АЛЕКСАНДР ФОМИН

ОПИСАНИЕ БЕЛОГО МОРЯ

ПИСМО XII.

Тонская изба близ Ухт-наволока. 29 Июня 1793.

Третьего дня в 7 часов вечера пустились мы из Пудожемского устья на парусах – Ветр N. А вчерашнего 28 числа по утру в 6 часов поворотил он к S, когда мы плыли против деревни Сюзмы, в 50 верстах от Ягр; в 8 часов поровнялись мы с деревнею Красною горою, а в 10 часов показалась чрез просеку за горою церьковь Пертоминского монастыря, которая лежит к берегу, окружающему Унскую губу. В 10 1/2 часов увидели мы волнение на камнях и самые камни, выдавшиеся в море верст на 6 двумя грядами, называемыми Унские рога, кои составляли вход в Унскую губу, разширяющуюся по устью на 5 верст. Ветр легкой S.W. к S. В 1 3/4 часов ветр O. против той же губы. За полдень в 4 часа против деревни Яренги, ветр S.O. В 6 1/2 часов против деревни [157] Лопшенги, Штиль; пошли гребью. 29 по утру в 3 часа миновали деревню Дураково – Ветр S.S.W. В 4 часа сильная, противная от N.W. полоса принудила возвратиться и лечь на дрек под деревнею Дураковым. В 6 часов опять пустились в гребь. В 7 3/4 часов подняли парусы – Ветр S.W. Остров Жегжизня в N.W. В 8 1/2 часов гром с противною полосою принудил лечь на дрек при Тонской избе, где я сие пишу. Все вышеупомянутые деревни лежат в предгориях к берегу морскому; за ними земля возвышается и представляет весьма далеко прекрасный вид, изпещренный отделениями горных рядов, простирающихся в разные стороны. Таковые хребтовые возвышения более обнаруживаются от Унской губы, откуда подаваясь к западу, берега идут более каменисты, и в горных к ним глинистых утесах много видно круглого крупного кругляка.

От деревни Дуракова к Ухт-наволову берег пошел весьма каменист и насыпан крупными кругляками один на другом, почему проход по оному [158] весьма труден, и надлежало перескакивать с камня на камень.

По выходе на таковую насыпь, поразили мое зрение лежащие камни близко в воде, которая во время прилива их закрывает, а по отливе обнаруживает. Камни те, или из них многие увидел я осыпанные как будто струпами, на подобие белых бородавок или крупной редкой оспы на теле человеческом. Между таковыми бородавками сидят многие маленькие улитки, к камню присосавшияся; я рассмотрел, что сперва показавшияся бородавками были преузорочные плосковатые, овальные, длиною в полдюйма и менее, коробочки, составленные из крупных и мелких шариков, как будто из жемчужин, порядочными линиями с карнизами; что некоторые из них имели верх запертый равным же узорчатым изображением, а с некоторых спала оная крышечка, оставя на поверхности коробочки еще узенькие закраинки и обнаженное продолговатое отверстие, из коего торчал острой верх маленькой улитки, сидящей в зеленой влажности. Я взял [159] перстами за таковую обечейку, так же хотел отделить от камня целую коробочку, но оне между перстами от легкого прижима разседались, и оставалась зеленая киселеватая влажность с зародышами и без зародышев улиточных. Таковое явление Естества представило мне в познании натуральной истории о черепокожных новость, из которой я усматриваю, что приморские улитки родятся в яицах коробочкообразных; что скорлупа сих яиц устрояется вне матери и прилепляется к камням, из известковатой, подобной яишной скорлупе, материи; что яичную киселеватую влажность испущают в сии яица оплодотворенную или оплодотворяемую матери, может быть совокупно с отцами, или еще вероятнее обоеполные, и по наполнении замуравливают крышечкою; что зародыши высиживаются действием лучей солнечных и поливом воды; что возрастающие зародыши, возвышением черепового своего домика, спихивают скорлупную крышечку своего яйца; и что оставшаяся обечейка, по превращении яичной материи в [160] тело или в снедь новорожденной улитки, сбивается плещущею водою.

Желательно мне было взять с собою таковую коробочку, но сколько я ни трудился, поддевая ножичком, не мог ни одной снять ни целой ниже ее части, по причине разваливающейся ее рыхлости. Камней для величины их, взять и уберечь от неразбития сидящих на них коробочек, не доставало возможности. Примечания так же достойно, что по прилежном моем осмотре не сыскал я между камнями и не видал в воде ни одной устарелой или взрослой улитки. Естьлибы случилось быть во время строения сих коробочек, коему кажется должно произходить в Маие, тогдаб яснейшее понятие возъимел я в сей части Естественной истории.

В воде близ берега морского, видно было растение, вообще капуста морская или тура называемое. Оно примечания достойно не по одному укоренению на малых камнях, но более по удивительному естественному охранению его от внешних жестких прикосновений, содержа его всегда почти [161] вертикально, не смотря на его жидкость и высокость. Корень его на подобие перстов ручных охватил камешок, и коренные стебли так плотно впились в порусы камня, что кажется нельзя их отделить от него совершенно. На вершинках молодого растения, раскинувшегося на несколько ветвей, сидели продолговатые шарики в подобие цветов или семянных сосудов, коих пустота легкостию воздуха (может быть горючего газа) наполненная плавала всегда в водной тяжести, поднимала за собою все растение вертикально, и не допускала узким молодым листьям о песок тереться. Сия легкость пузырков поднимала и самый камень, на коем укоренялось растение, и относила его, по мере его возраста, в глубину. Я достал из воды сие растение, и разорвав пузырки ничего в них не усмотрел: но они прижатые между перстами лопались со звуком; взрослая трава видна была глубочае, имела широкие долгие листья, кои держались в воде, без помощи уже пузырков, сами собою, тож не касаясь дна. [162]

Подавшись от берега к началу леса находил я на песке разстилающуюся богородскую траву, Serpillum, ароматическим запахом и малиновыми цветами обилующую, так же в лесу дикой донник. Но крайняя с моря лесовая опушка, плачевным своим образованием, представляла примечания достойное зрелище. Она по всему берегу казалась оборванною, опаленною, закопченною, красножелтою и следовательно лишенною зелености: и сие изуродование шло из ее края внутрь леса до десяти сажен. Можжевельник, березник, ивняк, ельник и сосна носили не свойственные им помянутые краски. Первый, гранича с берегом, разстилался в природном своем цвете по земли, не смел подняться, а дерзнувшая возвыситься его веточка опалена, казалась рудожелтою. Березки и ели первого ряда от берега, не могли возрасти выше полуаршина и стоят будто от пожара зачернелые и пожелтелые, с морскую сторону вовсе ветвей неимеющие и пригнувшие к лесу переломом или тупым углом свои вершины, сверх полуаршинна от корня [163] вытянувшияся. Вторый за ними ряд дерев имеет стебель повыше, а третий, четвертый и далее все возвышеннее, но все с переломленными пригнутыми вершинами без ветвей, с морскую сторону, очернелые и красножелтые. Я не могу ясно изобразить сего трогательного явления, и для сего прошу вас, в помощь мне, вообразить вид стоящего дерева во время сильного вихря, оборвавшего передние его ветви и согнувшего вершину и боковые отрасли вдоль своего напряжения.

Таковое явление производит здесь сила ветров северных и северовосточных; сила влекущая с собою без сумнения влажные вапоры едкой морской кислоты, и может быть частицы мефитического или другого тлетворного гаса: сила проницающая чрез внутренность растений, съедающая растительные их соки и внедряющая чахлость. Лучи сих ветров, упершись сперва в берег преломляются и отражаются косвенно к верьху в перьвой ряд лесной опушки, по том во второй, третий и далее, но все [164] возвышеннее, и сим направлением обезображивают, по косвенной плоскости, верхи дерев даже до десяти сажен внутрь леса, и представляют край его осеченным и опаленным, покато к морю.

К описанию о едкой силе ветров присовокупить я должен еще замечания: 1) что весь летний берег Белого моря, обращенный к северу и северовостоку, ее действию подвержен, и малые посевы поселившихся на оном крестьян, защищаются от сей силы прибрежным лесом и пригорками: но берег сегоже звания оборотившейся в Онежскую губу против ветров западных и южнозападных от оного действия застенен и свобожден; 2) что в наших странах позлащенные церьковные кресты и главы, вскоре по поднятии их, блеск своей теряют, и тусклость начинается со стороны помянутых ветров. По сей причине не имеем мы златоверхих зданий, каковыми другие города украшаются.

Для надежнейшей способности в ход нашего судна погрузили мы в него здесь каменья с 50 пудов, и [165] теперь опять пущаемся в путь с прибылою водою на веслах: сим писмо мое заключаю.

Текст воспроизведен по изданию: Описание Белого моря с его берегами и островами вообще; так же частное описание островной каменной гряды, к коей принадлежат Соловки, и топография Соловецкого монастыря с его островами; с приобщением морского путешествия в 1789 году в оный монастырь, представленное в писмах, архангельским именитым гражданином, Санктпетербургской имп. Академии наук корреспондентом и членом вольного экономического общества, Александром Фоминым. СПб. 1797