1786-1790.

————

1787 г.

Господин Завадовский делал неоднократные попытки просить Александра Матвеевича (Дмитриева-Мамонова) к себе на ужин, но Александр Матвеевич, следуя советам г-на Рибопьера, всегда от оного отказывался. Декабря 6-го, нужно было г-ну Рибопьеру отлучиться в Кронштадт; сим случаем пользуясь, г. Завадовский вынудил, наконец, у Александра Матвеевича обещание отъужинать 8-го числа. Г. Рибопьер, возвратясь из Кронштадта, предвозвещал его превосходительству из сего ужина столько хлопот, что Александр Матвеевич весьма был встревожен.

— «И в самом деле, стараются меня помирить с графом Александром Андреевичем (Безбородко); что князь (Потемкин) будет обо мне думать!»

На ужин прошены были и ужинали большею частью те, кои к Александру Матвеевичу вхожи, в том числе и г. Рибопьер; был там и граф Александр Андреевич, но с сим Александр Матвеевич в разговор не входил. После сего зван Александр Матвеевич на ужин к графу Брюсу и г. обер-камергеру (Ив. Ив. Шувалову). [688]

14-го и 15-го дня (декабря) государыня была очень нездорова. Врачи опасались приключения горячки; но со вчерашнего дня есть Ее И. В-ву легче.

Двор доволен подвигами г. Текеллия. Однако же, граф-докладчик (Безбородко) получил из Астрахани известие об оных, хотя необстоятельное, но за несколько дней до приезда г. Драшковского, 10-го сего (декабря) месяца сюда приехавшего. Подвиги закубанские были бы еще приятнее, еслиб трехнедельное (по счету Ее И. В-ва 27 дней) его светлости молчание не подало двору повода заниматься ожиданием нечитанных вестей со стороны Очаковской.

Государыня огорчена была до крайности таковым молчанием. Отсутствие его светлости из Елисавета не было принято в оправдание. Ее И. В-ву благоугодно еженедельно получать от его светлости вести, хотя бы они, кроме известия о благосостоянии войск и полуденных России пределов, ничего важного в себе не заключали. А сие, кроме других резонов, и для того, чтоб иметь случай отвращать публику от лживых, о положении наших тамошних дел, мыслей, почерпаемых в иностранных ведомостях, и опровергать беспрестанно носящиеся по городу несправедливые слухи.

Ее и. высочество великая княгиня (Мария Федоровна) не престает пребывать в крайнем унынии. Между тем, его и. высочество великий князь (Павел Петрович) продолжает приуготовляться к походу (в южную армию). Недавно подав государыне список тем особам, которых великий князь в походе при себе иметь желать изволит. Оные суть: граф Валентин Платонович (Мусин-Пушкин), г-да Вадковской, Бенкендорф, Марков и один офицер. Список сей еще не конфирмован.

Данная г. Логинову от графа Александра Андреевича (Безбородко) к г. Завадовскому рекомендация не возъимела желаемого успеха. Г. Волков настроил г. Судиенкова сказать г. Завадовскому, что Логинову дано было письмо для одного только наружного вида. Граф Александр Андреевич сердился на сие, но переменить не мог. Один Иван Перфильевич (Елагин) вознамерился подать в пользу Логинова голос. [689]

Супруга г. Завадовского разрешилась от бремени и на сей конец его пр-ство отпущен на 29 дней домой.

Петр Степанович (Валуев) намерен точно проситься к вам. Много резонов есть подозревать, что он, отпросись потом в деревню, останется во оной навсегда.

1788 г.

(Января 9 и 11-х чч.). Великий князь, услыша, что экипажу его, отправленному в армию, дано было повеление возвратиться сюда, представлял государыне, если Ее И. В-ву не благоугодно отпустить его в армию, то он, в таком случае, не может не согласиться с волею ее; но ежели, сходственно с данным ему обещанием, возводится после разрешения от бремени великой княгини ехать туда, то на что возвращать сюда экипажи его?

После сего позволено экипажам продолжать путь свой, куда они отправлены. Между тем, великая княгиня поручила графу Валентину Платоновичу (Мусину-Пушкину) принести государыне благодарность за то, что ее с великим князем не разлучили ².

С тех пор, как решено дело, чтоб великому князю до времени в армию не ехать, не говорил он ничего ни с Павлом Сергеевичем (Потемкиным), ни с Михайлов Сергеевичем Потемкиным, ни с г. Рибопьером и даже при отпускной аудиенции не сказал Павлу Сергеевичу (Потемкину) ни слова. Напротив сего, с графинею Екатериною Васильевною (Скавронскою) обходится великий князь по прежнему, то есть весьма благосклонно.

В конце прошедшие недели, никто находившийся при делах в Иркутской губернии коллежской ассесор Парфеньев ³ подал государыне, посредством дежурного генерал-адъютанта графа Брюса, запечатанное письмо, в котором объявя, что он имеет донести Ее И. В-ву некоторое важное дело, просил, чтоб оное приказано было рассмотреть тому, кому Ее И. [690] В-во заблагорассудить изволит, исключая только графа Безбородко и графа Воронцова, яко людей, преступлениями в доносе уличаемых.

Графу Брюсу поручено было учинить екстракт из сего доноса, в котором, как меня уверял тот, кто сочинял екстракт, находятся неоспоримые доказательства, что превращение наших с китайцами торгов произошло от причиненных китайцам разных притеснений, которые, по желанию обоих графов, производил в действо г. Якобий. Намерение было вымучить от китайцев знатную сумму денег. При доносе приложены копии с писем, между Якобием и обоими графами по сей части производившихся, и если подлинники окажутся с копиями сходны, то, по мнению сочинителя екстракта, будет худо помянутой троице.

Государыня, прочтя екстракт, находилась в превеликом смущении, не говоря об оном никому ни слова; доноситель же отправлен, для исследования дел, в тайную экспедицию.

Чтоб о сем доносе ближе узнать мысли Ее И. В-ва, принужден я был открыть происшествие сие, посредством г. Рибопьера, Александру Матвеевичу, которой до вчерашнего дня ничего и ни от кого об оном не слышал.

Вчерась его пр-во разговаривал о сем с государынею, которая доносителя почитать изволит за съумасшедшего человека. Но как заключение сие не сходно с заключениями сочинителя екстракта, то я думаю, что государыня и от Александра Матвеевича мысли свои в сем случае скрывает. Впрочем, быть может и то, что доносителя назовут съумасшедшим, а особливо, если удастся графу Александру Андреевичу женить одного из Кочубеев на княжне, дочери генерала-прокурора.

Графа Александра Андреевича грешно назвать явным нам недоброхотом, ибо тайная Бог весть; но граф Воронцов злодействует везде. Касательно требования на переселение запорожцов денег один только он горланил в Совете вопреки сему, да и когда государыня согласиться на оное изволила, то не мог он удержаться не сказать:

— «Что же мы в Совете пешки представлять будем?»

9-го числа сего месяца, Михайла Сергеевич (Потемкин) призван был в Совет для объяснения по некоторым [691] делам. Кроме графа Воронцова, никто Михайле Сергеевичу не противоречил. Секретарю, читавшему представления его превосходительства, приказал граф Воронцов вдруг молчать; Совету же объявил:

— «Мы после об этом одни трактовать будем».

Все сочлены Совета, услышав сие, сидели, потупив глаза, не говоря ни слова. И когда секретарь, по просьбе Михайлы Сергеевича, начал вновь читать, чтобы начатое прочесть до конца, то граф Воронцов и паки сказал грозным образом:

— «Ведь я уже сказал, что не теперь об этом трактовать будем!»

После сего Михайла Сергеевич принужден был из Совета выдти.

Тот же граф, будучи в Саратове, просил 100,000 руб. за уничтожение принесенных на г. Поливанова (саратовский губернатор) доносов; но как сей желал откупиться дешевле просимой с него суммы, то граф не рассудил за благо назвать виноватого правым. Его сиятельство поручил рассмотреть доносы двум своим креатурам, которые, будучи менее богаты графа, согласились обелить г. Поливанова за гораздо умереннейшую цену. Граф, спроведав о сем, дал делу новой оборот. Старанием его, г. Поливанова велено судить в московского сената департаментах.

Говорят, что разорвание коммерческого с Англиею трактата, союзу нашему с сиею державою толико противное, основано на подобном вышеписанной ухватке фундаменте. Немного России барыша от того, что Англия не рублями, но ефимками взносить теперь в казну обязана пошлинные за товары деньги. Недавно велено было предложить английскому министерству, что, по теперешним обстоятельствам, заключение с Англиею коммерческого трактата менее нежели прежде затруднениям подвержено. На сие английской первой министр ответствовал нашему посланнику:

— «О сем поговорим мы после».

В течении многих дел наблюдается старая система. Граф Воронцов диктует. Граф Безбородко пишет и к подписанию подносит. Александр Матвеевич, будучи, впрочем, сильнее всех их, не входит ни в какие почти дела. [692]

Пошептом говорят в городе, что г. Судиенков отправился в его светлости (Потемкину) для того, чтоб склонить его светлость на удаление от двора Александра Матвеевича (Мамонова); к сему присовокупляют, что и государыня на сие согласна.

Отправившийся в Малороссию г. Завадовской украшен рогами, Львом Кирилловичем (гр. Разумовским) его превосходительству наставленными. История сия не подвержена ни малейшему сумнению.

На место г. экзекутора Рылеева, переименованного премиер-маиором и в числе сухопутных войск в Средиземное море отправляющегося, определен в коллегию один из сыновей покойного Адама Васильевича Олсуфьева.

К командованию сухопутными войсками, в Средиземное море на кораблях отправленными, половина Совета прочила г. Гудовича, другая половина — г. Леонтьева. Двор же избирал к сему г. Заборовского, ныне здесь находящегося. В городе, кроме Александра Матвеевича, от которого я весть сию услышал, никто о сем не знает. Александр Матвеевич уповает, что таковой выбор не будет его светлости противен.

Подношу при сем копию с указа, дополнительного в тому, которой состоялся о наряде войск в Средиземное море ⁴.

Третьего дня получено здесь двору весьма приятное известие, что император (римский) решился уже объявить оттоманам войну. Интернунцию (в Константинополе), если не найдет способа к уходу, предписано сделать компанию нашему г. Булгакову (т. е. будет заключен в крепость).

Носятся слухи, что князь Дашков в Киеве женился. Княгиня, мать его (Екатерина Романовна), крайне печалится о сем.

Слышно также, что Евгений Петрович Кишкин увольняется от дел на два года, и что должность его править повелено будет г. Архарову.

Недавно приехал сюда из Москвы князь Василий Васильевич Долгоруков, который вскоре к вам отправиться имеет.

Говорят, что вышедшую замуж княжну Вяземскую [693] снабдил приданым г. Сутерланд. Это быть может, ибо переводы денег приносят г. банкиру не малые доходы.

При сем подношу и еще копию, из рук в руки по городу носящуюся (?).

(Января 14-го). Граф Алексей Григорьевич (Орлов) отправился уже в Москву. Говорят, что его сиятельство намерен предпринять путешествие в чужие край. Сей граф до отъезда своего проговорил в одном месте за обедом:

— «Уже слишком двадцать дней прошло, как мет никаких от одного фельдмаршала известий».

Вот небольшое доказательство, что и сия фамилия доброжелательствовать его светлости не намерена, сколько бы его светлость добра ей ни желал.

Ожидают сюда графа Федора Григорьевича (Орлова).

Начальство над отправляющимся в Средиземное море флотом имеет быть поручено г. Грейгу. Сей, прочев (т. е. по прочтении им) взятые с полоненного с кораблем в Цареграде капитана Тизделя ответы, вопрошен был Ее И. В-вом, чтобы он, находясь в обстоятельствах, подобных Тизделевым, сделал?

— «Я бы, пользуясь тогдашним попутным ветром, решился пройти чрез Константинопольский канал в Средиземное море и свершил бы сей путь не более как в 30 часов».

Носятся площадные слухи, что граф Петр Александрович (Румянцов) намерен от командования армиею отказаться.

Его и. высочество великий князь неволит предполагать предприять путь в Елисавет февраля 7-го дня. В маршруте обедов для его и. высочества не назначено, а одни только ночлеги и небольшое число растагов. Экипаж е. и. в. и 75 верховых лошадей отправились к вам генваря 17-го дня. Великая княгиня сделалась гораздо повеселее. Многие заключают из сего, что государыня неволит удержать великого князя здесь, под претекстом беременности великой княгини.

Здоровье графа Валентина Платоновича (Мусина-Пушкина) поправляется. Кого угодно его светлости (кн. Потемкину) видеть, в отсутствии графа Валентина Платоновича, начальником во(енной) коллегии? [694]

Господин Рибопьер начинает и паки скучать здешним пребыванием своим. Не благоугодно-ли будет подтвердить ему остаться здесь под каким-нибудь претекстом, какой вам изобрести заблагорассудится. Правда, он проживает здесь более нежели бы прожить мог, живучи в полку, но что делать? Теперешнее дел положение требует, чтобы он остался здесь непременно, а иначе по двору будет во многом неудача. Могу похвастать, что и я принят Александром Матвеевичем отменно благосклонно, но не столь откровенно однако же, сколько г. Рибопьер. Его прев-ство нередко изволит мне показывать его светлости и ваши (т. е. Василия Степановича Попова) письма, беседуя при том со мною о делах, до его светлости касающихся, и о преданности своей к его светлости. Но с г. Рибопьером разговаривают и рассуждают вместе повседневно о всякой всячине. Я наблюдал, впрочем, в поведении моем равновесие, дабы не быть подозрительным графу Александру Андреевичу (Безбородко), которого я столько же ласкаю.

По приезде сюда ваших курьеров, являюсь я, избрав удобное время, прежде всех к графу Александру Андреевичу и напоминаю его сиятельству, что мне тако поступать от вас предписано, и таким же образом поступаю и у Александра Матвеевича. В противном случае был бы или тот, или другой в претензии. Реляции Ее И. В-ву подносятся руками Александра Матвеевича, но с согласия графа Александра Андреевича (Безбородко).

В доме графа Александра Андреевича, находившемся в течение 11-ти месяцев в крайнем унынии, стало теперь повеселее. Накануне нового года был на даче у его сиятельства бал, на коем, кроме домашних, также цесарского посла, Хорвата, Глебова и Демидова, находилось 156 человек принцев и принцесс театральных. С нового года начались у него (Безбородко) и будут еженедельно представляться театральные зрелища. Г. Волков сказывал мне:

— «Я вас уверяю, что граф стал теперь при дворе по прежнему. Вы увидите сами; с ним для одного вида поступали дурно».

Напротив сего, люди, имеющие вход к Александру Матвеевичу, твердят противное сему. [695]

С Александром Матвеевичем никогда я ни слова о Петре Степановиче (Валуеве) не говорил и я не понимаю, с чего ему вздумалось мне сказать о нем сегодня:

— «Кажется, пора князю (Потемкину) расстаться с Волховским. Князь всех его штук не знает».

Будьте уверены, что не г. Рибопьер поселил о Волховском такие мысли, а чуть-ли ни сама государыня, не знаю, от кого, о происках его спроведавшая.

Третьего дня исходатайствовал Александр Матвеевич г. Храповицкому в награждение 10,000 руб. Не подумайте, чтоб это награждение значило что-нибудь важное. Ни мало нет. Это сделано в досаду графу Александру Андреевичу, чтобы дать публике знать, будто бы Храповицкий делами ворочает. В самом же деле, у Храповицкого нет никаких дел. Сам г. Храповицкий не мог довольно надивиться приобретенному награждению, не зная, за что оное воспоследовало ⁵.

Уже обоз г. Судиенкова отправился отсель, вскоре же и сам он отправиться к вам намерен. О сем сказал мне сегодня Александр Матвеевич:

— «Я думаю, что князь не даст себя ему в обман».

Еще до приезда сюда г. Загорского, готовил я отправление к вам, во должен был до сих пор ожидать подписания рескриптов и посылаемых, по повелению. Ее И. В-ва, в письмах графа Александра Андреевича, равных копий. Александр Матвеевич приказал мне уведомить вас, что прежде сегодня нельзя было, за недосугами, г. Загорского к вам отправить. Я уповаю, что письмом Ее И. В-ва его светлость будет доволен. По приезде г. Загорского, 11-го сего месяца, Александр Матвеевич подносил Ее И. В-ву письмо его светлости, в коем, между прочим, прошено было о скорейшей присылке на привезенные г. Загорским депеши ответов. Государыня изволила сказать:

— «У меня княжие письма не лежат без ответов, лишь бы князь был в переписке столько аккуратен, сколько я, и не заставлял бы меня ожидать своих курьеров».

Граф Александр Андреевич велел мне к после [696] завтраку приготовить другого курьера. Подоспели и еще депеши, с которых нужно сообщить его светлости копии.

На будущей неделе отправится к вам требуемый г. Билеру помощник, и с оным шифры, как бывшие в прошедшем году в употреблении, так и вновь выдуманные, дабы вы, в случае получения от кого-либо из наших министров секретных депеш, могли оные дешифрировать.

Не безъизвестно, что главнокомандующим банками предоставлено было право завести монетной двор. Теперь заведение токового монетного двора препоручено князю Александру Алексеевичу (Вяземскому). Оба начальники банков огорчены сим до крайности. В Совете занимаются теперь рассуждением о недостатке в государстве медной монеты, и князь Александр Алексеевич (Вяземский) торжествует по сей части над всеми. Спасибо ему, в его светлости расположен он изрядно. Бывши недавно у его сиятельства, помог я ему над банками издеваться и сим его столько тронул, что он сказал:

— «Будь уверен, любезный, друг, его светлость ни по армии, ни по строению черноморских судов не будет терпеть в деньгах недостатка. Я рад всеми силами служить его светлости. Недавно послал я к нему нарочного курьера с испрошением наставления на счет черноморских судов. Ни в чем и ни под каким видом не хочется мне с его мыслями повстречаться, но, напротив того, чтобы все шло по воле его».

Множество ассигнованных его сиятельством вдруг на армию денег утвердило истину пророчества сего.

Николай Иванович (Салтыков), приехав сюда, не намерен был нигде являться; но вдруг все узнали в городе о его приезде, почему он и принужден был посетить многих. Два раза был на аудиенции у Ее И. В-ва и принят весьма благосклонно. Вчерась отправился он в деревню, отколь он, не заезжая сюда, обратный путь продолжать к вам намерен. Кажется, он побывал здесь кстати: он успел об Очакове поселить во многих мысль, крепости оного приличную.

Недавно государыня изволила спросить графа Александра Андреевича:

— «Зачем Глебов, подполковник, шатается здесь праздно?» [697]

Граф ответствовал, что его светлость позволил Глебову пробыть здесь до окончания тяжебных дел его.

И действительно, г. Глебов занимается делами, ибо, выстроив половину огромного дома за 100,000, старается отстроить и другую.

В русских газетах напечатана речь, сочиненная г. Грибовским, которую, от лица правительствующего сената, намерен был говорить в новой год Ее И. В-ву Александр Алексеевич (Вяземский); но его высокопревосход-ству исполнить сего не удалось. Государыня, выслушав слова: «сенат приносит В. И. В-ву благодарность....» изволила речь прервать отзывом:

— «Я довольна благодарностию сената».

Напротив сего, речь, говоренная преосвященным Гавриилом, понравилась Ее И. В-ву и государыня приказать изволила подать оную себе на бумаге. Александр Матвеевич приказал мне препроводить вам копию.

Г. Рибопьеру хотелось бы хотя не более недели с вами повидаться. Это бы, кажется, не худо было. Вы бы успели кое-о-чем с ним переговорить, но и в таком случае обратно его прислать сюда нужно.

(Конец января). Во время пребывания и. и. в-честв в Гатчине, государыня и паки изволила советовать великому князю остаться здесь до тех пор, пока великая княгиня разрешится от бремени, и как сего ожидать надлежит в мае месяце, то в июне позволено его высочеству предприять путь в армию. Великий князь, быв сим предложением крайне недоволен, ответствовал, что ко удержанию его здесь и тогда какой-нибудь претекст найдется. Государыня, получа таковой отзыв, расположена была дать строгим образом чувствовать и словесно и письменно, что советы ее, не иначе как за повеления, требующие непременного исполнения, должны быть приемлемы; но кончилось сие по возвращении их и. в-ств из Гатчины, то есть, 23-го числа сего, месяца, оказанием с одной стороны покорности и изъявлением снисхождения с другой ⁶. [698]

Господин Архаров сюда приехал. И сей чуждается теперь известного общества.

— «Чорт их знает, что им сделалось. Всем им неловко, да и сами-то между собою перессорились. Перестану к ним ходить, а особливо один из этих господ окружен все такими каналиями, что гадко на них и глядеть. Это правда, что Орлов поедет в чужие краи и в Италии будет, но я дам себя повесить, если он флотом командовать будет. Он от сего совершенно отказался, и этот нажаловался государыне на многих. Что он думает? Поверят ему? — вздор! На князя (Потемкина) говорили, говорили, что денег много истрачено по пустому, теперь государыня сама видела Херсон и разные в тех местах заведения, то может-ли кто ее после сего уверить, что деньги истрачены даром. Тоже надобно разуметь и о прочих наместниках, которых он почти всех ввел в подозрение».

При дворе нередко бывает пасмурно, а особливо при получении ежечасных ведомостей о почти повсеместном недостатке в хлебе. Между тем комедии продолжаются. Дееписатели повествуют, что бывали времена, в которые несколько лет к ряду случались неурожаи в хлебе. Дай Бог, чтоб история сия была басня. О г. Синельникове говорят везде крайне дурно.

Очаковым занимается площадь, публика, совет и двор. Двор (т. е. Екатерина) имеет к его светлости доверенность, но прочие три части разглагольствуют о сем сходственно с их познаниями, не посоветуясь однако же никогда с пятью чувствами, им дарованными. Некто из Совета, производя безрассудные ропоты на упущения и входя в споры, давно бы уже в семь дней завладел Очаковым, еслиб Бог всех зверей наделил рогами, хотя такими, каковые ему самому носить некогда случилось.

Отгадайте, кто лишил Москву Красной площади, остатками некоторых древностей гордившейся?

Укав о наряде в Архипелаг сухопутных войск не есть деяние рук коллежских. У кого палка в руках, тот и [699] капрал. По причине болезни графа Валентина Платоновича проект означенного указа сочинен из слов графа Брюса и букв графа Александра Андреевича (Безбородко), Советом аппробованных. Г. Боувер рекомендован — не знаю кем. Главным начальником отряда имеет быть г. Леонтьев. Охотников много, кроме казаков, из коих ни один несвойственной ему службы нести не желает. Однако же выберут из них охотников, хотя по неволе.

Александр Матвеевич (Мамонов) не престает продолжать своей в его светлости преданности. Боже избавь начать что-нибудь говорить, в присутствии его, против его светлости. Равномерно и двор доброжелательствует его светлости по прежнему, в доказательство сему может служить препровождаемый при сем от Ее И. В-ва тулуп в ящике, обшитом черною клеенкою, собственною Ее И. В-ва рукою на имя его светлости надписанном:

— «Князь, может быть, там пообносился».

В рассуждении малого числа людей на лицо в Преображенском полку, при бомбардирской роте находящихся, отправление оных к вам, до вторичного его светлости об них отзыва, остановлено. Государыня охотно их отправить прикажет, но теперь желает гнать: не согласится-ли светлейший князь приказать наперед укомплектовать означенную роту.

У князя Александра Алексеевича (Вяземского) происходят теперь балы по случаю известной свадьбы, 23-го числа сего месяца в доме его совершившиеся. Поздравя сим его сиятельство с моей стороны и принеся ему и паки благодарность за четырехмесячной отпуск экстраординарной суммы, с присовокуплением поклона, что, кроме его, никто бы не в состоянии был удовлетворить толь знатными суммами в такое короткое время. Его сиятельство отозвался:

— «У меня на весь год деньги для его светлости (кн. Потемкина) готовы. В марте начну помышлять об отпуске оных на летние месяцы. Сверх отправленных медных денег, велел я зависать и еще таковых, если оные его светлости потребны будут. За хлеб следующий в Смоленскую и Могилевскую губернии деньги я заплачу, и буду оные вычитать из последующих отпусков». [700]

После сего происходили шутки на счет банков, его сиятельству весьма приятные, а для нас полезные. Ибо без сего отпуска экстраординарных сумм производились бы помесячно. Граф Петр Александрович (Румянцев) удовольствован также по май месяц посредством кредитивов, чрез коллегию к нему доставленных. Червонцы дорожают. Менее трех рублей десяти копеек купить оных нельзя. Завтрашнего дня отправлю к вам 80,000 червонцев и 200,000 рублей мелкою серебряною монетою с господином премиер-маиором Черниковым, нарочно для сего из здешнего гарнизона истребованным; ассигнации у меня все целы. На червонцы нельзя было ничего обменять, потому что с нуждою и вышеписанные 80,000 червонцев в городе набрать можно было. В том числе тысячу занял г. Сутерланд у графа Александра Романовича (Воронцова).

Столище графа Андрея Петровича (Шувалова) становится со дня на день хуже.

24-го числа сего месяца скончался старик Миних на 88-м году от рождения своего.

Вскоре отправится к вам господин Глебов, о коем государыня несколько раз изволила спрашивать графа Александра Андреевича: зачем он здесь живет?

Подносимая при сем копия носится из рук в руки по городу, хотя в ней и ничего нет похожего на правду.

(Февраля 11-го). В прошлом 1787 году выписаны были вновь из Англии к здешнему порту, чрез г. Сутерланда, разные для черноморского флота вещи, коих, по примеру прежних, не хотели выпустить из таможни беспошлинно. Сначала адресовался я с словесною о сем просьбою к его сиятельству графу Александру Романовичу Воронцову, но сей потребовал от меня письменной подачи и уверял при том, что, кроме его светлости, ни для кого другого в свете он вещей из таможни беспошлинно не отпустил бы. Подношу при сем регистры помянутым вещам, письмо мое об них к его сиятельству и отзыв его во мне. Не предвидя тут ни малейшего для его светлости личного одолжения, я для того лично в письме моем ничего о его светлости не упомянул. Теперь вещи уже отправлены на подводах черноморского флота с генерал-лейтенантом [701] Кургановым до Брянска сухим путем, отколь они отправятся в Херсон водою. Г. Курганову дано от меня 2,210 руб. 17 коп., из коих он должен заплатить извощикам за провоз до Брянска, полагая за пуд до 55-ти копеек, 1,710 руб. 17 коп., остальные пятьсот рублей употребить на прокормление находящихся при нем 11 человек военнослужителей, для сбережения вещей из полков здешней дивизии ему данных, и на наем байдака до Херсона.

(В 20-х чч. февраля). На прошедшей неделе конфирмован поднесенной от правления ассигнационного банка доклад, коим уничтожено пять директоров и до ста-пятидесяти человек прочих разного звания чинов, в ведомстве сего правления здесь и по городам находившихся. Лишившимся мест велено, для получения новых, явиться в герольдию.

Вчерась по утру трактовано в Сенате о поставщиках винных и о чинах статских. Касательно поставщиков хотят подражать «Титову милосердию», но чины чуть-ли не вздорожают, соразмерно настоящей во всем дороговизне. «Не из дворян в чины не производить. Секретарям не из дворян, до сего звания дослужившимся, пребывать во оном чине не менее двенадцати лет. Чрез чин не производить: в одном чине служить, по крайней мере, три года. В год только один раз производить». Князь Александр Алексеевичу (Вяземский) отупел и со дня на день более тупеет. Се плоды наступившей старости и старых гонений.

Вчерашнего дня, после обеда, отвратил Бог от России великое несчастие. Один из фонарей, висящих в эрмитаже, упал в нескольких шагах позади императрицы, во время хождения Ее И. В-ва в эрмитаже. Велено, чтоб впредь фонари не на вервиях, но на цепях висели.

Известный донос похож на правду; вскоре прибудет сюда г. Якобий и другие из отдаленных мест к сему делу причастные. Доноситель Трифонов, а не так, как я прежде его назвал. Он находился пред сим секретарем при г. Якобие, где будучи имел случай запастись как копиями, так и подлинниками в немалом числе. Содержавшись у г. Шешковского более недели, ходить он теперь по воле, жительство [702] имеет, однако же, у г. Шешковского же, утверждающего, что еще не было доноса, подобного сему, с столь ясными доказательствами. Мне пересказано содержание только трех бумаг, при доносе находившихся:

1-е — письмо г. Осунского, служащего секретарем при г. Якобие, к некоему Ладыженскому: «Двор, получа известие о прекращении с китайцами торгов, крайне досадовал. Но... подателя сего просит Иван Варфоломеевич (Якобий) употребить к уговариванию китайцев, чтоб они учинили на границы наши нападение. Если китайцы произведут сие в действо, тогда и паки донесено будет двору, которой принужден будет прислать к нам войско. Известные вам при дворе многомогущие люди тако сего желают. Тогда-то достигнем мы до намерений наших».

2-е — ответ Ладыженского: «Письмо секретаря вашего я получил. Желал бы я получить таковое за подписанием собственной вашей руки, дабы тем удобнее мог соответствовать воле вашей».

3-е — ответ г. Якобия в г. Ладыженскому: «Подтверждаю секретарем моим к вам писанное». Были и другие гораздо важнее сих бумаг, которых, однако же, Трифонов, кроме г. Шешковского, никому не показывал; государыня грозит сделать по сему делу примерное наказание:

— «Не могу оставить без примерного наказания людей, мною облагодетельствованных, доверенность же мою во зло употребляющих».

По приезде г. Якобия имеет быть учрежден комитет под председательством графа Брюса.

....... (Безбородко?) только и держится по делам иностранной коллегии, да и будет, сколько мне кажется, держаться.

— «Не за кого взяться!»

С приезда г. Завадовского известная связь склеилась крепче. Повседневно обедают у почтового двора и ужинают у нового рогоносца. Впрочем, кажется, как будто бы все дела находятся в расстройстве.

Г. Сухарева велено судить в сенате.

Велено, словесно, подавать от коллегии ежемесячные о числе больных, в обеих армиях находящихся, ведомости. [703]

(Вторая половина февраля). Всем у приему при дворе прошений находящимся докладчикам велено, принимая прошения, немедленно по оным докладывать. Граф Александр Андреевич уделил после сего из числа набранных им прошений по нескольку сотоварищам своим. Еще до сего граф просил государыню, чтоб его от должности принятия челобитень уволить и, по примеру предместников его, определить в сенат. Государыня изволила ответствовать на сие:

— «Хорошо, посмотрим».

Говорят, что Ивану Ивановичу Шувалову велено посоветовать графу Андрею Петровичу (Шувалову) идти в отставку.

16-го числа сего месяца, г. рекетмейстер докладывал государыне прошение господ Собакиных ⁷, приносивших жалобу в том, что дела их касательно раздела отцовского имения до сих пор не приведены к окончанию. Губернатору жестоко вымыли за сие голову.

— «Я давно слышу и знаю, что у вас все дела так заведены, чтоб даром ничего не делать».

В сей день Двор был не веселого расположения и в сей день приехал сюда г. Драшковской ⁸. К старой досаде присовокупилась новая, дней с пять к ряду продолжавшаяся. Государыня недовольна, не получая от его светлости ответа на такую статью, на какую Ее И. В-во с нетерпеливостию ответа ожидать изволила; не знаю, однако же, на какую именно. Нужно его светлости продолжать с Александром Матвеевичем переписку, однако же всегда такую, которую бы можно было показывать Ее И. В-ву.

По приезде Драшковского, государыня, поразмолвясь с Александром Матвеевичем (Мамоновым), пролежала на другой день в постеле. Теперь опять все ладно.

Сиятельнейшая графиня Екатерина Васильевна (Скавронская) вчерашнего числа к вечеру занемогла. Неизвестно, лихорадка-ль или горячка ее сиятельство в постелю свалила. Данное ее сиятельству рвотное несколько болезнь ее облегчило.

В здешнюю управу благочиния взяли недавно одного купца [704] под стражу, которого, не дав ему знать вины преступления его, продержали под арестом три дни. Узнав о сем, совестный суд приказал, на основании высочайшего учреждения, оштрафовать управу 800 руб., из коих 300 руб. Никита Иванович заплатить должен.

По делам г. Поливанова, (саратовского губернатора) старается здесь родной брат его, а как жена сего соделалась Рейс-ефендиевою (т. е. гр. Безбородко) любовницею, то думают, что дела Поливанова преобразятся в другой вид.

Е. с. графу Валентину Платоновичу (Мусину-Пушкину) дан недавно указ, коим предписано давать строгий отчет в деньгах, во время присутствия великого князя в Гатчине на прогоны издерживаемых; в прошлом году издержана на сие знатная сумма денег. Великий князь огорчен сим до крайности.

Прежде нежели назначен к командованию войсками сухопутными, в Средиземное море отправляемыми, г. Заборовской, г. Грейг рекомендовал Ее И. В-ву г. Гантвиха. Государыня изволила дать знать, что для сего дела потребен человек греческого исповедания.

Г. экзекутор Рылеев решился остаться при коллегии по прежнему.

Подношу при сем копии с манифестов, греков, сербов и молдаван к ополчению противу агарян ободряющих.

(Февраля 23-го). На том самом основании, как я вред сим писал, успел я с банковым на первый год долгом поквитаться несколько часов прежде, нежели его сиятельство князь Александр Алексеевич (Вяземский) получил о сем письмо от его светлости. Сие полезно было многих ради причин: 1) Еще до наступления срока начали в банк вступать от покупщиков кричевских деньги, которых ныне собрано более 30,000 руб. Сих денег не только в банке принимать не хотели, но и намерены были отправить их обратно к тем, от коих оные вступили, толкуя, что, не приведя касающихся до перевода дел к окончанию, банк с покупщиками кричевскими не может иметь дела. Спасибо банковому директору г. Туманскому, с помощию которого стоило мне не мало труда удержать означенные деньги. Хотя партикулярно в банке о [705] сем нужно было хлопотать до срока, чего его сиятельство князь Александр Алексеевич (Вяземский), не зная обстоятельства дела, исполнить бы не мог и родились бы из сего, наконец, хлопоты, расчеты и переписки на долгое время. 2) Сначала писал ко мне г. Шталь, что, за исключением проданного имения, осталось на его светлости ежегодного банкового долгу 92,640 руб., но потом, учиня точнейший с покупщиками расчет, как вы из подносимой при сем записки усмотреть изволите, открылось, что осталось на его светлости ежегодного в банке долгу только 89,760 руб. Сколь скоро вступят в банк от покупщиков кричевских все 42,240 руб., то я оные поворочу в экстраординарную сумму, из которой поступило от меня в банк толикое же число денег в добавок к той сумме, которую принял я здесь по ассигнации г. Шталя. Данную мне из банка квитанцию препроводил я в г. Шталю.

Кажется, хлопочу я о пользе дел ево светлости (кн. Потемкина) столько, сколько более не можно, не имея даже времени и не дерзая напомнить о себе, что, по теперешней во всем дороговизне, принужден претерпевать нужду и в покрове и в пище, яко вещах, необходимо человеку нужных.

(Март). За несколько времени пред сим украдены у г. Сутерланда, из кабинета его, золотые часы. Покража оных столь чувствительна была г. Сутерланду, что он не только публиковал об оной в газетах, но и просил убедительным образом г. обер-полициймейстера о даче строжайшего приказания полицейским служителям, чтобы сии употребили наиприлежнейшее старание в отыскивании вора. Некто из приятелей г. Сутерланда, проведавши колико он в сем случае заботился, написал к нему дружеское, но шуточное письмо, в коем, между прочим, изъяснился тако: «Как часы ваши украдены посетившим вас с Олимпа Юпитером, то все поиски, клонящиеся в поимке оного, будут тщетны; ибо вор удалился с добычею паки на высоту неприступного жилища своего». Сей совет г. Сутерланду понравился. Он вознамерился об украденных часах более не думать, да и г. обер-полициймейстера просил о том же. Разговор с сим последним был следующего содержания: [706]

Историческое явление в доме обер-полийцимейстера.

Сут. — Хотя я ваше превосходительство прежде и просил об учинении поисков над похитителем часов моих, но теперь прошу более о сем уже не пещись.

Об. — «Для чего?»

Сут. — Для того, что я вора знаю.

Об. — «Кто он таков? Как его зовут?»

Сут. — Юпитер.

Об. — «Что он за человек? Где он живет?

Сут. — На Олимпе!

Об. — «На Олимпе! Я эдакого урочища здесь не знаю и никогда не слыхивал. (Потом оборотись к стоявшим в комнате его полицейским штаб- и обер-офицерам). Право не знаю! Да, да, бишь не на Петербургской-ли это стороне?»

Один из офицеров ответствовал:

— Нет, ваше превосходительство, я знаю немца Юпитера. Он серебрянник и живет в Мещанской.

Об. — (К Сутерланду): «Не он-ли?»

Сут. — Нет! Тот, которой мои часы украл, грек.

Об. — (К офицерам). «Не знает-ли кто эдакова грека?»

Оф. — Не знаем.

Об. — «Ну, чорт его знает, где искать!»

Ежели бы спустя дней несколько после сего, граф Кирилла Григорьевич (Разумовский) не истолковал г. обер-полициймейстеру о Юпитере и Олимпе, то бы он о сю пору ничего об них не знал. Между тем в городе довольно сему смеялись.

Граф Яков Александрович (Брюс) занемог 22-го числа прошедшего февраля желчью, по всему его телу разлившеюся. Его сиятельство хотя не суевер, однако же исцеление недуга сего не хотел поручить искусству врачей-книжников. Следуя совету одного из своих официантов, вылечился граф совершенно и в короткое время нижеписанным средством: он смотрел в продолжение полутора часа на живую в небольшом судне беспрестанно плавающую щуку до тех пор, пока оная, всосав в себя непостижимым образом всю графскую желчь, околела. Таинство симпатического сего лечения [707] происходило в присутствия многих находящихся при его сиятельстве штаб- и обер-офицеров.

(Март 1787 г.?). Вследствие полученного в коллегии сообщения его светлости о размещении некоторых полковников в полки, г. Поликарпову предписано указом отправиться немедленно и непременно в полк, куда он, 7-го марта, и действительно отправился уже. Сколько г. Поликарпов ни старался, чтобы наперед принести его светлости благодарность за доставление ему полковничьего чина, в Киеве, или где бы его светлость ни изволил обретаться, однако-ж в том ему не только наотрез отказано было, но и в подтверждение рекомендовано, чтобы он указу не противился. Его и. в. великий князь, быв сначала на то согласен, чтобы г. Поликарпову ехать наперед в Киев в его светлости, при котором случае его высочество предполагал снабдить его рекомендательным письмом, вдруг потом изволил г. Поликарпову объявить:

— «Настоящие обстоятельства требуют, чтобы ты, не быв в Киеве, отправился прямо в полк. Мое письмо сей раз не только не будет для тебя полезно, но и вредно. Не входя в исследование причин, делай то, что тебе граф Валентин Платонович советует, то есть поезжай в полк и старайся заслуживать благоволение его светлости».

Известно, что Ее И. В-во не весьма благоволит к сему новому полковнику. Сие, кроме прочих доказательств, заключают и из следующего происшествия. В то время, когда был набор кавалеров для и. и. в. молодых принцев (Александра и Константина), и со стороны великого князя представлены были кандидатами господа Плещеев и Поликарпов, государыня изволила тогда сказать:

— «Сии люди нужны его высочеству, да сверх сего они великие в свете знатоки, и более знают, нежели подобает знать кавалерам, назначаемым к молодым воспитанникам».

Вот, уповательно, причина, почему графу Валентину Платоновичу (Мусину-Пушкину), да после того и великому князю не хотелось, чтобы Поликарпов съездил в Киев с рекомендательным от его высочества письмом. Я сие заключаю и из собственных слов его высочества, Поликарпову сказанных: [708]

— Приезд твой в Киев и мой о тебе туда отзыв наделают, есть-ли паче чаяния государыня о сем спроведает, его светлости хлопот. Да куда ты к внязю хочешь ехать? и почему ты знаешь, что князь находится в Киеве?»

Из сего явствует, как великий князь не думал, чтобы его светлость находился по сие время в Киеве, то посему и опасался снабдить туда Поликарпова письмом, дабы оное, в случае отсутствия его светлости, не попалось в руки Ее Величеству. Да как его высочеству и думать о сем иначе можно было, когда, в чем я смело вас уверить могу, исключая одного судии и имянно случайного человека, живущего в доме, окруженном львами, весь город твердил, что его светлости нет в Киеве. Одни говорили, что его светлость удалился из Киева, потому что государыня изволит негодовать на него по поводу принесенной графом Задунайским жалобы, прежде мною упомянутой. Другие толковали, что его светлость отправлен по некоторой коммисии в Варшаву. Еще другие, что его светлость находится в других местах в Польше, а некоторые утверждали и то, что его светлость умер. Верите-ли, что уже три воскресения в ряду, как по крайней мере тысяча человек меня о сем вопрошали, из коих каждому надлежало на его статью давать пристойный ответ. Вчерась, то есть, в воскресенье, никто из преданных его светлости, второклассной, у коего я был на поклоне, спросил меня, где Василий Степанович (Попов)? и как я ему сказал: в Киеве, то он вторично спросил меня: разве Василий Степанович не с князем? На что я ответствовал ему, что и его светлость неволит находиться в Киеве. Я сие тем смелее сказать мог, ибо знал, что в вышеупомянутому судие писано было, что его светлость, купно с графом Александром Андреевичем, еще недавно изволили ездить в Белую церковь, и того же дня в Киев возвратились. После сего вопрошавший меня барин сказал:

— «Боже мой, а меня уверили, что князь точно в Варшаву поехал».

Вы из сего ясно усмотреть изволите, что таковыми о его светлости повсеместными в здешнем городе сказками занимаются духи, не только в нижнем, но в верхнем парламенте, еще в превосходнейшем числе; разность сказок [709] сих состоит только в том, что приверженные и доброхотствующие его светлости, услышав, оные, тоскуют чистосердечно и, вопрошая о сем, имеют вид, прискорбие и печаль изображающий; когда, напротив того, другие, наслаждаясь сокровенно в сердце своем подобными сему лжишивательствами и ласкаясь событием оных, являют, вопрошая об оных, на лице своем притворную улыбочку, коварные помышления маскирующую, Однако же и сии робкие души, произнося имя его светлости, трепещут.

Великий князь подарил Поликарпову при отъезде 500 руб. и сертук самого темнейшего зеленого сукна, с красными обшлагами, сказав ему при том, что:

— «Ты можешь такие сертуки и в полку ввести в моду».

Таковые сертуки уже и прошлого года на половине его высочества носили.

Носятся здесь также слухи, что на кавказской линии, по причине бунтующих горских народов, не весьма обстоит благополучно.

Михельсонша родила недавно сына; посему е. и. в. великая княгиня соизволила быть восприемницею и, как известно, что Михельсон, живши пред сим не в лутшем с женою согласии, ныне живет с нею согласнее, то думают, что он для того с нею живет ныне согласно, что она родила ему сына, не любил же ее потому, что прежде все дочерей рожала. Но я о сем иначе заключаю.

Михельсон человек пронырливый. Зная, что госпожа Бенкендорфша состоит у ее и. в-ва великой княгини в милости, Михельсон весьма часто посылает теперь жену свою к сей госпоже на поклон, уповая сил средством найти себе вредят на половине великого князя. Вот причина Михельсонова с его женою согласия. Впрочем, я знаю, что Михельсон престрашной волокита и любит женщин горячего сложения, то по сему уверен я, что он холоднокровную жену свою никогда искренно любить не станет ⁹. [710]

(Неизвестно какого месяца?) Чрезмерная Петра Степановича (Валуева) задумчивость и частые воздыхания, сопровождаемые произнесением слов: «ах, как бы дал Бог с честью от князя отстать», удостоверяют, что он, соделавшись помещиком, соделался купно и нарушителем собственного своего покоя. Я не думаю, чтоб кто-нибудь мучился неизвестностью будущего более, как он. Из числа нравственных его свойств трусость, недоверчивость и самолюбие виднее прочих. Побуждаясь действием сих страстей, нередко напоминает он мне:

— «О, князь претонкой человек? — а Василий Степанович! знаете-ли вы его? — нет, сударь, вы его не знаете, а я знаю, довольно знаю».

Ответствуя всегда, что мы, имея волю избирать себе начальников, по выборе оных обязаны долгом повиноваться им, а не качества их рассматривать, не нравлюсь я Петру Степановичу, хотя, впрочем, и не нахожусь с ним в ссоре.

Третьего дня посылал я к нему нарочного, с которым имел он следующий разговор:

В. — Часто-ли вы бываете у Гарновского?

Ч. — Редко. Да что и бывать по пустякам. Он также смотрит к верху, как и Василий Степанович. Ну, уж люди. Не дай Бог иметь с ними дела.

В. — Правда: и я это приметил. Черт знает, на кого этот Гарновский надеется. Он думает князю своею перепискою понравиться, — вздор! Князь его даже терпеть за это не будет. А Василий Степанович! — худо его Гарновский знает. IIусть только Василий Степанович приедет сюда, то и станут его, как онучу, употреблять. Вот в чем награждение ему состоять будет.

Ч. — Какою перепискою понравиться?

В. — Он, я думаю, всякую всячину пишет к Василию Степановичу.

Ч. — Что же он пишет? он, мне кажется, ничего не знает.

В. — Конечно, не знает. IIорет, что вздумается.

Ч. — Неужели он так неоснователен? [711]

В. — Знаете-ли? никого не слушает я даже дружеских советам не внемлет. Кричит везде и распинается за князя. Посудите! его-ли это дело? Никого из больших не почитает, ну, пропащий человек. Нам-ли с большими людьми связываться? ведь за собаку пропадешь. Недавно подавал он о рекрутах записку, которою многих господ огорчил. Это ему не так легко с рук сойдет, как он думает. У меня, слава Богу, есть кусок хлеба, а у него что? Будет раскаиваться, да поздно. Некоторые господа просили его к себе обедать, а другие ужинать; однако же он из одного упрямства не поехал к ним.

Ч. — Бог с ним, как посеет, так и пожнет. Что слышно о графе-докладчике (Безбородко)?

В. — Мамонов с ног его валит. Так и валит с ног. Однако же Мамонов не Ланской покойник. Даст он себя знать и другим. Жалко, граф предобрый человек. Ну, что будет, если Василий Степанович поступит на его место? — беда! пропали челобитчики. О ним и черт не сладит. Ох, Василий Степанович! (покиваша главою) знаю я его; я уверен, что Василий Степанович менее графа князю предан будет. Тогда он более свои интересы и выгоды наблюдать станет.

Ч. — Неужели говорят об этом?

В. — Черт их знает, что они затеяли. Ох, князь! Князь претонкой человек. Князь скоро сюда будет.

Ч. — Право?

В. — Так точно. Я это верно знаю. Только Бог знает зачем. Вы ничего не слышали?

Ч. — Нет.

В. — Говорят, что начинают уважать старика фельдмаршала графа Петра Александровича, однако же сей пишет государыне, что ему дали босую, нагую и невооруженную армию, которую против неприятеля никак вести нельзя. Представьте вы себе, что у нас делается? Фельдмаршал старик, право, человек с достоинствами. У нас, видите, никто не надобен, а теперь понадобился и Лошкарев, который недавно посылан был к очаковскому паше, чтобы склонить оного в сдаче крепости за известную сумму денег; однако же паша не согласился. Представьте, и Лошкарева ласкают теперь, которого Василий Степанович почитал за ничто. [712]

Услышав вести сии и выправясь о помянутом графском представлении, опроверг я оное тотчас в присутствии графа Александра Андреевича (Безбородко) равными неоспоримыми доказательствами, а особливо некоторыми собственными графа Петра Александровича рапортами и коллежскими журналами, совершенно убеждающими, что неисправность в войсках украинской армии (если оная существует) происходит единственно от того, что граф Петр Александрович (Румянцев) нередко изъявлял недоброхотство в исполнении данных ему, касательно реформы полков, из коллегий предписаний. Означенное представление графское читано уже в Совете. И так, я принужден буду, сколь скоро граф Валентин Платонович из Гатчины сюда прибудет, доложить его сиятельству, чтоб он оное, яко несправедливое и в предосуждении должности коллегиею написанное, постарался в Совете ¹⁰ опорочить.

Петр Степанович (Валуев) просится к вам для отдачи в делах своих отчета. Он знает, что вы тенор заняты делом. И так, ему не в том нужда, чтоб явиться к вам с отчетом, но в том, чтоб побывать у себя в деревне.

Двор. — «Боюсь, чтоб князь не приехал теперь сюда. Он чрез это потеряет в публике всю свою репутацию. Однако же он верно скоро сюда будет, я знаю его».

Глебов. — «Граф Александр Андреевич не в таком теперь согласии с графом Воронцовым и г. Завадовским, как было прежде. Граф Петр Александрович поднимается, а в екатеринославской армии только и воинов, что галера «Десна».

Сегюр. — «Граф Безбородко князя любит; но Воронцов мешал всему. Теперь Воронцов не так с графом, как было прежде».

Чуть-ли Сегюр, о котором знают, что его светлость его любит, не настроен говорить тако. Многие думают, что граф Александр Андреевич для того расстраивает связь свою с графом Воронцовым, чтоб показать его светлости свою преданность. Но это дума, Бог знает, правда-ли.

Какое бы ни было его светлости намерение, но я всех [713] уверяю, что его светлость вскоре сюда быть изволит. Это нужно для того, чтоб содержать многих в страхе. Слава Богу, что после отправления рескрипта, никто о скором прибытии сюда его светлости не сумневается.

Г. Мейнос, будучи весьма доволен двором, особливо же его светлостию, не замедлит своим к вам приездом.

Теперь производятся здесь сильные из гвардии и кадетских корпусов выпуски. Сегодня выпущено из греческой гимназии двадцать человек.

Господину губернатору Коновницыну предписано было объездить в здешней губернии все казенного ведомства селения, приглашая крестьян в переселению в полуденные места. Почти все крестьяне казенные согласны; да и помещичьих много охотников явилось, кои думали, что и до них таковое предложение касается.

Здесь, в Риге и в прочих остзейских городах, а может быть в. Москве и других местах, скитается весьма много праздношатающихся людей. Не благоугодно-ли его светлости составить и еще волонтирской полк?

Ее сиятельство графиня Екатерина Васильевна (Скавронская) была нездорова. Жестовая простуда причинила ей в левой щеке, в ушах и в горле, такой вред, что к истреблению оного надлежало шпанскою мухою пользоваться. Слава Богу, теперь есть легче и гораздо легче.

Александр Матвеевич (Мамонов) намерен употребить все силы, чтобы с его светлостию никогда не ссориться.

— «Я знаю, что двор иногда старается нашу братью с князем поссорить, однако же меня до этого никогда довести не в состоянии никто».

(Месяца?) Двор был весьма доволен отзывом его светлости, курьером Тиле сюда привезенным. Некоторым наводило однако же скуку неполучение писем от вас. Я извинял вас слабостью здоровья, множеством дел, которыми вы заняты, и скоростью отправления курьера Тиле.

Александр Матвеевич, любя г. Рибопьера чрезвычайно, думает, что сей единственно из угождения к его превосходительству здесь оставлен. Почитая г. Рибопьера совершенно [714] преданным себе человеком, его превосходительство неизвестен, что г. Рибопьер ведет с вами переписку, о которой, если бы он знал, то, несмотря на то, что она не содержит в себе ничего его превосходительству предосудительного, не имел бы он, по своей скромности и недоверчивости, теперешние к г. Рибопьеру доверенности. Не худо бы было писать иногда к г. Рибопьеру, кроме дел, вам потребных, и такие письма, которые можно было показывать его превосходительству, чего с последним вашим письмом нельзя было сделать по причине похвалы, в начале вашего письма, заключениям его изъявленным.

Присланные к вам из Астрахани виноград и арбузы поднесены мною его превосходительству Александру Матвеевичу, ее сиятельству графине Екатерине Васильевне, Екатерине Ивановне, Александре Степановне и г. Рибопьеру. Виноград был чрезвычайно хорош и гораздо лутше того, который прямо ко двору привозили. Он столь его превосходительству Александру Матвеевичу полюбился, что часть оного поднесена Ее И. В-ву.

Ввесь город ожидает прибытия его светлости вскоре.

Желая испытать силы Александра Матвеевича, советовал я г. Рибопьеру, еще до получения им последнего вашего письма, сделать его превосходительству касательно вас предложение. Вчерашнего дня г. Рибопьер, пользуясь веселым его превосходительства расположением, происшедшим от отзыва его светлости, его превосходительству крайне полюбившегося, отозвался тако:

— «Слава Богу, дела наши хорошо идут, князь тебя любит, Василий Степанович тебе предан, ты их также любишь, одного нам недостает...»

— А чего? спросил Александр Матвеевич.

— «Чтобы сбыть с рук нашего недоброхота (Безбородко), а на его место возвести....»

— Трудно, ответил Александр Матвеевич, однако же....

Выпуск из греческого корпуса учинен, как мне кажется, не без происков директора оного.

21-го марта. На прошедшей неделе, пришед по утру на поклон к Александру Матвеевичу, его превосходительство изволил спросить меня: что вы (т. е. В. С. Попов) ко мне [715] пишете? оправились-ли вы от болезни? Я ответствовал, что, между прочим, изволите требовать аптечки.

— «Как? аптечки! стал его превосходительство; пожалуйте, не посылайте, сделайте одолжение, не посылайте. Я пошлю ему такую, которою он будет очень доволен».

После сего, его превосходительство, потребовав пера, чернил и бумаги, изволил написать записку, которую поручил господину Зотову поднести Ее И. В-ву. Чрез пять минут принесли ответную записку, из которой его превосходительство дал мне знать только сии слова: «аптечку для Попова я велела тотчас приготовить».

И так, вместо одной, получите вы вдруг две аптечки, одну дар Екатерины и другую поднесение Рейнсесово.

Его сиятельство граф Александр Андреевич желает знать, что прикажете делать с Юговичем, переводчиком нашим, и отправить-ли его на флоте в Средиземное море?

В пакете, под № 4, изволите вы найти прекрасные стихи, подносимые вам г. Нарцискиным.

О прочих обстоятельствах донесет, вам Иван Степанович (Рибопьер).

Марта 27-го. Его пр-ство Александр Матвеевич приказал мне, отправляя сего курьера, просить вас донести его светлости, что Ее И. В-во желает на письмо ее иметь от его светлости скорый, а притом, и обстоятельный ответ, ибо чинимые в Швеции воинские приуготовления обращают на себя все внимание нашего двора и учрежденного при оном Совета. Я рад, что государыня изволила решиться требовать, в сем случае, совета от его светлости, ибо сие послужит действующим лицам новым напоминовением, что они не во всем и не везде всесведущие.

Александр Матвеевич не теряет силы, да и партия не ослабевает. Ярость первого противу последних укрощается чинимыми от двора подарками, до коих первой великой охотник; двор же (т. е. Екатерина) не щадит оных потому, что сим средством содержит между обеими равновесие. Отъезд отсель Ивана Степановича многим приятен, а для нас совершенно вреден. Утверждаю, что приятен не только по [716] многим примечаниям моим, но и по словам Александра Матвеевича:

— «Расставаясь с Иваном Степановичем, плавал я, как ребенок. Желал бы быть с ним навсегда вместе, но по теперешним обстоятельствам нельзя сему никак помочь. Скажу вам то, что я скрыл я от самого Ивана Степановича. Три недели тому назад, как государыня изволила мне сказать: «Рибопьеру пора ехать. Он имеет полк, а теперь военное время». Посудите, что после сего делать?»

Из сего видно, что двор, почитая Ивана Степановича за предводителя его пр-ства, отъездом его доволен. Вреден отъезд Ивана Степановича для нас потому, что для уловления его пр-ства расставлены сети. И сие утверждать буду, кроме других примечаний, собственными же его пр-ства словами:

— «Какой прекрасной цуг ямских лошадей у Петра Васильевича (Завадовского)! Знаете, он мне хотел его подарить, однако же, я не взял, хотя, впрочем, подобного цугу в городе нет».

И так нужно Ивана Степановича прислать сюда обратно.

Псковского пехотного полку подполковник Языков отправлен в Швецию для разведывания о тамошних воинских приуготовлениях.

Его и. в. великий князь крайне холоден ко всем тем, кто его светлости принадлежит, исключая ее сиятельства графини Катерины Васильевны. Надобно думать, что великий князь подозревает, будто бы отъезду его в армию помешал его светлость. Однако же теперь его и. в-ство сделался повеселее и с превеликим жаром приуготовляется вновь к походу.

Ее сиятельство графиня Катерина Васильевна не успела ничего писать, потому что изволила отправиться во дворец для принесения их и. высочествам благодарности за то, что во время болезни ее сиятельства их высочества о здоровье ее сият. изволили ежедневно осведомляться.

Четвертого дня благоугодно было Ее И. В-ву посетить нечаянно конногвардейской его светлости дом (Таврической дворец). Вновь сооруженные в зале колонны крайне Ее И. В-ву понравились. Служителям, при помянутом доме находящимся, пожаловано 100 руб., а модель римской Петропавловской церкви велено перенести в эрмитаж. [717]

Мне велено курьера сего отправить без всякого задержания.

Подношу ведомость, какова подана была государыне от графа Брюса о состояния здешней дивизия, на прошедшей неделе.

Апреля 5-го. Отзыв о прибавочной сумме почел его сиятельство князь Александр Алексеевич (Вяземский) за сделанной ему со стороны его светлости выговор.

— «Не от меня зависит сделать прибавку. Я сам предвидел, что оная потребна будет, и для того спешил ассигнованием туда денег до наступления предписанных имянным указом сроков, а при том старался доставлять таковые, сколько возможно было, в натуре. Теперь на меня же сердятся и мне выговаривают. IIусть его светлость пришлет исчисление, я доложу государыне. Мелкою-то серебрянкою монетою, которую только и берег для его светлости, сколько отправлено!»

При сем восклицании возведены были очи на небо, изображенное гиероглифом комнатного потолока. Выслушав сие, старался я наперед уверить его сиятельство, что светлейший князь чувствует все его одолжения, потом внушил ему, что отзыв о прибавочной сумме есть ничто иное, как преданное благо-рассмотрению и благоволению его сиятельства представление. Ответы сии и присовокупленные ко оным другие примечания, кои предшествовали и кои сопровождаемы были покорность изъявлявшими поклонами, произвели в мыслях его сиятельства желаемое действие, ибо тотчас сделался он и веселее и благосклоннее.

— «Хорошо, любезный друг, конечно, прибавка потребна, спорить против сего нельзя. Были подобные сему примеры и во время прошедшей войны. Кто мог предвидеть такую неслыханную и в России никогда небывалую дороговизну! Почему, как мне, так и его светлости, можно было угадать, что четверть муки обойдется не дешевле семи рублей? Как же не быть прибавки, когда по исчислению отпускается за четверть только по 4 руб. по 50 копеек? Ты говоришь также, любезный друг, что его светлость кормит не малое число войск таких, которые в росписании не показаны. Это стоит уважения. Да для чего на них ничего не требовано? Пусть светлейший князь [718] пришлет исчисление, или я сделаю таковое примерное, которое пошлю к нему на аппробацию».

Услышав слова «примерное исчисление» из уст, не всегда сердцу их свойственные глаголы произносящих, и у коих деньги почитаются кумиром Юпитером, доложил я его сиятельству, не прикажет-ли сделать таковое исчисление в коллегии?

— «Хорошо, — сказал он, — прежде однако же нежели оное ко мне по форме вступит, покажите мне его партикулярно».

Вчерась по утру был я с оным у его сиятельства и он встретил меня тако:

— «Здравствуй, любезный друг. Я, право, считал, что мне делают выговоры, ан, прочевши письмо в другой раз, вижу — твоя правда».

После сего, дабы приуготовить во внятию просьбы о деньгах дух, в выдаче оных несклонный, пропел я в честь его сиятельству, в присутствии всех его секретарей, прозою несколько кантатов, к чему, правду сказать, подал повод сам его сиятельство рассказами о деяниях своих, честь, славу и пользу государству приносящих. Весьма при сем случае не позабыты были любовь в отечеству и преданность в особе Ее И. В-ва.

Дошло дело до сумм, ныне старанием его и попечением в обе армии на чрезвычайные расходы отпускаемых. Тут я, поблагодари вновь его сиятельство за скорое оных доставление, поднес со всевозможным подобострастием исчисление мое. Приступив к рассмотрению оного, когда я приметил, что каждая прочтенная статья производила в нем вздохи, оханья и возведения глаз на небо, то я, напротив сего, при каждой же статье делал низкие поклоны и проклинал неслыханную дороговизну. Прочтя всю бумагу, какая сделалась в нем перемена, казалось, как-будто приключилось ему, Бог знает, какое несчастие, в таком он смятении находился. Сначала слышно было неоднократное повторение три миллиона, жалостнейшим голосом произносимое, потом происходили подобные впадшему в отчаяние человеку телодвижения. Наконец, по долгом молчании, воспоследовали отзывы следующие:

— «Да, надобна прибавка; еслиб я это знал сначала, то бы старался запасти деньги, но теперь где оные вдруг взять! Правда, есть у меня вне государства деньги, но чтоб оные [719] получать, надобно. вести переписку — туда почта идет 65 дней, да оттуда 65 дней. Я послал к его светлости исчисление, о чем докладывал и государыне. Буду теперь ожидать ответа, или, хорошо, пусть ваше исчисление подпишет граф Валентин Платонович (Мусин-Пушкин) и, при письме своем, пришлет оное ко мне; я поднесу оное государыне и буду стараться просимые деньги исходатайствовать. Я многим полезен быть могу, только сам для себя вреден и дурен. Спать не могу, когда озабочен каким ни есть делом. Ох, Боже мой, переживу-ли я это хлопотливое время! Все только требуют, а никто в мою часть не входит. Намедни говорил в Совете, что из Белоруссии много людей в Польшу уходит, и предлагал, чтоб против сего приняты были меры. Однако же, хоть ты говори, хоть нет, все равно. Земли у нас много, но что значит земля без людей? Ведь никто об этом не думает».

При сем случае один из его секретарей сказал:

— «Ваше сиятельство, надобно, чтоб нашим людям было лутше у нас, нежели там, куда они бегут, тогда они не будут от нас бегать».

По выходе моем от его сиятельства, вышли со мною вместе господа Лев Елагин и Борзов. Первой из них, останови меня, сказал:

— «И я вчерась говорил его сиятельству, что до трех миллионов надобно прибавить, но он насилу и на два соглашался. Между тем, за нужное нахожу сообщить вам следующее. Правда, теперь в некоторых местах четверть или куль муки, весом в девять пудов, продается по семи рублей четверть; но там, где вы хлеб покупаете, может быть в куле не более семи пудов весу, то не лишнее-ли поставили вы в исчислении вашем, требуя за таковой куль по семи рублей с полтиною?»

Я на сие ответствовал, что в моем исчислении ничего не упомянуто, ни о кулях, ни о весе, а только о мере, о которой и ему известно, что четверть продается по семи рублей с полтиною и дороже, с провозом же и сего дороже.

Известно, что и двору представления о деньгах неприятны, а еще сего неприятнее Совету, где завтра о сем трактовать будут, ибо письмо и при оном исчисление, с коих подношу [720] при сем копии, отправлены в его светлости князю Александру Алексеевичу вчерашнего дня. И так, подача исчисления от лица коллегии, кажется мне, будет его светлости приятна. Между тем прошу дать наставление, держаться-ли сей подачи, или требовать и еще прибавки, и какой именно? Надобно знать, что князь Александр Алексеевич сожалеет о выдаче денег не от недоброжелательства в его светлости, но от закоренелой привычки хранить и копить деньги.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1876 г., том XV, стр. 9–38; 237–265; 471–499.

2. См. об этом в исторических материалах, хранящихся в библиотеке дворца в Павловске и напечатанных в «Русской Старине», изд. 1873 г., том VIII, стр. 865–871 и др.

3. Доносчик на Якобия. Ред.

4. См. приложения в конце Записок Гарновского.

5. За переписку комедий.

6. См. об этом в подлинной переписке в. к. Павла Петровича и его супруги с императрицею Екатериною, хранящейся в библиотеке дворца в Павловске и напечатанной в «Русской Старине» 1873 г., т. VIII, стр. 870–871 и друг. Ред.

7. Т. е. Яковлевых, детей Саввы Яковлевича.

8. Приехал вторично. В первый раз был 25-го сентября 1787 г. Ред.

9. В «Русской Родословной книге» изд. 1873 г., том I-й, стр. 235-я, значится у Ив. Ив. Михельсона один сын — Григорий, родившийся 24-го апреля 1791 г.; но если приведенные выше страницы (707–709) относятся к 1787 г., а не к 1788 г. как ошибся Лонгинов, поместив этот листок под 1788-м годом, каковая ошибка несомненна, так как гр. Безбородко с кн. Потемкиным ездили в Белую церковь в феврале 1787 г. (Сообщ. Н. И. Григоровичем), то не был-ли у знаменитого Михельсона еще сан, умерший в малолетстве и в родословии опущенный? Ред.

10. Есть такие люди в Совете, которым зажимать рот нужно. М. Г.

Текст воспроизведен по изданию: Записки Михаила Гарновского. 1786-1790 // Русская старина, № 4. 1876