|
БАКУНИН В.ОПИСАНИЕ ИСТОРИИ КАЛМЫЦКОГО НАРОДАТого ж 1724 года майя 3 дня дана из коллегии иностранных де по имянному его императорского величества указу, состоявшемуся в сенате 16 апреля, губернатору Волынскому инструкция, которою велено ему ехать в калмыцкие улусы и взять от владельца Доржи Назарова в аманаты сына и реверс о верной службе, и о непринятии и о недержании впредь в калмыцких улусех татар, и о крепком за владельцами смотрении. И потом объявить его Доржу ханом, а без того не [211] объявлять, но описыватца. А ежели Аюкина жена и протчие владельцы будут представлять к тому ханского сына Черен Дондука, или кого из внучат, и их склонять ласкою и подарками к тому, чтоб Доржу Назарова признали ханом, а буде они того не учинят и уклонятся на противность, и тогда с ними поступать действом воинским, как с неприятельми, и нового хана во всем защищать. А ежели ханские внучата уйдут на Кубань или куда инде, а будут претентовать, чтоб улусов, которые они побрали войною у Дасанга, у них не отбирать и без того возвратиться не похотят, и их призывать на каких кондициях возможно. На Царицынскую линию к бригадиру Шамордину послан тогда ж из правительствующего сената указ, что ежели губернатор Волынской будет ему Шамордину предлагать о каких воинских действиях, то б он, Шамордин, по тем предложениям с обретающимися в команде его полками действо чинили, не описываясь, да к тем же полкам в помощь взял донских казаков от двух до трех тысяч человек. По переходе калмыцких улусов внутрь Царицынской линии, та линия заступлена была бригадиром Шамординым, четырьмя драгунскими полками и двутысячным числом донского войска, а по реке Дону расставлены были сильные фарпосты драгунами и казаками, с прибавлением Воронежского гарнизона, по реке же Волге была полая вода, а по слитии оной, так же поставлены были по форпостам драгуны и казаки, и в некоторых местах с пушками, и чинены были водянным путем салдатами из астраханского гарнизона розъезды. Того лета в бытность калмыцких улусов в линии надлежало было совершиться свадьбе между владельцем Дондук Омбы и вдовой ханши Дармы Балы. Но майор Беклемишев, по присланному к нему указу, внушениями своими чрез Шакур ламу и Черен Дондуковых зайсангов, ханшу от того отвел, так что она в разсуждении детей своих Черен Дондука и других формально в том Дондук Омбе отказала, за что он Дондук Омбо возимел на Беклемишева крайнюю злобу. Июня 5 дня губернатор Волынской, едучи из Москвы, получил из коллегии иностранных дел указ, отправленной по получении в Москве известия о вступлении калмыцких улусов внутрь Царицынской линии, в котором писано, что майя 22 дня его императорское величество указал: 1-е. Взятые в 1723 году войною у Чакдоржаповых детей Дасанга и Баксадай Доржи улусы Дондук Омбою, Дондук Дашею и ханскими детьми, возвратить и из них принадлежащие Баксадай Дорже отдать без замедления, а Дасангу с братом под рукою объявлять, чтоб они крестились, и ежели крестятся, то и им улусы их отдать, а буде креститься не похотят, то, не отдавая им, писать немедленно. 2-е. Ежели Дондук Омбо и Дондук Даши будут чинить какие противности, то, объявя им оные, взять их под арест. 3-е. Когда Доржи Назаров будет ханом объявлен, и тогда ему губернатору всякими образы стараться его женить на жене умершего хана, чтоб она и дети ее и их улусы были у него в руках. Июля 23 числа губернатор Волынской прибыл в город Саратов и по многократным посылкам нарочных владельца Доржу Назарова для свидания с собою звал к Волге. Во время же кочевания и приближения его к Волге, 21-го августа нападали на улус сына его Лубжи киргис-касаки, и, получа великую добычу, возвратились. И Доржи с войсками своими погнался за ними, а к губернатору Волынскому присылал нарочного с прошением [212] о присылке к нему в помощь из Саратова пушек и войск. Почему губернатор Волынской посылал к нему Дорже дворянина Якова Татаринова и писал к нему, что он губернатор к нему пушек и несколько войск российских отправит, токмо чтоб прислал к нему губернатору подлинное известие, в коликом числе неприятель и как далеко от Саратова и чтоб прислал навстречу к российским войскам лошадей л несколько верблюдов. А между тем 24-го августа, присыланной от Доржи Назарова калмык Бибичъ Волынскому словесно объявил, что киргис-касак на Лубжин улус нападало 757 человек, которых Лубжа с войски своими, догнав, атаковал в урочище Узенях, куда и Доржи с войсками ж своими приспел, и, соединясь, их киргисцов доставали приступом и из пушек своих по них стреляли и так многих из них побили и несколько взяли живых, и только из них ушло три человека и при том прислан к Волынскому в подарок одни взятой киргис-касак, да с тем же калмыком присыпано в Саратов в засвидетельствование тех их победы четыреста пятнатцать правых ушей отрезанных от побитых киргис-касак. При сем приметить надлежит, что понеже по прошению Доржи Назарова, войск российских в пустую степь послать было невозможно, да и некого, ибо в то время при Волынском в Саратове было только драгун две роты и казаков 200 человек, а пушек полковых и одной не было, почему надлежало б в том ему Дорже и отказать, но ежели б то учинить, то б Доржи на губернатора Волынского так же стал негодовать и злобиться, как Аюка хан на князь Александра Бековича Черкаского, того ради Волынской формально ему не отказал, а ответствовал, как выше написано, ведая, что ему Дорже требуемое им Волынским о числе неприятелей известие, так же под войско и пушки лошадей и верблюдов присылать было недосуг, да и не успеть, ибо между тем необходимо надобно было киргис-касакам от калмык разбитым быть или уйтить; а при всем том он Волынской, в показание Дорже к исполнению требования его готовности, зделал и вид, приказав драгунам перебираться чрез Волгу на луговую сторону, а чрез то не токмо здешней интерес соблюл, но и от Доржи Назарова после получил благодарение. Да и прежде того в 1723-м году по требованию владельцов калмыцких о учинении им из Астрахани войсками помощи против киргисцов же он такое же войсками зделал движение и от владельцов калмыцких получил благодарение, а между тем киргис-касацкая партия на один улус калмыцкой нападала и с добычею ушла, а собственные пушки у Доржи Назарова были самые малые, которые они возят без станков на верблюдах. Доржи Назаров по разбитии киргис-касак, по чиненным еще к нему от губернатора Волынского посылкам, приезжал к Волге и виделся с Волынским 1 сентября против города Саратова на луговой стороне и наедине имел с ним разговор. Причем оной владелец Доржи Назаров, не похотя сына своего дать в аманаты и за бессилием улусов своих, от ханства отрекся, представляя к тому ближайших наследников Аюкина сына Черен Дондука и внучат его Дондук Омбу и Дасанга и что они его Доржу за хана не примут, а хотя б сперва по принуждению за хана и признали, но потом улусы его Доржины разорят или и его самого убьют. И наконец губернатор Волынской обнадеживал его содержанием при нем на первой случай, пока он утвердится для охранения его 2.000 донских казаков, и что он Волынской будет стараться, чтоб и ханша Дарма Бала вышла за него замуж. И потому он, Доржи, хотел посоветовать с женою своею и старшим сыном Лубжею [213] и 5 числа сентября с ним Волынским паки видеться, но 4 числа, и не сказався Волынскому, откочевал к Яику, а ханшу Дарму Балу о тех с Волынским секретных разговорах уведомил. Между тем ханша Дарма Бала отпустила от себя к зенгорскому владельцу Хон-тайше посланца его, которой в 1723-м году еще к хану Аюке прислан был для сватания Хон-тайшиной дочери за его Аюкина сына Черен Дондука. И при том она, ханша, отправила и от себя к Хонтайше посланцем же зайсанга своего Еке Абугая за тем же и для прошения его протекции, она ж Дарма Бала и Дондук Омбо, умножал тогда ж свою партию, хотели поступить на явные противности и для того в послушании оной ханши Дармы Балы все владельцы и знатные зайсанги приведены были ею к присяге. Дондук же Омбо, имея о себе самом опасность, действительно покушался перейти чрез реку Дон или пробиться сквозь Царицынскую линию и потом пробраться к Крыму, в чем некоторые и из владельцов с ним согласились было, но большая часть в том ему следовать отреклись, а без согласия всех улусов столько он силы не имел, чтоб ему, по Дону разставленные форпосты преодолеть или сквозь войска, на Царицынской линии бывшие, пробиться. Сентября 6-го числа губернатор Волынской переехал из Саратова к речке Сапуновке, которая ниже города в сороке верстах и впадает в реку Волгу, и 8 числа ездил к ханше Дарме Бале. А потом Шакур лама, ханской сын Черен Дондук и другие владельцы и знатные их зайсанги, часто приезжали к нему Волынскому, и он разговорами своими с ними и внушениями и прилежным своим старанием до того довел, что оная ханша от правительства калмыцкого народа отрешена, а сына ее Черен Дондука из ее и из Дондук Омбиной партии оторвал, которого хотя оной был и молод и слабого состояния, принужден был через запрещение, в инструкции ему предписанное, объявить, по учинений им 19 сентября публично присяги, на другой день наместником ханства впредь до указу (Так в подлиннике), а потом и Дасанга с наместником ханства Черен Дондуком, так же с Дондук Омбою и Дондук Дашею примирил, с обещанием с стороны Черен Дондуковой, чтоб Дасангу и братьям его, забранные от них улусы возвратить, чем тогда Дарму Балу и Дондук, Омбу обессилил, и от противностей удержал. И все их улусы в ноябре месяце из Царицынской линии выпущены, чрез которую хотя все владельцы переезжали явным образом, но Дондук Омбо за опасностию, чтоб пойман не был переехал в коробе навьюча оной на верблюда. В день же объявления наместником ханства Черен Дондука, то есть 20 сентября, и по приезде его, тако ж Шакур ламы и других калмыцких владельцов для того объявления к губернатору Волынскому, присылал и владелец Дондук Даши, которой в 1723 году у Берекетя при Дондук Омбе нападал на Дасанга с братьями его и забрали их улусы, зайсанга своего Самандагу с тем, что ежели губернатор Волынской обнадежит и Шакур лама переймет на себя, что ему ничего противного учинено не будет, то он Дондук Даши намерен быть к нему губернатору с повинною, и по обнадеживанию Волынского чрез Шакур ламу, он Дондук Даши тотчас приехал и в продерзости своей просил прощения, объявляя, что он, как человек молодой, с недознания своего без указу его императорского величества нападал на братьев своих Дасанга и других, обещался впредь того не чинить. Почему [214] губернатором Волынским вина ему Дондук Даше отпущена, и потом он и другие, на том съезде бывшие владельцы, и знатные зайсанги в верности его императорскому величеству приведены к присяге. Владелец же Дондук Омбо, усмотря, что все дело губернатору Волынскому порученное, обошлось без него Дондук Омбы, и настоящей наместник ханства объявлен и как он, так и другие калмыцкие владельцы в верности присягали, а он Дондук Омбо без того остаться опасался, чтоб вящщего на него подозрения принято не было, а к Волынскому ехать боялся, чтоб его не задержали, присылал к нему губернатору нарочного калмыка с объявлением, что и он будто для учинення присяги ехал к нему и был уже по близости его губернатора у ханши Дармы Балы, но между тем заболел, и так просил его губернатора, чтоб прислать к нему с присягою кого нарочного, почему и посылай был к нему манор Беклемишев, при котором он Дондук Омбо присягу и учинил. Да и к протчим, в отсудствии бывшим, калмыцким владельцам посыланы были нарочные с присягами, по которым оные присягали, подписались и печати свои приложили, кроме Доржи Назарова, которой того не учинил, принося разные отговорки. Присяга же, по которой наместник ханства Черень Дондук присягал, состоит в следующем: 1-е. Служить ему его императорскому величеству верно и протчих владельцев калмыцких и всех подчиненных его ни до какой противности, по возможности, не допускать и всеми мерами отвращать. 2-е. С неприятели его императорского величества, какова б оные народа и звания ни были, никакова сообщения дружбы и пересылок не иметь. 3-е. Суд во всем справедливой чинить и кражи и воровство всеми мерами искоренять. 4-е. Татар никаких в улусах своих не держать, и ушедших собою без указу его императорского величества, возвращать не дерзать и протчих владельдов до того самовольства не допускать, но просить о том его императорского величества, а когда указом его величества позволено будет, и оные возвращены и отданы будут, тогда оных как прежде было, особливыми улусами отнюдь не держать, но раскасовать всех врозь по своим улусам. Протчие калмыцкие владельцы и знатные зайсанги присягали в топ же силе, да сверх того, чтоб им до указу его императорского величества и до определения действительного хана быть послушными Черен Дондуку, в чем нет противности его величества интересам. А с Дасангом и братьями его наместник ханства Череп Дондук, ханша Дарма Бала и владелец Дондук Даши помирились и письменно утвердили, и оное губернатору Волынскому отдали в такой силе, чтоб всех Чакдоржаповых детей и с их улусы с Дасангом соединить, а ему Дасангу забранной во время войны скот уступить в Черен Дондукову сторону, а ханше, Черен Дондуку и Дондук Омбе ево Дасанга в бедности питать, а ежели питать не будут, о том ему Дасангу быть челом его императорскому величеству. На оном съезде Чакдоржаповых детей Бату и Данжин Доржи как самих, так и поверенных от них не было, а за Дондук Омбу с Дасангом договаривались зайсанги ханши Дармы Балы. При сем случае примечается, что калмыцкие владельцы прежних шертовальных записей за присягу, или в какой они силе писаны отнюдь не признавали, да и название их, то есть шерть, не токмо российскому, но и калмыцкому языку не свойственно, а ссылались они [215] только на пункты размененные с князем Борисом Алексеевичем: Голицыным, но что они тех шертей не знали, вероятно и потому, понеже в найденных с тех записей копиях написано, что и подлинные шертовальные записи писаны на российском языке, а по калмыцки только руки ко оным приложены. Напротив того вышеписанная, губернатором Волынским сочиненная присяга была им представлена на их калмыцком языке, по которой они между себя имели неоднократные и многолюдные съезды и советы и на оную согласились по усильным Волынского домогательствам, которая почитается за первую формальную калмыцких владельцев присягу, вследствие чего бывшие потом ханы и наместники ханства калмыцкого, в разсуждении присяги затруднения уже не чинили. Оную же присягу [о] наместничестве Черень Дондуково и примирении с Дасангом губернатор Волынской одержал, не выпуская улусы калмыцкие из линии и не сводя учрежденных форпостов и разъездов, хотя между тем имел в получении из сената два указа о выпуске оных улусов из линии, и чтобы он по выпуске их для окончания порученной ему Волынскому комиссии, ехал и за линию в их калмыцкие улусы и тамо о том старался. А те указы воспоследовали: первой по доношению его губернатора Волынского, что калмыки намерение имели чрез тое линию итти сильно, другой по жалобе калмык покойному генералу фелть-маршалу князь Михаилу Голицыну на него Волынского, что будто он напредь сего по их калмыцким делам суд чинил не праведной. Но ежели б по тем указам калмыцкие улусы из линии были выпущены, то б ничего из вышеписанного одержать было ему невозможно, но все бы калмыцкие владельцы, оставя его Волынского на степи, как и Доржи Назаров учинил, по улусам бы своим разъехаться могли. Со всем тем и в бытность калмыцких улусов внутрь линии и со всех сторон окруженных российскими войски, сколько губернатор Волынской ни старался в их присягу включить, чтобы им вообще с чужестранными народами без указу пересылок не иметь, а куда для какова дела надлежит послать, о том бы требовать позволения от губернатора астраханского и от бывшего тогда при них калмыках майора Беклемишева, но они, при всяком для соглашения о присяге съезде весьма от того отговаривались, а наконец и совсем отреклись, представляя, что им без пересылок с заграничными обойтись никак невозможно, понеже они зимою боятца кубанцов, а летом киргис-касаков, и для того как к тем, так и к другим нельзя, чтоб под другими претекстами для проведывания о их намерениях и не имеют ли воинских собраний, не посылать, а позволения требовать в скором случае времяни недостает, а в присягу включа и без ведома посылать, явятся преступниками, а ежели не посылать, то от нечаянных неприятельских нападений улусы их могут разориться. А что по имянному указу, состоявшемуся 22 майя, велено Дасангу под рукою объявлять, чтоб он крестился, а без того и улусов его ему не отдавать, то губернатор Волынской по учинении примирения между им Дасангом и стороною наместника ханства Черен Дондука, ему Дасангу 30 сентября наедине говорил, что ежели б не указом его императорского величества улусы его велено было ему возвратить, то б ему того не получить, почему надлежит ему Дасангу такую его императорского величества высокую милость не токмо самому, но и детям его памятовать и его величеству служить верно, а особливо, когда б он Дасанг крестился, весьма б его величеству было угодно и [216] он бы Дасанг в особливом [был] от других защищении. Но Дасанг на то объявил, что он рад бы то учинить, но как он человек совершенных уже лет, то как ему оставить закон, в котором родился и обык, а принять новой, о котором мало и слыхал, сверх того в таком случае улусные его люда, боясь, чтоб и они поневоле окрещены не были, могли бы от него разбежаться, а один он без улусов никакой его императорскому величеству прибыли зделать не может, а впротчем он Дасанг, и в своем законе будучи, обещается его императорскому величеству всегда быть верным, а буде брат его Нитар Доржи, так как и Баксадай Доржи, пожелает креститься, в том он Дасанг противиться не будет. А потом оной брат его Нитар Доржи при свидании с губернатором Волынским от крещения, хотя прежде о том в Астрахани и просил, также отрекся. Улусов же их, по силе вышеписанного имянного указа от наместника ханства и от протчих владельцов Волынскому в свои руки отобрать и, не отдавая их Дасангу и Нитар Дорже до другого указу, особливо содержать было невозможно затем, что оные их улусы раскосованы были врознь по всем калмыцким улусам, и по примирении его Дасанга с другими владельцами он и брат его Нитар Доржи с своими зайсангами поехали в улусы наместника ханства Черен Дондука. и других владельцов, и опазнывая своих и брата их Петра Тайшина калмык, как в бытность их в линии, так и по выпуске из оной отбирали к себе по малому числу, о чем он Волынской доносил и в сенат. И на то, в полученном 28 ноября из Сената указе писано, что его императорское величество, слушав о том выписки, изволил на оной подписать собственною своею рукою тако: отдать каждому свое. По выходе из линии улусов калмыцких, наместник ханства Черен Дондук и при нем Дасанг приезжали к ханше Дарме Бале, куда также приезжали Дондук Омбо, Дондук Даши, Бату и Данжин Доржи и положили, чтоб остаться по прежнему у Дасанга 1 000, у Баксадай Доржи пятистам, у Нитар Доржи двумстам кибиткам, а брату их Гунцук Джапу прибавить к прежним сту кибиткам сто ж кибиток, Дасангову сыну, Чидану дать вновь 400 кибиток, Дондук Даше к четыремстам прибавить 600, а Бату и Данжин Дорже каждому к 400 по 100, Дондук Дашину брату Бодонгу вновь дать 400, Дондук же Дашиным четырем меньшим братьям каждому по 200 кибиток, а оставшими за всем тем владеть Дасангу, а Баксадай Доржи имеет себе прибавку получить чрез Россию. И потом владельцы разъехались по своим улусам, и Дасанг и Дондук Даши с протчими всеми их братьями и с улусами их зимовали между Астрахани и реки Кумы в мочагах (Могачи — топкие, низменные прибрежья Каспийского моря). Между тем 25-го октября губернатор Волынской получил указ из сената на доношение свое, которым он представлял, что на Доржу Назарова имеет он подозрение и не знает все ль он Доржа учинит по указу и, ежели крайняя нужда принудит и без того обойтится нельзя будет, то он губернатор Черен Дондука объявит наместником ханским, хотя и Доржи будет ханом. А в том указе написано, что по оному его доношению его императорское величество сентября 26-го дня указал, чтоб он губернатор о выборе хана чинил и во всем поступал по данному ему указу и по пунктам, а Черен Дондука ханским Наместником не объявлял, а ежели в Дорже Назарове подлинно увидит какую противность или по указу чего он исполнять не похочет, [217] о том бы писал в сенат обстоятельно, а в ханы его до указу не определял. А 11 ноября он Волынской получил указ из сената от 14 октября, в котором писано, что по доношениям его Волынского его императорское величество указал, ежели он губернатор Черен Дондука ханским наместником объявил, то б всеми мерами старался, чтоб получить в аманаты кого из братьев его и к тому ханскую жену склонить, и сверх того взять у него Череп Дондука реверс, что когда дети у него будут, то б дал тогда сына в аманаты. На оные указы губернатор Волынской от 21 ноября в сенат доносил, что он Черен Дондука до указу наместником ханства объявить принужден был потому, понеже в Дорже Назарове никакой уже надежды не оставалось, а ханша и все владельцы находились в великом замешании, да и сам Черен Дондук к противной стороне склонен был, а о аманатах при таком их смятении и упоминать было невозможно, и он Волынской рад был и тому, что Черен Дондук наместничество принял, ибо то матери его Дарме Бале и Дондук Омбе с их партиею, также и Дасангу, противно было, да и братья Черен Дондуковы, Галдан Данжин и Баранг, не в ево Черен Дондуковой воли были, но в материной, из которых Галдан Данжин имел уже и свой улус и кочевал не с Черен Дондуком, но с матерью своею, и с Дондук Омбою, а она и печать Аюки хана, хранившуюся до того у знатного Аюкина зайсанга Самтана, которой был партии Черен Дондуковой, к себе отобрала. К тому ж бы и Черен Дондук, ежели б ему о аманатах не ко времени упомянуть, мог сделаться подозрительным и стал бы бегать как Доржи Назаров, и так разве впредь случай додался бы завести их в линию, причем не только у него Черен Дондука, но и от всех владельцов аманатов неволею взять будет можно. В том же 1724 году от калмыцких междоусобей несколько человек зайсангов и с их аймаками приняты губернатором Волынским в городы Астраханской губернии и по их желаниям крещены и для пребывания оставлены были при тех городах, где которые из них быть похотели. 1725 года губернатор Волынской получил указы, в которых к нему писано: В первом из сената от 10 февраля, чтоб бывшей хана Аюки оклад жалованья денег 1 000 рублев, муки рженой 2 000 четвертей — разделить на двое и одну половину давать Аюкиной жене Дарме Бале; а другую сыну ее наместнику ханства Черен Дондуку. В другом из сената ж и от того ж числа: что ее величество государыня императрица Екатерина Алексеевна указала крещеному владельцу Петру Тайшину для безопасности его дать драгун 24 человека, и с ними одного сержанта, да из Астрахани одного человека, чтоб всегда при нем был как пристав. В третьем из сената ж от 15 февраля: чтоб оного калмыцкого владельца Петра Тайшина ежели, когда на него от братьев его или от Других владельцов учинится какое нападение, охранять и в потребном случае, когда заблагоразсудится войсками оборонять, командировав из Астрахани или из Царицына и из других городов откуда и: сколькими людьми разсудится, по которому от губернатора Большеного и в городы Астраханской губернии указы посланы. В четвертом из коллегии иностранных дел от 22 февраля ж о посланных при том граматах ее императорского величества к наместнику ханства Черен Дондуку и к ханше Дарме Бале, о признании [218] наместничества Черен Дондукова и о годовом жалованье ему и матери его Дарме Бале, при том же дано знать, что и к Шакур Ламе отправлена грамата с похвалою и послано к нему за службу его жалованья 200 червонных и на 600 рублев мяхкой рухляди. Во окончании месяца февраля Дасанг и Нитар Доржи, будучи между Волги и Кумы на нагорной стороне, наруша мир с родными ж своими братьями от других матерей рожденными, Дондук Дашею и с протчими, в 1724 году при губернаторе Волынском учиненной, с своими и хошоутовых владельцов Лекбея и Дондука войсками, нападали на них во отмщение прежней их обиды и забрали к себе все их улусы, а некоторые разорили. А Дондук Даши, Бату и Данжин Доржи уходили тогда на луговую сторону к наместнику ханства Черен Дондуку. И потому собирались из улусов ханши Дармы Балы, наместника ханства Черен Дондука, Дондук Омбы и других при них бывших владельцов воиски с тем намерением, чтоб на Дасанга и на Нитар Доржу нападать оными с луговой стороны, а с нагорной стороны Бактагирею солтану с кубанскими войски, которые тогда при нем были в собрании для походу на Кабарду и для того хотели к нему отпустить владельца Дондук Дашу и выбирали для конвою его калмык от двух до пятисот человек; а между тем, по реке Волге лед вскрылся, к тому ж и губернатор Волынской, посылая от себя из Царицына нарочных с письмами своими к Черен Дондуку, к Дондук Даше, Бату и Данжин Дорже, оными их от нападения на Дасанга отводил, представляя им, что из такого их междуусобия иного ничего не последует, кроме кровопролития и раззорення калмыцким улусам, и обещая, что он будет стараться примирить Дасанга с ними добрым манером. Почему они от походу своего на Дасанга и от посылки Дондук Даши к Бактагирею солтану удержались и просили его губернатора, чтоб он Дасанга с ними примирил. Тогда ж губернатор Волынской писал к переводчику, что ныне статской советник, Василью Бакунину, которой зимою, будучи при наместнике ханства, за болезнию своею отлучался в город Черной Яр, чтоб он ехал к Дасангу и склонял его дабы он с братьями своими Дондук Дашею, Бату и Данжин Доржею помирился и требовал бы от него на каких кондициях желает он мириться; также бы склонял его, чтоб он с улусами своими для безопасности с кубанской стороны, приближаясь к Царицыну, вошел в линию. Переводчик Бакунин к Дасангу ездил, а с пути отправил наперед себя для ускорения калмыка Дамбу к Дасангу с тем, что Дондук Даши имеет намерение, перебрався Волгу ехать к Бактагирею солтану, чего б ради он Дасанг послал от себя партию и велел его перенять, и Дасанг отправлял за тем брата своего Нитар Доржу в пятистах человеках. А прибыв он Бакунин к Дасангу, увещаниями своими склонил его итти с улусами в Царицынскую линию и к миру с братьями его Дондук Дашею и с другими, при чем Дасанг объявил, что он мириться с ними будет на том, ежели Дондук Даши, Бату и Данжин Доржи с ним Дасангом соединятся, то он даст из улусов Дондук Даше 800, брату его Бодонгу 400, меньшим их четырем братьям по 200 кибиток, а Данжин Дорже и Бату хотя и надлежало ничего не давать затем, что они прошлого году на съезде не были и на договорном о мире их письме не подписались и в том не присягали, однако ж он Дасанг и им даст по Чакдоржапову определению по 400 кибиток. [219] Марта 18 дня прибыл в Царицын от двора ее императорского величества крещеной владелец Петр Тайшин, при котором отпущена была и церковь походная, а при оной иеромонах Никодим Ленкеевич, да несколько учеников из Московской спаской школы для обучения калмыцкого языка и письма, чтоб впредь из них могли быть в священниках и диаконах. Тому иеромонаху, для пребывания в калмыцких улусех, определено было жалованья по 300, а ученикам каждому по 100 рублев в год. Апреля 3 числа приезжал в Царицын к Петру Тайшину брат его Нитар Доржи, будучи в разъезде для перенятия Дондук Даши, с которым и он Петр Тайшин 5 числа апреля ж из Царицына поехал в улус свой к брату их Дасангу. По прибытии же Петра Тайшина в калмыцкие улусы объявил он Дасангу и зайсангам, что блаженные и вечнодостойные памяти его императорское величество по крещении его Тайшина изволил ему говорить, что для него Петра Тайшина с крещеными калмыками можно недалеко от Астрахани построить город, в котором они могут зимовать, а летом кочевать, где хотят; и на то из Дасанговых первой зайсанг Биллютка, в собрании их, ему Дасангу, братьям его и зайсангам сказал, что россиане желают всех их калмык крестить и поселить и чтоб они советовали и положили на чем-нибудь на одном или б всем креститься и поселиться, или б куда-нибудь от России откочевать, а по его Биллюткину мнению, лутче им помереть в своей вере и для того б в линию не входить, а кочевать бы до времяни между Кубани и Волги по шти рекам и Манычю, к чему и Нитар Доржи пристал, и Дасанга к тому ж склонял, а Петр Тайшин уговаривал их, чтоб итти в линию, но Нитар Доржи сего и слышать не хотел и по улусам разглашал, что россиане, заманя их за линию, всех крестят или разорят. Он же Петр Тайшин присыланным к Дасангу от Череп Дондука, ханши Дармы Балы и Шакур ламы для предложения о мире посланцам говорил, чтоб владельцы их скоряе с ними мирились, а ежели мириться не будут, то он Тайшин может калмыцкими и российскими войсками их разорить, объявляя, что по крещении его дан ему такой императорской указ, чтоб изо всех волских городов и с Дону войсками, сколько когда он потребует, чинить ему Тайшину вспоможение. Губернатор Волынской паки для увещевания Дасанга о приходе к Царицыну посылал переводчика Насилья Бакунина, которой, будучи у него Дасанга, о том ему предлагал, но получил от него такой ответ, что ныне у него в улусех есть старшей над ним меньшей брат его крещеной владелец Петр Тайшин, й чтоб он, Бакунин, о том представлял ему Тайшину и притом дал знать о опасности своей итти в линию. Потом он, Бакунин, виделся с братом их Нитар Доржею, которой в разговорех объявил ему, что он в линию итти опасается того, первое, чтоб его за то, что он хотел креститься да солгал не повесили, другое, чтоб улусы их не крестили неволею, и третие, чтоб забранные ими у братьев их улусы не принудили их возвратить им силою. На что ему переводчик Бакунин говорил, что ежели его Нитар Доржу надлежало повесить, то б он и в бытность его пред тем у губернатора Волынского в Царицыне для того задержан быть мог, а сверх того невольное крещение и христианскому закону противно, а ежели б их за линию манили для отобрания от них братьев их улусов силою, то б прежде введения их в линию не требовано было от них на каких они [220] кондициях с теми братьями своими мириться желают, и что напротив того призыв им в линию чинится единственно для охранения их от их неприятелей. И Нитар Доржи требовал, чтоб он Бакунин в том, что все сие правда побожился, что он Бакунин и учинил, почему Нитар Доржи в линию итти и склонился. После чего Дасанг, Петр Тайшин, Нитар Доржи, мачиха их Даши Бирюнь и владельцы родственник их Черен Дондук, Балбуев сын, и хошоутовы их же зятья Лекбей и Дондук с своими улусами от Астрахани' прикочевали к Царицыну и, по обнадеживанию губернатором Волынским чрез нарочно присланного от Петра Тайшина, что в неволю никто крещен не будет, перешли внутрь линии, которая, как и прежде, заступлена была бригадиром Витеранием с драгунскими полками, в то ж время прибыл в Царицын полковник Дмитрей Еропкин с несколькими тысячами малороссийских войск, которых он вел на Сулак к крепости Святого Креста. Крещение же Петра Тайшина братьям его Дасангу и Нитар Дорже было весьма противно, ибо они опасались, чтоб он при помощи российской всеми их улусами не завладел, и неволею не крестил, а к такой их опасности он Петр Тайшин и сам подал причину, гордостию своею пред ними и угрожая им, желал над ними первенствовать, вследствие чего и люди его Тайшина несколько кибиток Дасанговых разорили и тем Дасанга привели ко отчаянию, так что Нитар Доржи при одном случае Петрову зайсанга Тунгулаку, крестнику покойного канцлера графа Гаврила Ивановича Головкина (Головкин, Гаврил Иванович, (1660—1734), граф, государственный канцлер), за то, что он крестился, кинжалом голову прорубил и бок проколол. При переходе же улусов их в линию Дасанг и Петр Тайшин в бытность их у губернатора Волынского, хотя им губернатором и примирены были, но вскоре потом, будучи внутрь линии, Дасанг с братом своим Нитар Доржею в окончании месяца майя зговорились его Тайшина убить, зачем Нитар Доржи в нескольких человеках в одну ночь на кибитку его Тайшина и действительно нападал, но его в той кибитке часами двумя или тремя не застал, ибо он, сведав о том чрез родственника своего владельца Балбуева сына Черен Дондука, ушел в город Дмитриевск, а оттуда привезен в Царицын к губернатору Волынскому, но жену его Петра Тайшина с домом и со всем улусом его, в котором тогда иеромонах здешней с церковию был, оной Нитар Доржи забрал и как того иеромонаха, так и церковников содержал под присмотром. Между тем губернатор Волынской намерен был ехать из Царицына в Саратов сухим путем, при котором городе назначено было съехаться калмыцким владельцам для примирения, а напредь себя 1-го июня отправил переводчика Бакунина, а как неминуемо надобно было ехать чрез Дасанговы улусы, которые, кар выше означено, уже внутрь Царицынской линии находились, то приказал [Волынский] ему Бакунину о намерениях его и братьев его разведать: и в проезд его Бакунина Нитар Доржи, будучи на дороге с нарочною партиею, зазвав его, Бакунина, к себе в кибитку, бил его палками, метался на него с кинжалом и, выведя его из кибитки, хотел его из ружья застрелить за то, что он Нитар Доржи, обнадеясь на него Бакунина присягу, вошел с улусами своими в линию, а на оную, как они видят, для воевания их собираются российские войски, проговаривая, что то ж сделает он и с губернатором Волынским, ежели он попадется в его руки; но до совершенного убийства Бакунина не допустил его Нитар Доржу [221] зайсанг Джалчин, прося его, чтоб он Нитар Доржи умилосердился над калмыцкими улусами, которые за то российскими войски в конец будут разорены, и когда, он, Бакунин, по отпуске его, оставя свой путь, уехал и слободу Тишанку, то он Нитар Доржи на другой день того зайсанга Джалчина из ружья убил до смерти, а сам с своими войски тое слободу обступил и хотел оттуда его Бакунина доставать приступом, но между тем от губернатора Волынского прислан был донской старшина Осип Поздеев с командою и от того его Бакунина выручил. 15 июня губернатор Волынской получил указ из Сената с прописанием во оном имянного указа об отправлении к крепости Святого Креста (Крепость Св. Креста построена Петром I в 1722 г. в двадцати верстах от устья реки Сулак) калмык 6 000 человек, о чем он проставлял наместнику ханства Череп Дондуку, но оной сказал, что ему и протчим владельцам при нем обретающимся из улусов своих, за опасностию от Дасанга, войска отправить невозможно, а когда и от Дасанга того ж было требоване, он ответствовал, что и ему из его и братьев его и от хошоутовых, при нем находящихся владельцов улусов, войск отлучить опасно, чтоб с Черен Дондуковой стороны нападения на них учинено не было. И за тою их междоусобною ссорою и войски их калмыцкие не отправлены. По отбытии же губернатора Волынского и при нем Петра Тайшина из Царицына водяным путем к Дмитриевску, Нитар Доржи, подъехав с своею партиею к Волге, искал на дороге напасть на губернатора Волынского и его и Петра Тайшина поймать или одного Петра Тайшина обманом вызвать к себе и убить и бежать на Кубань. Но губернатор Волынской, остановясь у слободы Дубовки, велел Петру Тайшину с ним Нитар Доржею чрез пересылку продолжать договоры о мире, а на него Нитар Доржу отправил сильную партию российских регулярных и нерегулярных войск, чтоб его поймать живого или убить, которая от Царицынской линии на него Нитар Доржу нападали и при том из калмык его побито около ста, да живых поймано 61 человек, а сам Нитар Доржи ушел в улусы Дасанговы. И для того губернатор Волынской писал к Дасангу с объявлением всех Нитар Доржиных злодейских поступок, как он, нападал на брата своего Петра Тайшина, бил посланного от него губернатора переводчика Бакунина, и искал случая и его губернатора поймать, а сверх того, едучи от Царицына, близь слободы Тишанки заколол руских шесть человек, да по донским городкам на пашнях и в лесах многих мужеска полу колол, а женска в том числе и сущих младенцов пересквернил, и лошадей и скот отгонял, где сколько найти мог, так же многих и из калмык побивал до смерти; и требовал он губернатор, чтоб он Дасанг его Нитар Доржу поймал и к нему губернатору прислал или содержал у себя под караулом. И понеже Нитар Доржи противности чинил по большой части с согласия с Дасангом, он же Дасанг на братьев своих Дондук Дашу и Других нападал и улусы их забрал, наруша постановленной между ими мир, того ради губернатор Волынской представлял в сенат и в коллегию иностранных дел, чтоб Дасанга с улусами его, для избежания вящщего их междоусобия й по беспутству его, отдать на суд наместнику ханства Черен Дондуку, чтоб они поступили с ним, как хотят, предъявляя, что они Черен Дондук и вся противная Дасангу партия тем будут довольны, а в противном тому случае и без [222] здешнего позволения могут его Дасанга раззорить, а улусы его раскосовать, а после и сами отчаясь, что они на то поступили без указа, принуждены будут искать другой протекции и чинить противности, объявляя что ханша Дарма Бала и без того подговаривает калмыцких владельцов к отлучению от Волги к Хонтайше. И на оное получил он губернатор из коллегии иностранных дел два указа, первой — от 27 июня, а другой—от. 10 июля 1725 года, чтоб старался он владельцов калмыцких примирить и от побегу отвратить добрым способом, а в противном тому случае поступал бы с ними с оружием и, ежели он за благо разсудит, то б и Дасанга как он представлял, отдал на суд наместника ханства Черен Дондука. И потому он губернатор призывал к городу Дмитриевску Черен Дондука, Дондук Дашу с другими его братьями, от Дасанга обиженными, которые приезжали туда в семи тысячах войска своего и, по объявлении им о том, соглашаемось было с ними, каким образом сие над Дасангом в действо произвесть. Но Дасанг, о сем от калмык сведав и видя заведенные на Царицынскую линию войски, из которых следовали тогда к Дмитриевску три полка драгунских, и две тысячи донских казаков, а сверх того случились в то же время проходом по линии и малороссийские войска, к крепости Святого Креста наряженные, да и калмыцких войск при Черен Дондук и других было немало, к тому ж и мачиха его Даши Бирюнь с улусом своим в 2000 кибитках от него отстала и пришла к Камышенке и принята под охранение российских войск, пришел от того в страх и для избавления своего от крайнего раззорения принужден брата своего Нитар Доржу за вышеписанные многие ево злодейства удавить, и сам приехал к губернатору Волынскому с раскаянием о раззорении братьев своих и, все вины возлагая на умерщвленного брата своего Нитар Доржу, предавался во всем в волю ее императорского величества; и просил милосердия, представляя готовность забранные ими у Дондук Даши с братьями улусы их им возвратить и с ними примириться; почему губернатор Волынской его Дасанга на суд Черен Дондуков уже не отдал, а склонял Черен Дондука и других, чтоб они примирились с ним Дасангом добрым порядком и удовольствовались отдачею забранных им у братьев его улусов, объявляя, что главного всем злодея Нитар Доржи в живых уже нет. Сентября 20 числа губернатор Волынской, а при нем Дасанг и Петр Тайшин из города Дмитриевска переехали через Волгу на луговую сторону, где на берегу были поставлены полатки, в которых губернатор и прежде с Черен Дондуком съезжался, а при той ставке было драгун две роты, куда того ж числа приезжал и Черен Дондук с Дасанговыми братьями, а при них было зайсангов и калмык до тысячи человек вооруженных, причем Дасанг соглашался с обиженными ими: братьями своими о мире и об оставших после Чакдоржапа улусах. Обиженные требовали, чтоб оные разделить по новому Черен Дондуком, ханшею Дарма Балою, и Дондук Омбы постановлению, а Дасанг напротив того представлял, чтоб то разделение учинено было по определению отца их Чакдоржапа, с некоторою токмо прибавкою, но противная его сторона в том не согласилась и наместник ханства Черен Дондук с протчими, желая больше, чтоб им с Дасангом оставлено было управиться по их воле, не окончав оного дела, оставили до другого съезда. А в ночи с 21 против 22 числа получено было чрез доброжелательных калмык трех человек порознь одно известие, что 21 числа от [223] Черен Дондука в калмыцкое войско отдан был приказ, чтоб все чистили ружья и точили стрелы и готовились бы все войски итти за Черен Дондуком, когда он поедет в последнее к губернатору Волынскому, для отъема у него Дасанга и Петра Тайшина. Почему 22 числа поутру рано перевезено было с горной на луговую сторону к губернаторской ставке еще пеших драгун 400 человек и от Волынского к Черен Дондуку послан был нарочной с представлением о получении известия о его намерении и чтоб он Черен Дондук приезжал к нему для окончания их дела не со всеми войски, но по прежнему только в тысяче человек, на что посыланному Черен Дондук сказал, что когда так, то и ехать ему не зачем, и, осердясь на губернатора Волынского, того 22 сентября пошел возвратно и с калмыцкими войски в свои улусы, которые были тогда на луговой стороне выше Астрахани. По отъезде их, губернатор Волынской возвратился в город Дмитриевск, куда приезжали к нему от владельцев первые их зайсанги, от Дасанга — Биллютина, от Петра Тайшина — Бюкюнь Манжи, от хошоутовых, от Дондука — Арал Бай, от Лекбея — Аран Джамба и от вдовы Даши Бирюня — Замьянг, и имянем владельцов своих просили, чтоб их с улусами оставить до льду внутрь Царицынской линии, представляя, что их калмыцкие междоусобии издавна продолжаются и пока владельцов их не убудет, то и мир их ничто и для того они имеют намерение, когда реки льдом покроются, собрав все свои войски итти на Черен Дондукову сторону и владельцов их перевесть, чтоб улусы их были у кого-нибудь е одних руках; и когда им в том отказано, то просили, чтоб их перепустить, для особливого их от протчих калмыцких улусов пребывания, за реку Дон в соединение к Дербетеву владельцу Четерю, куда и перепущены и тогда их всех за Доном считалось слишком 14.000 кибиток. А при Волге оставалось при Черен Дондуке и других владельцах 20.000 кибиток. О перепуске калмыцких улусов за Дон губернатор Волынской от 27 сентября доносил ее величеству блаженные и вечно достойные памяти государыне императрице Екатерине Алексеевне, так же и в коллегию иностранных дел, и что тем оной народ разделился на двое, как и желание было блаженные и вечнодостойные памяти его величества государя императора Петра Великого, представляя при том свое мнение, что ничто так не потребно для обуздания калмыцкого неблагодарного народа токмо, чтоб они на двое разделены были, и хотя одни и пожелают куда отойти, то другая сторона, с малою прибавкою российских войск могут их к тому не допустить. А о том же писал он Волынской и к генералу фелтьмаршалу князь Михаилу Михайловичю Голицыну (Голицын, Михаил Михайлович (1675-1736), генерал-фельдмаршал), которой в ответ на то писал к нему Волынскому, признавая из такого калмыцких улусов за Дон перепуска такое несходство, что калмыки могут оттуда бежать к Крыму, а между тем будут у них с донскими казаками происходить ссоры, как и от одного Дербетева. владельца Четеря с его улусом не без хлопот в том было, отчего калмыки равномерно злое намерение принять могут. Но на сие губернатор Волынской к нему генералу фелтьмаршалу во изъяснение писал, что Дасанг, будучи по поступкам противной ему партии оправдан и во всем удовольствован, к побегу причины не имеет, а естли б похотел отойтить, то хотя б и за Волгою был, но в зимнее время дорога ему к тому всюды свободная, как и из за Дону, [224] а из за Волги то ему учинить еще и удобнее, понеже калмыки по вся зимы кочуют между Волги и Дону даже до вершин реки Кубани, и так близко с кубанцами живут, что скотские и лошадиные табуны калмыцкие с кубанскими один от других разстоянием только полдня езды конной ходят между собою и по всему за полезнея видится оставить их за Доном, ибо в бытность их тамо и воровства обыкновенного между ими и находящимися при Волге калмыцкими улусами меньше быть может, а что касается до ссор их с донскими казаками, то калмыки изкони с казаками и ссорятца, и мирятца, а особливо казаки весьма умеют с ними в таких случаях поступать, как и из поступок Дербетева владельца Четеря видеть можно, приводя при том о Дербетях и такое обстоятельство, что когда они на Волге кочевали, тогда ни в котором другом улусе столько не было плутов и воров, сколько в Дербетях, в чем и владелец их был великой потатчик, а с Дасангом казаки, ежели умеренно будут поступать, хотя и своего не упуская, тем его конечно не отгонят. В том же 1725-м году ханша. Дарма Бала всеми ее силами старалась все калмыцкие улусы от Волги отвести в Зенгорское владение, обнадеживая сына своего Черен Дондука, что хотя Хонтайши улусы протчих их калмыцких владельцев и раскосует по своим, но ее с детьми, то есть с ним Черен Дондуком и Галдан Данжином оставит при собственных их улусах,— только Шакур лама и главные и первые по Аюке оставшие зайсанги Самтан и Яман, по внушению и старательству губернатора Волынского и имея в разсуждении Хонтайши с Санжипом поступок, тому ее намерению воспротивились, и сына ее Черен Дондука, тогдашнего наместника ханства калмыцкого, в свою сторону склонили и на последок, по многим у всех владельцов советам, положено в Зенгорской народ всеми улусами за предписанною опасностию от Волги не отходить, но Черен Дондука на хонтайшиной дочере женить, и тое хонтайшину дочь с войсками зенгорскими, которые могут при ней быть под претекстом провожания ее и приключить вред их торгоутским улусам, или оные и силою к себе забрать, к Яику реке не допускать, а принять у них ту хонтайшину дочь на урочище Торгой и для того в настоящее время ехать туда Черен Дондуку с своими калмыцкими войски, а напредь посылали до того урочища зайсангов Самтана, и Дамрина, разведывать о пути и нет ли тамо других каких народов и можно ли от того урочища проезжать посланцам их к Далай ламе без опасения и для того в конвой дано было им из лутчих калмык две тысячи человек, каждой имея по три лошади, и те посыланные, того 1725 лета, проездили четыре месяца, а возвратись объявили, что до того урочища пустые степи и безводные и хотя никаих народов нет, только слышно, что за Торгоем для многих, тамо находящихся народов, посланцам их к Далай ламе проезжать невозможно, потом вскоре то их сватовство пресеклось смертию Хонтайджи. После оного Хонтайджи остались два сына, рожденные от законных его жен, первой — Галдан Черень от дочери хошоутова владельца называемой Гунге, другой — Лоузанг Шуно от дочери торгоутского хана Аюки, имянуемой Сетерджап, и последней из них при смерти отца своего Хонтайджи быть не случился, а производил тогда зенгорским войском над киргис-касаками поиски, а старшей брат его Галдан Черень по смерти отца своего зделался главным зенгорским владельцем, и тогда свою мачиху, а Лоузанг Шуноеву мать Сетержап и с двумя ее дочерми сперва ослепил, а потом и убил, то ж хотел учинить и над [225] братом своим Лоузанг Шуною. Но он, уведав о том, не возвращайся в отечество, бежал из зенгорских войск на Волгу к тетке своей ханше Дарме Бале с 16 человеки калмык своих и, тамо будучи, женился на Дондук Омбиной дочери, имянумой Череп Балзанг, и в 1732-м году умер бездетен. 1726-го года владельцы Дондук Омбо и родной брат его Бокшурга и Бату Чакдоржапов с войски своими, перешед реку Дон, нападали на хошоутова владельца Лекбея и улус его раззорили и с собою забрали, токмо он Лекбей сам от них спасся бегом, да он же Дондук Омбо под казачьим городком Чирами взял казаков шесть человек, из которых двоих после отдал на окуп. По его ж Дондук Омбину приказу, посыланные от него под Черной Яр сто человек его калмык поимали черноярцов подьячего и еще двух человек, которых он Дондук Омбо по многим к нему посылкам не отдал, требуя, чтоб наперед освобождены были пойманные на действительном воровстве из его калмык два человека. В том же 1726-м году от стороны наместника ханства Черен Дондука, Дондук Омбы и других их партий владельцов на улусы, за Доном бывшие, Дасанга, Петра Тайшина, мачихи их Данга Бирюня, хошоутова владельца Дондука и Дербетева Четеря чинены частые набеги, для отгону скота посылкою партей, чем столько их обезпокоили, что наконец они владельцы все с своими улусами принуждены были им покориться и, перешед возвратно через Дон, отдатца в их волю и кочевать с ними при Волге. Причем уже и Чакдоржаповы дети ими примирены и улусами разделены по последнему Черен Дондукову, матери его Дармы Балы и Дондук Омбы постановлению, о котором писано выше сего. В том же 1726 году осенью, в бытность калмыцких улусов на луговой стороне Волги, приходили на них киргис-касацкие Средней орды Шемяки хан, Барак Солтан, Меньшей орды Абулхаир хан и Ишим солтан в 10.000 войска своего и, перешед через реку Яик, нападали между устей Янка и Волги на улус владельца Лубжи (Доржи Назарова сына) и оной разорили и людей, сколько могли застать побили, а жен их и детей и весь скот взяли в добычю и отправили от себя еще две партии, состоящие одну в тысяче, а другую в трехстах человеках в морские косы для поиску протчих кроющихся от них калмыцких улусов, а сами с тою добычею по малу возвращались. Тогда наместник ханства Черен Дондук, брат его Галдан Данжин, Шакур лама и владельцы Доржи Назаров, Дондук Омбо, Дондук Даши и братья его с войски своими в 20.000 человек за киргис касаками ходили в погоню по следам их, и сперва выше писанные киргис касацкие две партии, изъехав и загнав их в морские косы, всех побили и в воде потопили, а потом и всех киргис-касак догнали, не допустя до реки Яика, и в степи всеми силами атаковали, а киргис-касаки, видя калмыцкую превосходную силу, принуждены и на безводном месте остановиться и для защищения своего с четырех сторон обрываться землею и перерезал верблюдов, лошадей и рогатой скот, вкладываться на подобие вала и от калмык отстреливались, а добычю свою, состоятцую в людех и скоте, имели в средине своего стану. Калмыки же детали на них нападение с трех сторон, оставляя одну сторону к реке Яику пустую. А сие чинили в таком намерении, чтоб их киргис-касак допустить к ретираде и, тем, выманя из укрепления, удобнее было на них напасть, и по рукам разобрать, но они киргис-касаки, хотя и на безводном месте были атакованы, однако ж, [226] четверы сутки будучи в осаде от калмык отстреливались и наконец, с калмыками помирились и словесно договорились на таких кондициях, чтоб их киргис-касак всех и с ружьем их отпустить, а забранных из калмыцких улусов жен, детей, имение и скот возвратить к калмыкам, а при том и из собственных лошадей киргис-касакам оставить для каждого человека только по одной, а лишних отдать им же калмыкам, а впредь на них калмык нападеней и воровских набегов не чинить и мир содержать через столько пег, как в то время родившейся младенец придет в возраст и в состоянии будет на лошади ездить и сайдаком владеть. В чем и присягали с калмыцкой стороны наместник ханства Череп Диндук. владельцы Доржи Назаров, Дондук Омбо и Галдан Дашкин, а о киргис-касацкой стороны Шемяки, Абулхаир ханы, Барак и Ишим солтаны, а сверх того калмыки взяли от киргис-касак и аманатов шестьдесят человек, между которыми были и знатные их старшины: Эшеть Батырь, Букенбай Батырь и другие. Но ежели б калмыки по прошествии четырех суток еще киргис-касак в осаде сутки двои продержали, то б и совсем их по рукам разобрать могли, но до того протчих калмыцких владельцев советами и прошениями своими не допустили Доржи Назаров и дети его для того, что из бывших внутрь киргис-касацкого стана калмыцких малолетных детей много померло, а из знатных калмыцких жен киргис-касаки несколько перерезали и тела их к калмыкам выбрасывали, чтоб они, видя такую их киргис-касацкую злость, осаду оставили, почему и принуждены владельцы калмыцкие с ними на вышеписанном договоре помириться. При сем случае надлежит приметить калмыцкое обыкновение, что они, по причине опасности своей от соседних им лехких народов, то есть кубанцов и киргис-касак, по край своих улусов содержат заставы и когда получат известие о приближении к ним неприятеля, то на встречю того неприятеля с войски своими никогда не выходят, но каждой улус, спасая себя бежит вдаль и как верблюды с вьюками ведены, тан и стада конские и скотские гонимы бывают калмычками и малолетными детьми, а сами калмыки на лутчих лошадях и вооруженные следуют позади своих улусов для отпору от неприятеля. А на встречю неприятелю не выходят для того, что как со обоих около их сторон весьма пространные степи, то в случае выхода их войск навстречю неприятеля могут, с оным разоитится, а неприятель, пришед на их улусы без них, большее оным разорение приключа и в возвратной своп поход калмыцкое войско миновать и в свою сторону с добычею уйти может. А когда неприятель с добычею или без добычи от, их улусов назад возвращается, и тогда калмыки собирают свои войска, и ходят за неприятелем по следам их и, догнав их, с ними дерутся с лутчим успехом, потому что неприятели как сами, так и лошади бывают от похода уже утомленные, а за калмыками из их улусов, время от времяни, войска их прибывают, как они поступили и при вышеозначенном случае с киргис-касаками. В 1720 году крещеной владелец Петр Тайшин через посланца своего здесь просил о строении городка близь Астрахани и о крещении других калмыцких владельцев подданных и чтоб им быть при нем Петре Тайшин. Но на то к нему от покойного канцлера графа Гаврила Ивановича Головкина писано, что вскоре решения о том учинить невозможно, за неполучением от него Петра Тайшина известия, где он по переходе через Дон к Волге подлинно кочевать будет. В 1727 году калмыки, соединясь с турецким бунтовщиком, бывшим [227] на Кубане, сераскером Бактагирей солтаном, партиями почасту набегали на Кубань и Крым и при Бактагирее всегда неотлучно но нескольку их калмык в степи жили и чинили как оные, так и протчие калмыки, кубанским и крымским жителям великие разорения. По сей причине от турецкого двора через здешнего г. Константинополе бывшего резидента (что ныне действительной тайной советник) Ивана Ивановича Неплюева (Неплюев, Иван Иванович (1093-1773), в 1721 г. посол в Константинополе, потом наместник Оренбургского крал. Активный проводник колонизаторской политики русского царизма. Организовал подавление башкирского восстания 1755-1757 гг. В 1760 г. назначен сенатором) произведены имянем самого султана на них калмык жалобы и великие выговоры, а имянно, что Бактагирей Дели солтан и землях российских находится и соединясь с калмыками чинят набегами разорение в области отоманской империи, за которыми татара ездили неоднократно, по оные уходят в российские земли, а далее границ им татарам ездить указом султанским запрещено и что сие уже несносно татарам чинится, и хан крымской их татар больше воздерживать не может. И от несносного им татарам раззорения принуждены они будут за калмыками вслед и заграницу ездить, где их постигнуть могут. И тако Порта не токмо на сие скорой резолюции требовала, но внушала с угрозами, что дастся позволение татарам нападения в российские границы чинить и чтоб оного Бактагирея велеть поймать или убить, о чем и в 1728 году чрез того же резидента наисильнейшее требование от Порты было учинено. С того ж 1727 года калмыки по Волге российских жителей и проезжих нагло разбивали, грабили, били и в полон брали, и за тем проезжие с нуждою спасались, они ж у Царицына и выше того города между донских казачьих городков и российских деревень, также и около Черемшанских форпостов и тамошних пригородков Алексеевска, Сергиевска и протчих, разъезжая многолюдными партиями, то ж чинили и как из оных мест, так и от Яицкого казачьего городка конские и скотские стада отгоняли, что происходило попущением владельцев, а паче Дондук Омбы. И так только через два года то есть 1727 и 1728 годов калмыками у россиян (сколько возможно было письменного известия собрать), деньгами, товарами, вещами и платьем пограблено на 34 446 рублев, да угнано лошадей и рогатой скотины 2 168, да людей в полон взятых семнадцать и побито до смерти 15 человек. И хотя к наместнику ханства Черен Дондуку о всем том писано грамотами и письмами канцелярскими и требовало о пресечении воровства в российских жилищах и в турецкой области, но Черен Дондук, калмык унять от того не мог, а в ответ на оное писал, что то они чинили без его ведома. И для того в том же 1727 году по определению верховного тайного совета от Царицына и за Саратов при Волге но нагорной стороне каждого лета стояло на фарпостах по 900 человек казаков, в том числе 300 из волских городов, 300 из донских и 300 из слободских полков на особливом жаловании. Того же 1727 года в летнее время подполковник Беклемишев, по ордеру от покойного генерала фельдмаршала, князя Михаила Михайловича Голицына, с означенным Бактагиреем солтаном между городов Царицына и Черного Яру на берегу Волги, на нагорной стороне, при посредствии калмыцких владельцев Бату и Дондук Даши, виделся и призывал его Бактагирея под российскую протекцию с тем, что, как скоро время будет, тогда б его Бактагирея с калмыками послать на [228] Кубань и на Крым и, где потребно и они пожелают, российскими войсками им вспомогаемо будет и приложится старание его Бактагирея возставить в прежнее его состояние и возвратить ему юрты ево, а между тем позволится ему жить в калмыцких улусах и давано будет ему жалованье, и всякое довольствие показывало, только б он сперва для соглашения о том съездил к генералу фельдмаршалу князь Михайлу Михайловичю Голицыну, но он, Бактагирей, ко вступлению в российской город склонности не показал, да и калмыки того не желали, имея намерение, чтобы Бахтагирею жить при них и обще с ним ходить на Кубань для воровства, а паче помешательством в том был Дондук Омбо, а к поимке и убивству оного Бактагирея он Беклемишев способу не сыскал. Потом получены здесь от подполковника Беклемишева известии, да и сам наместник, ханства Черен Дондук сюда писал, что они калмыцкие владельцы намерены все итти на Кубань для забранил к себе джетысан и джембуйлук. Почему еще отправлены граматы к наместнику ханства Черен Дондуку, также к, матере его Дарме Бале, владельцу Дорже Назарову и к Шакур ламе, дабы они от того предприятого намерения к походу на Кубань весьма удержались, объявляя им, что такое их намерение не токмо противно, но может чрез то учинится повреждение имеющемуся между Россиею и Турциею вечному миру и им самим от того великая опасность и разорение и притом им подтверждено, чтоб они и на отбирание джетысан и джембуилук собою отнюдь не поступали и никаких обид кубанцам и крымцам и другим подданным турским не чинили, и к Бактагирею Дели солтану не приставали, и в намерениях его не вспомогали, о чем им владельцам и другими грамотами подтверждено. 1728 года генваря 17-го дня по определению верховного тайного совета, указом астраханскому губернатору Менгдену предписано, чтоб в городех и селех по Волге лежащих, астраханским татарам и яицким казакам под смертным страхом запретить калмыкам отнюдь не продавать и безденежно не ссужать и ни под каким видом не давать, как пред тем от некоторых из россиян произошло, ружья, пороху, свинцу, стали, меди и железа во всякой работе, какого б звания ни было, кроме одних чюгунных котлов, и в жалованье им калмыкам того всего, хотя напредь сего и давано, не давать же, объявляя им, что удержано сие за то, что они калмыки, получая, то употребляют на подданных российских, приходя в жилища их для воровства, они ж за запретительными указами ходят на Кубань и на другие турской области места. По тому ж верховного тайного совета определению с 1728 года для прикрытия российских жилищ от таких калмыцких воровских набегов, сверх сухопутных форпостов учреждены были от Астрахани до Саратова в каждом городе по 20 лодок разшивных, в которых по Волге разъезд имели солдаты из полков астраханского гарнизона. И которые воровские калмыки сухопутными форпостами и водяными разъездами были пойманы, оными розыскивано, а некоторые из них «а убийство и повешены. И те калмыцкие воровские набеги продолжались, и форпосты содержаны до их калмыцкого междоусобия, учинившегося в ноябре 1731 года. По выше писанному ж верховного тайного совета определению, отправлены в калмыцкие улусы полковник (что потом был действительной тайный советник) Иван Иванович Бахметев, да на Дон генерал майор Тараканов, которым поручено: первому Бахметеву: калмык [229] от походу на Кубань удержать, а Бактагирея Дели солтана призывать в здешнюю протекцию с выше писанным обнадеживанием, а ежели наместник ханства скажет, что они калмыки действительно оное их намерение учинить хотят и на Кубань пойдут, и полковнику Бахметеву говорить ему наместнику ханства, что в таком случае велено против их употребить приготовленные для того войски, а имянно, бывшие в тамошней стороне драгунские полки, и всех донских казаков, и от того походу их удерживать и за Волгу не перепустить, и для того оные войска расставить по Волге, о чем всем и грамоты к наместнику ханства Череп Дондуку и другим владельцам отсюда были посланы. Другому, Тараканову; чрез донского войскового атамана Лопатина стараться Бактагирея поймать или убить (о сем последнем обстоятельстве желание было турецкого двора) и голову его отсекши привезти, а здешнее намерение в том больше состояло, чтоб его Бактагирея. поймав, содержать во всяком довольствии и тем покой обоюдных подданных утвердить, обещая притом, кто его Бактагирея поймает или убьет до 5 000 рублев, и употребляя к тому верных и надежных людей, чтобы секрет о сем пронесен не был, и от оного генерал майора Тараканова, по совету донского атамана Лопатина посланы были из Черкаска для убийства Бактагирея три человека калмык, которым и денег и число 5 000 рублев несколько дано было вперед. Но оные, приехав к нему Бактагирею, весь секрет сами ему объявили, и он, их подаря, от себя отпустил. По тому ж определению верховного тайного совета, в указе к подполковнику Беклемишеву писано, что, по-видимому, меж калмык паче всех враг и злодей и противник — Дондук Омбо и подобен он бывшему возмутителю Нитар Дорже, и для того ему Беклемишеву стараться и изыскивать такова способа, как бы того злодея Дондук Омбу убить, обнадеживая, кто учинит, сие награждение, не жалея денег, как и помянутой Нитар промыслом губернатора Волынского изведен, ибо когда б можно было его Дондук Омбу достать и умертвить, чтоб и другие владельцы, видя сие, спокойнее и послушнее были, да и Бактагирей бы от них калмык отстал. Но подполковник Беклемишев к изведению Дондук Омбы способов не нашел. Черен же Дондук и все протчие калмыцкие владельцы со всеми своими силами еще до приезда полковника Бахметева в Царицын, ходили на Кубань и тамо Бактагирея Дели солтана возставили по прежнему сераскером, токмо до приходу его Бактагирея с войсками калмыцкими на Кубань, турки успели нагайцов джетысан и джембуилук чрез Крым перевесть в том же 1728-м году в Белогородскую орду, Дабы их калмыки не взяли к себе по прежнему на Волгу или б они и собою к ним не ушли. В то ж время калмыки приняли к себе другова турецкого бунтовщика Джан Темиря Ширинбея Аджи, которой в Крыму по хане был первым. Полковник Бахметев и подполковник Беклемишев, по возвращении калмыцких войск с Кубани, наместнику ханства Черен Дондуку и катере его Дарме Бале, при сыне ж ее Галдан Данжине и при Дондук Дате и при хонтайшине сыне Лоузане Шуно и оному Дондук Даше особливо и зайсангам Яману и Самтану и Шакур ламе о Бактагирее и о Джан Темире, чтоб они к себе их не принимали и согласия с ними никакова не имели и не ходили б в области оттоманской Порты, [230] предлагали, при чем и о милостях императорских величеств, показанных и их народу и к, нему наместнику, объявили и под рукою уграживали их российскими войски и в страх приводили, но от них в отпет слышали, что ежели б они калмыки, согласись, ходили войною и российские жилищи, и в том бы весьма были винны и что и прежде их владельцы на Кубань хаживали за то на них гнева императорского не было. И сколько они Бaxметев и Беклемишев ни старались, чтоб того Джан Темирем калмыки отдали и российскую сторону или от себя отослали прочь, и сами они Бахметев и Беклемишев с Джан Темиром разговаривали и к нему подсылали, только того ничего одержать не могли, а поймать и у себя удержать его Джан Темиря им Бахметеву и Беклемишеву будучи в калмыцких улусех и малолюдствии, было превозможно. И приметили он и, что наместника ханства калмыцкого Черен Дондука можно б склонить ко всякому добру, но все те противности чинитца факциею матери его Дармы Балы и владельца. Дондук Омбо которой по письму к нему от реченной ханши Дармы Балы (в котором она писала, что зансанг оно Зундуй к нему недоброжелателей ищет живота его) он Дои дуй Омбо означенного зайсанга своего и с двумя сыновьями его Сагою и Харцагою и мужеска почу детей их малолетных До последнего младенца, пред собою умертвил. а. третей его ж Зундуев сын Зунтар бегал и скрывался по разным улусам, а тот зайсанг Зундуй у него был первой и но всех улусех весьма знатной. От 29 августа они Бах мотов и Беклемишев в Коллегию иностранных дел доношенном своим представляли, что Шакур лама июня 23 дня им Бахметеву и Беклемишеву вызвался, что которые на владельцев их впредь будут указом не послушны, то на них некоторых можно и войски унять, объявляя, что без того вовсе не уста пятой. Итак, по вышеписанным обстоятельствам они Бахметев и Беклемишев мнение оное представляли, что не худо противника Дондук Омбу смирить оружием и хоти бы над ним самим по случаю чего [и] не учинилось, а улус бы ево был разорен, то уже одному ему делать будет лечено, но принужден будет скитатца, также как Бактагирей пи Джан Темирь, или просить прежней протекции, да и другим бы леем владельцам был от того действительной страх, и нужда бы ему была противные, спои замыслы отменить; а без того, сколько как ни трудиться, то добра на него надеяться не можно, а единолично над ним ни на какие деньги ничего учинить невозможно, ибо содержит себя в великой предосторожности. Они ж Бахметев и Беклемишев в коллегию доносили ноября от 7 от 25 да от 28 чисел, что по известию на разных мест, о согласии Дондук Омбы и зятя его, а Дербетева владельца Четерева сына. Гунги с Бактагиреем Дели солтаном к нападению на донские казачьи городки он же Дондук Омбо ищет, чтоб принят был в турецкое подданство и кочевать бы ему в турецкой области и чаятельно, что сне намерение есть к нападению спорна, на казачьи, а потом на малороссийские городы и такождо по оставят и на реке Болте ниже Царицына воровать, и есть опасность, дабы он Дондук Омбо и весь калмыцкой народ не склонил к принятию турецкой протекции. И для сих опасностей писали они Бахметев и Беклемишев к генералу фельдмаршалу князю Голицыну, предлагая свои мнение, что потребно ниже Царицынской липни по донским казачьим городкам умножить войск, которыми б будущею весною (ежели зимою ничего не зделают) улус означенного Дондук Омбы разорить, почему от оного генерала, [231] фельдмаршала и расставлены были по Дону драгунских дна полка, и нарочно приготовленные донские калани 2000 человек. Того ж 1728 года ноября 15 числа калмыцкой зенгорской владелец Даши Натур Тайджи с детьми и с улусными своими калмыки и 280 кибитках бежал с Дону от Черкаска к Лиону, а оттуда на Кубань, а чрез некоторое время возвратился но прежнему на Волгу в калмыцкие улусы. Полковник Пах метек и подполковник Беклемишев от 14 декабря и коллегию доносили, что калмыцкие владельцы имели сонет, что им с россианы восватца или пет, и ханша Дарма Бала воеватца им запрещала и положила, что жить им но прежнему, только владельцам Дондук Омбе и зятю его Гунга Доржи итти на Дон и от Черкаска набрать всех калмык. 1729-го года февраля 3 дня в верховном тайном совете, по представлению коллегии иностранных дел и по слушании ведомостей о калмыцких противных замыслах, а особливо владельца Дондук Омбы и зятя его, а Четерева сына Гунги к нападению на донские казачьи городки и что Дондук Омбо искал быть в турецком подданстве и по довольном разсуждении определено: понеже владелец Дондук Омбо давно уже был указам императорским по послушен и во всем противен и по многим увещаниям от противностей не престал и посылая калмык многажды на российские жилища, разорения чинил и людей побрал и, скот отгоняя, не отдавал и других владельцев к таким же противностям всегда склонял и подущал, а особливо что напоследи открылось противное его намерение и умысел на донские городы нападение учинить и быть в турецком подданстве и имел всегда пересылку с Бактигиреем и азовским нашею,— сего ради погребно, упреждая то зло, вделать, чтоб того противника Дондук Омбу каким способом убить или умертвить и тем протчих калмыцких владельцев в страх и в послушание привесть. Ежели же такова способа, что ево Дондук Омбу одного убит, пли умертвить, сыскать не можно, то послав войска улус ево весь раззорить, как и Шакур лама советовал, чтоб ево войски унять и то поручить генералу фелдьмаршалу князю Голицыну, о чем к нему и указ послан. Между тем опои генерал фельдмаршал от 4 апреля доносил, что, по его мнению, владельца Дондук Омбу весьма надобно искоренить, употребя для того войск регулярных 2000 человек и столько ж донских казаков и сверх того определенных при калмыцких делах казаков же 900 человек, со обещанием денежной платы, при готовя оные войска у Петровска или у Саратова, где удобнее и безопаснее, хотя и на луговой стороне. И верховном тайном совете 2 майя того ж 1729 года по полученным ведомостям, чти калмыцкие улусы для летования перешли с нагорной на луговую Волги реки сторону, решено оному генералу фельдмаршалу но означенным ведомостям регулярных двух полков за Волгу на луговую сторону не посылать, а велеть им стоять при Царицынской линии, или в ином пристойном место, разве бы те ведомости отменились, в каковом случае поступать ему генералу фельдмаршалу по данным ему указам и по своему разсмотрению, не описываясь, и о том к нему указ послан. По возстановлении калмыцкими владельцами крымского противника, Бактагирея Дели солтана но прежнему кубанским сераскером, оной Бактагирей, имел при себе кабардинского кашкатовского владельца Арсланбека Кайтукина, в 1729 году со всею кубанскою силою ходил [232] под Кабарду на Баксанских владельцов, которые, сбои домы и скот убрав в горы, сами с войсками своими при горах в тесном между речек месте ожидали Бактагирея и тут с ним учинили бой и его самого со многими убили и кубанское его войско разбили, от чего и Арсланбек принужден был бежать на Кубань. В том же 1729 году тогдашней хан крымской писал к генералу фельдмаршалу князю Михаилу Михайловичю Голицыну, требуя, дабы бывшего в калмыцких улусах другого турецкого бунтовщика Джан Темиря и с людьми его поймать и отдать или убить, а напротив того, он хан крымской с своей стороны уступит забранных калмыками людей и скот. И он генерал фельдмаршал поручил искать способов того Джан Темиря во удовольствие Порты Оттоманской поймать или убить полковнику Бахметеву и подполковнику Беклемишеву, а ежели они удобных к тому мер сыскать не могут, то б видеться им с Череп Дондуком и о той турецкой на них претензии объявить и при том требовать у него секретно отдачи помянутого Джан Темиря, а последнее объявить, чтоб ево Джан Темиря у себя отнюдь не держали, а выбили вон, что все и грамотою от 11 ноября того ж 1729 года отсюда к наместнику ханства Черен Дондуку было подтверждено. И хотя оной Джан Темир и в собственных Черен Дондуковых улусах жил, однако ж он ево Джан Темиря не выдал л из улусов своих не выслал, а принужден потом хан крымской вызвать его Джан Темиря к себе по прежнему в Крым на пороль. В том же 1729 году присыланы в Москву посланцы от наместника ханства Черен Дондука, от Шакур ламы и от владельцов Доржи Назарова и Дондук Омбы чрез которых просили они: Черен Дондук об отпуске посланцов его к Далай-ламе для отвозу туда пеплу отца его Аюки хана: Шакур Лама и Доржи Назаров о позволении самим им туда ехать; Дондук Омбо, донося, якобы, о чинимых от него к российскому государству противностях, донесено на него неправедно., просил, чтоб о том повелено было кому-нибудь у него выслушать и оставить его без сумнения. И но тем их прошениям и по определениям коллегии иностранных дел отправлены к ним от покойного канцлера графа Гаврила Ивановича Головкина письма и во оных к ним писано. К наместнику ханства Черен Дондуку о данном ему позволении отправить посланцов его чрез Сибирь к Далай-ламе и что о даче им подвод и кормовых денег с возвратом в надлежащие места указы посланы. К Шакур ламе со объявлением указа императорского, что как он,, по доброжелательству его к калмыцкому народу для содержания оного, да и самих владельцов в добром порядке при всяких случаях потребен и для того б он Шакур лама от такого намерения своего удержался, к Далай ламе не ездил и из калмыцких улусов никуда не отлучался, к Далай же ламе может он Шакур лама отправить от себя кого другова, и при том для такой посылки на иждивение послано к нему Шакур ламе жалованья 200 червонных. К Дорже Назарову: что ему самому к Далай-ламе ехать позволяется, и о даче ему подвод и проводников в надлежащие места указы посланы, но притом ему дано знать, что, понеже, сын его Лужба с калмыцким войском за многими отсюда запрещениями в 1728-м году с турецким бунтовщиком Бактагиреем ходил на Кубань, и для того б он Доржи Назаров детям своим, при отъезде его из калжыцких улусов, [233] дал наставление, чтоб они впредь таких противных поступок не чинили. К Дондук Омбе, что указом ее императорского величества велено с ним видеться полковнику Бахметеву и подполковнику Беклемишеву и по прошению его оправдание у него выслушать и о том с ним пространее говорить и сюда доносить. А Бахметеву и Беклемишеву указом велено съехаться для того с ним Дондук Омбою в пристойном месте, причем, ежели они в самом деле усмотрят его Дондук Омбино от противностей отвращение и склонность к верности, и даст он в том по своему закону обещание, v таком бы случае обнадежили его, якобы от себя, прощением во всех его преступлениях. Текст воспроизведен по изданию: Описание истории калмыцкого народа // Красный архив, № 3 (94). 1939 |
|