АЛЕКСАНДР ФОМИН

ОПИСАНИЕ БЕЛОГО МОРЯ

ПИСЬМО XV.

Ягры. 8 Июля 1789.

Я приближился к отечественному городу, и пишу сие в около-сороковерстном от него разстоянии. Раставаясь с удовольственным по морю путешествием, не так охотно поспешаю в природное место, как в оном ожидают меня радеющие объятия моего семейства. Подобным сему образом оставляем мы всякие забавы и приятности, когда не удовольствуемся ими до пресыщения, в случае коего обращенный к ним взор находит уже прикры[ты]ми.

3 Июля за полдень в третьем часу оставили мы Соловецкой монастырь, пробыв в нем ровно двои сутки, и предприяли между Соловецкого южного мыса Печака и Заяцкого острова сокращенную дорогу, которой едучи в монастырь не знали; ветр N.O. – [190]

В 4 1/2 часа легли мы на дрек по восточную сторону Печака, для переждания прилива, влекущего наше судно в Онежскую губу. Отсюда видны были в S.W. острова Кузеги, принадлежащие к гряде каменной. В вечеру пустились с водою в гребь, и 4 числа в 2 часа поутру опять для встретной воды легли на дрек под островом малые Муксалмы, на которой вышед прогуливались. В 12 часов выгребли из каменного, по отдаленной островской лещади, окружения на свободную воду, и в полчаса потом пустились с отливом в море, держа курс в S.O. потом в O.S.O. – В 3 3/4 часа восточной мыс Анзерского или Колгуева острова казался в N. Следовательно были от Ухт-наволока около 40 верст. Ветр повеял от N.N.O. – Парусы подняли: он усилившись с содействующим в егож направление приливным течением, занес нас к летнему берегу близко Орлова наволока и деревни Золотицы. Тут в малой губе, называемой Корехова лахта, легли в 9 часов на дрек, будучи отдалены от дорожной черты более [191] 30 верст к югу. В 10 часов с палою водою пустились на гребях к Ухт-наволоку. В 11 часов при ветре O.S.O. разтянули парусы и поровнялись с Золотицею. 5 числа в три часа по утру идучи, в подражание древних мореходцев, подле берега, сели на каменную коргу против самого Ухт-наволока, и принуждены чрез то на морской суше дожидать прибылой воды, которая снявши наше судно, заставила его встречею своею убраться в залудье к тонской избе, где мы стояли 29 Июня. Оттуда добрались в 4 часа за полдень под деревню Дураково.

Остров Жегжизня, лежа оттуда около 18 верст в северозападе, виден был от Ухт-наволока в 5 к северу. Не надлежит его оставить без сказания об нем, что видимо, что сказывают и что по частным картам известно. Величина его простирается в длину запада около пяти верст, со стороны моря кажется неприступно осыпан крупными каменьями, порос лесом и украшается деревянною башнею, на коей лотсманы усматривают идущие в Онежской [192] порт корабли. Башня построена иждивением лесной Гомовской канторы на западном возвышенном конце острова, вышиною по имеющемуся у меня чертежу семь сажен; по карте явствует, что от восточного островного конца протягается в север каменная корга, с обнаруживающимися лудами, верст на десять.

Под деревнею Дураковым, состоящею из 8 или 9 дворов, в спокойном отишии за коргами пролежали мы дождливую ночь. 6 Июля по утру 7 часов, на тихе пустились мы греблею, и добрались в полночь до деревни Яренги, где, как для отдохновения работников, так для поклонения Мощам Св. Иоанна и Логина, выходили в церьковь. 7 Июля по утру в 2 1/2 часа, при штиле, опять пустились гребью. В 9 часов, не смотря на отдаленность нашу от берега, натянула нас на западную коргу, одну из так называемых Унских рогов, стремительно вливающаяся в Унскую губу прибылая вода. Сию губу и Рога описать я должен.

Устье губы разширяется верст на 5, и от обеих, составляющих оное [193]

устье, берегов протягиваются в море, по сказкам верст на 7 каменные корги, насыпанные на каменном дне кабанами серого камня, покрытыми неглубокою водою, и сошедшияся внешними своими окончаниями близко. Сии подводные, от берегов обнаруживающияся корги, по положительному своему образованию называются Рогами, а по губе Унскими. Проход между их концами, ведущий в Унскую губу, хотя глубок, но по малому пространству в бурное время весьма опасен. (Смотри примечание 5, на писмо III) Внутрь сея губы лежат, монастырь Пертоминской, видимой с моря посредством лесной прямолинейной просеки, и поселенные в 25 верстах от Унских рогов при реке Уне посады Унской и Лудской, при коих есть соляные колодезные варницы. Вода, влившаяся на оседшую землю и составившая сию губу, простирается внутрь земли, по сказкам, верст на 40, и приближается кутовым своим окончанием к губе Ухтской, лежащей близко деревни Кянды, в Онежском заливе, не подалеку от города Онега.

Около 7 часов за полдень, [194] поровнялись мы с Ненокоцким посадом, обилующим соляными ключевыми варницами. – Николаевской Корельской монастырь давно в виду нашем плавал сверх моря – Ветр легкий N.N.O. течение противное. В 5 часов сегоднишнего утра вошли мы в Пудожемское Двинское устье, пристали к острову Яграм и вышли в Тонскую избу, из коей отъехали 27 Июня.

В 8 часов утра пред самым збегом палой воды сели мы в судно и потянулись по реке бечевою к городу, а чрез четверть часа распустили паруса, по поводу заприбывшей воды и несколько благоприятствующего ветра. Мне вспомнилось еще написать одно обстоятельство, касающееся вообще до моего путешествия в монастырь, и я пишу его на нашем каютном столике.

Естьли говорят у нас о путешественниках Соловецких, многолюдным числом, по веснам и в начале лета, из Архангельска отправляющихся, то прилагают им название богомольцев, да и сами путешественники, кроме посылаемых людей от правительства, за честь вменяют таковым именованием хвастаться. По сей [195] причине, соблюдая нужную благопристойность, исполнил я все то, что означенному названию приличествовало. Прямые причины моего туда путешествия были, 1) нужное подкрепление здоровья чрез перемену морского воздуха, который от наземного весьма различествует, и 2) давно желанное осмотрение мест и предметов в детстве виденных и вовсе невиданных. По большой части все сие удалось, и кленусь, что я пленен был сим мореходством: ибо время было приятное и бури нас не страшили. Желал бы я, правда, видеть и узнать сердитость моря, дабы соделаться в состоянии представить яснее идею о морских бедствиях: но на кормщика нашего нисколько не можно было положиться. Он не знал ничего более как указать нам Соловецкий остров и монастырь, где он целый год живал. Таковое его незнание долженствовало приводить нас в трусость; но трусость самого его в толикую ввергала боязнь, что он подумать не отваживался, выпустить из ясного вида берегов или предприять другую линию курса вместо той, коя ведет прямо на [196] известную ему цель. Мы по несколькой привычке к мореходству, присиливали его иногда держать курс по нашему хотению, но он едва повиновался, и то под жестоким за свою жизнь протестом ¹.

Архангельск показался уже в виду – Вскоре надеюсь я иметь удовольствие по тринадцатидневном разлучении с вами увидясь, вручить вам все писанные к вам писма самолично. Сим приятным воображением окончеваю дорожную мою переписку.

Примечание на письмо XV

1. В заключении примечаний должен я упомянуть, что во время прежнего моего в Соловки путешествия, видал я довольно нерп и белуг, на поверхности моря обнаруживающихся, так же неповоротливых рыб и разнородных раков на берега выкинутых: но в сие плавание ничего подобного я не усматривал. Мореходцы сказывают, что играние или предчувствуемое безпокойство оказывается в упомянутых животных пред начинающимся штурмом, а на берега выкинуты бывают рыбы и раки после сильных волнений. Хорошее состояние погоды во время нашего плавания оправдает сие примечание.

Текст воспроизведен по изданию: Описание Белого моря с его берегами и островами вообще; так же частное описание островной каменной гряды, к коей принадлежат Соловки, и топография Соловецкого монастыря с его островами; с приобщением морского путешествия в 1789 году в оный монастырь, представленное в писмах, архангельским именитым гражданином, Санктпетербургской имп. Академии наук корреспондентом и членом вольного экономического общества, Александром Фоминым. СПб. 1797