|
ПЕТР ДАНИЛОВИЧ ЛАРИН.1735-1778.Портрет Ларина, прилагаемый в копии при настоящей книжке «Древней и Новой России», находится в императорской публичной библиотеке с 1859 года. С тех пор, еще чаще прежнего повторялись в «Ларинской зале» этой библиотеки вопросы публики: кто такой Ларин? что о нем известно? какие сохранились подробности о жизни этого великодушного и образованного купца екатерининского времени? — Но на все вопросы приходилось почти ничего не отвечать, едва лишь несколько самых общих, внешних фактов можно было рассказать многочисленной толпе любопытных, поминутно сменяющейся в библиотеке, — так мало сохранилось известий о Ларине. В 1861 году, в февральской книжке «Журнала Министерства Народного Просвещения» напечатана была небольшая биография Ларина. Автор ее, поручик 3-го гренадерского стрелкового баталиона, Константин Иванович Волховский, стоял в 1859 и 1860 году со своею командой в селе Любучах (рязанской губернии), где существует училище, основанное Лариным. Его заинтересовала личность этого примечательного нашего деятеля XVIII века; он собрал в архиве училища, что мог, до него относящееся, прибавил к тому разные биографические сведения, сохранившиеся в памяти любучских старожилов и сообщенный ему смотрителем ларинского любучского училища, Н. И. Барсуковым, и учителем того же училища, А. П. Малютиным, и таким образом составил биографию, впервые знакомившую русскую публику с историческою личностью глубоко им чтимою, но у нас, к стыду нашему, совершенно почти забытою. Я тоже давно полюбил Ларина, давно удивлялся ему и задумал собрать все, что уцелело в письменных и печатных сведениях, а также в сохранившихся местных преданиях [245] и известиях. Для первой цели мне послужил архив министерства народного просвещения с богатыми его документами, «Полное Собрание Законов» и некоторые печатный издания, которым я назову в своем месте; для второй — письменные сведения, которые мне, с самою обязательною готовностью, сообщил тот же искренно уважаемый Н. И. Барсуков, до сих пор смотритель любучского училища, который 15 лет тому назад помог г. Волховскому в его труде. Таким образом я получил возможность представить публике довольно полные и совершенно достоверные сведения о занимавшем меня человеке.
I. Петр Данилович Ларин родился , по одним известиям, в 1735, по другим — в 1736 году, в селе дворцового ведомства, Любучи, рязанской губернии, нынешнего зарайского уезда. Отец его был бедный крестьянин, по имени Данила Иванович. Сохранилось предание, что Петр Ларин, будучи маленьким мальчиком лет 8-ми, пас стадо, а зимою ходил учиться грамоте к сельскому дьячку и помогал отцу в домашних работах. Учился он очень хорошо, был вообще мальчик больших способностей, но отец, по бедности своей, не мог дать ему никакого другого образования кроме ученья грамоте, и потому, когда сын стал подрастать, он начал подумывать о том, к какой бы должности его пристроить В это время положение жителей села Любучи было незавидное. Мы узнаем это из описания Любучей, сделанного очень обстоятельно самим Лариным и представленного им, в 1777 году, императрице Екатерине II при знаменитой, исторически важной просьбе, о которой будет говорено ниже. «Жители этого села — рассказывает здесь Ларин — не занимаются земледелием, по неудобству земли к хлебопашеству, а почти все существуют мелкою и крупною торговлею, либо служат в работниках и прикащиках. Учиться им, в детстве, не у кого, кроме священника и его причетников, которые и сами мало знают, а потому любучане, по своему незнанию и безграмотству, много трудятся, а мало получают». По счастью, этого с Лариным не повторилось: он тоже «много трудился», но никак нельзя сказать, чтоб в результате он «мало получил». Его жизнь сложилась совершенно иначе. Но только одно здесь приходится заметить. Исчисляя промыслы и занятия любучан своего времени, Ларин почему-то не упомянул одного занятия их, которое играло, и тогда и после, важную роль в числе занятий его односельчан. Это — служба в качестве целовальников и подносчиков по кабакам, как в их собственном селе, так и в других местах. Любучские крестьяне приобрели, даже, но этой должности такую репутацию ловкости и расторопности, что есть предание, будто по всей России славились всего более целовальники-макары рязанцы, любучане. И вот именно в этой-то должности началась деятельность Петра Ларина. Отцу нельзя было держать его у себя дома, на собственном попечении; надо было, чтоб 14-летний мальчик начинал зарабатывать свой хлеб: его и отдали подносчиком в кабак, к одному знакомому, в том же селе. Но здесь ему привелось оставаться недолго: управляющий питейными сборами скоро заметил его, как смышленого и расторопного мальчика, и взял к себе в контору кассиром. Спустя несколько лет, Ларин, пройдя одну за другою разные должности по питейной части, сделался уже управляющим питейным сбором в Казани. Точных годов всего этого мы указать не можем, и первый несомненный год, нам известный, есть 1771 год, когда Ларин, уже московский купец, взял на себя откуп по городу Архангельску. В своей биографии Ларина, г. Волховский говорит, что он, «получая в Казани хорошее содержание и ведя умеренную жизнь, накопил немного денег, и, так как занятия по питейной части не нравились ему, то он передал свою должность управляющего и переехал в Архангельск, где стал заниматься торговлею рыбой, хлебом, пенькою». Но в этом заключаются две неверности, опровергаемые фактами, вполне [246] достоверными. Ларин вовсе не оставлял занятий своих по питейной части в Казани: ближайший к Ларину человек, его зять, делец, коллежский ассессор Цыгоров, представляя, в 1804 году, документы о Ларине тогдашнему министру народного просвещения, графу Завадовскому, на заголовке этих актов называет своего тестя «коронным поверенным по казанской и архангельской губернии». Из этого выходит, что до самой своей смерти Ларин продолжал вести питейное дело в Казани. Во вторых, тоже и в Архангельске он занимался этим самым делом: это мы узнаем как из только что приведенного документа, так и из одной книги, напечатанной в Петербурге, в 1792 году, под заглавием: «Краткая история о городе Архангельском». Автор, «архангелогородский гражданин», Василий Крестинин, долго собиравший наидостовернейшие документы и сведения, относящиеся до описываемого им города, в одном месте своей книги, в «Хронологической росписи архангелогородской истории» отмечает под 1771 годом: «Питейный откуп московского купца Петра Ларина освобождает посад от тяжкия и страшныя службы в питейных выборных, ларешных, целовальниках» (стран. 121), а в другом месте, собственно в истории города, говорит, что «последовавший с 1771 года откуп московского купца Петра Ларина утвердил в здешнем городе продолжение питейных сборов, основанное на договорах откупщиков с правительством, богатящихся сим промыслом с казенною пользою» (стран. 48). Сверх того, в просьбе, поданной министру просвещения в 1817 году, и которую мы приводим в полном!) ее объеме ниже, зять Ларина, Цыгоров, писал, что «Ларин доставил казне выгоды более 2 000,000 рублей при торгах откупных в 1770 и 1774 годах». И так, Ларин был, по главному роду занятий своих — откупщик, и не покидал этих занятий до самой смерти. Но только он был откупщиком решительно отличным от большинства прочих откупщиков, товарищей своих, и вообще от остальных купцов: он имел право во всеуслышание сказать императрице Екатерине II, в просьбе своей: «Провидение Всевышнего Творца вселенныя благословило труды мои, как трудолюбивого гражданина, достоянием превзошедшим мое упование… Я большую часть имения моего посвящаю на учреждение призрительного училища бедным и беспомощным сиротам, и могу совестию и честию всемилостивейшую мою монархиню уверить, что сия бескорыстная жертва не растворена плачем и рыданием людей, мною притесненных, но из нажитого трудами и неусыпным бдением иждивения, которое приобретая, не учинился я виновным ни малейшею ближнему обидою, ни казне ущербом, а стечение только обстоятельств, споспешествуя моим предприятиям, возрастили оное». Впрочем, не смотря на главное и постоянное свое занятие откупными делами, Ларин легко мог заниматься и другими торговыми делами; очень может быть, что он действительно торговал тоже, как говорит г. Волховский, рыбой, пенькой и хлебом. Сохранилось даже предание, что он одно время вел торговлю хлебом с Англиею, отправлял туда собственные корабли, бывал сам в Лондоне и научился говорить по-английски; нынешний же смотритель любучского ларинскогоучилища, Н. И. Барсуков, сообщает мне, сверх того, изустное любучское предание, что Ларин был поставщиком хлеба при высочайшем дворе. Эти подробности, по-видимому, не были известны г. Волховскому, и он говорит только в общих выражениях, что в Петербурге, где он довольно часто бывал по торговым делам, Ларин сошелся с торговым домом одного богатого армянина, и впоследствии вел вместе с ним значительную заграничную торговлю. Но так или иначе, результат был во всяком случае тот, что Ларин, родившийся крестьянином, едва достигнув 40-летняго возраста, был уже купцом 1-й гильдии и обладал очень значительным состоянием. Как он его употреблял, как шла его жизнь, вне торговых и откупных занятий — того мы не знаем. Одно, что нам известно, это, что [247] около 1776 года он построил в селе Любучах большую двухэтажную церковь, о 5 куполах, с тремя (в настоящее время шестью) приделами и колокольней. В приводимом ниже проекте основанного им училища Ларин писал, что этот храм «построен из его иждивения его единственными трудами»; дочерью же его, в просьбе поданной министру народного просвещения в декабре 1816 г. говорилось между прочим, что церковь построена на 65,000 рублей, пожертвованных Лариным. Наконец, нынешний смотритель ларинского любучского училища, П. И. Барсуков, пишет мне но поводу этой же церкви: «Изящная каменная, крытая железом, двухкорпусная церковь отличается как величиной своей, так и особой прочностью и ценностью строительных материалов. Она построена Лариным, должно полагать, около 1776 года, потому что на одном антиминсе, более других древнем в этом храме, и положенном на престоле в нижней церкви (в приделе пророка Илии), находится надпись: «Освящен епископом рязанским и шацким Симоном в 1776 году». Про эту же церковь г. Волховский замечает, что это один из лучших храмов в целой рязанской губернии и что постройка производилась по планам и под наблюдением самого Ларина, начиная с закладки храма и до малейших подробностей. К этому г. Волховский прибавляет еще, что в Архангельске Ларин построил точно такую же церковь, но это навряд ли справедливо: в подробнейшем и достовернейшем описании города Архангельска, помещенном в сочинении с. Козьмы Молчанова: «Описание архангельской губернии, С.-п.-б. 1813, 4°», в § 3-м, стр. 68-71, обстоятельно описаны все 10 церквей, существовавших в то время, т. е. спустя всего лет 30 с небольшим после смерти Ларина, в Архангельск, но ни одна, по времени построения или возобновления своего, не относится к тем годам, когда Ларин был в Архангельске. Наконец, г. Волховский приводит еще дошедшее до него изустное предание, что ум и состояние Ларина дали ему доступ в лучшее петербургское общество и к блестящему двору императрицы Екатерины II. Последнее мало вероятно, потому что в своей просьбе 1777 года Ларин считает необходимым объяснить императрице разные подробности о своей личности. Так он в начале говорит: «прежде нежели представлю мною предприемлемое, долженствую донести о себе Вашему Императорскому Величеству» , и затем рассказывает, что он теперь «купец московский», а прежде был крестьянин — все это было бы в настоящей просьбе излишне, если б императрица его уже знала раньше. Что же касается до того, что Ларин имел доступ в высшее столичное общество (московское или петербургское), то это довольно вероятно. По крайней мере, судя по портретам его, дошедшим до нашего времени, где он представлен в богатом французском кафтане, в пудре, чулках и башмаках, надо заключать, что он уже и костюмом отличался от податного русского купеческого общества, и, соблюдая европейские моды дворянства, вероятно во всем следовал касательно образа жизни своей, примеру тогдашнего большого света. Но богатство, блестящие связи и положение в обществе не испортили Ларина и не затемнили светлого его ума. Напротив, именно в самом цвете лет своих, наверху счастья и богатства своего, он задумал и совершил то дело, которое сделало из него одну из замечательных личностей нашей истории и сохранило навсегда черты его великодушной, честной и симпатичной личности, где как главные ноты звучали — человечность и забота о народном благе. В конце 1777 или в начале1778 г. Ларин подал императрице Екатерине II следующую, необыкновенно примечательную просьбу: Всепресветлейшая Государыня Всемилостивейшая мать отечества! «Удивленный и исполненный почитания к премудрости и щедроте вашего императорского величества как добродетелям, не только в России промыслом Всевышнего для ее благоденствия правлению толь великия монархини [248] врученной, но и во всем свете прославляемым, давно я желаю за чувствуемое под сим бесприкладным царствованием благоденствие принесть хотя слабый по мере сил моих знак рабского и приличного сыну отечества усердия. И наконец общим России счастием ободренный, отважился с нижеследующим упасть к монаршим вашего императорского величества стопам и возжечь благодарное и бескорыстное жертвоприношение благотворному сердцу Вашего императорского величества, по истине сердцем материнским от всех верноподданных признаваемому. «Но прежде нежели всеподданнейше представлю мною предприемлемое, долженствую донести о себе вашему императорскому меличеству. Я купец московский, а прежде имел я счастие быть в числе земледельцев знатнейшия в свете помещицы, Великия Екатерины, и как тогда, так и ныне верный ее подданный и всегдашний наблюдатель истины, ее устами предписуемой примером преподаваемой. Провидение Всевышнего Творца вселенные благословило труды мои, как трудолюбивого гражданина, достоянием превзошедшим мое упование, и как я за сей дар чту себя обязанным во первых Творцу моему, а по нем вашего императорского величества правосудию; то и заключаю, что не могу приличнейшего сыскать из оного употребления, кроме учреждения призрительного училища бедным и беспомощным сиротам, и тем за Его благодать принести благодарение, а по нем посвятить сие училище вашему императорскому величеству, в котором призираемое юношество всегдашние будет за дражайшее вашего величества здравие приносить молитвы. Я большую часть имения моего на сие посвящаю, и могу совестию и честию всемилостивейшую мою монархиню уверить, что сия бескорыстная жертва не растворена плачем и рыданием людей мною притесненных, но из нажитого трудами и неусыпным бдением иждивения, которое приобретая, не учинился я виновным ни малейшею ближнему обидою, ни казне ущербом, а стечение только обстоятельств, споспешествуя моим предприятиям, возрастили оное. «К вышесказанным двум весьма сильным причинам есть третия: вина общие от Всевышнего дарованные радости, рождением его императорского высочества благоверного государя и великого князя Александра Павловича и умножением императорского вашего величества дому, всем россиянам любезнаго и драгоценнаго. И сие происшествие, за которое Россия по Боге вашего императорского величества премудрому обязана промыслу, будет исчислением времени того призрительного училища, которое я соорудить предприемлю, если оное Всевысочайшего вашего величества удостоится утверждения. «Место к тому мною избрано то самое, где судьба определила мне родиться, а именно дворцовое село Любучи, состоящее в уезде Переславля Рязанского. На каком же основании, по моему слабому знанию, и из какового количеством денежного иждивения я оному содержание полагаю, по всем до того принадлежащему при сем всеподданнейше подношу начертание, жалея при том, что ныне не могу большого числа посвятить на сию общую пользу. «Удостойте, всепресветлейшая государыня, милостивого принятия сие рабское предприятие, а ежели оное удостоится и высочайшего вашего императорского величества утверждения, то сочтет сие себе за величайшее счастие и милость Вашего императорского величества всеподданнейший раб московский купец Петр Ларин» 1. К этому прошению Ларин приложил две бумаги, где излагал свой проект любучского училища и банка. По важности, характерности и историческому интересу их, я считаю необходимым представить их здесь во всем объеме. I. Предуведомление. «Прежде нежели предложиться статьи о предприемлемом к заведению призрительном училище, потребно сказать о географическом и топографическом положении того [249] места и жителях оного, в котором сему училищу быть назначивается. Дворцовое село Любучи лежит в округе Переяславля-Рязанского при устье реки Цны, в Оку впадающей; от Москвы в 130, от Переяславля-Рязанского в 60, от Владимира в 140, а от Коломны вниз по Оке реке в 30 верстах; в оном селе Любучах по 3-й ревизии 557 душ; земли у них число довольное, но оная к хлебопашеству никакими трудами и рачением удобною сделана быть не может. Разлитие рек Цны и Оки, ежегодно бываемое, понимает не только все поля, но во многих местах и самые селения, почему издревле поселяне никакого хлеба не сеют, а пользуются одними сенокосами. Но как сия часть земледельческого наследия не приносить им не только того, чем бы оплачивать государственные подати и оброк помещичий, но и на пропитание не доставляет; то они издревле же но необходимости приобыкли к разным промыслам и торговле хлебом, рыбою, медом, воском, салом, всяким скотом и кожами, также они служат у купцов в работникам и прикащиках, перевозят товары и казенную соль водяным путем: словом, от промыслов приобретают все свое достояние. Но как сие село, подобно прочим селениям, не имеет никого к научению своих малолетных, кроме священника и его причета, которые большею частию из крестьянства выходящие, едва только чтению, грамоте российской учить удобны, а потому бедные отроки и остаются без всякого к их будущим промыслам знания, и, служа купцу в работниках и прикащиках, единственно за одно грамоте незнание, и быв чрез то к счетам и рассчетам нудобны, не только самую низкую получают плату, но часто от незнания своего при разделках с хозяевами претерпевают неудовольствие, и за многолетнюю службу или ничего или очень мало получают, да и собственных своих малых промыслов с основанием и верностию вести не имеют пособия, а еще меньше того и знания, когда и каким образом тем пользоваться, и потому они много трудятся, но мало получают. Заводящий сие училище имеет сугубое намерение: первое, согласовать учение малолетных с нынешним отцов их и впредь быть могущим, самих обучаемых, состоянием; второе, призрение бедного юношества, не имеющего от родни помощи и совсем без родных, каковых во всяком селении довольно бывает; и каковые, как остающиеся в бедности, от своеволия гибнуть, вместо того, чтоб быть полезными обществу, по их состоянию и званию. II. Статьи к учреждению и к содержанию призрительного училища. 1. Учредитель оного назначивает на сие богоугодное и к прославленно вашего императорского величества царствования училище 50,000 рублей. Из сего числа 20,000 рублей на строение, а 30,000 рублей в иждивение на всегдашнее время, с тем, чтобы оные остались иждивением сему училищу неотъемлемым не только им самим, ни его наследниками, ниже каким бы то ни было присутственным местом, а токмо в пользу обучающихся и воспитывающихся, с тем, что ежели от строения что останется, то и оное приобщится к капиталу, который останется вечным же и единственно училищу принадлежащим, с тем, что дабы сие предприятие по намерению ого и в случае прежде совершения оного ускорительной его смерти без помехи произведено быть могло: то он и вышеобъявленный капитал 50,000 рублей внес уже до начатия здания того училища в банк сиротопитательного дома. 2. Но как для построения потребно место, то учредитель испрашивает, дабы таковое было продано, возле каменнаго в том селе, из его иждивения и его единственными трудами построенного храма Божьяго, вверх по берегу Цны реки 80, а от оной в поле 400 сажен; а как на оном месте есть жилища поселянские, то он не только что старые и ветхие их хижины перенесет на другие по показанию дворцового правления места, но если хозяева лучше пожелают, то построит им порядочные по плану новые домы с крестьянскою принадлежностию, не требуя за то никакой из казны платы; за землю он заплатит все то, что по рассуждению г. гофмейстера управляющего главною дворцового канцеляриею положено будет, но чтоб дано было на сие испрашиваемое место вечное укрепление на имя учреждаемая училища. 3. Строение будет каменное, пространное и удобное не только к помещению учеников и учителей с служащими, тут же будет место и ко вмещению и сторонних, кои обучаться пожелают: о чем особливо ниже сего объяснено будет. 4. Сие строение со всею к оному на вышеозначенном месте принадлежностию благоволено-б [250] было всевысочайшим указом освободить от постоя и ночлегов всяких проходящих и проезжающих воинских и прочих команд. 5. Как выше сего в 1-й статье сказано, что учредитель определяет сему призрительному училищу на первый случай 30,000 рублей в вечное и неотъемлемое иждивение, то его намерение к содержанию училища от сего количества денег есть таковое: установить при оном же училище банк, и за даваемые в заем деньги брать указный рост по 6 со ста, что и составит ежегодно 1,800 рублей. 6. Главное смотрение над училищем и банком оного предоставляет учредитель но смерть свою себе, а по его смерти достойному из своих наследников; а ежели бы оных не было, или он их не признал за способных, то тому, кому он сие дело препоручить по завещанию своему за благо рассудит. Но как сие намерение, вид блага ближнему имеющее, сопряжено будет со многими попечениями, для общества же служение знаменующими, а особливо при самом заведении и в некоторых потом годах, то учредитель всеподданнейше испрашивает от вашего императорского величества милости, дабы как он, так и по нем главные смотрители, если оные его же будут звания, всемилостивейше освобождены были от гражданских служб. Он никак не уповает, чтобы сие его рабское, ему необходимым кажущееся прошение принято было видом корысти, или за способ к облегченно от какого либо ига; но если, паче чаяния, сие хотя малое, о непорочности его предприятия подаст сомнение, то он и того просить отрицается, не хотя ни малейшего самособия присовокупить к полезному, по его мнению, делу. 7. Из вышеписанных ростовых 1800 рублей, и из тех, кои временем приростать будут, учредитель во-первых станет чинить помощь ссудой преимущественно поселянам села Любучи: а если оные всего того на себя по их промыслам не обратят, то и сторонним по его благорассуждению, с таким училищу удостоверением, чтоб оное не только не лишалось от него на вечность определенного, ниже бы каким ни есть подверглося ко взысканию затруднениям. 8. На первый случай примет он из поселянских села Любуч детей 20 человек, и им и будущим по них на всегдашнее время в год на содержание определяет по 25 руб. и для них будет содержать же пристойное число учителей, лекаря или подлекаря, и, сколько надобно будет, служителей и служительниц. 9. Обучаемы оные будут свойственно их состоянию: 1) грамоте российской читать и писать по правилам грамматики, 2) чистоте языка и слога, 3) вере и страху Божию, 4) арифметике и некоторым частям высших геометрических наук, для лучшего знания сей для промыслов нужной науки, служащей по счислению и поверению своих дел и имущества; 5) познанию российской торговле разных оные отраслей, и откуда, куда и как оную производить удобнее; 6) познанию того, как вести купеческие по бухгалтерш книги и счеты. 10. Но как в оном же уезде и в близь лежащих к селу Любучам городах, усадьбах и слободах нет еще доныне и таковых училищ, с каковым сие основать предприемлется, и хотя проницательная вашего императорского величества, премудрость и материнское о подданных намерение и обнадеживает все пространной Российской империи места учреждением училищ и призрительных домов, как о том сказано в высочайшем узаконении вашего императорского величества, изданном при учреждении новых губерний — в узаконении, которое на вечность достопамятностью между величайших дел вашего императорского величества останется, и которого течение бесчисленных веков у потомства не приведет в забвение, хотя сие будет и в округе Переяславля Рязанского, но как еще оное благополучие до того места не достигло, то до оного времени, а может быть и после того из ближних и способных мест избыточные родители, родственники и благотворные души пожелают отдавать в учреждаемое мною призрительное училище юношей к обучению: то, чтоб и таковых принимать было не воспрещено, но с тем, чтоб за содержание тех, кои в училище жить будут, плачено было по 30 рублей, а за тех, которые приходя учиться будут, только по 10 рублей за все вышеписанные науки; но книги, бумагу и перья должны сторонние ученики иметь на собственные их деньги. 11. Если ж бы таковые же избыточные люди пожелали отдаваемое юношество учить и языкам иностранным, а особливо французскому и немецкому, также и математике: то для них в училище приняты будут учители, и за сие они еще [251] по 20 рублей сверх вышеписанного платить долженствуют, в пользу разных для сего училища потреб, а особливо на собрание небольшой и приличной сему месту книгохранительницы. 12. Священника или учителя катехизиса и закона Божьего, будет учредитель испрашивать от епархиального архиерея, а прочих всех принимать таких, кои в их знании, способности и добром поведении будут иметь несомненные свидетельства. 13. Воспитанникам, на содержание училищное приемлемым, возраст назначивается от 7 до 12 лет, а моложе и старее приниманы не будут; сторонние же всяких лет допустятся. 14. Вышесказанным воспитанникам на училищном содержании срочного в училище времени не предписуется, а сие будет зависеть от рассмотрения как по успехам в учении, так по возрасту и по летам, дабы были они одинаковы, чтоб выходя из оного, могли сами ли собою промысел иметь, или к кому в услужение идти. Выпускаться будут по опытам (или экзаменам) со свидетельствами. 15. Опыты или экзамены, сверх обыкновенных, назначатся и ежегодные, к чему приглашаемы будут дворяне, в соседстве живущие, лучшее купечество, и из ближних городов служащие в чинах люди, которым, так как и всему приходящему обществу, и книги балансовый того времени показаны будут, для усмотрения, в каком состоянии казна училища находится». Заключение. «Если предприемлемое учредителе м всемилостивейшего вашего императорского величества утверждения удостоится, и всевысочайшие указы, куда надлежит, пожалованы будут, как-то г. гофмейстеру о даче места и о прочем: то он, всеподданнейший, будущим же летом начнет строение, и как скоро столько будет построено, чтоб было где положить назначиваемое иждивение, то и банк в пользу училища откроется. И как он все вышеписанное посвящает из усердия к отечеству и паче еще из должного рабского к превосходным вашего императорского величества добродетелям почитания, то и испрашивает еще и сея себе монаршия милости, чтоб ему было дозволено своим же иждивением пред училищем, в прославление и в память великие Екатерины, матери отечества, воздвигнуть монумент, с надписанием, что сие благотворное здание учреждено и построено во дни преславного вашего императорского величества царствования и удостоено священного вашей монаршей особы покровительства». Мы видим из этого важного, национального нашего документа, что Ларин, хотя и купец, занят был здесь мыслью, совершенно чуждою и недоступною в то время не только русским купцам, но и более высокому, интеллигентному слою нашего общества. Кто стоял повыше других, по положению и средствам своим, хлопотал только о том, чтобы дать своим детям что-то в роде лоска французской образованности, понятой очень худо и лишь самым внешним образом. Только сама императрица, и, быть может, очень немногие из лучших русских людей того времени, задумывались о необходимости образования для общей народной массы, и помышляли о практическом осуществлении его для многомиллионного русского населения. В «Учреждении губерний» 1775 года, Екатерина II предписывала приказам общественного призрения «стараться устраивать народные школы по всем городам, а потом и в тех селениях, кои подсудны Верхней Расправе, для всех тех, кои добровольно пожелают обучаться в оных», с тем, «чтобы неимущие могли учиться без платежа, а имущие за умеренную плату». Но все это было только на бумаге, и должно было еще долго оставаться в таком положении. И вдруг, через каких-нибудь 2 года после опубликования великого законоположения Екатерины II, является какой-то купец, вышедший еще недавно из мужиков, полжизни проведший в кабацкой службе, является — и первый из всех русских подает императрице готовый во всех частях, совершенно выработанный проект, которым желает немедленно же, в одном из уголков России, положить почин одному из самых великих и благодетельных намерений русской императрицы, мыслящей по-европейски — намерению покрыть наше отечество сетью народных школ. Никак не должно думать, что предположение Ларина было единственно внушено мыслью [252] Екатерины II и одним из параграфов «Учреждения губерний»: если бы это было так, то при своем благоговейном обожании императрицы, столько раз высказанном, и даже (по тогдашним привычкам) в форме несколько раболепной, Ларин непременно прямо так и сказал бы это — но ни малейшего намека на это мы не встречаем ни в его прошении, ни в «проекте» училища. Далее, в своем проекте Ларин говорит о намерении завести народное училище не как о какой-то мысли новой и притом касающейся целой России, но мысли уже давнишней, постоянно занимающей его и вытекающей прямо и непосредственно из его взгляда на то, что с молодости совершалось у него перед глазами на месте родины его, в селе Любучах. Наконец, и самые предметы преподавания, назначаемые им для любучского училища, гораздо обширнее и многостороннее тех, что исчислены в ст. 384-й «Учреждения о губерниях» императрицы Екатерины II. Здесь говорится: «Учение в народных школах имеет на первый случай состоять в научении юношества грамоте, рисовать, писать, арифметике, детей же греко-российского исповедания учить катихизису; для познания оснований православной веры, толкованию десяти заповедей, для вкоренения нравоучения всеобщего» — и только; Ларин же пропускает, правда, рисование (значения которого в народном образовании он, быть может, не оценял), но за то в его курс преподавания для любучан должны были входить следующие предметы, кроме учения грамоте и правилам русского языка: закон Божий, арифметика и часть геометрии, познание русской торговли, бухгалтерия; сверх того, французский и немецкий язык для желающих. Все это вместе показывает самостоятельность проекта Ларина и полную его независимость от закона Екатерины II. Во всяком случае императрице должно было, конечно, в высшей степени быть приятно намерение одного из ее подданных, так близко совпадавшее с ее собственною мыслью, и она немедленно дала свое соизволение на все просимое Лариным, исключая того, что касалось собственной ее личности. В именном указе на имя гофмейстера Елагина, от 12 марта 1778 г., сказано: «Похвальное намерение московского купца Петра Ларина завести на иждивении своем призрительное училище уезда Переславля-Рязанского в дворцовом селе Любучи, яко месте его рождения, являет в нем гражданина, о пользе общей усердно попечительного. Мы, приемля за благо начертание сему училищу, нам от него поданное, не токмо соизволяем, чтобы оное имело действие, но и всемилостивейше тому пособствуя, повелеваем вам, первое, землю, им просимую, отдать для построения училища, распорядив, чтобы сходно содержанию прошения его, крестьяне, на помянутой земле живущие, без убытка их и лишения нужных выгод, переселены были. Второе, оставляя главное смотрение над всем сим заведением нынешнему основателю, увол няем его от гражданских служб. Третие, что до выражаемого в том же начертании звания монумента, объявите ему, что вместо того предполагаемое на оный иждивение, к лучшей нашей благоугодности, может он присовокупить в дополнение на то же самое училище. Исполнив по сему от вас зависящее, препроводите прошение его к нашему генералу-поручику Кречетникову, на которого учреждение наместничества рязанского от нас возложено, дабы, по установлении того наместничества и со стороны правления тамошнего всякое сему доброму делу пособие чинено было, согласно нашим учреждениям и законам». 2 Гофмейстер Елагин поспешил передать Ларину содержание этого высочайшего повеления в выражениях менее оффициальных, чем дружеских, так что можно, по его [253] письму, предполагать, что уже до представления проекта императрице, он знал о нем — и может быть даже участвовал в его редакции. Елагин написал Ларину 4 апреля: «На всеподданнейшее прошение ваше о заведении в дворцовом селе Любучах призрительного училища, с воспоследовавшего ее императорского величества на имя мое данного указа, я, для радостного вам сведения при сем засвидетельствованную мною копию препровождаю, прилагая при том копию ж с подаванного от вас ее императорскому величеству письма и начертания того училищя, и желая по благонамерению вашему счастливого успеха в сем благоугодном деле». Вслед затем главная дворцовая канцелярия, «данною» от 16 апреля того же 1778 года, отвела Ларину, в селе Любучах, просимое им место под училище, всего вверх по Цне 80, а от реки в поле 400 сажен. Но Ларину не суждено было увидать открытие своего училища. По-видимому, он намеревался посвятить ему отныне все свои заботы, и, как кажется, переселиться даже для того в Любучи: мы можем заключать об этом последнем намерении из того, что он просил императрицу назначить его смотрителем училища и банка и освободить его (и будущих смотрителей) от гражданских служб, так как его намерение «сопряжено будет со многими попечениями, для общества же служение знаменующими, а особливо при самом заведении и в некоторых потом годах». Ничто из всех его предположений не исполнилось при его жизни. После утверждения его проекта императрицею, он жил в Москве, куда приехал, конечно, лишь на короткое время, потому что оставил в Архангельске свою жену Пелагею (отчество ее и фамилия до замужества неизвестны) и малолетнюю дочь Наталью. Из Москвы ему уже не привелось выехать: он скончался там, 22 августа 1778 года, по-видимому, совершенно внезапно, потому что не успел даже составить духовного завещания, о котором говорит в прошении императрице. Вскоре потом тело его перевезено в Любучи, где и похоронено в построенной им церкви. В одном из архивских документов министерства народного просвещения находится сведение, что Ларин похоронен «в любучской церкви, у правого столба», а нынешний смотритель любучского ларинского училища, Н. И. Барсуков, сообщает мне еще следующие подробности: «Тело Ларина было доставлено, по сказанию некоторых жителей, из Москвы в Любучи, в весеннее время, водой, и прах его покоится в гробе, помещенном рядом с двумя другими гробами (вероятно его родителей) в правом приделе построенной им церкви, под настланным чугунным церковным полом, в общем каменном склепе. Года три назад, при поправке этого чугунного пола, покойный священник села Любуч, В. Некрасов, из любопытства велел разобрать несколько кирпичей в своде и таким образом, при помощи свечи, рассмотрел в склепе три дубовые, совершенно неповрежденные гроба. Сверх чугунного пола, над склепом, в церкви поставлен литой из чугуна памятник, в форме продолговатого стола, на верхней доске вылита следующая надпись: «Здесь покоится прах Петра Даниловича Ларина, с.-петербургского (?) 1-й гильдии купца, уроженца села Любуч. Создателю храма сего, основателю ларинского училища и банка, благотворителю сира и убога, другу человечества — воздвигается на память сие усердными его почитателями. 1822 года июня 29 дня. Благий рабе и верный, вниди в радость Господа твоего». В 1875 году, при возобновлении нижней церкви и устройстве там новых богатых иконостасов, памятник этот весь вызолочен и покрыт стеклянным футляром на средства доброхотных приношений». II. Народное училище, предположенное Лариным, не только не было открыто при его жизни, но не получило своего осуществления даже в продолжение целых 40 лет после его [254] смерти. Причиною тому были очень разнообразный обстоятельства. Первым была пропажа самых денег, назначенных Лариным на любучское училище. Как я сказал выше, Ларин умер в Москве, куда он приехал, по-видимому, на короткое время. При нем был тогда не совершеннолетний племянник его, Михаил Ларин (быть может, по купеческому обыкновенно, в «мальчиках») и этот юноша похитил, в числе других ценных бумаг дяди, и билеты на 50,000 р., выданные Ларину московскою сохранною казною, передал их на сохранение купцу Барукову (быть может и научившему его произвести кражу) и вскоре затем умер в 1780 году. Баруков же, сделав на подлинных билетах фальшивую надпись о передаче Петром Даниловичем Лариным всей суммы племяннику его Михаилу Ларину, и составив затем фальшивый вексель на свое имя от Михаила Ларина в такую же приблизительно сумму, на основании тех документов и при помощи нескольких сообщников, получил эти деньги из сохранной казны в 1785 году. Долгое время эта кража оставалась нерасследованною. Но вдова Ларина, хотя и наследовала после мужа значительные капиталы, но, по-видимому, подозревала покражу, которой не умела или не могла доказать. Когда же, спустя 8 лет после смерти Петра Ларина, единственная дочь его Наталья вышла въ1786 году за муж за коллежского ассесора Василья Васильевича Цыгорова, мать ее, Пелагея Ларина, поручила своему зятю, как чиновнику-дельцу и сведущему человеку, заняться розысканием похищенного. Цыгоров оказался, действительно, человеком умелым и вполне пригодным для порученного ему дела, и после нескольких лет, проведенных в хитрых и ловких поисках (для чего он даже оставил службу), он проследил все подробности покражи, повел дело судебным порядком, и результатом всего этого было то, что виновные были преданы суду, и по высочайшему повелению 6 декабря 1803 г. предписано похищенные деньги с процентами взыскать с оставшихся в живых виновников, а в пользу воспитательного дома взыскать с членов опекунского совета всю сумму (с причитающимися сверх того процентами), какая по неосмотрительности этих членов незаконно была выдана из московской сохранной казны посторонним лицам 3. Между тем, пока это высочайшее повеление приводилось в исполнение, вдова Ларина просила, чтоб главное смотрение за имеющим устроиться любучским училищем было поручено зятю ее, Цыгорову. Но сенат, которому высочайше поручено было рассмотреть: «каким образом должно быть исполнено учреждение того училища», нашел, что в настоящее время намерение Ларина не может осуществиться, так как значительнейшая часть крестьян дворцового села Любуч по высочайшему повелению 1797 года отошла во владение генерал-лейтенанта Измайлова (698 душ), а в дворцовом владении осталось всего только 40 душ; поэтому сенат полагал: вложенные Лариным в опекунский совет 50,000 рублей, и с процентами на них наросшими, по мере вступления их, отсылать на человеколюбивые и благотворительный заведения приказа общественного призрения рязанской губернии, или «предоставить это на рассмотрение и распределение министра народного просвещения для употребления их на те же предметы, где благопотребно явится». Это последнее предложение высочайше утверждено 6-го декабря 1803, и с тех пор все деньги, взысканные в счет ларинского капитала, стали поступать в министерство народного просвещения, но вопрос о ларинском училище был на долгое время оставлен в стороне и даже совершенно позабыт. В начале 1808 года любучские крестьяне генерала Измайлова откупились от своего помещика, за 140,000 рублей получив при этом, по высочайшему повелению, и некоторое пособие от казны. Узнав, что любучане стали вольными хлебопашцами, и что, значит, намерение Ларина может быть теперь приведено [255] в исполнение, тогдашний министр народного просвещения, граф Завадовский, один из лучших и примечательнейших государственных людей той эпохи, тотчас же поднял на ноги вопрос о ларинском училище: в феврале 1809 года он поручил московскому попечителю, графу Разумовскому, составить смету на постройку и открытие училища, и отправить в село Любучи чиновника, который бы на месте сообразил, что и как может быть исполнено, и представил бы свое заключение о расположении жителей к этому делу. Вследствие того, в Любучи откомандирован был директор училищ рязанской губернии, Дружинин, который донес, что по его мнению в этом селе можно устроить училище в виде приходского; на построение каменного училищного дома и на покупку для того места (так как отведенное, при Екатерине II, дворцовым правлением, давно уже было застроено крестьянами) нужно до 25,000 рублей, на единовременное обзаведение 610, а на ежегодное содержание — 2,480 рублей. Главное правление училищ одобрило это предположение, но, несмотря на то, вопрос этот еще раз отошел на задний план. Очень вероятно, что осуществлению намерений Ларина всего более мешали тогдашние военные обстоятельства и смерть графа Завадовского, последовавшая въ1812 году. Притом, далеко не все похищенные деньги были взысканы, с причитавшимися на них процентами. Дело это снова возобновил, в 1816 году, тесть Ларина, Цыгоров. Мы видели, что еще в 1803 году не состоялось предположение его тещи о том, чтоб он был утвержден смотрителем будущего ларинского училища, и сколько он ни просил впоследствии о том же, он всегда получал отказ. Тогда он стал хлопотать о другом. Он был человек богатый: это доказывается тем, что его жена, Наталья Ларина, единственная дочь Петра Ларина, в 1797 году имела возможность простить должникам своим 104,000 рублей, числившихся на них 4; притом же, по высочайшему повелению императора Павла I, вдове и дочери Ларина выплачена опекунским советом сумма, причитавшаяся им по билету в 80,000 р., похищенному у Ларина, после его смерти, вместе с двумя билетами на сумму в 50,000 рублей, назначенную для любучского училища, а на эти 80,000, в течение долгих лет, прошедших со времени смерти Ларина, наросли огромные проценты. И так, Цыгоров был очень богат: как наследник после жены своей (умершей в 1801 году), и вместе опекун детей, оставшихся после нее. Но, по-видимому, ему было мало своего состояния, и он неоднократно обращался к министрам народного просвещения, сначала графу Завадовскому, а потом графу Разумовскому, с просьбою выдавать наследникам Ларина от министерства народного просвещения проценты со всей той суммы, которая останется свободною после устройства училища. Но просьбы его постоянно оставались без удовлетворения. Тогда он придумал новый, очень хитрый, по его мнению, проект: он обратился, 6 марта 1816 года, к графу Аракчееву с просьбою, довести до высочайшего сведения, что он желает устроить, на свой счет, в С.-Петербурге, военное училище, для воспитания мальчиков, оставшихся сиротами после воинов, павших или изувеченных в войне 1812 года. Для этого училища он отдавал свой собственный дом в Петербурге и капитал в 100,000 рублей; в вознаграждение же снова просил отдать ему, сыну его и дочерям, проценты с ларинского капитала на том основании, будто Ларин назначал на любучское училище только сумму в 50,000 рублей, а проценты с нее намерен был получать сам. Граф Аракчеев, раньше доклада такого прошения государю императору, пожелал узнать мнение министра народного просвещения, и граф Разумовский 26 июля 1816 года подробно изложи л графу Аракчееву, на основании слов самого Ларина в его проекте, что и сумма и проценты с нее предоставлены Лариным в пользу любучского училища, а поэтому Цыгоров не имеет никакого права на то, чего [256] требует. «В предположении Цыгорова — прибавлял он затем — видно попечение не об инвалидах, а о собственной корысти. Он уступает в пользу инвалидов часть суммы ему вовсе не принадлежащей, (около 200,000 руб.), а остальные, более полумиллиона, старается обратить в свою пользу». В заключении же граф Разумовский говорил, что любучское училище до сих пор не заведено единственно по той причине, что еще не взыскана сполна вся сумма, похищенная после Ларина. Таким образом Цыгоров еще раз потерпел неудачу. Но он не унывал и ни коим образом не терял надежды поставить на своем. В августе 1816 года умер граф Разумовский, и Цыгоров не далее как через 3 месяца после того обратился, 9 ноября 1816 года, к новому министру, князю А.Н. Голицыну, где снова настаивал на своих мнимых правах, и говорил, что покойный министр постоянно препятствовал ему в достижении их «вероятно по давнему его к нему, Цыгорову, нерасположению и мщению, и соизволил отклонить его последнее ходатайство с неприличным и обиднейшим претолкованием». В числе многочисленных, представленных при сем документов (впрочем по большей части не идущих к делу), находилось любопытное письмо головы и нескольких крестьян села Любуч, от 26 октября 1816 года, где они с большою признательностью изъясняли свое согласие иметь у себя училище, и указывали удобное «для сего благаго для них дела»место в своем селе; в конце же прибавляли: «А мы всем нашим обществом останемся завсегда вечное блаженство Петру Даниловичу (Ларину), равно и Наталье Петровне (жене Цыгорова, урожденной Лариной), а вам государю моему телесного здравия и душевного спасения». Но и эта новая просьба не пошла Цыгорову в прок: князь Голицын отвечал ему, что за силою высочайше утвержденного доклада сената 6 декабря 1803 года министерство не можете входить в рассмотрение его прошения об отделении процентов из капитала в пользу наследников Ларина. Затем, в начале 1817 года сын Ларина, штабс-капитан Петр Ларин, и три его сестры: Елизавета, Анна и Наталья, вероятно по научению отца своего, попробовали еще раз счастия, и принесли на высочайшее имя прошение, но и оно потерпело отказ. После этого, в начале 1817 года, уже не существовали более все те причины, которые до тех пор препятствовали осуществление мысли Ларина: похитители его суммы, давно розысканные, уплатили наконец все с них причитавшееся, вместе с почетными членами опекунского совета 5; любучские крестьяне были опять свободны, и сверх того сами желали училища; наконец, окончательно и навсегда устранены были странные домогательства Цыгорова на значительную часть ларинской суммы. Но все-таки за Цыгоровым была та заслуга, что в продолжение почти 20 лет он не давал этому делу заснуть, сделал в начале все нужный розыскания, потом тревожил и шевелил множество должностных лиц и присутственных мест, и хотя никогда ничего не достиг лично для самого себя и своего семейства, но сделал то, что мысль Ларина не затерялась и не погибла. Кажется не подлежит сомнению, что не будь Цыгорова, его ревности к делу, его розысков по горячим следам, а впоследствии поминутных его настояний — деньги Ларина безвозвратно бы пропали еще в самом начале, и, значит, ровно никогда бы ничего не вышло из всего, предположенного Лариным. Именно под влиянием настояний Цыгорова, князь Голицын, хотя и отказал ему в его просьбе в самом начале своего министерства, но поручил главному правлению училищ рассмотреть вопрос: какое сделать употребление из ларинской суммы? Главное правление нашло, что учреждение в селе Любучи училища необходимо нужно потому, что на это именно завещана сумма, при том же крестьяне давно [257] уже не состоят более в крепостной зависимости, а комитет министров положил устроить то училище. Поэтому главное правление и положило предоставить московскому попечителю отправить в Любучи нарочного чиновника для исследования на месте, какого рода училище должно там быть устроено: в виде ли уездного, или какого другого? найдутся ли сироты, или другие дети тамошних недостаточных поселян для поступления в число питомцев при училище, и какие меры надо принять к содержанию их и училища? можно ли устроить при училище некоторого рода банк? Сверх того, по недостаточности средств министерства народного просвещения для открывающихся вновь училищ, особенно в казанской губернии, испросить высочайшее повеление на употребление на этот предмета 50,000 рублей из ларинской суммы, а остальную сумму Ларина расходовать впредь всегда не иначе, как с особого высочайшего разрешения. Это последнее предположение высочайше утверждено 3 марта 1817 г. Между тем, командированный в Любучи от московского попечителя чиновник, тот самый Дружинин, который выполнял подобное же поручение за 7 лет перед тем, в 1810 году, донес, что «жители Любуч находятся в изрядном состоянии, а есть и богатые; из них знатная часть служит у винных откупщиков поверенными, целовальниками и подносчиками, другие торгуют хлебом, скотом и другими товарами, и большею частью живут по городам, от чего происходит, что есть между ними люди весьма образованные, не уступающие в этом отношении купцам лучших городов. Поэтому и детей своих воспитывают уже не так, как крестьяне, а как купцы, приготовляя их с малолетства к собственному своему промыслу. По словам их, нет дома, где не было бы грамотного человека. В 1810 году не видно было в них большого расположения к учению; ныне совсем тому противное: все желают, чтобы у них устроено было училище и жертвуют для него местом, обещая с своей стороны и другие пособия». Что же касается до устройства училища и банка, то Дружинин со своей стороны находил это вполне нужным и возможным и излагал свои по этому соображения. Сообразно с этим мнением, с которым был согласен и московский попечитель, но всеподданнейшему докладу главного правления училищ, 14 июня 1817 года высочайше утверждено положение об основании любучского училища и банка при нем, и при этом повелено отпустить, из ларинской суммы, (которая к тому времени возросла до цифры более 700,000 рублей), по 40,000 рублей на устройство училища и банка, а 120,000 руб.внести в сохранную казну воспитательного дома, для содержания, из процентов, училища. Узнав о таком Высочайшем повелении, Цыгоров сделал еще одну отчаянную попытку, уже не касавшуюся денег, а только возможности быть причастным к делу ларинского любучского училища (быть может, он все еще надеялся попасть в смотрители будущего училища). Он обратился к министру народного просвещения, 14 августа 1817 года, с просьбой, где преподавал князю А. Н. Голицыну разные советы на счета устройства училища, учеников и классов, и между прочим представлял план училищного дома, сочиненный по его словам, самим Лариным в 1778 6; обещал при этом передать в училище подлинный портрет Ларина, всю свою библиотеку, собранную для сына Петра, 800 томов (из числа которых, по его словам, одно юридическое отделение, заключавшее очень редкое собрание «всем гражданским существующим в России законам», стоит более 25,000 руб.); наконец, передавал и все документы, касающиеся Ларина; про себя же рассказывал, что собирается написать подробную и полную биографию своего тестя, с тем, чтоб напечатать ее [258] на свой счет и отдать значительное количество экземпляров в любучское училище, для продажи; посвятить же эту книгу он желал князю Голицыну. Но ни обещания, ни советы ничуть не помогли Цыгорову: смотрителем ларинского училища он все-таки не был сделан, а дом училищный построен по проекту архитектора Соболевского, состоявшего при московском попечителе (с некоторыми изменениями, на счет «большей симметрии» в фасаде, указанными самим министром). В июне 1818 года совершена закладка училищного дома, при чем Дружинин должен был донести московскому попечителю, что некоторые из крестьян села Любучей оказали буйство при закладке и «по невежеству» старались помешать ей, но благомыслящее большинство взяло над ними верх, порядок был восстановлен, и даже устроена была подписка на сооружение памятника Ларину, перед училищным домом. Постройка училища кончена летом 1819 года, и оно открыто 6-го августа того же года. Учеников поступило 19, вольноприходящих было до 10. Дом стоил 45,793 рубля. Что же касается до банка, то он, по объяснению Дружинина, не мог быть открыт в это же время «по неимению желающих пользоваться ссудами». Открыт он уже гораздо позже, 5-го марта 1820 г., новым директором рязанских училищ, Татариновым, который при самом торжестве открытия сдал 40,000 рублей любучскому голове и трем старшинам. Жители же села, в знак своего удовольствия и признательности, пожертвовали, при этом случае, 200руб. на рязанскую губернскую гимназию. После того, об употреблении ларинского капитала на любучское училище вопрос возник всего только один еще раз. В 1822 году обер-квартирмейстер отдельного литовского корпуса, полковник Малиновский, женатый на одной из внучек Ларина, подавал в коммисию прошений, от имени своей жены и двух ее сестер, просьбу на высочайшее имя, где доказывал права наследников Ларина на проценты с капитала, завещанного дедом его жены на любучское училище. По высочайшему повелению, эта просьба была передана в комитета министров, который 3 февраля 1823 года положил: наследникам Ларина отказать в их неправильном домогательстве. «Поелику же — прибавлено в заключении — из капитала, пожертвованного Лариным, высочайше повелено было употребить до 50,000 руб. на другие училища, а об остальной сумме докладывать всякий раз его императорскому величеству, то комитет считает, что вся помянутая сумма, налицо ныне находящаяся, сообразно с волею завещателя, должна принадлежать тому заведению (любучскому училищу), и не может быть обращена на другие предметы министерства просвещения; в противном же случае, когда намерение завещателя в точности исполнено не будет, то никто пожертвований делать не станет». Но министр народного просвещения, князь А. Н. Голицын, не согласился с общим заключением комитета, и подал особое мнение, где писал, что «воля купца Ларина действительно уже выполнена в точности учреждением любучского училища и банка. Училище учреждено соответственное пространству и населению села Любуч, для пользы жителей, для которых Ларин и предполагал только оное, и даже сам ограничил двадцатью число воспитанников, на счет оного содержаться имеющих. Степень сего училища определена такая, какая для состояния сего рода людей именно прилична, ибо на обширнейшее обучение они и не стали бы отдавать своих детей. Если же распространить сие училище для принятия в оное юношества из посторонних мест, то кроме того, что сие не было целию завещателя, оказалось бы без сомнения и напрасным, ибо верно никто, или по крайней мере мало кто из посторонних согласился бы отдавать своих детей на воспитание в сие село, а предпочел бы на то губернские или столичные училища. Таким образом, училище, в селе Любучах учрежденное, вполне удовлетворяет намерениям завещателя, и самым словам, в коих воля его изображена. Что касается до банка, то сумма 40,000 руб. более нежели достаточна для [259] нужд жителей сего села, коих по ревизии числится 778 душ. Для большей суммы недостанет у них и обеспечения; ибо село сие едва имеет столько участков земли, сколько но положению следует на обеспечение всего отделенного для банка капитала, так что оного достанет вполне для каждого из сих хлебопашцев. Притом жители села Любуч обязаны всем миром ответствовать за целость сего капитала, который раздается с общего приговора головы и трех избранных старшин. Посему весьма ясно, что капитал банка не только не нужен быть увеличен для села Любуч, но при всяком умножении оного оказался бы излишен и даже обременителен для жителей, ибо охранение его в том месте не требует обширнейшего дома, какового там нет, определения большого числа людей для надзора и управления и вящего обеспечения, которого жители и село дать не могут. Распространение же банка для того, чтоб и другие кто-либо, кроме любучских крестьян, могли получать там ссуды, будет вовсе неуместным, и будет совершенно неудобным в исполнении и невозможным 7. Все сие было вполне соображаемо, по достаточном на самом месте обозрении села Любуч и образа состояния жителей, и вследствие того по рассмотрении в главном правлении училищ, на поднесенный от оного доклад, 14 июня 1817 года последовало высочайшее утверждение». В заключении, князь Голицын признавал справедливым «оставить всю сумму, процентами с капитала Ларина составившуюся, в распоряжении министерства народного просвещения, на предметы его цели соответственные, и не употреблять ни на что постороннее». Государь император утвердил положение большинства членов комитета министров. Почему, однако же, это постановление не осуществилось, из архивских дел не видно, и любучское ларинское училище продолжало существовать только на те средства, какие уделены ему были постановлением 3 марта 1817 года. Таким образом, великолепное намерение Ларина вполне осуществилось лишь спустя 42 года после того, как он выразил его императрице Екатерине II и внес нужные на то деньги в государственное учреждение. Дело не могло быть покончено раньше, не смотря на несколько постановлений высших государственных установлений: сената и комитета министров. Про настоящее же положение любучского училища И. И. Барсуков пишет мне: «учащихся в этом училище теперь 75; из них 20 детей беднейших крестьян и преимущественно сирот села Любуч, пожеланию Ларина, воспитываются на счет самого училища. Жители охотно отдают детей своих в ученье, так что в Любучах, в настоящее время, почти нет никого из взрослых, кто бы не получил образовала в Ларинском училище. С открытия его в 1819 году, было по настоящее время учащихся 1106 человек. Самое училище, как по зданию своему, так и по образованию, далеко превосходить все сельские училища рязанской губернии. Оно состоит из трех классов, из них один приготовительный, и помещается в собственном, каменном 2-этажном доме. В училище полагается 1 смотритель и 6 учителей. Предметы преподаются следующие: закон Божий, русский язык, арифметика, главные основания геометрии, техническое рисование, черчение, чистописание и церковное пение. Сверх того кратко преподаются русская история и география. В свободное же от занятий время, воспитанники обучаются ремеслам: столярному и слесарному по 1 1/2 или по 2 часа ежедневно. — Население села Любуч, по духовным росписям за 1875 год, значится в 1135 душ мужского пола, но из них живут на стороне, для своих промыслов (как известно из тех же росписей), 583 души, так что живет в Любучах всего 552 человека». В заключение всего этого остается прибавить, что громадно разросшиеся Ларинские суммы [260] послужили впоследствии еще на следующие цели народного образования в России. В течение времени от 1828 до 1835 г. по высочайшему повелению построены залы императорской публичной библиотеки, идущие от угла Невского проспекта по площади монумента Екатерины II, на что отпущено 127,000 рублей, и одну из зал император Николай I, при посещении библиотеки 24 июля 1835 года, повелел назвать «ларинскою» 8. Во всеподданнейшем докладе императору Николаю, министр народного просвещения С. С. Уваров писал: «Непрестанно возрастающая, с умножением народонаселения в С.-П.-Бурге, потребность образования юношества, в особенности для среднего класса людей, становится более и более ощутительною, и родители недостаточного состояния крайне затрудняются в приискании к тому благонадежных способов. Притом же 2-я и 3-я гимназии находятся обе на одной стороне Невы, а потому для жителей васильевского острова, петербургской и выборгской стороны, посылать детей своих в сии отдаленные заведения вообще неудобно, а иногда и вовсе невозможно». Поэтому Уваров просил разрешения употребить на покупку дома и устройство гимназии до 110,000 р. из состоящего при департаменте народного просвещения ларинского капитала, простирающегося свыше 800,000 pублей. «Если б — прибавлял он — сверх вышесказанной суммы 110,000, отделить еще на учреждаемую здесь гимназию до 400,000 рублей из ларинского капитала, дабы процентами с сей суммы содержать определенное число воспитанников, то сия гимназия, учрежденная щедрым пожертвованием Ларина и частью содержимая из того же источника, могла бы по справедливости принять имя своего благотворителя и именоваться «ларинскою». Таким образом самое пожертвование Ларина достигло бы цели своей и сим распоряжением благая воля дарителя была бы исполнена с значительною пользою для жителей столицы». Император Николай написал на этом докладе 8 декабря 1834 года: «Совершенно согласен», и ларинская гимназия была открыта в Петербурге 15 августа 1836 года. Наконец из того же капитала отпущена сумма на постройку здания для ришельевского лицея с гимназиею в Одессе. _________________________________ Приложенный к настоящей статье портрет Ларина очень точно скопирован с оригинала, помещенного в «ларинской зале» императорской публичной библиотеки пожертвованного библиотеке, в 1859 г., вдовою полковника, Натальею Васильевною Евдокимовою, урожденною Цыгоровою, т.е. внучкою Ларина, и дочерью его единственной дочери Натальи (в замужестве Цыгоровой). Пожертвование это произошло совершенно случайно. Однажды, в декабре 1859 года, один из библиотекарей, сопровождая, по обыкновению, толпу посетителей, рассказывал ей, в ларинской зале, о пожертвовании Лариным значительной суммы при Екатерине II и прибавил, что из этой суммы возведена впоследствии и эта «ларинская зала», но к сожалению, до сих пор нигде нет портрета Ларина, и неизвестны черты лица этого великодушного и образованного купца. Тут из толпы посетителей выделилась маленькая старушка, и подошла к библиотекарю. «Что вы это изволите говорить, батюшка? Я немножко глуха, не расслышу», сказала она. Библиотекарь повторил свое сожаление. «Э, батюшка, что же это я прежде не знала, никто не сказал мне, что нужен портрет Ларина. Я его внучка, у меня есть портрет. Приезжайте ко мне, я с удовольствием отдам его библиотеке». И в тот же день в императорскую публичную библиотеку переселился настоящий великолепный портрет 9. Как видно из подписи на портрете, его писал в 1818 году профессор Алексей Волков, превосходный ученик знаменитого нашего живописца Левицкого: это и объясняет совершенство исполнения и колорита этого портрета. В приведенном выше письме [261] от 14 августа 1817 года, Цыгоров писал князю А. Н. Голицыну: «Дабы ознаменовать благотворение и достоинство моего тестя, в обязанность себе я поставляю иметь в училище портрет его, который с находящегося у меня оригинала поручил я написать искусственною кистью г. профессору Волкову. Он на сих днях представит эскиз па апробацию вашего сиятельства, с тем, какие прикажете означить на сем портрете цвета платьям питомцев, поелику они разных сословий». Цыгоров переменил впоследствии свое намерение, и не отдал ларинскому училищу картины Волкова — конечно вследствие значительного художественного ее совершенства. Он оставил этот портрет у себя дома, и впоследствии он поступит в публичную библиотеку. Где находится оригинал — неизвестно. В любучском ларинском училище находится не оригинал, а копия, поступившая туда в 1825 году 10. В с.-петербургской ларинской гимназии находится копия, сделанная с библиотечного портрета капитаном 1-го ранга Розенбергом в 1862 г. В обеих этих копиях Ларин представлен без всякого пейзажа и строений в фоне, именно церкви, построенной Лариным в Любучах и школы, куда идут крестьянине любучские мальчики. Все эти подробности прибавлены на нашем портрете, конечно, самим Волковым: о церкви ему мог рассказать Цыгоров; училище же (в 1818 году еще не существовавшее) изображено у него в том лжеклассическом стиле, который был тогда в моде. Ларин представлен, на нашем портрете, в пудреном парике, малиновом бархатном кафтане и шелковых чулках; в руках у него бумага с печатью — конечно «данная» 1778 года. Он сидит на балконе: вероятно, это балкон того дома, какой он думал себе построить в Любучах, для постоянного житья, как смотритель училища. Лицо его выражает ум и доброту. Портрет написан превосходно. Это одна из хороших картин старой русской школы. В. Стасов. Комментарии 1. Текст мною выписан из архивского дела министерства народного просвещения. У г. Волховского он был передан не вполне верно. 2. Прошения Ларина с приложениями и именной указ Екатерины II были напечатаны в биографии Ларина, составленной г. Волховским, но с пропусками и с многими очень существенными неверностями. Я даю здесь текст вполне верный, на основании текста, напечатанного в Полн. Собр. Зак. т. XX, стр. 600 — 604, но исправленного мною, относительно некоторых маленьких неточностей, по делу о Ларине в архиве министерства народного просвещения. 3. Всего взыскивалось 457,238 р. 19 к. 4. «С.-Петербургские Ведомости», 25 сентября 1797 г. № 77. 5. За некоторых из них, наприм., за действит. тайн. сов. Бецкого, уплачена известная часть из сумм кабинета. 6. «На первый случай, мой тесть, соображаясь с именным высочайшим указом 12 марта 1778 года, пригласил тогда же в село Любучи рязанского наместника, генерал-поручика Кречетникова, и с общего с ним мнения, сделан училищному дому план в два этажа на погребах». 7. Заметим, что князь А. Н. Голицын совершенно забывал, при этом, слова самого Ларина в его проекте: «Учредитель станет чинить помощь ссудою преимущественно поселянам села Любуч, а если оные всего того на себя не обратят, то и сторонним». 8. Путеводитель по императорской публичной библиотеке. С.-Петербург, 1852, стр. 24, примечание. 9. Вышеупомянутый библиотекарь видел у г-жи Евдокимовой другой небольшой портрет Ларина, может быть оригинал. 10. Н. И. Барсуков сообщает мне, что о портрете их училища ничего по делам неизвестно, кроме того, что 18 марта 1825 года отослано директором училищ рязанской губернии 400 рублей с.-петербургскому купцу Варлааму Семеновичу Милякову «за присланный училищу портрет П. Д. Ларина». Текст воспроизведен по изданию: Петр Данилович Ларин 1735-1778 // Древняя и новая Россия, № 3. 1876 |
|