АРСЕНИЙ МАЦЕЕВИЧ, МИТРОПОЛИТ РОСТОВСКИЙ, В ССЫЛКЕ.

1767-1772 гг.

III.

(См. «Русскую Старину» изд. 1885 г., т. XLV, февраль, стр. 311-338)

На допросах и очных стансах, как мы видим, Арсений во многом сознался, что на него показывали; во многом улики были так сильны, что нельзя было запираться, без очевидного упорства. Архангелогородская губернская канцелярия донесла обо всем государыне императрице. По получении из архангельской канцелярии бумаг по этому секретному делу, генерал-прокурор князь Вяземский отправляет святейшему правительствующему синоду предложение, с требованием копий с доношений Арсения в синод, по коим он был осужден к лишению чина (вм. сана), равным образом и копий с указов из синода в архангелогородскому архиерею и в архимандриту Николаевского корельского монастыря, каким образом его по осуждении содержать в монастыре, и от имени е. и. в. требует, чтобы святейший синод благоволил прислать в нему означенные копии за скрепою, как наискорее.

Генерал-прокурору князю Вяземскому приказано было в то же время уведомить ревельского обер-коменданта Муравьева, [612] чтоб он принял в свое ведомство один каземат в крепости, в Выборге, в Нарве или в Ревеле, пустой, ничем не занятый, однакож крепкой и к житию способный, отделенный от жительства (см. черновой отпуск князя Вяземского ревельскому обер-коменданту в прилож.: ответ последовал от Муравьева, 8-го дек. 1767 года), и между прочим протапливал бы оный до будущего впредь повеления.

В то же время князь Вяземский писал преосвященнейшему митрополиту, вероятно, Димитрию Сеченову, — от которого ответа и нет в деле, потому что он был в это время болен, а 11-го дек. 1767 года и умер (см. Списки архиер. Юрия Толстого, стр. 11), — что е. и. в. благоугодно ведать, каких сантиментов архангелогородской архиерей, и для того соизволила указать о сем истребовать мне от вашего преосвященства уведомления; чего ради ваше святейшество покорнейше прошу об оном архиерее, сколько вы его знать изволите, равно и о сантиментах его и поведении, для донесения ее величеству пожаловать ко мне отписать.

8-го октября 1767 года, от генерал-прокурора князя Вяземского архангелогородской губернской канцелярии отправлено было следующее предложение.

По присланному к е. и. в., об известном монахе Арсении, делу, недостает в некоторых обстоятельствах нужного сведения, и для того оной канцелярии производившие оное имеют монаха Арсения допросить: 1-е, с чего он, Арсений, подпрапорщику Алексеевскому разглашал, что бывший архимандрит Геннадий в Соловецкой монастырь послан напрасно; а он де такого наказания не достоин, а что-ж он, Арсений, показывал, что будто о ссылке оного Геннадия слышал от своего келейника, то когда он от того келейника слышал, где оной келейник Геннадия видел, и каким образом; а как из допроса его того, чтоб келейник ему сказывал, и о деле, за что он в ссылку сослан, не видно, то спросить его, Арсения, за какую именно вину Геннадий сослан; а тем паче, с чего он такое делал заключение, что и безвинно; буде-ж знает и о вине его, так от кого и когда он сведал; 2-е, означенному Алексеевскому он разглашал, что ныне церковь разграбили, и что из его епархии сосуды обобрали, а в допросе показал, [613] что сосуды обобрал князь Куракин, то спросить-же, который князь Куракин обобрал сосуды, с которой церкви, именно когда и чрез кого; 3) архимандриту Антонию о обидящих церковь на проскомидии части вынимать приказывал, в том хотя и признался, но кого именно разумел он, Арсений, обижающих церковь, в допросах не отыщено, и для того о сем принудить его к истинному покаянию, с изъяснением того, почему и чем он почитает церковь обиженною. Капитан Корсаков хотя в губернской канцелярии, по причине писанных им к Арсению писем, был испрашиван, но ответ его весьма кажется веры не достоин, потому показал он, что будто у Арсения был и его видел один раз, но письма его, но здравому разуму, заставляют думать, что он имел с ним уже короткое знакомство, ибо в тех своих письмах, он, Корсаков, уверяет в отменном своем к нему почтении, которого без особливого знакомства и уверенности ни к кому, тем менее, к осужденному, иметь не можно; а посему и остается подозрение, что оной Арсений не оставил его уведомить о развращенных и ложных своих мыслях; и посему его, Корсакова, взяв в губернскую канцелярию, допросить, с наикрепчайшим о показании самой истины подтверждением: 1-е, чтоб он, Корсаков, показал самую истинную, какие он непристойные разглашения от Арсения слышал, равно что он на те его слова ответствовал, а иногда и сам говорил; 2- е, не дано-ль ему, Корсакову, от Арсения каких наставлений в рассуждении разглашения о ложной его святости, или-же о слышанных им от Арсения непристойных и возмутительных рассееваниях; 3-е, почему и какими его, Арсения, благодеяниями он, Корсаков, почел себя обязанна иметь толикое к нему почтение, которое, как в письме значится, он навсегда сохранять обещается, а притом ему, Корсакову, высочайшим е. и. в. указом объявить, что есть-ли он по сим пунктам чистосердечного признания не сделает, то поступлено с ним будет по всей строгости законов; ибо, как выше уже сказано, что самые писанные к Арсению письма доказывают с оным короткое знакомство и отменную к нему преданность и дружбу; а есть-ли он, Корсаков, чистосердечно, во всех своих с Арсением согласиях откроется с самою [614] истинною, то в таком случае может надеяться, что ему в той его вине показало от е. и. в. будет монаршее милосердие, после-же допроса оставить его, Корсакова, под караулом. По допросу подпрапорщика Алексеевского видно, что артиллерийской команды мастеровой Быков удавился, то губернской канцелярии справиться обстоятельно, когда оной Быков удавился и от чего, також и почему Алексеевской о приключившейся ему смерти сведал, и когдаж. Из допросов архимандрита Антония, подпрапорщика Алексеевского хотя и видно, что они Арсения содержали во всем в противность данного из святейшего синода указа, так как и разные непристойные разговоры от Арсения слыша, не доносили, но для чего они до толь не малого преступления дошли, то из допросов их иного не видится, что все те преступления якобы делали по простоте своей, чему однакож верить невозможно; потому что поступки, от простоты происходящие, бывают, когда на что точного повеления нет и дано не будет, а сие преступление ими делано в явную противность и непослушание синодского указа, и потопу от простоты почесться не может, и для того наиутвердительнейшим образом обоих сих допросить, какой ради страсти или причины они так его слабо содержали, и чего-же рада они о показанных по делу дерзких того Арсения поступках молчанию предавали, а сверх сего и сами ему были послушны, как-то: архимандрит поминать велел, по приказу его, обидящих церковь; приобщал его не так, как простого монаха; называли они оба Арсения преосвященным; целовали у него руку. Алексеевской-же и солдатам умышленно не показывал данной ему инструкции, хотя они его о том и просили, також и не делал-ли оной Арсений им каких либо ласкательных обнадеживаний, и буде делал, то какие именно, и чему-ж они из такого чиненного ими Арсению послабления, а себя делая преступниками присяги, быть надеялись, а как из допросов особо Арсения и капитана Корсакова довольно видно крайнее упрямство и не истинное показание, потому им объявить, что как не беспредельно е. и. в. милосердие, однакож преступления их столь велики, что законом определенный в изыскания истины порядок отменить не изволит, тем более, что Арсений, яко просто монашествующий, от оного ни почему [615] исключен быть не может; строгость-же законов в таковых запирательствах и ухищренных выдумках не может быть им всем незнакома, и для того лучше им стараться облегчения, по винам их, ожидать и надеяться от чистосердечного и откровенного оных показания, нежели от упорства и вымысла, что только послужит к вящшему всех их истязанию и скорби. Показанного-ж монаха Арсения, по окончанию описанного в сем предложении допроса, еще вопросить, известные по делу непристойные разглашения с какого вымысла он делал, а именно: 1-е, о супружестве ее и. в. за принца Ивана; 2-е, с чего он причитал принца Ивана братьев к наследству; 3-е, о бытии в России двум правителям и чему и он, изо всех тех его вредных разглашений, быть надеялся, и в каком намерении те свои разглашения чинил. По исполнении-ж всего вышепрописанного, как наискорее, со всеми обстоятельствами с нарочным курьером, ко мне отписать. Подлинное подписано князем Александром Вяземским, 8-го октября 1767 года.

Восьмого-же октября 1767 года, тот-же князь Вяземский пишет, чтобы не прибегать к истязаниям, при дополнительных допросах Арсения и Корсакова. В этом приказе князя Вяземского говорится, что хотя в посланном от него губернской канцелярии предложении и предписании, что с монахом Арсением и капитаном Корсаковым, есть-ли они истинной не покажут, поступлено будет по всей строгости законов, но, как по беспримерному е. и. в. великодушию и милосердию, никакие истязания терпимы быть не могут, то вам сим рекомендую, чтоб по сему делу отнюдь побоями никто истязаем не был, а только-б, без всякого наказания, показать в сем деле только словами строгость, сопряженную с благоразумием и верностию в е. и. в., и чрез то-б одно описанных в предложении людей подвигнуть к чистосердечному признанию, а не инаково; сие-же содержать вам наисекретнейше и, кроме присутствующих по сему делу, никому не показывать.

19-го октября 1767 года, князю Вяземскому, архангелогородской губернии прокурор Нарышкин отправил покорнейший рапорт о получении им от 8-го числа октября 1767 года секретного ордера, коим повелевалось, чтобы, по известному монаха Арсения делу, отнюдь никто истязаем не был. Что-ж [616] касается до исполнения прописанного в ордере вашего сиятельства повеления, то со всераболепнейшим усердием и верностию к е. и. в. оное исполнять тщатися буду.

Того-ж 19-го октября 1767 году, князю Вяземскому архангелогородская губернская канцелярия отправила секретнейший рапорт, о получении ею секретнейшего, от 8-го числа октября, от его сиятельства предложения, в силу которого определено: 1) в чем кого надлежит, выписав, допрашивать, а в случае разноречия и доказательств давать и очные ставки, не чиня особых приговоров; 2) капитана Корсакова для допросу от генерал-маиора и архангелогородского обер-коменданта Ганзера, чрез посылку указа (указ послан 20-го октября 1767 г.) истребовать, не прописывая материи, для чего он требуется, а по допросе, арестовав, держать под крепким караулом, о чем, с надлежащим наставлением, поручику Митяшину дать письменный приказ; 3) артиллерийской новодвинской команда к капитану Ершеву послать указ (20-го октября 1767 г. послан), в коем предписать, чтоб он, по получении, справясь, когда точно мастеровой Быков удавился, где и отчего — губернскую канцелярию репортовал. О Быкове нужно заметить, что он у архимандрита потолок белил, последний его спрашивал, что де у города вестей, на что Быков отвечал: эхо-де носится, что государыня Екатерина Алексеевна за Орлова вступает в супружество, что Алексеевской монаху Арсению и сказывал; 4) при допросах, увещевая, подлежащее, в силу вашего сиятельства предложения, оным объявить; 5) по допросу-ж всех следующих, и по собрании справок об отправлении к вашему сиятельству с подлежащим нарочного, учинить обстоятельный приговор; 6) а о получении вашего сиятельства предложения со изъяснением резолюции отрепортовать.

3-го ноября 1767 года, князю Вяземскому архангелогородская губернская канцелярия отправила секретный покорнейший рапорт: во исполнение насланного от вашего сиятельства от 8-го числа прошлого месяца во оную губернскую канцелярию предложения, по известному монаха Арсения делу, писала она, подлежащие все допрашиваны, а в разноречиях даваны и очные ставки, что обстоятельно из сочиненного и при сем приложенного экстракта усмотреть соизволите, а притом губернская [617] канцелярия честь имеет донесть, что все на словах строгости употребляемы были, но никакого успеха не последовало, как из очных ставок увидеть изволите, белые-ж допросы и очные ставки при том экстракте представляются; по сему-ж делу, сверх прежних колодников содержатся двое: первой, капитан Римской-Корсаков, второй, канцелярист Иван Манаков скованой. Губернская-ж канцелярия осмеливается представить: 1-е, что с оными колодниками чинить; 2-е) как подаренная от монаха Арсения архимандриту Антонию ряса и полукафтанье, по случаю, что здесь па подворье было отобрано, то оное куда повелите, также и прочее, даруемое от Арсения разным чинам, взыскивать-ли, а что продано, следовать-ли о том просить от вашего сиятельства повеления, а сей репорт, с приложениями, отправлен с нарочным архангелогородских баталионов сержантом, Василием Юхлявсвим, коему, как до Москвы, так и обратно до города Архангельского, на две почтовые подводы прогоны выданы. При отправлении-ж сего курьера, с полученною московскою почтою, господин архангельский губернатор Головцын предлагает, чтоб Корсаков истребован был, для доказательства в лихоимственных взятках, полковником Ганзером определенной коммиссиею от г. обер-коменданта, но как оной под ведомством губернской канцелярии под караулом состоит, следственная-ж коммиссия, в силу его превосходительства предложения, во отведенном при губернской канцелярии новое, производство свое иметь будет, со стороны-ж губернской канцелярии депутат из губернаторских товарищей определится, то в таком рассуждении в архангелогородской губернской канцелярии определено будет, дабы не сделать в следствии остановки, для допроса и доказательства, в то время, когда потребен будет, за караулом его, Корсакова, в ту коммиссию приводить.

3-го же числа ноября 1767 года, прокурор Нарышкин отправил к князю Вяземскому свой секретный покорнейший рапорт, в котором пишет, что и он, с своей стороны, его сиятельству ничего иного, как то-же, что и губернская канцелярия, по известному монаха Арсения делу, в своем, объявила, донесть честь имеет, что все на словах строгости и увещания во изыскании прямой истины не предуспели, и какое великое [618] разноречие, то из представленного экстракта усмотреть соизволите.

По справкам оказалось за капитаном Корсаковым очень не мало проступков. В полученном из государственной военной коллегии в архангельскую губернскую канцелярию, в 1764 году, 21-го мая, указе написано, что он, Корсаков, был в штрафах:

1) 1762 года, мая 2-го, за порубление еврея шпагою Вологодского пехотного полку подпоручика Селиванова в аресте находился неделю; за порубление подпоручика Иванова шпагою и полкового лекаря арестован был также, за каждого, на одну ж неделю, и другие его проступки выставлены в справке, например: пьянство, ложное оболгание, игра в карты, небытие на смотрах.

По справке о канцеляристе Иване Манакове от консистории архангельской показано: 1) когда монах Арсений от преосвященного епископа Иоасафа отправляем был в Николаевский корельский монастырь под караулом, то все оное производство было по экспедиции находившегося в оной консистория за секретаря вышеписанного канцеляриста Манакова и писано было им, Манаковым; а сего 1767 года, марта 30-го два, объявленной Манаков поданною на всевысочайшее е. и. в. имя, его преосвященству, челобитною просил об увольнении его от консистории в Москву, для просьбы, по святейшему синоду, о награждении его чином и определения к делам; почему он, Манаков, в силе резолюции его преосвященства, для приискания себе места, по его желанию, от консистории сего 1767 году, апреля 6-го числа, с аттестатом уволен и пашпортом отпущен, и велено ему явиться, как в том пашпорте значится, где по указом надлежит; 2) он, Манаков, по консистории, в подозрениях, штрафах и наказаниях не бывал, человек он жития и поведения честного и по консистории секретарскую должность правил прилежно и бесподозрительно.

По справке в губернской канцелярии о Манакове оказалось: в поданном 1764 году, сентября 10-го дня, в губернскую канцелярию от бывшего в архангелогородской духовной консистории канцеляриста (который ныне в архангельском гарнизоне в первом батальоне солдатом) Григорья Шавардина, той же консистории за секретаря на канцеляриста Ивана Манакова доношении, между прочим, показано, на прошлые 1762 и [619] 1763 годы даны были из реченной консистории в Николаевской корельской монастырь, для записки приходу и расходу денежной казны, шнурозапечатанные скрепленные книги, и он-де, Шавардин, уведомился, что те книги уничтожены, а сочинены означенным Манаковым вновь другие фальшиво, которые им, Манаковым, скреплены, а в посланных-де в коллегию экономия сочиненных им, Манаковым, приходных книгах, запечатанных в том монастыре при прежде бывшем Варсонофии, архиепископе архангельском, монастырских казенных денег более пяти тысяч рублев (из коих вынято на расходы тысяча рублев), в приходе ничего не показано; за сочинение же оных книг выдаваемо было ему, Манакову, более пятидесяти рублей, и дано ж две коровы и лошадь, и просил он, Шавардин, чтоб из Николаевского корельского монастыря, 1762 и 1763 годов, прежде данные из консистории, скрепленные также и каковы посланы в коллегию экономии, приходные и расходные книги, взяв в губернскую канцелярию, освидетельствовать; по освидетельствовании оказались оные неисправными; дело пошло в коллегию экономии с отосланными книгами и копиями с приходных и расходных книг, из губернской канцелярии, но в губернскую канцелярию указа не получено из коллегии экономии.

Справки о Корсакове и Манакове по листам скреплены прокурором Василием Нарышкиным, а в конце справки подписались губернаторские товарищи и прокурор Нарышкин.

20-го октября, 1767 года, по предложению генерал-прокурора князя Вяземского, монаху Арсению учинены вопросные пункты, против коих он допрашиван и показал: он, Арсений, подпрапорщику Алексеевскому разглашал, что бывший архимандрит Геннадий в Соловецкий монастырь послан напрасно и что такого наказания не достоин, потому что бывший у него келейник Стефан, как Геннадия везли, чрез город Архангельск, то в то время случись (так в экстракте, а в вопросах и показаниях: случась быть в городе) и к нему, Геннадию, допущен был конвойными у него солдатами, коему он, Геннадий, сказывал, что сослан за прочтение той молитвы, после молебна, которую в бывшую с королем прусским войну читывали (в семи-летнюю так называемую) на обедне [620] и после молебна, коя в служебнике киевском показана, но он, Арсений, за неимением киевского служебника, показать наизусть не помнит (в вопросах и показаниях: не упомнит); то оной (в экстракте: он) Стефан, возвратясь в Николаевской монастырь, которого (в экстракте: коего) точно месяца и числа не помнит, ему, Арсению, сказывал, то он, Арсений, и рассуждает, что за такую малость он такого наказания не достоин, а точно ль он, Геннадий, за ту вину сослан, того он, Арсений, не знает и ни от кого не слыхал; заключает же, что безвинно для того, что эта молитва опробованная и уже в служении употребляемая.

На второй вопрос, который князь Куракин обобрал сосуды, от которой церкви имянно, и когда и чрез кого, Арсений показал следующее. Как он еще был в Ростове архиереем, то слышал от приезжающих, а от кого точно и в которое время — не упомнит, что князь Куракин, а имя не знает, только тот, которой был в коллегии экономии президентом, в С.-Петербурге, у Благовещенской церкви, те сосуды, которые покойная государыня Елисавета Петровна в ту церковь определила, обобрал, а сам ли, или чрез кого другого, того он не слыхал и не знает.

На третий вопрос: кого имянно разумеешь ты, Арсений, обижающих церковь, и почему, и чем ты обиженною церковь почитаешь, он отвечал следующее: Обижающих церковь разумеет он, Арсений, предателей оной, Димитрия, митрополита Новгородского, и Гавриила Санкт-Петербургского; потому что они согласники сделались в отнятии (в вопрос. и показаниях: о отнятии) от церквей деревень, и церковь тем обиженную почитает, что деревни обобрали от домов архиерейских и от монастырей, равномерно же он, Арсений, разумеет всех и светских чинов (Иконников пишет: немецких, см. «Русскую Старину» 1879 г., октябрь, стр. 189), которые о отнятии деревень от церквей старались и в коммиссии об оном присутствовали, обижающими церковь (в вопросах и показаниях: обижающих церковь); чему ясной пример при бывшем императоре Петре Феодоровиче: прислан был от генерал-фельдмаршала князя Никиты Юрьевича Трубецкого в Ростовской архиерейской дом офицер-иноземец, а кто он таков, не [621] упомнит, которой при том доме конской завод, по приказу его, Трубецкого, заграбил и погнал, а куда, не знает, которой офицер ему, Арсению, говорил публично, а при ком именно, не упомнит, что-де (в экстракте: и то-де) такого завода и на сорок тысяч (в вопросах и показ.: тысящ) рублев не завести, а более вышеозначенных людей кто обижает церковь, он никого не знает и не полагает; кто-ж точно светские чины о отнятии деревень старались и в коммиссии присутствовали, того он, Арсений, показать не знает.

И в сем допросе показал он, Арсений, самую сущую правду, ничего не утая, а есть-ли что хотя мало утаил, а изобличен будет, то подвергает себя смертной казни. Арсений собственною рукою закрепил верность своих показаний на предложенные ему вопросы.

Вопросы и показания монаха Арсения по листам скреплены прокурором Василием Нарышкиным.

20-го октября 1767 года, в Архангелогородской губернской канцелярии, вследствие полученного от князя Вяземского предложения, сверх его допроса, в повеленном допрашиван и показал монах Арсений: на вопрос, с какого вымыслу ты делал непристойные разглашения о супружестве ее величества за принца Ивана, он, Арсений, показал: о супружестве ее имп. вел. за принца Ивана безо-всякого умыслу, а только с того, как слышал от Алексеевского, что ее величество намерена вступить в супружество за Орлова, то он и говорил, что лучше бы было за принца Ивана, потому, что он царского колена.

На второй вопрос: с чего ты, Арсений, причитал принца Ивана братьев к наследству, показал: принца Ивана братьев он, Арсений, почитает за царское колено, и, рассуждая, что есть ли, не дай Бог, ее величество и его высочество государь цесаревич скончаются, то они останутся наследниками и не кому иному быть, как им, что и утверждает.

На третий вопрос: о бытии в России двум правителям и чему ты из всех своих вредных разглашений быть надеялся, и в каком намерении те свои разглашении чинил, отвечал следующее: о бытии в России двум правителям, он, почитая, что еще пророчество Кирилла Новоезерского не сбылось, а оно, конечно, будет, то и думает, что будут два правителя, чрез [622] которых и вся вселенная поклонится Господу Богу; изо всех же своих разглашений ничему быть не надеялся, а все свои разглашения чинил между разговорами и безо-всякого умысла.

И этот дополнительный допрос закрепил монах Арсений собственною рукою.

Оный же допрос скреплен прокурором Нарышкиным.

Того ж 20-го октября 1867 года, в Архангелогородской губернской канцелярии определено, видя присланного капитана Римского-Корсакова так пьяна, что оной ничего отвечать не может, то посадить под караул, а как вытрезвится, то в подлежащем допросить и чинить исполнение, как предложением его сиятельства князя Вяземского повелено

21-го октября 1767 года, по предложению князя А. А. Вяземского, господина генерала прокурора, учинены вопросные пункты капитану Якову Римскому-Корсакову. Против вопросных пунктов Римский-Корсаков был допрашивал и показал:

На первый вопрос: показать тебе, Корсаков, самую истиную, какие непристойные разглашения ты от Арсения слышал, равно и что ему ты на те слова ответствовал, а иногда и сак говорил, отвечал: он, Корсаков, был в прошлом 1765-м году, в июне месяце, а числа не помнит, по бытности у архимандрита Антония, и у него, Арсения, в один день два раза — по утру, да после обеда, и в оные оба раза никаких непристойных разглашений от него не слыхал, кроме того, что он говорил по утру, новгородский митрополит Димитрий по его, Арсения, представлению из кандидатов в архиереи произведен, а ныне ему злобствует; на что он, Корсаков, ему, Арсению, ничего не отвечал; при чем архимандрит Антоний был, да партикулярные разговоры с ним, Арсением, он, Корсаков, имел о Польше, которое местечко богатее, кто из поляков знатнее, каким образом на сейм сбираются, каким образом в короли выбирают; а после обеда он, Корсаков, у Арсения хотя и был, но без чувства напившись пьян у архимандрита и у Арсения, зачал опять разговор о Польше, а что говорил и про одну ль Польшу или что другое, за чрезвычайным пьянством он, Корсаков, не помнит; я как возвратился к архимандриту в келью, того он не [623] помнит же, где и спал, а как пробудился, то из людей архимандричьих ему сказывали, а кто имянно, не упомнить, что он, Корсаков, был у Арсения с полчаса, а архимандрит был-ли после обеда, того он не припомнит; сам-же он, Корсаков, никаких непристойных слов и разглашений как ему, Арсению, так и никому не говаривал, а архимандрит пьян очень был.

На второй вопрос, не дано-ль тебе, Корсакову, от Арсения каких наставлений в рассуждении разглашений, о ложной его святости или же о слышанных тобою от Арсения непристойных и возмутительных рассееваниях, Корсаков показал: от Арсения никаких наставлений о ложной его святости не принимал и не слыхал; также и непристойных и возмутительных рассееваниев он, Арсений, делать ему не приказывал, а прежде его бытности у Арсения архимандрит Антоний будучи у города Архангельского, сказывал ему, Корсакову, что Арсений — ученой человек и великой мастер проповеди сказывать, и сказывает в церкви и для слышания (в вопросах и показаниях: для слушания) один раз его звал к празднику, а к какому и которого числа, не упомнит, только после того вре-мяни, как он письма к Арсению писал, но он, Корсаков, не поехал, что уже (в экстракте: уже и то) услышал от Алексеевского и архимандрита Антония, что Арсения велено крепко держать под караулом.

На третий вопрос: почему и какими Арсения благодеяниями ты, Корсаков, почел себя обязанна иметь толикое к нему почтение, которое, как в письме значится, навсегда сохранять обещался, отвечал: за вежливость его, Арсения, и за угощение он, Корсаков, письма писал не будучи никакими благодеяниями обязан и почтение ему за угощение делал, а что в письме писал, что навсегда обязывается сохранять, то без всякого умыслу, а только для одного красноречия; а как услышал, что его крепко держат под караулом, то он писать перестал, а первое письмо к нему, Арсению, он послал с Алексеевским. А при подписании белого допроса он, Корсаков, объявил, что Арсений о Димитрии митрополите к тому говорил, что за защищение его правильное (в показаниях праведное) церкви он страждет от него, Димитрия. [624]

Белый допрос скреплен капитаном Корсаковым и последние строки писаны его собственною рукою.

Допрос Корсакова, по листам, скреплен прокурором Нарышкиным.

21-го же октября 1767 г., против показания Римского-Корсакова архимандрит Антоний был допрашиван, а 22-го октября того-же года и подпрапорщик Алексеевской, против показания того-же Корсакова, был допрашиван.

20-го числа октября 1767 года, в силу насланного от генерала прокурора князя Вяземского предложения, архимандрит Антоний был допрашиван и показал: он, Антоний, Арсения в противность синодского указа содержал слабо и о показанных по делу дерзких поступках молчал и ему, Арсению, был послушен для того, что он ему, Антонию, подарил панагию финифтяную, в ковчеге серебряном мощи Димитрии Солунского, да другого святого, а какого — не упомнит, рясу люстриновую черную, полукафтанье голубое, люстриновое, пояс шелковой, вишневой, да две книги Октоихи, из коих вещей ряса и полукафтанье здесь на подворье у служителя Василья, а прочее в церкви, а Октоихи в келье, в монастыре, да в разные времяна деньгами рубли по два и по три, а сколько всех денег — не упомнит, а сверх того, льстясь его, Арсения, уверению, что будут принца Ивана два брата царствовать и что он, Арсений, уверял, ныне-де то время приходит, потому что они еще юноши, а в Кирилла Новоезерского житии написано, что юноши будут царствовать, так и надобно оного ожидать вскоре, а как означенного принца Ивана братья на царство вступят, то возмут Константинополь и он, Арсений, будет по прежнему архиереом, а деревни монастырям возвратятся, чему он всему, Антоний, верил и, надеясь оному быть, таковое послабление и преступление присяги делал, думая, что Арсений как архиереом будет, его не оставит, а говорил-ли он кому оные речи окроме его, Антония, он не знает и не слыхал, а ему, Антонию, он, Арсений, многократно говаривал только один наедине и никто об оном не слыхал.

А против вышеозначенного допроса архимандрита Антония, монах Арсений показал, что все показуемые вещи и деньги, окроме мощей, в ковчеге, он, Арсений, архимандриту дарил [625] для того, что он его духовник, а не для того, чтоб ему, Арсению, он послабление делал. Его-ж, Антония, он, Арсений, о братьях принца Ивана, что будут царствовать и ныне де то время приходит, потому что они еще юноши, а по пророчеству Кирилла новоезерского, что надобно оного скоро ожидать и они Константинополь возьмут, он, Арсений, не уверял, и что как они царствовать будут, то и он будет архиереем по-прежнему, и монастырям деревни возвратят, не говаривал, а только между разговорами ему, Антонию, сказывал, что означенное пророчество сбудется, и может де братья принца Ивана будут царствовать, а точно об оном не утверждал, а что Константинополь действительно возьмут, то он утверждает, потому что турки сами оного надеются, что он слыхал от своего деда поляка Василия, которой в 1712 году умер. Ибо он у турков в полону был и от них слыхал, что они считают за ними Константинополь будет 300 лет, кои годы, по их исчислению, прошли, да и по его, Арсения, исчислению, в 1753 году, миновали, и он уповает, что точно. Константинополь взят будет, а когда — не знает.

На очной ставке, монах Арсений показал, что дал ковчежец с мощами, в том признался, а не показал в допросе забвением, а чтоб архимандриту о царствовании братьев принца Ивана и что надобно скоро ожидать также, что он будет скоро архиереем, попрежнему, и деревни монастырям возвратятся, того не говаривал, и утверждается на прежнем своем допросе. А архимандрит Антоний, на очной ставке, показал: точно, что он, Арсений, его уверял, как в допросе показал, утверждает.

20-го-ж числа октября 1767 года, в силу насланного от князя Вяземского предложения, допрашиван подпрапорщик Алексеевской и показал: 1-е, что мастеровой Быков удавился, то он слышал от приезжающих из города в Николаевской монастырь служителей, а от кого, точно не упомнит, а сверх того, жена означенного Быкова, а как ее зовут не знает, ехав в ненаску в великой пост к празднику, а коего числа не помнит, где чудотворный образ Алексея божия человека, заезжав в Николаевский монастырь, и, пришед при нем, Алексеевском, к архимандриту Антонию, объявила, что муж [626] ее удавился, и, принесши образ, а коего святого не упомнит, просила его, чтоб он по нем чинил поминовение, на что он, взяв образ ее, отвечал, что оной в церковь поставить, поставил в келью свою, а после поставил-ли в церковь, ни нет, того он не знает, а о поминовении сказал, что он не будет поминать для того, что он, Быков, сам себя удавил, а более ни от кого о Быкова удавлении не слыхал.

Против Алексеевского показания, архимандрит Антонии показал сходственно, а на посланной о удавлении Быкова указ, сего 1767 года, февраля с 11-го на 12-е число, в 12-м часу пополудни удавился в доме своем в избе, а от чего, точно неизвестно, казенные-ж вещи все после его остались в целости, а мертвое тело тащено было, по резолюции господина обер-коменданта Ганзера, профосами по улицам в страх другим.

На второй вопрос, Алексеевской показал, что он монаха Арсения, в противность данной инструкции, содержал и о показанных по делу его, Арсения, дерзких поступках молчал и нигде не доносил для того, что в разные времена ему, Алексеевскому, он, Арсений, давывал деньгами по рублю а более, а сколько всех денег он, Арсений, передавал, не упомнит, да в прошлом году, сентября 1-го дня, он, Арсений, ему, Алексеевскому, дал гризету темного 9 аршин, которой он, Алексеевской, торговке отставного канонира Осипа Худекова жене продав по 1 р. 20 в. за аршин, ему деньги отдала, да в разные времена ему, Алексеевскому, он, Арсений, дал три лисицы, которые солдат Григорий Кустов продал по 1 р. 50 копеек каждую, ему, Алексеевскому, деньга отдал, да того-ж числа архимандриту Антонию он, Арсений, дал два куска люстрину, один ему, а другой на что, не знает, да солдатам Ухову, Кустову, да другому Кустову, который умре, и Порохину давал он, Арсений, деньги в разные числа, дня-же того-ж 1-го числа сентября, дал семь аршин люстрину темного, которой он, Алексеевской, отдал показанной-же Худекова жене для продажи, коя продав по 1 р. 50 к., деньги ему, Алексеевскому, а он им, солдатам, отдал, а никаких ласкательных обнадеживаний Алексеевской от Арсении не слыхал, а только слышал от солдата Ухова, что он [627] говаривал, как-де Арсения батюшку свободят, то он и меня возьмет с собою, что слыхали Кустов и Порохин, да иеродиакон Лебедев, а с чего он, Ухов, то говорил, того он, Алексеевской, не знает; ничего-же он, Алексеевской, из послабления Арсения и наруша присягу быть не надеялся, а только делал он из подарков, для чего после уже и доносить не смел, а приложа в белому допросу руку, показал, да сверх того ему, Алексеевскому, он, Арсений, платок полуситцовой, скатерть, да девять салфеток дал, да, по просьбе его, Алексеевского, три частицы мощей святых, а именно, преподобного Авраамия ростовского, святого Григория акрагантинского, а третья чья, не упомнит, все в его квартире находятся.

О подарках ему, Алексеевскому, архимандриту и солдатам, монах Арсений показал с Алексеевсвим показанием сходственно, изобразя, что оное давал, безо всякого умыслу, а солдаты во оном признались. Архимандрит Антоний показал, что два куска люстрину, один ему, а другой в церковь, для сделания одежды на престол, Арсений дал, и как на одежду одного не стало, то он и данной ему на то-ж употребил.

22-го числа октября 1767 г., архангелогородской губернской канцелярии, просясь в присутствие, просил монах Арсений, чтоб объявление его записать и представить е. и. величеству нижеследующее.

1-е, просит он, Арсений, чтоб е. и. величество, всемилостивейшая государыня, сотворила с ним, Арсением, милость и соизволила-б подлинное его доношение, посланное в святейший синод, за которое он и осужден, сама прочесть, то, конечно, изволит увидеть его правость; ибо он, когда еще при жизни покойной государыни, Елисаветы Петровны, будучи в епархии, то получил от стряпчего оной епархии, а от которого, коего году, месяца и числа, не упомнит, вопию с доклада, а подлинной подписан бывшим канцлером Бестужевым-Рюминым и прочими бывшими тогда знатными господами, окроме графа Петра Шувалова, о обобрании от церквей деревень, то он, Арсений, написав письмо, адресуя его чрез канцлера покойного Бестужева-Рюмина к ее величеству государыне Елисавете Петровне, которое письмо сходно с его [628] доношением, за кое он страждет; то ее величество рассмотря, что он, Арсений, писал справедливо, поданного доклада когда приносили опробовать и подписать не соизволила, единственно, послушав его письма, что он слышал от приезжающих в Ростов для богомолья придворных дам, а от кого, точно не упомнит, а что в манифесте, по вступлении ее императорского величества государыни, Екатерины Алексеевны, а коего года, месяца и числа, не помнит, о обобрании от церквей деревень объявлено, будто государыня Елисавета Петровна за пять годов до кончины подписала о отобрании вотчин церковных, то несправедливо, и это в манифесте написано излишно, что он действительно утверждает; потому что от многих слыхал придворных, а от кого, точно не упомнит, говорила ее величество, когда приносили к ней доклад, что не подпишет, а как де после смерти моей хотят.

2- е, по доношению его и по следствию докладывано, как он, Арсений, думает из синода экстрактом и на словах ее величеству, а есть-ли-б подлинное доношение ее величество соизволила читать, то-б конечно он-бы так наказан не был.

3- е, как он содержался в Николаевском монастыре, то приходил к нему архангелогородской консистории канцелярист Иван Манаков, с архимандритом Антонием, а коего году, месяца и числа, не упомнит, то он, Манаков, говорил ему, Арсению, что ныне де деревни от церквей обобрали, да и покойная де государыня, Елисавета Петровна, оное за пять лет своея кончины подписала, как в манифесте объявлено, но что он, Арсений, ему отвечал, что это — самая ложь и в манифесте объявлено излишно, потому что хотя ее величеству и представляли доклады, но она, по его, Арсения, письму, подписать не изволила, а сказала: «как де хотят после моей смерти, а я не подпишу», а отвечал-ли на оное что Манаков, того он не помнит, и больше разговоров не было, разговоры-ж между им и Манаковым, слышал-ли архимандрит, того он не знает.

4- е, он, Арсений, и ныне утверждает, что деревень от церквей для прописанных резонов в посланном от него в синод доношении отбирать не надлежало.

Ив. Морошкин.

(Окончание следует).

Текст воспроизведен по изданию: Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский, в ссылке. Исторический очерк по вновь открытым материалам. 1767-1772 гг. // Русская старина, № 3. 1885