|
ВЫДАЮЩИЕСЯ ВОСПИТАННИКИ МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА В ИНОСТРАННЫХ УНИВЕРСИТЕТАХ(1758-1771 гг.) Первый русский университет создавался по мысли и плану гениального ученого М. В. Ломоносова. «Честь российского народа требует, — писал Ломоносов, — чтоб показать способность и остроту его в науках, и что наше отечество может пользоваться собственными своими сынами не токмо в военной храбрости и в других важных делах, но и в рассуждении высоких знаний» (П. Билярский. Материалы для биографии Ломоносова, СПб., 1865, стр. 655). При основании Московского университета получил осуществление план Ломоносова, предусматривавший оставление «порожних профессорских ваканций» для отечественных ученых, которых университету предстояло воспитать в самый короткий срок. Московский университет открылся в 1755 г., в составе трех факультетов — философского, юридического и медицинского, но полностью была развернута только работа философского факультета, на котором преподавали с самого начала четыре русских магистра: Н. Н. Поповский, А. А. Барсов, Ф. Я. Яремский и А. К. Константинов, подготовленные в Академии наук под руководством Ломоносова. Поповский (с 1756 г.) и Барсов (с 1761 г.) стали первыми русскими профессорами философского факультета, из числа студентов которого вскоре выдвинулся, а с 1765 г. получил кафедру Д. С. Аничков, один из наиболее выдающихся профессоров XVIII в. С целью скорейшей подготовки докторов наук для медицинского и юридического факультетов, уже через три года после открытия Московского университета, в 1758 г., были посланы за границу, в лучшие из тогдашних университетов, выпускники, получившие золотые медали: М. И. Афонин, А. М. Карамышев, С. Г. Зыбелин, П. Д. Вениаминов, Д. Я. Ястребов и И. Рыбников. В последующие годы к ним присоединились: Б. М. Салтыков, И. А. Третьяков и С. Е. Десницкий. С начала второго десятилетия существования Московского университета (в 1765/66 академическом году) на медицинском факультете появляются первые профессора из числа его бывших воспитанников — Вениаминов и Зыбелин, получившие докторские степени в Лейдене. В 1767 г. приезжают в Москву и занимают кафедры юристы Десницкий и Третьяков, получившие докторские степени в Глазговском университете. Наконец, последним возвращается естественник Афонин, остававшийся [156] после защиты диссертации в Упсальском университете до 1769 г. для специальных занятий по агрономии. К концу второго десятилетия Московского университета из десяти кафедр, проектировавшихся при его открытии, восемь уже были заняты русскими профессорами (В 1770 г. получил кафедру на медицинском факультете еще один воспитанник Московского университета — кандидат наук И. А. Сибирский), причем все они (за исключением ученика Ломоносова Барсова, поступившего в университет магистром в 1755 г.) были воспитанниками Московского университета. Публикуемые документы показывают, как осуществлялся задуманный Ломоносовым план подготовки отечественных кадров профессуры для первого русского университета и каким нелегким путем пришли его выпускники к заслуженному успеху. Исключительно неблагоприятная обстановка, в которой русские студенты завершали свое образование в Англии и Швеции, объясняется тем, что царское правительство и его чиновники мало заботились о подготовке молодых русских ученых, а реакционная профессура, не заинтересованная в выдвижении талантливой смены, чинила им всяческие препятствия. Отправив по совету Ломоносова группу студентов в иностранные университеты, куратор (попечитель) Московского университета И. И. Шувалов в дальнейшем не обеспечил им необходимых для занятий условий. Так, студентам, обучавшимся за границей, деньги переводились очень неаккуратно; молодым людям приходилось залезать в долги, терпеть нужду. Несмотря на возросшую дороговизну жизни и резкое падение денежного курса, стипендия, которую получали студенты, долгое время оставалась прежней (см. док. №№ 15, 27, 29). Значительная прибавка к стипендии, назначенной вначале Б. М. Салтыкову, посланному для продолжения образования в Женеву, последовала только в результате настойчивых хлопот его научного руководителя Вольтера, постоянно обращавшего внимание Шувалова на исключительные достоинства этого воспитанника Московского университета (см. док. №№ 2-4). По произволу куратора Шувалова были досрочно вызваны из Кёнигсбергского университета Даниил Ястребов и Иван Рыбников, так как понадобились преподаватели в Кадетский корпус, перешедший в 1762 г. в ведение Шувалова (см. док. № 8). После назначения куратором университета ставленника Екатерины II В. Е. Адодурова положение русских студентов за границей еще более ухудшилось. С величайшим трудом удалось Десницкому и Третьякову остаться в Глазго для получения докторской степени; тяжелой ценой досталась докторская степень Карамышеву и в особенности Афонину, навсегда подорвавшему свое здоровье. Тем не менее молодые русские ученые преодолели все препятствия, мужественно претерпели выпавшие на их долю испытания и поддержали честь Московского университета, завершив свое образование блестящей защитой докторских диссертаций. Среди их научных руководителей были Вольтер (в Женеве), Адам. Смит и Блекстон (в Глазго), Линней и Валлерий (в Упсале). Медицинский факультет Лейденского университета, выдавший докторские дипломы Вениаминову и Зыбелину, считался лучшим в Европе. Таким образом, с самого начала своего существования первый русский университет был связан с виднейшими представителями передовой науки за рубежом. Публикуемые документы дают возможность судить о широте и солидности научной подготовки профессоров Московского университета XVIII в. [157] (см. док. №№ 14 и 28). Перед отправлением в Кенигсберг московские выпускники некоторое время занимались в университете при Академии наук в Петербурге (док. № 10), который с 1759 г. поступил в исключительное ведение Ломоносова. Занятия студентов проходили под руководством гениального создателя физической химии, и, быть может, не случайно будущие юристы Десницкий и Третьяков тотчас но приезде в Глазговский университет начали по собственной инициативе слушать, кроме основных предметов, специальный курс химии. Правда, это вызвало впоследствии величайшее негодование Конференции Московского университета (Ученого совета), признавшей «все их учение... не весьма порядочным» (док. № 15). Широта научных интересов является характерной чертой русских профессоров Московского университета в первые десятилетия его существования. Медик Вениаминов сделал очень много для изучения русской флоры; один из крупнейших теоретиков и практиков русской медицинской школы Зыбелин подготовил к изданию «Российскую историю» В. Татищева; юрист Третьяков оставил яркий след в истории русской экономической мысли; создатель дисциплины русского права «отец российской юриспруденции» Десницкий являлся выдающимся социологом. Естествоиспытатель Карамышев, основной специальностью которого было горнорудное дело, был также и ботаником; его именем названы открытые им вид и семейство растений. Отличительными чертами научных трудов этих первых отечественных ученых являются их самобытность и оригинальность, а также демократическая и патриотическая направленность. Возвращение в университет из-за границы группы молодых докторов наук и вступление в ряды профессуры воспитанников Московского университета, выдвинувшихся в процессе работы в его стенах (Д. С. Аничков, И. А. Сибирский), имело огромное значение для развертывания дальнейшей деятельности университета. Московский университет превратился в подлинный центр русской науки, форпост борьбы за передовое материалистическое направление против реакционеров и «неприятелей наук российских», поддерживаемых царским правительством. * * * Основная часть публикуемых документов представляет собой выписки из протоколов Конференции Московского университета и приложенных к ним «протокольных бумаг», извлеченных из фонда рукописей Научной библиотеки имени А. М. Горького Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Рукописи «Протоколов Конференции» в 15 томах (за 1756-1786 гг.) являются единственным, дошедшим до нас источником по истории научной жизни Московского университета XVIII в., так как в 1812 г. весь университетский архив сгорел. Дополнением к этой документации служат материалы, извлеченные из фондов Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА), где сохранились «Дела по Московскому университету», проходившие через Сенатскую канцелярию (ф. 248) и 3-й департамент Правительствующего Сената (ф. 261). Нами использованы также документы из архива Кёнигсбергской канцелярии (ф. 25), где сохранилось «Дело о московских студентах», учившихся в Кёнигсбергском университете во время занятия Кенигсберга русскими войсками в ходе Семилетней войны (см. док. №№ 6 и 8). [158] Публикуются также извлечения из ранее публиковавшихся писем Вольтера Шувалову (см. док. №№ 2-4). Документы из архива Конференции публикуются впервые по подлинникам и в переводе на русский язык, так как часть из них (выписки из протоколов Конференции) написана на латинском и французском языках. Два документа из фонда ЦГАДА (№№ 9 и 10) были напечатаны в извлечениях в «Сенатском архиве», т. 12 ив «Чтениях Общества истории и древностей российских» (ОИДР). Тексты этих документов заново сверены с оригиналами, находящимися в ЦГАДА. Все документы печатаются в хронологическом порядке, за исключением №№ 21-26, которые в качестве протокольных бумаг помещены после протокола. Даты к документам, написанным в России, проставлены по старому стилю; к документам, написанным за границей, — по новому стилю. Н. А. Пенчко № 1 Выписка из протокола Конференции Московского университета об отправке в Кенигсберг для продолжения образования отличившихся воспитанников университета 1 июля 1758 г. § 2. Определены поименно те, кому надлежит получить награждения. Первыми оказываются: Из студентов: 1. Семен Герасимов 1, 2. Петр Дмитриев 2, 3. Данила Яковлев 3; Из состоящих на казенном содержании дворян: 1. Матвей Афонин 4, 2. Александр Карамышев 5; Из состоящих на казенном содержании разночинцев: 1. Иван Рыбников и 2. Иван Свищов. Но так как они назначены в Кёнигсберг и в ордере Вашего превосходительства отмечено, что они будут получать жалованье, то это им и послужит награждением. Поэтому Конференция рассудил а отдать их медали тем, кто за ними следует (далее перечисляются фамилии учащихся, награжденных медалями) ... Научная библиотека имени Горького Московского государственного университета имени Ломоносова (Научная библиотека МГУ), фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 5, лл. 2 об.-3. — Подлинник на французском языке. [159] № 2-4 Ив писем Вольтера куратору Московского университета И. И. Шувалову о воспитаннике университета Б. Ш. Салтыкове, посланном в Женеву для продолжения образования № 2 29 мая 1759 г. Господину Ивану Шувалову 6 29 мая Я всегда изумлялся, государь мой, видя, что на берегах Невы и Москвы пишут и говорят по-французски, как в Версале. Письмо, которое только что вручил мне от Вашего превосходительства господин Салтыков 7, и его речь усугубляют мое изумление и удовольствие... № 3 11 ноября 1759 г. Господину Ивану Шувалову В замке Турней, 11 ноября Милостивый государь, Господину Салтыкову поручено переслать Вам маленький пакет с несколькими книгами и рукописями для Вашей библиотеки... Мое уважение к юному господину Салтыкову возрастает по мере того, как я имею честь его узнавать. Он вполне достоин Ваших благодеяний. Его любовь к знанию, прилежание в занятиях, не по летам развитый ум оправдывают все, что Ваше великодушие делает для него... № 4 22 ноября 1759 г. Из Делис, 22 ноября Государь мой, Я получил послание, которым Вы меня почтили, сегодня из рук господина Салтыкова. Мне кажется, что он с каждым днем становится все более достойным своего имени и Вашей благосклонности. Могу уверить Ваше превосходительство, ничто не делает Вам чести более, чем развитие этого рождающегося таланта. Вы пользуетесь репутацией благотворителя, но Вы не могли бы никогда излить свои благодеяния ни на душу, которая бы их более заслужила, ни на сердце, более признательное. В самом непродолжительном времени он будет подготовлен для деятельности, и Вы получите в нем человека, способного помогать Вам во всех Ваших намерениях, чтобы поставить свою родину столь же высоко в отношении искусств, как она стоит теперь в военном отношении. Я вижу хорошо, что там, где он находится сейчас, для него тесно. Вы пошлете его путешествовать по Франции и Италии. Я буду сожалеть о потере, но мне послужит утешением то, что все это к его пользе... Впервые эти письма опубликованы на русском языке Н. Левицким в книге «Письма г. Вольтера к графу Шувалову и некоторым другим русским вельможам». М., 1808, стр. 32, 47 и 48-49. Настоящий перевод сделан вновь с французского издания Voltaire. Oeuvres completes, v. 40. Paris, 1880, стр. 109, 220 и 237. [160] № 5 Письмо графа A. P. Воронцова И. И. Шувалову с отзывом о Б. Ж. Салтыкове 1 июня 1760 г. В Женеве, 1 июня 1760 Милостивый государь, Представляя Вашему превосходительству мое нижайшее почтение, имею честь уведомить Вас о том, что желание увидеть столь мудрую простотой своих нравов республику в соединении с желанием повидать господина Вольтера заставили меня свернуть с дороги, дабы побывать в Женеве. Бесполезно говорить Вам, государь мой, что к Вам здесь относятся с должным уважением. Ваше превосходительство должны видеть это от каждого, а господин Вольтер, конечно, один из тех, кто умеет это выразить лучше всего. Он не перестает говорить об успехах в искусствах у нас с тех пор, как Ваше превосходительство оказывает им свою поддержку. Господин Салтыков не обманул репутации, которую он справедливо приобрел. Многие образованные люди в Париже задолго до того отзывались мне о нем с похвалой, которую он заслуживает. Это — человек большого ума и прилежания, он делает честь Московскому университету и выбору Вашего превосходительства. К моему приезду в Париж должно оказаться множество новых книг, из которых я сделаю выбор и сочту в числе своих первых обязанностей послать их Вашему превосходительству и тем снова выразить Вам свою признательность и почтительную привязанность, с которой имею честь пребывать Вашим, государь мой, нижайшим и послушнейшим слугой Граф Александр Воронцов Перевод с французского сделан по тексту, опубликованному а приложении к книге: П. А. Вяземский, Фонвизин, СПб., 1848, стр. 197-198. На русском языке публикуется впервые. № 6 Паспорт, выданный студентам Ж. И. Афонину и А. Ж. Карамышеву, посланным в Швецию для продолжения образования 13 июля 1761 г. По указу е. в. государыни императрицы Елисавет Петровны, самодержицы всероссийской и прочая и прочая и прочая. Объявители сего, Московскаго императорскаго университета студенты, Александр Карамышев, Матвей Афонин отправлены на шведском карабле, именуемом С[вятой] Ирике, на котором шипор Петер Грилзон, в Швецию, в город Стокгольм и Упсал для обучения наук (в тексте зачеркнуто — «горных»), того ради в надлежащем пути в городех, на заставах состоящих, под здешнею губерниею военным и статским чинам повелеваю, а в море на брант вахтах от войск е. и. в. [161] господ командующих, так и в соседственных областях каждаго по чину и достоинству услужно прошу чинить им свободной пропуск без задержания. Во свидетельство того за моим подписанием и с приложением обыкновенный печати моей сей паспорт дан в Кенигсберге, июля 13 дня, 1761 году. Е. и. в. всероссийской всемилостивейшей государыни моей сенатор, от армии генерал-порутчик, королевства прускаго губернатор и кавалер орденов святаго Александр Невскаго и святыя Анны [Василей Иванович Суворов] ЦГАДА, ф. 25, д. 204, л. 67-Отпуск. № 7 Ордер И. И. Шувалова в университетскую канцелярию о В. Ж. Салтыкове 9 сентября 1761 г. (Дата получения ордера установлена на основании имеющейся на документе пометы: «Получен сентября 9 дня 1761 года») В канцелярию императорского Московскаго университета Находящемуся ныне в Женеве прапорщику Борису Салтыкову 8, который мною отправлен для продолжения ево учения, определено от меня жалованья по триста по пятидесят рублев, а оной Салтыков получает из университета жалованье по сту по пятидесят рублев, того ради, начитан оную сумму по триста по пятидесят рублев, выключа получаемые им по полтора ста рублев на год, щитая с отправления ево из Москвы и собрав, сколько оной будет, переслать ко мне через векзель и впредь погодно пересылать же, пока от меня ордером отставлено или другова определения не будет, оная же прибавочная сумма ему уже от меня переведена и впредь с обыкновенным порядком производиться будет (опущена часть текста, не имеющая отношения к Салтыкову) ... У подлиннаго подписано Куратор Иван Шувалов Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 6, л. 9.-Копия. № 8 Представление коллежского советника фон Клингштедта губернатору Кенигсберга Н. И. Панину о русских студентах, обучавшихся в Кёнигсбергском университете 7 мая 1762 г. Его высокопревосходительство господин генерал-порутчик, благороднаго кадецкаго корпусу шеф, действительной камергер и ковалер Иван Иванович Шувалов от 10 апреля писмом мне приказал, чтоб я в разсуждении четырех принадлежащих Московскому университету студентов, которые в мое смотрение поручены были, такое зделал учреждение, чтоб [162] двое из них, а именно: Данил Ястребов и Иван Рыбников, при первой благополучной оказии водою для употребления их в должности в Кадецком корпусе в Санкт-Петербург водою отправить, а другие двое — Петр Вениаминов, Семен Зибелин здесь, в Кенигсберге, остаться должны для окончания ими медицинской пауки, причем мне об оном писменно упомянуто, что помянутой господин камергер Ваше высокопревосходительства просил о взаимообразной сумме потребных денег, как на отправление первых двух студентов, так и последних, надлежащее учинить приказание. Но как мне теперь сумма пятьсот пятьдесять рублев потребна зделать на тех двух студентов мундиры, так и всем потребным снабдить по данной мне от его высокопревосходительства господина камергера инструкции, того ради Ваше высокопревосходительство в покорности прошу, чтоб оные деньги взаимобразным образом выдать и при том при первой благополучной оказии, когда помянутые студенты на казенном или на другом российском корабле отправиться могут, из канцелярии Вашего высокопревосходительства меня известием снабдить. Клингштедт ЦГАДА, ф. 25, д. 204, л. 88.-Писарский перевод с немецкого. Оригинал находится там же, л. 87. № 9 Из донесения в Сенат куратора Московского университета Л. Е. Адодурова 9 с обвинением И. И. Шувалова в самочинном переводе денег студентам, посланным за границу 17 декабря 1762 г. По присланным от генерала-лейтенанта, е. и. в. действительнаго камергера, императорскаго Московскаго университета куратора, сухопутнаго шляхетнаго кадетскаго корпуса главнаго директора и кавалера господина Шувалова директору Мелисину октября с 25 числа сего 1762 года девяти ордерам (с которых ко мне приобщены копии) велено из суммы университетской выдачи учинить (следует перечисление лиц, которым Шувалов приказал увеличить оклад жалованья)... а в силу какого указа или повеления, того в ордерах не упомянуто (далее говорится, что в одном из этих ордеров написано: куратор «то учинить за благо разсудил»)... Да купцу Томсону по двум ордерам выдать велено три тысячи сто сорок рублев дватцать пять копеек, ему же и проценты платить особливым от 2 декабря 1762 года ордером велено же. Да в сумму Академии Художеств переслать велено издержанных из той суммы на щет университетской две тысячи семьсот тритцать четыре рубли шездесять одну копейку, итого пять тысяч восемьсот семьдесять четыре рубли восемьдесять шесть копеек; в том числе числится на студентов, находящихся в Кенигсберге, в Швеции и в Англии, пять тысяч пятьсот сорок один рубль пятьдесят три копейки, да и впредь, когда от того купца Томсона объявлены будут верныя свидетельства, сколько на содержание оных студентов денег от него переведено будет, оные ему особым ордером выдавать велено ж. [163] Да в жалованье отданных бывшему при университете асессором Михаилу Веревкину сто тритцать три рубли тритцать три копейки, да за сочинение газет Андрею Набокову двести рублев. В которых же годах и на каких кондициях те студенты посланы, и для каких кто наук, и когда им возвратиться надлежит, и кому в смотрение поручены, того в ордерах не написано ж, и по справке в университете ни указа, ни повеления о том не явилось, а все то учинено, и денги из университетской суммы как оным студентам, так и выше прописанным (следует перечисление лиц, упомянутых в ордерах)... выдать велено по одному произволу господина куратора Шувалова (следует перечисление долгов университета, который, по словам Адодурова, не имеет наличных денег для уплаты)... Того ради Правительствующему Сенату о всем вышопрописанном, также с тех ордеров копии на разсмотрение представляю, и что чинить поведено будет, требую университет определить указом, дабы из того в чем не могло последовать упущения, а казне напраснаго ущерба (далее следует требование Адодурова «о взятии с куратора Шувалова ответа» на все предъявленные ему здесь обвинения)... Василей Адодуров ЦГАДА, ф. 248, кн. 2944, лл. 199-202, — Подлинник. Извлечения из донесения были опубликованы в «Сенатском Архиве», т. 12, СПб., 1907, стр. 321-331. № 10 Из донесения И. И. Шувалова в Сенат в ответ на запрос о студентах, посланных за границу 20 декабря 1762 г. В Правительствующий Сенат Е. и. в. от генерал-порутчика, действительнаго камергера и кавалера, шляхетнаго кадетскаго корпуса главнаго директора, императорскаго Московскаго университета куратора Шувалова Доношение По присланному из Правительствующаго Сената ко мне указу, на доношение господина тайнаго советника и куратора Адодурова о безпорядочном производстве дел мною в университете имею честь сим представить (далее следует ответ на первые три пункта обвинения, не имеющие отношения к теме публикации)... По 4-му [пункту]. Купцу Томсону приказано выдать три тысячи сто сорок рублев дватцать пять копеек на издержание на обретающихся в чужих краях студентов и проценты, в случае, естьли университет наличных бы денег не имел, то б ему потери не было, и через что б студенты о исправном платеже обнадежены были. По 5-му. В сумму Академии Художеств приказано мною переслать две тысячи семьсот тритцать четыре рубли шездесять одну копейку. Оное мною для того производилось, что оба сии училища под моим одним будучи правлением, часто займообразно денги имели. Асессору Верьовкину жалованья сто тритцать три рубли да советнику Набокову за [164] сочинение и перевод на российский язык с иностранных газет, как справедливо, обеим приказано выдать. Господин куратор Адодуров доносит, на каких кондициях и в которых годех студенты посланы, и когда им возвратиться, о чем он от меня никогда не требовал. В канцелярии же онаго знать не почем, ибо оные студенты прежде отсылки жили в Петербурге, обучались некоторые в Академии Наук и мною содержаны, и потом с достаточными рекомендациями к нашим министрам и к другим мне знакомым иностранным рекомендованы были. Возвращение же их состоит в воле их командиров, а время до совершения наук предписать не можно. Что же указа и повеления о том нет, то, как я и выше доносил, что попечение о распространении наук мне высочайше доверено было, почему я везде и всегда старался всею моею возможностью и усердием желаемым успехам ответствовать. На документе помета: «Слушано 7 генваря 1763 года». ЦГАДА, ф. 248, кн. 2944, л. 217 об. — Подлинник. Опубликовано в «Чтениях ОИДР», 1859, кн. 1, отд. V, стр. 71. № 11 Из ордера В. Е. Адодурова директору университета М. М. Хераскову 10 по поводу диссертаций докторов П. Д. Вениаминова и С. Т. Зыбелина 3 февраля 1765 г. Высокоблагородный господин ... О находящихся же в чужих краях студентах и из них произведенных докторах показать имянно: когда и с какими науками и откуда в университет вступили, чему, будучи в университете, обучались, когда и по каким указам или ордерам, и куда с начала отправлены и с каким жалованьем, где и чему ныне действительно обучаются, как далеко в науках пришли, по чему ныне жалованья в год получают и по которое время оное им произведено, и на получение докторских градусов, на пристойное притом платье и на другие расходы сколько им, когда и через кого имянно переведено денег из университетской суммы, и на нынешней 1765 год сколько каждому из них переведено и еще перевесть надлежит, и во что они с начала их отправления поныне университету стали, об оном прислать известие по получении сего с первою почтою. От профессора ж и доктора Керштенса 11, которому докторов Вениаминова и Зыбелина (в тексте ошибочно — «Забелина») отданы от меня для разсмотрения присланный диссертации 12, требовать, ежели оныя им разсмотрены, чтоб с приобщением своево о них разсуждения, и нет ли каких погрешностей, и в чем оныя состоят, представил вам для пересылки ко мне, которое об них известие немедленно и прислать... Вашего высокоблагородия покорный слуга Василей Адодуров Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции т. 9, л. 14. — Подлинник. [165] № 12 Из ордера В. Е. Адодурова директору университета М. М. Хераскову с вторичным предписанием дать рецензию на диссертации П. Д. Вениаминова и С. Г. Зыбелина 22 февраля 1765 г. Высокоблагородный господин ... Посылаю при сем обратно также и диссертации докторов Зибелина и Вениаминова, на которые от профессора Керштенса извольте потребовать обстоятельнаго как в разсуждении материй, так и стиля, за ево рукою в сходственность моего о том ему приказания, объяснения. Отправленные же отсюда чрез книгопродавца Сколария сего февраля 21 дня латинския Комментарии Санктпетербургской Академии Наук с 1732 по 1746 год, томы 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14 да с 1747 по 1763 год, томы 1, 2, 3, 4, 5, 6, 8, 9, когда от него получены будут, извольте приказать принять в университетскую библиотеку и внесть с протчими той библиотеки книгами в каталог и по канцелярии впредь для ведома записать в журнал. А как оныя университету посылаются от оной Академии, то я признаваю за сходственное, чтоб в Академию на латинском языке отписать за оную учтивость достойное благодарение и притом из наших сочинений или переводов, которые того найдутся достойными, послать несколько экземпляров... Вашего высокоблагородия покорный слуга Василей Адодуров Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 9, л. 39. — Подлинник. № 13 Выписка из протокола Конференции Московского университета с ответом профессора Керштенса о диссертациях П. Д. Вениаминова и С. Г. Зыбелина 2 марта 1765 г. § 4. Относительно диссертаций студентов Зыбелина и Вениаминова господин профессор Керштенс заявил, что никакого определенного заключения или утверждения об эрудиции названных студентов по этим диссертациям сделать нельзя, ибо такого рода диссертации и специальные работы могли быть написаны другими докторами или профессорами от имени студентов, чему имеется немало примеров 13. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 9, л. 40. — Подлинник на латинском языке. [166] № 14 Отчет докторов медицины П. Д. Вениаминова и С. Т. Зыбелина об их научных занятиях за границей 10 сентября 1765 г. Господа доктора Семен Зыбелин и Петр Вениаминов, москвичи, из Заиконоспасской академии 14, в которой они обучались с юных лет как предметам школьного обучения, так, отчасти, основаниям философии, по указу святейшего Синода были определены и приняты в императорской университет в 1755 году, когда он был основан. Там, выдержав сначала установленный экзамен, они были определены к обучению и наставлению юношей в латинском языке в продолжение шести месяцев, затем допущены к лекциям господина профессора Поповского 15, который одинаково хорошо и прилежно преподавал основания красноречия и стиль как латинского, так и российского языков. Напоследок они слушали лекции по арифметике и геометрии господина Барсова 16, бывшего тогда магистром, ныне же славного профессора красноречия, кроме того, посещали лекции по логике, метафизике и нравственной философии славного профессора философии господина Фроммапа 17, не преминули также слушать лекции доктора прав и профессора Дильтея 18, читавшего естественное право, международное право, уставы и всеобщую историю. Они представляли там всякого рода специальные работы, которые назначались университетом, и не были лишены всевозможных наград, какие тогда раздавались в разные сроки. Помимо того, доктор Вениаминов во время болезни господина магистра Папафило в течение шести месяцев преподавал, заменяя его, греческий язык. Оба начали также заниматься французским языком у господина учителя Лабома. Наконец, по распоряжению его превосходительства господина куратора Шувалова, будучи отправлены из университета в чужие края для дальнейшего продолжения занятий, они были благополучно поручены сперва в Кенигсберге попечению и искусству господина профессора Бука, под руководством которого прошли курсы философии и математики, также наблюдали опыты из экспериментальной физики как у него, так и у ординарного профессора той же пауки — Теске, и там изучили немецкий язык. После этих предварительных занятий они слушали у профессора Бютнера анатомию по руководству Гейстера, также занимались вскрытием трупов под его же руководством, напоследок сдали у профессора Вернера приватный курс медицины по Шульцу. Кроме того, слушали публичные лекции славного профессора и архиатра прусского короля Боля по физиологии и патологии, ботанику по руководству Турнефора и фармакологию Фогеля у доктора и профессора Тизена, практику клиническую по Гоффману у Гартманна; химию по руководству Юнкера у Лаубмейера, наконец, посещали [лекции] по хирургии доктора Росция, о чем получили из Академии официальное свидетельство за ее печатью. После того, в 1763 году, в июне месяце, выехали в Лейден, где слушали физиологию у славного Альбина 19, патологию и химию у знаменитого Гаубия, клиническую практику по руководству Боергавия у славного Ройена. Прилежно посещали лекции Альбина младшего 20, демонстрировавшего вскрытие трупов, также естественную историю под руководством профессора Аллемана по Бриссонию, именно: о четвероногих, [167] орнитологию, ихтиологию, учение о панцырных по руководству Клейна, насекомых — Шваммергамма, слушали минералогию у Валлерия 21 и осматривали собранные в Лейденском музее образцы. Там же получили в 1764 году докторскую степень. Насколько позволяло время, посещали также ботанический сад под руководством Ройена младшего. Затем доктор Зыбелин отправился в Берлин, где занимался минералогией у профессора Брандеса, пользовался также консультацией по химии берлинского химика Марграфа 22, посещал его лабораторию, также больницу под названием Charite и там готовился к клинической практике, не пропускал и лекций по анатомии профессора Меккеля. Второй доктор, Вениаминов, оставаясь в Лейдене, изучал вышеупомянутые предметы до тех пор, пока по постановлению Коллегии и но ордеру его превосходительства сего университета куратора господина Адодурова обоим не было велено возвратиться. На родину они прибыли 25 августа 1765 года (записка писалась в третьем лице рукой Вениаминова). Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 9, лл. 168-169. — Подлинник на латинском языке. № 15 Промемория, посланная из Московского университета в Коллегию иностранных дел по поводу возвращения в Россию И. А. Третьякова 23 и С. Е. Десницкого 24 3 ноября 1765 г. Промемория Из канцелярии императорскаго Московскаго университета в Государственную коллегию иностранных дел В полученном от господина сенатора, тайнаго советника и императорскаго Московскаго университета куратора, Василья Евдокимовича Адодурова в канцелярию университета прошедшаго октября 31 дня сего 1765 года письменном повелении написано: обретающиеся в Глазгове Московскаго университета студенты Семен Десницкой и Иван Третьяков положенное господином генералом-порутчиком, действительным камергером. куратором и кавалером Иваном Ивановичем Шуваловым жалованье, каждому по четыреста по дватцати рублев на год, от университета уже получа по будущей генварь месяц, пишут, еще де не уплачено ими за вновь набранныя книги и приватным учителям, тако ж и другим людям в городе за платье и содержание около ста шестидесяти фунтов стерлингов, в котором де числе дватцать фунтов, что прежде занимали, да пятдесят фунтов по притчине неприсылки жалованья Академии Глазговской не уплачено. И прописав пунктами о получаемом ими жалованье и науках, которым они публично и приватно обучались, а притом и о частых займах денег по тамошним случаям с несносным ростом и о обширности их наук и языков, в чем ссылались на данные им дипломы и на приложенное из факультета свидетельство, также и о невозможности, чтоб для получения в науках совершенства, по притчине обширности оных, не учинить довольнаго иждивения на покупку потребных к тому книг, заключили, [168] что в таких де обстоятельствах такого долгу им миновать нельзя было, и просили, чтоб назначить для уплачения остальных их долгов особливую сумму или приказать произвесть им жалованья с начала за четыре года с половиною по пяти сот рублей на каждаго и прислать к ним, обязуясь притом в сей год все свои науки окончать непременно и доказать себя достойными милости и вспоможения. А от университетской Конференции по разсмотрении всеми профессорами оных студентов представления и даннаго им из факультета свидетельства, показано, что они, Десницкой и Третьяков, и медицинския и юридическия лекции слушали вдруг, и сверьх математики еще купеческой арифметике обучались у такого учителя, которой де ел только по практике знает, и для того все их учение признано оными профессорами не весьма порядочным и что оно к известному концу не было управляемо, почему и сумнение они показывают, чтоб употребленной и впредь употребляемой на них казенной кошт безполезно не пропал. А господин де директор представлял оных студентов возвратить в университет для окончания их учения и переслать им на проезд до России в разсуждении дальняго пути по двести рублей, о долгах же их, что с чьего приказу оные долги они набрали и почему бы такой долг возрасти мог на них, в разсуждение не приступил, ибо де суммы для них довольно переслано и на одном их требовании и свидетельствах не уверяется; вышепрописанными ж де студентами Десницким и Третьяковым требование в число пятисот рублей за четыре года с половиною составляет сумму 1200 рублев, потому что на первые два года, как они представляют, получили по триста рублей за год каждой, да им переслано в бытность их в чужих краях три тысячи триста рублей, итого будет всех денег четыре тысячи пять сот рублев. А как от упоминаемаго ж господина генерала-порутчика, куратора и кавалера Шувалова об них объявлено, что обучаются они математике, жалованья ж получают по четыреста по дватцати рублев, почему им, как и выше объявлено, от университета по будущей генварь месяц и переведено, и надлежало бы им наукам обучаться тем, кои от него, господина куратора, им назначены, также и жалованьем во всем, как в обучении и в покупке книг, так и в содержании себя, довольствоваться определенным, о прибавлении ж к тому чинить основательное представление и ожидать повеления и в предпринятых намерениях дозволения от команды, собою же ни во что вступать не должно было, а особливо в то, от чего казенной ущерб и предо-суждение последовать может. Купленным же им книгам, хотя сумма от них и показана сто тритцать шесть фунтов стерлингов с некоторыми шилингами и пенсами, но как сверьх оных и еще о набранных ими вновь книгах они объявляют и за них почитают на себе долг, а какими все оныя книги именованиями и что каждая стоит, того от них не показано, и все ли они к их наукам необходимо потребны, усмотреть невозможно, и что они, Десницкой и Третьяков, оказались, как от профессоров об них объявлено, в своих науках неосновательными и ненадежными, а притом и в излишних издержках и в своевольном употреблении денег на казенной щет, и чрез то, тако ж по грубым и угрозным в их представлении речам, зделались не только не послушными, но и супротивляющимися, за что подлежали непременно ответам и штрафам, естьли бы внутрь России то ими учинено было. Но как они состоят в чужем и отдаленном государстве и без окупу долгов оставить их невозможно, чтоб всему обществу и нации нашей не навести какова предосуждения, того ради на окуп их долгов, сколько по справедливости на них найтиться может, также и на возвратной им в Россию путь, всего тысячу сто рублей отпустить чрез контору Государственной коллегии иностранных дел к обретающемуся в Лондоне е. и. в. полномочному министру, тайному советнику и кавалеру [169] господину Гроссу... дабы он, господин тайной советник и кавалер, получа те деньги, благоволил приступить к оплате нажитых теми студентами Десницким и Третьяковым по их самовольству долгов, сколько оных по справедливости найти имеет, и их бы с купленными ими книгами с будущего генваря 1766 года или по способности пути, как заблагоразсудить изволит, отправил в Россию, не приемля от них сему в отрекательство никаких представлений,... как же они, Десницкой и Третьяков, в Россию возвратись, в Государственную коллегию иностранных дел явятся, чтоб благоволила оных, не удержав для экзаминации в науках и дачи им в тех деньгах ответу и определения, к чему способны окажутся, отправить в Московской университет, ибо в них по университету для онаго обстоит необходимая надобность (документ печатается с небольшими сокращениями ввиду наличия в тексте повторений)... Ноября 3 дня 1765 года. У подлинной подписано тако: Михайло Херасков ЦГАДА, ф, 261, кн. 5499, лл. 24-25. — Копия. № 16 Запрос из канцелярии университета в Конференцию о С. Е. Десницком и И. А. Третьякове 6 мая 1766 г. Из канцелярии императорскаго Московскаго университета в Конференцию университетскую Сообщением из оной Конференции с протокола июля от 13 1765 года копиею объявлено, что находящиеся в Англии Московскаго университета студенты Иван Третьяков и Семен Десницкой между прочими науками и медицинские и юридические лекции слушали вдруг и что все их учение не весьма порядочно, а ныне оные студенты от 15 февраля сего 1766 года репортом представляют, что они медицине не обучаются и что оной и в их аттестатах не прописано, чего ради как присланное от них в прошлом 1765 году июля 11 дня данное им от Глазговской академии подлинное на аглинском языке свидетельство, так и помянутой репорт в Конференцию сообщается при сем на разсмотрение, и, что по оному окажется, для ответствия к ним (в немедлинном времени) благоволено б было в Канцелярию университета сообщить писменно. Секретарь Алексей Лихарев Майя 6 дня 1766 года. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 10, л. 48. — Подлинник. [170] № 17 Ответ, Конференции на запрос университетской канцелярии о С. Е. Десницком и И. А. Третьякове 20 мая 1766 г. Из Конференции императорскаго Московскаго университета онаго ж в канцелярию Сообщение На требование канцелярии от 6 числа сего месяца о прежде бывших студентах, а ныне называющихся докторах прав, обретающихся в Гласкове на коште императорскаго Московскаго университета, Конференция ответствует, что мнение о сем 13 июля прошлаго году из аттестата профессоров Вилгелма Лехмана и Иозефа Блакка взято и в протоколе записано: понеже в оном точно объявлено, что они у господина доктора Блакка, медицины и хирургии профессора, курс химической чрез один год слушали, за что 4 ливра стерлингов с 4 шилингами заплатили, из чего само собою следует, что когда химия по согласию всех принадлежит до медицины, то они отчасти и в медицине упражнялись 25. 1766 году майя 20 дня. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 15, л. 3. — Отпуск. № 18 Донесение из Канцелярии Московского университета в Сенат об Ж. А. Третьякове и С. Е. Десницком Правительствующаго Сената в третий департамент из канцелярии императорскаго Московскаго университета покорнейшее доношение 9 июня 1766 г. В прошлом 1760 году в сентябре месяце к посланным от господина генерала-порутчика, действительнаго камергера, сухопутнаго шляхетнаго кадетскаго корпуса главнаго директора и шмператорскаго Московскаго университета куратора и кавалера Шувалова в чужие край для наук императорскаго Московскаго университета студентам, находящимся в университете Гласкове Ивану Третьякову и Семену Десницкому, сверьх определеннаго им от оного господина генерала-порутчика и кавалера жалованья по четыреста по дватцати рублей каждому на год и переведен-наго по нынешней 1766 год, переслано было в 1765 году к бывшему в Лондоне полномочному министру, тайному советнику и кавалеру Гроссу на оплату нажитых оными Десницким и Третьяковым самовольно долгов тысяча сто рублей, да в случае оных недостатка требовано, чтоб от оного полномочнаго министра на щет университета употребить до двух сот рублей и отправить бы оных студентов в Россию, о чем и к ним писано было, и той суммы против требования было довольно. А в канцелярию университетскую генваря от 25 и февраля от 16 чисел сего 1766 года от оных Третьякова и Десницкаго писменно представлено: ко выезду до их в Россию препятствует недостаток присланных к ним денег, ибо де на оных присланных деньгах, повидимому, должны жить всю зиму и, не теряя времени, [171] учиться до выезду, сими ж и оплачивать преждния и настоящия издержки, в тех же заключать жалованье, на которое де канцелярия требует и росчету, чего де давать и в России никто не обязуется. И при том объявили, что они, сверьх прежних, нажили и имеют на себе долгов сто девяносто семь фунтов стерлингов три шилинга и шесть пенсов, что де на российския деньги учинит около девятисот осмидесяти пяти рублей, и требовали они, Третьяков и Десницкой, чтобы как оныя девять сот восемь-десять пять рублей, так и на возвращение их в Россию четыреста рублей, и того тысячу триста восемьдесять пять рублей, к ним еще прислать, объявляя при том, что им без того выехать неможно. За умертвием же в Лондоне полномочнаго министра в оплату тех долгов вступил господин советник посольства Гросс, и по получении им переведенных из университетской суммы денег тысячи ста рублей к оным Третьякову и Десницкому еще в декабре месяце 1765 года писано было, чтоб они о долгах своих прислали к нему исправной щет и были б в готовности к выезду, и назначено время — последние числа марта месяца. Но они, Третьяков и Десницкой, оное оставя и не прислав к нему о долгах своих никакого известия, а объявя, что впредь де довольно будет вероятнейших свидетельств, генваря от 6 дня требовали от него пяти сот рублей для перьваго случая, на которую сумму к ним тамошнею монетою от оного советника посольства Гросса и переведено сто три фунта стерлингов шесть шилиигов и четыре пенса, о употреблении которых также и о прочих их долгах оной советник посольства ожидал обстоятельной и достоверной описи, о бытии ж в готовности к возвращению в Россию от него им было повторено. А как из присланных от них реестров и щетов оным советником посольства усмотрены сверьх пересланных денег превосходные долги и издержки великия, и что пересланныя деньги Третьяков и Десницкой требуют к себе, то в цидуле от оного советника посольства (с которой копия в университет получена при промемории из Коллегии иностранных дел) писано, хотя де они и просят о пересылке к ним остальных для них денег, однако ж де на то их желание поступить он за потребно не нашел, а оставил деньги у себя до указу... А из приложенных о неуплаченных ими долгах щетов и реестров как преждепоказуемые, так и нынешние долги, кои требуются к оплате казенными университетской суммы деньгами, показаны от них Третьякова и Десницкаго на такия издержки, на которыя непременно должно было им употребить из жалованья или из собственнаго капитала, ибо те их долги состоят за платье, за разные полотна, за квартиру и стол, и за неоставлении их в нуждах, на что показано двести дватцать два фунта стерлингов двенатцать шилингов и шесть пенсов, на российския ж деньги оное учинит около тысячи ста десяти рублей, за книги и бумагу семьдесят восемь фунтов стерлингов и девятнатцать шилингов, за лекции с процентами тритцать фунтов стерлингов четыре шилинга и один пенс с половиною, и того сто девять фунтов стерлингов три шилинга и один пенс с половиною, что на российския деньги учинит около пяти сот сорока пяти рублей. За слушание ж в нынешнем 1766 году римских и британских законов, так же и за чтение избранных аглинских пиит показано долгу ж дватцать пять фунтов стерлингов; да и из полученных ими от господина Гросса ста трех фунтов стерлингов шести шилингов и четырех пенсов, на российския деньги пятьсот рублей, за исключением из них оставших у них семи фунтов стерлингов, также и отданных тринатцати фунтов стерлингов и четырнатцати шилингов за инструменты математические и за книги и услуги в классах, показаны по щетам уплаченными за такия ж издержки, за которыя надлежит употреблять из своего ж капитала, понеже оныя показаны частию за их галантерею и музыкальной инструмент, а частию за [172] платье, обувь и разные приборы и за мытье рубах, покупным же ими книгам (за которыя при прежнем на оплату долгов требовании объявляли на себе долг) числа, и какия оныя званиями, и которых авторов, не показывают, а о каталогах вовсе умалчивают, хотя у них того было и неоднократно требовано, а в репорте своем пишут: естьли де одна книга ими в России напечатана будет, а какая, не именовали ж, только объяснили, что оная де ни исповеданию веры, ни правлению не противная, то де в один год весь свой долг заплатить могут. А понеже оным Третьякову и Десницкому, кои о себе объявляют, что уже произведены в докторы обоих прав, за переведенным по нынешней 1766 год жалованьем и что сверх оного на уплату прежде показуемых от них долгов переслано к ним по их требованию достаточно, на себе такого долгу, который бы на оплату казенною суммою следовал, и столько, сколько от них ныне еще объявляется, иметь невозможно, а показывают они долги такие ж, какие от них и прежде показываны были... Они ж, Десницкой и Третьяков, в перьвых представлениях обнадеживали все свои учения окончить в 1766 году, а ныне показывают, что еще и в нынешнем 1766 году за слушание римских и британских законов и за чтение аглинских избранных пиит должны они дватцать пять фунтов стерлингов и хотя и прежде переведенные тысяча сто рублей для оплаты нажитых ими самовольно долгов употреблены сверьх определеннаго ж им от вышепомянутаго господина генерала-порутчика и кавалера Шувалова жалованья, которым они как себя совсем содержать, так и наукам обучаться должны были, по крайней необходимости, чтоб они по своим неумеренным и своевольным росходам не могли казне причинить еще и более убытков, а обществу и нации нашей безславия, естьли далее там пробудут, что и от Правительствующаго Сената на представление канцелярии университета аппробовано, но они и из-за того еще великие показывают на себе долги и требовании, которых в оплату за аппробациею Правительствующаго Сената канцелярии университета собою вступить и требуемых ими денег ныне из университетской суммы без указу Правительствующаго Сената послать невозможно, тем наипаче, что оные, как из их щетов и реестров видно, показаны на излишния и самовольный их издержки, кои до оплаты казенной не следуют, а чтоб они, Десницкой и Третьяков, там будучи, самовольным житьем еще казне убытков не причинили, и большаго безславия обществу и нации Российской не наводили, и под видом причиненных при обучении издержек сами не корыствовались, того ради требуемую ныне ими сумму к прежде переведенным и ныне у советника посольства Гросса в Англии состоящим шести стам рублям девятьсот восемьдесять пять рублей, по мнению канцелярии императорскаго Московскаго университета, на щет оных Третьякова и Десницкаго, да на возвращение в Россию триста, а не требуемые ими четыреста рублей, которых по нынешнему в море открытому пути и хорошему времени будет весьма довольно, и того тысячу двести восемьдесять пять рублей, так же, как и перьвые, чрез контору Государственной Коллегии иностранных дел отпустить и перевесть надлежит к господину советнику посольства Гроссу из университетской суммы, ибо оных Третьякова и Десницкаго, как российских подданных и для обучения туда отправленных, без окупу показанных ими долгов там оставить невозможно, однако ж с тем, чтоб оныя деньги до рук их не доходили, а к действительной заплате по их известиям благоволил бы приступить означенной советник посольства Гросс... и учиня раздачу или пересылку к самим одолжителям и получа росписки, также и их, Десницкаго и Третьякова, от Глазговскаго университета отозвав в Лондон, с наличными их книгами и математическими инструментами отправил бы в Россию, как о том и прежде [173] от университета представление и требование было, на что и от Правительствующего Сената указом подтверждено, дабы оные Третьяков и Десницкой впредь отъезда своего от времени до времени перекладывать и далее при Глазговском университете пробыть, а казне убытков и обществу своевольными долгами безславия наводить не могли: понеже им, как уже окончавшим науки и получившим докторское достоинство, более там быть и обучаться не для чего. Естьли же и ныне усмотрены будут в оных Третьякове и Десницком и от возвращения в Россию отбывательства под каким бы видом ни было, то оныя за справедливый от них представлении принимать и по предписанным обстоятельствам далее их там оставлять не надлежит, а должны они по таким их неосновательным поступкам возвращены быть в Россию 26. К ним же, Третьякову и Десницкому, писать, что как их представлении в покупке книг и математических инструментов и обнадеживании в окончании наук по нынешней 1766 год, так и о долгах их в кратком времени двух в немалых суммах состоящих показаний за справедливые признать невозможно, потому что написанныя в их щетах издержки с их состоянием и с определенным им жалованьем никакого сходства не имеют, оныя ж издержки едва не все показаны такия, за какия должно употреблять им из своего собственнаго капитала или из определеннаго им жалованья, почему и к заплате за оныя из казны требования иметь и о том представлять и чрез то о выезде в Россию время продолжать им весьма не надлежало, а должно было довольными быть прежде посланною на окуп нажитых ими самовольно долгов суммою. А как они уже в то вступили и тех их самовольно нажитых долгов без окупу в чужем государстве оставить неможно, чтоб двору и нации Российской не навесть тем безславия, того ради на окуп тех их ныне вторично показанных долгов требуемая ими сумма и пристойное число на возвратной в Россию проезд употребит господин советник посольства Гросс... но только бы они во всем ему или кому препоручено будет были послушны, не вступая уже ни в какую переписку и в требование в свои руки денег. И естьли оное от Правительствующаго Сената аппробовано будет, то университетская канцелярия уповает, что они то, как от вышняго повеления зависящее, исполнят и в Россию возвратятся, а чрез то надеяться можно, что все их к обманству вымыслы конец примут, нация ж наша безславия, а казна напрасных убытков избыть может, а более о всем том канцелярия императорскаго Московскаго университета предает на высокое разсуждение Правительствующаго Сената и покорнейше просит об определении в том в Государственную Коллегию иностранных дел, также и об отпуске той суммы денег в канцелярию Университета указами, понеже без указу Правительствующаго Сената, не имея на то особо определенной суммы и точнаго повеления на окуп долговых и на возвратной в Россию путь, канцелярии университета собою тех денег перевесть невозможно (документ печатается с небольшими сокращениями ввиду наличия в тексте повторений). Василей Адодуров Июня 9 дня 1766 года. ЦГАДА, ф. 261, кн. 5477, лл. 12-17. — Подлинник. [174] № 19 Выписка из протокола Конференции Московского университета о получении из Упсальского университета документов, касающихся М. И. Афонина и А. М. Карамышева 10 феврали 1767 г. § 2. Высокоблагородный господин директор представил [полученные] от студентов Московского университета Александра Карамышева и Матвея Афонина, ныне изучающих науки в Упсальском университете, диссертации, публично защищавшиеся ими в мае месяце минувшего года. Канцелярия прислала также пять аттестатов от различных упсальских профессоров о занятиях и поведении означенных студентов, каковые свидетельства вместе с сообщением будут храниться в делах Конференции. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11, л. 8. — Подлинник на латинском языке. № 20 Сопроводительное письмо из канцелярии Московского университета в Конференцию к документам о М. И. Афонине и А. М. Карамышеве с предложением дать о них письменное заключение (Настоящий документ и следующие за ним док. №№ 21-26 являются приложением к протоколу Конференции от 10 февраля 1767 г. (см. док. № 19)) 10 февраля 1767 г. Из Канцелярии императорскаго Московскаго университета в Конференцию университетскую Полученные в Канцелярию университета из государственной Коллегии иностранных дел при промемории от находящихся в Швеции в Упсалском университете Московскаго университета студентов Александра Карамышева и Матвея Афонина доношение с приложенными при том о их науках пятью аттестатами, так же держанных ими в Упсалском университете диспутаций по два экземпляра на разсмотрение в Конференцию университетскую сообщаются при сем, и по разсмотрении те студенты в каких науках и сколь далеко достигшими окажутся, о том для представления к его превосходительству господину тайному советнику и куратору Василью Евдокимовичу Адодурову в Канцелярию университета сообщить письменно. Секретарь Алексей Лихарев Февраля 10 дня 1767 года. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 12, л. 9. — Подлинник. [175] № 21 Донесение, посланное в Московский университет из Швеции М. И. Афониным и А. М. Карамышевым 25 июля 1766 г. В императорской Московской университет от находящихся в Швеции при Упсальской академии онаго ж университета студентов Матвея Афонина и Александра Карамышева всепокорнейшее доношенне Полученным нами из императорскаго Московскаго университета последним ордером велено нам репортовать о получении на первую половину сего года нами жалованья, прислать свидетельства от тех профессоров, у коих мы чему обучались, и, сверьх того, нечто от наших трудов. То в силу онаго имеем ныне во всепокорности нашей донести, что, как прежде нами императорскому Московскому университету представлено о наших диспутациях, мы, получа наше жалованье и находя за ненужное репортовать императорскому Московскому университету, не послав ничего из наших трудов, оныя напоследок к концу привели и публично при Упсальской Академии в майе месяце сего года защищали; кои ныне мы с приложением от нас профессорских свидетельств императорскому Московскому университету всенижайше при сем и сообщаем, себя ж притом ввергаем обыкновенной к нам императорскаго Московскаго университета высокой милости и протекции. Александр Карамышев Упсаль. Июля 25(14) 1766 года. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11, л. 10. — Подлинник, автограф Афонина. № 22 Свидетельство профессора Упсальского университета Иоганна Ире 27 о научных занятиях М. И. Афонина и А. М. Карамышева 1 июня 1766 г. Находившиеся при сей Академии для изучения наук благородные русские студенты господа Матвей Афонин и Александр Карамышев были не только достойного поведения, но и прилежно занимались всеми серьезными предметами, о чем, помимо настоящего аттестата, который я им добровольно и на законном основании выдаю, свидетельствуют и их специальные научные труды, которые они не так давно защитили публично с академической кафедры, оба превосходно и со славою. Вследствие чего я не могу поступить иначе, как обоих названных господ, Александра Карамышева и Матвея Афонина, рекомендовать наилучшим образом. Дано в Упсале, 1 июня 1766 года. Иог[анн] Ире Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11, л. 12. — Подлинник на латинском языке. [176] № 23 Свидетельство Карла Линнея 28 о защите диссертации А. И. Афониным в Упсальском университете 10 июня 1766 г. Настоящим я свидетельствую, что сего 17 мая благородный русский студент господин Матвей Афонин уверенно защищал в Упсальской академии [подготовленную] под моим научным руководством диссертацию «О применении естествознания в общественной жизни» 29 и что он защитил ее при единогласном одобрении и рукоплесканиях всей аудитории. И я искренне желаю, чтобы этот нелегкий труд принес ему законную награду. Карл Линней Дано в Упсале, Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11, л. 14. — Подлинник на латинском языке. На русском языке печатается впервые. Факсимиле документа приведено в «Биографическом словаре профессоров и преподавателей имп. Московского университета», часть 1, М., 1855, стр. 44. — На латинском языке с пересказом содержания приведено Д. Перевощиковым в «Московском городском листке», 1847, № 194, стр. 777. № 24 Свидетельство профессора Упсальского университета Экмана о научным занятиях Ж. И. Афонина и А. Ж. Карамышева 23 июня 1766 г. Всем известно, что в университетах, так же как и в публичных школах, существует обыкновение просить и выдавать свидетельства о преподававшихся [в них] науках и их усвоении, — [обычай] не противозаконный и не заслуживающий порицания, если только ни одна из сторон при этом не отступает от истины и добросовестности из хитрости или осторожности, что иногда, как мы видели, бывает весьма дурным примером. Мы же сами избегали это делать и впредь будем поступать так же. Но ныне просили у нас свидетельство о научных занятиях, преимущественно по экономике, русские дворяне Александр Карамышев и Матвей Афонин, а этим просителям мы охотно сообщаем, чего они заслуживают по нашему мнению и по мнению других. Итак, мы свидетельствуем, что названные господа в здешнем ученом учреждении занимались науками весьма прилежно, в чем легко могли убедиться все достойные и ученые люди. В моих семинарах по экономике они занимались усидчиво и лекции о применении минералов в хозяйстве усвоили так, что вполне [177] самостоятельно написали работу [на эту тему], а кроме того, выполняли различные упражнения, относящиеся к этому предмету, о чем свидетельствуют и сами ученые докторы, у которых они главным образом учились. Эмануэль Экман В Упсале, июня 28 дня 1766 года. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11, л. 11. — Подлинник на латинском языке. № 25 Свидетельство профессора Упсальского университета Валлерия о научных занятиях М. И. Афонина и А. Ж. Карамышева 18 июля 1766 г. Благороднейшие, подающие лучшие надежды юноши, русские студенты господа Матвей Афонин и Александр Карамышев слушали мои приватные лекции по пробирному делу, металлургии и химии, и настоящим я желал и почитал своим долгом засвидетельствовать в их похвалу, что в будущем они смогут применить [полученные знания] с величайшей пользой в общественной жизни. Дано на вилле в селении Хагельстена 18 июля 1766 года. Иоганн Готшалк Валлерий Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11. л. 13. — Подлинник на латинском языке. Факсимиле документа было помещено (без перевода) в «Биографическом словаре профессоров и преподавателей имп. Московского университета», часть 1, М., 1855, стр. 44. № 26 Свидетельство Карла Линнея о защите диссертации А. Ж. Карамышевым в Упсальском университете 20 июля 1766 г. Свидетельствую, что 16 мая сего года благородный русский студент господин Александр Карамышев, юноша выдающихся дарований, не только публично защищал с кафедры Упсальской академии в присутствии всех слушателей диссертацию «О необходимости изучения естественной истории России» 30, подготовленную под моим научным руководством, но и что он защитил ее таким образом, что мне не пришлось добавить ни слова. Карл Линней, кавалер, В Упсале, 1766 года июля 20 дня. Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 11, л. 15. — Подлинник на латинском языке. [178] № 27 Донесение Московского университета в Сенат по поводу обучающихся в Швеции М. И. Афонина и А. М. Карамышева 2 августа 1767 г. В Правительствующий Сенат из канцелярии императорскаго Московскаго университета покорнейшее доношение От пребывающаго в Стокгольме господина генерала маэора и е. и. в. чрезвычайнаго посланника графа Остермана в Государственную коллегию иностранных дел в реляции, а из Коллегии в университетскую канцелярию с оной в копии минувшаго июля 2 дня о находящихся в Швеции в Упсальском университете Московскаго университета студентах Александре Карамышеве и Матвее Афонине засвидетельствовано: что они в будущем году надеются свои начатый науки к окончанию привести и упсальские де профессора в их прилежности совершенное доброе им свидетельство ему господину графу Остерману дают, а они де, с одной стороны, в разсуждении упадения тамо вексельнаго курса, а с другой — прежней дороговизны как в пропитании, так и в платеже профессорам за науки и прочее, без прибавки им жалованья хотя по сту рублей на год свои науки продолжать не в состоянии будут. А Карамышев и Афонин сами писменно в университет представляют, что де вексельной курс ныне до того дошел, что российской рубль не более 13 талеров куперминт стоит, а дороговизна де, особливо на нужныя для пропитания тавары, настоит в прежнем своем состоянии, то есть от семнатцати до дватцати четырех талеров за рубль, следовательно де и они находятся в таких утесненных обстоятельствах, что определенным им годовым окладом по триста рублей на год насилу могут кормиться и одеваться, ибо де за самое нужное пропитание они должны платить более двух рублей на неделю, что де делает более третьей доли их жалованья. Другая ж де третья доля выходит на прочее необходимо нужное содержание, как то: на квартиру, одежду и обувь, а на платеж де профессорам за науки и на приобретение необходимо нужных книг им и третьей доли не остается, за науки же де профессора то ж требуют, что им давалось в 1762 и в 1763 годах, то есть по курсу от дватцати до дватцати четырех талеров за рубль, от чего де они взошли в великия долги, а впредь опасаются крайняго раззорения; и для того просят о прибавке им жалованья, дабы де они тем могли быть в состоянии соответствовать всевысочайшей е. и. в. матерней к ним милости и докончать начатый ими науки к пользе отечества. А понеже оныя студенты в чужестранный государства от господина генерала-порутчика действительнаго каммергера куратора и кавалера Ивана Ивановича Шувалова отправлены в 1759 году и обучаются в Швеции натуральной истории и получаемое по триста рублей на год жалованье им положено и производится по положению от него, господина куратора, по университетскому ж проекту и штату о таковых прибавках в жалованье ничего не изображено, по чему тайной советник, сенатор и императорскаго Московскаго университета куратор Василей Евдокимович Адодуров требуемой прибавки собою не определил, о чем и писменно отозвался с тем, чтоб об оном представить и повеления требовать от Правительствующаго Сената, без оной же прибавки тем студентам себя там содержать и начатых ими наук докончать в будущем 1768 году неможно будет. [179] Того ради Правительствующему Сенату канцелярия университета покорнейше представляет, не соизволит ли Правительствующий Сенат вышеписанное от господина посланника графа Остермана в реляции объяснение и оных Карамышева и Афонина представлений принять в уважение и требуемую им прибавку по сту рублей на год каждому с 27 апреля сего 1767 года, как от оного господина посланника графа Остермана сообщено, к прежнему их жалованью не повелит ли прибавить и производить из университетской суммы, которой на оное будет достаточно, дабы чрез то их, Карамышева и Афонина, ободрить и к скорейшему окончанию ими наук придать можно было большую охоту, как о том и обнадежено, и об оном произвождении жалованья Московской университет определить е. и. в. указом. Антон Тейлс Августа 2 дня 1767 года в 3 департамент Регистратор Иван Перелывкии На документе помета. «Получено августа 2 дня 767 году. Записав, доложить». Другая помета внизу на л. 89: «Слушано августа 2 дня 1767 года». Той же рукой под этим: «Вторично слушано августа 13 дня того же году». ЦГАДА, ф. 261, кн. 5477, л. 89 и об. № 28 Отчет о научных занятиях командированного за границу воспитанника Московского университета Ж. И. Афонина 30 сентября 1769 г. Отчет о моей научной работе, которой я занимался с того времени, как мне было дозволено посещать иностранные университеты Года 1758 месяца июля я был выбран в числе трех других моих сотоварищей из высшего латинского класса гимназии и послан Московским императорским университетом в Кёнигсбергский университет без предписания, каким предметам мы должны учиться. По прибытии же туда сентября месяца 6-го дня того же года мы, как было приказано в Петербурге, явились к тогдашнему, ныне покойному, губернатору Кёнигсберга Николаю Андреевичу Корфу, но так как мы не знали немецкого языка, на котором там читались лекции, то Кёнигсбергский университет не мог принять нас в число студентов. Поэтому для усовершенствования в немецком языке и упражнения в латинском мы занимались целый год у ректора Надровского по совету губернатора, по истечении же этого срока, по нашей просьбе, нас проэкзаменовал по немецкому и латинскому языкам декан философского факультета Теске, и мы были приняты обычным порядком в число студентов университета. После этого мы начали прежде всего слушать лекции по философии и математике у доктора прав и профессора философии славнейшего господина Иоганна Бука, под [180] руководством которого в течение года и четырех месяцев закончили курс математики, логики, экспериментальной физики и выслушали [следующие] разделы метафизики: онтологию, космологию и психологию. О наших успехах, образе жизни и поведении и о способностях многократно представлялись свидетельства, как это требовал его превосходительство господин куратор Московского университета Иван Иванович Шувалов через коллегии советника господина Клингштедта, надзору которого мы были там поручены. Но когда мы уже приступили к последней части метафизики, то есть натуральной теологии, тогда, по письменному распоряжению, присланному от нашего куратора высокоблагородного господина Шувалова к господину губернатору Кёнигсберга Василию Ивановичу Суворову о том, чтобы выбрать двух из нас и послать в Швецию для изучения земледелия и так называемых горных наук, господин губернатор в соответствии с этим приказал, чтобы туда были посланы мы двое, то есть мой сотоварищ господин Александр Карамышев и я. Итак, 16 июля месяца того же года мы покинули Кёнигсберг и вскоре прибыли в Стокгольм и явились к русскому чрезвычайному посланнику господину графу Ивану Андреевичу Остерману, в доме которого, ввиду бывших тогда в университете каникул, мы оставались до 1 октября. В этот же день господин граф Остерман, снабдив нас рекомендательным письмом к профессору древностей и канцелярии советнику господину Иоганну Ире, отправил нас в Упсальский университет. В доме этого профессора мы жили в течение всего того времени, которое оставались в Швеции, и находились под его надзором. Что касается наших учебных занятий, то мы признали необходимым прежде всего изучить естественную историю, как предмет, без знания которого невозможно приобрести основательных познаний в земледелии, луговодстве, доцимастической химии (пробирное искусство) и металлургии. Ибо эта наука является как бы руководством ко всем остальным названным предметам, на ней зиждутся все упомянутые науки и их с трудом можно изучать и познать без знания предшествующей. Вследствие чего мы пошли к прославленному доктору медицины и профессору естествознания, королевскому архиатру, благороднейшему господину Карлу Линнею и начали с изучения животного и растительного царства, а также занимались ботаникой по принятому теперь ботаниками способу, а именно, беря какое-нибудь растение и рассматривая его, определяли его класс, порядок, род и вид. Одновременно, занимаясь таким образом этими предметами, мы слушали также минералогию у адъюнкта химии господина Андреа Тидстрем (Tidstrom) по руководству, которое было издано на шведском языке, а потом переведено на немецкий под заглавием «Mineralreich» (царство минералов). По окончании этих наук мы начали изучать искусство доцимастики, в котором нас упражнял знаменитый профессор химии господин Иоганн Готшалк Валлерий, и у него же мы учились металлургии по составленному им самим плану. Занимаясь этим, мы изучали также, по желанию его превосходительства господина нашего куратора, шведский язык. Что же касается земледелия и луговодства, то по этим предметам у меня не было никакого руководителя. Однако я занимался, насколько это было возможно, самостоятельно, чтобы приобрести знание этих предметов путем собственных усилий и чтения различных трудов. В [181] частности, что касается земледелия, то я учился распознавать различные почвы земель и каким образом следует их обрабатывать, удобрять и улучшать, исходя из их природных свойств 31. В этом мне оказал некоторую помощь трактат по агрикультуре, изданный упоминавшимся выше господином профессором Готшалком Валлерием. Луговодство я старался изучить тем же способом, что и земледелие, но, занимаясь [вопросами] расположения, разведения и месторождения различных растений в различных луговых почвах, я всегда применял, в зависимости от обстоятельств, свои знания по естественной истории и иные. Студент Матвей Афонин Научная библиотека МГУ, фонд рукописей, «Протоколы Конференции», т. 14, лл. 56-58. — Подлинник. № 29 Донесение куратора В. Е. Адодурова в Сенат о сложении с М. И. Афонина долга, сделанного им во время пребывания в Упсальском университете 4 мая 1771 г. В Правительствующий Сенат от тайнаго советника, сенатора, императорскаго Московскаго университета куратора и кавалера Адодурова доношение о требовании указа В 1759 году от господина генерала-порутчика, онаго университета куратора и кавалера Шувалова отправлены были в Швецию в Упсальской университет Московскаго университета студенты Александр Карамышев и Матвей Афонин для обучения натуральной истории, из которых первой по приобретенному в горном деле искусству из университета исключен и определен в ведомство Берг-коллегии, а последней по окончании им с успехом предписанных ему наук возвратился в 1769 году в Московской университет и на учиненном ему в истории натуральной экзамене оказал себя в оной науке довольно знающим, по чему и произведен экстраординарным профессором натуральной истории и земледелия. В бытность же их, Карамышева и Афонина, в Швеции нажиты были ими, сверьх производимаго им от университета августа по 31 число 1767 года по триста, а с онаго числа по четыреста рублей на год жалованья немалые долги, которые за Карамышева по взятии его из университета заплачены из казны, как о том в присланной в университет из Государственной коллегии иностранных дел в 1768 году февраля 28 дня промемории объявлено, а на оплату за Афонина переведено было от университета к пребывающему в Стокгольме чрезвычайному посланнику господину тайному советнику и кавалеру графу Остерману девятьсот семдесять рублей, о которых он, господин посланник, от 28 октября 1768 года в реляции объявил, что он, Афонин, в тот долг впал не самопроизвольно, но по необходимой нужде и большею частию на заплату ево учителям, что прежней де ево трехсотрублевой оклад недоставал ему на самое пропитание и необходимое содержание, в чем де безпристрастное дает господин посланник свидетельство, что упоминаемой Афонин действительно в изнурительном состоянии находился. А от Афонина показано, что он тот долг нажил как от разных для ево наук приготовлений, так особливо от упадения с 1763 года вексельнаго курса, по которому, вместо получаемых прежде за российской рубль дватцати четырех талеров, получал он от семнатцати до осми только с половиною. [182] А в промемории государственной Коллегии иностранных дел февраля от 28 дня 1768 года объявлено имянное е. и. в. изустное его сиятельству д. т. с. и кавалеру графу Никите Ивановичу Панину повеление, что находящейся в Швеции студент Карамышев по приобретенному в горном деле искусству из ведомства Московскаго университета исключен и определен в ведомство Берг-коллегии, за котораго и нажитыя им в Швеции долги заплатить велено из казны, а представление посланника графа Остермана в пользу другаго студента Афонина разсмотреть велено Московскому университету. И вследствие того Правительствующему Сенату покорнейше представляю, не повелено ль будет на нем, Афонине, того долгу не почитать и не взыскивать, и выданный на заплату онаго казенныя университетской суммы деньги девятьсот рублей числить в расходе, понеже он тот долг, хотя и сверьх ево жалованья, нажил по необходимости на нужную заплату учителям и за упадением вексельного курса, как и господин посланник граф Остерман засвидетельствует, и о том снабдить меня е. и. в. указом. Василей Адодуров Майя дня 1771 года. ЦГАДА, ф. 261, кн. 5560, л. 454. — Подлинник. Комментарии 1. Имеется в виду Семен Герасимович Зыбелин, который, как многие разночинцы, был записан в университет не по фамилии, а по имени отца. Зыбелин С. Г. (1735-1802) — один из выдающихся ученых XVIII в., представитель передового материалистического направления в русской медицине. 2. Имеется в виду Петр Дмитриевич Вениаминов (1733-1775) — первый профессор ботаники в Московском университете, много сделавший для изучения русской флоры. 3. Имеется в виду Даниил Яковлевич Ястребов — преподаватель Кадетского корпуса в Петербурге. 4. Афонин М. И. (1739-1810) — профессор естествознания и агрономии; первый русский ученый, занимавшийся вопросами агрономии и развивавший в своих трудах взгляды М. В. Ломоносова на происхождение плодородия почвы. 5. Карамышев А. М. (1744-1791) — крупный ученый естествоиспытатель, химик, специалист по горному делу. За научные заслуги был избран членом-корреспондентом двух Академий — Российской и Стокгольмской; член Вольного экономического общества и Берлинского общества любителей естествознания. 6. Шувалов И. И. (1727-1787) — первый куратор Московского университета. 7. Салтыков Б. М. (1728-1808) — воспитанник Московского университета с 1755 г. и секретарь Конференции университета с 1758 г. В 1759 г. был послан в Женеву для продолжения литературного образования под руководством Вольтера. Выступал посредником в сношениях Шувалова с Вольтером, работавшим тогда над источниками по истории Петра Первого. Впоследствии Салтыков был сослан в Сибирь; по возвращении из ссылки вместе с А. П. Радищевым работал в Комиссии составления законов. 8. Салтыков именуется здесь прапорщиком, так как он был награжден этим чином за успехи в учении. 9. Адодуров В. Е. (1709-1780) — адъюнкт математики Академии наук, с 1762 г. президент Мануфактур-коллегии, сенатор; куратор Московского университета, сменивший Шувалова. Его деятельность ознаменована гонениями на прогрессивных профессоров Московского университета. 10. Херасков М. М. (1733-1807) — писатель. В Московском университете занимал последовательно должности асессора (чиновника университетской канцелярии), директора университета и куратора. 11. Керштенс Иоганн Христиан (1713-1802) — профессор химии и минералогии в Московском университете. После возвращения в университет Афонина подал в отставку. 12. Диссертация С. Г. Зыбелина «О натуральных лечебных мылах, добываемых из трех царств природы», защищенная в Лейдене в 1764 г., и диссертация П. Д. Вениаминова «Об анатомировании трупов», были изданы в Лейдене в 1764 г. на латинском языке. 13. Из этого уклончивого ответа Керштенса можно вывести заключение, что он не усмотрел в диссертациях «погрешностей», которые так хотелось обнаружить куратору Адодурову (см. док. № 11). 14. Заиконоспасская академия — Славяно-греко-латинская академия в Москве. 15. Поповский Н. Н. (1728-1760) — первый русский профессор Московского университета, ученик и последователь Ломоносова, поэт. 16. Барсов А. А. (1730-1791) — воспитанник Академии наук, с 1755 г. магистр Московского университета, ученик Ломоносова; с 1761 г. — профессор философского факультета. Известен своими трудами в области русского языка. 17. Фромман Иоганн Генрих (1729-1775) — профессор логики и философии Московского университета с 1756 по 1765 гг. По возвращении в Германию занял кафедру философии в Тюбингенском университете, представив докторскую диссертацию на тему «Краткое начертание состояния наук и искусств в Российской империи». 18. Дилтей Филипп Генрих (1723-1781) — профессор права и истории Московского университета. 19. Альбин (Альбинус) Бернгард Зигфрид (1697-1770) — профессор физиологии и анатомии в Лейдене, крупный ученый-анатом, автор анатомических атласов. 20. Альбин младший (1715-1778) — брат Бернгарда Альбина, пользовался большой известностью как анатом и физиолог. 21. Валлерий Иоганн Готшалк (1709-1785) — известный в свое время шведский ученый, профессор химии, металлургии и минералогии в Упсальском университете. 22. Марграф Андреас Сигизмунд (1709-1782) — химик, заведывавший лабораторией Берлинской академии наук. 23. Третьяков И. А. (1735-1776) — студент Московского университета, посланный в Глазговский университет в 1761 г.; с 1767 г. профессор юридического факультета Московского университета; один из наиболее прогрессивных профессоров XVIII в. 24. Десницкий С. Е. (ум. 1789) — выдающийся русский ученый, социолог и правовед, воспитанник Московского университета; вместе с Третьяковым был послан в Глазго; по возвращении в Россию в 1767 г. получил кафедру права. Является создателем дисциплины русского права. 25. В XVIII в. химия читалась только на медицинских факультетах, при которых учреждались и химические лаборатории; однако эти лаборатории служили и для целей преподавания металлургии (пробирного дела). 26. По возвращении в Россию Десницкий и Третьяков были подвергнуты по требованию Адодурова придирчивому экзамену в Конференции Московского университета с участием сенатского секретаря Дена. После этого они должны были прочесть пробные лекции и только тогда получили право на чтение лекций и звание экстраординарных профессоров. 27. Ире Иоганн (1707-1780) — шведский ученый, языковед, профессор шведского языка в Упсале. 28. Линней Карл (1707-1778) — выдающийся шведский ученый, естествоиспытатель и натуралист. 29. Диссертация Афонина была высоко оценена Линнеем, который напечатал ее дважды (на латинском языке); в третий раз она была переиздана после его смерти. 30. Диссертация Карамышева заключала в себе первый очерк истории сибирской флоры и была также издана трижды. 31. В 1771 г. Московским университетом было издано первое в России научное исследование по агрономии Афонина «Слово о пользе, собирании и расположении чернозему, особливо в хлебопашестве». В этой работе впервые был выдвинут проект организации в России научного музея почвоведения. Текст воспроизведен по изданию: Выдающиеся воспитанники Московского университета в иностранных университетах (1758-1771) // Исторический архив, № 2. 1956
|
|