В Крестьянской войне 1773-1775 гг. видную роль играли национальный герой башкирского народа Салават Юлаев, его отец Юлай Азналин, «думный дьяк» Военной коллегии Пугачева, автор первого манифеста, Иван Почиталин и предводитель мишарей (мещеряков) полковник повстанческой армии Канзафар Усаев.

Деятельность этих до конца преданных сторонников Е. И. Пугачева нашла широкое отражение как в специальной исторической литературе, так и во многих художественных произведениях русской и башкирской литературы и фольклоре.

После жестокого подавления восстания их наказали кнутом, вырвали ноздри, заклеймили и в 1775 г. сослали на вечную каторгу в Рогервик (Балтийский порт), ныне г. Палдиски Эстонской ССР (Канзафар Усаев и Иван Почиталин были доставлены на каторгу 31 января, а Салават и Юлай – 29 ноября 1775 г. Центральный государственный исторический архив Эстонской ССР (в дальнейшем ЦГИА ЭССР), ф. 29, оп. 1, д. 42, лл. 7, 8 об.).

О пребывании пугачевцев на каторге не было почти никаких сведений. В 1940 г. уфимский историк П. Ф. Ищериков, разыскивая архивные материалы и малоизвестные публикации о восстании в Башкирии в 1773-1775 гг. и, в частности, о Салавате Юлаеве, увидел в небольшой казанской газете «Волжский вестник» № 35, за 1883 г. короткую заметку профессора Н. П. Загоскина «Последние пугачевцы», в которой автор, ссылаясь на архивное дело 1797 г. канцелярии Эстляндского губернатора А. Лангеля, сообщал о том, что и после смерти Екатерины II на каторге в [108] Рогервике находились немногие оставшиеся в живых каторжане пугачевцы. В числе 6 пугачевцев, перечисленных Загоскиным, были Салават Юлаев, Юлай Азналин, Канзафар Усаев и Иван Почиталин (П. Ф. Ищериков. Салават Юлаев – вождь башкирского народа и сподвижник Пугачева. – «Преподавание истории в школе», 1951, № 1, стр. 56-57.).

По указанию П. Ф. Ищерикова в конце 1945 г. в Тартуском филиале Государственного центрального архива Эстонской ССР (ныне Центральный государственный исторический архив ЭССР) был обнаружен датируемый 19 маем 1797 г. «Статейный список состоящим в балтийском порте наштатской сумме престарелым каторжным невольникам с показанием им от роду лет, давноль и откуда присланы закакия преступления, и кто чем наказан, откель уроженцы…». Копия этого списка, насчитывающего 27 человек, была прислана в Уфу и в 1951 г. частично опубликована (Там же, стр. 58.). Впоследствии об этом упоминалось в ряде работ, посвященных Крестьянской войне 1773-1775 гг. («Салават Юлаев. К 200-летию со дня рождения», Уфа, 1952; В. В. Мавродин. Крестьянская война в России в 1773-1775 гг. Восстание Пугачева. Л., 1961; Ю. А. Лимонов, В. В. Мавродин, В. М. Панеях. Пугачев и его сподвижники. М.-Л., 1965; Крестьянская война в России в 1773-1775 гг. Восстание Пугачева, т. III. Л., 1970; А. И. Андрущенко. Крестьянская война 1773-1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. М., 1969 и др.). Однако следует отметить, что имеющиеся в Центральном государственном историческом архиве Эстонской ССР (г. Тарту) материалы, касающиеся пребывания пугачевцев на каторге, не нашли достаточного освещения: практически дело сводилось к упоминанию некоторых документов в «Деле о ссылочных преступниках».

В конце 1972 г. автору этих строк удалось побывать в г. Тарту и ознакомиться с уже известным «Делом о ссылочных преступниках» и новым делом Эстляндского губернского правления, разобранным в 1972 г. Имеющиеся документы позволяют осветить некоторые моменты пребывания пугачевцев на каторге, установить, в частности, даты смерти Салавата Юлаева и Канзафара Усаева.

Прежде всего следует остановиться на письме генерал-прокурора Сената князя А. Б. Куракина к губернатору Эстляндии А. Лангелю от 28 апреля 1797 г., в котором он в связи с исполнением «высочайшей воли е. и. в.» просит «поспешить доставлением… сведений о находящихся в порученной управлению вашему губернии ссылочных преступниках, а на предбудущее время таковых осуждаемых в ссылку к содержанию отсылать в одни уездныя города губернии вашей, до коле не зделано будет предварительного со мною сношения и от меня получится отзыв…» (ЦГИА ЭССР, ф. 29, оп. 1, д. 42, л. 2.).

Лангель 16 мая 1797 г., отвечая на письмо Куракина, сообщил, что «в городе Балтийский порт находятся каторжных за [109] старостью оставленных в 1772 году 8, пугачевской сволочи, присланных в 1775 году 6 и, кроме того, еще престарелых, присланных в 1784 году 13 человек, а всех в Балтийском порте 27 человек, о коих от меня писано к балтийскому господину коменданту полковнику и кавалеру Экбауму, чтобы он прислал… обстоятельные об них сведения…» (ЦГИА ЭССР, ф. 29, оп. 1, д. 42, л. 4 об.).

Давая эти сведения, Лангель, вероятно, пользовался ведомостью, составленной комендантом Балтийского порта полковником Германом Экбаумом. В приводимых в ведомости данных по состоянию на 1 марта 1797 г. указывается, что «сего марта к первому числу состояло в каторжных:

Прежних за старостью оставленных в 772 году, 8,

пугачевской сволочи присланных в 775 году, 6,

из Ревеля за отправлением в разныя места престарелых и дряхлых присланных в 784 году 13. Итого 27» (Там же, л. 3.).

Одновременно с донесением Куракину Лангель 16 мая 1797 г. направляет Экбауму письмо, в котором просит «имея нужду в обстоятельном сведении о содержащихся в Балтийском порте каторжных невольниках для представления об них его сиятельству господину действительному тайному советнику генералу прокурору и кавалеру (Куракину. – В.С.) …доставить… именной список о всех находящихся там невольниках описав их лета, а равно когда и отколь присланы и по каким преступлениям» (Там же, л. 5.). Экбаум присылает уже известный нам Статейный список. В списке, датируемом 19 маем 1797 г., среди 27 каторжан 6 пугачевцев: Канзафар Усаев, Остафей Долгополов, Иван Почиталин, Емельян Теленев, Елай Адналин, Салават Елаев (Там же, лл. 8-8 об.). В частности, в списке отмечено: Канзафар Усаев лет от роду – 62, болезни не имеет; Иван Почиталин – 47, болезни не имеет; Елай Адналин – 75, дряхл, на ногах от застарелой цинготной болезни раны; Салават Елаев – 45, здоров (Там же.).

18 сентября 1797 г. в письме к Лангелю Куракин распоряжается дать ему сведения и здоровых преступников отослать в Нерчинск, на Иркутскую суконную фабрику и к крепостным работам.

30 сентября Лангель направляет список каторжан, содержащихся в Балтийском порте (в деле имеется список от июля 1797 г. (Там же, ф. 30, оп. 7, д. 380, лл. 7-9 об.). По существу это копия Статейного списка от 19 мая 1797 г.), и письмо, в котором, в частности, пишет: «По поводу высочайшаго е. и. в. именнаго повеления изображеннаго в письме в(ашего) сият(ельства) сего сент(ября) от 18 ч. под № 10041, предписывающего куда какого рода преступников осуждаемых к разным наказаниям отправлять, честь имею в(ашему) [110] сият(ельству) при сем представить именной список, учиненной балтийским г. комендантом генерал-майором Экбаумом о содержащихся в Балтийском порте каторжных невольниках, состоящих еще налицо… И как в числе оных показаны трое только не имеющими болезней, а именно Канзафар Усаев, Иван Почиталин и Салават Юлаев. Прочие все дряхлы и разными болезнями страждут, то всепокорнейше в(аше) сият(ельство) прошу снабдить меня предписанием должны ли вышеозначенные трое кои здоровы по роду их преступления куда следует отправлены быть…» (ЦГИА ЭССР, ф. 29, оп. 1, д. 42, лл. 16-16 об.).

В ответ Куракин, выражая неудовольствие, указывает Лангелю в письме от 14 октября 1797 г.: «На отношение мое от 18 минувшаго сентября… ясно изображено, каких именно преступников отсылать из вверенной вам губернии… доставлен ко мне вами милостивый государь мой от 30 сентября список содержащимся в Балтийском порте каторжным невольникам, начиная с 1753 и не после 1775 года туда поступившим, совсем не соответствующий… даже форме от меня к вам препровожденной; ибо те в нем показанные преступники нимало не следуют к разсылке в означенные места; ваше же превосходительство спрашиваете еще притом и моего разрешения, о трех из них здоровых…» (Там же, л. 19.).

Как же дальше сложилась судьба пугачевцев, в частности, «трех здоровых» каторжников – Салавата Юлаева, Канзафара Усаева и Ивана Почиталина. Когда, где умерли Салават Юлаев и его товарищи по каторге, оставалось неизвестным. Высказывались всевозможные предположения, выдвигались различные версии, вплоть до самоубийства, однако все это не было документально доказано. В 1972 г. при разборе дела Эстляндского губернского правления были обнаружены документы, позволившие открыть новую страницу биографии каторжан-пугачевцев. (В разборе и обработке этого дела принимала участие начальник отдела научно-справочного аппарата ЦГИА ЭССР Е. А. Савина.)

Большую ценность представляют имеющиеся в деле два рапорта майора Дитмара в Эстляндское губернское правление, в которых докладывается о смерти Салавата Юлаева.

«В Эстляндское губернское правление

от находящегося при Балтийской
инвалидной команде майора Дитмара

Сего месяца 26-го числа помре каторжной неволник Салават Елаев, о чем сим донесть честь имею. Майор Дитмар

Сентября 28-го дня
1800-го года
Балтийский порт» (Там же, ф. 30, оп. 7, ед. хр. 380, л. 48.).

«В Эстляндское губернское правление

от находящегося при Балтийской
инвалидной команде майора Дитмара [111]

Находящияся в моем ведении каторжные невольники 12-ти человек, которые и состоят благополучно, против прежде поданной таковой же ведомости убыло. Помре сентября 26-го дня Салават Юлаев, о чем сим донесть честь имею.

Майор Дитмар

Октября 2-го дня
1800-го года
Балтийский порт» (ЦГИА ЭССР, ф. 29, л. 49.).

Таким образом, факт и дата смерти национального героя башкирского народа установлена. Он умер в возрасте 48 лет, из которых 25 пробыл на каторге. Безусловно, эти документы положат конец различным мифам, легендам и всевозможным слухам о самоубийстве Салавата Юлаева. Заключительные страницы жизни верного сподвижника Пугачева имеют теперь прочную документальную основу.

В «Имянном списке состоящих при Балтийском порте каторжных невольников…» от 16 декабря 1802 года указывается 11 человек. По этому списку их принял капитан Пегелов. Под № 8 значится Канзафар Усаев (Там же, л. 97.). Вероятно, он был последним оставшимся в живых на каторге в Рогервике пугачевцем. Через два года после этого 12 июля 1804 года в рапорте Эстляндскому губернскому правлению капитан Пегелов доложил о смерти Канзафара Усаева: «…Канзафор Усаев сего месяца 10-го числа по старости лет волию божию умре, о чем Эстляндскому губернскому правлению донесть честь имею» (Там же, ф. 30, оп. 7, ед. хр. 380. л. 127.). Было тогда Канзафару Усаеву 69 лет.

К сожалению, данные о смерти Юлая Азналина и Ивана Почиталина еще не найдены. Судя по Статейному списку 1797 г., можно предположить, что Юлай Азналин, будучи дряхлым и больным, умер в том же 1797 или 1798 гг. Что же касается Ивана Почиталина, то, вероятно, его не стало примерно в одно время с Салаватом Юлаевым. Во всяком случае в упомянутом нами Именном списке от 16 декабря 1802 г. Почиталина уже нет. Мало вероятен перевод его куда-либо, так как пугачевцы «не следовали к рассылке». Опять могут возникнуть различные предположения, догадки. Новые поиски, упорная работа над архивными материалами помогут узнать подробности о пребывании пугачевцев на каторге.

Текст воспроизведен по изданию: Пребывание пугачевцев на каторге в Эстляндии но материалам Центрального государственного исторического архива Эстонской ССР // Южноуральский археографический сборник, Вып. 1. Уфа. 1973