Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

Русский лекарь Ерофеич

Как эскулапу фамилию вернули

…достопамятно было то, что около сего времени на все наше государство гремело славою и занималось разговорами о появившемся в Петербурге русском лекаре Ерофеиче, вылечивающем всех с преудивительным успехом, так что возмечтали об нем уже и Бог знает что, и почитали его уже сущим Эскулапом… 1

Андрей Болотов

1767 год. 28 мая английский посланник Генрих Шарлей отправляет секретарю Конуэ в Лондон секретное послание: «...Панин делает все, что может, для того чтобы упрочить свое положение и выставить несколько друзей, довольно сильных для того, чтобы составить перевес влиянию графа Орлова, который в настоящую минуту, со временем выезда Ея Величества из Москвы, особенно близок к императрице. Однако весьма счастливые обстоятельства, по видимому, обещают ему успех, граф Алексей Григорьевич опасно болен воспалением желудка, и все полагают, что он не переживет этой болезни... Так как из всего семейства он один способен руководить партией, то смерть его доставила бы Панину значительный перевес над врагами» 2.

Бьются лейб-медики за графа, делают все возможное, чтобы спасти, но безуспешно: Екатерина Алексеевна упрямо не желает мириться с потерей человека, которому всем обязана. Не доверяя своим врачам, она отправляет трем европейским светилам подробную историю болезни Алексея Григорьевича. Ответы пришли неутешительные: Орлов обречен.

28 февраля 1768 года в Лондон летит еще одно послание:

«От Генриха Шарлея к достопочтенному Лорду Виконту Уаймоуту. (Весьма секретно и конфиденциально.)

...Доверием ея обладает одно только семейство Орловых. Интересы их она принимает за свои собственные и старается только через их посредство раздавать все места, как гражданские, так и военные. Они скоро потеряют единственного из пяти братьев, способного руководить действиями партии. Граф Алексей признан слишком слабым, для того чтобы подвергнуться усталости переезда до Пирмонтскиx купаний, воды которых считаются единственным средством излечить его болезнь. Друзья Панина становятся с каждым днем многочисленнее...» 3.

Последний консилиум врачей рекомендует убитым горем братьям соборовать обреченного, поскольку тот до утра не доживет. Враги ликуют: Орловым пришел конец! Но радость оказалась преждевременной. К Алехану приглашают известного в ту пору Ерофеича.

Ерофеич

Сведения об этом человеке скудны и противоречивы, не известна даже его фамилия; то ли Ерофеев, то ли Ерофеевич. Одни называли его фельдшером, другие лекарем, третьи знахарем, но все — шарлатаном. Даже Державин, боготворивший Алексея Григорьевича Орлова, которому был обязан своей карьерой, называл Ерофеича «наш славный шарлатан». Одни писали, что он лекарь академии наук, другие — академии художеств. Зато все сходились в одном: шарлатан был совершенно безграмотным.

Самое подробное описание «шарлатана» встречается в записках знаменитого Андрея Болотова, который записал для потомков рассказы своих друзей, испытавших на себе искусство Ерофеича. «Слава его чрез самое короткое время сделалась так громка, что обратились и поскакали к нему со всех сторон и краев России страждущие разными болезнями, и многие действительно получали от него великое облегчение. Самый друг мой г. Полонский собирался к нему в сию зиму ехать и также полечиться от своей толстоты и водяной болезни, чувствуемой им у себя в ногах. Словом врач сей обожаем был всеми и составлял около сего времени феномен необыкновенный, и потому не за излишнее почел я поместить здесь некоторое ближайшее об нем известие и анекдоты, слышанные мною от очевидцев, а особливо от шадского соседа моего г. Соймонова, ездившего к нему с сестрою своею для лечения оной, и сделать сие для того, что легко статься может, что иных известий об нем не останется нигде» 4.

Болотов оказался пророком, поэтомy все, что им написано, представляет собой огромный интерес. Из-за важности «живого» свидетельства приведу полностью рассказ Соймонова.

«Ездил я, государь мой, лечиться с сестрою своею. Я был очень болен. Соседи мои могут засвидетельствовать, сколь я был слаб и в каком худом состоянии находился. Одышка превеликая, весь истончал, ничего не ел, одним словом, был при дверях смерти. Сестра моя была еще более того слабее и хуже, а сверх того свело у ней еще и ногу, и все лекари не могли ей ничем помочь

Приехавши в Петербург, старался я квартиру нанять поближе к нему. Нельзя сказать, сколь много наполнено было то место больными постояльцами и сколь квартиры были дороги; ибо всякий старался быть ближе, потому что его замучили призывами, а притом ему и недосужно было [25] разъезжать, ибо он сам приготовлял все лекарствы. Я был налегке, со всем тем малая квартира моя стоила мне по 20 рублей на месяц; однако как я ни близко был, но не мог его к себе залучить и принужден был сам кое-как до него добрести.

Живет он на Васильевском острову во второй линии, в маленьком домике государевом, где он жил прежде уже шесть лет, как определенный лекарь при академии к малолетним. Пришедши к нему, нашел я его сидящего нa маленькой скамеечке и упражнявшегося в переливании лекарств из склянок в скляночки. Половина горницы завешена была холстиною. Там два ученика перебирали травы, ибо лечит он все ботаническими лекарствами и капли, и порошки, и мази — все у него из трав и все сам делает, а травы рвут бабы около Петербурга, что их везде много.

Обо мне было к нему рекомендательное письмо от одного моего родственника, ему знакомого. Сие письмо лежало у него на лавке еще нечитанное, ибо он действительно грамоте не умеет. Он не старался его для того читать, что приятель мой, которого я с письмом к нему посылал, ему обо мне уже сказывал. Я пришед говорю ему: «Василий Ерофееич!» — «Что?» — «Получили ли вы письмо от моего брата?» — «Да вот оно: я его еще не читал». — «Да ведь оно обо мне писано». — «Так сказывай же, чем ты болен!».

Не успел я ему начать сказывать, как человек двадцать вдруг начали также рассказывать ему о свои болезни. А он все упражнялся в своей работе и ничего не говорил. «Кой черт!» — думал я сам в себе. Но не успел я ему рассказать, как подает он мне скляночку с каплями. «Вот эти капельки принимай по две чайных ложечки в красном вине да поди вон туда, возьми травки, пей вместо чаю». В то самое время закричал он ученикам: «Дайте ему травы вместо чаю», и они уже знали какую давать.

Вот все, что происходило тогда у нас с ним при первом свидании.

На сих каплях и на траве держал он меня две недели, и я должен был только сказывать ему о переменах, происходивших со мною. Капли очень горькие и слабительны, действуют очень хорошо, трава же пить очень приятна и от удушья. От сего только мог я через неделю уже выходить, одеваться и обуваться в сапоги и повсюду ездить.

Я ходил к нему всякой день, по два раза, потом дал он мне потовые порошки, беленькие и очень солоны. Я должен был принять их в бане в теплом духу, и не успел принять, как преужасный пoт сделался, отчего я власно как переродился. Наконец, на отделку дал он мне декокта, так как полпиво, очень хорошо и чтоб пить в жажду, и сим образом в два месяца совсем меня вылечил.

К сестре же своей мог он насилу его дозваться. Он [26] нашел в ней застаревшую лихорадку и сказал, что надобно выгнать ее наружу, что и сделал. Не успел он дать ей лекарств, как ее трепать начало. «Ну! — говорил он, — пускай повеселится».

После того дал порошок и она тотчас пропала. Всего удивительнее было то, что он пульса вовсе не щупает, а схватил только сестру за руку и сказал: «Ох! Как ты слаба, как тряпица».

Одним словом, надобно было только описать ему, чем кто болен, и того было довольно.

Еще сказывал мне г. Соймонов, что он действительно очень прост и самый подлец, не знающий никаких церемоний. Грамоте умеет только жена его, которая разбирает и записки; а как он от беспрестанной езды болен был, то она составляла капли.

Думать надлежало, что лечил он более китайскими лекарствами, полагая их по малой доле в здешние из трав составляемые, а подлость лечил здешними, и все по памяти. Собою был он мужичок маленький и плешивенькой, на голове не было почти волос, однако кудерки волосков в десяток, и те напудрены; ходил в офицерском зеленом мундире, ибо как он вылечил графа Орлова, которою вылечкою он наиболее прославился, то дан ему чин титулярного советника.

О происхождении своем рассказывал он сам, что он сибиряк, родом из Иркутска, из посадских; зашел в Китай с караваном и там, оставшись по охоте своей учиться лекарскому искусству, и был фельдшером. По возвращении своем оттуда отдан был в рекруты и был фельдшером, определился чрез Бецкого к академии, от которого, так же и от графа Сиверса рекомендован он был графу Орлову.

О лечении сего Орлова рассказывал он сам следующее. Лекари и доктора находили в нем какие-то судороги и другие лихие болести, но как он призван был, то сказывал он, что это все пустое, а только застарелая лихорадка; было также удушье, как у г. Саймова, и почти точно такая же болезнь.

Как спросили его, может ли он вылечить, то сказал он: «Для чего! Только как лечить: по-китайски или по-русски?».

Удивился граф сему вопросу и спрашивал, что это значит? «А то, мой государь! В Китае ежели взяться лечить, то надобно вылечить, а ежели не вылечишь, завтра же повесят; а ежели лечить по-русскому, то делать частые приезды и выманивать более денег, а ты человек богатый и от тебя можно поживиться нашему брату лекарю».

Рад был граф, слыша, на каких кондициях он его лечить хочет. Тотчас послано было за братьями, и согласились, чтоб граф дал себя лечить Ерофеичу тайком от докторов.

Сперва давал он ему те же капли и траву; но как по крепкой натуре его он тем не пронялся, то чтоб ее переломить, дал рвотнаго; и как его повычистило, то дал он пять каплей, и тут-то его уже прямо вынесло. Потом, положив его в постелю, велел лежать и дав ему потового, а сам велел две печи жарить и запер его в комнате заснувшего. Проснувшись, лежал он как в морсу. Пот всю постель смочил, и он вскочил как встрепанный и тотчас в зеркало, и не узнал самого себя; дивится и говорит, что он власно как переродился.

У Сиверса же вылечил он сына, бывшаго несколько лет в расслаблении. Одним словом, он делал дела знатные, однако были и недовольные им: но он и сам говорит, что нет такого лекаря, который бы всех вылечивать мог, по крайней мере лекарства его никому не вредят и болезни худшего не делают. Впрочем, вперед он ничего за труды не бирал, а был доволен тем, что дадут, лечил же всякие болезни, какие бы они ни были» 5.

Излечением Орлова русский Эскулап окончательно восстановил против себя петербургских медиков. Что и говорить, пощечина Медицинской коллегии была отменная. Вместо того света, Алексея Григорьевича ждала Европа, вместо соборования — встреча pусского флота на Средиземном море. Претендент в покойники покроет славой свое имя, разгромит турецкий флот при Чесме и на четыре года сделается полновластным хозяином далекого Средиземного моря.

И снова в Лондон летит депеша.

«От Генриха Шарлей к достопочтенному Лорду Виконту Уаймоуту. Июля 20 1768 года. Граф Алексей Орлов, находясь несколько времени в смертельной опасности, имел счастие быть спасенным благодаря самой удивительной случайности. В то время как все признанные доктора держались того мнения, что он не переживет двух недель, русский фельдшер одного из полевых полков, бывший некоторое время в знакомстве с китайским доктором, вызвался его лечить и выполнил свое обещание менее чем в шесть недель...» 6.

Седьмой час просматриваю картотеку в российском государственном историческом архиве. И вдруг короткая запись на пожелтевшей карточке ввергает меня в шоковое состояние. В карточке написано: «Кабинет Ея Императорского Величества. Фонд 468, oпись 1, часть 2, 1768, единица хранения 3882, лист 100. О пожаловании лекарю Академии Художеств Воронову («Ерофеевичу») 3000 рублей за его излечение графа Орлова».

Так вот почему я ничего не нашла в архивах! Искала Ерофеева да Ерофеевича, а Эскулап-то наш оказывается Воронов, да звать его Василием Ерофеевичем. Выписав дело, подхожу к удивительной женщине, которая 46 лет работает в РГИА, заведует читальным залом и всегда помогает всем исследователям.

— Серафима Игоревна, голубушка, вся надежда на вас.

Выслушав внимательно историю поиска «знаменитого шарлатана», Серафима Игоревна быстро встает и через минуту возвращается с большим томом описи:

— К сожалению, по Академии художеств за тот период сохранилось крайне мало документов. Но просмотрите, а вдруг повезет.

Воронов

Мне действительно повезло. Несколько часов над описью — и наконец: «Дело о господине титулярном советнике и лекаре Воронове 1775 года апреля месяца» (50 листов).

Документ о награждении Воронова оказался собственноручной запиской императрицы Екатерины Великой к Олсуфьеву: «Адам Васильевич выдайте академии Художеств лекарю Ерофеичу в награждение от меня три тысячи рублев, коих он весьма заслужил, восстановя здоровье Графа Алексея Гр. Орлова, умолчивая о других многих почти чудес, кои он ежедневно творит, вылечивая больных. Екатерина. Апреля 1768 года» 7.

«Дело лекаря Воронова» оказалось полным сюрпризов. Прежде всего, оно развенчивает миф о безграмотности этого замечательною человека. Первый документ написан рукой клерка, но приписка к нему сделана другим почерком: «Руку приложил Василий Воронов». Эти слова всегда писались собственноручно. Нахожу документы, написанные этим же почерком, на которых стоит и подпись «Василий Воронов». «Руку приложил» — отсутствует. Постепенно начинаю разбирать почерк русского самородка. Среди собственноручных документов рапорты, прошения и истории болезней с указанием фамилий больных, диагнозов и средств лечения. Но одним из самых любопытных автографов является его прошение на высочайшее имя. [27]


«Всепресвятейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Екатерина Алексеевна Самодержавная Государыня Всемилостивейшая.

Бьет челом отставной унтер офицер Василий Ерофеев сын Воронов а о чем мое прошение тому следуют пункты.

1.

В службе вашего императорского величества находился я имено с войны 736 и в 738 году определен в первой пехотной полку и бывши во оном полку по 752 год был во многих походах и батальонах и неоднократно ранен и был определен при гошпиталях и при полковой аптеке и при надзирании больных а ис того переведен в ингерманландский полк унтер офицером и справлял ту же должность добропорядочно. И ни в каких штрафах и презрехтах (?) не бывал а в 757 году оставлен тем же рангом и ныне нахожуся не у места.

2.

А ныне имею охоту быть при службе вашего императорского величества при новозачинающемся для обучения детей университете при смотрении и при надзирании больных детей проняши(я) (…?)

И дабы высочайшим Вашего императорского величества Указом повелено было сие мое прошение в академии художеств принять а меня именованного определить на положенном по штату жалованием

Василий Воронов» 8.


Попутно замечу, что прославленным Ингерманландским полком по приказу Петра Великого командовал отец братьев Орловых — Григорий Иванович Орлов.

Прошение датировано началом мая 1764 года. 13 мая Императорская Академия художеств обращается в Медицинскую коллегию с просьбой назначить лекарем отставного унтер-офицера Василия Воронова.


«Отставной унтер офицер Василий Воронов подданным своим прошением в Императорскую Академию художеств просил чтоб принят был для смотрения за больными учениками и нижних чинов людьми, объявлял, что он бывал определен при гошпиталях, при аптеке и при надзирании больных, а нам при академии в таком человеке по многому числу разного званий людей обстоит надобность; того ради что в медицинскую канцелярию соблаговолено было Императорской Академии художеств дать знать, можно ли означенной академии оного Воронова для смотрения за больными и в случае нужды для пользования нижних чинов людей принять, и то ему вверить.

Мая 13 дня 1764 года» 9.


Только 30 июля соблаговолили чиновники этой коллегии послать в Академию «Промеморию», другими словами — ответ, в заключении которого говорилось: «...по освидетельствовании в Государственной медицинской коллегии оной Воронов разве способен быть цирюльником, подлекарем же невозможно; ибо в анатомии ни какова знания не имеет, и начальных правил феории хирургической науки вовсе не знает, да латинского языка нимало не разумеет; почему и не имеется надежды, что он когда-нибудь мог произойти в подлекари…» 10.

Несмотря на этот вердикт, в следующих документах Воронов упоминается как лекарь, которому «…поручено пользовать учеников, воспитанников и нижних служителей с жалованьем по триста рублев, а за лекарства платить особо по подаваемым от него щетам» 11. (Запись от января 1765 года.)

Чтобы понять это недоразумение, напомню обстановку того периода. О засилье иностранцев в России в XVIII столетии всем хорошо известно. Но, пожалуй, нигде это не сказывалось с такой силой, как в медицине. Борьбу за отечественную медицину начал замечательный человек своего времени барон Александр Иванович Черкасов, получивший образование в Оксфорде. В 1762 году Екатерина II поручила ему составить проект образования Медицинской Коллегии и назначила первым её президентом. Александр Иванович стремился поднять уровень образования в госпитальных школах, которые могли бы выпускать высококвалифицированных специалистов, и тем освободить Россию от врачей-иностранцев.

Реформы Черкасова встретили яростное сопротивление немцев, которые всеми правдами и неправдами стремились сохранить свою монополию на медицинскую практику в России.

При таком положении дел можно представить, что должно было ожидать лекаря, к которому со всей России-матушки съезжались пациенты. Силу ненависти монополистов-немцев Воронов испытал на себе сполна.

Возможно, именно благодаря Ерофеечу Екатерина II приняла сторону русских врачей и взяла их под свою защиту. Воронов же получил не только баснословные деньги и расположение государыни. 24 февраля 1769 года состоялся именной указ за собственноручною подписью императрицы о всемилостивейшем пожаловании лекарю Василию Воронову чина титулярного советника.


«Указ Ея императорского величества самодержицы всея Руси из правительствующего Сената Императорской Академии художеств по Имяному Ея императорского величества Указу, данному Сенату за подписанием собственноручным Ея величества руки минувшего февраля 24 числа, о всемилостивейшем ея Императорского величества пожаловании находящегося при оной академии художеств лекаре Василии Воронове чином титулярного советника, оставляя его в прежней его лекарской должности. Правительствующий Сенат приказал: оному Воронову сей Ея Императорского величества всемилостивейшей Указ объявить в Сенате, привести его к присяге...» 12.

Судя по документам, материальное положение Василия Ерофеевича завидным назвать было нельзя.

«Императорской Академии Художеств господину Директору

Нахожусь я при академии художеств в должности лекаря седьмой год с положенным тогда жалованием по 300 рублей в год которые должности и ныне исправляю беспорочно. А как ныне воспитанников число пред тогдашним временем в которое я вступил в должность немало прибавилось, а жалованье я получаю все тоже. Чего для сим представ покорно прошу чтоб соблаговолено было к получаемой мной ныне жалованья учинить прибавкою какой по рассмотрении моих трудов определена будет. Декабря 13 1770 года. Лекарь Василий Воронов» 13.

Бывало, что и не всегда платили, о чем свидетельствует сохранившееся его «Покорное прошение»: «Прошлого 1770-го года в бытность Эконома Андрея Торстензона не получено мною жалованья за сентябрьскую треть сто сорок рублей. Да по просьбе его, Торстензона, и по данной от него расписке, заплачено мною разносчику Федору Иванову за взятой у него для академии чернослив 32 рубля 60 коп. Итого 172 руб. 60 коп. Того ради, высоко почтенный Совет покорно прошу, ежели какие деньги ему Торстензону в Академии следуют, то означенные деньги от него вычесть и выдать мне. А данную расписку от него Торстензона при сем представляю. Лекарь Василий Воронов. 23 февраля 1773 года» 14.


Совет рассмотрел прошение, установил, что действительно, нет расписки о получении жалования, да и только. [28] Что касается денег, которые Воронов потратил на приобретение для бопьницы 21 пуда и 30 фунтов чернослива, то совет решил: пусть «с помянутого Торстензона и взыщет» 15.

Судьба русского Эскулапа сложилась драматично. Уходят с политической арены братья Орловы вместе с ними покидают службу их друзья и союзники, в том числе барон Черкасов. Для старика настали черные дни. Eго прогоняют со службы, и он остается и без средств к сушествованию, и без жилья. Зато ему выдали аттестат с большой печатью.


«Санкт-петербургская Императорская Академия трех знатнейших художеств.

Сим свидетельствует, что предъявитель сего государственный титулярный советник и лекарь Василий Воронов находился во оной Академии 1764 года с мая месяца при пользовании бопьных учеников воспитанников и нижних чинов: должность свою отправлял с похвальным усердием, каковою его ревностною службою и честным поведением Академия была довольна; ныне же он по всегдашней слабости с желаемым успехом отправлять будет уже не в силах: того ради по определению Совета сего года мая 5-го числа сей увольнительный Аттестат ему г. Воронову за подписанием одной Академии Президента с приложением Большой Ея печати. Мая 1-го дня 1774-го года. Иван Бецкой» 16.


«Славный шарлатан», спасший стольким людям жизнь, вынужден обивать пороги кабинетов чиновников различного ранга. Он просит оставить его на службе — отказ. На его место уже назначен другой (естественно, иностранец). Он просит дать ему казенную квартиру, но «в уставе ничего не предписано о даче г. лекарю казенной квартиры...». Несчастный старик просит для «пропитания» наградить его чином или дать пенсию. «В пенсии и награждении чином отказано за неимением предписаний в Уставе».


«Императорской Академии Художеств. От бывшего при оной Академии Художеств титулярного советника Василия Воронова.

Покорнейшее прошение

Я находившись лекарем в службе Императорской Академии Художеств, не имел квартиры с июня 1771 года по самое увольнение меня от Академии, то есть по 1 мая сего 1774 года. А что я имел прежде квартиру в силу устава Академии как собственно для меня так и для содержания аптеки, но после за неимением казенной квартиры нанимал оную от себя. По приказанию бывшего Г. Директора Александра Филипповича Какоринова. А получил на оную только дрова и свечи и того ради покорнейше прошу Императорскую Академию Художеств дабы соблаговолили выдать мне деньги за оные годы по двести рублев на каждый год. Так как прочим выдано было, которые за неимением казенной квартиры нанимали оные от себя. Ноября дня 1774 года Василий Воронов» 17.

«Слушали 29 ноября 1774 года

Пункт 6.

Госпитальный лекарь Воронов определен в академию 1764 года мая с 1-го жалованием по 300 рублев в год, и имел казенные квартиру, дрова и свечи с прочими академическими чинами в населенном академиею (?) доме с 1771-го года (?) по 15-го ибо хозяину сего дома по сие число наемные деньги заплачены; а с того числа он Г-н Воронов по увольнении его от академии довольствовался одними только дровами и свечами казенными. И в том 1771 году по опробованному Советом списку с Генваря 1-го прибавлено ему в жалованье сто рублев на подлекаря ж его производилось по сту двадцати рублев и казенная квартира с дровами и свечами, что составляло в год пятьсот двадцать рублев. За лекарство же употребляемое для учеников и воспитанников по подаваемым от него щетам деньги платипись сполна; а о найме квартиры ему нащет академии приказания покойного господина директора Какоринова нигде не сказано» 18.


В именном списке, утвержденном на 1771 г. за подписанием Совета Академии художеств, написано: «Господину титулярному советнику и лекарю Воронову 300 рублев да на подлекаря 120 рублев, Советом по его прошению прибавлено еще с 1-го Генваря 100 рублев. Всего в год 520 рублев и квартира — дрова и свечи.

По сему господин Воронов получал как на себя так и на своего партикулярного подлекаря, экономического крестьянина Андрея Павлова, годового оклада каждый год по 520 рублев и при том за свои лекарства по его щетам в год до 400 рублев и более. Казенною же квартирою пользовался он по самое время перехода академических воспитанников и учеников в новое здание Академии, то есть Апреля (?) по 15-е число 1771 года.

По причине умножавшей между воспитанниками и учениками коросты и ск(?)уфии, тоже уважая чрезвычайные расходы на употребление постороннего лекаря и лекарств, и что Г. Воронов по собственной дряхлости не может с желаемым успехом иметь надлежащее попечение о сохранении жизни воспитанников, определением совета господин Воронов 1-го мая 1774 года уволен от Академии с аттестатом за большою академическою печатью...

В пенсии награждении чина отказано за неимением предписаний в Уставе.

В уставе ничего не предписано о даче Г. лекарю казенной квартиры: прочим же одним членам Совета и художникам выдавано было разными ценами, за неимением довольного казенного строения, а со временем выстройки нового здания квартирных денег никому не произведено. Тож и в директорском журнале никакой записи не находится о найме г-ну Воронову квартиры. Чего ради, а особливо потому что квартира казенная была определена, но сам Г. Воронов уступил ее своему подлекарю, Совет и почитает оную его претенсию несправедливо» 19.

«Определение Императорской Академии Художеств Совета Апреля 6 го дня 1776 года. Артикул 27.

По приносимым Академии г-ну президенту словесным жалобам уволенного от Академии Г-на лекаря, титулярного советника Воронова в неудовольствовании якобы принадлежащим ему квартирным деньгам слушана выписка из его дела. С оной выпиской подав господину президенту копию другую таковую же хранившуюся при деле ограждения от несправедливых притязаний г-на Воронова» 20.

Так и остался русский Эскулап при своих «несправедливых притязаниях» да с похвальным аттестатом на руках. Вот только не было у него той стены, на которую бы Василий Ерофеевич Воронов мог его повесить. Борьба за отечественную медицину еще и не начиналась, где было в таких условиях выжить русскому самородку.


Комментарии

1. Болотов А. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков. В 3 т. Т. 2. С. 731.

2. РИО. Т. С. 302.

3. Там же. С. 328.

4. Болотов А. С. 731.

5. Там же. С. 731-735.

6. РИО. С. 338.

7. РГИА. Ф. 468. Оп. 1. Ч. 2. 1768. Д. 3882. Л. 100.

8. РГИА. Ф. 789. Оп. 1. Ч. 1. Д. 665. Л. 1.

9. Там же. Л. 2.

10. Там же. Л. 3.

11. Там же. Л. 4.

12. РГИА. Ф. 789. Оп. 1. Ч. 1. Д. 665. Л. 16.

13. Там же. Л. 26.

14. Там же. Л. 34.

15. Там же. Л. 36.

16. Там же. Л. 42.

17. Там же. Л. 43.

18. Там же. Л. 44.

19. Там же. Л. 48-49.

20. Там же. Л. 50.

Текст воспроизведен по изданию: Русский лекарь Ерофеич. Как эскулапу фамилию вернули // Родина, № 9. 2001

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.