|
КИЖСКОЕ ВОССТАНИЕ1769-1771АНТИФЕОДАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ГОРНОЗАВОДСКИХ КРЕСТЬЯН КАРЕЛИИ в 1769-1771 гг.1. Усиление феодальных повинностей и отказ крестьян работать на заводской барщине Выступление олонецких приписных крестьян в 1769-1771 гг. было наиболее значительным событием в истории Карелии феодальной эпохи. Движение крестьян охватило русские, карельские и вепсские погосты н волости Олонецкого горного округа с населением около 40 тыс. человек. Центром движения стала территория старинного Кижского погоста, а поэтому и выступление крестьян в истории нашего края известно как Кижское восстание. Приписка крестьян к горным заводам в Карелии впервые была предпринята царским правительством в конце XVII в. [6] и наибольшего размера достигла в следующем столетии. В начале XVIII в. к Олонецким Петровским заводам и Лодейнопольской верфи было приписано до 100 тыс. человек, то есть почти все крестьянское население Карелии и некоторых соседних с ней районов. В конце первой трети XVIII в. в связи с упадком в Карелии металлургического производства выплавка чугуна продолжалась только на Кончезерском заводе. Почти на две трети была сокращена численность приписных крестьян. Оставшиеся в приписке крестьяне снабжали Кончезерский завод древесным углем и железной рудой, а также выполняли общегосударственные рекрутские, дорожные и другие повинности. Особенно тяжелым бременем ложились на крестьян наборы рекрутов и работников на заводы 1. В 30-50-х годах XVIII в. из олонецких приписных селений было мобилизовано свыше 560 мужчин крепостными рабочими на Кончезерский, Лапландские и Колывано-Воскресенские заводы и на рудники. Крестьяне обязаны были снабжать бергауеров платьем, обувью, а в случае побега или смерти высылать новых работников. По поводу этой повинности крестьяне с горечью говорили, что у них требуют «бессмертных бергауеров» 2. Ввиду ничтожности казенной платы крестьянам приходилось содержать н временных работников, которых брали для строительных и других работ на заводы и рудники. [7] С каждым десятилетнем росли тяготы заводских работ, увеличивались общегосударственные натуральные и денежные повинности. В середине XVIII в. из приписных селений отправляли временных работников на Воицкий рудник, на строительство Петровского медеплавильного завода и «французских фабрик» на реке Лососинке. Особенно резко увеличились повинности в конце 60-х годов в связи с началом работы на Тивдийских мраморных ломках и строительством Лижемского пушечного завода. Все это вызывало резкое недовольство крестьян. Летом 1769 г. участились побеги крестьян со строительства завода и с мраморных ломок. Непосредственным поводом к открытому выступлению приписных крестьян послужило объявление им сенатского указа от 27 мая 1769 г. об увеличении податей и о способах их уплаты. Подати увеличивались с 1 рубля 70 копеек до 2 рублей 70 копеек с каждой ревизской души. Указом разъяснялось, что 1 рубль приписные крестьяне могут платить деньгами, а 1 рубль 70 копеек обязаны по-прежнему отрабатывать. Для объявления этого указа крестьянам в один из сентябрьских дней 1769 г. в Кижи приехал служитель канцелярии заводов Назимов. Трудно сказать, понимал ли сам Назимов смысл указа, но, получив от старосты Кижской трети «в награду 10 рублей», он на суёме (сходке) сказал крестьянам, что 2 рубля можно платать деньгами, а 70 копеек подлежат отработке. Так же Назимов разъяснял указ и получал взятки в Великой Губе, в Кузаранде 3 и Типиницах. [8] Крестьяне, выслушав указ, соглашались с таким его толкованием (чему способствовала неясность формулировок указа), тем более, что этот порядок уплаты податей был бы для них «меньшим злом», поскольку заводские повинности мешали крестьянам выполнять сельскохозяйственные работы и заниматься промыслами. К тому же оплачивались заводские повинности настолько ничтожно, что крестьяне при первой возможности старались сдать их выполнение подрядчикам с оплатой во много раз большей по сравнению с заводскими расценками. Активное участие в разъяснении указа принимали крестьяне Кижской трети 4 Емельян Калистратов и Толвуйского погоста Климент Соболев. В ходе обсуждения указа некоторые из крестьян говорили, что и 70 копеек, вероятно, отрабатывать не обязательно. Осенью 1769 г. Заонежье бурлило. Часто созывались суёмы, на которых горячо обсуждался вопрос о заводских повинностях. А так как, по мнению крестьян, указ давал возможность взбежать заводской барщины, то они и прекратили выполнять наряды канцелярии заводов и даже попытались получить от нее подтверждение, что им действительно дарована льгота. Однако начальник заводов Фрейгольд уклонился от беседы с ходоками, а служители в спорах с крестьянами совсем запутались и посоветовали искать ответа в Берг-коллегии 5. В конце 1769 г. ходоки, избранные на крестьянских суёмах, [9] отправились из Заонежья в Петербург, чтобы там подать челобитную в Берг-коллегию, в подчинении которой находился Олонецкий горный округ. К этому времени волнения охватили все приписные селения Заонежья, а в начале 1770 г. движение распространилось на Остречинскую, Ладвинскую, Тубозерскую и Шелтозерскую волости. Несколько позднее от выполнения заводской барщины отказались приписные крестьяне Святозерской, Сямозерской и других карельских волостей. Берг-коллегия доносила в Сенат, что крестьяне Олонецкого горного округа отказываются работать на строительстве пушечного завода и на Тивдийских мраморных ломках. Не выполнялись и обычные заводские повинности — заготовка дров н выжиг древесного угля, а также вывозка руды и угля на заводы. Крестьяне Кижской трети и других деревень Заонежья проявили наибольшую активность и стойкость. И это не случайно. Тяжесть горнозаводской барщины особенно нестерпимой была для населения районов с развитыми отхожими промыслами. В XVIII в. из Заонежья и других прионежских селений, по которым с давних пор проходил торговый путь от берегов Студеного моря в центральные районы страны, все большее количество каменотесов, плотников и столяров уходило работать по найму в Петербург, Москву, Ригу и другие города. Многие из крестьян занимались также извозом, рыболовством и судоходством. Увеличение заводских повинностей нарушало хозяйственную деятельность крестьян, лишало их возможности заработать деньги для покупки хлеба и уплаты податей. Всю весну 1770 г. ходоки, ожидавшие в Петербурге ответа от Берг-коллегии на крестьянскую челобитную, поддерживали [10] связь со своими односельчанами. В письмах, посланных из столицы, Б. Калистратов убеждал крестьян не выходить на заводские работы, поскольку отрабатывать они должны лишь 70 копеек душевого оклада податей. Эти письма пересылались из волости в волость и читались на суёмах. Даже известие об аресте в Петербурге Калистратова и других челобитчиков не поколебало решимости крестьян добиваться справедливости. В апреле 1770 г. начальник канцелярии Олонецких Петровских заводов доносил в Берг-коллегию, что ее приказание — учинить крестьянам «нещадное наказание батожьем» — выполнить невозможно, так как крестьяне заявляют, что они «повиноваться не будут и к наказанию не дадутся» 6. Упорное сопротивление олонецких приписных крестьян вызывало беспокойство правительства. Страна находилась в состоянии войны с Турцией, а поэтому задержка строительства Лижемского пушечного завода привлекала внимание как Сената, так и Екатерины II. В марте 1770 г. правительство пошло на отмену обязательных работ на Тивдийских мраморных ломках. Была надежда, что эта уступка удовлетворит крестьян. Императрица в письме к генерал-прокурору Сената приказывала «сие исполнить поскорее, дабы тамошнее волнение пресечь 7». С этой же целью в слободу Петровского завода (административный [11] центр горного округа) была отправлена следственная комиссия во главе с полковником Винтером. 2. Поход крестьян на Петровский завод и вторичная отправка челобитчиков в Петербург Деятельность свою следственная комиссия начала с посылки нарочных в погосты и волости для объявления крестьянам сенатского указа от 30 апреля 1770 г., в котором снова говорилось об увеличении оклада податей до 2 рублей 70 копеек с ревизской души и об обязательной отработке по 1 рублю 70 копеек. Однако крестьяне по-прежнему отказывались выполнять заводские повинности. Крестьяне Кижской трети, собравшись на суём, решили не только не подписываться под обязательством о выполнении заводских работ, но идти в Петровскую слободу и подать челобитную в следственную комиссию. С 9 по 15 июня в Петровскую слободу пришло не менее 1000 человек. Следственная комиссия отмечала, что крестьяне Кижского погоста пришли «великим множеством до двухсот человек», а потом вслед за ними крестьяне «почти из всех погостов и волостей» 8. На суёме в Петровской [12] слободе крестьяне обсуждали коллективную челобитную, которую их доверенные подали 15 июня в следственную комиссию. Содержание челобитной было изложено на 9 страницах, а дальше на 16 страницах перечислялось свыше 500 имен и фамилий старост, десятских и «мирских посылыциков», подписавших челобитную. В ней подробно перечислялись повинности, которые вынуждены исправлять крестьяне, приписанные к Олонецким заводам. Тяжесть этих повинностей усугублялась тем, что селения приписных крестьян окружали земли каменистые и не хлебородные, и «для пропитания того хлеба всегодно бывает великий недостаток» 9. Привозная же рожь, писали крестьяне, редко продается дешевле 40-50 копеек за четверик (около пуда), то есть намного дороже, чем в других горных округах. Деньги крестьянам нужны были не только для покупки хлеба, но и для уплаты податных недоимок. В челобитной указывалось, что выход из создавшегося положения один: освободить крестьян от заводской барщины, и тогда они будут уходить в российские города на заработки и в срок платить все казенные подати и сборы. Члены следственной комиссии, пытаясь сломить сопротивление крестьян, прибегали как к уговорам, так и к арестам, но ничего не добились. А крестьяне, не получив от комиссии удовлетворительного ответа, решили отправить ходоков в Петербург с челобитной на имя Екатерины II. Доверенными были избраны крестьянин Толвуйского погоста Климент Соболев и староста Кузарандской волости Анцыфер Трофимов. Осенью 1770 г. они [13] отправились в столицу и около Нового года им удалось подать челобитную статс-секретарю императрицы. Деятельность казенных предприятий Олонецкого горнозаводского округа к концу лета 1770 г. совсем замерла. В августе полковник Винтер в сопровождении небольшой воинской команды побывал в Кижах, где на суёме пытался уговорить крестьян выполнять барщинные работы. Однако крестьяне заявили, что под заводами быть не хотят и работ исправлять не будут. При этом крестьянин Константин Запасов обвинял следственную комиссию в том, что в тюрьме истязают крестьян арестованных без какого-либо на то основания. Винтеру ничего не оставалось, как вернуться на Петровский завод. Влияние кижан распространялось далеко за пределами Кижской трети. Так, например, когда 20 октября 1770 г. на суёме в Мунозерской волости под влиянием уговоров и угроз заводского полицейского крестьяне стали колебаться, то присутствующий здесь крестьянин Шуйского погоста Матвей Пянтешин убедил их в работы не ходить, а «смотреть на Кижскую треть». Суём постановил: заводских повинностей не выполнять 10. В январе 1771 г. вновь назначенному начальнику следственной комиссии генералу Лыкошину путем репрессий и уговоров удалось добиться подчинения со стороны почти половины приписных крестьян. Старосты погостов и волостей по его вызову являлись в следственную комиссию поодиночке, и многие из них уступили нажиму и уговорам. В середине января старосты Святозерской, [14] Сямозерской и Салменижской волостей и приписных селений Олонецкого погоста принесли повинную и обещали выполнять все приказы начальства. Несколько позднее так же поступили старосты Мунозерской волости Шуйского погоста и Корельской трети. Однако старосты Остречинского погоста, Шокшинской и Шелтозерской волостей принесли «извинения» только за себя и свои семьи, так как крестьяне их уговоры отвергли. В таком же положении оказались старосты Толвуйского погоста, Тубозерской, Типиницкой и некоторых других волостей Заонежья. В то же время старосты Кижской и Великогубской третей Семен Костив и Андрей Сальников на вопросы комиссии мужественно ответили: «за что мир, за то и мы». 3. Вооружение крестьян и их сопротивление карательным отрядам Успехи генерала Лыкошина были все же половинчатыми и непрочными. Крестьяне Заонежья 11 оставались в явном неповиновении. В Корельской трети крестьяне Кокоринсково, Кедрозерского и Горского десятков также отказывались приносить в комиссии [15] «извинения». Да и в других селениях проходили бурные суёмы. Так, на суёме в Шуйском погосте крестьянин Андрей Великанов говорил, что надо добиваться льгот, а потом извиняться, «понеже и так 30 лет уже просим» 12. Только в результате энергичной деятельности местных богачей, возглавляемых подрядчиком Коротяевым, удалось склонить крестьян погоста дать подписку о повиновении. Но все «извинения» оставались пустой формальностью, так как на заводские работы почти никто не выходил. Заонежские погосты и волости служили примером для приписных крестьян всего горного округа. Наибольший подъем движения приписных крестьян начался в феврале 1771 г. в связи с возвращением из Петербурга Климента Алексеевича Соболева. Не добившись в столице «милостивой резолюции» на челобитную, он все же верил в возможность получить ее. Выступая с речами на крестьянских суёмах, он ссылался на якобы имеющуюся у него «инструкцию» за подписью Екатерины II, в которой крестьянам предписывалось о тяготах и жалобах крестьянских просить ее вторично, «не устрашась никого». Ясно, что «инструкция» была только мечтой Соболева, основанной на его твердой вере в «хорошего царя». Крестьяне верили в честность, ум и бесстрашие Соболева. Они приняли план борьбы, предложенный им, и «положили между собой заговор, что пока не получат от него уведомление и именного указа в работы не ходить», а проявляющих колебание старост отрешать от должности. [16] В довольно короткий срок, примерно за две недели, Соболев побывал во многих погостах и селениях Заонежья и Корельской трети. Из сохранившихся документов видно, что в Кижском погосте Соболев говорил на суёме речь и, заверяя крестьян в преданности их делу, сказал: «Я буду стараться за вас до последней капли крови» 13. На всех сельских суёмах Заонежья мысль о новой поездке К. Соболева в Петербург была одобрена. В помощь ему выбрали свыше 30 челобитчиков, а также провели сбор денег на расходы, связанные с поездкой. В делегации челобитчиков были представлены Кижская, Велнкогубская и Корельская трети, Толвуйский и Остречинский погосты, а также Типиницкая, Фоймогубская и другие волости Заонежья. В Кижской Преображенской церкви священники отслужили молебен, и все челобитчики принесли присягу на верность мирскому делу. На 9 февраля в Великой Губе созывался общий суём «для совета» о поездке челобитчиков в столицу. Пытаясь предотвратить поездку челобитчиков, генерал Лыкошин направил в Заонежье воинскую команду, которой удалось 9 февраля в Великой Губе схватить Соболева. Однако сразу же раздались звуки набатного колокола, и крестьяне, собравшиеся в это селение из нескольких волостей на «общий суём», окружили воинскую команду. Соболев был освобожден, а команда обращена в бегство. Обезоруженный и избитый начальник команды был доставлен на суём, где по его адресу раздавались упреки и угрозы. Слышались и такие восклицания: «Да хотя б [17] к нам генерал приехал в гости, то и ему то ж было б, что и тебе» 14. Через два дня после этого суёма челобитчики отправились в Петербург. Им удалось благополучно миновать все заставы, которым было приказано схватить и заковать в кандалы «беглеца и возмутителя» Климента Соболева. Столичная полиция также долго охотилась за Соболевым. Она арестовала свыше 60 заонежских крестьян, но Соболев оставался неуловимым. Он сумел подать челобитную в одно из правительственных учреждении и свыше двух месяцев ожидал в Петербурге «милостивой резолюции», скрываясь от полицейских преследований. Стойкость приписных крестьян Заонежья оказывала влияние на всех крестьян горного округа. И волости, принесшие в начале 1771 г. повинную, не приступали к выполнению заводских повинностей. В этот период возросло значение крестьянских суёмов — народных собраний. Следственная комиссия, крайне враждебно относившаяся к этим «вредным суёмам», на которых крестьяне «обще горланят» и нередко «отказываются выполнять указы», предлагала их запретить, а ведение всех дел поручить «старостам с выборными людьми» 15. Такое отношение следственной комиссии к суёмам вполне понятно, ибо они во время Кижского восстания часто выражали волю народа. В эти два года как бы возродились демократические принципы общины, которая временно стала оплотом борьбы приписных крестьян против своих угнетателей. [18] Наиболее многолюдным из суёмов был, вероятно, суём в Кижах 20 марта 1771 г. В этот день здесь собралось до 5 тысяч крестьян из Кижской и Великогубской третей и соседних с ними волостей в связи с получением тревожного известия об отправке из Петровской слободы в Заонежье роты солдат под командованием капитана Ламздорфа. Карательному отряду было приказано произвести аресты наиболее активных участников крестьянского движения сначала в Кижах, а потом и в других населенных пунктах. Кроме того, Ламздорф должен был объявить приписным крестьянам указ, в котором генерал Лыкошин предписывал им немедленно приступить к выполнению заводских повинностей. Но если вы капитану, писал в указе Лыкошин, — «отважитесь учинить хотя бы малую противность, то в таком случае велено ему и поступать с вами, как с сущими злодеями» 16. Команда Ламздорфа выступила из Петровской слободы утром 18 марта и, пройдя около 60 верст, через двое суток подошла к Кижам. Селение это, являвшееся центром Кижской трети, по словам Ламздорфа, состояло только из нескольких домов церковного притча и земской избы. Но 20 марта 1771 г. Кижи были многолюдны. Огромная толпа крестьян, вооруженных рогатинами, кольями, ружьями, стояла около церквей в ограде и за ее пределами. Команде Ламздорфа, по словам самого начальника, «на гору вступить и поместиться было неможно, чего ради он с тою командою остановился на берегу, от них [крестьян; — Я. Б.] в саженях, например, в сорока». [19] Ламздорф ограничился тем, что вручил указ следственной комиссии старостам Кижской трети С. Костину и Великогубской трети А. Сальникову. На берегу, у стен кижских церквей, шумел многоголосый суём. Обсуждение указа продолжалось 5 часов. Потом Костин и Сальников в сопровождении крестьян подошли к Ламздорфу и сказали, что крестьяне заводских повинностей выполнять не будут и, если потребуется, то умереть и головы свои положить готовы. После этого, сообщал Ламздорф в своем рапорте, крестьяне, «подняв ружья, рогатины, колья и оглобли, произносили чрезвычайный к драке крик». Следовало бы, продолжал капитан, открыть по крестьянам «оружейную пальбу», но так как они были «во многочисленном народном собрании и вооружены ружьями и рогатинами», то он отдал приказ об отступлении 17. Заставив команду Ламздорфа отступить, крестьяне Заонежья усилили оборонительные меры. На дорогах устраивались лесные завалы, заставы несли дозор, в сторону Петровской слободы отправлялись разведчики. Староста Кижской трети Семен Костин весной 1771 г., по данным следственной комиссии, имел при себе до 100 человек «с дубьем и с кольями, которые и оберегают его, дабы какою командою не был захвачен». При земской избе днем и ночью находилось несколько лошадей для извещения в другие селения на случай какой-либо опасности 18. В проведении оборонительных мер большую роль играли С. Костин и А. Сальников. Следственная комиссия считала их «первыми ослушниками», которые, [20] «многочисленным оружейным народом предводительствуя», оказывали сопротивление воинским командам. Правительство Екатерины II было крайне обеспокоено крестьянскими волнениями, которые вспыхивали в это время в разных губерниях империи. Большое внимание оно уделяло и событиям, происходившим в Олонецком горном округе. В, апреле 1771 г. появился именной указ «Об усмирении беспокойств, происшедших между олонецкими заводскими крестьянами», в котором было ясно сказано, что кто из крестьян после данного «милостивого увещевания» не придет в «рабское повиновение», то будет признан за «бунтовщика и возмутителя» и понесет наказание 19. Посланный из Петербурга для объявления указа гвардейский офицер Ржевский посетил наиболее значительные горнозаводские селения. В трапезных церквей он читал указ и уговаривал крестьян подчиняться царской воле. Однако Ржевскому удалось склонить к повиновению только суёмы Остречинского погоста, Шокшннской и Шелтозерской волостей. Крестьяне же Заоиежья н на этот раз решительно отказались выполнять заводские повинности 20. Возвратившись из поездки, Ржевский заявил в следственной комиссии, что приписных крестьян Заонежья можно усмирить только силой оружия. [21] 4. Расстрел приписных крестьян в Кижах. Конец восстания Погосты и волости Олонецкого горного округа, казалось бы приведенные в январе и апреле 1771 г. к покорности, заводских повинностей по-прежнему не выполняли. У многих крестьян еще теплилась надежда на «царскую милость». Взоры всех были обращены к Заонежью. Судьба движения решалась там. Вот почему и карательные меры генерал Лыкошин решил начать с Кижской трети. Туда в последних числах июня кратчайшим путем через Онежское озеро направился карательный отряд в составе трех рот пехоты и артиллерийской команды с двумя пушками. Этот отряд под командой полковника князя Урусова в ночь на 30 июня вступил в Кижи. Утром 30 июня староста С. Костин в сопровождении толпы крестьян явился к полковнику и заявил, что они «ее величеству повинуются, а подписками обязаться ни единый не намерен и не будет». На следующий день, 1 июля, в Кижи собралось около 2 тысяч крестьян преимущественно Кижской и Великогубскои третей. Вновь назначенный староста (Костин был Урусовым арестован) ввел крестьян в церковную ограду, которую с трех сторон окружили солдаты. С четвертой стороны простиралось Онежское озеро. Крестьяне оказались в ловушке. В двух воротах церковной ограды были установлены пушки и на виду у крестьян заряжены. [22] Однако я заметил, писал Урусов в рапорте, что крестьяне «ни малейшего страха не имели». В ответ на требование Урусова дать подписку о послушании суём отвечал отказом. Тогда Урусов приказал стрелять. Раздался пушечный выстрел. «Сей выстрел, — писал в рапорте Урусов, — лишил пяти человек жизни», но крестьяне упорно стояли на своем и кричали, что они «один за другого умереть готовы». И только после того, как в церковную ограду была ввезена пушка, заряженная картечью, толпа крестьян, тесно сплотившаяся у стен церкви, поняла бесполезность сопротивления. Раздались крики: «Постои, дай нам подумать...». Крестьяне решили покориться 21. В народном предании, записанном в Кижах в 90-х годах XIX в., об этом трагическом событии рассказывалось так: когда генерал у Кижской церкви стрелял в народ из пушки, и тем «кровь пролилась», то из толпы вышел седой старик Климов. «Я, сказал он, — желаю богу и государыне служить». А генерал-то его схватил за бороду: ты, говорит, пушки послушался, а не указу 22. Расстрел народного собрания у стен кижских церквей 1 июля 1771 г. означал конец восстания. Началась расправа. Крепостническое правительство жестоко отомстило крестьянам за их попытку освободиться от феодального гнета. Следственная комиссия выдвинула мнение, по которому К. Соболева, А. Сальникова, С. Костина и Е. Калистратова надлежало приговорить [23] к смертной казни через повешение, а к остальным участникам восстания применить различные меры наказания (вырывание ноздрей, ссылку на каторгу, в Сибирь на поселение и т. д.). Сенат при утверждении приговора «смягчил» наказание. Однако насколько оно «смягчилось», видно на примере Костина, Соболева и Сальникова. Их приговорили к наказанию кнутом (по 100 ударов каждому), вырыванию ноздрей, к наложению раскаленным железом клейма из трех букв «воз» (возмутитель) на лбу и на щеках, а потом к ссылке в вечные каторжные работы. К наказанию кнутом и плетьми были приговорены многие крестьяне 23. 11 января 1772 г. в Петровской слободе на эшафоте, установленном на Сенной площади, палачи истязали крестьянских вожаков «при собрании со всех волостей зрителей», согнанных для устрашения. По решению Сената погосты и волости вне очереди сдавали в рекруты свыше 80 человек. С крестьян взыскивалось на содержание комиссии свыше 8 тыс. рублей, а также несколько сот рублей в пользу чиновников за причиненное им «бесчестье» 24. Большое число крестьян было наказано батогами. Но какова их численность, установить трудно, так как это наказание было обычным и сенатским актом не оговаривалось. Известно только, что следственная комиссия считала необходимым высечь каждого двадцатого жителя в селениях Кижской, Корельской и Великогубской третей, Толвуйского погоста, а также Тубозерской, Вырозерской, Фоймогубской, Типиницкой и Кузарандской волостей. [24] В Заонежье в течение ряда лет после подавления восстания оставался неуловимым отряд, состоявший из беглых приписных крестьян и солдат. Летом 1772 г. староста Толвуйского погоста доносил начальству, что в отряде имеются «фузеи, пищали, рогатины и ножи» и к поимке крестьян «никак приступиться невозможно». Спустя полгода канцелярия Олонецких Петровских заводов, отмечая безрезультатность посылки в Заонежье карательных команд, приходит к выводу, что повстанцев поддерживает крестьянское население, а поэтому предлагает всех крестьян в возрасте от 17 до 60 лет «наказать нещадно батожьем» 25. Последние известия о повстанцах относятся к середине 70-х годов XVIII в. Кижское восстание 1769-1771 гг. было частью нарастающего крестьянского движения в России. Оно явилось как бы продолжением восстания приписных крестьян Урала, происходившего в первой половине 60-х годов. Крестьянские волнения охватывали все большую территорию страны и, наконец, вылились в крестьянскую войну 1773-1775 гг. под руководством Е. И. Пугачева. Кижское восстание, как и другие подобные ему крестьянские восстания, было локальным и стихийным. В таких выступлениях характерным являлся резкий переход от моментов героического самопожертвования к апатии и покорности. Поэтому царское правительство довольно легко подавляло такие выступления. Тем более, что антифеодальная направленность крестьянских выступлений часто сочеталась с наивной верой крестьян в царскую милость. [25] «Когда было крепостное право, — писал В. И. Ленин, — вся масса крестьян боролась со своими угнетателями, с классом помещиков, которых охраняло, защищало и поддерживало царское правительство. Крестьяне не могли объединиться, крестьяне были тогда совсем задавлены темнотой, у крестьян не было помощников и братьев среди городских рабочих, но крестьяне все же боролись, как умели и как могли» 26. Предлагаемый читателям сборник документов включает лишь незначительную часть архивных материалов, относящихся к истории восстания олонецких приписных крестьян 1769-1771 гг. Для книги отобраны, прежде всего, документы, отразившие положение, надежды и стремления крестьян, а также небольшое число других документов, воссоздающих основные события Кижского восстания. Подготовка документов для печати произведена в соответствии с действующими правилами издания исторических документов. Отступление от правил допущено только в нескольких Документах, которые датированы не по календарному числу их возникновения, а по времени событий, о которых идет речь в публикуемых источниках. В этих случаях датировка объяснена в подстрочных примечаниях. Почти все документы даны не полностью и начинаются с предлога «Из», а опущенные части текста отмечены отточиями. Документы в заголовках датируются по старому стилю. Поскольку все документы сборника извлечены [26] из фонда Канделярии Олонецких Петровских заводов (ф. № 445), хранящегося в Центральном государственном архиве Карельской АССР (ЦГА КАССР), в легендах к документам название архива и номер фонда не указываются. Сборник составил Д. З. Генделев, научный редактор, автор предисловия и примечаний профессор Я. А. Балагуров. Комментарии 1. В документах того времени их именовали вечными работниками или бергауерами. Фактически это были заводские крепостные рабочие. 2. См. документ № 1. 3. См. документ № 2 4. Треть — административно-территориальная единица, состоявшая из нескольких сельских обществ. 5. См. документ № 3. 6. ЦГА КАССР, ф. Канцелярии Олонецких Петровских заводов (ф. 445), оп. 5, д. 4, л. 102. 7. «Сборник Русского исторического общества», т. 10. СПб 1872, с. 444. 8. ЦГА КАССР, ф. 445, оп. 1, д. 250, л. 101 об. 9. См. документ № 3. 10. Балагуров Я. А. Кижское восстание. 1769-1771. Петрозаводск, 1969, с. 40. 11. За исключением Выгозерского погоста, не участвовавшего в движении. 12. См. документ № 16 13. ЦГА КАССР, ф. 445, оп. 1, д. 255, л. 19. 14. См. документ № 24. 15. ЦГА КАССР, ф. 445, оп. 1, д. 256, л. 295. 16. ЦГА КАССР, ф. 445, оп. 1, д. 256, л 126. 17. См. документ № 32 18. См. документ № 31 19. Полное собрание законов Российской империя, т. XIX, № 13 589 20. См. документ № 33. 21. См. документ № 36. 22. Тюменев И. Ф. По Обонежью. Жури. «Нива», 1897, № 3, с. 54. 23. См. Балагуров Я. А. Кижское восстание. 1768-1771 гг. Петрозаводск, 1961, с. 88-105. 24. ЦГАДА СССР, ф. Берг-коллегии, кн. 48, л. 268. 25. ЦГА КАССР, ф. 445, оп. 1, д. 282, л. 303. 26. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 7, с. 194. 27. Датировано по времени, к которому относятся события. Текст воспроизведен по изданию: Кижское восстание 1769-1771. Документы. Петрозаводск. Карелия. 1977 |
|