ОВЦЫН А. Н.

НАРОДНАЯ ДИССЕРТАЦИЯ О ПЕРЕМЕНЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА В ИМПЕРИИ НАШЕЙ

(1798 год)

Эпоха Павла I (1796-1801) оставила большое количество сочинений современников и воспоминаний о правлении «гатчинского принца». В своем большинстве это — произведения, вышедшие из-под пера высших сановников и средней аристократии. Они содержат резкие характеристики режима, критику порядков, установленных в России в конце XVIII века.

Причиной тому — изменения в положении дворянского сословия. Произошла частичная отмена Жалованной грамоты дворянству 1785 г., и на аристократию вновь были наложены обязанности служить отечеству. Данное обстоятельство самым пагубным образом отразились на психологии вельмож, успевших вкусить «прелести» екатерининских «вольностей». Большинством знатных людей они были восприняты как возможность просто ничего не делать, вести паразитический образ жизни.

Карточные игры, балы, кутежи, мечтательные прогулки в парках и поместьях для многих стали символом обретенной свободы. Н. К. Шильдер приводит весьма показательное высказывание гвардейских офицеров о новых временах: «При императрице мы думали только о том, чтоб ездить в театры, в общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера на полковом дворе, и учили нас всех, как рекрут» ¹. Н. Я. Эйдельман весьма удачно охарактеризовал эту политику как «контрреволюцию до революции» — Павел стремился, может быть не всегда осознанно, предотвратить рост дворянских вольностей, в итоге приведших к восстанию на Сенатской площади. Поэтому император пытался лишить аристократию всех атрибутов свободы, опустить ее до положения зависимых сословий ².

Известно о распространившемся в обществе серьезном недовольстве Павлом. Однако о причинах этого в мемуарах современников говорится либо общими фразами о несносной тирании, либо приводятся анекдоты о сумасбродствах государя. Для понимания истоков отрицательного отношения к Павлу необходимо конкретизировать, чем же именно император не угодил дворянской массе. Можно поставить вопрос и шире — как наиболее привилегированная и социально активная часть российского общества в конце XVIII в. трактовала свободу и общественные идеалы?

Данная тема представляет интерес для изучения истории ментальностей. Рассматривая идеологию русского антиправительственного движения, начиная от Радищева и декабристов, исследователи в основном опираются на источники, отражающие взгляды лидеров революционных демократов и представителей либеральных кругов. В гораздо меньшей степени изучен протест «человека массы» — обывателя, чьи социальные мечты были [79] далеки от высоких идеологических целей. Между тем, как показали события новой и особенно новейшей истории, именно поведение данной категории населения формировало облик многих социально-политических и культурных процессов и в России и в мире.

Мотивы действий «маленьких людей» лежали прежде всего на бытовом уровне и в сфере традиций, нравственных и психологических стереотипов. Сложность их реконструкции обусловлена состоянием источниковой базы. Как правило, представители этих слоев не сочиняли документов программного характера, не произносили речей и т. д. Материал для суждения об их взглядах содержат следственные дела неуголовного характера (политического или экономического). Одним из таких источников является документ — «Народная диссертация о перемене правительства в империи нашей», вышедший в 1798 г. из-под пера Александра Николаевича Овцына (1768—1813?), которого можно назвать «дворянским диссидентом» конца XVIII века.

Сама по себе фигура Овцына примечательна. С его именем связан ряд анекдотов павловского и александровского времени, что свидетельствует об определенной незаурядности этого человека. Самые ранние из них зафиксированы в воспоминаниях Я. П. Полонского о рассказах его дяди, А. Я. Кафтырева, и связаны с пребыванием будущего «диссидента» в Казани, в качестве племянника местного губернатора князя П. С. Мещерского (1713-1799). Здесь Овцын прославился как изощренный повеса. Исполняя должность адъютанта, он вместе с Мещерским ездил принимать парады. При этом он вымогал у офицеров угощение шампанским, а если те отказывали, сообщал слепому и глухому губернатору, что полки проходят плохо, и разъяренный князь начинал кричать: «Государи мои, глаз не видит, ухо не слышит, а знаю, что скверно, гадко, мерзко»! При подготовке приема в доме Мещерского Овцын умудрился посадить в чаши и соусники живых воробьев, и те в разгар трапезы разлетелись по залу, что вызвало очередную вспышку губернаторского гнева ³.

Подобные выходки племянника, наконец, всем надоели, и его определили на государственную службу. В 1798 г. кригс-цалмейстер Овцын был командирован администрацией г. Херсона в Волынскую губернию для сбора средств для армии. Он допустил растрату и боялся, что не сможет добыть требующуюся сумму. Недолго думая, чиновник украл из кассы остатки денег и решил бежать за границу. Помочь ему вызвался бывший советник упраздненной Брацлавской казенной палаты Военной экспедиции Петр Акинфиевич Тутолмин (1760—1798). Похищенные казенные средства предполагалось употребить на покупку паспортов.

Выправить документы взялся было дворянский маршал Дубенского повета Волынской губернии генерал-поручик граф Миочинский. Однако он донес на беглецов властям, и по приказу Волынского губернатора П. Е. Гревса 26 апреля 1798 г. Овцына задержали в Бердичеве; вскоре его судьбу разделил Тутолмин.

Арестованных отвезли в Петербург. Следствие вел сам обер-прокурор А. Б. Куракин. Ничего хорошего оно не сулило, и поэтому Тутолмин решил не дожидаться развязки. 10 марта 1798 г. он выбросился из окна и через пять дней умер в тюрьме ⁴. По Полонскому, именно Овцын подговорил его покончить с собой: сперва обещал, что «умрем вместе» и что выбросится следом, однако затем попытался извлечь выгоду из ситуации, попросился на аудиенцию к Павлу и патетически заявил: мой товарищ струсил и предпочел смерть, но я надеюсь на монаршую милость и всецело вверяю свою судьбу твоей власти ⁵.

Видимо, поведение Овцына в тюрьме действительно было в чем-то необычным, ибо породило и другой анекдот, записанный С. Н. Глинкой. Будто бы он потребовал личной аудиенции с императором, пообещав только там открыть «страшную тайну». Павел его принял, и Овцын, упав на одно колено, воскликнул: «Государь! Тебя не любят!». Павел же его поцеловал и ответил: «Мой друг! Ты сказал правду!» ⁶ Хотя здесь заметны следы позднего переосмысления образа Павла в духе [80] обличительной мемуарной литературы, примечательно, что героем легенды является именно Овцын.

3 июня неудачливому беглецу объявили приговор: его, «яко дезертира, изменника и нарушителя присяги, лишить чести, орденов и живота», бить кнутом, вырвать ноздри и сослать в Сибирь. Однако уже 10 июля Овцьш получил высочайшее помилование и был отослан в распоряжение ведомства А. Б. Куракина для определения в службу по юридической части ⁷. По свидетельству Полонского, Павел при этом напутствовал его словами:

«Смотри же, впредь не шали».

В 1800-1801 гг. надворный советник Овцын оказывается на должности прокурора Черноморского войска, где прославился конфликтом с генерал-лейтенантом И. Кираевым. Последний выгнал его с должности, поскольку, как написано в рапорте Кираева, «прокурор Овцын, будучи развратных правил человек, отставлен от службы без обнаружения оказанных им в черноморском войске редких преступлений перед законами, пред чинопочитанием и пред всяким благоустройством». При этом, видимо, подлинной подоплекой конфликта были все те же лихие выходки своенравного дворянина, а не какие-либо серьезные нарушения, так как Кираев не приводил в своих обвинениях ничего конкретного и только твердил, что «дерзкий и развратный тип» Овцын злостно «нарушал народное спокойствие» ⁸.

В 1802-1804 гг. наш герой сперва в чине надворного, а с 1804 г.— коллежского советника занимал пост прокурора Казанской губернии ⁹. Здесь, по свидетельству Полонского, он женился на дочери купца Мосолова и терроризировал новую родню требованием денег, широко используя шантаж впечатлительного главы семейства, который даже бежал из-за этого из города. В Казани Овцын будто бы вновь оказался под следствием о растрате, затем пробовал свои силы на государственном поприще: в 1805-1806 гг. он служил прокурором Римско-католической духовной коллегии ¹⁰ и якобы разрабатывал для Александра I проект управления иноземными религиями в России. Данный документ обнаружить не удалось, но 31 марта 1805 г. коллежский советник Овцын подал Александру! записку «Об устройстве Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, или Кабинета». Свой проект он расценил как «слабую жертву Божеству, не лестно мною чтимому», нацеленный на пользу «для блага общаго». Примечательно, что в дальнейшем его проект хранился в бумагах Комитета 6 декабря 1826 г. и оказал определенное влияние на реорганизацию Канцелярии при Николае I ¹¹.

В 1805 г. Овцын, по Полонскому, уехал за границу, где с ним произошел очередной анекдот: он присвоил себе титул графа, вовсю кутил, но в Саксонию пожаловал Александр I, который, услышав о «веселом русском графе», поинтересовался личностью самозванца. Разгневанный, император будто бы лично увез его в Россию на козлах своей кареты, причем Овцын выговорил себе право всю дорогу «распевать русские песни». По словам Кафтырева, записанным Полонским, «трактирщик хотел было напомнить Овцыну о долге, но тот показал ему только кулак и уехал» ¹².

В 1807-1810 гг. бывший диссидент являлся вице-губернатором Москвы, главой Московской казенной палаты, имел чин статского советника. Его кандидатура рассматривалась на пост петербургского губернатора. Однако раскованный характер Овцына и на этот раз привел к конфликту: в 1810 г. он поссорился с главнокомандующим и управляющим по гражданской части Московской губернии, членом Государственного совета генерал-фельдмаршалом И. В. Гудовичем. Соперник оказался вице-губернатору не по зубам, и по доносу Гудовича Овцына сместили со всех постов и подвергли опале ¹³.

Последним штрихом к мифическому портрету Овцына как «шалуна» является приводимый Полонским указ, будто бы теперь он должен был каждый раз при приближении государя к Москве или Петербургу в 24 часа оттуда выезжать, как смутьян и возмутитель общественного спокойствия. В 1813 г. бывший диссидент якобы поступил майором в гусарский полк и умер в заграничном походе от горячки. Подтверждения этому также [81] найти не удалось. Возможно, с нашим героем был отождествлен Арсений Степанович Овцын, служивший с 1793 по 1816 г. в Сумском гусарском полку (с 1807 г. в чине майора), участник Бородинского сражения, кавалер ордена Св. Владимира 4-й степени «с бантом». Сведений об Александре Николаевиче Овцыне, гусарском майоре, в архиве не обнаружено ¹⁴.

В 1798 г., в тюремном заключении, Овцын сочинил документ под названием: «Народная диссертация о перемене правительства в империи нашей». Ценность данного памятника в том, что он отражает психологию и взгляды «маленького человека» конца XVIII в., его стремление, по выражению современников, гарантировать «свободную и безнравственную жизнь времен Екатерины» ¹⁵. Перед нами рядовой дворянин, озабоченный прежде всего житейскими проблемами: собственным физическим несовершенством («гнусная фигура»), неудачной женитьбой (в которой, конечно, виноваты порочные нравы родного отечества), мнением дворянского света, развлечениями (карточные игры), поиском способов повысить свой общественный статус и т. д.

Однако Овцын (видимо, в силу своего «лихого» характера) — «мыслящий обыватель». Его сочинение — своего рода манифест мелкого дворянского чиновничества, отстаивавшего право на паразитический modus vivendi. В нем отразился комплекс ценностей данного социального слоя: большой гонор и эпатаж (уверенность в том, что легко стал бы фельдмаршалом по своим способностям, но вновь виновато не ценящее таланты отечество), претензия на всезнайство (Овцын «разбирается» во всем — от экономики до благоустройства жизни армии и решения польского национального вопроса), понимание себя как пламенного борца с тиранией (что выражается в «шалости» — нежелании служить государству). Его идеалами являются: устроенная бытовая и светская жизнь, свобода взяточничества как способа обогащения и признака предпринимательских способностей человека, любовь к кутежам и карточным играм, преклонение перед Западом, где только и могут найти себе достойное применение подобные свободолюбивые «шалуны» (термин документа).

Примечательны и претензии, предъявляемые Овцыным властям и обществу. Вышеперечисленные качества, на его взгляд, являют собой «облик подлинного русского патриота». Профессиональные кутилы, игроки в карты, судьи-взяточники и выгнанные из армии за различные провинности офицеры под его пером оказываются «слугами Отечеству». Мероприятия Павла, с его точки зрения, прежде всего непатриотичны — например, государь зря взяточников карает, «ибо кто умеет брать, тот втрое умеет работать». Если так продолжится — храбрость россиян превратится в робость, виноват же во всем народ, который не хочет протестовать против деспотизма, а держится «за броню», то есть предпочитает плохую, но стабильность.

Выход из ситуации, предлагаемый Овцыным, не отличается особой оригинальностью. Для людей, задавленных российским деспотизмом, с его точки зрения, путь один — эмиграция, перед мысленным взором автора совершается насильственный прорыв через границу огромной массы обиженных («до миллиона») в свободную Европу. Овцын убежден, что стать подлинными французами можно, лишь выкинув «из головы страх подданного России». Альтернативой этому для русских является только воровство, так как «иного нет способу жить».

Однако критика существующих порядков у дворянина-диссидента любопытным образом сочетается с надеждой, что власти услышат его рекомендации и еще можно что-то исправить. Впрочем, возможно, что эта тональность была порождена надеждами Овцына на смягчение условий его заточения, и он заискивал перед своими тюремщиками.

Так или иначе, Овцын выдвигает в качестве ориентира переустройства российского общества Французскую республику (хотя при этом адресует свое сочинение императору Павлу I!). Правда, он опасается собственно революции, ибо «народ глупый» и будет бить не тех, кого надо, а именно — пострадает дворянство, которое и так «уже никуда не годное творение» [82] из-за реформ Павла. Поэтому ее необходимо избежать путем изменения политического и экономического курса.

Реформатор рекомендует заимствование европейских (конкретно— французских) юридических порядков, от процессуальных норм до брачных контрактов, развитие предпринимательства, финансовую реформу, преобразование системы винных откупов, отмену ограничений передвижения без паспорта, ослабление армейской дисциплины. Овцын дает разностороннюю характеристику положения дел в недавно присоединенных польских землях и предлагает для них ряд экономических преобразований, при этом самоуверенно выступает как «специалист» в фабричном и предпринимательском деле.

Публикуемый документ мало известен. Имя Овцына даже не упоминается в работах, посвященных политическим и духовным процессам в русском обществе конца XVIII века ¹⁶. Небольшое описание его сочинения содержится в статье В. З. Джинчарадзе, посвященной обзору документов фонда Тайной канцелярии ¹⁷. Однако автор трактует личность диссидентствующего «шалуна» как пламенного революционера и пропагандиста просветительских идей. Достаточно прочесть текст «Народной диссертации», чтобы убедиться в необъективности такой формулировки.

Следственное дело, хранящееся в фонде Тайной экспедиции (Российский государственный архив древних актов, ф. 7 (разряд VII), оп. 2, д. 3283), содержит материалы разбирательства, из которых публикуются извлечения: запись воображаемого диалога с покойным Тутолминым (л. 159об. — 161 об) и полный текст «Народной диссертации». Он печатается по писарской беловой копии (л. 170—185), на которой рукой Овцына сделано несколько исправлений и помет. Им собственноручно написан черновой вариант сочинения (л. 205—224об.), содержащий многочисленные исправления, учтенные в чистовике (в основном это правка стилистического и грамматического характера, принципиальных разночтений нет).

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что большинство помарок приходится на фрагменты сочинения, связанные с внутренними российскими проблемами и особенно — с обращением Овцына к властям предержащим. Гораздо увереннее, судя по черновику, он чувствовал себя при описании порядков в Польше и рассуждениях на экономические темы.

Публикация и коментарии подготовлены А. И. Филюшкиным. Ценные консультации и помощь в подготовке текста оказали автору В. М. Абакумов, А. О. Амелькин, Т. Ю. Бурмистрова, М. Д. Долбилов, Н. В. Самовер, М. В. Трегуб.

А. И. Филюшкин

Филюшкин Александр Ильич — кандидат исторических наук, доцент Воронежского университета.

Комментарии

1. ШИЛЬДЕР Н. К. Император Павел Первый. СПб. 1901, с. 292.

2. ЭЙДЕЛЬМАН Н. Я. Грань веков. В кн.: В борьбе за власть. М. 1988, с. 412.

3. ПОЛОНСКИЙ Я. П. Мой дядя и кое-что из его рассказов.— Русский архив, 1876, кн. 1, вып. 1, с. 75-77.

4. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 7, on. 2, д. 3283, л. 115об.

5. ПОЛОНСКИЙ Я. П. Ук. соч., с. 76.

6. Цит. по: НЕВСКИЙ А. Старый анекдот. — Родина, 1990, № 7, с. 25.

7. РГАДА, ф. 7, on. 2, д. 3283, л. 143, 144.

8. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1374, on. 3, д. 2316; on. 4, д. 374, л. 2, 2об., 12.

9. Месяцеслов с росписью чиновных особ в государстве на лето от Рождества Христова 1802. СПб. 1802, с. 294; то же на лето... 1803. СПб. 1803, с. 343; то же на лето... 1804. СПб. 1804. Раздел «Роспись чиновным особам, в губерниях обретающимся», с. 85.

10. Месяцеслов с росписью чиновных особ, или общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова 1805. СПб. 1805, с. 266; то же на... 1806. СПб. 1806, с. 458.

11. РГИА, ф. 1167, oп. 1, д. 27, л. 1-11.

12. ПОЛОНСКИЙ Я. П. Ук. соч., с. 76.

13. Месяцеслов... на лето... 1807. Ч. 2, СПб. 1807, с. 16; то же на... 1809. Ч. 2. СПб. 1809, с. 15; то же на... 1810. Ч. 2. СПб. 1810, с. 15; ПОЛОНСКИЙ Я. П. Ук. соч., с. 76.

14. ПОЛОНСКИЙ Я. П. Ук. соч., с. 76; Российский государственный военно-исторический архив, ф. 489, on. 1, д. 2319, л. 10об.— 11; д. 2320, л. 6об.-7; ф. 29, on. 1/153-г., св. 20, д. 13, л.329об.—330.

15. Политическая жизнь в России М.А. Фонвизина. В кн.: Библиотека декабристов. Вып. 4. Б. м. 1907, с.50.

16. БЕЛИКА., КОНОНОВ Ю. Новый документ по истории русской общественной мысли конца XVIII века.— Вопросы истории, 1948, № 4, с. 100—105; ГВИНЧИДЗЕ О. Братья Грузиновы. Тбилиси. 1965; ГЕРНЕТМ. Политический сыск в России в годы Французской революции. — Советская юстиция, 1939, № 15/16, с. 29; ДЖЕДЖУЛА К. Е. Россия и Великая Французская революция конца XVIII в. Киев. 1972; ДЖИНЧАРАДЗЕ В.З. Военно-судное дело гвардии полковника Евграфа Осиповича Грузинова (1800 г). — Ученые записки Новгородского пед. ин-та, 1956, т. 1, вып. 1, с. 119—132; СНЫТКО Т. Г. Новые материалы по истории общественного движения конца XVIII века.— Вопросы истории, 1952, № 9, с. 111-122; ШТРАНГЕМ.М. Русское общество и Французская революция 1789-1794 гг. М. 1956; его же. Демократическая интеллигенция России в XVIII веке. М. 1965.

17. ДЖИНЧАРАДЗЕ В. З. Из истории Тайной экспедиции при Сенате (1762—1801 гг.).— Ученые записки Новгородского пед. ин-та, 1956, т. 1, вып. 2, с. 104.

Текст воспроизведен по изданию: Овцын А. Н. Народная диссертация о перемене правительства в империи нашей (1798 год) // Вопросы истории, № 11-12. 2000