записанные с его слов А. В. Висковатовым, в январе 1845 г.

I.

Я родился 26-го апреля 1776 г.; воспитывался в доме родителей, которые всячески старались отыскивать лучших, по тогдашнему времени, учителей, и, по возможности своего состояния, ничего на сие не щадили.

В царствование Екатерины II все дворяне, как известно, поступали на службу еще малолетными, особенно имевшие некоторые для сего случаи записывались даже со дня их рождения; таким образом и я, по просьбе дяди моего, кн. Дмитрия Петровича Волконского (в послед. ген.-лейт., ум. 1853 г.), служившего офицером в л.-гв. Преображенском полку, записан был в день крещения моего в л.-гв. Преображенский полк сержантом и получил увольнительный паспорт до окончания наук.

Отец мой, кн. Мих. Петрович Волконской (ум. 1796 г.), имевший в супружестве кн. Елисавету Петровну, рожденную Макулову, служил тогда офицером в л.-гв. Конном полку, но, быв весьма слабого здоровья, принужден был оставить службу из ротмистров с чином бригадира.

Командовавший в то время л.-гв. Конным полком премиер-маиор генерал-поручик Иван Иванович Михельсон, по дружбе своей с отцом моим, уговорил его перевести меня в л.-гв. Конный полк, в который и был я перечислен, но с чином унтер-офицера и чрез несколько дней произведен был в виц-вахмейстеры, потом в вахмейстеры, с увольнением в отпуск до окончания наук. [177]

В конце 1791 г. отец мой, желая познакомить меня с настоящею службою, просил ротмистра Ладыженского ¹, с коим он был в дружбе, позволить мне, в свободное время от науки, начать действительную службу, которая, по молодости лет моих, меня утешала и занимала.

В начале 1792 г. дядя мой, кн. Дм. Пет. Волконской, быв армии полковником и командиром Московского гренадерского полка, имел случай, по родству своему с командующим л.-гв. Семеновским полком, подполковником генерал-аншефом гр. Николаем Ивановичем Салтыковым и по дружбе его с секунд-маиором бригадиром Александром Михайловичем Римским-Корсаковым, перевести меня сержантом в л.-гв. Семеновский полк, где также продолжал я отправлять действительную службу в свободное от наук время.

1793 января 1-го дня произведен в прапорщики; 1794 января 1-го дня — в подпоручики.

В том же году дядя мой, ген.-маиор кн. Николай Сергеевич Волконской (в послед. ген. от инфант., род. 1753 г., ум. 1821 г.), послан был в Берлин с поздравлением к королю прусскому по случаю женитьбы двух сыновей его, наследника престола Фридриха Вильгельма и принца Людвига, на двух сестрах принцессах Мекленбург-Стрелицких; я назначен был в должность адъютанта при кн. Николае Сергеевиче и с ним отправился, 10-го марта, чрез Ригу, Мемель, Кенигсберг, Мариенвердер, Кульм и Кюстрин в Берлин, куда прибыли, по случаю дурной дороги, 30-го марта 1794 г.

В то время находился в Берлине российским посланником д. т. советник гр. Нессельроде и при нем два брата Алопеусы.

По прибытии нашем, были мы представлены ко двору для исполнения возложенного поручения, потом осматривали все достойное примечания в Берлине, Шарлотенбурге, Потсдаме и в окрестностях; часто бывали на смотрах и учениях разных прусских войск. В конце мая месяца отправились из Берлина обратно в Россию чрез Ораниенбург, Штетин, Данциг, Кенигсберг и Мемель. В Ораниенбурге останавливались несколько дней по случаю пребывания там прусского принца Гейнриха, брата короля Фридриха Великого.

По невозможности возвратиться в Россию сухим путем по случаю бывшей революции в Польше, принуждены были из Мемеля отправиться водою на российской военной яхте, называемой «Снокоп», [178] под командою капитан-лейтенанта Акимова ². Бунтующие поляки не только что убивали всех проезжающих чрез Поланген, но даже забирали почту, отправляемую на мелких судах из Мемеля в Либаву, что побудило российское правительство посылать прямо в Мемель из Риги находившиеся там военные небольшие суда, как для перевоза почты, курьеров, так и для равных российских пассажиров.

Вместе с нами на яхте отправились из Мемеля прибывшие туда после варшавской революции ген.-маиор Степан Степанович Апраксин, с супругою Катериною Владимировною, и посланные в С.-Петербург из армии нашей, находившейся в Польше, курьерами подполковник Михаил Алек. Обресков и армии капитан барон Будберг.

Плавание наше из Мемеля до Риги продолжалось семь дней по случаю штилей в первые два дни, потом противных ветров и шторма в последние сутки.

7-го июня прибыли мы в Ригу, где, пробыв несколько дней у генер.-губернатора генерал-аншефа кн. Ник. Вас. Репнина, возвратились в С.-Петербург; я явился на службу в полк, где вскоре назначен был в должность полкового адъютанта и исправлял оную, по заведенному тогда порядку, понедельно очередуясь с Христофором Андреевичем Ливеном, кн. Алек. Григ. Щербатовым и, наконец, с Сергеем Яковлевичем Репнинским.

Отправляя таким образом службу, имел я возможность в летнее время отлучаться всегда в деревню к родителям моим, в 80-ти верстах от С.-Петербурга, и приезжая только в С.-Петербург на неделю своего дежурства.

Во время пребывания императрицы Екатерины II в летнее время в Царском Селе, каждое воскресение гвардии маиоры обязаны были приезжать в Царское Село с рапортом от полка; когда же маиор, по болезни или по другому какому случаю, сам не мог ехать, то посылал рапорт с полковым адъютантом, который отдавал рапорт дежурному генер.-адъютанту и имел счастие быть приглашен к большому столу ее величества, каковое счастие и я имел в 1795 г.

5-го ноября 1796 г., по утру, узнал я от приехавшего ко мне. из дворца л.-гв. Измайловского полка сержанта Д. Ник. Болговского, бывшего на ординарцах при кабинете у императрицы Екатерины II, что ее величество поражена апоплексическим ударом. [179]

II.

С 6-го на 7-е ноября 1796 г. после полуночи, собраны были все гвардейские полки на своих полковых дворах, для присяги вступившему на престол императору Павлу I, где получили приказ императора, что наследник престола Александр Павлович назначен шефом л.-гв. Семеновского полка. Известие сие чрезвычайно обрадовало весь полк.

Хотя в сие время дежурным по полку адъютантом был Сергей Яковлевич Репнинской, но бывший у приведения полка к присяге премиер-маиор генерал-поручик В. И. Левашов, приказал мне быть при относе знамен из полка в Зимний дворец, куда мы с ним отправились наперед.

По прибытии в Зимний дворец на половину наследника, В. И Левашев пошел к его высочеству и, по выходе от него, приказал мне идти вниз дожидаться знамен, о прибытии коих доложить наследнику.

Сошед с подъезда, называемого тогда Салтыковским, я пошел на Дворцовую площадь, на встречу роте; но, увидев ходящих близь средних ворот Зимнего дворца нескольких офицеров, в мундирах нового покроя, пошел к ним из любопытства; каково же было мое удивление, видев самого наследника, в 2 часа ночи, в мундире л.-гв. Семеновского полка нового покроя, в андреевской ленте и шарфе по кафтану и с ним вновь назначенного с.-петербургским комендантом генерал-маиора Аракчеева, плац-маиора Капцевича и плац-адъютанта Апрелева, расставляющих новые пестрые будки и часовых. Наследник, увидев меня, подошел тотчас ко мне, спросил мое имя и которого я полка; на мой ответ сказал, оборотись к Аракчееву:

— «Это нашего полка».

Потом спросил меня, кто капитан идет со знаменами и в правой ли руке несут ружья? О капитане я доложил, что идет с 10-ю ротою капитан Елагин, о том же, как несут ружья, — не имея на то приказания, — не мог удовлетворительно отвечать и пошел на встречу роте о том объявить, потому что прежде сего носили ружья, во всяком случае, на левом плече; наследник, дождавшись прибытия роты, сам изволил повести меня со знаменами вверх в комнату, назначенную для знамен, возле танцовальной залы, на половине императора Павла I, потом отпустил нас домой.

На другой же день начались вахт-парады в присутствии государя императора Павла I и их императорских высочеств, но как, [180] по очереди караулов, следовало вступить л.-гв. Измайловскому полку, то и не почел я за нужное быть в сей день у развода; получив потом приказ, чтобы все офицеры всегда приходили на вахт-парад, начал и я туда являться каждый день.

В царствование императрицы Екатерины II, один только караул Зимнего дворца приходил на Дворцовую площадь, где на особом для сего месте строился во фронт для принятия знамени, которое приносил всегда гренадерский взвод, и, по отдании чести знамени, караул вступал на двор дворца для смены старого караула.

По принятии же престола императором Павлом I, тотчас заведены были вахт-парады по примеру прусских и как были в Гатчине.

Как никто из гвардейских офицеров не имел понятия об оных, то в первые дни их императорские высочества, также комендант, плац-маиор и плац-адъютанты водили офицеров за руки для показания каждому своего места. Вообще вся служба изменилась, а 10-го ноября, по утру, вступили в С.-Петербург из Павловского и Гатчины все войска, там находившиеся при бывшем наследником императоре Павле, состоящие из пехоты, кавалерии и артиллерии, — всего не более 2 или 3 т. человек. Адъютанту, прибывшему от заставы с известием, что войска прибыли к заставе, г. поручику Ратькову, пожалован орден св. Анны 2-й степени. Орден св. Анны разделен на 3 класса: 1-го — лента со звездою, 2-го — крест на шею, а 3-го — крест на эфесе шпаги. Первый из гвардейских офицеров получил орден 2-й степени — стоявший в карауле в Зимнем дворце в день восшествия на престол, л.-гв. Измайловского полка капитан Петр Александрович Талызин.

Войска сии встречены были самим императором Павлом I; наследник и великий князь Константин Павлович находились при тех баталионах, коими командовал их императорское высочество еще в Гатчине.

По прибытии на площадь Зимнего дворца, все сии войска прошли церемониальным маршем, тихим шагом, мимо императора, потом зашли во фронт в одну линию, где император Павел I сам изволил объявить им изустно, что они поступают в гвардию, назначив каждый баталион в который полк. Обер-офицеры поступали теми же чинами, а штаб-офицеры полковниками в гвардию.

Сие последнее. назначение в полковники всех удивило, ибо в гвардии полковниками именовались одни государи, а подполковники и маиоры были генеральских чинов; но отданный о сем приказ пояснил таковое назначение переименованием вообще всех чинов. [181]

Полки гвардии все были переформированы. Л.-гв. Преображенский из 4-х баталионов 4-х ротных — в 3 баталиона пяти-ротные; л.-гв. Семеновский полк и Измайловский из 3-х баталионов 4-х ротных — в двух баталионные пяти-ротные; гренадерские две роты Преображенского полка составили особый гренадерский баталион; две же роты гренадерские, одна Семеновского и одна Измайловского полков, составили сводный гренадерский баталион.

Егерский баталион Преображенского полка и две егерские роты, одна семеновская и одна измайловская, составили особый гвардейский егерский пятиротный баталион. Бомбардирская рота Преображенского полка с пушкарскими командами Семеновского и Измайловского полков составили артиллерийский гвардейский баталион. В Конной гвардии прежние роты получили наименование эскадронов, коих было десять.

Лейб-гусаров была только команда, но с поступившими из Гатчины составился эскадрон. Прежние мундиры светло-зеленые всей гвардии уничтожены; приказано иметь темно-зеленые, как и во всей армии.

При сем расформировании по новому положению следовало быть одному только полковому адъютанту, почему и отбирали желание у бывших адъютантов: кто желает поступить в сию должность? Все, кроме меня, пожелали поступить во фронт, а я просил оставить меня адъютантом и всячески старался привести скорее отправление моей должности по вновь заведенному порядку, в чем и имел успех, ибо 11-го числа ноября за отличие произведен в поручики, оставаясь полковым адъютантом. При производстве меня в поручики, я тут же благодарил государя императора Павла I, став, по тогдашнему обычаю, на правое колено, целовал руку, а его величество изволил целовать в щеку; приподняв меня, изволил сказать:

— «Продолжай так служить, служба твоя за много не пропадет».

Хотя в сие время морозы были пресильные, но вахт-парады производились с большою церемониею и продолжались довольно долго. По окончании парада, пароль и приказ отдавался в первые дни на дворе Зимнего дворца, потом, по случаю больших морозов, приказ отдавался всем адъютантам в верху, в комнате возле конно-гвардейского караула, на половине императрицы Марии Феодоровны, в присутствии государя императора; приказ диктовал всегда наследник по званию своему с.-петербургского военного губернатора. В один из сих дней случилось быть дежурным при его величестве флигель-адъютанту кн. Андрею Ивановичу Горчакову, [182] племяннику фельдмаршала гр. Суворова, который никак не мог успевать следовать диктации наследника и ничего не написал; по заведенному же тогда обычаю, должен был флигель-адъютант, писавший приказ, прочитывать оный вслух государю императору; князь Горчаков, подойдя к императору, сказал его величеству на ухо пароль, но, начав читать приказ, остановился, потому что ничего не писал. Государь император закричал на него:

— «Читайте, сударь!»

Князь Горчаков, оробев, совсем ничего не мог читать; тогда государь, оборотясь ко мне, сказал:

— «Пожалуйте, сударь, прочитайте мне приказ».

По счастию моему, я писал всегда сокращенно и верно; прочитав приказ, государь изволил поклониться мне в пояс, и сказал:

— «Благодарю вас, сударь, что заменили моего адъютанта, который так плох, что и читать не умеет».

Обратясь же к кн. Горчакову, сказал:

— «Что ты о себе вздумал, что ты племянник Суворова, обвешен крестами ³; знай, что у меня крестов много в гардеробе висит на гвоздиках; учись, сударь, читать и делать свое дело».

Сказав сие, откланялся всем и вошел в комнаты к императрице.

В сие время имел я несчастие потерять родительницу свою, по какому случаю и имел позволение от наследника остаться на 9 дней дома у отца своего.

По прошествии срока, явился я опять к своей должности и, дабы отправлять оную с большою точностию, принужден был оставить родительский дом и переехать в полк к приятелю и товарищу своему, поручику Семеновского полка гр. Павлу Ивановичу Тизенгаузену.

III.

При вступлении императора Павла I на престол, его величество, следуя во многом примерам прусского правления во время короля Фридриха Великого, назначил вторым военным губернатором в С.-Петербурге генерала от инфантерии Николая Петровича Архарова, а обер-полициймейстером был ген.-маиор Чулков, которые, по приказанию его величества, доносили ежедневно не только о [183] малейших происшествиях в городе, но даже о частных разговорах, которые доходили до них чрез полицейским шпионов, собиравших таковые сведения чрез домашних у господ служителей, в трактирах и кабаках от солдат и от всякого звания людей; почему весьма нередко сведения сии о разговорах были преувеличены, особенно по неудовольствию некоторых крепостных людей на своих господ, чему могут служить примером следующие анекдоты:

Однажды вечером потребован я был прямо к государю; прибыв, нашел в передней товарищей своих, адъютантов полков л.-гв. Преображенского Толбухина, Измайловского — Комаровского и Конной гвардии — Николая Николаевича Леонтьева, которые тоже были требованы к его величеству; всех нас позвали вместе к его величеству; государь, подошед к нам, сказал:

— «Господа, до меня доходит, что господа офицеры гвардии ропщут и жалуются, что я их морожу на вахт-парадах; вы сами видите, в каком жалком положении служба в гвардии: никто ничего не знает, каждому надобно не только толковать, показывать, но даже водить за руки, чтоб делали свое дело; кто не хочет служить — поди прочь, никого не удерживают, я хочу, чтоб каждый знал свою должность; ежели кто из вас услышит вновь от кого ропот, то приказываю вам таковому отрезать ухо и ко мне принести; подите и объявите о сем вашим начальникам и товарищам, господам офицерам, каждый по своему полку».

При сем случае находились в кабинете адмирал Григорий Григорьевич Кушелев и ген.-адъютант Федор Васильевич Ростопчин.

Вышед из кабинета, каждый из нас поехал к своим начальникам; я наперед пошел к наследнику и донес о сем его высочеству, а потом генерал от инфантерии Левашову и объявил всем баталионным командирам и гг. штаб- и обер-офицерам полка. Несколько дней спустя после сего, по отдании приказа в конно-гвардейской комнате, государь приказал всем адъютантам подождать и, оборотись к генералу Николаю Петровичу Архарову, сказал:

— «Извольте привести».

Архаров вышел в переднюю и потом тотчас возвратился с обер-полициймейстером Чулковым, за которым следовали вышедший незадолго пред тем в отставку из Семеновского полка капитан Иван Иванович Дмитриев и служащий в том же полку штабс-капитан Василий Иванович Лихачев. Появление сих офицеров удивило всех и наследника. Государь, приказав им стать [184] вокруг их, велел Архарову читать письмо, которое имел он в руках при входе из передней.

Письмо сие было от неизвестного, который доносил, что гвардии офицеры жалуются на государя и на новую службу, что собираются у капитана Дмитриева с Лихачевым, делают заговор и посягают на жизнь государя. Письмо сие всех поразило и все смотрели на Дмитриева и Лихачева, как на злодеев.

Знавшие же Дмитриева за человека весьма умного, ученого и при том известного автора и отличных правил честности, а Лихачева за доброго, хотя простого ума человека, удивлялись ему тем более, что Дмитриев никогда с Лихачевым не был не только в связи, но едва были они знакомы между собою, потому что Лихачев большею частию находился в отпуску и весьма мало служил.

По прочтении письма, государь сказал:

— «Вот, господа, слышите повторение того, что я объявлял чрез адъютантов ваших; я не могу оставить дела сего без строжайшего исследования для собственной своей безопасности и в бесчестии для гг. офицеров гвардии».

Потом приказал Архарову взять Дмитриева и Лихачева к себе к допросу, коих Архаров и Чулков и повели за собою опять в переднюю; а наследник великий князь Константин Павлович и бывшие все в команде адъютанты бросились целовать руку государя, объявляя, что никто не выдаст и все будут защищать его величество. Потом государь изволил войти в комнаты императрицы Марии Феодоровны, а адъютанты все разошлись.

Исследование сего дела продолжалось несколько дней и весьма беспокоило императрицу, государя, наследника и Архарова, который никак не мог добраться, кто писал письмо, каковое открытие сделал, наконец, брат Лихачева, Яков Иванович, Семеновского полка поручик, бывший в первый день происшествия сего в карауле, но, по смене, явившись к Архарову, просил показать ему письмо, узнал руку крепостного человека старшего своего брата, В. И. Лихачева, почему сей человек был взят и по допросу признался, что написал письмо сие из злости на своего господина, наказывающего его часто за пьянство, и слышав, что в полиции дают деньги за разные доносы, написал сие письмо и отдал будочнику для доставления в полицию.

По обнаружении сего исследования, на другой день, после отдания приказа, вновь Архаров, по приказанию государя, ввел в конногвардейскую комнату Дмитриева и Лихачева. Государь, обратясь к ним, сказал: [185]

— «Господа, я прошу вас забыть бывшее с вами приключение, которое меня весьма беспокоило, и рад, что исследование открыло вашу невинность, но вы признаетесь сами, что мне нельзя было поступить иначе».

Поцеловав их обоих, отпустил; тут опять все бывшие в комнате начали целовать руки у государя, уверяя его величество в преданности к его особе и ко всему дому его.

Несколько дней спустя, потребован был из л.-гв. Семеновского полка унтер-офицер Александр Павлович Засс к Николаю Петровичу Архарову к допросу по сделанному там доносу, но, оказавшись невинным, возвращен в полк и на другой же день произведен был в прапорщики с назначением флигель-адъютантом к его императорскому величеству, а другой унтер-офицер Засс взят из полка и пропал без вести.

IV.

По недостатку в городе, ни в коммисариате темно-зеленого сукна, приказано: до получения такового в полки из коммисариата, перешить носимые светло-зеленого сукна мундиры по образцу гатчинских; но как покрой старых мундиров был распашной и не позволял застегиваться на все пуговицы до низа, то и приказано было переделать их по образцу гатчинских, застегивающихся только на две средние пуговицы, и шляпы перевязать также на гатчинский манер, обшив края белою тесьмою, и вместо сапогов сделать суконные черные штиблеты, что все было исполнено ко дню перенесения тела покойного императора Петра III из Невского монастыря в Зимний дворец. Л.-гв. Семеновский полк, в день сей церемонии, стоял на Невском проспекте, спиною к гостинному двору.

Тело императора Петра III поставлено было в Зимнем дворце, в Белой зале, на катафалке, по правую сторону тела императрицы Екатерины II. Вскоре перевезены были оба гроба в Петропавловскую церковь с большою церемониею, где и погребены по церемониалу.

V.

Для изучения нового порядка службы приказано было собираться ежедневно в Зимний дворец, в Знаменную комнату, возле большой церкви, всем гвардии генералам, штаб-офицерам и адъютантам; в присутствии государя императора и их императорских высочеств наследника Александра Павловича и великого князя Константина Павловича читал первоначально артиллерии генерал-маиор [186] Канабих новый военный устав, переведенный с немецкого прусской армии устава, употреблявшийся уже в Гатчине. В сей комнате поставлен был длинный стол, покрытый зеленым сукном, на конце которого сидел ген.-маиор Канабих, а кругом генералы и штаб-офицеры, а позади их адъютанты; государь с наследником и великим князем Константином Павловичем сидели возле ген.-маиора Канабиха ⁴.

Чтение сие продолжалось несколько дней, до окончания всего устава, и в чтении переменялись генералы и штаб-офицеры; как большего успеха от такового чтения быть не могло, то каждый старался приобрести книгу устава и обучался сам по книге и по указаниям поступивших из гатчинских войск штаб- и обер-офицеров, коим государь изволил пожаловать: всем штаб-офицерам, имевшим в Гатчине шпаги с крестами св. Анны, тот же орден 2-й степени, по две тысячи душ, каждому на выбор; прочим по тысяче душ; капитанам и штабс-капитанам по 500 душ, а обер-офицерам по сту душ.

По воскресным и праздничным дням, после вахт-парадов, все военные вообще должны были находиться, при выходах в церковь их величеств, в башмаках, застегивая мундиры на три крючка противу средних пуговиц.

На вахт-парадах же носили, с 1-го ноября по 1-е марта, мундиры, застегнутые на все пуговицы; в большие морозы обер-роки, то есть такие же мундиры один на другом. Те полки, у коих были лацканы, застегивали их также на все пуговицы, шпаги носили в левой фалде, а шарфы по мундиру, в перчатках с крагенами и тростями. С 1-го марта по 1-е июня мундиры застегивали на средние две пуговицы, шарфы носили по камзолу и шпаги на боку; с 1-го июня по 1-е сентября мундиры застегивали на крючки противу средних пуговиц, шарфы также по камзолу и шпаги на боку. Баталионные командиры и все обер-офицеры и солдаты носили тогда летние штаны, а генералы и младшие штаб-офицеры и адъютанты носили всегда лосинные штаны и ботфорты; с 1-го сентября по 1-е ноября носили мундиры застегнутыми на две пуговицы, как в марте месяце.

Полки, имевшие лацканы, с 1-го марта по 1-е июня раскрывали лацканы и застегивали мундиры на крючки до низа и также на две нижние пуговицы, шпаги в фалде и шарфы по мундиру. С 1-го июня [187] по 1-е сентября застегивали мундиры на три средние крючка, шарфы носили по камзолу, а шпаги на боку с летними штанами. С 1-го сентября по 1-е ноября — как в марте месяце.

В табельные дни и большие праздники, летом, носили белые штиблеты.

VI.

В начале 1797 г. все полки гвардии выступили из С.-Петербурга в Москву и шли побаталионно, по старшинству полков; я находился при лейб-баталионе Семеновского полка, с коим шел генерал от инфантерии Василий Иванович Левашов.

15-го числа марта, на переходе из Черной грязи в Москву, объехал нас государь император Павел Петрович со всею свитою, близь Всесвяцкого; был очень доволен устройством баталионов и благодарил генерала Левашова. Полк в Москве расположился в тот же день на квартиры под Новинским, а император с императрицею остановились в Петровском дворце, где всякий день были вахт-парады, сначала от армейских полков, в Москве находившихся. Все гвардии офицеры ежедневно должны были находиться там на вахт-парадах.

По прибытии л.-гв. Семеновского полка в Москву, явился я с рапортом к прибывшему из Персии ген.-маиору Александру Михайловичу Римскому-Корсакову, который назначен был командиром 2-го баталиона л.-гв. Семеновского полка, а как генерал Левашов мало занимался полком, то наследник предоставил генералу Корсакову входить во все подробности командования полком. Генерал-маиор Корсаков в короткое время ввел щегольство и равенство в одежде полка, а также в учении полк отличался от прочих.

Государь император, быв весьма недоволен армейскими полками в Москве, приказал гвардии штаб- и обер-офицерам, преимущественно поступившим из гатчинских войск, обучать армейские полки, а гвардии ходить вместо их в караул в Петровский дворец, где ежедневно были вахт-парады.

16-го числа марта прибыл в Петровский дворец наследник цесаревич Александр Павлович с великою княгинею Елисаветою Алексеевною.

17-го марта, к вечеру, в Петровском дворце, в круглой зале, прибивали новые знамена л.-гв. Семеновского полка, а на другой день, по утру, было освящение сих знамен Петровского дворца перед Семеновским полком, коим командовал наследник великий князь [188] Александр Павлович. В день вшествия, 28-го марта, их величеств в Москву, армейские полки пошли от заставы до Кремля и, оттуда до Слободского дворца, были расположены по обе стороны улиц шпалерами. Государь император с наследником Александром Павловичем и великим князем Константином Павловичем, с большою свитою, ехали верхом в предшествовании гвардейской кавалерии; за свитою его величества ехали, верхами, в шитых кафтанах, все придворные кавалеры, потом государыня императрица с великими княгинями и великими княжнами, в парадных каретах, с статс-дамами, камер-фрейлинами и фрейлинами.

За сим следовали все полки гвардейской пехоты, с артиллериею повзводно, тихим шагом. Шествие началось от Петровского дворца, по полудни в первом часу.

Войска гвардии были собраны в семь часов и стояли от Петровского дворца правым флангом по левую сторону большой дороги, в линиях.

По прибытии к Воскресенским воротам, их величества прикладывались к образу Иверской Богородицы, потом въехали в Кремль чрез Никольские ворота, остановились у Успенского собора, изволили быть в соборах и прикладывались к мощам; войска стояли повзводно, как шли; потом шествие продолжалось чрез Спасские ворота по Покровке, Басманной, чрез Красные ворота, Немецкую слободу, в Слободский дворец, куда прибыли в 9-м часу по полудни, откуда войска распустили по новым квартирам. Л.-гв. Семеновский полк расположился по двум Басманным улицам. На другой день входа в Немецкую слободу вахт-парады были ежедневно от гвардии на площади, противу Слободского дворца, до переезда их величеств в Кремлевский дворец, 1-го апреля, для коронации; тогда вахт-парады были в Кремле.

В день коронации, 5-го апреля, все войска гвардии и армии, в Москве находящиеся, были в строю расположены в Кремле, около соборов и по площадям Кремля; всеми войсками командовал генерал-фельдмаршал кн. Николай Васильевич Репнин.

Вновь сформированный из выбранных людей из конной гвардии, один эскадрон кавалергардов одет был в серебряные латы, сделанные из бывших столовых серебряных сервизов для наместников. Кавалергарды сии были расположены шпалерами во дворце, от трона, по Красному крыльцу, до Успенского собора. Командовал ими шеф их генерал-фельдмаршал гр. Валентин Платонович Мусин-Пушкин, также в серебряных латах. Коронование происходило по высочайше утвержденному церемониалу. [189]

По окончании церемонии, войска были распущены по квартирам.

По прошествии назначенных дней для празднества коронации, высочайший двор переехал в Слободский дворец 15-го апреля.

При сем случае было весьма много разных милостей, для награждения таковых и гвардии офицеров; полки были вновь переформированы: Преображенский в 4 баталиона, а Семеновский и Из- майловский в три баталиона, отчего последовало прибавление числа генералов, штаб- и обер-офицеров. Я произведен в штабс- капитаны с оставлением полковым адъютантом.

23-го апреля их величества ездили с их высочествами в Троицкую лавру и возвратились в вечеру на другой день в Слободский дворец; 26-го апреля весь двор переехал в Кремлевский дворец; 29-го апреля, по случаю Преполовения, для крестного хода в Кремле, все войска были в строю; иордань была устроена на Москве-реке, противу Тайницких ворот. К вечеру двор возвратился в Слободский дворец.

VII.

3-го мая государь император с наследником великим князем Александром Павловичем и великим князем Константином Павловичем и со свитою поехали чрез Смоленск в Минскую, Гродненскую, Виленскую, Курляндскую и Лифляндскую губернии в Павловское, а императрица с великими княгинями и великими княжнами чрез Тверь и Новгород в Павловское, куда прибыли 7-го мая; в тоже время выступили все полки гвардии из Москвы в С -Петербург; шли тем же порядком.

Я оставался в Москве, по случаю болезни, и настиг полк в Твери, с которым и продолжал марш.

20-го июня 1797 г. прибыл в Павловское 1-й баталион л.-гв. Семеновского полка, где был встречен его императорскими величествами и их высочествами.

Во время пребывания в Павловске, всякий день был вахт-парад с учением на дворе дворца, а баталионные учения на поле, пред дворцом. Гг. штаб- и обер-офицеры баталионов гвардии, в Павловске находящихся, имели счастие быть приглашаемы ежедневно к обеду и ужину, по 5-ти и 6-ти человек с каждого баталиона, поочереди, и должны были быть в башмаках.

Баталионы гвардии сменялись между собою чрез каждую неделю с находящимися в Петербурге, а 30-го июня все баталионы из Павловска возвратились в С.-Петербург.

Государь наследник, заказав портному для себя новый мундир, [190] приказал прислать к себе в Павловское золотошвея, для вышития петлиц на воротнике и обшлагах, по случаю перемены формы мундиров в гвардии. Золотошвей прибыл рано по утру в маленькой форменной, на четырех колесах, колясочке, потому что дрожки были запрещены. По получении заказа работы от наследника, золотошвей послал колясочку с мальчикомъ-форрейтором мимо дворца и балкона, где его величество изволил всегда по утрам заниматься делами с секретарями, приказав мальчику идти пешком и вести лошадь под уздцы. Я в то время был послан от наследника с рапортом петербургского военного губернатора к генерал-адъютанту Ливену, управлявшему делами по военной части, для поднесения сего рапорта его величеству. Идя по бульвару, увидел, что лошадь золотошвея, испугавшись барабанного боя идущего взвода Павловского гренадерского полка из крепости со знаменем во дворец, вырвалась из рук мальчика, бросилась в сторону на бульвар, но колесами задела за перилы бульвара, стала бить задом. Государь император, увидев сие с балкона, пришел на место, где стояла колясочка, приказал находившимся тут всегда двум инвалидным унтер-офицерам выпречь лошадь и бить ее палками; лошадь стала еще более брыкать; наконец, приказал лошадь отдать на съезжую и возвратился на балкон. По отдании рапорта, я, возвратясь к наследнику, донес о сем происшествии его императорскому высочеству и объявил золотошвею, которого нашел еще в комнатах наследника. Бедный золотошвей не знал как воротиться в город. В вечеру наследник выпросил у государя о возвращении лошади.

1-го числа июля 1797 г. двор переехал в Петергоф, где караул содержал кирасирский полк ее императорского величества, коим командовал ген.-маиор Михаил Алексеевич Обресков.

6-го июля их величества с их высочествами великими князьями Александром Павловичем и Константином Павловичем отправились на катерах из Петергофа в Кронштадт, где сели на фрегат „Эммануил", нарочно построенный, и со флотом пошли к Красной горке для маневрирования флота, но за наступившею бурею возвратились, 12-го июля, в Петергоф....

_________________

Примечание. Здесь прерываются рассказы светлейшего кн. П. М. Волконского, поскольку они были записаны покойным отцом моим А. Висковатовым.

Сообщ. К. А. Висковатов.

Комментарии

1. Сей самый Ладыженский в коронование императора Павла I получил фамилию кн. Ромадановского-Ладыженского.

2. Капитан-лейтенант Акимов в царствование императора Павла I пропал без вести в С.-Петербурге. — кн. П. В.

3. У кн. Андрея Ивановича Горчакова был тогда прусский орден Pour le merite, данный ему после прагского штурма. Кн. П. В.

4. Рассказы о Канабихе см. в «Русской Старине» 1870 г., изд. третье, том I, стр. 445; 419: 586 и друг.

Текст воспроизведен по изданию: Рассказы князя П. М. Волконского, записанные с его слов А. В. Висковатовым, в январе 1845 г. // Русская старина, № 5. 1876