ФРАНСИСКО ДЕ МИРАНДА

ДНЕВНИК

ПАМЯТИ ВЕЛИКОГО ВЕНЕСУЭЛЬЦА

"Гишпанец граф Миранда" на юге России

"Князю теперь сопутствуют принц Нассау и гишпанец граф Миранда" ¹.

(Моисей Самуилович Альперович — доктор исторических наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации, действительный член Академии гуманитарных исследований, член-корреспондент Национальной Академии истории Венесуэлы, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Публикуется в журнале с 1969 г.)

Во второй половине богатого революционными потрясениями и многим другими выдающимися событиями XVIII столетия екатерининскую Россию посетило множество иностранцев, чье более или менее длительное пребывание в этой стране оставило заметный след. Они приезжали по разным поводам и обычно являлись выходцами из государств, традиционно поддерживавших отношения с Российской Империей. Среди них особое место занимает великий венесуэлец Франсиско де Миранда — уроженец страны, о которой даже образованные слои русского общества имели тогда весьма смутное представление.

Мужественный борец за освобождение заокеанских колоний Испании, он принял непосредственное участие в североамериканской войне за независимость, храбро сражался в рядах армии революционной Франции, внес решающий вклад в создание Первой Венесуэльской республики и возглавил ее вооруженное сопротивление испанским роялистам.

Этот человек, с чьим именем связаны столь яркие страницы прошлого Америки и Европы, провел в России почти год. Он неоднократно встречался с Екатериной II, ее всемогущим любимцем светлейшим князем Г. А. Потемкиным, фактическим руководителем Коллегии иностранных дел графом А. А. Безбородко, генерал-фельдмаршалом П. А. Румянцевым-Задунайским, очередным фаворитом императрицы А. М. Дмитриевым-Мамоновым, другими высокопоставленными сановниками, видными военачальниками и дипломатами, иерархами православной церкви и т.д. Такого рода общение положило начало продолжительному периоду тесных связей чужеземца с влиятельными российскими кругами. Его многолетние контакты с императорским двором, представителями петербургского правительства и царской дипломатии — не кратковременный эпизод, а целая полоса необычной биографии Миранды, стоявшего у истоков развития отношений между Россией и Латинской Америкой.  [138]

Следует, впрочем, заметить, что венесуэльский патриот являлся не первым латиноамериканцем, удостоенным расположения Екатерины II. Еще в 1782 г. в Северной Пальмире был благосклонно принят уроженец Hовой Гранады 30-летний иезуит Игнасио Хоакин Тенорио-и-Карвахаш. Его появлению в Петербурге способствовало высочайшее покровительство, оказанное "Обществу Иисуса" *Полгода спустя после обнародования известной папской буллы от 21 июля) 1773 г. об упразднении иезуитского ордена царица разрешила его членам продолжать свою деятельность в Белоруссии, гарантировав неприкосновенность их владений и имущества. В дальнейшем они получили правоизбрание генерального викария открытие новициата (послушничества) в Полоцке. По некоторым данным, именно там Тенорио ветретил другого иезуита испаноамериканского происхождения, родом из Кито, некоего Хоакина Ларреа ².

Однако приезд в Россию названных уроженцев Испанской Америки npaктически прошел незамеченным, тогда как российская эпопея Миранды привлекла повышенное внимание современников и историков. Отчасти это объясняется конечно, масштабностью его личности, которая, по словам компетентного исследователя, " принадлежит не только испаноамериканскому миру. Он — активное действующее лицо всемирной истории" ³. Развивая эту мысль, автор далее указывает: "Выдвижение Миранды на европейскую авансцену его авторитет в Европе зиждились на том, что он стал выразителем одного из кульминационных периодов латиноамериканской истории, повлиявшего на весь мировой процесс" ⁴. Немалое значение имеют, разумеется, широкий географический диапазон передвижений южноамериканца по территории Российской Империи и высокий уровнем его личных связей. Весьма существенно также и то, что многие перипетии годичного пребывания путешественника в России детально изложены в его обстоятельных поденных заметках.

В рамках краткого введения к настоящей публикации, естественно, не представляется возможным сколько-нибудь полное раскрытие данной темы. Да в этом, пожалуй, и нет необходимости, так как кое-что уже появилось ранее в нашей печати ⁵, в том числе и на страницах журнала "Латинская Америка" ⁶. А потому ограничимся минимальной информацией о характере и особенностях уникального источника, часть которого печатается ниже.

Прежде всего, напомним, что Франсиско (полное имя Себастьян Франсиско) де Миранда родился 28 марта 1750 г. в Каракасе, в семье состоятельного коммерсанта. По окончании университета он покинул Венесуэлу и выехал в Испанию, где поступил на военную службу, а в дальнейшем стал адъютантом губернатора [139] Кубы маршала ⁷ Кахигаля. Вскоре способный и энергичный офицер отличился в боях с англичанами на стороне мятежных британских колоний. Его ожидала блестящая карьера, но молодой человек предпочел иной путь, посвятив жизнь борьбе за избавление Испанской Америки от колониального ига. Поскольку в течение долгих лет его деятельность была подчинена исключительно достижению этой благородной цели, уделом Миранды стала беспокойная и опасная участь враждебного испанской монархии вечного бунтаря и конспиратора, которого многие сильные мира сего норовили использовать для осуществления вынашивавшихся ими замыслов.

За годы вынужденных скитаний вдали от родины в поисках иностранной поддержки своих революционных планов Предтеча испаноамериканской независимости провел продолжительное время в Англии и Франции, побывал в США и на Антильских островах, объездил почти всю континентальную Европу, включая Россию. Отличаясь по складу характера чрезвычайной организованностью и пунктуальностью, он на протяжении всего этого времени регулярно делал подробные записи в дневнике, который начал вести в тот январский день 1771 года, когда 20-летним юношей отплыл на океанском корабле в далекую метрополию, не подозревая, что на 40 лет расстается с родным Каракасом. С того момента педантичный креол где бы ни находился, чем бы ни занимался, кого бы ни посещал, изо дня в день тщательнейшим образом описывал поездки и встречи, излагал содержание бесед, пересказывал разнообразные сведения, представлявшие, по его мнению, какой-либо интерес. Эти заметки были, как правило, очень конкретны, насыщены обильной и ценной информацией, извлекаемой из собственных впечатлений и наблюдений, доверительных сообщений осведомленных собеседников, повседневного общения с широким кругом людей, чтения газет и книг, а также иных источников. "Он предстает перед нами, — указывает его соотечественник Томас Поланко Алькантара, — как любознательный путешественник, который наблюдает, сравнивает, взвешивает, оценивает, отвергает, критикует, одобряет... Ничто не ускользает от его взгляда. Разговаривая с кем-либо, он принимает во внимание, опрятен или неряшлив собеседник, интонацию его голоса, стиль одежды, степень благовоспитанности, выражение лица, манеры, уровень образованности. Для него имеют значение мотивы поведения людей, характер и образ жизни, он пытается проникнуть в их намерения" ⁸.

Быстро улавливая и критически осмысливая суть того или иного явления, обладая превосходной памятью и умением по горячим следам событий делать [140] живые литературные зарисовки, касавшиеся тех или иных фактов и персонажей, венесуэлец весьма полно фиксировал то, чему был свидетелем. Как полагала биограф Предтечи Хосефина Родригес де Алонсо, "Миранда — несомненно, единственный путешественник XVIII века, оставивший столь полный перечень различных аспектов жизни предреволюционной Европы, и безусловно достоин называться лучшим мемуаристом своего времени" ⁹.

Наряду с обстоятельными дневниковыми записями Миранда бережно хранил личные и семейные документы, адресованную ему корреспонденцию, экземпляры королевских указов и декретов мадридского правительства, листовки и брошюры, касавшиеся испанских владений в Новом Свете, а также другие бумаги. Постепенно у него вошло в привычку снимать и оставлять себе копии писем, проектов, памятных записок, воззваний и прочих материалов, посылавшихся кому бы то ни было. Не будучи в состоянии справиться с этой трудоемкой работой, он часто прибегал к услугам секретаря или переписчика.

За несколько десятилетий у Миранды накопился огромный архив, насчитывавший без малого 15 тыс. листов (по выражению известного ученого Х. Л. Сальседо-Бастардо, "Гималаи листов") ¹⁰. Куда бы ни заносили его превратности судьбы, он не расставался с этим обширным собранием важных материалов, хотя объем архива увеличивался с каждым годом и возить его с собой становилось все сложнее. Готовясь летом 1810 г. к возвращению из длительной европейской эмиграции в Венесуэлу, практичный креол для удобства перевозки велел переплести хранившиеся у него документы, предварительно разделив их на три части по тематическому принципу. Всего получилось 63 увесистых тома инфолио. Тогда же он дал этой объемистой коллекции название на греческий лад — "Коломбейя", которое должно было означать: "Бумаги, относящиеся к Колумбии ¹¹". В Каракасе она систематически пополнялась.

Незадолго до капитуляции возглавляемой им Венесуэльской республики (июль 1812 г.) Миранда приказал переправить архив на принадлежавший англичанам остров Кюрасао, куда намеревался отплыть и сам. Однако вследствие рокового стечения обстоятельств он оказался в руках испанцев, а его бесценное документальное собрание бесследно исчезло и более столетия считалось безвозвратно утерянным.

Только в 20-х годах текущего века известный венесуэльский историк Караччиоло Парра-Перес, работая в лондонских хранилищах, предпринял настойчивые поиски исчезнувшего архива и пришел к выводу, что он должен находиться в Англии. Независимо от него аналогичное мнение сложилось и у североамериканского профессора Уильяма С.Робертсона, который еще в начале столетия обнаружил в британских архивах документы, проливавшие некоторый свет на судьбу пропавшего сокровища. Выяснилось, что после гибели Венесуэльской республики багаж Миранды был благополучно доставлен на Кюрасао, а оттуда, по распоряжению министра колоний (и военного министра) лорда Батхерста, отправлен в Англию. Однако все попытки Робертсона отыскать следы архива в фондах лондонских хранилищ оказались тогда тщетными.

В начале 20-х годов рукописная комиссия Государственного публичного архива Англии направила в Сайренсестер — родовое поместье Батхерстов в графстве Глостершир — своего сотрудника для ознакомления с неопубликованными документами, хранившимися в семейном архиве. Просматривая их, архивист увидел в каких-то бумагах имя Миранды. Вскоре весть о находке дошла до Робертсона, который летом 1922 г. приехал в Сайренсестер и довольно быстро обнаружил [141] интересовавшие его фолианты. Но он не спешил предавать гласности свое открытие, вследствие чего другой биограф Миранды -Парра-Перес — узнал о нем лишь в 1926 г. Убедившись, что в руках потомков Батхерста действительно находится архив Предтечи, венесуэльский исследователь уведомил об этом свое правительство и по его поручению приобрел всю коллекцию, которая была передана Национальной Академии истории Венесуэлы для последующей публикации ¹².

Эта миссия была возложена на тогдашнего директора Национального архива Венесуэлы Висенте Давилу, и под его руководством с 1929 по 1933 г. изданы 14 томов "Архива генерала Миранды". Затем в 1938 г. вышел том XV, а 12 лет спустя работа завершилась публикацией в Гаване последних 9-ти томов ¹³. В указанном 24-томном издании материалы размещены в таком же порядке, в каком их [142] сгруппировал в свое время сам Миранда. Как и у него, они объединены в три серии, Первая — "Путешествия" — включает тома I-VII и содержит дневники, которые велись в Восточной Флориде, США, странах Северной, Центральной и Южной Европы, Турции, России, переписку, а также разные другие документы. Во вторую серию (тома VIII-XIV) — Французская революция" — вошли официальные бумаги, личная и служебная корреспонденция, связанные преимущественно с участием Миранды в бурных событиях конца XVIII в. во Франции. Тома XV-XXIII составляют третью серию — "Переговоры", или "Сношения", — где собраны письма и иные материалы, в большинстве своем датированные первым десятилетием XIX в. Последний же том, XXIV, состоит из документов и переписки 1811 - 1816 гг. Материалы, увидевшие свет на страницах "Архива генерала Миранды", опубликованы на языках оригинала: испанском, английском, французском, итальянском и др.

Издание архива Миранды имело большое научное значение, открыв перед исследователями возможность более основательного и глубокого изучения его жизни и деятельности. Однако эта ценнейшая публикация, уже давно ставшая библиографической редкостью, страдала определенными недостатками. В нее вошло далеко не все собранное знаменитым венесуэльцем. Хаотичность в расположении материалов, отсутствие рациональной системы их распределения по томам крайне затрудняли работу историков. Текст не был снабжен необходимыми комментариями.

Поэтому чрезвычайно актуальным представляется переиздание архива на более высоком исследовательском уровне, предпринятое согласно президентскому декрету от 28 сентября 1976 г. Оно осуществляется специальной комиссией, которую многие годы возглавляла упоминавшаяся выше Х. Родригес де Алонсо. После ее кончины в 1994 г. эту крайне сложную работу продолжают долголетние сотрудницы покойной Глория Энрикес Ускатеги и Мирен Х. Бастерра Ариньо, при активном содействии видного венесуэльского историка и дипломата Хосе Луиса Сальседо-Бастардо. На протяжении последнего 20-летия появились 14 томов капитального издания, выпускаемого ныне под названием "Коломбейя", как именовал когда-то свой архив его владелец ¹⁴.

Новое издание во многих отношениях выгодно отличается от предыдущего. Прежде всего, оно имеет хорошо продуманную, четкую структуру, в соответствии с которой все документы, независимо от их типа и содержания, расположены в хронологической последовательности, что значительно облегчает пользование ими. Они распределены между четырьмя крупными разделами. Первый из них — "Франсиско де Миранда, испанский подданный" — охватывает материалы, относящиеся к его пребыванию в Испании, службе в Марокко и на Кубе, участию в военных действиях против англичан во Флориде и на Багамских островах (1750-1783 гг.); второй — дневники путешествий по США, европейским государствам, Турции, письма и другие документы (1783-1790 гг.). В третьем разделе освещаются переговоры Миранды с премьер-министром Англии У. Питтом-младшим и его служба в рядах французской революционной армии (1790-1801 гг.), а четвертый предполагается посвятить подготовке испаноамериканской революции в лондонской эмиграции, экспедиции в Венесуэлу (1806 г.), эпохе Венесуэльской республики 1811-1812 гг. и последним годам жизни Предтечи (1812-1816 гг.)

.Хотя в данной публикации не представлены некоторые второстепенные по значимости материалы, имеющиеся в рукописном собрании, она гораздо полнее вышедшего ранее "Архива генерала Миранды". Новое издание оснащено [143] полезным научным аппаратом. Имеется обширная библиография трудов, посвященных Миранде. Каждый том открывается содержательным предисловием, а заканчивается синхронной хронологической таблицей, где параллельно излагаются основные этапы жизни Предтечи, венесуэльской и всемирной истории. Текст снабжен подстрочными примечаниями. Издатели устранили транскрипционные "неправильности" и архаизмы с учетом норм современного литературного языка.

Материалы, связанные с пребыванием венесуэльца в России, составляют последнюю часть тома IV и почти весь том V данного издания ¹⁵. Центральное место занимает его дневник (объемом более 300 страниц печатного текста), представляющий исключительную ценность. Это свидетельство любознательного и непредубежденного очевидца, внимательного и вдумчивого наблюдателя. Характеризуя в основном великосветские круги и придворную среду, Миранда вместе с тем обращал внимание и на условия жизни других слоев общества. В его записках нашли отражение социальные институты России, нравы и обычаи, система судопроизводства, состояние школ и больниц, тюрем и богаделен, численность населения, уровень цен и многое другое. Эти лаконичные, конспективные заметки, никак не предназначавшиеся для печати, полны незаконченных, недописанных фраз, оборванных на полуслове замечаний, сокращений, недомолвок и т.п. Существенным дополнением к дневнику является переписка его автора с Екатериной II, Г. А. Потемкиным, А. А. Безбородко, А. М. Дмитриевым-Мамоновым и другими лицами.

Многое из опубликованного уже довольно давно известно исследователям испаноамериканского освободительного движения (хотя и не использовалось подавляющим большинством специалистов по отечественной истории), но, в отличие от первого издания, где этот материал был беспорядочно разбросан по разным томам, теперь он сосредоточен в одном месте и откорректирован в соответствии с принятыми в настоящее время правилами правописания. Кроме того, дополнительно включены 33 ранее не публиковавшихся документа, в частности паспорта, выданные путешественнику российскими властями, и их распоряжения об обеспечении его проезда по дорогам империи.

Значительный интерес представляет также следующая часть путевого дневника, отражающая посещение Мирандой Швеции, Дании, Республики Соединенных провинций (Голландия), Австрийских Нидерландов, прирейнских немецких княжеств и вольных имперских городов, Швейцарии, северной Италии, Франции, где он многократно общался с дипломатическими представителями России. Этот материал, охватывающий период с сентября 1787 по июнь 1789 г., вместе с [144] сопутствующими документами, занимает последний раздел тома V, тома VI, VII и более половины тома VIII ¹⁶..

Поскольку дневники Миранды, несомненно, интересны и широкой читательской аудитории, не говоря уже об историках, в ряде стран изданы переводы относящихся к ним разделов. Такие публикации, соответственно на немецком, английском, шведском и датском языках, осуществлены в Германии, США, Швеции, Дании ¹⁷. Совсем недавно украинский перевод дневниковых записей венесуэльца с конца сентября 1786 г. до начала мая 1787 г., когда он находился в пределах нынешней Украины, вышел в свет в Киеве ¹⁸.

На таком фоне публикаторский вклад российских мирандоведов выглядит более чем скромно, ибо до сих пор на русском языке изданы лишь переписка Миранды с Екатериной II, Г. А. Потемкиным, А. А. Безбородко и некоторые другие документы из его эпистолярного наследия. Дневник же в переводе по существу не публиковался, за исключением небольших фрагментов, касающихся тематически узкого сюжета — экскурсий по московскому Кремлю в мае 1787 г. ¹⁹.

Задача настоящей публикации — хотя бы частично восполнить этот пробел, познакомив русскоязычного читателя с заметками, относящимися к начальному этапу российского путешествия Предтечи — его пребыванию на юге России (Херсон — Крым — Кременчуг ²⁰) с 26 сентября (7 октября) 1786 г. по 5(16) февраля 1787 г. Испанский оригинал этого раздела дневника впервые опубликован в Каракасе в 1929 г. и переиздан там же в 1981 - 1982 гг. ²¹.

7 октября [1786 г., по новому стилю ²²]

Ранним утром погода прояснилась. Мы приготовили горячий завтрак и в 10 подняли паруса, при слабом северо-западном ветре. К 4 часам пополудни находились примерно в пяти милях от Херсона, и ввиду отсутствия ветра на берег были высажены люди, которые вчетвером при помощи каната тянули судно. Таким образом, к наступлению темноты добрались до карантинного барака, в 30 милях от пристани Глубокой ²³.

Казалось, предстояло провести еще одну ночь на борту, но явился комендант и весьма учтиво предложил сойти на берег, предоставив мне в качестве жилья дом, где все оконные стекла были выбиты, а двери не запирались. Милостиво предоставлены стул, подсвечник и сальная свеча. Выручил лишь мой тюфяк.

8 октября

Наутро пришел упомянутый комендант Гиорги Бау — грек по национальности, кавалерийский лейтенант на русской службе, — дабы узнать, есть ли у меня какие-нибудь письма, паспорта и т. п. Я отдал ему те, что имел на имя генерала Репнинского, императорского консула Розаровича, негоцианта г-на Ван-Шутена ²⁴ и т.д., вместе с моими паспортами.

Немного погодя зашел поговорить со мной французский коммерсант г-н Ру, также только что попавший в карантин. Он по соседски предложил свои услуги, и я провел непродолжительное время в его обществе, равно как и в компании капитана Мельхиори ²⁵, которого тоже встретил здесь. [145]

Вечером немного почитал и — спасибо моему тощему тюфяку и приобретенному в Вене полушубку.

9 октября

Утром меня посетил вице-консул империи, наговоривший кучу любезностей от имени г-на Розаровича, прикованного к постели приступом подагры, а также г-на Ван-Шутена, каковой появился к вечеру и в самой искренней манере предложил свои услуги. Он заверил меня, что если бы командующим оставался Репнинский, то карантин продолжался бы очень недолго, но вновь назначенный генерал Текели — человек иного склада. Хорошие вести для того, в чьем распоряжении лишь тощий матрас на полу да лужа застоявшейся воды возле двери, при отсутствии оконных стекол и какой-либо защиты от холода, который уже довольно основательно дает о себе знать.

10 октября

Сегодня перебрались в тот дом, где жил Мельхиори, вернувшийся на свой корабль. Но он немногим лучше, не говоря уже о риске свернуть себе шею при входе, взбираясь на перекладину, наподобие курицы.

Получил от г-на Ван-Шутена стол со стульями и изрядный запас вин, чая, сахара, масла, рома, сыра, сельдей, окороков, лимонов и т.д. Так что в результате объединения моих припасов с таковыми г-на Ру положение в этом смысле улучшилось. Мой грек Никола ²⁶ решился составить нам компанию, и мы хорошо поужинали, весело проведя время.

Спанье на полу и в сырости вызвало у меня легкие боли в пояснице.

11 октября

Сегодня пришел осмотреть это жилище некий господин с таможни, пообещавший завтра обязательно вставить оконные стекла, но я предусмотрительно велел принести бумаги и принялся за работу. Наши трапезы умеренны, и г-н Ру весьма общителен. Он в течение долгого времени жил в Лондоне и свободно говорит по-английски.

12 октября

Крайне увлечен чтением "Порнографа, или Мыслей по поводу регулирования проституции" г-на Ретифа де ла Бретонна ²⁷. Боже мой, какие познания по сему предмету, касающиеся древности и современности! А различные содержащиеся там наблюдения чрезвычайно любопытны и интересны. "Мимограф, или Протестантский театр", "Гинеграфы, или Женщины-протестантки" того же автора, несомненно, занятные книги. Обед с участием нашего Николы был превосходен, а главным за столом являлся г-н Ру — истинный эпикуреец. [146]

13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 и 20 октября

Весь день и отчасти вечер был занят тем, что записывал в дневник те фрагменты, которые из-за быстроты передвижения или болезни вынужден был хранить только в виде кратких пометок.

Погода стоит еще умеренная — на наше счастье, ибо для починки окон никто так и не явился, и лишь вставили два стекла в спаленке, где я ночую. Тут полно крыс, просто бедствие, и множество змей, которые ползают повсюду... Черт бы побрал эту мерзкую тюрьму!

Трое греков, только что прибывших в карантин, подкупили сержанта караула и провели три дня в Херсоне, о чем комендант поста понятия не имел. Но в конце концов это стало известно, их схватили и водворили обратно в карантинный барак. Сержанта разжаловали в рядовые, а солдат прогнали сквозь строй. Теперь на основе опыта я еще больше убежден в бессмысленности устройства карантинов по методу, применяемому в настоящее время во всей Европе.

21, 22, 23, 24 и 25 октября

Неустанно корпел над дневником. Мне нанес визит г-н Ван-Шутен вместе с английским дворянином, приехавшим из Риги. Сей друг не перестает снабжать нас провиантом, так что в этом отношении все обстоит прекрасно, и друг Ру — настоящий эпикуреец — извлекает всю возможную выгоду, к общей пользе.

В один из таких вечеров названный командующий войсками Текели побывал здесь, чтобы выяснить, чего не хватает, но лучше так и не стало. А хуже всего то, что он лишил таможенников возможности кое-что подправить, хотя они уже собирались это сделать.

26, 27, 28, 29, 30 и 31 октября

Дневник, и снова дневник, особенно — восполнение пропусков, оставшихся после Рима ²⁸. Наконец удалось достать лавку для спанья, где я расстелил свой тюфяк, ибо, кажется, эти люди придерживаются принятого в Польше обычая: если кто-либо остается на ночлег в чужом доме, то должен приносить собственную постель. Г-н Ван-Шутен продолжает присылать нам превосходную еду и даже наилучший токай, без чего за точение было бы нестерпимым.

Меня посетил императорский консул Розарович, рассыпавшийся в комплиментах и извинениях за то, что из-за болезни не приходил раньше. Он сообщил, что, когда обратился к Текели по поводу меня, тот ответил, будто обязан доложить в Петербург о плохих условиях, в коих содержатся те, кто попадает в карантин, но не властен сократить продолжительность нахождения там. Как будто бы (неразборчиво — М. Л.) он дожидался приказаний двора, чтобы отремонтировать дом, находящийся в состоянии, не пригодном для обитания, подобном нашему! Несчастные грузинские рабыни, только что прибывшие из Константинополя по требованию России как ее подданные: одна из них на сносях, и дай Бог, чтобы мать не умерла раньше от холода. [147]

27-го уже выпал снег и подморозило, что делает сию дьявольскую ситуацию почти невыносимой. Эта проникающая стужа ничуть не похожа на североамериканскую, сравнительно мягкую и терпимую.

1 и 2 ноября

В последний из этих дней выпустили моего сотоварища г-на Ру, которого в 10 часов утра, после того как он надушил свою одежду и даже баулы (Бог ты мой, какая нелепость!), отправили в Херсон. Меня же, жившего рядом и покинувшего Бююкдере ²⁹ одновременно с ним, еще не отпускают.

Из того, чему я научился у сего славного эпикурейца, одно — это как отгонять мух, чтобы они не садились на поверхность какой-либо жидкости: надо положить в нее кусок пробки. А другое — дабы, когда режут лук, его сок не ел глаза, следует насадить на острие ножа кусочек хлеба, и действует безотказно.

Приходил ко мне, вместе с консулом Польши, г-н Кадоган ³⁰, раньше меня выехавший наземным транспортом из Константинополя с намерением осмотреть Крым. Но наступившее между тем сильное похолодание побудило его отказаться от продолжения путешествия. Завтра он отправляется в обратный путь до Вены, в поисках лекарства для своего глаза, которого, боюсь, может лишиться. На польской границе ему пришлось провести в карантине всего шесть дней.

Я подвергся серьезной опасности угореть, так как, спасаясь от холода, мы вынуждены по необходимости топить углем, ибо печки подобны печам для обжига кирпича, в каковых, чтобы разогреть их, нужно поддерживать огонь в течение восьми дней. В итоге, когда вечером ложился спать, мне стало совсем плохо и затошнило. Так что, если бы немедленно не открыл все двери и окна, чтобы проветрить, то умер бы от удушья! "Felix qui potuit rerum cognoscere causas!" ³¹.

3, 4 и 5 ноября

В эти дни дул южный ветер, так что температура воздуха такая, как весной. Чертовы перепады!

У меня побывал друг Ру, который жалуется, что иностранцы не пользуются в Херсоне никакими удобствами, даже если располагают нужной суммой денег. Г-н Бау, производящий впечатление большого пройдохи, рассказывал мне байки о жене доктора, которая выглядит статной девицей и слывет тут красавицей.

6 и 7 ноября

На этих днях дул ужасный северный ветер со снегом, обледенением и т. д., и был такой мороз, что чуть не погибли только что родившая несчастная рабыня и ее ребенок. Я послал ей вина и одеяло — все, что сумел, ибо нечем даже развести огонь, так как карантинная шлюпка не может плыть [148] из-за непогоды. Если бы случайно не осталось немного хлеба и риса, к прочим неудобствам добавился бы также голод. Да здравствуют мудрые предписания! В конце концов ночью пришлось разломать ящик, служивший мне для других целей, и таким образом мы слегка согрелись. Поверит ли кто-нибудь, если рассказать об этом? Снаружи не видно ни души.

8 ноября

Сегодня погода установилась, и меня посетили друг Ван-Шутен и мой компаньон Ру, которые вместе с русским офицером гарнизона пришли предупредить, что завтра утром я покину это адское место. Дай-то Бог.

Вечером из Глубокой прибыл капитан императорского флота Мельхиори, в надежде тоже уехать завтра. Он сообщил о необычайных холодах и о тяжелейшем положении, в каком находятся в тех краях военные и торговые суда.

9 ноября

Сегодня в 9 часов утра принесли мой пропуск, или разрешение покинуть карантинный барак, а вскоре явился г-н комендант Бау с пожеланиями счастливого пути. Потом я попил чаю и собрал свой скарб в дорогу... Немного погодя прибыл друг Ру, около 10-ти мы вышли и с немалым трудом (из-за сильного мороза) переправились через реку. Затем пришлось целый час прождать на холоде повозку, чтобы отвезти вещи на квартиру. [149]

В час дня отправились к консулу Розаровичу, который уже разыскивал нас утром. Мы застали его за столом, пообедали вместе, после чего еще долго сидели в гостях. Там я познакомился с г-ном Аренсом, братом константинопольского ³² и здешним вице-консулом империи. Позднее направились в дом г-на Ван-Шутена, который принял меня радушно и любезно. Пробыли там до вечера и вернулись домой, то есть в дом г-на Ру, сумевшего устроить так, чтобы мы жили вместе. Починили кровати, насколько было возможно, выпили по стакану пунша и легли спать.

10 ноября

В 10 утра вместе с г-ном Розаровичем посетил командующего войсками Текели — хорвата по происхождению, который, будучи младшим офицером, отличился отвагой и воинской доблестью в войне с Пруссией, а в последнее время — с Турцией. Это человек крайне немногословный, внешне весьма импозантный. Он заверил меня в своей дружбе и уважении.

Оттуда направились к заместителю командующего князю Вяземскому ³³, но не застали его дома, равно как и г-на Корсакова — начальника крепостных сооружений, ведавшего их строительством, и г-на Мордвинова — начальника морского арсенала и военного флота ³⁴.

Обедали у г-на Розаровича, где за столом собралось многочисленное общество коммерсантов, или, во всяком случае, людей, называвших себя таковыми, также присутствовала его жена, по происхождению гречанка из Смирны. Вечером возвратился домой, и было дьявольски холодно.

11 ноября

Сегодня сидел дома, так как погода сквернейшая и улицы Херсона стали непроезжими из-за грязи не меньше фута глубиной. В полдень Розарович прислал карету, и я обедал у него. Собравшееся там общество не расходилось до вечера, а потом меня отвезли домой, где я выпил чашку чая, чтобы согреться, ибо холод невыносим. Когда льет дождь, улицы совершенно непроходимы.

12 ноября

Поджидал г-на Жана Поля Ван-Шутена, который должен был приехать в экипаже, дабы отправиться в греческую церковь. Но он так и не появился до часа дня, и тогда мы пошли прямо к нему обедать. Там было много гостей, в том числе генеральный консул Польши г-н Саллоцкий и г-н Бенсон — англичанин по национальности. Просидели до вечера, а затем отправились домой.

13 ноября

В полдень заехал г-н Ван-Шутен, и мы нанесли визит архиепископу Евгению Вульгарису ³⁵, греку по происхождению и уроженцу Кефалинии, [150] человеку образованному и в высшей степени обходительному. Он — автор изданного ранее "Хронологического очерка древних народов, населявших побережье Черного моря". Пообедали у Ван-Шутена. Общество не расходилось до вечера, а затем вернулся домой.

14 ноября

Не могу найти слугу, который бы мне прислуживал. Приходил один итальянец, но оказался негодным, и пришлось его рассчитать. Погода все хуже: дождливая и холодная.

Обедал у Розаровича, где пробыл до вечера, а потом, вместе с его женой, отправились к князю Вяземскому (который, как и оcтальные, немедленно нанес мне ответный визит), проявившему исключительную предупредительность и рассказавшему о своих путешествиях по Испании. Княгиня — сестра О'Рейли, капитана полка "Иберния" ³⁶ и племянника прославленного О'Рейли ³⁷. У нее очень приветливый характер и чрезвычайно приятная внешность. Были там также князь Долгоруков ³⁸ и княгиня, его жена (она еврейка по происхождению, и чтобы выйти замуж, ей пришлось креститься, благодаря чему, да еще приданому в 50 тысяч рублей, она стала вполне хороша для этого). Мы поужинали, и в полночь я отправился домой.

15 ноября

Сегодня сквернейшая погода, и ходить по улицам было ужасно. Обедал у князя Вяземского. Составилась партия в вист. Потом поужинали, и я поехал с полковником Текутьевым ³⁹ из Херсона. Он оказался столь любезным, что отвез меня домой в своей карете.

16 ноября

Утром с г-ном Розаровичем посетили Старо-Оскольский полк (его командир князь Цицианов ⁴⁰), расквартированный в окрестностях города. Полковник принял нас в своем бараке, а затем приставил к нам капитана в качестве сопровождающего при осмотре остальной территории. Холод был такой противный, что консул не выдержал, и мы вернулись к нему домой обедать. [151]

17 ноября

Опять плохая погода, но все же вместе с г-ном Бенсоном осматривали крепостные сооружения, подчас погружаясь в грязь по щиколотку. Посетили дом полковника Корсакова, который проявил к нам величайшее внимание, предоставив в наше распоряжение лошадей английской породы и слугу, чтобы сопровождать нас. Побывали также в находящемся там старинном артиллерийском парке, где примечательны три бронзовые пушки времен Петра Первого (1722 г.), которые поистине и в наши дни не отлили бы лучше и с большим вкусом.

После направились к крепостной церкви — небольшому, но вполне приличному строению. Его пропорции имеют изъяны, так как купол расположен слишком низко. Множество изображений святых обоего пола, ибо греки, не признавая изваяний, на самом деле возмещают их отсутствие своей мазней.

Наконец в час дня мы ушли, и я отправился обедать к Розаровичу, где познакомился с казачьим полковником на российской службе по фамилии Денисов ⁴¹, одетым по форме и с написанным на лице чувством собственного достоинства, столь характерным для этой нации.

Затем вместе со всей семьей (консула — М. А.) направились смотреть выступление фокусника, чье представление продолжалось до 9-ти часов.

18 ноября

Утром заходил владелец нашего дома, помощник начальника таможни, грек по национальности, чье имя Хуан Петрович (ведет свой род от Лонгинов, из города Эги ⁴², в Македонии), показавшийся мне человеком весьма приятным и любезным.

Обедал у полковника Корсакова, который каждую субботу приглашает на обед своих друзей. Он послал за мной карету, ибо было очень грязно. Там я застал многочисленное общество, и в числе других маркиза д'Агессо, удостоенного голубой ленты французского ордена. Он прибыл из Петербурга и следует в Константинополь с намерением посетить Грецию. Мы долго беседовали об ее древностях, и на меня произвели впечатление его образованность и приветливость. С ним были г-н де Курноль (кажется, врач) и г-н Фулон (нечто вроде секретаря).

Г-н Корсаков показал солдата в артиллерийской форме, которая мне очень понравилась: каска или шапка в греческом стиле, изготовленная из латуни, дабы выдерживать сабельные удары, а также взрыватели на плече. Короткая шпага с широким лезвием и острием, каковые служат солдату для разных целей. В общем эти войска обмундированы с большим вкусом, воинским изяществом и сообразно климату (на английский манер).

Обедали под музыку великолепного полкового оркестра. А потом я разговаривал с г-ном Корсаковым о военном искусстве, к коему он, мне кажется, имеет склонность и прекрасно в нем разбирается. Между тем остальные развлекались игрой в карты и лото, что является обычным времяпрепровождением в этой стране.

Когда стемнело, отправился с визитом к архиепископу Евгению, с которым имел продолжительную и приятную беседу на литературные темы. [152] Он показал мне книгу форматом ин-фолио, только что присланную из Петербурга, содержавшую сделанный им греческий перевод Виргилия, и подарил другую свою вещицу под названием "Размышления о нынешнем критическом состоянии Оттоманской державы", написанную весьма разумно и со знанием дела. Указанный прелат был профессором университета в Лейпциге.

Потом вернулся домой и перечитал заметки де Тотта о татарах, которые, несомненно, составляют наиболее толковую часть его записок.

19 ноября

Сегодня меня навестил преосвященный Евгений, и мы беседовали до 12-ти. Отправился обедать к г-ну Ван-Шутену, где были разные люди, и в их числе некий Кайслер — немец, кассир г-на Антуана. У него недавно украли деньги, хранившиеся дома, но он проявил честность, признавшись, что взяли его собственные, а денег Антуана не тронули. Случай необычный в нашем мире.

Вечер провел у князя Вяземского, где пришлось сыграть партию в вист с дамами, а потом подали ужин, длившийся до полуночи.

По рекомендации господ Никельмана и Тортле нанял наконец слугу — ливонца (которому плачу 10 рублей в месяц на пропитание и прочие расходы).

20 ноября

Обедал с князем и милейшей княгиней Вяземскими, а потом по своему дневнику изучал маршрут и путевые заметки, относящиеся к путешествию в Константинополь, Грецию и т.д., которое он (Вяземский – М. А.) думает совершить в будущем году.

К обеду у нас был российский майор, чьи заносчивость и легкомыслие вскоре позволили мне определить, что он француз (г-н де Клодель, из полка Цицианова)... [По его словам], англичане никогда больше не оправятся (от понесенных потерь – М. А.); не столь странным было утверждение, будто Франция, неизменно располагая меньшими силами (за исключением одного лишь сражения), в конечном счете всегда брала верх над ними. Черт бы побрал этих французов!

Вечером был в гостях, а к полуночи вернулся домой, чтобы сделать записи. Но едва приступил, как явился мой хозяин г-н Ру, крича и спотыкаясь, словно в припадке отчаяния. Сопровождавшие его господа Сассиньон и Дофине также были навеселе, но Ру совершенно не вязал лыка. Они снова принялись распивать пунш, не давая мне писать, и один Бог знает, как сумели добраться до своих постелей. А мой прославленный компаньон надоедал сетованиями по поводу того, что я не пожелал пойти на обед к Антуану (лично пригласившему меня), проявив тем самым пренебрежение к г-ну Ру, и прочим вздором. Так что пришлось отправить его спать, а я решил немедленно переселиться. [153]

21 ноября

Наутро пошел к моему соседу Хуану Петровичу, специально чтобы выяснить, не может ли он снять для меня жилье, где угодно. Но это оказалось невозможным, так как квартир крайне мало.

Там встретил княгиню Джику — вдову князя Валахии и Молдавии, отравленного в Константинополе, откуда она уехала в Петербург. Императрица назначила ей пенсию в размере 2000 рублей, на которые княгиня намеревалась жить в этой стране. Одна ее дочь — как говорят, красавица — вышла замуж в Петербурге за маркиза Маруччи (венецианского грека из Эпира), а при ней остались две других дочери, два сына и три племянницы.

Итак, в этом прелестном хоре нимф да еще пятерых дочерей г-на Хуана П. мы обедали, словно в Афинах, ибо один я не являлся греком. Общество не расходилось до наступления вечера, который я провел у князя Вяземского, куда пришел вместе с г-ном Петровичем, чтобы представить его. Вечер там прошел в приятной беседе, а потом просидели за семейным ужином до 12-ти.

22 ноября

Пользуясь благоприятной погодой и хорошим состоянием мостовой, направился в крепость, и вместе с прекрасно знающим это место г-ном Бенсоном, которого там встретил, мы осмотрели все, начав с уже воздвигнутых земляных валов. В целом они показались мне грандиозными, прочными, пропорционально спланированными, за исключением слишком коротких линий обороны, вследствие чего расстояние между бастионами невелико. Из-за проливного дождя только что рухнул пороховой погреб. Качество строительных материалов, особенно кирпича, показалось мне неважным. Корсаков рассчитывает за два года полностью завершить строительство, начатое около двух лет назад. Сооружение должно иметь в окружности несколько больше двух верст.

Затем двинулись к дому, приготовленному для приема фельдмаршала и первого министра князя Потемкина, которого здесь ждут с часу на час. Его (дома – М. А.) внешний вид оставляет желать лучшего, ибо сей господин (т.е. Потемкин – М. А.) имеет обыкновение не платить работающим на него мастеровым, а потому все они стараются его избегать. Зал в том же доме, предназначенный для аудиенций императрицы, когда она прибудет в сей город, великолепен, хотя безвкусен и пропорции не соблюдены. Рядом разбит небольшой прелестный садик.

Оттуда мы попали в находящийся поблизости арсенал, окруженный укреплениями, которые его прикрывают и надежно защищают. Принимая во внимание, что он существует совсем недавно, поразительно, сколько кораблей тут построено и можно было бы построить еще, если бы не небрежение прежних должностных лиц. Стапели созданы самой природой на глинистой отмели, поднимающейся вверх от кромки воды; а на берегу выкопано нечто вроде батопорта ⁴³ с достаточным наклоном, таким образом, чтобы получились [154] настоящие стапели, не требующие каких-либо усилий и легко запирающиеся. На них находятся в данный момент 80-пушечное судно в начальной стадии строительства, 66-пушечное, близкое к завершению, 50-пушечный фрегат, чья постройка уже значительно продвинулась, и другой такой же, только что начатый. Я ознакомился с качеством работы и материалов, которые очень хороши. Какая великолепная древесина! Конструкция показалась мне точной копией английской, а корабли гораздо лучше наших и французских. Военные суда доставляются отсюда в Глубок при помощи камелей ⁴⁴, ибо глубина реки до указанного порта составляет семь футов. Между тем будет сооружен канал, предназначенный также для нужд торговли; его проект разработан, а строительство начнется в будущем году. На это уже отпущен миллион рублей а глубина составит 14 футов.

Начальник арсенала и Управления ⁴⁵ капитан 1-го ранга г-н Мордвинов — человек очень способный, и хотя молод (ему 33 года), успел побывать в Англии и с большой пользой объездил почти всю Европу, изрядно преуспев. Как жаль, что при таком складе характера он не отличается крепким здоровьем. Подобным же талантом, задатками и наклонностями обладает полковник Корсаков, с тем еще преимуществом, что совершенствовал свое образование в Шотландии... Оба они — люди, которые сделали бы честь самой превосходной нации на земле.

Порядком устав, отправился обедать к Розаровичу, где после трапезы беседовал с немецким негоциантом г-ном Руттером, и тот со знанием дела поведал мне о Крыме, куда недавно ездил.

Вечером был у князя Вяземского, где собралось многочисленное общество. Провел там время до часа ночи, причем обнаружил, что князь и княгиня Долгоруковы чрезвычайно обходительны, и у них нет недостатка в образованности. В противоположность им жена коменданта г-жа Соколова изъясняется односложно и выделяется своей тучностью. А ей, как говорят, всего 26 лет. Князь Вяземский, в присутствии дам, рекомендовал мне поухаживать за ней и наставить изрядные рога ее мужу. Все засмеялись, а меня подобный совет покоробил. [155]

23, 24 и 25 ноября

Выезжал в свет, то туда, то сюда. Потерпело крушение судно капитана Пацци, стоявшее на якоре поблизости и разбитое плавающими льдинами, так что весь груз затонул.

В субботу вместе с князем и княгиней Вяземскими обедал у Корсакова, где общество, музыка и прочее немногим отличались от того, что было в предыдущие дни. Потом стали играть в карты, и я воспользовался моментом, чтобы потолковать о войне с этим образованным офицером (Корсаковым – М. А.), после чего отправился к архиепископу, а затем домой.

26 ноября

Вместе с зашедшим за мной Ван-Шутеном побывали в церкви, где не было недостатка в публике. Хоровая музыка (единственно допускаемая) довольно приятна. Я вошел в святая святых, чтобы присутствовать на литургии. Бог Ты мой, какой же неряха священник, служивший обедню! Он был в сапогах, способных вызвать отвращение и испакостить даже конюшню, — такие они грязные и загаженные. Напротив, архиепископ Евгений, находившийся там инкогнито, выглядел таким опрятным и благопристойным! Его лысина (когда он снимал митру) и борода придавали торсу законченный греческий облик, и казалось, что передо мной точный оригинал тех мраморных изваяний, какие нам оставили прославленные античные мастера Греции.

В заключение посетили г-на де Сассиньона, а также Тепер — второе по значению из здешних торговых заведений. Еще один визит нанесли генеральному консулу Польши г-ну Саллоцкому, ибо здоровье бедняги сильно пошатнулось. Затем обедали у Ван-Шутена, где провели время до наступления темноты. День завершился обычной вечеринкой у князя Вяземского.

27, 28, 29 и 30 ноября

Сидел дома за письмами, рекомендуя князя Вяземского моим константино польским друзьям г-ну Хейденстаму, графу Людольфу и г-ну Брентано ⁴⁶ (подарил ему также "Литературное путешествие по Греции" г-на Гиса, записки барона де Тотта, критические сочинения Пэссонеля и т.д., за что он очень благодарил), а еще известил их о моем прибытии сюда и о том, что, поскольку река уже начала замерзать, рискую застрять тут на всю зиму.

29-го обедал у Сассиньона, а потом поехали с моим приятелем Ван-Шутеном поглядеть на один из искусственных курганов, часто встречающихся в этой стране: их называют как по-русски, так и по-польски "могила", что означает "захоронение". Принято считать, будто казаки таким образом отдавали почести своим предводителям, сооружая на идеально гладкой равнине холмы, заметные издалека. В некоторых обнаружены скелеты, что подтверждает существование подобной традиции. Тот, который я видел, находится поблизости от крепости (так что его уже намеревались срыть), достигает в высоту примерно четырех-пяти туазов ⁴⁷ над уровнем моря и имеет конусообразную форму (наподобие тех, какие до сих пор можно видеть на равнине Марафон). С его вершины на закате мы могли различить на горизонте пять других, таких же на [156] вид и той же конфигурации. Сопровождавший меня поляк уверял, будто в Польше есть множество подобных курганов, разбросанных по территории, прежде принадлежавшей казакам.

Затем — к князю Вяземскому на чашку чая. Там приятно провели вечер в разговоре с г-ном Мордвиновым о достопримечательностях Италии, кои он созерцал, обладая тонким вкусом и необходимыми познаниями. Князь же показал мне две небольших изящных копии — "Персидской Сивиллы" Герсино и чудеснейшего творения Доминкино из флорентийской галереи.

Комментарии

1. Из письма В. С. Попова — правителя канцелярии и ближайшего помощника князя Г. А. Потемкина — троюродному брату вельможи, кавказскому генерал-губернатору П. С. Потемкину от 21 января 1787 г. (по старому стилю). — Русский архив, 1879, кн. 2, с. 435. Нассау-Зиген — немецкий принц, сделавший военную карьеру во Франции. В Испании удостоился генеральского звания и титула гранда. С осени 1786 г. состоял в свите Г. А. Потемкина.

2. Подробнее см.: М. С. Альперович. Россия и Новый Свет (последняя треть XVIII века). М., 1993, с. 122-124.

3. Х. Ф. Сукре Фигарелья. Миранда: историзм и универсализм. — Новая и новейшая история (ННИ), 1998, № 3, с.64. "Гражданином мира" назвал Миранду североамериканский ученый Джозеф Ф. Торнинг. См.: J. F. Thorning. Miranda: World Citizen. Gainesville, 1967.

4. Х. Ф. Сукре Фигарелья. Указ. соч., с. 65.

5. См.: В. М. Мирошевский. Екатерина II и Франсиско Миранда. — Историк-марксист, 1940, № 2, с. 125-132; И. Р. Лаврецкий. Миранда. М., 1965; Б. В. Лукин. Связи Миранды с российской дипломатической миссией в Лондоне. — ННИ, 1966, № 4, с. 67-73; И. Р. Григулевич. Франсиско де Миранда и борьба за независимость Испанской Америки. М., 1976; М. С. Альперович- Франсиско де Миранда в России. М., 1986; его же. Испаноамериканец при дворе Екатерины II. — ННИ, 1986, № 1; его же. В поисках московской резиденции Франсиско де Миранды. ННИ, 1998, № 1.

6. См.: М. С. Альперович: Миранда в Киеве. — Латинская Америка (ЛА), 1986, № 5, с. 107-117, № 6, с. 107-117; его же. Еще раз о российской одиссее Франсиско де Миранды. — Там же, 1994, № 11, с. 76-78; В. Н. Косторниченко. Франсиско де Миранда и дипломатия Екатерины II. — Там же, 1994, № 4, с. 48-53, 65.

7. Существовавший в тогдашней испанской армии (как и в некоторых других) чин mariscal de campo примерно соответствовал званию генерал-майора — нечто среднее между бригадиром и генерал-лейтенантом.

8. Т. Рolanco Alcantara. Francisco de Miranda. Bosquejo de una biografia. Caracas, 1996, p. 208. J. Rоdriguez de Alоnso. Bosquejo biografico de Francisco de Miranda. — F. de Miranda. Colombeia, t. I. Caracas, 1978, p. 33.

9. G. Henriquez Uscategui. Lospapelesde Francisco de Miranda. Caracas, 1984, p. 17.

11. Колумбией, или Колумбийским континентом, Миранда именовал Испанскую Америку.

12. Об архиве и его поисках см.: А. М. Самойлов. Судьба архива Миранды. — ННИ, 1969, № 5, с. 144-147; J. Rоdгiguеz de Alonso. Vicisitudes del Archivo de Miranda — F. de Miranda. Op.cit., 1.1, p. 21-26; G. Henriquez Uscategui. Op. cit., p. 55-79, 95-126.

13. Archivo del General Miranda, t. I-XV. Caracas, 1929—1938; t. XVI-XXIV. La Habana, 1950.

14. F. de Miranda. Op.cit., t. I-XIV. Caracas, 1978—1998.

15. Ibid., t. IV, 1981, p. 483-541; t. V, 1982, p. 43-456.

16. Ibid., t. V-VIII, 1982—1988.

17. H. Meier. Der General Francisco de Miranda in Hamburg (1788). — Ibero-amerikanisсhe Blaetter, I. Hamburg, 1933, № 7, S. 1-9; S. Rуdёn. Miranda i Sverige och Norge 1787. Stockholm, 1950; F. de

Miranda The Democracy in America: Travels ofF. de Miranda in the United States 1783—1784. Norman, 1963; H. Rоstrup. Miranda i Danmark. Kobenhavn, 1987.

18. Фpансiско де Mipанда. Щоденник. — Киiвська старовина, 1996, № 1, с. 52-73; № 2-3, с. 9-39; Пам'ять столiть, 1996, № 1, с. 6-38.

19. Первый латиноамериканец в Москве. — ЛА, 1997, № 8-9, с. 104-110.

20. Херсон имел в то время статус уездного города, входившего в состав Екатеринославского наместничества, образованного в 1783 г. Его административным центром временно являлся Кременчуг. Крымский полуостров после присоединения к России стал частью образованной в 1784 г. Таврической области. Генерал-губернатором Екатеринославским и Таврическим был сам Г. А. Потемкин.

21. Archivo del General Miranda, t. II; F. de Miranda. Op. cit., t. IV—V.

22. В дневнике Миранды записи, относящиеся к его пребыванию в России, датированы сперва по новому стилю, а с 25 декабря 1786 г. (5 января 1787 г. нет.) — по старому стилю.

23. Гавань Глубокая (или Глубок), в устье Днепра, служила в то время перевалочным пунктом для торговых судов, следовавших в Херсон или из Херсона.

24. Генерал-майор Я. Н. Репнинский являлся в 1785—1786 гг. начальником херсонского гарнизона. Рекомендательное письмо к нему Миранде вручил российский посланник в Стамбуле Я. И. Булгаков, в немалой степени способствовавший поездке венесуэльца в Россию. Иоганн Розарович — австрийский генеральный консул в Херсоне. Ван-Шутен — голландский купец, проживавший в этом городе.

25. Георгиу Мельхиори — капитан австрийского корабля "Цезарь Август", на котором Миранда отплыл из Стамбула.

26. Херсонский купец греческого происхождения, с которым Миранда подружился по пути из Турции в Россию.

27. Французский романист, автор модных тогда фривольных сочинений.

28. В Риме Миранда находился с 25 января по 24 февраля 1786 г., в рамках его более чем четырехмесячного путешествия по Италии.

29. Курорт на европейском берегу Босфора (близ Стамбула), откуда 23 сентября 1786 г. (по нов. ст.) Миранда отбыл в Россию.

30. Англичанин — стамбульский знакомый Миранды.

31. "Счастлив тот, кто сумел познать природу вещей" (лат.).

32. Речь идет о банкире Аренсе, с которым Миранда общался в Стамбуле.

33. Князь А. И .Вяземский (1750—1807) — генерал-майор. Получил всестороннее образование, много путешествовал, сочувствовал идеям Просвещения. Его жена — ирландка по происхождению. Княжеская чета — родители знаменитого впоследствии поэта и литературного критика П. А. Вяземского.

34. Капитан 1-го ранга Н. С. Мордвинов (1754—1845) в дальнейшем стал видным военным и государственным деятелем, в частности, занимал должности вице-президента Адмиралтейской коллегии и морского министра.

35. Бывший архиепископ Славянский и Херсонский, удалившийся к тому времени на покой в связи с преклонным возрастом.

36. Латинское название древней Ирландии.

37. Граф Алехандро О'Рейли — уроженец Ирландии, сделавший карьеру на испанской службе и занимавший в разное время посты Генерального инспектора пехоты, военного губернатора Мадрида и Кадиса, генерал-капитана Андалусии.

38. Князь П. Н. Долгоруков — драгунский полковник, состоявший в дальнем родстве с прославленным военачальником В. М. Долгоруковым-Крымским.

39. Н. Г. Текутьев командовал Херсонским пехотным полком.

40. Князь П. Д. Цицианов (1754—1806) — потомок знатного грузинского рода, в 20-х годах XVIII в. переселившегося в Россию. В начале XIX в. — главнокомандующий российскими войсками в Грузии. С его именем связано присоединение к Российской Империи Имеретии, Мегрелии и ряда азербайджанских ханств.

41. Ф. П . Денисов (1738—1803) отличился в Русско-турецкой войне 1768-1774 гг.

42. В древности — резиденция македонских царей (позднее — Эдеса).

43. Батопорт — плавучий водонепроницаемый ящик.

44. Камель — плавучее устройство, предназначенное для поддержания судна или какой-либо его части с целью уменьшения осадки.

45. Речь идет о Черноморском Адмиралтейском правлении, старшим членом которого Н. С. Мордвинов был назначен незадолго до приезда Миранды.

46. Г.-Й. фон Хейденстам — посланник Швеции в турецкой столице. Граф фон Людольф-младший — сотрудник шведской миссии в Стамбуле. Барон Брентано — уроженец Баварии, офицер французской армии, входил в состав военной миссии Франции в Турции.

47. Туаз — старинная французская мера длины, равная 1,95 м.