчиться, когда отвозить их из губы сперва на малых мореходных судах в Алдомской залив, которой удобен к принятию небольших судов; а оттуда уже, как я прежде упомянул при описании того берега, отправлять легко можно водою, по реке Мае в Якутск.

Сверх всех выгод, произойти могущих от сей торговли, если б еще размножены были колонии в Камчатке, распространено хлебопашество, распложен скот и учреждены разные фабрики; то со временем страна сия сделалась бы страною изобилия, богатства и щастия. Климат здесь умеренный, земля плодородна и с избытком произращает все нужное для жизни. Хлебопашество уже несколько лет производится с [187] успехом по реке Камчатки, в Верхнем остроге и в населенной Русскими мужиками Ключевской деревне, которые живут щастливо. Но как их весьма не много, то и польза, доставляемая ими, не чувствительна.

Для всей воинской комманды провиант привозят из Охотска. Мука ржаная, с доставкою обходится здесь казне 3 рубли 75 копеек пуд; крупа грешневая и яшная по 6 рублей четверик. Картофель, завезенной сюда лет десять назад, родится хорошо и довольно размножился, особливо в Большерецке, где стараются о разведении его. Нет сомнения, что здесь можно растить лен и делать холст, вместо привозного, которой продают купцы, самой простой, по 70 копеек и по рублю аршин. Рогатой скот, которого малое число завезено сюда во время первой Камчатской Экспедиции, несколько расплодился, и теперь продают, частные люди от 80 до 100 рублей быка.

Горячее вино делается здесь из сладкой травы и имеет чрезвычайно отвратительной запах и вкус; продается по 40 рублей ведро, а водка французская от 16 до 18 рублей штоф.

Медных денег на Камчатке совсем почти нет и до сего времени одни серебреные были в употреблении; но ныне начали показываться мелкие асигнации.

Конец первой части.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие флота капитана Сарычева по Северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану в продолжение осьми лет, при географической и астрономической морской экспедиции, бывшей под начальством флота капитана Биллингса с 1785 по 1793 год. Часть I. СПб. 1802

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.