БУМАГИ ПРОТОИЕРЕЯ МОСКОВСКОГО АРХАНГЕЛЬСКОГО СОБОРА ПЕТРА АЛЕКСЕЕВА ¹.

В борьбе белого духовенства с черным, которая имела столь важное значение во внутренней истории нашей церкви и которая до сих пор, кажется, не была еще предметом особого исследования, видное место занимает ученый протоиерей Московского Архангельского собора (изъятого из непосредственного ведения Московской духовной власти) Петр Алексеевич Алексеев (1727–1801), катехизатор (т. е. профессор богословия) Московского Университета, член Российской Академии, автор многих исторических розысканий, до сих пор ценных, и составитель большого «Церковного Словаря». В «Русском Архиве» уже было напечатано нескодько выдержек из его бумаг, сохранившихся у его потомков (светокого звания). Читатели оценят нижеследующие, за сообщение которых мы обязаны Алексею Николаевичу Корсакову. П. Б.

1.

27 Сентября 1789 г. Петр Алексеев отправил к секретарю Императрицы А. В. Храповицкому письмо иеромонаха Моисея о взятии Очакова и «Примечание о Синодальной Конторе». С этих документов он оставил у себя список, и на нем прибавил:

«Сего нет в письме» (т. е в письме его к Храповицкому).

1) Когда пред служением литургии прикладывается архиерей ко св. иконам, в то время не дозволяет прикладываться сослужащим архимандритам и протоиереям, чего напред сего не бывало. 2) В высокоторжественные дни сошедшимся для отправления молебна архимандритам и пр. не дозволяет митрополит Московский в большом Успенском соборе ризницы свои и драгоценные шапки по Древнему обыкновенно в алтаре на степенях горнего места (раскладывать), но, выгоня их из алтаря, приказывает ризницы раскладывать на помосте церковном в темных предолтариях, где от народа опасно в соблюдении драгоценной утвари в целости и опрятности. [450]

Очевидно, вышеприведенные строки написаны отцем протоиерем для памяти, чтобы при случае, если встретится надобность, включить в одно из своих донесений, в предосуждение действий митрополита Платона.

2.

О переписке Волтеровой с принцессой, т. е. с Ее Императорским Величеством, рассуждение беспристрастное. Полное собрание сочинений Волтера, изданное от Бомарше, состоит в 69 томах, из коих 67-й заключает в себе означенную переписку. Оная переписка производилась в такое время, когда этот осмидесятилетний старик старался своими во всей Европе жадно читаемыми сочинениями прославить Россию, унизить врагов ее и удержать деятельную вражду своих соотчичей, желавших тогда распространить повсюду язвительную злобу против отечества нашего, в чем он и предуспел. Следовательно, письма в таком виде и намерении к Волтеру писанные не относятся ни ко вреду церкви, ни отечества. При чем надлежит уважить и то еще обстоятельство, что старик, знаниями и дарованиями своими прославившийся, был, историк, и из единственной любви и привязанности к отечеству полезно было иметь его доброжелателем России, для того и продолжалася с ним переписка невинная. А есть-ли кто предубежден злобою на едину из переписывавшихся персону, а особливо на фаворитку Волтерову, то можно ему противоположить вышеописанные резоны.

NB. Есть именной указ Ее Императорского Величества к Петру Дмитриевичу Еропкину 87 года, чтоб запрещенные книги отдать под сохранение Синодальной Конторы до будущего императорского предписания.

О поводах к этой заметке Петра Алексеева см. Русск. Арх. 1882 г., кн. II, стр. 73–74. Слова, напечатанный курзивом, принадлежат Екатерине и взяты Петром Алексеевым из письма ее к Храповицкому (который, видно, сообщал его в Москву протоиерею Алексееву) от 17-го Сентября 1789 г. (см. Р. Арх. 1872 г., стр. 2090).

3.

Милостивый государь мой Александр Васильевич!

Когда война с наружными отечества нашего ненриятельми еще не утихла, в то время очень вредно, чтоб внутри оного тлилася хитрым образом искра, могущая, воспламенить пожар междоусобия.

Чрез сие я разумею тлетворные семена суеверства, в другое время мало уважаемые, а при нынешних обстоятельствах заслуживающая внимание благоучрежденного правительства, дабы они не произвели плодов себе подобных или зловреднейших. [451]

Несколько лет наведывался и примечал я за находившимся, здесь в часовне Иверские иконы иеромонахом Мельхиседеком и усмотрел, что все его предприятия клонятся к смущению церковному, я к подрезыванию жил светского могущества, да еще и под защищением предприимчивого и многонадежного начальника.

Для того, по особенному моему усердию к церкви и отечеству, внушил я наперед сего чрез господина прокурора Синодальной Конторы Петра Васильевича Гурьева Московскому архиепископу (что ныне митрополит), чтоб уничтожить зародыш имеющего открыться зла в самом его начале, то есть удалить оного суеверного старца Мельхиседека от той часовни и от Москвы.

Преосвященный долго отговаривался предлогом корыстолюбия, а именно, что тот Мельхиседек доход 4000 рублей своим пронырством возвысил до 10.000 рублей в каждый год в пользу монастыря Перервина; напоследок, услышав от господина прокурора Гурьева, что он намерен о сем рапортовать обер-прокурору Синодскому, принужден того Мельхиседека перевести из часовни, однако сделал его настоятелем особой пустыни, недалеко от Москвы отстоящей. Тем не только не пресек способ тому ханже производить свои суеверства, но еще дал лучший повод принимать к себе новых гостей, его почти обожающих, да и самому ему пустосвяту, в Москву въезжать беспрестанно, ночи проводить в домех обывательских, а паче у женщин, и распространять час от часу более странное свое учение.

Ревность о благе общем принудила меня протестовать письменным донесением (с которого при сем прилагаю точную копию), на оного обаянника Московскому архиерею, в надежде получить благодарность от его преосвященства за предостережение худых следствий. Но владыко наш, прочитав оный извет на его свата (поелику Мельхиседекова дочь с большим приданым выдана за родного митрополичьего племянника), вместо ожидаемой благодарности кричал на меня по своему обыкновению, приговаривая между прочим: 1) я-де прикажу исследовать в Консистории, где ты будешь таскаться года два-три по сему делу; 2) что будто я заслужил гнусное имя доносчика; 3) утверждал, что вольно ему Мельхиседеку исповедывать мирских людей, ибо-де монашествующие напред сего, бывали духовниками у великих государей, не только у простых мирян; 4) для чего ты Мельхиседека назвал старцем, он уже строитель пустыни; 5) что тебе дела, что выставливают на улицу иконы, ибо-де я отвечаю за это, а не ты и пр. Я, на все эти пункты учиня учтивейшим образом основательный ответ, наконец услышал [452] происходящие из уст его преосвященства многие мне угрожения, которых хотя и не боюся в деле, по чистой моей совести, для общего блага восприятом, но как консисторские судьи, большею частию монашествующие, не по примеру благоучрежденных училищ определяются и отрешаются, но единственно по архиерейскому своенравию, то непременно, защищая митрополичьего свойственника, будут мне чинить всякие притеснения.

В таковых обстоятельствах должен я буду по порядку отозваться в Святейший Правительствующий Синод, где также главнейшие и сильнейшие члены из монашествующего духовенства, усердно защищающего черноризцев в силу древней Русской пословицы: ворон ворону глаза не выклюнет.

Того ради ваше превосходительство покорно прошу при благовременном случае доложить о сем Ее Императорскому Величеству: не соблаговолено ли будет поручить сие о ханже Мельхиседеке дело для справедливого исследования его высокопревосходительству главнокомандующему здешнему генералу и кавалеру Петру Дмитриевичу Еропкину обще ставропигиального Донского монастыря с архимандритом Аввакумом, яко иностранным, притом разумным и Московской епархии не подчиненным мужем, а по доказательиом мною чрез достоверных свидетелей уличении, оного суеверного старца Мельхиседека без всякой огласки удалить из Москвы, куда заблагорассуждено будет и тем пресечь по видимому не великое, но в самой вещи вредительнейшее зло, распространяющееся на многих, даже благородных обоего пола людей, аки обвороженных и слепо вступающих в Мелхиседековщину.

Если паче чаяния сия бумага не благоугодна явится пред лицем Премудрой нашей Монархини, но я остануся с душевным спокойствием, исполняя долг верноподданного. Впрочем с искренним почтением пребуду и пр.

Таковое письмо отправлено к его превосходительству на почте Ноября 22 числа 1789 года.

Подавая в 1789 году Платону извет на иеромонаха Мельхиседека, Алексеев заканчивал его словами: «Сие мое извещение произошло от нелицемерного усердия к вашему высокопреосвященству и клонится единственно к предосторожности вашей, дабы таковой епархии вашего преосвященства умножающийся беспорядок не дошел до сведения Святейшего Синода, а кольми паче до Высочайшего слуха». (Рус. Арх. 1880, кн. II, 191). Петр Алексеев вслед затем откровенно и прямо говорит Храповицкому, что он донесет о беспорядках по Московской епархии Синоду, а его Храповицкого просит довести о них до сведения Императрицы. [453]

4.

Декабря 2 дня увидевшися со мною Иван Иванович Павлов у меня в доме, сказывал, что смена Мельхиседеку из часовни Иверской воспоследовала по настоянию прежнего главнокомандующего графа Захара Григорьевича Чернышова. Графине А. Р. Чернышовой весьма хотелось обрюхатеть и родить сына или дщерь от графа, и как она некогда объявила свое желание некоторым женщинам, между коими была и жена богатого купца Савинова, ученица и проповедница Мельхиседекова, (то) она графине сказала, что это один может сдедать Мельхиседек своими молитвами. Графиня позвала его к себе уединенно и просила его, чтоб он исходатайствовал ей от Бога плод чрева. Мельхиседек ей отвечал, что он это сделает; точию, как она испорчена, то прежде ей надобно полечиться от порчи, на что и дал ей лекарства-воды намешанной, чтоб она умывалася, да елей из лампады Иверские иконы, чтоб мазалася. Она, исполняя наставление Мельхисидеково, вымазалася тем лампадным елеем… Муж, ощутив зловоние горелого масла от жены своей, удивился и спрашивал ее, что это значит? Она, отговариваяся разными образы, напоследок сказала, что в часовне у Иверской находящийся старец дал ей то из лампады масло вымазаться для чадородия, и она вымазалася. Граф, как несуеверный человек, спрашивал архиерея Московского о сем старце и требовал от него, чтоб перевести его из той часовни, что и воспоследовало. NB. Сие Павлов рассказывал при протодиаконе Михайле Алексееве.

Остается сожалеть, что из заметок и рассказов Петра Алексеева не видно, что за человек был сам Павлов, имевший возможность знать разговоры графини Чернышовой, веденные ею наедине как с Мельхиседеком, призванным «уединенно», так и с ее супругом, надо думать, тоже без свидетелей.

5.

О призыве в Консисторию.

Декабря 3 дня 1789 года прислана ко мне в дом записка таковая: «В Московскую Духовную Консисторию явиться кафедрального Архангельского собора протоиерею Петру Алексееву сего Декабря 4 числа после литургии. Декабря 3 дня 1789 года». На подлинной пишет: «Секретарь Иван Виноградов. Канцелярист Петр Ильин». 4 числа после обедни посылал я в Консисторию псаломщика Ивана Васильева, к секретарю консисторскому, что есть ли время мне взойти пред собрание? Секретарь сказал, что пусть изволит придти, [454]

Итак в начале 12 часа по утру, пошел я в Консисторию. Пришед в подъяческую, скинул шубу и пошел в летней рясе. Пришед в секретарскую, спрашивал....... ², время ли мне войти в судейскую? Он отвечал: извольте. Пришед в судейскую, сказал консистористам: можно ли мне с вами похристосоваться? ³ Они отвечали: можно. И я пошел целоваться с правой стороны с архимандритом Савинским Нектарием и с двумя протопопами: Покровским и Казанским; потом с левой стороны: с протопопом Сретенским и игуменом Крестовоздвиженским.

Потом я говорил, что, шедши по лестнице, устал; не прикажите ли мне дать стула? Они приказали подать второго члена кресла, который тогда не присутствовал, архимандрита Боровского.

Потом приказано было читать секретарю Виноградову дело. Сперва он прочел резолюцию его преосвященства на моем донесении: «Консистории рассмотреть, указным порядком». После того в Консистории сделанная выписка из законов читана, как должно подавать доношения; напоследок, заключено, чтоб протоиерей Архангельский подал особливое доношение с показанием времени и лиц, где и когда Мельхиседек производил свои суеверства? Потом сказано, чтоб Мельхиседек никого к себе на дух не принимал ни в Москве, ни в Екатерининской пустыни и в Москву бы не ездил из той пустыни, кроме сего дела по Консистории и чтоб жительство имел в монастыре, от Консистории назначенном. В том же консисторском определении предписано, чтоб я подал вышеозначенное особливое доношение etc. Я, выслушав все оное, сказал: Мне отвечать в Консисторию по сему делу не следует для того, что архиерей по прочтении моего донесения грозил мне, что будто я должен таскаться по сему делу в Консисторию чрез три года и прочие чинил мне угрожения. А как консисторские члены зависят единственно от воли его преосвященства, то я сими судиями не могу быть доволен, яко норовящими свату архиерейскому, а отзываюся на рассмотрение Святейшего Правительствующего Синода, который определит членов по сему делу, не подчиненных Московскому митрополиту. Потом, изъясняясь политичным образом с членами Консистории, говорил я: Не приметили ли вы во мне какого неучтивства? Я, кажется, обходился с вами самым вежливым образом. И сие выговорив, вышел из собрания. [455]

Тут порядок не наблюден; ибо надлежало спросить Мельхиседека: Сколько он имеет детей духовных обоего пола? Делал ли он суеверства в доношении показанные, развратил ли он семейства в Москве etc. А если бы он в допросе заперся, тогда бы следовало взять от меня доказательство обстоятельное и проч. В том же определении консисторском предписано Мельхиседеку на дух к себе мирских лиц не принимать (видно, что он признался в принимании на исповедь): то бы и надлежало во все монастыри Московской епархии (послать) запрещение, дабы монашествующие отнюдь не принимали к себе на дух мирских людей, особливо женского пола, кроме великие нужды. А великая нужда есть, когда человек близ загородного монастыря занеможет к смерти и желает сподобиться таинств спасительных; в таком случае дозволяется иеромонаху исповедовать и причастить болящего; а естьли тот человек выздоровеет, то должен паки возвратиться к правильному своему духовнику, и монаху здравого его не принимать на исповедь, в противность правил церковных и государственных узаконений.

Второй призыв меня в Консисторию пред собрание, при Савинском и Боровском архимандритах и при двух протопопах Сретенском и Казанском, воспоследовал Генваря 28 числа 1790 года, а что тогда происходило, о том записано под тем числом в моем журнале обстоятельно ⁴.

6.

К господину Храповицкому второе.

Отправленное мною на имя вашего превосходительства минувшего месяца 22 числа письмо и при нем копия с донесения здешнему митрополиту поданного мною же для келейного его рассмотрения о противных церкви и вредных отечеству поступках суеверного старца Мельхиседека, дошли ли до сведения Всемилостивейшей нашей Государыни Императрицы и что по сему делу воспоследовало, я нахожусь в недоумении, между страхом и надеждою. Ибо сего Декабря 3 дня, призвав меня в Московскую Духовную Консисторию на. испытание, приказывали мне подать о том суеверии, давно самому преосвященному известном, формальное доношение с показанием имян свидетелей при ком что делалося, с тем видно умыслом, дабы прежде времени можно их или отвести, или уговорить, или [456] задарить, или застращать, а тем самым затмить истину в пользу архиерейского свата.

Такового доношения подавать в Консисторию возбраняют мне важные резоны, из коих некоторые упомянуты в прежнем моем к вам письме, другие ж сами собой откроются. Почему я тогда в Консистории и отозвался к Святейшему Правительствующему Синоду. Теперь же слышу, что, за ревность мою о благе общем и за верность к моей Всемилостивейшей Государыне, восстала на меня вся власть темная, ков составляют и простираюсь сети к моей погибели. Для отвращения оной и дабы не предварил меня преосвященный своим в Св. Синод представлением, покорнейше прошу ваше превосходительство доложить по прежнему моему письму Ее Императорскому Величеству, а если вам неугодно или не можно, то дозвольте мне употребить особое средство к извещению высочайшего слуха о деле и его следствиях толикие важности, какую я не без причины воображаю. Авось либо тут откроется магнитизм или другого рода шарлатанство. В ожидании на сие благосклонного вашего соответстия пребуду и пр.

P. S. Если прежнее мое письмо осталося по сие время без всякого действия, покорно прошу оное сокрыть от сведения тех лиц, коим знать о нем не должно. (Ибо хотя не имею счастия пользоваться личным вашим знакомством, но в рассуждении доверенности Ее Величества вашей особе по делам такова роду, я не воображаю, чтоб чрез вас предан был … на жертву злобным моим гонителям) ⁵.

7.

К отцу-духовнику от 6 Марта 1790 г.

Очи всех белых священников на тя уповают. Вступися, милостивый отец, в их бедное состояние; постарайся, дабы они не преданы были в всеконечное рабство черноризцам, которые уже, существенную пресвитеров должность в Москве на себя восхищают, т. е. исповедуют, причащают, елеем освящают, в домовых церквах литургисуют и заклинательные молитвы над обуреваемыми от злых духов по Требнику читают и, видно, к тому ведут, чтоб одним выборным мнихом быть у мирских, особливо у нарочитых людей, духовниками, в противность правил святых, Духовного Регламента и порядка церковного. Правда, что их [457] защищают сильные лицы, которые говорят: «вить иеромонах также посвящен, как и ты; да и у великих государей напред сего бывали духовники из монашествующих». А как под сими словами много подразумевается, для того я, сию материю несколько объяснив, на рассмотрение вашего высокопреподобия подношу при сем ⁶. Если оная удостоится вашей апробации, покорно прошу употребить ее в действо, или обратно переслать ко мне, вашему послушнику, с повелением: что должно мне чинить по сему делу, я все то готов исполнить в силу вашего наставления, которое благоволите, хотя словесно, приказать чрез Ф. П. Ремизова. В ожидании вашего благосклонного на сие отзыва с нелицемерным почитанием пребуду и пр.

Послано на почту с Иваном Марта 21 дня 1790 года.

8.

К зятю Петру Андрееву.

Любезный Петр Андреевич!

Недавно я сведал, что архиерей приказал от Виноградова Мельхиседеково дело взять Вешнякову, то сделай мне одолжение, закинув какое-либо постороннее дело, съезди к Виноградову и обстоятельно разведуй – для чего сие сделано? Не взял ли архиерей подозрения на Виноградова и что по сему делу теперь происходит в Консистории и меня уведомить, дабы я мог взять приличные меры, я же есмь... Внизу рукой Алексеева приписано: «Он 11 числа Апреля явился и вывел меня из сумнения».

9.

К Ремизову.

Вместо того, чтоб пересылать к вам здешние гостинцы, только утруждаю вас коммиссиями в надежде на ваше ко мне давнишнее благоприятство. Я недавно по причине Мельхиседекова дела послал к духовнику Ее Величества при писъме рассуждение, что монашествующим не должно принимать к себе на дух мирских людей, особливо женщин, кроме великой нужды, которое рассуждение доказано правилами отеческими, Духовным Регламентом и благоустройством Церковным, а как от отца-духовника не надеюся получить письменного на сие соответствия – апробовал ли он сие рассуждение или нет, то и прошу вас, государя моего, покорно справиться о сем самолично с его высокопреподобием и, приметя его обо мне отзыв, уведомить меня, вашего послушника, дабы я впредь безошибочно мог [458] поступать с тою особою, которую много почитаю и уверен о его ко мне благосклонности.

15 Апреля 1790 г.

Ф. П. Ремезов, унтершталмейстер, вероятно общий знакомый духовника императрицы Екатерины Памфилова и Алексеева.

10.

К Веревкину.

Последние 9 тетрадей с надписанием на полях выносок и подлинник Фр (анцузский) к вам при сем посылаю. Покорно прошу в бытность вашу в Петербурге рекомендовать меня, вашего послушника, почтенным людям, а кому именно и как, это зависит от вашего благоразумия, о Мельхиседекенщине же доложить преосвященному митрополиту Новгородскому, что принужден вынаружить оную не по частной какой-либо причине, но единственно по усердию к Церкви Святой и по ревности к общему благу; что Мельхиседеку делается доселе понаровка к продолжению самых грубых суеверств и что он в прошедший великий пост исповедовал известную мне госпожу и, отслужа в приходской церкви обедню, сам ее причащал. Сие ведет за собою противные Церкви следствия. Рассуждение, что монашествующим не должно быть в Москве духовниками, доказанное правилами и Духовным Регламентом, вы слышали, будучи у меня в доме; а какой от его высокопреосвщенства будет отзыв, меня уведомить чрез почту, так как и мне пиша к вам, где отдавать письма и как надписывать, прошу дать наставление. Я же с своей стороны никогда не отрекуся от налагаемых мне вами письменных трудов, точию бы в честь и славу вашего имени, которого вечным почитателем пребудет и пр.

От 22 Апреля 1790 г.

Действ. ст. сов. Михайло Иванович Веревкин, также как и Петр Алексеев, был членом Российской Академии и известен многоразличными переводами с Французского и Немецкого языков, в чем, как видно, помогал ему Петр Алексеев.

11.

Давно почитаемый мною Петр Иванович!

Я чрезвычайно обрадовался, услыша от сына, что достоинство в особе вашей награждено чином штатского советника, с чем вас, государя моего, усердно поздравляя, желаю, дабы услышать мне в непродолжительном времени прибавление к титлу вашему [459] действительного. Впрочем с непременяемым почитанием пребуду вашего высокородия послушник.

П. И. Кошелев был председателем Московской Уголовной Палаты, а сын Петра Алексеева Федор служил ассесором в Гражданской Палате; другой сын Николай – в л.-гв. Измайловском полку.

12.

Колычеву.

Покорно прошу возвратить те бумаги, кои чрез Лаконина вам были доставлены для удовлетворения вашего любопытства, ибо у меня не осталося копии с них, яко начерно писанных и неусовершенствованных; а как дополню и по надлежащему исправлю оные, то можете, естьли вам угодно, исправные от меня получить, також и другие материи внимания вашего не недостойные. Впрочем с отличным почитанием пребуду и пр.

Августа 1 дня 1790 г.

Михайло Петрович Колычев был Московским губернским прокурором, назначенный в эту должность по настоянию Московского главнокомандующего кн. Прозоровского (Дневн. Храповицкого, стр. 333). Бумаги, которые Петр Алексеев послал к нему, «для удовлетворения его любопытства», касались масонов и Новиковского кружка, о которых отец протоиерей строго выслеживал для донесения начальству, в то время ими занятому. Одна из этих бумаг, которую Петр Алексеев называет «Историческим Известием», напечатана нами в «Русск. Архив» 1882 г. кн. II, стр. 76 под № 10.

11.

К обер-прокурору А. И. Мусину-Пушкину.

В угодность вашего превосходительства представляю при сем верный список с дверцев, которые напред сего были при царском старинном месте, что в Московском большом Успенском соборе. Не прогневайтеся, что не очень чисто и с....⁷ написано; причина тому предшествовавшие неисправные переписчики, которые не умели под титлами речения ставить, так и принужден я наскоро исправнее переписать.

14.

1794 года Генваря 8 дня показывал мне Синодальной Конторы прокурор Л. И. Сечкарев ордер (или указ), присланный из Петербурга от Св. Правительствующего Синода за рукой [460] обер-прокурора А. И. Мусина-Пушкина, коим предписано, чтоб достоверно в скором времени справиться о великих Четьи-Минеях Макарьевских, имеющихся в библиотеке большого Успенского собора, из коих источников почерпал он преосвященный митрополит всея России Макарий запасы, составляющие 12 миней его, и оные отыскивать в двух библиотеках, т. е. в Синодальной и Типографской и что найдется, представить в Св. Синод для донесения Его Императорскому Величеству.

15.

Августейшая Монархиня Всемилостивейшая Государыня!

Искренно любя и высоко почитая Святую Церковь, отечество и Матерь Отечества, писал я нижепоименованный к отцу духовнику Вашего Императорского Величества, что безместно разглашаются в здешней столице нововымышленные из корыстолюбия чудеса и восписываются древним митрополитам Российским Киприану и Фотию, почивающим в большом Успенском соборе более 300 лет.

А как церковь с государством сопряжена тесным союзом, то я и не мог удержаться, чтоб всеподданнейше не возвестить вашему Императорскому Величеству о нижеследующем.

Ложные чудеса прекращать есть долг Святейшего Синода, а предусматривать следствия таковых чудес, дабы не во вред государству обратилися, Всевышний предоставил благоразумию самодержавной власти. Для того из прежних опытов примечая расположение здешней необузданной черни, также нарочито суеверов и ханжей, опасаюся, чтоб какой-либо злодей не подхватил того чудесничества ко исполнению своих вредоносных намерений и не открыл бы паче чаяния подобной трагедии, какова по несчастию случилася в прошлом 71 году у Варварских ворот, над которыми образ Пресвятой Богородицы, именуемый Боголюбские, оглашен тогда чудотворным для исцеления якобы от моровой язвы, а, в самом деле оказалося, что зломыслящими мятежниками назначено было то место для скопу легковерной черни. Неприятное к воспоминанию происшествие!

Но известно всем, что Успенский собор уважается больше Варварских ворот; притом Ивановская колокольня, где в старину набатом стрелецкие и раскольнические бунты начинались, недалеко отстоит от собора, а народу собирается иногда по ночам до 5000 человек в Кремле. Что же, естьли еще и плевельные властолюбивых духовных разговоры приложатся и сухому хворостию огнь подложат? [461]

Дай Боже, чтоб сие от искреннего усердия происшедшее домышление было несобытным и народное, в рассуждении новоявленных чудотворцев, иcступление не превратилось бы в неистовое изуверство (фанатизм); в противном случае, порох вспыхнувший тушить уже поздно.

Впрочем я всенижайший ничьего умысла по сие время не разведал, точию кроме того, что Успенской протоиерей, будучи Синодальный член, присутствующей в здешней Синодальной Конторе, брат родной преосвященному митрополиту Московскому, паче сват известному здесь обаяннику Мильхиседеку ⁸, недавно начал тщательно приноравливаться ко вкусу суеверного простонародия и внедряться всячески в любовь ханжей и ханжих, как-то торжественным посвящением нового покрова... а чрез то хитрым чудес обнародованием, четками с притворным вздохом перебираемыми и прочими народоласкательными предприятиями и неподобающими ему от проповедников Слова Божия требованиями, чтоб, обратясь к нему, седящему у св. трапезы, близ царских врат, говорили: «за благословением высокопреподобнейшего отца, протопресвитера Александра Георгиевича», чего в нашей православной церкви никогда не бывало. Он же нынешнего года, представляя Святейшему Синоду на соборян Благовещенских и Архангельских не отправлявших ночные молебны пред Успеньевым днем (им же протоиереем самовольно уставленные) намекает нечто подозрительное и опасное «яко бы от того выходит в народе молва и немалый ропот, даже некоторые и вопиют» и проч., требуя, чтобы народ удовольствовать и успокоить. Таковые замахи ничего доброго не предвещают. Но как сие дело относится к Августу месяцу, то и есть довольно времени поправить оное, а чудеса с новооткрытыми в соборе молебствиями притом не терпят времени.

Для того я, всенижайший, совесть свою облегчая, по долгу присяги, о сем заблаговременно писать дерзаю и всепокорнейше прошу Ваше Императорское Величество, дабы не предать меня немощного старца в руце сильного монашествующего духовенства. А я пою Богу моему небесному и земному дондеже есмь. Вашего Императорского Величества, Всемилостивейшая Государыня, всеподданнейший слуга и богомолец Петр, протоиерей Архангельский.

Москва. Ноября 1795 года. [462]

17.

1796 года Генваря 3 дня коллежский советник, первой части пристав, Александр Алексеевич Семенов, пришел в Архангельский собор и наедине объявил мне, что вчерашнего числа пришел имянной Ее Императорского Величества указ от обер-прокурора Синодального А. И. Мусина-Пушкина к здешнему конторскому прокурору господину Сечкареву, по которому велено в скорости исследовать о новых по Успенскому собору чудесах при гробницах древних митрополитов Киприана и Фотия, там почивающих, якобы бываемых. Я к нему Семенову обещался быть в дом и обстоятельно о сем поговорить.

18.

Записка.

Сего 1799 года Генваря 17 числа, в проезд Архангельского протоиерея Петра Алексеева чрез Спасские ворота, часовой гранодер остановил его лошадей на мосту, норовя схватить с головы его шапку, якобы за штраф, что ехал он тогда под Спасскою башнею в шапке, объявляя, что им часовым о том якобы приказ есть от своих командиров, чему он протоиерей чрезвычайно удивился, зная подлинное сему обряду основание. Когда великие государи Российские живали в Кремле, тогда Кремль почитали двором царским, и подданные должны были при входе в Кремль и выходе из оного снимать с голов шапки, особливо, когда еще из царских чертогов видны были Спасские вороты до застройки приделов Вознесенского монастыря. (Коему обычаю последуют и доднесь ход, лопы, входя на господский двор без шапок). Но нынче, как нет в Москве императорского присутствия, то и нет резону принуждать людей, а паче в зимнее время, обнажа головы, проходить длинные те Спасские вороты; понеже над ними не имеется ни церкви, ни другой какой святыни, кроме часовщика с его семейством, не заслуживающих такого уважения, чтобы под ними ходить всем людям без, шапок даже и в лютейшие морозы. А потому и неуповательно, чтоб военная команда поставляла к воротам часовых для отобрания шапок, как гранодер о том объявлял ему протоиерею при посторонних случившихся тогда послухах.

Естьли бы внутри тех ворот заключалася которая святыня, подобно священному храму, то не должно бы проходить сквозь их ни лошадям, ни другой животине, да и солдатам в шляпах, а гранодерам в шапках, как наблюдается во святых церквах [463] Божиих. Образ Спасов, на внешней стране тех врат имеющийся, конечно требует от православных христиан должного почтения, но почтения добровольного, а не принужденного; ибо Жиды, Магометане и других исповеданий Христиане, коих число имеется в Москве не малое, не покланяются честным иконам, но срывать с них шапки за сие стражам, поставленным для недопущения озарничеств, есть непристойно. Лучше не пускать их в те вороты, предварительно дав знать, что сквозь оные позволено проходить людям, без шляп и шапок, так как в Риме установлено и обнародовано по одной святой лестнице входить и сходить на коленах, а не ступать обыкновенным шагом, что и наблюдается от людей набожных самолично или чрез наемных, во оставление грехов, а прочих к тому не приневоливают.

Есть, может быть, в народе и такая молва, что имеющаяся на тех вратах надпись заключает в себе якобы проклятие людям, проходящим сквозь их в шапках, но сие народное умствование есть ложно; ибо та надпись, изображенная Римскими письменами, показывает: когда, при коем государе и каким именно архитектором построены Кремлевские башни, а более ничего. Також и другие старинные повести о бесшапочном сквозь сии врата прохождении недостойны вероятия.

Побудительною причиною к продолжению сего часовых поступка может почесться корыстолюбие, как напред сего явно оказалось; ибо тот же протоиерей, некогда проезжая из Кремля теми воротами, усмотрел несколько человек крестьян, стоявших пред часовым и со слезами умолявших его об отдаче шапок, кои с них были им сорваны и в печуру побросаны. Протоиерей, сжаляся на них, просил того часового о том же; но он, ничему не внимая, требовал выкупу, то есть несколько денег на свечи к образу Спасову, да себе на часы. А как те крестьяне недавно из Галича пришли в Москву для прокормления своею работою и денег при себе не имели, часовой же между прочим сказал, что так приказано ему от командира, то протоиерей, возвратись паки в Кремль, объявил о сем беспорядке дежурному капитану г. Оленину, который тотчас послал унтер-офицера, чтоб сменить того часового и шапки немедленно возвратить крестьянам. А распрося его, узнал, что он чинил то по условию с церковниками, в часовне свечи продающими, и штрафными деньгами корыстовались вообще. За что приказал его наказать по воинской регуле при собрании роты, на страх прочим. С того времени прекратилося было сие озарничество, а желательно, чтоб и никогда не возникло. [464]

19.

NB. Помнить о крылошанках монастырей женских, которые сверх штата учреждены архиереем Московским во отягощение штатным монахиням. Они же в праздник Рождественский посылаются, по дворам обывательским славить Христа, девок по десяти и более, к соблазну народному и к предосуждению монашеского чина, в противность Духовного Регламента.

20.

Максима Кафоликоса выгнал отсюда Московский митрополит за то, что он стал в Москве служить обедни, не доложася его святейшества; но Кафоликос имел дозволение от Св. Синода о священнослужении здесь; да и Московский митрополит ему прежде позволил было, но после пожалел дач денежных, к Максиму, а не к нему доходящих, выговаривал ему чрез переводчика, почел он и удалился отсюда в Астрахань, где ему жить с немалою свитою дешевле.

21.

Даниловский архимандрит сказывал мне в приделе большого Успенского собора, перед молебном, что привезли из Ростова тело умершей там и отпетой жены купца Савинова сюда в Москву в Данилов монастырь, и нарочно гроб открыт, чтоб Мельхиседек ее разрешил от грехов, а без его разрешения якобы она coстоит под запрещением.

Еще требовал от него архимандрита архиерей Московский иеромонаха Мельхиседека именем (?) и вопрошал: «умеет ли он ханжить?» – Архимандрит сказал: «я не знаю». – «То-то, говорит архиерей, вить мне потребен ханжа такой же, как Екатерининской пустыни строитель: смотри, как он устроил ту пустыню, любо дорого смотреть, а ведь не иным чем, как ханжеством».

22.

Придворному диакону Павлу Н.

За письмо ваше, что от 23 Октября, благодарствую. Книгу поберегите до времени у себя в целости. Ежели, видя анекдот мой у отца-духовника, приметили вы его ко мне благоволение, то приложенное здесь к нему же писание прошу подать его высокопреподобии почтенно; в противном же случае удержите оное у себя и меня [465] уведомьте приятельски, чего от вас ожидая, пребуду навсегда с непременяемым доброжелательством. П. п. Арх.

Двора Ее Императорского Величества честнейшему священнодиакону Павлу Николаевичу Поморцеву.

Прибавок к духовников у письму.

П. п. Сегодня я достоверно сведал, что протоиерей Успенской, служа литургию в церкви Замоскворецкого сорока имянуемой Всех Скорбящих Радости, Октября 24 числа, в самый праздник Богородичного образа, священника тамошняго, идущего сказывать проповедь, удостоив по обычаю архиерейскому облобызать сперва напрестольный крест, а после того свою.... ⁹ десницу, приказал ему нечто тайно, а сам сел в креслах, близ св. трапезы у царских врат с четками. Священник, приступая к надлежащему предложению слова, говорил, обратяся к образу Пресвятой Богородицы: О всепетая Мати… и проч., потом.... За молитв высокопреподобнейшего отца протопресвитера Александра Георгиевича и проч. Викарий Московский Серапион епископ после, призвав благочинного того сорока, выговаривал ему: «для чего ты допустил священника сказывать такие необычайный приветствия протоиерею Успенскому?» Благочинный отвечал, что он, предварительно осматривая сию проповедь, таких речей в ней не видал. Смотрите, куда гордость стремится!

От того ж 1 Ноября.

23.

О раструбах на посохе архиерейском.

Обрядам священнослужения и облачению архиерейскому положены пределы в печатном Чиновнике архиерейского служения, из которых пределов не позволено никому выступать; но не в давнем времени примечено, что Московский архиерей на свой пастырской посох навешивает тафтяное знамя из двух раструбов состоящее, на которых вышит герб Российский двоеглавого орла под императорскою короною со скипетром и державою, и такое на посохе знамя, неприличное смирению святительскому, возят иногда по удицам столичного града Москвы вершники архиерея пред его каретою, к соблазну народному, а особливо старообрядцев и к предосуждению высочайшие власти, чего не осмеливалися чинить ни святейшие патриархи Всероссийские. Даже ни одного такого знамя или штандарта не видно в патриаршей ризнице, что надлежит всеконечно запретить: ибо новизна всякая есть нетерпима в церкви, кольми паче дерзновенное восхищение знаков царских духовной особе. Притом, сей пример [466] Московского архиерея заразит не только епархиальных, но и безместных архиереев и, впред утвердяся долговременностию, почтется непременяемым … ¹⁰

NB. Синодальный член преосвященный Димитрий митрополит Новгородский года месяца числа ¹¹, отправляя в высокоторжественный праздник … ¹² в большом Успенском соборе молебен и усмотря, что посошник служащего тогда обедню епископа Грузинского Филимона держит на палке странное некое знамя, призвав меня к себе, приказал, оное сняв, сжечь на алтарном горне и впред таковых необычайных сулков навешивать на посохи архиерейские запретил и сам, будучи первенствующий Св. Синода член, их никогда не употреблял.

24.

Княжне Е. Ф. Мещерской.

Находясь я с 22 числа сего месяца болен, беспокоюся, дабы последний сын мой Николашка, яко нигде не определенный, в случай кончины моей, не достался в неприязненные руки на жертву, для того всепокорно прошу ваше сиятельство оказать свойственную душе вашей милость – приобщенное здесь письмо и прошение к графу Н. И. Салтыкову при рекомендации вашей препроводить чрез почту и тем меня вашего почитателя матерински облагодетельствовать.

25.

К Николаю Ивановичу Салтыкову, графу.

Сведав, что вашея особы отменное достоинство награждено высокомонаршим пожалованием графа Российской Империи купно с вашими любезнейшими потомками, приношу вашему графскому сиятельству всеусерднейшее мое поздравление, сердечно желая и непрестанно моля Господа Бога, да продолжит дражайшее здравие и благоденствие ваше и вашей многопочитаемой мною Фамилии на множество лет. При сем нижайше прошу, по милости вашего сиятельства, определить сына моего Николая во вверенный вашему сиятельству лейб-гвардии Измайловский полк, каким чином заблагорассуждено будет, и пашпортом до совершенного возраста его пожаловать, я же к вечной благодарности обязанным, покамест жив, пребуду. С благоговейным высокопочитанием вашего графского сиятельства, милостивого государя, всенижайший слуга и богомолец. П. п. А.

Комментарии

1. Петр Алексеев, будучи протоиереем Московского Архангельского собора, не находился в подчинении у черного духовенства и безбоязненно писал о злоупотреблениях его. Сличи «Русский Архив» 1880, III, 482 и статьи его (по указателю). П. Б.

См. его биографию, помещенную нами в Русском Архиве 1880 г. (кн. 2-я), а также «Выдержки из бумаг Петра Алексеева», там же 1882, кн. 2-я, (стр. 68). А. К.

2. Два слова не разобрано, так как бумага истлела.

3. Т. е. приветствовать их целованием, как это принято у лиц духовных.

4. В бумагах, бывших у нас, не найдено. Судя по последним словам, можно думать, что Петр Алексеев вел еще особый журнал.

5. Что находится в скобках, то в письме Алексеева зечеркнуто; точки поставлены вместо неразобранного слова.

6. Объяснения этого в бумагах нет.

7. Означенное точками не разобрано.

8. Что в скобках, то у Алексеева зачеркнуто.

9. Неразобрано.

10. Неразобрано.

11. Числа не поставлены.

12. Неразобрано.

13. Покоющегося в Московском Даниловом монастыре. П. Б.