Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

КНЯЗЬ ДЕ-ЛИНЬ В РОССИИ

в 1780 и 1787-1788 гг.

II. 1

Князь де-Линь о русском войске.

Умеющие писать редко заглядывают в казармы; посещающие казармы редко умеют писать» 2 — такое мнение князя де-Линь было им-же самим опровергнуто: меняя шпагу на перо, он оставил 32 тома своих сочинений, и военная наука отдает честь его перу не менее, чем военное искуство его шпаге.

Он был воин прежде всего, как и его предки за много поколений. Сформированный его прадедом «драгунский полк князя де-Линь» просуществовал два века и только революционное движение конца XVIII века упразднило его. Он родился в 1735 г., когда его отец, фельдмаршал императорской службы, был на войне. Не няньки, старые драгуны родного полка убаюкивали ребенка рассказами о походах принца Евгения; восьми лет, он, из окон отцовского дворца, следил за осадою Брюсселя. Ему было 15 лет, когда он задумал уже бежать, под чужим именем, в полк, на войну, и на все отговоры старых воинов отвечал стихом Вольтера: Rose et Fabert ont ainsi commence 3. «Мне при [542] этом живо представлялся Тюреннь, который, будучи десяти лет, спал уже на лафете пушки; Аннибалу было всего девять лет, когда он поклялся отомстить римлянам» 4.

Ни Тюреннь, ни Аннибал не помогли, и только по окончания полного курса в страсбургской военной школе, в 1752 году, князь де-Линь был определен в полк своего имени. «Я облачился в военную форму, причастился величайшему из призваний человеческих!» Это не фраза с его стороны: князь де-Линь создал себе особый культ военного искусства, боготворил военное звание и высоко держал знамя военного сословия. В своих «Fantaisies militaires» он обращается с следующим увещанием к молодым людям, вступающим в военную службу:

«Если вы происходите от героев, если вы происходите даже от богов, но если вы не бредите неустанно военною славою — не вступайте в ряды воинов. Не говорите, что вам нравится военная служба: изберите лучше какую-нибудь другую. Не обманывайте себя: быть может, вы безупречно исполняете свои обязанности, даже усвоили некоторые принципы военного искусства — вы все-таки ремесленник, способный, дельный, но не артист. Любите военное ремесло превыше всего, любите его со страстью, да, именно со страстью. Пусть воодушевление горячит ваши головы, пусть честь электризует ваши сердца, пусть огонь победы блестит в ваших глазах. Если вы не мечтаете всечасно о восторге стать воином, если вы не пожираете военных книг, не изучаете планов битв, если вы не умиляетесь при рассказах старых солдат об их походах — бросьте военный мундир, который вы только позорите. Если вас не чарует батальонное учение, если вы рассеянно следите за маневрами — уступите свое место другому юноше, который удовлетворил-бы высказанному мною идеалу, который ценил-бы искусство Морица Саксонского». 5

С таким восторгом и увлечением вступил кн. де-Линь в ряды своих драгун. С ними делил он свою первую кампанию в Семилетнюю войну, когда впервые и проявил безумную храбрость. Он дрался под Бреславлем, бился близ Лейтена, и за победу при Гохкирхене был возведен в полковники. В это время вся императорская армия знала уже о его военных подвигах, дивилась его беззаветной храбрости 6. Передавая ему патент [543] на чин полковника, Мария-Терезия сказала: «Не щадя своей жизни, вы погубили мне целую бригаду в прошлую кампанию; не погубите две в будущую — поберегите себя для государства и для меня». В 1765 году, князь де-Линь, будучи 30 лет, был произведен в генерал-маиоры.

«Я сделал 12 кампаний, участвовал в 27 битвах, а счет мелких стычек и схваток я давно уже потерял». Кн. де-Линь подробно описал все эти кампании, битвы, стычки, и, что особенно важно, эти описания составлены им по дневным запискам 7, которые он вел во время похода, на биваках, во время дневок или при роздыхе после сражения. Вся история Семилетней войны писана им «больше на седле, чем иначе» 8; так-же составлена им «Семимесячная война» за баварское наследство в 1778 г. и «Семидневная» 1784 г. в Австрийских Нидерландах 9, только наша вторая турецкая война, в которой кн. де-Линь также участвовал, изображена им в письмах к французскому послу в Петербурге графу Сегюру и в реляциях к императору Иосифу II.

В Семилетнюю войну, в третью кампанию, 3-го октября 1759 г., князь де-Линь, находясь с своим корпусом близ Copay, в Бранденбурге, впервые увидел русские войска. Авангард корпуса графа Салтыкова выслал разведчиков-казаков, доходивших до Copay. «Казаки не скакали, а летели, сами не зная куда, озирались во все стороны и быстро разведали всю окружавшую нас местность» 10. Год спустя, в октябре 1760 г., впервые сошелся он, при занятии Берлина, с русскими военачальниками. Сообщаемые им подробности о взятии Берлина очень интересны, особенно для [544] характеристики генерала Тотлебена, которого кн. де-Линь обвиняет в тайных сношениях с неприятелем, именно с принцем Виртембергским 11. Само собою разумеется, что кн. де-Линь с негодованием говорит о перемене русской политики, вызванной воцарением Петра III, когда «русские войска, союзники Австрии, перешли на сторону пруссаков» 12. За этою переменою вскоре последовала, как известно, новая перемена: с воцарением Екатерины II русские войска получили приказание возвратиться в Россию. Кн. де-Линь отметил и то зло, какое нанес австрийской армии граф Чернышев несвоевременным исполнением этого приказания.

В рескрипте от 28-го июня 1762 года, Екатерина писала гр. Чернышеву: «Тишина и благосостояние нашего престола требуют того неотменно, чтобы вы, получа сие, немедленно возвратились со всем вашим корпусом в Россию... Ежели-же его величество, король прусский, в том препятствовать начнет, то вы имеете со всем вашим корпусом соединиться с армиею и ближайшим корпусом императрицы цесаревы римской» 13. Граф Чернышев не вывел своих войск, не соединился с австрийскою армиею, а поступил прямо вопреки приказанию 14: в течение трех дней, с 8-го по 11-е июля, он оставался при прусской армии, чем значительно облегчил движение Фридриха II на высоты Буркерсдорфа и Лейтмансдорфа — австрийцы, не зная еще о распоряжении Екатерины, не могли ввести в дело левое крыло Дауна, стоявшее против корпуса Чернышева 15.

Таким образом, первая встреча князя де-Линь с русскими военачальниками, Тотлебеном и Чернышевым, в Семилетнюю войну не могла расположить его в пользу русского генералитета. В Семимесячной войне за баварское наследство, кн. де-Линь только слышал о дипломатических способностях русского генерала князя Н. В. Репнина.

19-го декабря 1777 года умер бездетный курфирст баварский Максимильян. Не смотря на несомненные права курфюрста Пфальцского, явилось несколько претендентов на Баварию и в числе их, прежде других, император. Желая подкрепить свои притязания, Иосиф II начал стягивать свои войска в Чехию. [545] Фридрих II двинул свои в Силезию. Враждебные войска, предводимые самими государями, сошлись близ Кенигсгреца, на том самом месте, где, в наши дни, был решен вековой спор Австрии и Пруссии. В 1778 году, Иосиф II и Фридрих II спокойно стояли друг против друга, ничего не предпринимали, и только любезно переписывались. В тайне от императора, его мать Мария-Терезия противодействовала предстоявшей войне, хлопотала о мире 16 и просила русскую императрицу быть посредницею. Екатерина II поручила кн. Репнину эту «медиацию к восстановлению мира». Конгресс открылся 10-го апреля, а 13-го мая 1779 г. был заключен мир.

Война за баварское наследство — оригинальная, небывалая война. Пфальцский дом, в интересах которого война была предпринята, не принимал в ней участия; Бавария, из-за которой возгорелся спор, не была театром войны; курфюрст пфальцский, высказавшийся против Пруссии, Фридриху II был обязан выгодами мира. Этою войною без битв не был доволен кн. де-Линь. «И не один я: Мария-Терезия была недовольна, что мир заключен не так скоро, как она желала; Иосиф II был недоволен тем, что мир заключен помимо его воли; Фридрих II тем, что, потеряв 25 мильонов талеров, не мог делать то, что желал; принц Генрих прусский тем, что брат во всем ему перечил» 17.

Едва окончилась «война, в которой не воевали», как князь де-Линь отправился, в 1780 г., в Россию. Он пробыл в Петербурге около двух месяцев, познакомился с Екатериною, подружился с князем Потемкиным, не успел узнать ни России, ни русских, и поехал в Польшу. Только пять лет спустя, князь де-Линь имел случай видеть Россию, русских, ближе познакомиться с русским войском и вполне оценить русского солдата. Более двух лет провел он в России: в 1787 году, он проехал вместе с императрицею из Петербурга, через Киев, по Днепру, в Крым и обратно, через Харьков, Тулу и Москву; в 1788 г., он вел вместе с кн. Потемкиным войну против турок, находясь то в главной квартире, в Елизаветграде или Каменце, то в траншеях под Очаковым, то в стоянке у Рябой Могилы.

Екатерина, всем обязанная России, даже до имени, решилась России-же посвятить 25-й год своего царствования и предприняла [546] в 1787 году путешествие но русским землям, «путь на пользу», как сказано на медали, выбитой в память этого путешествия 18. Оно известно под названием «таврического» путешествия, так как главная цель и наиболее интересная его сторона заключалась в посещении новоприобретенной Тавриды и обозрении «государственного домостроительства» кн. Потемкина.

Ни для кого из участников этого путешествия не было тайною, что если не Екатерина, то кн. Потемкин желает довести до разрыва с Портою, что война с Турциею неизбежна. Князь Потемкин создал черноморский флот, настроил крепостей, сформировал войска, заготовил склады, наполнил магазины, на что потребовались огромные затраты — не для того-же трудился князь Потемкин, чтоб кто-нибудь другой пожал плоды его трудов! Между тем, ходили слухи, проникшие и в заграничную печать, что устройство южных губерний и Крыма, которым хвалился кн. Потемкин, значится только на бумаге; говорили даже, будто «вновь сформированных» легкоконных полков вовсе не существует и что роль их будут играть переодетые гусары и пикинеры. Слухи были известны. кн. де-Линь 19, знала их и Екатерина. Понятно, поэтому, как поражена была императрица 30-го мая 1787 г., когда, высадившись в Кременчуге, она увидела 50 или 60 эскадронов, в карьер мчавшихся на встречу своей повелительнице.

«— О, как люди злы! как им хотелось обмануть меня», сказала Екатерина князю де-Линь и, указывая на бравую конницу тотчас-же прибавила: «С такими войсками нельзя не презирать турок».

«Императрица вынула из кармана табакерку с портретом Петра Великого и голосом, диктовавшим уже ответ, спросила меня, как всегда: «что сказал-бы он, что сделал-бы он, еслиб был здесь»? Понятно, что отвечал я, желая сказать ей приятное, мечтая только о войне. — «А французы?» — «Им не до Турции: они заняты дефицитом, национальным собранием, быть может, революциею». — «А пруссаки?» сказала императрица. — «Торопитесь, ваше [547] величество, император возьмет Белград, вы — Очаков, Бендеры, Аккерман прежде, чем Фридрих Вильгельм узнает, что война объявлена».

Во время путешествия, кн. Потемкин не раз начинал речь о том-же с императором Иосифом II, но никогда не решался произнести слово война. Князь Потемкин просил князя де-Линь переговорить откровенно с императором. «Я переговорил. — «Я не понял хорошенько, сказал мне император, чего хочет от меня Потемкин. Мне показалось, что они удовлетворятся, если я сделаю то-же, что сделал для приобретения Крыма. Но что-же они. сделают для меня, если в один прекрасный день я объявлю войну Пруссии?» — «Все, государь, по крайней они так обещают, и уже теперь говорят: за услугу в данном случае всякое желание вашего величества будет исполнено». — «Мое желание — Силезия, а война с Турциею не даст мне ее. Впрочем, мы еще увидим».

Близь Перекопа, конвой императрицы увеличился сотнями казаков. На другой день, для въезда в Тавриду, татарская гвардия, вся составленная из молодых мурз, окружила карету императрицы. Иосиф II не мог налюбоваться на их молодцоватость, и пришел в неописанный восторг от их джигитовки, в Инкермане, во время обеда. «В данный момент, как будто по мановению волшебного жезла, мурзы рассыпались в разные стороны, ряды донцов раздвоились и мы увидели в море севастопольскую эскадру. Пушечная пальба с судов, ружейный залп казаков. Вдруг все стихло. Императрица поднялась с своего места, окинула нас огненным взглядом и провозгласила, указывая на императора: «Пью здоровье лучшего моего друга» 1. Император целует ее ручку, принц нассауский и я в восторге, что предстоит война, гр. Сегюр в недоумении, Фицгерберт философски равнодушен, гр. Кобенцль ищет уловить взгляд императора, придворные застыли с раскрытыми ртами» 21.

Мало по-малу и Иосиф II понял чего от него хотели. За несколько дней до отъезда, он обратился к князю де-Линь: «Что это они мне поют! Они собираются в Константинополь? Что им делать в Константинополе?» — «Воскресить греческую республику», отвечал я, улыбаясь. — «Поверьте мне: когда они добьются своего, когда вступят в Константинополь, они будут еще в большем затруднении, чем я. Впрочем, эта женщина в рубашке родилась». [548]

Вскоре по отъезде императора, Екатерина спросила князя де-Линь, почему-то на немецком языке: «Как вы думаете, если ваш государь, мой дорогой союзник, будет занят каким-либо соседом, одна я, без его помощи, справлюсь?» — «Всеконечно, ваше величество, отвечал я, прибавив: император желал-бы причаститься вашей славы, не ваших приобретений. Слава Богу, нам ничего не нужно». — «Что сказал-бы он? Что сделал-бы он?» спросила императрица, смотря на портрет Петра Великого. — «Он отомстил-бы, отвечал я, свою прутскую капитуляцию. Очевидно, его Екатерина также обесчестила Россию, как наша прославила».

8-го июня князю Потемкину пожалован титул Таврического. «О, еслиб не Франция, говорил мне не раз Таврический, мы сейчас-же начали-бы войну с турками». — «Очень верю, отвечал я, но ваша пехота, пушки, боевые запасы, магазины?..» — «Все готово, сказал кн. Потемкин: сто тысяч человек ждут только моего: вперед!»

Если так говорили с императором. Иосифом II и князем де-Линь, то не трудно себе представить какие инструкции от императрицы и какие указания от Потемкина получал Я. И. Булгаков, русский посланник при Порте, прибывший в Севастополь для встречи императрицы. Только в июле Булгаков возвратился в Константинополь 22. Два обстоятельства позволяли, однако, надеяться, что потемкинское «вперед» не будет произнесено: голод в России, охвативший наиболее плодородные области, и беспорядки в Нидерландах, отвлекавшие силы союзника, императора Иосифа II. Эти надежды были разрушены Портою.

По возвращении в Константинополь, Булгаков вскоре заметил большую перемену в настроении Порты. Великий визирь, при первом-же свидании, предъявил ему невозможные требования 23, явно свидетельствовавшие о желании разрыва; рейс-эффенди едва выслушивал представителя России 24. Было очевидно, что происки [549] английского посланника 25 и личное положение великого визиря 26 одержали в Порте верх над благоразумием. 13-го августа 1787 г. Булгаков был заключен в Семибашенный замок.

В Петербурге ожидали чего-либо подобного. В половине июля, кн. де-Линь предполагал отправиться в Вену, Екатерина удержала его: «Я ожидаю курьера из Константинополя, который привезет мне или объявление войны, или низвержение великого визиря». Когда-же, в воскресенье, 29-го августа, пришло известие о войне, все были поражены, не исключая императрицы; только для князя де-Линь это был счастливейший день в его жизни 27.

«Я отправился во дворец, желая поздравить ее величество с этою радостною вестью, и был поражен ее растерянностью. На все мои заявления, что наступает давно жданная пора великих событий, громких побед, она повторяла одно: «Я буду защищаться; ничего кроме этого я делать не могу. На меня нападают. Я буду защищаться, как могу». Я не сомневался, что кн. Потемкин прислал ей отчаянные письма; ему чудилось уже, что турки жгут Царское Село, а что у него нет то того, то другого».

Князь де-Линь вскоре лично убедился, что у кн. Потемкина, действительно, многого нет.

Еще в Крыму, император Иосиф II говорил кн. де-Линь: «Мне кажется, что они хотят войны. Но готовы-ли они к войне? Я думаю — нет; во всяком случае, я не готов. Я видел их [550] корабли, их крепости — все это едва начато, только чтоб пустить пыль в глаза. Ничего прочного, все сделано наскоро, как-нибудь. Они обманывают императрицу» 28. Императрица настолько «была обманута», что сама желала войны с турками. В половине августа, за несколько дней до получения известия о заточении Булгакова 29, Екатерина писала Потемкину: «Всякие слабые меры действительны быть не могут; тут не слова, но действие нужно, нужно, нужно, чтоб сохранить честь, славу и пользу государя и государства» 30. Когда-же Порта объявила России войну, Екатерина с беспокойством спрашивала у князя де-Линь о возможной помощи со стороны ее единственного союзника, Иосифа II. Вопрос существенно важный и вполне естественный: революционное движение, охватившее Фландрию, Брабант и Голландию заставило уже императора послать в Австрийские Нидерланды 80,000 корпус и в ближайшем будущем может вполне отвлечь его внимание от Турции. Кн. де-Линь был, по крайней мере, убежден, что Иосиф II не в состоянии оказать императрице деятельного содействия. Екатерина спрашивала: «Как вы полагаете, что сделает император?» Кн. де-Линь отвечал: «Может-ли ваше величество сомневаться в нем? Он пришлет вам свои добрые пожелания и, быть может, своих солдат. Так как пожелания пересылаются скорее и удобнее, то письмо императора будет переполнено ими». Князь де-Линь ошибся: при первом-же известии о войне, верный союзник Екатерины «готовит 120 тысяч, с коими действовать намерен, и множество генералов пожаловал, в числе которых и Лигние» 31.

Лигние, т. е. кн. де-Линь, которому Иосиф II назначал видный пост в действующей против Турции армии. Кн. де-Линь никак этого не ожидал, и «по глупости» отказался от командования австрийскою армиею. «Много делал я дурачеств в моей жизни, и кончил глупостью. Глупость эта состояла в том, что я, никак не ожидавший, чтоб император так скоро начал [551] войну с Турциею, особым письмом просил его величество разрешить мне состоять при русской армии в качестве его корреспондента — для выработки плана войны, для согласования действий обеих армий, русской и австрийской, когда она откроет кампанию, для подготовки планов сражений и т. п. Только-что я отправил свое письмо в Вену, как узнаю, что император мобилизовал уже 100,000-ный корпус, что я назначен фельдцейгмейстером (что у русских зовется генерал-аншеф), что на меня возложено командование всею пехотою и, в случае отсутствия императора или фельдмаршала Ласси, даже всею армиею. Я хочу отказаться от русской службы. Поздно. Императрица не желает. Она просит императора об официальном моем назначении к русской армии. Письма наши скрещиваются. Император ловит меня на слове. И вот я в мундире русского генерал-аншефа, с турецкою саблею на боку, в ожидании случая употребить в дело турецкую саблю, пользуюсь австрийским пером в качестве дипломатического жокея лучшего из послов, графа Кобенцля, день и ночь только думающего о славе обеих империй, Австрии и России» 32.

Так рассказывает кн. де-Линь, не так смотрела на это Екатерина. Она интересовалась назначением князя де-Линь, зная его беззаветную храбрость и воинскую опытность, но она никого не просила о разрешении состоять при русской армии. Императрица извещает кн. Потемкина, от 12-го октября: «Линь все еще здесь и от своего двора ни о своем произвождении и ни о чем не известен»; но спустя неделю, в письме от 18-го октября, уже прямо пишет: «Сего утра Линь получил от цезаря повеление ехать к вам; он думал иметь команду, взять Белград, а вместо того, его шпионом определяют. Если он вам будет в тягость, то чаю его отправить можно в Вену с условием о будущей или нынешней кампании, чтобы истолковал возможность или невозможность того, что вы рассудите, что вам делать или не делать. Он отправляется завтра к вам и сам весьма недоволен» 33.

Сидя в Петербурге, легко, конечно, брать Белград или Очаков. В городе распространялись такие невероятные вести: «Публика лжет в свою пользу, и города берет, и морские бои и баталии складывает, и Царьград бомбардирует», писала Екатерина еще от 24-го сентября 34. Быть может, в насмешку над желанием [552] князя де-Линь «взять Белград», императрица не раз спрашивала у него: пал-ли Белград? Кн. де-Линь отвечал: «Паша очаковский слишком любезен и не допустит, чтобы белградский паша был вежливее его — он скорее повесится с досады 35».

19-го октября кн. де-Линь выехал из Петербурга и только чрез месяц прибыл в Елизаветград, в главную квартиру екатеринославской армии 36. В дороге, от Петербурга до Елизаветграда, он написал: «Memoires sur la guerre des turcs depuis 1736 jusqu'en 1739», полагая, что «опыт, пережитый 50 лет назад, поможет избежать прежних ошибок». Эти записки, составленные во время пути, «почти по памяти», любопытны потому особенно, что в них кн. де-Линь воспользовался рассказами кн. М. Н. Волконского 37, состоявшего адъютантом при генерал-фельдмаршале Ласси.

Более года оставался кн. де-Линь при русской армии, то под Кинбурном и Очаковом, то в Елизаветграде и Яссах. Он писал довольно часто серьезные реляции своему императору Иосифу II, шутливые письма своему другу гр. Сегюру в Петербург, оффициальные депеши гр. Кауницу в Вену, и в этих реляциях, депешах и письмах сохранил мною любопытных подробностей, высказал много метких замечаний, передал отдельные эпизоды, нарисовал мастерские портреты. Можно положительно утверждать, что для истории второй турецкой войны сообщения князя де-Линь представляются источником чрезвычайно важным, как сообщения очевидца, обладавшего серьезною подготовкою для суждения о всем им виденном и пережитом.

В Елизаветграде, особенно-же в траншеях под Очаковым, впервые увидел кн. де-Линь и научился уважать русского солдата. «Русские солдаты поют и пляшут в траншеях, где остаются бессменно. Под градом пуль и ядер, в снегу, в грязи, они всегда ловки, внимательны, послушны. Они смотрят в глаза своим офицерам, стараясь угадать и немедленно исполнить их желание». От такого опытного воина, как кн. де-Линь, не укрылось, конечно, что замеченные им превосходные качества русского солдата не столько созданы обучением, выправкою, сколько даны самою природою русского человека, русского мужика. «Я вижу русских людей, которым говорят: будьте тем-то, и [553] они делаются тем-то. Они изучают искусства, как «Le medecin malgre lui» изучал медицину. Они — пехотинцы, матросы, стрелки, попы, драгуны, музыканты, инженеры, актеры, кирасиры, живописцы, хирурги, словом, на все руки» 38. В своих сообщениях кн. де-Линь ставит русского солдата чрезвычайно высоко, дивится его выносливости, благоговеет пред его преданностью долгу. Князь де-Линь высказывает убеждение, что с русским солдатом можно взять не только Очаков, но самый Цареград, что русское войско «только тогда не одерживает победы, когда его не ведут в бой». В «том случае кн. де-Линь только повторил слова Екатерины, сказанные ею 25 лет назад: «Знающим древнюю историю нашего отечества, писала она еще в 1762 году, довольно известно, что воинство российское, когда еще и просвещение регул военных ему не поспешествовало, войска мужественного имя носило; но видевшим века нашего настоящие уже времена, когда к храбрости его природной дисциплина военных присоединилась, доказательно и неоспоримо, что оружие российское там только славы себе не приобретает, где руки своей не подъемлет» 39.

После русского солдата, русский главнокомандующий более всего поразил князя де-Линь. Много уже лет знал он кн. Потемкина; но только в Елизаветграде он сошелся с ним, сблизился. Военный шпион, по словам Екатерины, дипломатический жокей, по его собственному определению, князь де-Линь стал теперь другом кн. Потемкина. Австрийский «генерал-аншеф» высоко ценил ум и дарования кн. Потемкина, но не признавал его способным командовать батальоном, не только армиею. Русский главнокомандующий, по мнению князя де-Линь — «ребенок, к тому-же большой, властный и своенравный ребенок» 40, которому нужна еще нянька.

«— Неужели вы предполагали, спросил Потемкин князя де-Линь, что, приехав сюда, вы будете водить меня за нос?»

«— Неужели вы думаете, отвечал кн. де-Линь, что я приехал-бы к вам, еслиб не предполагал этого? Для вас, князь, столь ленивого и неопытного, самое лучшее — довериться человеку, который так дорожит вашею славою и славою обеих империй. Вам очень малого не достает, чтоб стать совершенством; но и [554] гениальность ваша ни к чему не послужит, если не будет поддержана доверием и дружбою.

«— Пусть император ваш перейдет Саву, тогда я перейду Буг.

«— Что за церемонии: точно перед дверьми в зал! Мой император уступает вам первенство. Против него целая турецкая армия; против вас — никого.

«— Как вы думаете, согласился-бы император прислать нам ордена Марии-Терезии и получить от нас ордена св. Георгия для отличившихся в союзных армиях?

«Я понял куда он метит. У него страсть к орденам. У него их с дюжину. Я уверил его, что взятие Очакова стоит ордена Марии-Терезии».

Этот разговор сообщен в реляции князя де-Линь императору Иосифу II из Елизаветграда, от февраля 1788 года; спустя полгода, в письме в гр. Сегюру из лагеря под Очаковым, от 1-го августа, кн. де-Линь набросал следующий портрет князя Г. А. Потемкина:

«Это самый необыкновенный человек, которого я когда-либо встречал. С виду ленивый, он неутомимо трудится; он пишет на колени, чешется пятернею, вечно валяется на постели, но не спит ни днем, ни ночью — его вечно тревожит желание угодить императрице, которую он обожает. Каждый пушечный выстрел, нимало ему не угрожающий, беспокоит его потому уже, что может стоить жизни нескольких солдат. Трусливый за других, он сам очень храбр: он останавливается под выстрелами и спокойно отдает приказание. При всем том, он напоминает скорее Улисса, чем Ахилла. Он очень озабочен в ожидании опасности, но веселится среди опасности и скучает среди удовольствий. Несчастный от слишком большего счастья, разочарованный во всем — ему скоро все надоедает. Угрюм, непостоянен; то глубокий философ, искусный министр, великий политик, то десятилетний ребенок 41. Он вовсе не мстителен, он извиняется в причиненном горе, старается исправить несправедливость. Он воображает, что любит Бога, а сам боится дьявола, которого считает сильнее и могущественнее самого Потемкина. Одною рукою он подает условные знаки женщинам, которые ему нравятся, а другою набожно крестится; то, скрестивши руки, [555] стоит перед образом Богоматери, то обнимает ими своих любовниц. Императрица осыпает его своими милостями, а он делится ими с другими; получая от нее земли, он или возвращает их ей, или уплачивает ее расходы, не говоря ей об этом. Купит имение, устроит в нем колонаду, или разобьет в нем английский парк, и продаст. То играет день и ночь, то не берет карт в руки; любит дарить, но не любит платить долги; страшно богат и постоянно без гроша; недоверчив и добродушен, завистлив и признателен, скучен и весел. Его легко убедить как в дурном, так и в хорошем, но он также точно легко и разубеждается. С генералами он говорит о богословии, с архиереями — о войне. Он никогда ничего не читает, но старается все выпытать у собеседника, входя для этого даже в спор. Он умеет придавать лицу то свирепое, то мягкое выражение: манеры его то отталкивают, то привлекают; он то гордый сатрап Востока, то любезнейший из придворных Людовика XIV. Под личиной грубости, он скрывает очень нежное сердце; он не знает часов, причудлив в пирах, в отдыхе и во вкусах; как ребенок всего желает и как взрослый умеет от всего отказаться; он воздержен, хотя кажется жадным; вечно грызет ногти, яблоки или репу, ворчит или смеется, передразнивает или бранится, дурачится или молится, насвистывает или размышляет; зовет адъютантов, или прогоняет их, опять призывает и ничего им не приказывает; легко переносит жару, вечно толкуя о прохладительных ваннах, и любит морозы, вечно кутаясь в шубы. Он появляется то в рубашке, то в мундире, расшитом золотом по всем швам; то босиком, то в туфлях с блестками; без шляпы, без фуражки, как я видел его даже под выстрелами; то в рваном халатишке, то в великолепном камзоле, в звездах и лентах, с портретом императрицы, осыпанным брильянтами, служащими мишенью для неприятельских пуль. Сгорбленный, съеженный, невзрачный, когда остается дома, он выпрямляется, вскидывает надменно голову, он горд, прекрасен, величествен, увлекателен, когда является перед своей армией, точно Агамемнон в сонме греческих царей» 42. [556]

Князь де-Линь сообщает о нескольких случаях бесстрашия кн. Потемкина, не обращавшего внимания ни на пули, ни на ядра 43. Отдавая в этом отношении полную справедливость кн. Потемкину, он указывает целый ряд промахов и ошибок главнокомандующего, вовсе не подготовленного к столь высокому и ответственному посту 44. Когда кн. Репнин, принц Нассау или кто-либо из генералов делал какое-либо предложение, даже не в виде совета, кн. Потемкин отвечал: «Что-же я глуп или ребенок? Я знаю лучше, чем кто-либо, что надо делать». Само собою разумеется, что и в этом случае к отзывам кн. де Линь должно относиться осторожно, нельзя доверять ему вполне; но не принимать их во внимание или отвергать справедливость многих из его замечаний было-бы тоже большою ошибкою. Несомненно только, что кн. де-Линь отдавал должное и главнокомандующему всякий раз, когда, по его мнению, представлялся к тому достаточный повод.

С большим беспристрастием и с свойственным ему добродушием описывает кн. де-Линь осаду Очакова. Из его реляций, писем и депеш вырисовывается полная картина одной из важнейших операций кампании 1788 года. Многие подробности, им сообщенные, весьма интересны. Насколько нам известно, только кн. де-Линь сообщил обстоятельства, при которых был ранен М. И. Голенищев-Кутузов, будущий Смоленский:

«29-го августа, турки в числе не более сорока, прокравшись вдоль моря, взобрались по эскарпам и открыли ружейную пальбу по батарее принца Ангальта, сменившего генерала Кутузова, того самого, который в последнюю войну был ранен в голову на вылет: пуля прошла сзади глаз и, по какому-то необыкновенному случаю, не задела их. Генерал этот почти также был опять ранен вчера в голову, пониже глаз, и должен, по моему мнению, умереть не сегодня, так завтра. Я смотрел сквозь амбразуру на начало вылазки; он хотел последовать моему примеру и вдруг был опрокинут» 45.

Этих подробностей нет ни в письмах Потемкина, ни в реляциях главнокомандующего, не смотря на то, что Екатерина [557] интересовалась раною Кутузова и не раз упоминает о ней в письмах к Потемкину: «Отпиши, каков Кутузов и как он ранен и от меня прикажи наведываться» 46.

Оставляя отдельные эпизоды и мелкие подробности, из донесений князя де-Линь явствует, что, по его мнению, осада Очакова велась неправильно и что, упустив время, князь Потемкин дозволил туркам усилить очаковский гарнизон. Это-же мнение высказывали принц Нассау и А. В. Суворов 47. Князь Потемкин был, иного мнения, и когда Екатерина указала ему на Очаков, как на главную задачу кампании, отвечал: «Кому больше на сердце Очаков, как не мне? Несказанные заботы от сей стороны на меня обращаются. Не стало-бы за доброю волею моею, если-б я видел возможность. Схватить его никак нельзя, а формальная осада, по позднему времени, быть не может — и в ней столь много приготовлений! Очаков нам нужно, конечно, взять, и для того должны мы употребить все способы, верные для достижения сего предмета. Сей город не был раззорен в прошлую войну: в мирное время турки укрепляли его беспрерывно. Вы изволите помнить, что я в плане моем наступательном, по таковой их тут готовности, не полагал его брать прежде других мест, где турки слабее. Еслиб следовало мне только жертвовать собою, то будьте уверены, что я не замешкаюсь минуты; но сохранение людей, столь драгоценных, обязывает идти верными шагами и не делать сомнительной попытки, где может случиться, что потеря в несколько тысяч пойдет, не взявши, и расстроит так, что, уменьша старых солдат, будем слабее на будущую кампанию. Притом, не разбив неприятеля в поле, как приступим к городам? Полевое дело с турками можно назвать игрушкою; но в городах и местах таковых дела с ними кровопролитны».

Эти и подобные соображения кн. Потемкин не раз, вероятно, высказывал князю де-Линь в долгие месяцы стоянки в Елизаветграде. Там, в ежедневных беседах, «друзья» обсуждали всевозможные военные вопросы; и теперь, как год назад, князь де-Линь высказывал довольно откровенно те-же мнения, интересовавшие кн. Потемкина настолько, что он тогда-же просил его изложить свои соображения на письме 48. Таким образом, явилась [558]

«Записка о русском войске.

«Русский народ, наиболее воинственный из всех мне известных, достоин только удивления. Очень немного подлежит изменению в победоносной армии, с самого начала столетия, благодаря урокам Карла XII, ставшей непобедимою. Но друг просит моего мнения, главнокомандующий требует совета — я повинуюсь.

«Я полагал-бы: каждый пехотный полк, в составе 4,000 человек, разделенных на четыре батальона; кавалерийский — в 2,000 коней, разделенных на десять эскадронов. В каждом полку необходимо иметь пять офицеров генерального штаба; число строевых офицеров можно оставить нынешнее. Необходимо увеличить денежную дачу солдатам и уменьшить доходы полковников. Все поставки снарядов, провианта, фуража и аммуниции должны производиться правительством, во избежание воровства.

«Я уважаю религию, но мне казалось-бы возможным уменьшить посты во время походов и совершенно уничтожить их в госпиталях, где я видел пациентов, готовых скорее умереть, чем оскоромиться бульоном в постный день. Я люблю музыку, но у вас слишком уж много солдат берется в музыканты. Из них у вас составится маленькая армия. Следовало-бы ограничить: 12 музыкантов на полк. Я всегда за женщин, но 12 на батальон, 3 на эскадрон совершенно достаточно в военное время: во время мира — сколько угодно.

«Одежда русского солдата превосходна: удобна, здорова, красива. Мне казалось-бы необходимым изменить только головной убор, чтоб удобнее было спать и чтоб можно было закрывать уши. Ваш проект глухих жилетов, подбитых для зимы мерлушкою, очень хорош. Петр Великий дал вам много европейского, особенно-же в одежде.

«Ваша конница бесподобна. Для России большая выгода, что она не нуждается уже в покупке лошадей за-границею: в Германии, Дании, Голштинии. Ваши фуры для раненых и больных очень хороши. Но вам необходимы врачи; в каждом полку необходим один главный доктор. Русские так способны, что если вы выпишите искусных профессоров из Франции или Англии, то они скоро создадут вам по врачу на батальон.

«Трезвость и умеренность — хорошие вещи, и в необходимых случаях должны практиковаться; но хороший бульон в госпиталях и говядина для солдата, по крайней мере, два раза в [559] неделю тоже необходимы. Ваши сухари, ваш ржаной хлеб всегда приводили меня в восторг.

«По моему, гарнизон должен быть только в Петербурге и состоять из гвардейских полков; остальные-же пусть стоят в деревнях, по воинскому постою. Быть может, каждый полк мог-бы составить свою деревню, при чем лет через 15, каждая такая деревня могла-бы создать новую деревню, что значительно способствовало-бы развитию культуры и приросту населения. Эти солдаты-землепашцы не отрывались-бы от плуга и призывались-бы ежегодно на месяц, на два, для ученья, для маневров. Четыре инспектора в каждой губернии переезжали-бы из деревни в деревню для надзора за комплектом и продовольствием солдат.

«Пусть князья и всякие родовитые люди служат в гвардии, если это им нравится; но во главе дивизий, бригад и полков должны находиться люди недостаточные, нуждающиеся в службе. Тогда не будет этих обременительных обозов, стесняющих движение части и увеличивающих расход по фуражу и продовольствию. Вы взяли этот пример с турок, но вам легко от него отказаться, раз навсегда точно определив число подвод на полк.

«Необходимо освободить полки от малолетних, причисленных и сверхштатных офицеров, от множества адъютантов, не знающих даже чьи они адъютанты, от всяких волонтеров, титулованных и нетитулованных, от всех иностранцев, французских и итальянских авантюристов, нередко негодяев, высланных с родины, от гувернеров разных барчуков, от их секретарей и писцов, от банкометов, знатных путешественников и другой сволочи.

«Особенно-же необходимо раз на всегда покончить с камергерами и камер-юнкерами в чине генерал-маиора, которые не могут быть генералами и потому уже, что не в силах покинуть Петербург хотя-бы на полгода раз во всю жизнь! Невозможно давать военные чины гражданским чиновникам. Я хорошо знаю, что кучер императрицы не полковник, как ходили слухи, но не следует давать хотя-бы малейший повод к насмешке над военною службою. Необходимо уничтожить самое название «штат» генерала: этот штат не всегда получает жалованье и присужден питаться от злоупотреблений.

«Возвратите, князь, вашей прекрасной армии ее прежнюю дисциплину, которую, как я вижу теперь, ослабила ваша доброта. Привычка к почитанию и послушанию так вкоренена в русских, что [560] ваши генералы, офицеры и солдаты не тяготятся дисциплиною. Вы не любите, чтобы били людей. Наши палочные удары гораздо страшнее ваших батогов. Оставьте батожье против вольнодумцев, если таковые встретятся, против пьяниц и вообще неисправимых, и не кляните прибегающих по нужде к батогу.

«Вы спрашиваете, что я думаю о войне с Турциею, которая не сегодня — завтра может начаться? Вот что:

«Если желательно раз на всегда изгнать туров из Европы, необходимо сделать сильный и быстрый натиск на неверных. Их надо огорошить, оглушить сразу, и тогда они поймут, что Магомет покинул их, и что есть пророк, превосходящий Магомета. Как это сделать — может сказать военный гений, воевавший уже с турками; я-же никогда турок даже не видел, хотя и желал-бы их видеть; к тому-же, каюсь, я всегда думал, что вы, в качестве князя Российской Империи, ищете только предлога, чтоб бить турок. Мне кажется, однако, что две такие империи, как Россия и Австрия, могли-бы в полгода очистить Европу от турок, еслиб решительно и смело двинули каждая корпус в 90.000 человек. Если оба корпуса будут надвигаться с двух противоположных сторон и, все разрушая, все разбивая, искать и бить неприятеля, уже ослабленного партизанскими набегами ваших казаков и наших гусар, поверьте, о турках будут только вспоминать в Европе, но видеть их в ней не придется уже более 49.

«Возвращаюсь к улучшениям вашей армии.

«Вы отлично сделали, князь, что преобразовали ваших гусар, которые были только подобием гусар и никогда не могли владеть так пикою, как казаки, которых вы так любите. Казаки неоценимы, когда они, как осы, набрасываются на отдельные части армии, тревожат, беспокоят ее всю, не давая возможности вздохнуть; они обессиливают неприятельскую армию прежде, чем она вступит в бой с врагом. Они очень хороши и для рекогносцировки, но их необходимо научить держать связь с армиею: они пускаются в путь, многое узнают, но подвигаются всегда вперед и армия редко бывает в состоянии воспользоваться добытыми ими сведениями.

«Созданная вами легкая конница никогда не сравнится в этом отношении с казаками, и делать разницу между ею и драгунами, право, не стоит. Мне гораздо более нравится другое ваше [561] создание — стрелки. Я уверен, князь, что в первую-же войну с турками стрелки окажут вам большую услугу.

«Необходимо улучшить ваш инженерный корпус. Для этого, быть может, потребуется в начале помощь иностранцев. Было-бы хорошо соединить инженерный корпус с артиллерийским, чтобы покончить с вечными раздорами этих двух корпусов.

«Так как, по моему мнению, и в администрации, как в литературе, не может быть плагиата — подражать хорошему всегда позволительно — то, подобно Австрии и Пруссии, распределите полки между богатыми родами, чтобы каждый род заботился о своем полку.

«Не давайте, в виде награды, военным гражданских мест. Вы этим только ослабляете военное сословие. Наоборот: дурных офицеров, в виде наказания, распределяйте по гражданским должностям.

«Я часто вижу, что ваши офицеры меняют форму, иногда по три, по четыре раза в год. Сегодня кавалерист, завтра инженер, потом стрелок или артиллерист. Едва-ли это хорошо. Офицер должен знать, что служба военная везде почтенна и что только постоянным трудом в одном направлении достигается совершенство.

«Ваши гренадерские полки превосходны. Люди подобраны крепкие, здоровые, по большей части старослуживые, но иногда слишком уж рослые. По форме, трудно узнать, что они гренадеры — им нужно дать более высокую каску и с мехом. Возьмите свой красный карандаш, что с вами часто случается, и набросайте рисунок каски, столь же красивой, как наша гренадерская, но более удобной.

«Ваши ружья могли-бы быть менее длинны, более легки и стрелять также далеко. Вы можете поручить ружейному заводу в Туле произвесть опыты и я убежден, что они будут успешны.

«По моему, следует короче стричь волосы ваших солдат — они очень длинны, а длинные волосы или требуют излишнего ухода, или остаются грязными.

«Я хотел-бы, чтоб все ваши кавалерийские полки маневрировали также, как ваш полк и полк великого князя — с немецкою точностью и русскою живостью. В других полках я заметил только живость и никакого равнения. Я хотел-бы назвать еще третий полк образцовым, но такого не видел. Из семидесяти эскадронов, виденных мною в Полтаве, не было, как я тогда-же сообщил вам, ни одного, который знал-бы равнение [562] и в котором люди или лошади оставались-бы спокойными. Какой-нибудь месяц упражнения легко исправить эти недостатки, и ваши войска, и теперь уже стяжавшие себе почетную известность, станут еще совершеннее.

«Четыре пехотных полка, в 4,000-ном составе каждый, в губернии; так как губерний 42, то на каждую губернию придется 16,000 человек, а на всю империю 672,000 пехоты. Полагая по одному кавалерийскому полку на губернию и полк в 2,000 коней, на всю империю придется 84,000 конницы. Вот сколько требуется войска, чтоб поддержать такой колосс, как Россия, которая прежде была тощею, а теперь с каждым днем становится все более и более жирною. Войска двух губерний составят один лагерь; всего в империи 21 лагерь, по 36,000 в каждом.

«Кроме доблестей многих из ваших генерал-аншефов, доказавших уже свои военные таланты, как бесподобный князь Репнин, князь Григорий Долгорукий, Текели, храбрые графы Салтыков и Мусин-Пушкин, пылкий Каменский и славный Суворов, внушающий доверие, в русской армии много генералов, которые, я уверен, окажут вам большие услуги во время войны. Принц Ангальт, например, Кутузов, маленький Волконский, Горич, Ферзен, ваш племянник, князь Сергей Голицын, Спренгпортен. Я также очень высокого мнения о генерале Палене: держу пари, что это будет один из самых блестящих офицеров.

«Вот, любезный князь, все, что внушает мне ваша дружба и моя любовь в вашей славе и к славе России, которою я от всего сердца моего интересуюсь и где я каждый день получаю новые знаки милости во мне».

Князь де-Линь много писал о военном деле; он много и с различных сторон изучал военное искусство. Мы не можем входить в оценку его знаний в этом отношении — это дело специалистов 50; нам известно, однако, что герцог Веллингтон очень ценил военные сочинения князя де-Линь и что пруссаки им зачитывались 51. Кн. Потемкин едва-ли даже прочел «Записку о русском войске»; для нас-же она важна, как свидетельство лица во всяком случае вполне компетентного о состояния русской армии накануне второй турецкой войны. [563]

Эта война велась не по плану, предложенному князем де-Линь 52. Он даже был убежден, что она велась без всякого плана и что, благодаря частым войнам с турками, «русские сами стали турками в военном деле» 53. Вследствие этого, в его донесениях и письмах рассеяно много указаний на стратегические и тактические ошибки русских полководцев, особенно-же по поводу осады Очакова, при начале которой он сам участвовал. Очаков пал вскоре по отъезде князя де-Линь из русской армии. За пределами России никто, конечно, не был так обрадован взятием Очакова, как кн. де-Линь; он тотчас-же отправил особого курьера в Петербург, для поздравления императрицы с одержанною победою. Екатерина отвечала ему следующим письмом:

«Из письма вашего от 16-го января, которое я только-что получила, я вижу радость вашу, по случаю взятия Очакова. Прежде чем приступить к штурму, фельдмаршал князь Потемкин, разумеется, испытал все другие средства. Самым удобным временем для этого предприятия было неоспоримо то, когда покрытый льдом Лиман делал невозможною помощь осажденным со стороны моря, взятие-же города предоставляло время для принятия необходимых предосторожностей в будущем. Но нетерпение молодых людей, полных отваги, но более или менее легкомысленных, завистников, врагов открытых и тайных, конечно, невыносимо в подобных случаях и подвергло бесконечным испытаниях непоколебимую твердость и настойчивость фельдмаршала, что и доставляет ему в моих глазах самую большую честь. Между прочими прекрасными и даже великими качествами его души, я всегда видела в нем способность прощать своим врагам и воздавать им добром; этим-то именно он и умел одерживать верх над ними. На этот раз он в полтора часа разбил и турок, и тех, кто его осуждал; теперь говорят, что он мог-бы взять Очаков ранее; это правда, но никогда он не мог-бы взять его с меньшею невыгодою» 54. [564]

Едва-ли под «завистниками» и «врагами» Екатерина разумела князя де-Линь; если-же разумела, то ошибалась. Князь де-Линь не написал императрице ни одного письма из русского лагеря, и не скрывал от себя, что Екатерина поймет это молчание. «Императрица удивится, не получая от меня писем, но поймет со временем, что не могу-же я жаловаться на князя Потемкина, которому обязан милостями императрицы, и что я настолько правдив, что не могу одобрить действий князя» 55. В тех случаях, когда по ходу дела требовалось повеление императрицы, князь де-Линь писал все-таки не ей, а графу Кобенцлю, императорскому послу в Петербурге, который передавал просьбу князя де-Линь в виде собственных соображений 56. Не смотря на временные размолвки, на противоположность взглядов, на частые споры, кн. Потемкин всегда относился к князю де-Линь с доверием и никогда не видал в нем ни врага, ни завистника. В письме к императрице от 5-го мая 1788 года, когда князь Потемкин находился в самом мрачном настроении, он писал: «Дела много, оставляю злобствующих и надеюсь на вас, матушка. Принц де-Линь, как ветрянная мельница: у него я то Терцит, то Ахиллес» 57. Князь де-Линь не мог быть врагом кн. Потемкина и не был способен быть его завистником: русская и австрийская армии «тянули одну борозду», шли в одной и той-же цели — успехи армии князя Потемкина могли только радовать князя де-Линь. Даже более: в «австрийских» интересах князя де-Линь было желать наибольших успехов русской армии и, таким образом, отвлекать турецкие силы от армии австрийской 58. Наконец, относительно именно Очакова, Екатерина читала в перлюстрации письма князя де-Линь в графу Кобенцлю, как он оправдывает кн. Потемкина 59.

Князь де-Линь был, по природе, человек прямой, откровенный; менее всего его можно обвинить в коварстве. Австрийская [565] дипломатия, всегда подозрительная, никогда не действовавшая прямо, прислала ему в Елизаветград шифровые ключи для переписки. «Мне прислали шифровую азбуку. Смешны вы мне с вашими выдумками! Сам черт тут ничего не поймет, а я и подавно. Я предпочитаю отправлять курьеров или пользоваться казачьею почтою. Откровенно говоря, почту я предпочитаю всему: это самый верный способ открывать свои тайны и высказывать радость и неудовольствие, не прибегая ни к лести, ни к сатире. Почта — mezzo termine между приторным мадригалом и язвительною эпиграммою, избавляющее от увещаний или советов и нисколько не компрометтирующее. Впрочем, я уверен, что мне придется писать одно только хорошее. И, наконец, как-бы я ни ухитрялся, меня всегда легко дешифрировать» 60. Так князь де-Линь и не послал ни одной шифрованной депеши, о чем прямо и заявил императору: «Прлиу, ваше величество, избавить меня от неприятных столкновений с военным советом и государственною канцеляриею. Если-бы я и желал, то не нашел-бы о чем писать им, так как мы находимся в совершенном бездействии. К тому-же искренний и задушевный друг вашей августейшей особы, императрица всероссийская, не желает, чтоб вашим министрам и другим дворам было известно то, что она мне передает или пишет» 61.

Поведение князя де-Линь в русском лагере было настолько в этом отношении безукоризненно, что он мог смело смотреть всем в глаза, не опасаясь потерять ни дружбы князя Потемкина, ни уважения императрицы Екатерины. «Если мое старание извлечь из всего пользу и мои упреки обоим фельдмаршалам за их бездействие и посеят тень неудовольствия между нами, то это скоро должно исчезнуть, потому что императрица знает насколько я благоговею перед нею и удивляюсь ей. Надеюсь, что благосклонность Екатерины II и дружба князя Потемкина не допустят фельдмаршалов смотреть на мои поступки так, как-бы они смотрели на поступки всякого другого» 62. К тому-же, князь де-Линь был крайне осторожен. «Никогда не писал я ни Екатерине, ни Иосифу, не говоря уже об их министрах, о тех ежедневных ошибках и даже нелепостях, которые позволял себе говорить и даже делать князь Потемкин. Я никому не жаловался, никому не сообщал ничего дурного о [566] главнокомандующем русскою армиею. Если я теперь решаюсь писать о нем правду и выставить его в настоящем свете, то потому лишь, что это появится в печати уже после его смерти» 63.

В своих донесениях я письмах князь де-Линь был, прежде всего, правдив и незлобив. Он писал то, что сам видел, хорошее или дурное. В своих отзывах он равно относился к русским и к австрийцам. Как известно, в начале второй турецкой войны австрийцы терпели значительно более поражений, чем русские. Австрийская армия, под начальством Вартенлебена, предназначенная прикрывать Банат, была смята турецкою армиею, предводимою Юссуф-пашею. Три раза, при Мегади, Слатине и Лугоше, австрийцы были разбиты на голову; австрийская армия должна была отступить к Темешвару; турки овладели всем Дунаем до Белграда. «Я получаю от наших очень дурные известия. Наши генералы наглупили в Банате». В письме к императору, он прямо называет действия четырех австрийских генералов в Боснии и Банате «глупостями», а не «промахами», как титуловал их Иосиф II 64. Нельзя, следовательно, и удивляться, если, говоря о таких-же «промахах» русских генералов, кн. де-Линь называет их «глупостями». Он резок в осуждении, но и щедр на похвалы. Во все время своего пребывания при русской армии, князь де-Линь не переставал восхищаться русским солдатом. «Это образец исполнительности, выносливости и послушания. Я еще не встретил ни одного пьяного солдата, не видел ни одного вольнодумца, не слышал ни о ссорах между солдатами, ни о небрежении их к службе. К сожалению, никто с солдатами не занимается, никто о них не заботится» 65. В письме к сыну князь де-Линь объяснил, что он разумеет под заботою о солдате: «Нет такой ничтожной хижины, в Богемии называемой халупой, где помещены хотя-бы четыре солдата, которую я не посещал бы: я пробую их суп, смотрю хорош-ли хлеб, взвешиваю отпускаемую ему говядину, строго слежу, чтоб солдат не обманывали поставщики продовольствия. С каждым солдатом я разговариваю о его нуждах, каждому помогаю, чем могу» 66.

Екатерина не выносила дурных отзывов о действующей армии; она хорошо знала, что не все идет гладко, но не любила, чтобы [567] об этом говорили. «Замечена в перлюстрации видимая к нам злоба принца де-Линь, в которой, может быть, участвует и граф Кобенцель, ибо к нему и к графу Сегюру пишет принц из Лес, что обе наши армии многочисленны только больными и умирающими. Вся тягость войны пала на австрийцев, где ошибки шести генералов сам император умом и присутствием своим должен был исправить» 67. Так записан в «Дневнике» Храповицкого, под 17-м декабрем 1788 г., отзыв Екатерины о «злобе к нам» князя де-Линь. Разберемся, кто прав, кто виноват.

Что в начале второй турецкой войны турки обратили преимущественное внимание на австрийцев, направив против них из Ниша 70,000-ный корпус Юссуф-паши, это уже настолько доказано, что по этому вопросу двух мнений быть не может. Остаются больные. Не в декабре, из Ясс, а еще в июне, из лагеря под Очаковым, князь де-Линь доносил Иосифу II: «Можно считать до 200 больных на баталион; если с ними будут так обращаться, как теперь обращаются, то они, конечно, все перемрут: их помещают в повозки английского образца, которые ваше величество изволили видеть и при которых нет ни докторов, ни медикаментов. В тех случаях, когда болезнь усиливается, их отправляют в вагенбург, за несколько верст; безнадежно больных отсылают в Елизаветград, на дороге куда они и умирают» 68. Князя де-Линь императрица упрекает в «злобе к нам» за сообщение, что в русской армии много больных; но такою-же «злобою» отличаются и донесения князя Потемкина. «Что у тебя больных много, сие весьма мне печально слышать»; или: «что у тебя больных много, о том весьма жалею» — вот обычный припев в каждом почти письме Екатерины к Потемкину с самого начала войны, точнее с 24-го сентября 1787 года 69.

Злобы у князя де-Линь никогда и ни к кому не было. Это писатель вполне «незлобивый». Он иногда едок, но всегда откровенен, всегда добродушен, даже в своей едкости. В [568] письмах к сыну, где он наиболее искренен, где он изливал свою душу, это добродушие не может быть уже заподозрено. Вот что писал он своему сыну в письмах из русского лагеря:

«Если ты спросишь меня, дорогой Карлуша, как я поживаю, я отвечу тебе: по старому. Летаю от одной армии в другой, от одного фельдмаршала к другому, желая вывести их из бездействия, начать военные операции, но, несмотря на их крестные знамения, по русскому обычаю, дьявол связал их по рукам и ногам и они не двигаются. Все та-же бездеятельность, объясняемая страхом, злобою и невежеством.

«Над нашим лагерем разразился страшный ураган, окончившийся ливнем, затопившим все палатки. Молния убила какого-то маиора. Каждый день здесь молния убивает кого-нибудь. А тарантулы? На днях одному офицеру отняли руку, укушенную тарантулом. Ужасная местность! Но и люди ужасные. Вот тебе небольшая черточка к характеристике князя Репнина, благородного, гуманного, лучшего из здешних генералов. Русская военная служба отличается низостью младших и наглостью старших. Когда князь Потемкин уронит что-нибудь, двадцать генералов бросаются поднимать. На днях, семь или восемь генералов хотели помочь князю Репнину, снимавшему мундир; он их остановил: «Не беспокойтесь, господа, не заставляйте краснеть кн. де-Линь». Это был деликатный, но хороший урок, который едва-ли исправит генералов.

«Тут чертовская скука, несмотря на присутствие Сарти 70 с его огромным оркестром и прелестною музыкою. У нас иногда нет хлеба, но бисквитов и макарон — сколько угодно; нет масла, но есть мороженое; нет воды, но всевозможные вина; нет дров для кухни, нет угля для самовара, но фимиама много. Это какая-то чепуха невообразимая. Здесь красивая жена Павла Потемкина, прелестная Скавронская, тоже племянница визиря или, лучше, патриарха князя Потемкина, так как он и в религии падишах, и еще третья племянница, еще более очаровательная госпожа Самойлова. Здесь, в степи для этих дам устраиваются спектакли, балы, карты, иллюминации, фейерверки» 71. [569]

До поздней осени русские войска «бездействовали» и только 6-го декабря был взят Очаков. За это время, союзница России, Австрия, не могла похвалиться тем-же. Война с Турциею стоила ей 30,000 убитыми и 40,000 умершими от болезней, и повела к вторжению турок в Банат и к поражению австрийцев в Боснии. Иосиф II, усталый от работ, раздраженный поражениями, встревоженный фландрским восстанием, возвратился в Вену совсем убитый. Он вызвал из России князя де-Линь и поручил ему вместе с Лаудоном продолжение турецкой войны. Весною 1789 года, оба князя де-Линь, отец и сын, отправились на театр войны. 8-го октября Белград был взят 72, причем князь Карл первый вступил в крепость. Император пожаловал князю-отцу орден Марии-Терезии 1-й степени 73, причем написал ему холодное, сухое письмо. Иосиф II подозревал князя де-Линь в потворстве фландрским мятежникам!

Император Иосиф II долго не придавал никакого значения жалобам, доходившим до него от фландрских патриотов. «Иосиф II, писала Екатерина, знал много, знал все, но не имел ни малейшего понятия о революционном настроении Нидерландов. Я была свидетельницею, как он убивался, получив при мне первую весть о восстании. Он спрашивал моего совета, называл это движение пустяками; но я осмелилась посоветовать ему обратить самое серьезное внимание на эти пустяки» 74. Когда восстание вспыхнуло и стало разрастаться, Иосиф II думал утишить его бесполезными уступками, которые были принимаемы за знак слабости и только еще более ободряли патриотическую партию. Раздраженный неудачами, Иосиф II, упрямо не признававший своих ошибок, стал заподозривать других в измене, даже своего верного друга князя де-Линь. Между тем, князь-отец на блестящие предложения, сделанные ему Фан-дер-Ноотом с приглашением принять командование армиею патриотов, отвечал в обычном своем шутливом тоне: «Благодарю вас за чужие области, которые вы дарите мне, но я никогда не начинаю восстания зимою». Князь де-Линь ненавидел всякие революционные движения, и о восстании Нидерландов писал: «Еслиб я был во Фландрии, я увещевал-бы толпу сперва как патриот, хотя это слово становится уже мне ненавистным, потом как гражданин (тоже [570] изуродованное слово!), и еслиб меня не послушались, я стал-бы говорить как австрийский генерал — я повесил-бы одного архиепископа, одного жирного монаха, одного профессора, одного кабатчика, одного адвоката, и восстание утихло-бы». Иосиф II скоро понял всю нелепость своего заподозривания князя де-Линь и написал ему письмо, в котором извинялся и просил его немедленно приехать к нему в Вену. Пока кн. де-Линь ехал из Белграда в Вену, инсургенты овладели Гентом и Брюсселем; 2-го декабря 1789 г. они объявили Иосифа II лишенным власти в Нидерландах. Император, уже больной, не вынес такого «оскорбления» и, 20-го февраля 1790 г., скончался.

Леопольд II, наследовавший отцу, явился ярым его порицателем. Он оттолкнул от себя всех, кого приблизил к себе Иосиф II. В день коронования Леопольда II, в этот день «великих милостей», кн. де-Линь не получил фельдмаршальского жезла, на что имел право по своим военным заслугам. Справедливо оскорбленный таким невниманием, он подал просьбу об отставке и просьба была принята. Князь-отец ушел со сцены, остался князь-сын, но перешел на другую сцену — из австрийской армии в русскую.

Политика нового царствования ни в чем не должна была напоминать царствование предшествовавшее. Иосиф II вел войну с Турциею — Леопольд II спешит заключением мира: 27-го июля 1790 г., в Рейхенбахе была подписана конвенция, которою Австрия уполномочила Пруссию заключить мир с Турциею на условии statu quo ante bellum. Из этих конвенций военные люди ясно видели, что они скоро останутся не у дела, и князь де-Линь-сын перешел на русскую службу. Екатерина II назначила его в армию Суворова, в Бессарабию, и писала князю-отцу, от 26-го марта 1791 года: «Начиная с фельдмаршала князя Потемкина, во всей русской армии слышится одинаковый отзыв о вашем сыне князе Карле — все отзываются о нем с изысканною похвалою» 75. Князь Карл участвовал в осаде и штурме Измаила 76.

Измаил давно уже был обложен, но не сдавался. 11-го декабря 1790 г. Суворов повел войска на штурм с суши; со стороны [571] Дуная оперировала русская флотилия под начальством генерала де-Рибаса. Штурм длился десять часов. Турки защищались с отчаянною храбростью и на валах, и в городских зданиях. Князь Карл один из первых шел на приступ, несмотря на полученную рану. Рибас писал его отцу:

«Измаил, 15-то декабря 1790 г.

«Любезный князь! Напоминая о себе вашей светлости, долгом считаю поздравить вас с приобретенною вашим сыном храбростию при штурме Измаила, где он командовал отрядом, который первый пошел на штурм, следуя за своим командиром. Несмотря на рану в ноге, он первый выскочил из баркаса и под убийственным огнем взял приступом вал. Он-же потом овладел турецким фрегатом, который сильно беспокоил нас, и управлял батареею, причинившею наибольший вред неприятелю».

Екатерина поблагодарила князя Карла де-Линь следующим собственноручным письмом 77:

«Князь де-Линь!

«Пусть уверяют меня, что все люди равны: если ежедневный опыт доказывает мне, что они не равны и что есть люди как сильные, так и слабые, то я никогда не поверю ничему, кроме того, что сама вижу; но еще более убеждает меня в этом то, что мне известны роды, в которых мужество и военные доблести всегда передаются от отца к сыну — таков и ваш род, князь де-Линь. Происходя от отца, столь-же любезного, как доблестного и богатого познаниями, вы унаследовали его счастливые дарования: вы блистательно проявили их на глазах у тех прославившихся воинов, с которыми разделяли опасности, взбираясь без открытых траншей, без пробитых брешей, на приступ грозной крепости Измаила, где заперлась целая армия врагов христианства. Корпус войск, овладевший этою армиею, уступал ей в числе, но не в рвении и храбрости.

«Орден св. Георгия, статут которого основан на законах чести и мужества, всегда спешит, в силу своего учреждения, причислить к своим храбрым кавалерам того, кто проявил воинские доблести. Примите-же, князь де-Линь, крест св. Георгия и ленту, при сем прилагаемые, для ношения на шее, в засвидетельствование ваших подвигов среди моих войск. Примите их и в знак моего уважения и расположения, заслуженных вашими [572] действиями, вашею почетною раною, и продолжайте подавать миру полезный и необходимый в настоящее время пример того, что добродетели переходят от отца к сыну в родах, издавна знаменитых услугами своих предков и своею преданностью их законному государю. Впрочем, молю Бога принять вас под свою святую и достойную защиту. «Екатерина».

Вслед за падением Измаила, Екатерина повела секретные переговоры о мире с турками. Озабоченная событиями во Франции, еще более в Польше, императрица спешила окончить войну, которая истощала казну и отвлекала военные силы империи к границам турецким. Князь Карл де-Линь, узнав о переговорах, просил об увольнении и получил разрешение покинуть русскую службу. Он отправился к отцу, в Вену, везя с собою, как трофеи, турецкий оркестр из 12-ти музыкантов, богатое оружие и арабских коней — подарки графа Суворова и князя Потемкина.

Этим обрываются все связи князей де-Линь, отца и сына, с русскою армиею. В России вскоре была получена весть о смерти князя-сына, георгиевского кавалера: находясь в Шампаньи с отрядом генерала Клерфэ, он был убит пулею при защите одного из дефиле аргоннского леса, атакованного отрядом французской армии, под начальством Дюмурье. «Среди многоразличных несчастий, принесенных этим годом, писала Екатерина князю де-Линь, потеря, которую вы оплакиваете, наиболее опечалила меня и тяжело отозвалась в моем сердце. Если вас может, хотя несколько, утешить то участие, которое я принимаю в этом горестном событии, будьте уверены, что мое сожаление равняется тому уважению, которое внушают воинские заслуги князя Карла, вашего достойного сына» 78.

Князь де-Линь посвятил всю свою жизнь военному делу. Он был в это время военным авторитетом, признанным всею Европою. Только война, только военные занятия могли развлечь его, если не утешить в горе, причиненном смертью сына. Между тем, именно в это время, во время войны, он остался не у дел. Военачальников нет, войска терпят поражения, а лучший из военачальников сидит без дела. Что это значит? Вот, как сам кн. де-Линь объясняет это: «Какие-то бабьи сплетни, какие-то слухи и толки охладили ко мне эрцгерцогиню 79 и она [573] воспользовалась вздорною случайностью и придала значение пустой путанице. Адъютант мой, Деттингер, перепутал мне письма: письмо к матери вложил в конверт, адресованный принцу Альберту, а письмо к принцу заслал к матери. Я сообщал матушке, что пригласил эрцгерцога Фердинанда с супругою в Бель-Эль, когда там будут и их брюссельские высочества, при чем прибавлял: «таким образом, мы сразу отделаемся от этого герцогского нашествия». Прочтя последние два слова, принц Альберт обиделся и устранил меня от командования. Себя лично я могу упрекнуть только в дурной шутке, которую, к счастью, немногие, впрочем, слышали: в первый-же раз, когда я увидел принца Альберта после поражения его при Жемаппе, он спросил меня, как я нахожу его после болезни, которую он перенес, на что я отвечал: «Вы имеете, ваше высочество, вид несколько помятый».

Остается только пожалеть, что такие чисто личные мотивы устранили князя де-Линь от командования армиею. Он сам тяготился этим и так излил свое горе: «Глупость или коварство власть имеющих, дурной выбор, ими делаемый, их пренебрежение к знаниям и опытности — уничтожили мою ревность к военному делу. Я разбил наиболее дорогой моему сердцу кумир — славу, и решился никогда уже не брать шпаги в руку».

Лишенный возможности применить свои военные познания на деле, кн. де-Линь принялся описывать те кампании, в которых сам участвовал. Для нас, русских, особенно интересны нарисованные им картины Семилетней и второй Турецкой войны — его живопись не утеряла своих красок до настоящего времени.

Проф. В. А. Бильбасов.

(Окончание следует).


Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1892 г., т. LXXIII, февраль, стр. 275-312.

2. Oeuvres, I, 4.

3. Enfant prodigue, acte IV, scene 3.

4. Oeuvres, X, 2.

5. Aux commencans. Oeuvres, II, 3.

6. Du plus ou moins de mepris de la vie. Oeuvres, I. 231. «Смерть от вражьей пули славнее, завиднее смерти от ошибки аптекаря, от нечистого ножа хирурга, от невежества врача и от тысячи случайностей» — таков тезис князя де-Линь.

7. Nous etions formes en arriere pres du village de (efface dans mes tablettes)... Oeuvres, XV, 83.

8. J’ai ecrit tout ceci plus a cheval qu’autrement. Oeuvres, XIV, preface.

9. История Семилетней войны составлена по диспозициям, причем автор указывает и мотивирует все отступления от диспозиций; в истории-же Семимесячной и Семидневной войны все диспозиции и распоряжения помещены в приложении, вследствие чего рассказ выигрывает в живости, но теряет в точности. La Guerre de Sept-Jours явилась последствием стремления Иосифа II променять Бельгию на Баварию, была вызвана правом плавания по Шельде и привела к уничтожению голландского гарнизона в бельгийских крепостях. Oeuvres, ХVII, 87.

11. Oeuvres, XVI, 44.

12. Ibid., XVI, 117.

13. Сборник, VII, 104.

14. Oeuvres, XXIV, 160.

15. Ibid., XVI, 140.

16. Oeuvres, XVII, 37.

17. Ibid., XVII, 71.

18. L’lmperatrice nous а donne hier ainsi qu’ii toutes les personnes qui ont l’honneur de l’accompagner one medaille d’or qu’elle a fait frapper. D’un c6te de la mddaille est son portrait et de l’autre la carte du voyage. L’inscription russe rappelle que cette annee est la 25-e de son regne et que le grand voyage anqnel elle l’a consacree a ete entrepris pour l’utilite publique. Депеша графа Сегюра, от 24-го июля 1787 года, в Парижском Архиве, Russie, vol. 83, f. 217. Храповицкий, 41. Сборник, XXVII, 417.

19. Oeuvres, XXIV, 3.

20. Храповицкий, 36.

21. Oeuvres, XXIV, 7 sqq.

22. Par les deruiferes nouvelles qu’on a revues de Crimee m-r de Bulgakov etait encore a Sebastopol et n’avait pas pu metre a la voile pour se rendre a sa destination. Депеша гр. Сегюра, от 24-го июля 1787 г., в Парижском Архиве, Russie, vol. 83, f. 218.

23. L’exageration de quelques unes de ces demandes et surtout l’aigrenr dont elles ont ete accompagnees sont des preures trop evidentes des intentions du ministere, qui veut absolument la guerre. Депеша rp. Шуазёль-Гуффье, от 3-го августа, в Парижском Архиве, Turquie, vol. 27, f. 420.

24. Le 26 juillet l’envoye de Russie eut une conference dans laquelle il comptait exposer les demandes de sa Cour, mais le reis-eftendi ne voulu jamais le lui permettre. Ibib., f. 419.

25. Les perfides conseils du chevalier Ainslier, qui dans la memo journee anime le vizir, le presse de faire la guerre, et court ensuite offrir bassement ses services a l’envoye de Russie. Ibid., f. 422. Граф Безбородко, кроме английского, называл еще прусского посланника: Le comte de Besborodko me fit le detail des ressorts que les mlnistres de Prusse et d’Angleterre avaient fait jouer pour porter les Turcs a la guerre (Депеша rp. Сегюра, от 12-го сентября, в Парижском Архиве, Russie, vol. 83, f. 272). Сам-же Булгаков имел случай убедиться, что злейшим врагом России в Константинополе был французский посланник гр. Шуазёль-Гуффье. Бантыш-Каменский. Словарь, I, 214.

26. La guerre devient necessaire й la conservation de ce premier ministre. Les ennemis Font accuse d’avoir epuise le Tresor pour des armements inutiles et en шёше temps il a re$u la nouvelle d’une sedition parmi les troupes ras-sembSes sur les frontieres et qui demandent qu’on les renvoie ou qu’on les mene й l’ennemi... II sacrifie l'interet public й sa conservation personnels et se decide pour le parti qui en rjculant sa perte lui pennet encore Гезрёгапсе dun succes. Депеша гр. Шуазёль-Гуффье, от 3-ro августа, в Парижском Архиве, Turquie, vol. 27, f. 420.

27. Oeuvre, XXIV, 11.

28. Oeuvres, XXIV, 5.

29. Cette nouvelle inattendue arrive ici le dimanche matin, 9 septembre. Les lettres adressees au comte de Cobentzl avaient ete envoyees ouvertes au prince Potemkin, par m-r Hertbert, et le prince les ayant renvoyees sur le champ a I’imperatrice. Elle les fit remettre a l’ambassadeur apres les avoir lues. Депеша rp. Сегюра, от 12-го сентября, в Парижском Архиве, Russie, vol. 83, f. 273.

30. Сборник, XXVII, 421.

31. Архив Госуд. Совета, I, 463, 468. Сборник, XXVII. 426.

32. Oeuvres, VII, 151; XXIV, 13.

33. Сборник, XXVII, 439, 440.

34. Ibid., 426.

35. Oeuvres, XXIV, 15.

36. Ibid.. VII, 151.

37. Ibid., VI, 8.

38. Oeuvres, VII, 176, XX, 256, XXI, 19; XXIV, 91; Сборник, XXIII, 487.

39. «С.-Петербургские Ведомости» за 1762 г., № 80-й, от 4-го октября; Указы Екатерины, 111; П. С. З., № 11,688.

40. Oeuvres, XXIV, 45.

41. Vous etes impatient comme un enfant de cinq ans, писала Екатерина кн. Потемкину в начале второй турецкой войны. Сборник, XXVII, 434.

42. Oeuvres, VII, 171. Кроме этого внешнего очерка, в письмах князя де-Линь рассеяно много данных для обрисовки внутреннего облика князя Потемкина. Ограничимся одним примером. «На мое заявление о возможности стать господарем Молдавии и Валахии, князь Потемкин отвечал: «Плевать мне на это; я был-бы уже королем польским, если-б пожелал; я отказался от герцогства Курляндского — я выше всего этого». Oeuvres XXIV, 182.

43. Oeuvres, VII, 194; XXIV, 97.

44. Ibid., XXIV, 49 sqq.

45. Ibid., XXIV, 136.

46. Сборник. XXVII, 520, 522, 530.

47. Храповицкий, 210.

48. Memoire quc me demanda le prince Potemkin sur l’armee russe en general et particulierement au sujet d’une guerre avec les turcs, dont il avait bien envie et moi aussi. Oeuvres, XXI, 299.

49. Подробный план войны с турками изложен князем де-Линь в письмах к гр. Сегюру, от 1-го сентября 1788 г., из лагеря под Очаковым. Oeuvres, VII, 179-193.

50. Первый выпуск «Записок по истории военного искусства в России», проф. Масловского, обрывается 1762 годом, можно надеяться, что во втором выпуске мы прочтем уже отвыв специалиста.

51. Sainte-Beuve, VII. 192; Oeuvres. XXVI, 195.

52. Je ne fus ni ecoute, ni entendu. Oeuvres, XXIV, 24.

53. Oeuvres. XXIV, 18, 34, 39, 51, 61, 64 sqq. Cet empire si despote se met en republique des que la guerre commence. Sa majeste l’imperatrice, a qui m-r de Czemichef a desobei le premier jour de son regne, continue a l’etre par les deux marechaux, Potemkin et Romanzow, autant que l’imperatrice Anne par m-r de Muennich. Ibid., 160.

54. Сборник, XLII. 3.

55. Письмо к Иосифу II, апреля 1788 г., из Елизаветграда. Lettres, 99. Si j’avais voulu lui ecrire une scule fois du bien du prince Potemkin et de ses operations, j’aurais regu des avcrses de paysans et de diamans. Catherine II eut ete bien aise que je la trompasse, c’eut ete bien plus commode pour eile de croire que tout allait bien. Percy, I, 345.

56. Oeuvres, XXIV, 68. 75. 150.

57. Храповицкий. 81.

58. Oeuvres, XXIV, 39, 40, 60, 69.

59. Oczakow se porte encore tres bien. Le prince Potemkin est arrete par des murailles. Храповицкий, 184.

60. Oeuvres. VII, 158.

61. Ibid., XXIV, 48, 66.

62. Lettres, 106.

63. Oeuvres, XXIV, 24.

64. Oeuvres, VII, 196; Lettres. 120.

65. Oeuvres, XXIV, 91.

66. De mon quartier general de Bezesnow, ce juin 1778. Perey. I, 219.

67. Храповицкий, 214.

68. Oeuvres, XXIV, 91.

69. Сборник, XXVII, 427, 442, 443, 452, 465, 469, 475, 478, 479, 480, 482, 484 sqq. На это-же указывают известия о некомплекте в полках и жалобы самой Екатерины на «недостаток и дороговизну в хлебе», отчего затрудняется «кормление» екатеринославской армии. Сборник, XXVII, 443, 476, 477, 479.

70. Joseph Sarti, 1730-1802, известный итальянский композитор. В 1785 г. Екатерина вызвала его в Петербург. Ему особенно покровительствовал Потемкин. В 1790 г. он был назначен директором консерватории в Екатеринославе с жалованьем в 35,000 р., готовою квартирою и 15,000 р. на путевые издержки. Он был возведен в русское дворянство.

71. Perey, I, 346, 349; Oeuvres, VII, 155, 166, 196; XXIV, 24.

72. Memoire sur le siege de Belgrade. Oeuvres, XXIV, 216.

73. Oeuvres, XXVI, 289.

74. Сборник, XXIII, 484, 523, 646. Это подтверждает и кн. де-Линь. Oeuvre, XXII, 97.

75. Сборник, XLII, 147; Perey II, 127.

76. Измаил, на берегу Килийского рукава Дуная, 26-го июля 1770 года сдался кн. Репнину и по кучук-кайнарджийскому миру возвращен туркам; 11-го декабря 1790 г. был взят штурмом Суворовым и опять возвращен Турции по ясскому миру. Наконец, 14-го декабря 1809 г. Измаил сдался генералу Зассу и по бухарестскому миру навсегда присоединен к России.

77. Сборник, XLII, 155. Ответ князя-отца см. Oeuvres, XXII, 82.

78. Сборник, XLII, 230.

79. Эрцгерцогиня Мария-Христина, дочь Марии-Терезия, правила Нидерландами совместно с своим супругом герцогом Альбертом Саксен-Тешенским.

Текст воспроизведен по изданию: Князь де-Линь в России в 1780 и 1787-1788 гг. // Русская старина, № 3. 1892

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.