Обрадованный успехами под Оренбургом, Бибиков с нетерпением ожидал освобождения Уфы и Яицкого городка. Из донесения его от 28-го марта видно, что он предписал генерал-майору

[254] По официальной ведомости, представленной казанским губернатором князем Мещерским (преемником вскоре умершего Бранта), Из 3 186 общественных и частных зданий Казани сгорело 2,193, а осталось 993.

Дмитрий Анучин.

Я, не оставляя употребить все возможности к достижению государственного злодея-самозванца, вора Пугачева, оного за частыми переправами через большие и малые реки, на коих перевозы во всех местах испорченными находил, никак не мог догнать, не допуская до Казани. 11-го числа в вечеру дошел от Казани в шестидесяти пяти верстах; покормя лошадей часа три, 12-го в час пополуночи выступил, и отшед десять (верст) получил известие, что злодей Пугачев разбил одну из наших воинских команд и выступил 11-го числа на рассвете из дер. Чапчиковой, в тридцати пяти верстах от Казани, к городу. Я, не взирая на утомленные мои кони, продолжал марш свой; часу в пятом поутру, в сорока пяти верстах от Казани, услышал великую пушечную стрельбу, которая продолжалась до половины дня, и потом показался в Казани великий день. Я, между тем, продолжал марш свой и, недошел до Казана верст с тридцать, остановился покормить лошадей и дать людям час отдохнуть. По полудни во втором часу выступил, и получил известие, что злодеи Казань взяли и со всех сторон зажгли. Великий дым, который ежечасно умножался, мне довольно был доказательством. Однако сколь ни опасно мне было с моим малым [266] утомленным деташементом идти на поражение злодеев, которые, будучи по крайней мере в двенадцати тысячах ободрены победою, и усилены взятою артиллериею, рассудил, что доле и верность к службе Ее Императорского Величества нашей Всемилостивейшей Государыни требует, не рассуждая ни на какие опасности, идти к спасению остатка города и к подкреплению крепости, которую я за верное считал злодеями непобежденною, в чем и не ошибся, пошел прямо к Казани. Недошел верст с четырнадцать, получил от моих передовых рапорты, что злодеи в семи верстах от Казани со всею своею толпою, неподалеку села Царицына, построились к бою. Я, призвав на помощь Бога, спустился в лес, который должен был проходить одною колонною; на выходе из леса злодеев усмотрел построившихся. Я сколько ни старался взять у них фланги, однако несравненная их толпа, места и прочие неудобства мне сего не позволяли. Я принужден был идти прямо на их середину, где была лучшая их батарея. Злодеи меня с великим криком и с такою пушечною и. ружейною стрельбою картечами встретили, какой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал и от сих варваров не ожидал. Мне не оставалось как единственно стараться ворваться в их средину, на которую я и ударил, отрядя против левого их фланга майора Дуве с его колонною, а на правый майора Харина. Злодеи, имев впереди их главной батареи болото, ни шагу не отступали, однако храбрые мои войска, не взирая на упрямство злодеев, пошли через болото, а одеташированные мои майоры старались, между тем, заходить со сторон. Злодеи, сколько ни супротивлялись, однако с сего места, с потерею их пушек, были обращены в бег. Майор Дуве, между тем, зашед на их правый фланг, имел равную удачу отбить у них две пушки. Злодейская толпа, будучи разделена на две кучи, из коих большая повернула к стороне, к которой шел Харин, остановилась за великим рвом и тесным проходом под мельницею, откудова производила превеликую стрельбу, стараясь заехать к нам в тыл. Я, оставя майора Дуве управляться с одною частью злодеев, повернул в подкрепление майора Харина, который, не взирая на их удары, проходил ров, и как скоро прошел на них ударил. Злодеи скольки ни усиливались, по пятичасовом сражении были единственно помощию Божиею совершенно разбиты. Ночь, место и утомленные мои кони не позволяли мне сею победою пользоваться, как бы я мог, ежели бы лошади мои были хотя в малом состоянии. Я, отбив от злодеев их лучшую артиллерию, состоящую ив двух пятнадцати-фунтовых и двух трех-фунтовых медных, одной чугунной пушки и одной секретной гаубицы и немалого числа обозу, преследуя оных версты три от места сражения, принужден был остановиться и повернуть назад. Злодеи великими толпами, потеряв по меньшей мере до восьми сот человек на месте убитых, побежали во все стороны, куда мне за ними гнаться было невозможно; живых. взято семьсот тридцать семь человек однако не без чувствительной потери и с нашей стороны: храброго капитана Базарова, вахмистра одного, рядовых разных команд двадцать один убитых; раненых: поручик Ейбоженков, разных чинов тридцать семь человек; лошадей убитых тридцать три; раненых тридцать две, а каких команд, какая потеряна амуниция при сем прилагаю ведомость.

[267] За долг мой считаю испросить протекцию у Вашего Сиятельства отличившимся неоднократно своим отменным мужеством и усердием к службе Ее Императорского Величества господам майорам: Харину и Дуве; капитанам: Изюмского гусарского — Кардашевскому, Володимерского пехотного — Олсуфьеву, ротмистрам: Архангелогородского — князю Енгалычеву, Санктпетербургского —Домогацкому, Чугуевского — Демьянову; поручикам: Изюмского гусарского — Ейбоженкову, который и получил тяжелую рану, Зелинскому, Санктпетербургского карабинерного — Тутолмину, Матису-фон-Фуксу, барону Игельштрому, Архангелогородского — барону Дельвигу, Томского пехотного — Венгерскому; артиллерии подпоручику Амбразациеву (Амбразанцеву); Томского подпоручику Блохину; из корнетов: Санкт-Петербургского Селиванову, Пятину, Нейману; прапорщикам: Изюмского гусарского Рыкову, Томского Ржевусскому, Чугуевскому адъютанту Тарсеву, прапорщику Иванову; вахмистрам: Архангелогородского Ларионову; сержантам: Томского пехотного Сапожникову и Папулову, Володимерского Аленину, Малыгину и Куроедову. Не менее должен Вашему Сиятельству рекомендовать отличившихся отменным своим мужеством, храбростью и усердием к службе Ее Императорского Величества служащих еще и поныне без жалованья и патентов, определенных к Казанскому гусарскому полуэскадрону из польской службы поручика Скупинского и прапорщика Зверинского; равномерно же должен отдать справедливую похвалу иноверческим старшинам, во-первых мещерякскому Солтан Мурат Янышеву, который, потеряв все свои имения, не потерял ревность и усердие к службе Ее Императорского Величества. Не менее себя отличили и прочие старшины: башкирские — Валиша Шарыпов и Шарып Чыйков; мещерякские: Менден Муслюмов, Максют Аббуселимов, Абдуль-нелим Максютов; мещерякский предводитель Сулейман Мустафин.

Переночевав на месте сражения, я пошел к Казани, откудова разные злодейские кучи мне встречались и все были порублены моими передовыми. Пришед к городу, я застал оный в бедственнейшем состоянии: злодеями разорен и выжжен, кроме малой части, которую злодеи за прибытием моим разграбить и сжечь не успели. Я не успел постановиться на Арском поле, как злодей Пугачев, собрав вновь не малую часть своей толпы, нам стал показываться. Я оного к себе допустил, а о прибытии моем дал знать как его высокопревосходительству господину генерал-аншефу, губернатору и кавалеру Якову Ларионовичу фон-Бранту, так и его превосходительству генерал-майору и кавалеру Потемкину, который, своим присутствием при сем сражении, был свидетель вторичной победе над злодеем Пугачевым, который, будучи обращен бег с потерею не малого числа людей, поскакал к стороне Алатской дороги. Изнуренные мои лошади, из коих не осталось более тридцати, которые могли полверсты скакать, не позволяли за ним гнаться и я остался принужденным остановиться под Казанью. Злодей, ускакав и перебравшись через реку Казанку с остатком своей толпы, еще довольно великой, остановился. Я не оставлю на него елико возможно будет сделать поиск. (Подписано) подполковник Иван Михельсон. [268]

Июля 13 дня 1774 году.

Михельсон. [269]

2) от 16 июля 1774 г.

За доле мой считаю отдать справедливую похвалу, во-первых, майору Дуве с его колонною, в которой был и капитан Олсуфьев; сия колонна была единая, которую злодеи не могли привесть к колебанию. Равномерно ж себя отличили, как пред сим так и ныне, майор Харин; ротмистры: Чугуевского — Демьянов, Архангелогородского — князь Енгалычев, Санктпетербургского — Домогацкий; Изюмского гусарского капитан [270] Кардашевский; поручики Санктпетербургского Матис-фон-Фукс Тутолмин, барон Игельштром, Архангелогородского — барон Дельвиг, Изюмского гусарского Зелинский, Томского пехотного Венгерский; Чугуевского квартермистр Яковлев, Казанского гусарского полуэскадрона Скупинский, артиллерии поручик Амбразациев (Амбразанцев), Томского — Блохин, 2-го гренадерского Быков; из корнетов Санктпетербургского: Селиванов, Пятин, Нейман, Изюмского прапорщик Рыков, Казанского полуэскадрона Зверинский, Томского Ржевский, Чугуевского Иванов и адъютант Тарасьев; вахмистры: Санктпетербургского Рылеев, Архангелогородского Ларионов; сержант: Томского Сапожников, Папулов и Нормацкий; Владимирского Аленин, Малыгин и Куроедов.

С нашей стороны убито разных команд тридцать пять; тяжело раненых шестьдесят три; легко раненых пятьдесят восемь: лошадей убито сорок шесть, раненых шестьдесят восемь. Подписано: подполковник Иван Михельсон.

Текст воспроизведен по изданию: Второе появление Пугачева и разорение Казани. (Материалы по истории пугаческого бунта) // Военный сборник, № 4. 1871