|
САЛТЫЧИХАКому неизвестно имя Салтычихи? Кто не слыхивал об этой кровавой барыне, которая своими злодействамн над крепостными людьми ужаснула XVIII столетие? Предания о ней до такой степени распространены (и особливо в Москве), что слово Салтычиха сделалось почти словом бранным. Мы представляем здесь читателям краткую, юридически-верную повесть ее. Следствие над Салтычихой продолжалось около 6 лет. Вероятно дело было огромное, судя потому, что один экстракт из него, дошедший до нашего времени, занимает до ста листов. Известный московский адвокат П. Г. Кичеев, по нашей просьбе, составил извлечение из этого экстракта для Русского Архива. Более подробное, и важное лишь для законоведов, изложение того же экстракта, предпринято, но не кончено, было в Зрителе 1863 г. (№ 35 и 36). Извлекаем оттуда несколько дополнительных подробностей. Достойно замечания, что жестокости свои Салтычиха совершала в царствования Елизаветы Петровны и Петра III, и хотя жалобы на нее не прекращались с 1757 г., но только в 1762 г, по вступлении на престол Екатерины II, вопли несчастных жертв были услышаны, открылась возможность подать прошение в собственные руки государыни, и 1 октября этого года, т. е. недели две после коронации, началось следствие. Несомненно, что способы наказания преступницы были избраны для вящего назидания и острастки. Дело кончилось в 1768 г.; очень может быть, что оно и послужило одним из поводов Вольному Экономическому Обществу (где главнейшим деятелем был кн. Г. Г. Орлов — ближайшее лицо к императрице) предложить около этого времени на публичное обсуждение вопрос о крепостном праве в России. Законодательное решение вопроса суждено было нашему времени. Екатерина представляла себе только блюсти, чтобы ни та, ни другая сторона не нарушала общественного равновесия, и читатели наши вероятно помнят в письмах ее к [248] Архарову, как она распорядилась с Тверскими помещиками Хитровыми (Р. Архив 1864, вып. 9, стр. 908-909). Мысль об освобождении крестьян от крепостной зависимости долго и много занимала великую государыню. Покойный гр. Д. Н. Блудов передавал нам, что ему случилось читать начертанный ею собственноручный проэкт закона, по которому все дети крепостных людей, рождавшиеся после 1785 г., должны были считаться свободными. Уцелела ли драгоценная рукопись? 1785 год конечно выбран потому, что в этом году была дарована 21 апреля, в день рождения государыни, жалованная грамота дворянству. Таким образом предполагалось в одно время осчастливить обе стороны! П. Б. Краткий обзор экстракта, учиненного в юстиц-коллегии, по делу о жестоких поступках с своими людьми вдовы гвардии ротмистра Дарьи Николаевой дочери Салтыковой, урожденной Ивановой 1. Вследствие высочайшего новеления государыни императрицы Екатерины II, по произведенному юстиц-коллегиею изысканию и по собранным справкам открыто, что Салтыкова, в продолжение лет 10 или 11-ти, погубила своих людей с лишком сто душ и преимущественно женского пола; в том числе были девочки лет 11 и 12. Гнев Салтыковой происходил только от одной причины — за нечистое мытье платья или полов. Побои Салтыкова наносила более сама собственноручно скалкою, вальком, [249] палкою и поленьями; а по приказанию ее, конюхи и гайдуки наказывали розгами, батожьями, кнутом и плетьми. Все эти побои столь были жестоки, что тотчас же, или вскоре, оканчивались смертию несчастных жертв болезненного гнева Салтыковой. Иные наказания производились с особенным тиранством. Так, у одной женщины Салтыкова опалила на голове все волосы; другого человека била об стену головой, обливала ему голову кипятком из чайника и брала за уши разженными припекательными щипцами. Одну девку приказала, в октябре месяце загнать кнутом в воду по горло, где она пробыла четверть часа, а другую девку сама скинула с крыльца. Все эти люди вскоре после истязаний померли. Описанные убийства происходили или в Московском, доме Салтыковой, или подмосковном ее селе Троицком, Подольского уезда 2. В Москве же она имела собственный дом в Кузнецкой улице, в приходе церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы что на Сретенке 2а. Кроме собственных людей Салтыковой, служивших ей в качестве палачей, тиранства ее покрывали священники, как московский, так и сельский — погребая заведомо убитых Салтыковою 3. Впрочем случалось, что священники не соглашались погребать некоторых из убитых: тогда Салтыкова приказывала хоронить их ночью в лесу, близь [250] своей подмосковной, а управляющий ее в таких случаях подавал явочное прошение, что те люди будто бежали. Полицейские власти и врачи тоже мирволили Салтыковой. Вытребованные юстиц-коллегиею из полиции дела, начавшиеся по доносам о жестокостях Салтыковой, все оказались решеными в ее пользу, или оставлены вовсе без решения; доносчики же всегда были наказываемы кнутом; некоторые из них сосланы в Сибирь, а другие отдавались опять Салтыковой по собственной ее просьбе. Надо полагать, что послабления и угождения Салтыковой происходили с одной стороны из уважения к фамилии подсудимой, а с другой, и того вероятнее, из-за подарков, на которые она не имела причины скупиться, обладая значительным по тогдашнему времени, состоянием. За Салтыковой числилось более 600 душ крестьян в губерниях: Вологодской, Костромской и Московской. Во время производства юстиц-коллегиею следствия, Салтыковой было от роду 38 лет 4. Вамечательно, что сердце столь жестокой женщины было еще доступно любви, как это видно из доноса на нее, что она имела сердечную связь с инженером Тютчевым; но когда он оставил ее и сговорил за себя девицу Панютину, то Салтыкова придумывала разные средства, как бы погубить их. Сначала Салтыкова хотела сжечь дом Панютиной и приказывала это сделать своим людям, снабдив их составом из пороха, серы и пакли. Но люди на это не решились. Потом, когда Тютчев уже женился на Панютиной и они располагали ехать в орловскую свою вотчину мимо имения Салтыковой, то она [251] приказывала крестьянам своим убить их. Но Тютчева предупредили, и он подавал об этом на Салтыкову донос. При повальных обысках, деланных в Москве чиновником Волковым, а в окрестностях подмосковной кн. Дм. Цициановым, Салтыкова одобрена. Потом, эти же следователи представили несколько показаний сторонних свидетелей о жестокостях Салтыковой; но все эти показания основывались на слухах от людей Салтыковой же. Так и при следствии в юстиц-коллегии обвинителями Салтыковой были исключительно одни ее крепостные люди 4а. Но Салтыкова решительно ни в чем не созналась, утверждая, что все эти доносы сделаны на нее из злобы, и что люди ее умирали естественною смертию от болезней или бежали 5. Для приведения Салтыковой к сознанию и раскаянию был употреблен духовник. Но когда он донес, что не видит в ней ни сознания, ни раскаяния, то об упорстве Салтыковой докладываемо было императрице на тот конец, что не прикажет ли подвергнуть Салтыкову пытке. Но императрица на это не согласилась, и велела только уверить Салтыкову, [252] что она непременно подвергнется пытке — если не признается добровольно в своих преступлениях. Чтоб показать подсудимой на деле всю жестокость розыска, приказано было над кем-либо из преступников, к тому осужденных, произвесть пытку в присутствии Салтыковой. Это было исполнено, но Салтыкова осталась при своих показаниях. Дело о Салтыковой решено императрицею 2 октября 1768 года. Указ сенатский, печатанный в Москве, о Салтыковой последовал 10 декабря 1768 года. Вот он: [253] Указ ее императорского величества самодержицы всероссийской. Из правительствующего сената объявляется во всенародное известие. Вдова Дарья Николаева, которая по следствию в юстиц-коллегии оказалась, что немалое число людей своих мужского и женского полу, бесчеловечно, мучительски убивала до смерти, за что по силе всех законов приговорено казнить ее смертию, о чем от сената ее императорскому величеству поднесен был доклад. Но ее императорское величество, взирая с крайним прискорбием на учиненные ее бесчеловечные смертные убийства, и что она по законам смертной казни подлежала, от той приговоренной смерти ее Дарью освободить, а вместо смерти повелеть соизволила: 1-е. Лишить ее дворянского названия, и запретить во всей Российской империи, чтоб она ни от кого, никогда, ни в каких судебных местах и ни по каким делам впредь именована не была названием рода ни отца своего, ни мужа. 2-е. Приказать в Москве в нарочно к тому назначенный и во всем городе обнародованный день вывести ее на первую площадь, и поставя на эшафот прочесть пред всем народом заключенную над нею в юстиц-коллегии сентенцию, с исключением из оной, как выше сказано, названия родов ее мужа и отца, с присовокуплением к тому того ее императорского величества указа, а потом приковать ее стоящую на том же эшафоте к столбу, и прицепить на шею лист с надписью [254] большими словами: мучительница и душегубица. 3-е. Когда она выстоит целый час на том поносительном зрелище, то чтоб лишить злую ее душу в сей жизни всякого человеческого сообщества, а от крови человеческой смердящее ее тело предать собственному промыслу Творца всех тварей, приказать, заключа в железы, отвести оттуда ее в один из женских монастырей, находящийся в Белом или Земляном городе, и там подле которой ни есть церкви посадить в нарочно сделанную подземельную тюрьму, в которой по смерть ее содержать таким образом, чтоб она ни откуда в ней свету не имела. Пищу ей обыкновенную старческую подавать туда со свечею, которую опять у ней гасить, как скоро она наестся. А из того заключения выводить ее во время каждого церьковного служения в такое место, откуда бы она могла оное слышать, не входя в церьковь. Что с нею Дарьею и исполнено, и по учинении объявленной экзекуции в железы заключена, и посажена в сделанную в Ивановском девичьем монастыре подземельную тюрьму. А чтоб о всем вышеписанном всяк был известен, и во всяких судебных местах, и по касающимся с нею делам родами отца и мужа ее не писать и не называть, а именовать: Дарья Николаева дочь. Сообщники же ее, дворовые люди, которые в смертных убивствах с нею участие имели, и поп, который оные тела заведомо погребал, по снятии с него священнического сана, наказаны кнутом с вырезанием ноздрей и постановлением знаков сосланы в Нерчинск в вечную работу. И о том во исполнение предписанного ее императорского величества высочайшего указа правительствующей сенат приказали: во всем государстве публиковать печатными указами, что чрез сие и публикуется 5а. По свидетельству П. Ф. Коробанова, как удостоверяет И. М. Снегирев, Салтыкова с 1768 по 1779 год сидела [255] под сводами церкви Ивановского монастыря в земле, а с 1779 по 1800 г., т. е. по свою кончину 6 в застенке, пристроенном к горней стене храма. В описании прежде бывшего, а ныне восстановляемого Ивановского женского монастыря в Москве (Русские достопамятности, выпуск пятый. М. 1862), еще говорится о Салтыковой между прочим следующее: Там несколько лет содержалась под крепким караулом Дарья Николаевна Салтыкова, урожденная Иванова, известная в народе под именем Салтычихи и людоедки. Этот изверг женского пола и человечества, переименованный в указе императрицы Екатерины II, 1768 г. июня 12 7 мущиною, заключен был тридцать три года, сперва в склепе под соборною церковию, потом в застенке, при ней бывшем. Насущную скудную пищу подавал ей солдат сперва в окно, потом в дверь. Там она, по сказанию старожилов, родила от своего караульного (здесь автор брошюры в примечании говорит, что так ему рассказывал достопочтенный 85-летний старец, ревнитель и знаток отечественной старины, Павел Федорович Коробанов, современник Салтыковой). Далее автор брошюры продолжает: Конечно ужасно было ее наказание; но — ужаснее злодейство, неслыханное на Руси. Дело производилось об ней в Сыскном Приказе, где ее допрашивали и, для склонения к сознанию, при ней пытали других преступников, как говорилось тогда «на заказ", оно уличает Салтыкову в умерщвлении разными муками 139 человек ее крестьян и дворовых. Молва народная даже обвиняла [256] ее в людоедстве, будто бы Салтычиха употребляла себе на жаркое, вместо сладкого мяса, женские груди, но в указе 1768 года декабря 10, не упомянуто о людоедстве Салтыковой, только названа она мучительницей и душегубицей 8. Салтыкова умерла в монастырском заклепе и похоронена в Донском монастыре, где погребались ее родственники. По словам автора, «Салтыкова, когда бывало сберутся любопытные у окошечка за железною решеткою ее застенка, ругалась, плевала и совала палку сквозь открытое в летнюю пору окошечко, обнаруживая тем свое закоренелое зверство, которого не погасили в ней ни раскаяние в злодействах, ни истома долговременного заключения в мрачном заклепе". Этот застенок вместе с церковию (в 1860 г.) разобран; точное изображение его осталось в приложенном при упомянутой брошюре рисунке. Покойный статский советник Петр Михайлович Рудин нередавал нам, что во время своего малолетства, в исходе прошлого столетия, он видал Салтыкову чрез окошечко, которое выходило из застенка в церковь; что Салтыкова была собою полна и уже в преклонных летах, а по движениям ее казалось, что она не в полном рассудке; [257] что окошечко было с зеленою занавескою, которую народ самовольно отдергивал, желая посмотреть на Салтыкову, как на злодейку, употреблявшую, по общей молве, в пищу женские груди и младенцев. Из Российской Родословной Книги, изданной кн. Петром Долгоруковым (ч. 2, стр. 76) видно, что Салтыкова была замужем за гвардии ротмистром Глебом Алексеевичем Салтыковым; у них были два сына Федор и Николай, первый род. 19 янв. 1750, ум. 25 июня 1801 г., а второй умер 27 июля 1775 г.; Николай был женат на графине Анастасие Федоровне Головиной род. 16 дек. 1753, сконч. 16 июдя 1818 г., бывшей во 2 браке за генерал-майором Сергеем Николаевичем Салтыковым 8а. У Николая Глебовича от Головиной сын Федор и дочь Елизавета. Федор Николаевич ум. 7 января 1790 г., а Елизавета Николаевна, род. 1772 г., скончалась в марте 1852 г.; она была в замужстве за обер-егермейстером графом Гавриилом Карловичем де Реймон-Моден, который ум. 13 мая 1833 года. Потомства от них не видать. П. Кичеев. Комментарии. 1. Как за доставление случая прочесть экстракт из этого дела, так и за подарок экземпляров печатного сенатского о Салтыковой указа, здесь же помещаемого, — мы обязаны благодарностью его превосходительству Ю. Н. Бартеневу. 2. Впоследствии это село принадлежало Вере Яковлевне Левшиной, урожд. княжне Грузинской, и принадлежит ныне баронессе Черкасовой. 2а. Т. е. на углу Кузнецкого моста и Лубянки. 3. Московский священник умер прежде решения дела о Салтыковой. 4. Салтыкова родилась в марте 1730 г. См. Родосл. книгу кн. П. Долгорукого, II, 76. 4а. Салтыкова принадлежала, по родству и связям покойного мужа своего, к самым знатным людям того века. Родной племянник ее мужа, Николай Иванович Салтыков (в последствии светлейший) в то время уже подымался в гору и на служебном поприще (см. Р. Архив 1864, стр. 927-931). Родная племянница была за А. П. Мельгуновым, очень сильным лицом того времени, другом И. И. Шувалова. Очень вероятно, что самая знатность преступницы отчасти и придала шуму ее подвигам. П. Б. 5. Вероятно преступления Салтыковой в прежний царствования оставались без наказания потому, что тогдашние законы не допускали показаний от крепостных людей на их господ. 5а. На полях подлинного указа, рукою императрицы, против слова она везде поставлено он (см. Зритель 1863, № 35, стр. 304) — черта достойная внимания! Государыня хотила дать знать, что Салтыкова недостойна называться женщиной. П. Б. 6. Салтыкова умерла 1800 г. 27 ноября. (См. Род. кн. кн. Долгорукого II, 76). 7. В хронологическом реестре к Полному Собранию Законов этого указа мы не нашли. 8. Во все производство дела, на Салтыкову не было доноса в людоедстве. 8а. Сыну их Николаю Сергеевичу Салтыкову принадлежал теперешний Чертковский дом, где помещается наша библиотека. П. Б. Текст воспроизведен по изданию: Салтычиха // Русский архив, № 2. 1865 |
|