|
ЕЩЕ РАЗ О ГРЕЧЕСКОМ ПРОЕКТЕ ЕКАТЕРИНЫ II.НОВЫЕ ДОКУМЕНТЫ ИЗ АВПРИ МИД РОССИИ Напомним вначале некоторые известные факты. Вторая половина царствования Екатерины II прошла под знаком смены «Северного аккорда» Н.И. Панина новой «венской системой», основу которой составил русско-австрийский союз 1781 года. Инициатива заключения союза исходила от австрийской стороны. 9(20) января 1781 г. австрийский посол в Петербурге Л. Кобенцель под «величайшим секретом» предложил вице-канцлеру И.А. Остерману начать соответствующие контакты 1. После трудных 5-месячных переговоров австро-русский союзный договор, в подготовке которого ведущую роль сыграл канцлер А.А. Безбородко 2, был заключен в форме обмена австрийским императором Иосифом II и Екатериной личными письмами от 21 и 24 мая 1781 г. Его необычная форма объяснялась, с одной стороны, неприятием Австрией практики альтерната, а с другой — стремлением Иосифа II обеспечить секретность достигнутых договоренностей и, возможно, оставить за собой некоторую свободу рук, учитывая расхождения по восточным делам, сохранявшееся между австрийским императором и его канцлером. В основе достигнутых договоренностей лежало согласие России гарантировать территориальную целостность Австрии в соответствии с Прагматической санкцией Карла VI 1713 года, закрепившей за Габсбургами их наследственные владения в разных частях Центральной Европы и в Италии. Со своей стороны, австрийский император отдельным письмом признавал за себя и своих наследников территориальные приобретения России в соответствии с Кючук-Кайнарджийским договором 1774 г. и обязывался в случае объявления Портой войны России действовать против турок в союзе с ней 3. Кроме того, в секретной сепаратной статье, оформленной вторым письмом от того же числа, Иосиф выразил готовность «открыто принять сторону» России в случае, если «в продолжение предполагаемой войны против Оттоманской Порты» она «подвергнется враждебному нападению со стороны какой-либо иной державы» 4. В отношении Польши австрийский император, отметив «одинаковую важность этого государства в силу общих границ как для России, так и для Австрии», взял на себя обязательство «гарантировать как сохранение ее конституции в том виде, в какой она была [101] установлена на сейме 1773 г., так равно и неприкосновенность ее настоящих владений согласно с договором, заключенным между Польшей и нами в том же 1773 г.» 5. Несмотря на абсолютную конфиденциальность достигнутых договоренностей, антитурецкая направленность русско-австрийского союза не составляла секрета для ведущих политиков Европы. Слухи о завоевательных планах России и Австрии в отношении Турции получили такое широкое распространение в Европе, что за день до подписания договора, 20 мая, австрийский император предложил Екатерине заявить публично, что «договор, по поводу которого уже постарались с таким коварством и недоброжелательством поднять тревогу в целой Европе, не состоялся» 6. Екатерина, разумеется, отвергла как это, так и последующие аналогичные предложения Иосифа, заверив его, что в Петербурге доступ к их переписке имеет только она сама. Однако утечка информации продолжалась. Греческий проект поднял на ноги дипломатов Европы еще задолго до того, как был сформулирован. В частности, прусский король Фридрих II в письме своему посланнику в Петербурге графу Герцу от 2 апреля 1782 г., ссылаясь на информацию, полученную из Венеции, писал: «Продолжают поступать довольно противоречивые новости о том, что оба императорских двора уже согласовали между собой раздел завоеваний, которые они намереваются сделать. Говорят, что не только Белград, но и часть Фракии, Молдавии и Валахии должны отойти венскому двору. Я, однако, с трудом верю, чтобы императрица так плохо позаботилась о собственных интересах и была готова отдать большинство обломков Турецкой империи австрийцам, за исключением Константинополя и Андрианополя... Франция, которая также что-то прознала об этом проекте двух императорских дворов, бьет тревогу в Турции, и в случае если этот проект будет исполняться, она, кажется, решила противиться ему всеми своими силами. Думаю, однако, что с этим проектом случится то же, что и с большинством других, сформулированных императрицей, — его оставят на бумаге, не слишком обременяя себя его исполнением» 7. Оценивая широкую и неблагоприятную для России и Австрии реакцию в Европе на заключение союза между ними, нельзя не признать, что ее формированию способствовала давно обсуждавшаяся, в частности, в переписке Екатерины с Вольтером, а затем на страницах европейских газет, тема изгнания турок из Европы. Известно, что и сам Панин, так активно выступавший против русско-австрийского союза, в 1769-1771 гг. 8 неоднократно предлагал австрийскому послу Лобковичу заняться совместным разделом Турции, а не Польши 9. Инициатором перевода общих договоренностей, достигнутых Россией и Австрией в мае 1781 г., в практическую плоскость выступила Екатерина. В связи с начавшимся весной 1782 г. в Крыму восстанием против ставленника России хана Шагин-Гирея, она предложила Иосифу договориться о «вознаграждении» Австрии и России на случай возможной войны с Турцией. В письме австрийскому императору от 10 сентября 1782 г. Екатерина предложила ввиду препятствий, которые Порта чинила проходу российских судов через Босфор [102] и Дарданеллы, а также подстрекательств с ее стороны жителей Крыма к восстанию, заключить «секретную конвенцию о вероятных приобретениях, которые мы должны домогаться у нарушителя мира. В качестве основы такой конвенции Екатерина видела договоренность о создании между Российской, Австрийской и Турецкой империями буферного государства в составе Молдавии, Валахии и Бесарабии, которое она назвала античным именем Дакия. При этом Екатерина подчеркивала, что Россия не претендует на это буферное государство и стремится лишь присоединить крепость Очаков на Днестровском лимане и полосу земли между реками Буг и Днестр (иными словами, речь фактически шла о тех приобретениях, которые Россия получила по Ясскому миру, завершившему русско-турецкую войну 1788-1791 гг.). В то же время, в случае благоприятного развития войны с Турцией, Екатерина выражала надежду, что Иосиф II «не откажется помочь... в восстановлении древнегреческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстановленной монархии от моей». На престол Греческой империи должен был взойти внук Екатерины великий князь Константин при условии, что он откажется от наследования российской короны. Великие князья Навел Петрович и его сын Александр, в свою очередь, должны были поклясться, что никогда не станут претендовать на константинопольский престол 10. Ответное письмо Иосифа от 13 ноября 1782 г. с достаточной ясностью обрисовывало те противоречия, которые впоследствии сделали русско-австрийский союз столь шатким. В качестве своего главного противника австрийский император видел не столько турецкого султана, сколько прусского короля, который, по его словам, питал к нему «беспредельную ненависть и недоверие». В отношении Греческого проекта позиция Австрии была сформулирована расплывчато: «Что касается создания нового королевства Дакия с государем греческой религии и утверждением Вашего внука Константина сувереном и императором Греческой империи в Константинополе, то лишь ход войны может все решить; с моей стороны, осуществление всех Ваших замыслов не встретит затруднения, если они будут сочетаться и соединяться с тем, что я считаю достойным» 11. Значительно более детально были изложены территориальные претензии Австрии: город Хотин для прикрытия Галиции и Буковины, часть Валахии, Северная Сербия с Белградом, часть Боснии и Герцеговины, дававшая Австрии выход к Адриатическому морю, и даже венецианские владения Истрия и Далмация (с компенсацией Венеции за счет полуострова Морея, островов Кипр, Крит и ряда других из Греческого архипелага) 12. Мотивы, которыми руководствовались Екатерина и Иосиф, обмениваясь осенью 1782 г. «самыми знаменитыми в истории письмами», давно уже привлекают внимание историков. Дискуссии вокруг него приняли политизированный характер еще в ХIХ в., поскольку с наполеоновских времен в западной публицистике и исторической науке утвердилась тенденция использовать его, как и пресловутое завещание Петра Великого, для «разоблачения» экспансионистского характера внешней политики России 13, Отсюда – явное стремление дореволюционных отечественных историков, признавая тесную внутреннюю связь между польским и турецким вопросами, не особенно углубляться в детали Греческого проекта. Такой «облегченный» подход к оценке внешней политики Екатерины получил свое дальнейшее развитие в советской историографии. Даже такой авторитетный историк, как академик Е.В. Тарле, считал «неосновательным» утверждать, что Екатерина [103] «воевала с Турцией с целью изгнать из Европы варварство» 14. В официальной советской историографии в качестве базовой утвердилась разработанная О.П. Марковой 15 концепция, согласно которой Греческий проект был лишь дипломатической комбинацией, придуманной Екатериной, для того чтобы связать руки Австрии накануне присоединения к России Крыма в апреле 1783 г. Деполитизированный, нацеленный на объективную оценку екатерининской дипломатии, подход наметился в отечественной историографии только в последние годы 16. Важно, что в российских исследованиях последнего времени фактически общепризнанной стала трактовка планов Екатерины по созданию Греческой империи и Дакии как реально отражавших присущее ей геополитическое видение задач восточной политики России. Особый интерес представляют в этом отношении исследования О.И. Елисеевой, установившей авторство черновых проектов письма Екатерины Иосифу II от 10 сентября 1782 г., первоначальный вариант которого был подготовлен А.А. Безбородко, а затем развит и дополнен Г.А. Потемкиным, приложившим к нему и собственную записку «О Крыме», для понимания не только генезиса, но и реального содержания Греческого проекта принципиально важен убедительно обоснованный О.И. Елисеевой вывод о том, что идея присоединения к России Крыма оформилась в кругу ближайших советников Екатерины только в ходе работы над черновиком послания австрийскому императору 17. Таким образом выявленные и проанализированные российской исследовательницей архивные документы подводят окончательную черту под попытками рассматривать Греческий проект как своеобразную «операцию отвлечения», цели которой ограничивались присоединением к России Крымского полуострова. Вместе с тем целый ряд аспектов как первоначального (1782 г.) Греческого проекта, так и его последующей трансформации остаются невыясненными. В некоторой степени заполнить этот пробел позволяют, на наш взгляд, два ранее не публиковавшихся документа из фонда «Секретные мнения КИД» (Коллегия иностранных дел) Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ). Речь идет о копии секретного сообщения австрийского посла в Петербурге графа Л. Кобенцеля, датированного 1782 г., и записке А.А. Безбородко Екатерине II по Греческому проекту, подготовленной в связи с вопросами, поставленными Кобенцелем в первом документе. Однако прежде чем обратиться к текстам этих документов, мы бы хотели прояснить одно важное, на наш взгляд, обстоятельство. Есть веские основания полагать, что определенные круги в Вене и, прежде всего, государственный канцлер В.А. Кауниц сыграли значительно более активную, чем принято думать, роль в разработке идеи дележа европейских владений Турции. Еще 17 января 1772 г. Кауниц направил Марии-Терезии записку, в которой подробно излагались так называемые предложения графа Мазена об условиях, на которых могло бы быть достигнуто австро-русское сближение ради «окончательного изгнания турок из Европы». Внимание Кауница привлекли два из предложенных Мазеном шести вариантов раздела Европейской Турции в случае успешного исхода войны России и Австрии против османов. Согласно первому из них, Австрия получала Сербию, Боснию, Герцеговину, Албанию и Македонию до Мореи; остальная часть Балкан с Константинополем и Дарданеллами переходила к России. Второй вариант предусматривал создание из [104] Македонии, Албании, Румелии, большей части островов Греческого архипелага и приморских областей Малой Азии королевства со столицей в Константинополе, назначение главы которого зависело бы от России. России предполагалось передать большую часть территорий на левом берегу Дуная, побережье Черного моря, кроме Крыма, который оставался независимым под русским протекторатом, и обе Кабарды; Австрия получала бы в этом случае Валахию между Дунаем и рекой Алута, Сербию, Болгарию и Герцеговину; Морея стала бы базой для создания независимого государства под властью австрийского эрцгерцога, или была бы передана Венеции, которая в этом случае должна была передать Австрии Истрию и обязывалась бы вступить в Антитурецкую лигу. Существенно и то, что в одном из оставшихся четырех вариантах Мазена Пруссию предполагалось нейтрализовать согласием на се новые территориальные приобретения в Польше при одновременной компенсации Варшавы за счет дунайских княжеств 18. А. Сорель, ссылаясь на состоявшиеся летом 1771 г. беседы Н.И. Панина с Лобковичем, считал, что идеи, высказанные Мазеном австрийским дипломатам в неофициальном порядке во Флоренции, были инсинуированы Петербургом. Учитывая, однако, что Мазен был мальтийским рыцарем, служившим в российском флоте с 1770 г. в чине контрадмирала 19, логично предположить, на наш взгляд, возможную связь выдвинутого им плана с планами Ватикана, чьи дипломаты, начиная с последней четверти ХV в. (женитьбы Ивана III на Софье Палеолог) совместно с австрийскими представителями активно стремились вовлечь Россию в различные варианты создававшейся ими Антитурецкой лиги. Как известно, во время первого раздела Польши Кауниц и Иосиф II пытались убедить Марию-Терезию в предпочтительности территориального расширения Австрии в западной части Балканского полуострова с целью получения выхода в Адриатическое море. Однако в связи с упорным сопротивлением Марии-Терезии эта идея не имела шанса быть реализованной до 1780 г. Только после смерти австрийской императрицы она как бы обрела новое дыхание и по существу стала основой русско-австрийского сближения. При этом обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, совпадение во всех существенных моментах письма Екатерины Иосифу II от 10 сентября 1782 г. (Греческий проект) со вторым вариантом плана графа Мазена. Во-вторых, вопреки сложившемуся мнению, инициатива обсуждения круга вопросов, составивших впоследствии Греческий проект, почти всегда исходила от Австрии. В частности, упомянутое письмо Екатерины было фактически спровоцировано письмом к ней Иосифа II из Люксембурга от 1 (12) июля 1782 г.. в котором он, с одной стороны, выражал готовность «вступить всегда и в какое угодно соглашение с Вашим императорским величеством относительно всяких событий, которые могут быть вызваны крымской смутой», а с другой – настоятельно просил ее «открыть свои мысли и намерения» 20. Интервал в два месяца между письмом Екатерины и ответом на него Иосифа однозначно трактуется исследователями как свидетельство обстоятельной проработки в Вене всех аспектов Греческого проекта, в частности реакции на него со стороны великих держав. Судя по опубликованным документам австрийских архивов, и Иосиф II, и Кауниц считали международную обстановку, сложившуюся осенью 1782 г., благоприятной для того, чтобы осуществить давнюю мечту Австрии – территориальное расширение на Балканах с прямым выходом в Адриатику. Оценки эти базировались в основном на глубокой вовлеченности Англии и Франции в войну американских колоний за независимость. Основным же ограничителем на пути этих планов оставалась непредсказуемая, вплоть до развязывания военного конфликта, позиция Пруссии. В этих условиях как прагматик Кауниц, так и импульсивный, с налетом политического романтизма, Иосиф считали необходимым [105] добиться конкретизации и, по возможности, усиления союзнических обязательств России в отношении Австрии на случай войны с Пруссией. К этому, собственно, и сводилась основная политическая нагрузка ответа Иосифа II Екатерине II от 13 ноября. Ту же тему, судя по содержанию «секретного сообщения австрийского посла, было поручено прозондировать Кобенцелю при передаче ответного письма Иосифа II 21. другими словами, Кобенцелю предписывалось сказать на словах то, что в Вене не решались доверить бумаге. Предложение, которое австрийскому послу было поручено изложить по вопросу о нейтрализации прусской угрозы, сводилось к следующему. Для политической изоляции Пруссии в Европе посол предложил «поманить» саксонского курфюрста «перспективой получения польского трона», а Франции, «приняв во внимание ее заинтересованность во владениях Порты», пообещать «Египет, являющийся объектом ее главного внимания». Таким образом в Вене надеялись разрушить европейскую коалицию, которую, как там ожидали, Фридрих-Вильгельм мог попытаться создать против Австрии и России. От Англии, с учетом неблагоприятного для нее оборота американских дел, в Вене подвохов и неприятностей не ожидали. Что же касается военных мер, то, обещав действовать 60 или 80-тысячной армией против турок «там, где это потребует общее дело», Иосиф и Кауниц (кстати сказать, наиболее вероятный автор инструкции Кобенцелю) предложили России привести в Польшу «вдоль Вислы и Варты корпус из сорока тысяч человек, готовый атаковать владения короля Пруссии». Относительно предложенного Екатериной плана раздела Европейской Турции Кобенцель со ссылкой на Иосифа II подтвердил, что австрийский император «поддержал виды августейшей государыни относительно важнейших приобретений, которые она планирует сделать для России, а также в том, что касается основания королевства Дакии и Греческой империи в пользу великого князя Константина». Интересно, что сделанная при этом Кобенцелем оговорка относительно «права» Австрии «потребовать равным образом установления второго наследственного владения в свою пользу» прямо перекликается с соответствующими положениями «плана Мазена». Вместе с тем, комментируя австрийские претензии, изложенные в письме Иосифа II от 13 ноября, посол сделал особый акцент на том, что «венецианские владения на суше должны непременно стать частью этих приобретений», вновь подчеркнув, однако, что в Вене собирались добиться этого «только путем переговоров». Такую постановку вопроса трудно оценить иначе, как ловушку, характерную для дипломатической манеры Кауница. Зная, что на Венецианскую республику в Петербурге смотрели как на потенциального союзника в осуществлении Греческого проекта, Кауниц тем не менее счел необходимым жестко подтвердить территориальные претензии в отношении Венеции, изложенные в письме Иосифа II, действуя в этом отношении в общем по той же схеме, которой он придерживался во время первого раздела Польши. Оценивая в записке Екатерине II соображения, высказанные австрийским послом, и письмо Иосифа II от 13 ноября, Безбородко (он явно рассматривал эти два документа как две части единого австрийского плана) писал: «Все, что император говорит тут о препятствии, могущем производиться Бурбонским домом, в исполнении великого, славного и полезного намерения основать две новые христианские державы на развалинах Турецкой империи не может быть подвержено ни малому сомнению». Признавая в принципе приемлемой идею нейтрализации Франции путем обещания ей Египта, Безбородко вместе с тем подчеркивал невозможность заключения прочного союза России с Францией. Исходя из этого, он рекомендовал императрице [106] посоветовать Иосифу II не спешить с информированием Версаля о планах Австрии и России в отношении Османской империи. Резко негативно Безбородко отнесся и к тому, чтобы «подать курфюрсту Саксонскому надежду престола польского», отметив, что предложение, «в коем граф Кобенцель открылся», не может «почесться сходственным и надежным». Не нашли у Безбородко поддержки и изложенные Кобенцелем планы превентивных действий против Пруссии. Отметив, что обязательства России в отношении Австрии «столь ясно выражены в трактате нашем, что для императора не может оставаться тут ни малейшего сомнения», он резко высказался против ввода российских войск в Польшу, по существу оценив это предложение Вены как провокационное. Попутно, рассматривая варианты дальнейшего развития отношения между Австрией и Пруссией, он полностью исключил достижение между Веной и Берлином какого-либо соглашения, отметив, что «взаимные предубеждения поставили их друг против друга в такое точно положение, в каком мы себя представляем против турок». Наиболее, однако, интересна та часть записки Безбородко, где он рассматривает возможные территориальные приобретения Австрии и России в случае реализации Греческого проекта. Основываясь на своем реалистичном понимании ситуации в Европе, Безбородко, по существу, предлагал Екатерине два варианта действий в случае осложнения крымских дел или возникновения военного конфликта с турками. В одном из этих вариантов, который условно можно назвать планом-максимум, Безбородко, в принципе, соглашался с тем, что выход в Адриатику был бы адекватной компенсацией для Вены за содействие в создании Дакии и Греческой империи, предлагая, однако, серьезно сократить территориальные приобретения Австрии в западной части Балкан, исключив из них Албанию и «земли, республике Венецианской принадлежащие». С большим резервом отнесся Безбородко и к требованиям Иосифа II об обеспечении Австрии свободного плавания по Дунаю «со входом в Черное море и с выходом в Дарданеллы без всяких платежей», заметив, что относительно Черного моря должно быть соблюдено «правило, Вашим величеством предположенное, разуметь его морем запертым, по коему плавание принадлежит исключительно народам, его окружающим». В целом же в вопросах торгового мореплавания он предлагает руководствоваться принципом равной взаимной выгоды. Второй вариант, план-минимум, рассматривался Безбородко гораздо более подробно и в таком ключе, что не остается сомнений в его предпочтительности для России. Отметив, что если «какие-либо непредвиденные обстоятельства убедили ограничить себя в сокращеннейших пределов касательно приобретений на счет Турции», он предлагает: «не упуская, однако же, из виду генерального нашего плана и отлагая его исполнение до удобнейшего времени при оставлении Молдавии и Валахии под владением турецким на условиях больше ясных и точных, нежели те, кои положены были в трактате 1774 и конвенции 1779 годов, надлежит не отступать от намерений своих, чтобы присовокупить к России Очаков с его уездом, Крым с Таманом и для торговли один или два острова в Архипелаге». В этом случае, по мнению Безбородко, «справедливость требует, чтобы взаимно и Его величество император Римский присвоил себе меньше, нежели когда бы все великое предприятие увенчано было желаемым успехом». Существенно, что призывая Екатерину «присвоить себе Крым, не упуская удобного к тому времени», Безбородко среди удобных для этого поводов упоминал и ситуацию, которая создастся в случае, если Австрия «распространит свой кордон или границу на счет Молдавии или Валахии». В заключение Безбородко предлагал в течение зимы 1782-1783 гг. продолжить переговоры с Веной для составления «точного договора» посредством взаимных писем, которые по образцу русско-австрийского союза 1781 г. могли бы «служить вместо договорного акта». Приведенные документы – инструкции Кобенцелю и записка Безбородко – позволяют не только восстановить логику дальнейших событий, завершившихся присоединением к России Крыма, но и более точно представить расстановку сил в Петербурге [107] вокруг Греческого проекта. Анализ этих документов вкупе с опубликованной перепиской Екатерины II и Иосифа II за 1781-1783 гг. позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, письмо Екатерины Иосифу от 10 сентября 1782 г. отражало ее реальные намерения в отношении создания Греческой империи и Дакии. Целью этого плана было не только обеспечение свободного торгового мореплавания для России и прибрежных государств в Черном море, но и гарантированный проход российских купеческих судов через Босфор и Дарданеллы в Средиземноморье. Во-вторых. Греческую империю и Дакию Екатерина представляла себе формально независимыми, но находившимися под фактическим российским протекторатом государствами, которые должны были выполнять роль буфера в отношениях между Россией и Австрией и, в меньшей степени, между Россией и азиатскими владениями Османской империи. Нетрудно предположить, что в результате реализации Греческого проекта Екатерина более опасалась в долгосрочной перспективе столкновений интересов России с Австрией, чем с османами. Отсюда – отраженная в документах российских архивов состоявшаяся в 1794-1795 гг. корректировка Греческого проекта, согласно которой великий князь Константин должен был основать самостоятельную династию уже не в Константинополе, а в Дакии. В-третьих, Иосиф II и канцлер Кауниц могут считаться авторами геополитического переустройства Балкан и Греции в той же степени, что и Екатерина II. Этот вывод подтверждают как записка Кауница о «плане Мазена» (январь 1772 г.), так и ясно выраженные в записке Безбородко опасения относительно возможности односторонней аннексии Австрией Молдавии и Валахии. В-четвертых, предложение Безбородко о продолжении переговоров и юридическом оформлении Греческого проекта показывает, что обмен письмами между Екатериной и Иосифом по этому вопросу осенью 1782 г. не рассматривался сторонами как имеющий юридически обязывающий характер. В-пятых, признавая, что на тактику Екатерины в отношении реализации Греческого проекта наряду с запиской Потемкина «О Крыме» решающее влияние, возможно, оказала позиция Безбородко («план минимум» и «план максимум»), нет оснований рассматривать ее сентябрьское письмо Иосифу как дезинформацию, целью которой являлось присоединение к России Крыма. Скорее всего, решение о присоединении Крыма, сформулированное в рескрипте императрицы Потемкину от 14 декабря 1782 г., рассматривалось ею как первый этап реализации более широких планов в отношении Балкан и Османской империи, которые имелось в виду реализовать при благоприятном стечении обстоятельств. Принципиально важно подчеркнуть, что планы эти в части, касавшейся Балкан, не носили завоевательного характера. В.Н. Виноградов прав, отмечая, что Греческий проект в этом смысле являлся продолжением стратегии Петра I, подчеркнувшего перед Прутским походом 1711 г., что «в сей войне никакого властолюбия и распространения областей своих и какого-либо обогащения не желаем, ибо и своих древних и от неприятелей завоеванных земель и городов и сокровищ по Божьей милости предостаточно имеем». Стратегия Петра I и Екатерины II сводилась лишь к установлению контроля над этим важным для России регионом. Можно согласиться и с оценкой О.И. Елисеевой: «Россия не стремилась к непосредственному включению в свой состав земель, кольцом охватывавших Черноморский бассейн, а предусматривала охватить его кольцом православных стран-сателлитов и союзных горских мусульманских племен» 22. И, наконец, существенно, что на этом этапе обсуждения Екатериной II и Иосифом II планов геополитического переустройства Балкан, Польша рассматривалась исключительно в роли потенциального союзника России и Австрии. О присоединении [108] к России Правобережной Украины, осуществленном по второму разделу, не только не шло и речи, но, напротив, Безбородко, предлагая присоединение Курляндии, рекомендовал компенсировать ее Польше передачей ей территории между Бугом и Днестром, дававшей Речи Посполитой выход в Черное море. Важно и то, что Екатерина отвергла предложение Безбородко в отношении Курляндии, заявив, что она «должна остаться навсегда, как есть, между державами независима». № 1 КОПИЯ СЕКРЕТНОГО СООБЩЕНИЯ АВСТРИЙСКОГО ПОСЛА ГРАФА КОБЕНЦЕЛЯ. 1782 год 23 Ее величество императрица Всероссийская вследствие той дружбы и доверия, которые так тесно соединяют Ее величество с Его величеством императором, пожелала проинформировать его о всех без исключения проектах на случай, если турки, несмотря на демарши двух императорских дворов, отвергнут умеренные требования российского двора и Его величества императора. Сердечно желая, со своей стороны, способствовать исполнению желаний императрицы, Его императорское величество считает, что осталось лишь обсудить средства, которые могло бы использовать Его императорское величество на случай использования его вооруженных сил, с тем чтобы дать Ее императорскому величеству самые истинные свидетельства его искренней привязанности к ней, руководствуясь установленным самой государыней принципом, в силу которого в основу любого обсуждаемого плана могла быть положена задача сохранения и обеспечения безопасности всех взаимных владений. Не вызывает сомнения, что в то время как Россия может быть уверенной в том, что она будет поддержана всеми силами Австрии, для нас не меньше, чем для нее, важно извлечь из этой помощи все, что возможно для блага общего дела. Топографическая позиция двух монархий обязывает венский двор принять гораздо большие меры предосторожности, чем принимаемые в Петербурге в том, что касается обеспечения безопасности взаимных владений. Россия имеет в качестве своих соседей Польшу, Швецию и Данию, из которых две первые слишком слабы, а последняя слишком привязана к России, чтобы она могла что-нибудь опасаться. Как только два императорских двора согласятся, Россия, направив часть своих сил против врага имени Христова, а другую на то, чтобы нейтрализовать диверсию, к которой может прибегнуть ревнивый и беспокойный сосед, не рискует абсолютно ничем. даже в худшем случае, если произойдут все возможные несчастья и ее планы не сбудутся, ей нечего опасаться для любой части своего обширного и могущественного государства. Однако не так обстоит дело с владениями Австрийской монархии, центр которой открыт для нападений со стороны Прусской державы, от Нидерландов до Франции, со стороны итальянских провинций и объединенных сил короля Сардинии и других бурбонских дворов, в то время как она должна еще защищать свои границы со стороны Венгрии, Трансильвании и Баната от нападений и набегов турок. Если прусский король, несмотря на свой преклонный возраст, мог бы рассчитывать на помощь со стороны Франции, или Англии, или даже в первое время от России, он не замедлил бы начать войну, чтобы воспротивиться приобретениям Австрийского дома в Баварии. С еще большим основанием следовало бы ожидать от него подобных действий против двух императорских дворов, особенно если ему будет обеспечена против нас эффективная поддержка Франции, когда речь зашла бы о таком важном вопросе, каким является вопрос обо всей Европейской Турции. Первым объектом внимания двух императорских дворов должен, следовательно, стать вопрос о согласовании усилий и выборе наиболее подходящих средств, для того чтобы воспрепятствовать, если это возможно, воинственным намерениям прусского короля или, если они будут иметь место, оказать им жесткий отпор. [109] Одним из тех, кто мог бы представлять в этом случае наибольшую пользу, является электор Саксонии. Каково бы ни было влияние, каковым располагает сейчас берлинский двор на Дрезден, совместные переговоры с ним двух императорских дворов могли бы убедить его. Речь могла бы идти не только о том, чтобы поманить электора перспективой получения польского трона, удаленной, но составляющей, без сомнения, объект его тайных устремлений. и которую, может быть, сам прусский король, подчеркивая свое мнимое влияние при российском дворе, использовал, для того чтобы прочнее привязать к себе Саксонию. Электор, однако, не может не понимать, что оба императорских двора значительно более эффективно, чем прусский король, могут способствовать исполнению его желаний на этот счет. Что касается Франции, если она действительно считает, что в ее интересах противиться разрушению Османской империи, нельзя не прийти к выводу, что в ее положении она обладает достаточными средствами, чтобы этого добиться. Что, к примеру, было бы для нее легче, чем направить или сразу же после начала нынешней войны, или даже в ее ходе флот в Константинополь, который препятствовал бы всем операциям русского флота в Средиземном море. Одна возможность подобной диверсии заставила бы Ее императорское величество использовать весь свой флот против Порты, вместо того чтобы удовольствоваться для этих целей лишь одной эскадрой. В то же время нынешняя война, которая, впрочем, может закончиться в любой момент, ничуть не помешала бы Франции атаковать Австрийские Нидерланды частью своих наземных сил и итальянское государство своими войсками, которые действовали бы совместно с сардинскими, испанскими и неаполитанскими. И это в то время. когда все наши силы были бы заняты против прусского короля и турок, и мы не были бы в состоянии защитить наши удаленные провинции. Какую помощь могла бы оказать нам Англия, для того чтобы прикрыть наши владения от берлинского двора? Нынешняя война слишком занимает эту державу, для того чтобы она могла в ее течение предпринять малейшее усилие в нашу пользу. А если она закончится, то Великобритания не будет ни к чему склонной более, чем к тому, чтобы возместить свои потери длительным миром; оставаясь традиционно безразличной ко всему, что происходит на континенте, она будет избегать вовлечения в новую войну, а если бы она все-таки этого захотела, то поскольку ее морские силы будут заняты берлинским двором, то какую помощь она могла бы эффективно нам оказать? До того как Пруссия достигла той силы, которой она сегодня располагает, объединенные усилия двух императорских дворов совместно с Англией были способны воспрепятствовать одновременно и атакам со стороны Порты, и со стороны бурбонских дворов на Рейне, в Нидерландах и Италии. Однако сегодня, когда прусский король и один в состоянии оккупировать центральные владения Австрийского дома, союз с Францией стал для него необходимым, для того чтобы прикрыть остальные свои владения, слишком удаленные от Российской империи, чтобы она могла эффективно помочь в их обороне. Из всего этого следует. что, как только что было сказано, самым лучшим способом обеспечения успеха предлагаемых обширных планов было бы заручиться поддержкой Франции, приняв во внимание ее заинтересованность во владениях Порты, из которых Египет является объектом ее основного внимания. Таким образом эскадра, которую Ее императорское величество намеревается послать в Средиземное море, пользовалась бы полной свободой действий против морских сил Порты, малоспособных сопротивляться. Император, не опасаясь за собственные владения в Нидерландах и в Италии, смог бы использовать большее количество своих сил против прусского короля и действовать 60 или 80 тысячами человек против турок там, где этого потребует общее дело. Россия, держа в Польше вдоль Вислы и Варты корпус из 40 тысяч человек, готовый атаковать владения короля Пруссии, могла бы использовать оставшиеся войска против врага имени Христова. [110] Если сравнить эту, столь выгодную для двух императорских дворов ситуацию в том, что касается исполнения их обширных планов, с трудностями, которые им придется преодолевать, если бурбонские дворы захотят им воспротивится. Если даже предположить, что Австрийский дом использует все свои силы для того, чтобы защитить свои отдаленные владения, вся тяжесть войны против Порты и против прусского короля легла бы на Россию. Из этого могла бы возникнуть опасность невозможности осуществления видов России. Что касается Австрийского дома, то еще большая опасность – потерять в неудачной войне существенные части своих нынешних владений, не может им не рассматриваться. На это можно было бы возразить, что если Франция примет участие в осуществлении проектов двух императорских дворов, то король Пруссии мог бы вступить в союз с Англией, для того чтобы этому воспротивиться. Прежде всего, не похоже на то, чтобы Англия, особенно в том состоянии, в котором она находится, пожелала бы увеличить число своих нынешних врагов, с которыми она с таким трудом воюет, и добавить к ним еще и державы Севера, к тому же ради интересов, которые ей чужды, для того чтобы получить в лице прусского короля действительно могущественного союзника, но который, будучи занят соединенными силами двух императорских дворов, не мог бы быть ей ничем полезен. Это соображение никак не может ускользнуть от Англии, и если все же она будет настолько ослеплена, чтобы вступить в столь невыгодные для нее обязательства, согласно которым она будет вынуждена использовать все свои силы для защиты от бурбонских дворов, что ей остается, кроме как соединиться с королем Пруссии и воспрепятствовать совместно с ним исполнению проекта двух императорских дворов? Впрочем, из всех приобретений, которые Франция могла бы сделать, Египет в наименьшей степени может вызвать зависть у Англии. То же самое можно сказать о приобретениях, которые сделали бы оба императорских двора за счет Османской империи, которые не могут вызвать никакой зависти у Великобритании. Такой интерес побудил бы ее противиться тому, что вовлекло бы ее в самую невыгодную войну, которую только можно придумать. Все вышесказанное свидетельствует о том, что согласие с Францией является главным условием видов двух императорских дворов и единственно может создать условия для того, чтобы Его императорское величество принял в них эффективное участие. Что касается о первых шагах, которые надлежит сделать в отношении Франции, то легко согласиться о средствах, каким образом начать с ней переговоры, как только оба императорские двора договорятся относительно необходимости содействия с ее стороны. Его императорское величество готов, впрочем, произвести на этот счет все демарши, которые Ее императорское величество пожелает ему указать. Прежде чем продолжить, следует подчеркнуть главное: оба императорских двора должны согласиться самым непреложным образом относительно всего плана раздела и все, что из него следует либо прямо, либо косвенно. Нет необходимости в том, чтобы продемонстрировать в своем истинном свете Европе и, в особенности, Франции обоснованность и справедливость дела Ее императорского величества. Усилия по примирению, которые ей угодно было предпринять в отношении Порты, постоянное нарушение самых торжественных трактатов со стороны турков, одним словом, после того как оба императорские двора исчерпали все средства переговоров, Россия была вынуждена, вопреки ее воле, поднять оружие, а Австрия – принять в войне прямое участие. Руководствуясь этим принципом Его императорское величество счел своим долгом конфиденциально проинформировать Францию об ультиматуме, предъявленном Россией Порте и о демаршах, предпринятых интернунцием, для того чтобы его поддержать. При этом версальскому кабинету не было сказано ничего такого, что он не должен знать. И этот знак внимания имел целью лишь подготовить те переговоры, которые, возможно, придется скоро начать. Одновременно тем самым пресекаются всяческие инсинуации и ложные расчеты, к которым берлинский двор не замедлит [111] прибегнуть, для того чтобы представить демарш двух императорских дворов перед Портой. От мудрости Ее императорского величества не ускользнет и то, что, как только необходимая поддержка Францией успеху двух императорских дворов будет обеспечена, в интересах обоих монархов будет демонстрировать в отношении нее знаки доверия и внимания. Что касается плана раздела, то Его императорское величество, движимый единственно чувствами самой живой привязанности и самой искренней дружбы к Ее императорскому величеству, не колеблясь, поддержал виды августейшей государыни относительно важных приобретений. которые она планирует сделать для России, а также в том, что касается основания королевства Дакии и Греческой империи в пользу великого князя Константина. В силу принципа равной выгоды и компенсации военных убытков, установленного секретными обязательствами, взятыми на себя двумя монархами, Австрийский дом вполне был бы вправе потребовать равным образом установления второго наследственного владения в свою пользу, но чувства дружбы, испытываемые Его императорским величеством, побудили его отказаться от этой мысли. В ответ он ожидает от Ее императорского величества, в дружественных чувствах которой он уже не раз имел возможность убедиться, согласия на приобретения, которые хотел бы сделать Его величество император для Австрийской монархии, а также готовности всеми имеющимися в ее распоряжении силами способствовать обеспечению этих приобретений. Поэтому при проведении этой линии имелось в виду в основном необходимость избежать то, что могло бы стать со временем объектом дискуссий между двумя империями. Не только потому, что это приобретение граничит с Адриатическим морем, оно имело бы определенную важность для Австрийской монархии, давая ей выход для торговли своими товарами и возможность содержать несколько военных кораблей. Это последнее обстоятельство должно не менее интересовать и Россию, которую мы в силу сходства наших интересов могли бы со временем поддержать своими морскими силами. Венецианские владения на суше должны непременно стать частью этих приобретений, для того чтобы они приобрели необходимую важность. Венецианцам было бы справедливо предоставить широкую компенсацию, поскольку не хотелось бы принуждать их к этому, но добиться этого только путем переговоров. Было бы хорошо, если бы эта компенсация была достаточна для того, чтобы возместить им то, что они потеряют. Это и побудило Его величество императора сделать соответствующие предложения Ее императорскому величеству. Трудно проводить границы в странах, которые детально не знаешь. Из этого следует, что черта, которая была проведена Его императорским величеством от Никополиса до Белграда и затем от Белграда самой короткой линией до Гольфо дель Дрино, не должна приниматься слишком буквально. Часто горная местность или другие обстоятельства побуждают лиц, которым доверена демаркация границы, расширить или сузить их. для того чтобы сделать их более естественными. И дело не в том, что Его императорское величество планирует что-то добавить к приобретениям. которые он назначил для себя: просто сочли необходимым сделать это замечание, для того чтобы предотвратить дискуссии, которые могут начаться впоследствии относительно пределов этого приобретения. В любом случае речь могла бы идти только о весьма малой части территории и совершенно незначительной. То же следует сказать относительно того места в письме Его величества императора относительно района Буковины, границы которого следует обустроить лишь в том виде, в каком они находились после демаркации, которая не была своевременно закончена. В целом, учитывая, что Черное море должно стать границей Российской империи с Греческой империей, приобретения, которые делает Ее императорское величество, являются значительно более важными для нее, чем то, что планирует приобрести [112] император, не считая второго наследственного владения, установленного в пользу великого князя Константина. Однако относительно этого дружба, которую император испытывает в отношении августейшей государыни, не позволяет ему останавливаться на этом. Напротив, он хотел бы вновь подтвердить всю силу своей привязанности и заверить, что приложит все свои возможности для претворения в жизнь проектов, выработанных совместно, и для обеспечения их целостности в будущем. ЗАПИСКА БЕЗБОРОДКО ПО ГРЕЧЕСКОМУ ПРОЕКТУ 24 Венский двор изъявил уже отчасти на деле, с какою доброю верою приемлет он участие в делах наших с Портою Оттоманскою на основании взаимных наших обязательств, в секретном артикуле союзного трактата постановленных, предписанием Министру своему в Царьграде учинить подкрепление требований наших представление в такой точно силе, как мы желали. В готовности того двора содействовать нам и силою в потребном случае служит достаточным уверением все то, что в беспосредственной между Вашим императорским величеством и императором Римским переписке сказано, и что министром ее, здесь пребывающим, Министерству Вашего величества сообщено. Последнее сего государя письмо то же самое подтверждает; но как в суждении дальних Вашего императорского величества намерений содержит оно в себе некоторые условия и изъяснения; то и требуют они с нашей стороны весьма внимательного разыскания. Все, что император говорит тут о препятствии, могущем производиться Бурбонским домом в исполнении великого славного и полезного намерения основать две новые христианские державы на развалинах Турецкой империи, не может быть подвержено ни малому сомнению. Положим, что Франция и Гишпания в самом начале войны нашей с турками не рассудили бы за благо мешать действиям морских сил наших в Средиземном море; но еще от побед и завоеваний, сохранения навсегда последних в своем или другого по воле владений, действительное исполнение во всем пространстве сего плана и утверждение двух новых держав весьма отдалено. Англия, хотя бы и была прямо на нашей стороне, мало нам тут пособия принести может. Она, без сомнения, выйдет из настоящей войны при всей славе с знатным ущербом своего могущества. Нельзя никак полагать, чтобы она, конча беспосредственные свои дела, нашла для себя сходным вмешаться в наши, где для нее великой пользы ожидать трудно, вместо того еще и иная предлежит опасность дать повод к новой войне с Бурбонскими дворами. Она, конечно, не отказалась бы заключить с нами союзный оборонительный договор, не изъемля уже из случая союза и турецкую войну; но неможно отнюдь предполагать, чтобы она свое содействие распространила даже и на все виды наши и сами намерения, к разрушению Оттоманской монархии клонящиеся, с твердою и решительною готовностью отражать все препятствия, обыкновенно в таковых великих делах бываемые: но ежели бы Император Римский опровергнул все свои обязательства с версальским двором против всякого правдоподобия и вопреки видимым своим интересам, их коих первый и существительнейший есть безопасность собственных его владений, последовал нам в соединении с Англией; в таком случае связь Бурбонских дворов с Берлинским будет неминуемым следствием подобного дел оборота, и сии союзники общими их подвигами, конечно, станут не допускать нас к совершению всякого важного и полезного предприятия. С одной стороны, императорские владения, в Нидерландах и на Рейне лежащие, могут быть весьма скоропостижно обеспокоены. Франция легко найдет для себя партию в Германии для наведения заботы венскому двору. Сардинский король, по положению земель завися много от Франции, без большого труда доведен будет к тому, чтобы сделать диверсии императору в Италии; чем уже немалая часть сил австрийских упражнена будет. С другой стороны, король Прусский, завидуя на деле тому тесному соединению между [113] двумя императорскими дворами и их предприятию и не предусматривая от нас для себя и намерений своих никакой пользы, может учинить нападение на земли австрийские, чем и поставит нас в необходимость по силе трактата нашего с императором отделить знатную часть войск наших на оборону союзника нашего. Швеция, колико в существе своем не бессильна, при содействии, однако ж, бурбонском и прусском может сделать нам некоторую заботу. Положим, что то обратится к собственному ее разорению, и может быть к потери части земли ея; но желание наших тогдашних неприятелей достаточным образом удовлетворены будут, когда все то послужит к крайней для нас заботе и отвлечет нас от видов и приобретений в другой стороне, несравненно выгоднейших. Когда же интересы императора Римского претят ему быть в союзе с Англиею и связь его с Бурбонскими дворами, по крайней мере, на долгое время делают неразрывной, то нам было бы несходно входить в какие-либо обязательства с лондонским двором, и по тому уже одному, что не может ничто быть затруднительнее и несвойственнее, как иметь союз с разными между собою противными державами. Сей есть способ быть самим бесполезными своим союзникам и иметь их для себя бесполезными. Такое точно было бы наше положение, если бы мы при нынешнем нашем союзе с императором старались еще по исшествии срока возобновить союз наш с королем Прусским: не меньше, ежели бы союзник наш император в одно время возобновлял свои обязательства с версальским, когда бы мы с другой стороны входили в союз с лондонским дворами. Ваше императорское величество проницанием, Вам свойственным, объемля таковые неудобства за правило всегда поставлять изволили, чтобы столько же избегать всякого союза с Англией, как и с Франциею, держа между сими двумя соперницами совершенное беспристрастие и пользуясь простым обосторонним дружеством для собственных наших выгод. Правило таковое для нас долженствует остаться непреложным и в делах наших с турками. Естьли император разумеет токмо, чтобы Франции учинено было простое и дружественное сообщение о плане нашем, для всех христианских республик полезном, и приобретение ею некоторых владений в Египте поставлено было в цену ее недеятельности при наших подвигах и простого соглашения на исполнение наших предприятий, на сие толь удобнее согласиться можно, поколику мы нимало через то себя не свяжем никакими узами в делах, кои бурбонские дворы, особенно для себя с Англиею или с кем другим иметь, будут. Словом, оставшись между двумя соперниками в настоящем нашем положении, мы будем воображать версальский двор в образе нашего союзника, но для нас беспосредственно нейтральным. Решая таким образом первый вопрос, нужно постановить о времени, когда такое откровенное сообщение учинить пристойно, ибо что до образа, каким оное сделать, сего ближе предоставить Императору по положению его с помянутыми дворами, поставя, однако же, со стороны нашей непременное условие избежать, как выше сказано, всякого беспосредственного соединения с Франциею, предлагая токмо просто соглашение Большое наше и добрые услуги в доставлении желаемого ими приобретения, буде же намерения императорских дворов исполнятся. Время к таковому откровенному сообщению конечно не теперь определить должно, когда идет еще дело о прекращении без кровопролития распрей наших с Портой. Таковая скоро поспешность могла бы послужить к тому только, что Франция, видя еще нас весьма отдаленных от самого исполнения нашего проекта, а предусматривая различные удобства затруднить совершение оного, не согласится на предложение наше уведомить о том заранее Порту; и получит новые средства сделать себе пред той державою новую заслугу; а может быть, предуспеет еще однажды поставить развязку хлопот наших с турками в свою зависимость, отчего всемерно удаляться следует. Но ежели бы и самая война начата была; все не время еще, кажется, распространять толь далеко свою откровенность по рассуждении Франции; назначить же к тому эпоху и сего способы, когда успехи оружия обоих императорских дворов сделают [114] совершенное потрясение Оттоманской монархии; и когда же сия последняя ближе к падению, нежели к восстановлению будет. Исключается из сего случай, буде бы нужда требовала завременно отвести Францию от союза с королем Прусским. но и то упредить легче ее Союзнику Императору, размеряя откровенность в общем деле, поколику польза и надежность оного позволять могут; с нашей стороны довольно будет ласкать Францию как державу дружественную, не имея нужды ни ей пред армией, ни сей последней пред первою оказывать какое-либо предпочтение. Кажется, что император не найдет тут ничего несходного ни для общих, ни для собственных своих интересов. Сам он предлагал необходимость такого откровенного сообщения версальскому двору решению Вашего императорского величества предоставляет, когда и как оное сделать. Можно предположить наверное, что король Прусский при таковом положении дел тотчас вступит в соединение с Англией. Обоесторонняя к тому наклонность приметна уже быть стала с самой первой переменой британского министерства. Но кроме, что Англия теперь занята войною, коей продолжение для наших интересов весьма было бы выгодно; сия связь не будет значить ничего сильного против толь великих держав, ибо неуповательно, чтоб могла пристать к сему союзу Дания, когда увидит она действия, здешнему двору противные, или Швеция, преданная Франции. Сверх того, Ваше императорское величество будете иметь способы удержать и Англию от такого явного против нас покушения страхом принятия совсем стороны ей противной и уменьшением выгод ее по торговле. Нейтральная система. воздвигнутая Вашим величеством, привела уже нас в такое состояние, что и без аглицкого мореплавания найдутся средства сживать с рук все наше и с большой прибылью. Корона британская увидит необходимость и лучшую для себя пользу сохранить нас, по крайней мере, в качестве дружественной ей державы. Может быть, предстанут способы и для ея торгу сделать что-либо полезное насчет Турецкой монархии перед ее разрушением. Обращаясь к королю Прусскому, прежде всего, надлежит сказать решительно, что не должно полагать ни малой надежды доставить какое-либо движение или соглашение между берлинским и венским дворами. Продолжающееся между ними соперничество, положение земель их, разные обстоятельства, а может быть, и самые предубеждения поставили им друг против друга сделание в таком точно положении, в каком мы себя представляем против турок. Настоя на сближении их, мы не выиграем у короля Прусского ни пособия, ни лишней доверенности; в императоре же можем произвести подозрение в двоякой политике и с того самого остуду: итак все подвиги наши с сей стороны да будут ограничены в одном попечении, но весьма искусном и осторожном отвращать по возможности явный между ними разрыв и притуплять взаимную злобу. В случае, однако ж, покушения короля Прусского вооруженною рукою препятствовать нашим действиям против турок, атаковав союзника нашего, обязательства наши о общем того отражении соединенными силами столь ясно выражены в трактате нашем, что для императора не может тут остаться ни малейшего сомнения. Там точно сказано, что в подобном случае нападение, где бы то ни было, на одного из союзников не только за cacus foederis, но за общее дело и точно как турецкая война разумеемо быть долженствует. Из сего выходит, что принятие потребных мер против короля Прусского не может исключаемо быть из общего нашего плана: но требование императора о расположении сильного корпуса в Польше по Висле и Варте и кроме беспременного армии против турок назначаемой сопряжено также с большими неудобностями, что выводить войска в Польшу безвременно и склонить движение их к землям Прусским значило бы тревожить его, когда еще никакие противные нам намерения с его стороны не сказались, сие и принудило бы его приняться за крайнее средство, обнажив себя. В удовлетворение, однако ж, императора по сему пункту сказать будет можно, что мы, имея осторожность и против короля Прусского, и против Швеции, а сверх того и наблюдение над Польшею, не оставим содержать часть войск своих как [115] в Лифляндии, так и в провинциях других, лежащих в стороне Швеции; в запас же некоторое число из Белоруссии, отлуча оное по надобности везде вовремя обращаемо быть может. Впрочем, нужно смотреть, чтобы король Прусский не захватил Курляндии, и в случае видов к тому стараться предварить его, дабы при окончании дел попытаться, не можно ли будет променять с Польшею земли, между Бугом и Днестром лежащие, присовокупив себе сие княжество. Сим однажды навсегда избавимся от опасности упадка рижского торга и возвышения насчет того торга Либавы и Виндавы. Ваше императорское величество по сродным Вам на все случаи и в самых отдаленных временах предусмотрению заключить можете, коль вредно было бы для Российской империи присутствие сего герцогства в числе областей прусских. Не менее, что касается и до Данцига, не должно давать королю Прусскому его захватывать. Толь вредному и опасному соседу пособствовать в приращении его могущества присовокуплением к сухопутным его силам средство завести морское ополчение было бы весьма неосторожным. В самом лучшем положении нашем с сим государем, когда мы с ним в тесную связь вступили и оную надолго утвердить помышляли, присвоение им Данцига почитаемо было за невозможное и за самый повод к разрыву; ибо через то выросла бы новая сильная морская держава в Балтийском море. Ваше императорское величество сами признать изволили, что подобное сему уважение убедило государя императора Петра Великого не попустить город Стральзунд во владение прусского короля, предпочитав оставить оный Швеции как державе, в упадок им же приведенной, нежели подкрепить оным новую и возраставшую уже тогда в силе корону; почему и Шведская Померания не может оставлена быть сему Государю, по крайней мере, шведы против нас останутся в пассивном положении. Удерживать их в том будет нетрудно, особливо же при царствовании нынешнего короля, коего 12-летние опыты достаточно нас обнадеживают, что от него великих осторожностей в делах ожидать не следует. Неможно оставить без примечания сделанное Императором в письме его изъяснение, что на случай разрыва с королем Прусским войскам своим назначает действие со стороны Богемии и Моравии; а сохранение тишины в Польше единственно нам оставляет. Сие служит доказательством, что он не ищет гнездиться в Польше, когда покидает ее совсем на наши руки. Предполагаемое Императором отделение Саксонии от прусского короля не понятно, как исполнено быть после двукратных бездейственных опытов, что сие курфюршество было жертвою королю Прусскому прежде, нежели австрийские войска могли поспеть на его оборону. Ежели император мог знать удобное к тому средство, то от сообщений их здешнему двору будет зависеть дальнейший ответ; но между сими способами не может почесться сходственным и надежным тот, коим граф Кобенцель открылся, а именно подать курфюрсту надежду престола польского. Не сходствуют сему наши начальные правила относительно Польши, чтобы в ней избирать королей Пястов. Многие из сильных в той республике вельмож, узрев тщетную надежду свою получить корону отстанут от нас; и сила наша там весьма ослаблена будет: какое можем мы тогда в Польше предполагать себе участие в делах, когда в ней царствовать будет король, имеющий сильную армию собственную, и который верно или к австрийской, или к прусской стороне преимущественно наклонен будет? Но и кроме сего для нас собственно невыгоды, хотя бы он был и на нашей стороне. Без сомнения, король Прусский в случае повода к войне ускорит войти в наследные его земли, сделать в них театр войны и столько захватить, что насчет сего третьего отправить часть войны своей. Впрочем, ежели она и останется в нынешнем положении с королем Прусским, не столько еще умножит силу его, чтобы отвлечение ее от сей связи почитать можно было за необходимую нужду. По довольному рассмотрению всего того, что относится к обоесторонней безопасности, можно теперь приступить к разбору приобретений, обоими Вашими императорскими величествами предназначаемых. [116] Желательно было бы, чтобы приобретение нами города Очакова с его уездом, Крыма и одного или двух островов в архипелаге для пользы торгу нашего, не было бы сопряжено с иным удовлетворением для Императора Римского, как разве с возвращением Белграда и прочего, что венский двор потерял последнею своею с турками войной и Белградским миром: а прочие им требуемые приобретения, о коих, однако ж, много еще изъясняться надлежит, были бы ценой основания Дацийской и Греческой монархий и с тем сопряжены неразрывно. Но и в сем крайнем случае можно ограничить приобретения императора 1-е в баннате Крайовском по реку Олту. 2-е в городе Хотине определяя, однако ж, точным округ его, например, на милю немецкую или, по крайней мере, на два часа по тамошнему исчислению. Уступка сей крепости тем меньше значит, поколику оная со всех почти сторон отрезана и не много для Дации принести может; а сия новая держава найдет и ниже на Днестре место удобное для крепости, если бы то нужно было. 3-е, соглашаясь на присвоение императором Никополя и на три мили параллельно правого берега Дуная вверх до Белграда пристойно было бы сократить определяемые им себе приобретения незахвачением Гороло ди Лодрино и ничего из Албании, а проведя прямую черту от Белграда к морю гораздо меньше протяжнее. 4-е, в случае несоглашения его хотя бы вроде ультимата попустить на присвоение Гороло ди Лодрино; всемерно, однако ж, удалиться от всякого условия о землях, республике Венецианской принадлежащих. Правда, что граф Кобенцель дает разуметь, что получить те земли Государь его предполагает посредством договора с республикою; а император и сам говорит о замене венецианцам: но на таковую замену назначать острова из Архипелага, а и того более еще и полуостров Морею весьма несходно, ибо сие обратилось бы на крайнее стеснение Греческой монархии. Когда император будет сильно настоять на ответе нашем по сей материи, в таком случае слегка можно будет сказать, что Ваше императорское величество предполагать изволили, что Республика Венецианская и сама не отречется пристать к видам обоих императорских дворов и в оном содействовать; 5-е, беспредельные со стороны сего государя требования о плавании по Дунаю со входом в Черное море и с выходом в Дарданеллах без всяких платежей и прочее также несовместно: во-первых, соблюдено было относительно Черного моря правило, Вашим величеством предположенное, разуметь его морем запертым, по коему плавание принадлежит исключительно народам, его окружающим. Второе, чтобы равновременным условием не брать ничего с судов австрийских, плавающих по Дунаю и Черному морю, не нарушить преимущества, государству независимому свойственные, ибо несходно было бы, учреждая монархии новые, заранее делать подрыв власти, там царствующей, и Ваше императорское величество обыкши признавать сие право ненарушимым для всех самодержавных владетелей и охранять оное для себя в полной мере, конечно, не допустите, чтобы в державе, внуку Вашему приуготовляемой, противное тому учинено было. Третье, довольно будет, когда император по пункту торговых выгод условится с нами в правиле, что обе монархии – Российская и Австрийская – от новых ими основанных, выговаривая для торговли своей разные выгоды и преимущества, исключая, однако ж, плавание по Черному морю, как выше сказано, которое ему принадлежать не может. Все сие полагается на такой случай, когда бы, с одной стороны, было бы непреложенное намерение Вашего императорского величества достигать события толь великого, славного и полезного, какое же есть основание двух новых христианских держав и, в том числе, одной для великого князя внука Вашего: а с другой, успехи пособствовали произведению того в действие. Но буде бы паче чаяния дела не могли еще войною доведены быть до такой степени, где исполнение того не было бы подвержено ни малому затруднению или же бы какие-либо непредвиденные обстоятельства убедили ограничить себя в сокращеннейших пределах, касательно приобретений насчет Турции. В таком положении, не выпуская, однако же, из вида генерального нашего плана и отлагая исполнение его до удобнейшего времени при оставлении [117] Молдавии и Валахии под владением турецким на условиях больше ясных и точных, нежели те, кои положены были в трактате 1774 и конвенции 1779 годов, надлежит не отступать от намерений своих, чтобы присовокупить к России Очаков с его уездом, Крым с Таманом и для торговли один или два острова в Архипелаге. Здесь неможно не повторить, что из сего естественно выходит, что и австрийские приобретения потом уже уравномерены быть долженствуют, ибо, когда с нашей стороны отлагается вдаль основание двух единоверных нам монархий и из них для меньшей линии здешнего Императорского дома на счет Турецкой империи, и мы остаемся при весьма умеренных притяжаниях, то справедливость требует, чтобы взаимно и Его величество Император Римский присвоил себе меньше, нежели когда бы все сие великое предприятие увенчано было желаемым успехом, в чем же уменьшение состоит, будет о том сказано выше. Но как еще быть может смысл состояния дел наших с Портою таков, что сия держава, продолжая свои переговоры, будет уклоняться от войны и не доведет нас к беспосредственному на себя нападению, а тем и поставит нас в невозможность присвоить себе Очаков и острова в Архипелаге; между тем, пользуясь нашей недеятельностью при сильных приуготовлениях и великих издержках, будет выжидать случая к заведению новых беспокойств в татарских народах и продолжать станет делать нам всякие заботы и затруднения; в таком положении дел дабы не быть обманутыми и всечасно потревоженными взамену многочисленных наших убытков для татар понесенных польза империи и слава Вашего императорского величества требуют присвоить себе Крым, не упуская удобного к тому времени. Поводом к такому присвоению долженствует служить случай. 1-е, буде постигнет смерть нынешнего хана; неприятели его увезут; или утвердить его на владения тамошние будет ненадежно. 2-е, буде он паче чаяния изменником или вовсе склонны к недоброхотству к Российской империи окажется; или же сделает затруднение непристойное в удержании нами гавани Ахтиярской либо других интересов наших. 3-е, буде Порта на прочие Артикулы требуемые не поддастся. 4-е, буде она пошлет войска в Крым или подобные либо морские силы в Черное море или же начнет подвергать татар каким бы то образом ни было к беспокойству и мятежу. 5-е, буде они в другой части, нам ближней или подручной, станут против нас тайно или явно собою или через других действовать. 6-е, буде Император Римский распространит свой кордон или границу на счет Молдавии или Валахии. Во всех сих случаях, кроме второго, где была бы собственная вина нынешнего хана, собственный сего владетеля жребий без сомнения устроен будет образом, согласным с беспредельной щедротою и великодушием, Вашему величеству свойственными. Между тем начальствующий в том крае, будучи снабден высочайшими Вашими повелениями во всем пространстве, что до сего пункта касается, волю Вашу изъясняющимися, не преминет употребить все способы иметь ближайшие внутренние связи в татарских народах, и в потребном случае довести их к принесению просьбы о принятии их в подданство Российской империи. Ничто, кажется, не может возбранить в дозволении принимать всех прибегающих из татар под покровительство оружия Вашего императорского величества лично, или с семейством, или же и целыми поколениями. Кажется, что никто за все сие не может сильным образом вступиться, что же касается до Императора, сколько можно заключать из речей графа Кобенцеля, в предполагаемых Вашим императорским величеством границах между Вашей и нынешней Турецкой, или будущей Греческой империями, в Черное море сей Государь заключает не только полу-остров Крымской, но и другие обитающие по тому морю в северной и восточной части народы. Буде же бы паче чаяния Порта Оттоманская отступила от всякого к Крыму прикосновения, не стала нигде нам вредить, приняла без прекословия проект наш турецкого трактата во всех, словом сказать, артикулах нам удовлетворила; в таком случае, по крайней мере, должны мы удержать сию гавань Ахтиярскую, которая, конечно, будет нам малою заменою наших убытков. Когда все сие удостоится Вашего императорского величества утверждения, то и предложены будут первое, начертать генеральный план для министерства Вашего, [118] в который долженствует входить не токмо положение дел наших с Турками, но и вообще все поведение наше с прочими европейскими державами; дабы все отзывы и изъяснения по делам по тому учрежденным были и Монаршая воля с точностью и единообразием исполнена быть могла. Второе, снабдить главное военное начальство повелениями доводить и наклонять тамошние дела к желаемому состоянию и прямой цели нашей. Третье, заставить заготовить ответ к императору на последнее его письмо, а как по секретному артикулу союзного трактата сим государем положено относительно действий военных и приобретений на счет Турции за время или при настоянии войны сделать точный договор; соглашение же такое по причине спора об альтернативе не может инако распоряжено быть, как посредством писем взаимных обоих Ваших величеств тем же самым образом, коим и союзный трактат заключен; то не угодно ли будет Вашему императорскому величеству в ответе Вашем императору предложить, чтобы его величество изволил, видя со стороны Вашей чистосердечное изражение мыслей Ваших по общим делам, доставить сюда проект письма своего, которое вместо договорного акта служить будет, предписав министру своему изъяснить, буде бы что требовало в дополнение или некоторой перемены в расположении. Сим средством сократится сия важная негоциация, которую одной перепиской без словесных известий вести весьма затруднительно. Ежели проект доставленный императору найдется неудобным, то посредством взаимного от Вашего величества письма к нему отправляемого можно будет довести еще в течение зимы к концу все переговоры. К записке Безбородко приложена следующая собственноручная резолюция Екатерины: «Я думаю, что Франция и так может быть довольна, что Россия не есть союзник Англии. Второе, Франции откровенности давать надлежит не инако, как дабы осталось пассивна. Третье, Англию фаворизировать нужно во многом, но союза ее избегнуть, колико можно. Четвертое, между королем Прусским и императором остается пока роль всегдашнего медиятора или посредника. Пятое, Курляндия должна остаться навсегда как есть, между державами независима» 25. Стегний Петр Владимирович – кандидат исторических наук, специалист по истории российской дипломатии. Комментарии 1. Русский архив, т. II, 1874, столб. 741. 2. См. «Мемориал бригадира А.А. Безбородки по делам политическим», «Всеподданнейший доклад А.А. Безбородки о дополнении трактата об оборонительном союзе, заключенном Россией с императором Иосифом II» – Григорович Н. Канцлер граф Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени, т. II. СПб., 1987, с. 385, 394-395. 3. Письмо Иосифа II Екатерине II от 21 мая 1781 г. – Русский архив, т. 1, 1880, столб. 249-253. 4. Второе письмо Иосифа II Екатерине II от 21 мая 1781 г. – Там же, столб. 253-255. 5. Там же, с. 252. 6. Маркова О.П. О происхождении так называемого Греческого проекта. – История СССР. 1958. № 4, с. 57. 7. Этот текст цитируется по готовящемуся к изданию 47-му тому «Политической корреспонденции Фридриха Великого (апрель – декабрь 1782 г.)», документ № 29457. Копия его любезно предоставлена составителем доктором М. Альтхоффом. Ряд других документов этого тома дают основание предположить, что Н.И. Панин, пытаясь противодействовать «австрийскому союзу», сообщал Герцу доступную ему информацию об австро-русских переговорах. 8. Схожесть позиции, которую Н.И. Панин занимал в то время, с высказываниями Г.Г. Орлова на заседаниях Совета лишний раз показывает, что в основе их расхождений по польским делам зачастую лежали не принципиальные вопросы, а соперничество в условиях «кризиса совершеннолетия» великого князя Павла Петровича. 9. Sorel A. La question d’Orient au XVIII siecle. Paris, 1878, p. 181. 10. Русский архив, 1880, кн. I, с. 281-291. 11. Там же, с. 296-300. 12. Там же, с. 298-299. 13. Этот тезис развивался не только в вышеупомянутых трудах Сореля. Ранке, Германа, но и вошел в фундаментальное исследование по европейской истории. – См. Normann Davies «Europe. History». Oxford., 1996, р. 652-674. 14. Тарле Е.В. Екатерина II и ее дипломатия, ч. I, М. 1943, с. 5. 15. Маркова О.П. Указ. соч. – История СССР, 1958, № 4. 16. Арш Г.Л. Предыстория «Греческого проекта». – В кн.: Век Екатерины II. Дела балканские. М., 2000, с. 209-213; Виноградов В.Н. В водовороте международных дел. – Там же, с. 204-209; его же. Самое знаменитое в истории личное письмо. – Там же, с. 213-219; его же. Дипломатия Екатерины Великой. – Новая и новейшая история. 2001, № 4, с. 124-134; Елисеева О.И. Геополитические проекты Г.А. Потемкина. М,. 2000. 17. Елисеева О.И. Указ. соч., с. 126. 18. Sorel A. Op. cit., р. 182-183. 19. Перминов П. Под сенью восьмиконечного креста. М., 1991, с. 80, 85. 20. Русский архив, 1880, кн. I, с. 278. 21. Направление письменных инструкций для беседы при передаче важных посланий было обычной практикой в дипломатии ХVIII в. 22. Елисеева О.И. Переписка Екатерины II и Г.А. Потемкина периода Второй русско-турецкой войны 1797-1801 гг., М., 1997, с. 13. 23. АВРПИ, ф. Секретнейшие мнения КИД, 1779-1783, оп. 5/1, д. 501, ч. I, л. 119-131. 24. АВРПИ, ф. Секретнейшие мнения КИД, 1779-1783, оп. 5/1, д. 591, ч. I, л. 132-148. 25. Там же. л. 139. Текст воспроизведен по изданию: Еще раз о греческом проекте Екатерины II. Новые документы из АВПРИ МИД России // Новая и новейшая история, № 4. 2002 |
|