ПРЕДИСЛОВИЕ

Граф Петр Александрович Румянцев — впоследствии фельдмаршал Румянцев-Задунайский — родился в Москве в 1725г. Отец его — Александр Иванович, один из ближайших помощников Петра I, — был способным военным администратором и дипломатом. Мать — Мария Андреевна — была женщиной для своего времени прекрасно образованной.

Значение Румянцева в истории русской армии и русского военного искусства чрезвычайно велико. Среди прославленных русских полководцев он занимает место наряду с Петром I, Суворовым и Кутузовым и вместе с ними является одним из основоположников русской школы военного искусства, базой которого явилась национальная русская армия, созданная Петром I. Русская армия черпала свои кадры из народных масс и таким образом в целом обладала всеми моральными качествами, которые присущи русскому народу: мужеством, стойкостью, героизмом_, инициативой. “Устав воинский” Петра I учитывал все эти качества. При Петре русская армия во многом опередила западноевропейскую, но после смерти Петра I, особенно в царствование Анны Иоанновны, когда войсками командовал Миних — типичный немецкий наемник, в армии господствовали порядки, чуждые духу русской армии. [6]

Елизавета восстановила петровскую “экзерцицию”, но взгляды, насаждавшиеся Минихом, еще долго сохранялись в сознании части высшего офицерства. Немцы были удалены с высших правительственных должностей, но их оставалось еще много и в составе армии, и в администрации, и в Академии наук. С их идейным влиянием в науке упорно боролся Ломоносов, в области военного дела — Румянцев.

Армия возрождалась медленно, и нужен был опыт Семилетней войны, для того чтобы окончательно отказаться от влияний немецкой военной доктрины и вернуться на плодотворный, завещанный Петром путь национального русского военного искусства. Это было начало нового блестящего подъема, в котором особое значение имела деятельность Румянцева.

В мировой военной истории чрезвычайно редки случаи, чтобы один народ выдвинул двух великих полководцев одновременно. Во второй половине XVIII века Россия дала двух военных гениев — Румянцева и Суворова, а третий — Кутузов — выступил в расцвете своего таланта в начале XIX столетия. В лице этих трех современников, представивших военный гений русского народа, проявилось величие его творческой силы.

Знаменательно, что первую боевую школу А.В. Суворов прошел под начальством Румянцева (в Кольбергской операции 1761 г.); под его же руководством “стал понимать войну” и М.И. Кутузов, молодым офицером участвовавший в кампании 1770 г., за которую Румянцев получил фельдмаршальский жезл.

Принципы, основы которых Румянцев заложил еще в кампаниях Семилетней войны и неустанно продолжал развивать на протяжении всей жизни, были органически связаны с теми, которые насаждал в армии Петр I, и впоследствии с таким высоким совершенством развили Суворов и Кутузов.

Как полководец Румянцев сыграл выдающуюся роль в разгроме Пруссии русскими войсками в годы Семилетней войны. Он отличился в сражении при Гросс-Егерсдорфе (1757 г.) ¹; участвовал в завоевании Восточной Пруссии в 1758г. и содействовал разгрому армии Фридриха при Кунерсдорфе (1759 г.) ². Замечательная операция Румянцева по взятию крепости Кольберг (1761 г.), являвшейся последней опорой Фридриха в обороне подступов к Берлину, — блестящий образец русского военного искусства ³. Огромное значение для успешного исхода войны имела и работа Румянцева по реорганизации и обучению войск. Его трудами русская кавалерия, вступившая в войну слабой и плохо подготовленной, стала неизменно бить в каждом столкновении прусскую кавалерию, о которой Энгельс справедливо говорит, что она могла считаться лучшей в мире.

Победы Румянцева в русско-турецкой войне 1768— 1774 гг._, особенно победы 1770 г. при Рябой Могиле ⁴, Ларге и Кагуле ⁵, одержанные под личным командованием Румянцева, навсегда остались гордостью русской военной истории.

В кампании 1771 г., а также в 1773 г. Румянцев дал первый в истории русского военного искусства образец активного действия на реках. Небольшие отряды русских войск неоднократно форсировали Дунай и, совершая короткие набеги (“поиски”), уничтожали живую силу противника и разоряли турецкие укрепления на правом берегу реки.

В начале 1774 г. Екатерина II, убежденная, наконец, доводами Румянцева и предыдущим опытом, предоставила ему “полную мочь” как полководцу и как дипломату.В результате Румянцев, получив возможность действовать по своему усмотрению, быстро закончил войну и заключил с турками мир на весьма выгодных для России условиях.

10 (21) июля 1774 г. в деревне Кучук-Кайнарджи в палатке Румянцева, на барабане был подписан мирный трактат, по которому Турция признавала независимость Крыма, Кубани и всего северного побережья Черного моря; уступала России Азов, Керчь, Еникале, Кинбурн [8] с частью территории между Днепром и Бугом; отказывалась от Большой и Малой Кабарды; предоставляла русским кораблям свободу плавания на Черном море и прохода через Дарданеллы и Босфор, признавала право русских резидентов ходатайствовать по делам Молдавии и Валахии; объявляла амнистию своим подданным, участвовавшим в войне на стороне России; уплачивала четыре с половиной миллиона рублей контрибуции. Эти весьма выгодные для России условия вызвали большое неудовольствие султана. Он не хотел ратифицировать трактат и утвердил его лишь благодаря дипломатической ловкости Румянцева, руководившего ходом переговоров с султанским правительством.

Добившись признания Турцией независимости Крыма в 1774 г., Румянцев и в дальнейшем принимал активное участие в деле присоединения Крыма к России, осуществленного в 1783 г. под руководством Г.А. Потемкина, который получил за это титул светлейшего князя Таврического.

Императрица Екатерина достаточно щедро наградила Румянцева за одержанные победы: за кампанию 1770 г. Румянцев был произведен в фельдмаршалы, за операции за Дунаем получил добавление к фамилии —“Задунайский”, за заключение мира ему были даны новые награды, грамоты и ценности.

В русско-турецкой войне 1787—1791 гг. Румянцеву было поручено командование вспомогательной Украинской армией; самостоятельность его была резко ограничена постоянным вмешательством Потемкина и назойливыми притязаниями союзного австрийского командования. Под этим двойным давлением Румянцеву приходилось менять и свои стратегические планы и даже тактику. Он вынужден был отказаться от собственной системы ведения войны, так как она расходилась с системой, принятой Потемкиным и австрийцами. В этих условиях он с изумительной гибкостью сумел выработать новую тактику, блестяще примирявшую основные начала русской военной школы с навязанными ему приемами. Эта замечательная, хотя и вынужденная внешними обстоятельствами форма военного искусства Румянцева еще мало изучена и недостаточно оценена. Между тем она заслуживает самого пристального [9] внимания и может послужить образцом сочетания осторож-ности со смелостью и решительностью действий ограниченными силами в сложной и неустойчивой обстановке.

Своей последней кампанией в Польской войне 1794 г. старый фельдмаршал руководил, не выезжая к армии, не видя своими глазами полей сражения. “Знаю, что телесные силы ваши не дозволят вам снесть всех трудностей военныx_, но тут нужно главнейшее ваше наблюдение и ваше руководство...”,—говорится в рескрипте Екатерины II Румянцеву от 25 апреля (6 мая) 1794 г ⁶. План ведения войны, обеспечивший быструю победу и основные направления операций, Румянцев разработал совместно с Суворовым. После неудач, предшествовавших назначению Румянцева и Суворова, правительство и начальствовавший на польском театре князь Репнин, а также прусское и австрийское командования решили закончить кампанию 1794 г. ничем. Они собирались растянуть на несколько лет войну, которую Суворову под общим руководством Румянцева фактически удалось закончить менее чем в полгода.

Румянцев был талантливым стратегом, тактиком и воспитателем войск. Крупнейшее значение имела его военно-теоретическая работа, направленная на улучшение организации вооруженных сил России. Его докладные записки и проекты ⁷ не могли не оказать влияния на развитие военной мысли. Еще эффективнее была его практическая работа по воспитанию и обучению войск, улучшению порядков в армии —на походе, в лагере, на зимних квартирах, получившая отражение в многочисленных приказах Румянцева ⁸. Румянцевская учебно-воспитательная система чрезвычайно близка к суворовской, хотя и не обладает полнотой и законченностью последней. Очень близки и взгляды обоих полководцев на солдата как основную движущую силу армии, их уважение к солдату и забота о нем ⁹. Устав Румянцева “Обряд службы” ¹⁰, выработанный сначала (1770 г.) [10] только для действовавшей под его командованием армии, был затем принят как общеармейский ¹¹. Особенно плодотворной была работа Румянцева по организации кавалерии, начальником которой он был назначен после окончания первой турецкой войны.

Стратегию Румянцев ставил в зависимость от политики, видел в войне защиту интересов нации и, стремясь к всемерному усилению армии, настаивал на необходимости правильного соотношения военных расходов и доходов государства — “сразмерно способами и доходами своими ополчаться и весьма уважать их источник, который мы поныне один к содержанию воинских сил имеем: я разумею народ, дающий для войска и людей и деньги, чтобы несоразмерными и бесповоротными взиманиями оный не оскудить и браться за средства такие, чтобы к поре грозящей и запас в деньгах иметь и силы наши не чувствительно для самих умножать мы могли” ¹².

План каждой кампании и операции Румянцев подчинял общему замыслу. Постоянное вмешательство придворного воинского совета в значительной степени ограничивало самостоятельность Румянцева как главнокомандующего. Собственную стратегическую концепцию ему приходилось примирять с предложенной из Петербурга. В 1770 г. ему удалось блестяще решить эту проблему; позднее трудности все возрастали, и только к 1774 г. Румянцеву удалось добиться “полной мочи”, а вместе с тем и окончательной победы.

В отличие от елизаветинской конференции, которая по примеру гофкригсрата вмешивалась и в оперативные действия, воинский совет осуществлял главным образом стратегическое руководство. И если Румянцеву, так же как и Суворову, постоянно приходилось бороться за “полную мочь” главнокомандующего, то в осуществлении отдельных операций он пользовался ею в полной мере.

Румянцев тщательно разрабатывал планы операций и свои диспозиции строил на материалах, доставлявшихся ему прекрасно организованной разведкой и [11] тщательными рекогносцировками. Точное соответствие условиям реальной обстановки, правильный расчет времени и уменье практически выдерживать установленные сроки оправдывали эти более детализированные, сравнительно с суворовскими, планы, например, диспозиция к сражению при Ларге ¹³.

Конкретизируя детали плана сражения, Румянцев, однако, не связывал этим ни себя, ни подчиненных ему начальников. Он предоставлял своим генералам право вносить изменения в способ решения поставленной задачи соответственно с требованиями обстановки, и сам, когда это диктовалось обстоятельствами, умел быстро находить новые решения. В высокой степени обладая “глазомером”, столь необходимым полководцу, и редкой быстротой восприятия, позволявшей ему мгновенно ориентироваться в обстановке, он вместе с тем имел и ту твердость воли, которая необходима для принятия и последовательного осуществления решений.

Насколько велика была полководческая смелость Румянцева, показывает история всей кампании 1770 г. Наряду с этим он проявил здесь и величайшую осмотрительность в охране своих тылов и коммуникаций. Исключительный мастер маневра, он умел оперировать отдельными группами, но для решительного удара неизменно сосредоточивал силы и всегда добивался успеха.

Румянцев никогда не гнался за внешним эффектом и не стремился к тактическому успеху, если не мог перевести его в успех стратегический. В Петербурге не умели это оценить, и в течение последних кампаний русско-турецкой войны 1768—1774 гг. Румянцеву пришлось слышать много упреков в пассивности и нерешительности. В действительности же это была высокая полководческая мудрость, ненависть к авантюризму, уменье трезво оценивать обстановку, стремление итти наиболее верным путем к победе и добывать ее “малою кровью”.

Румянцев выдвигал активность и наступление в качестве основного принципа ведения войны. Он требовал активности даже при подавляющей численности [12] неприятеля. “С малым числом разбить великие силы, тут есть искусство и сугубая слава, а быть побежденным от превосходного в силах дело не есть чрезвычайное” ¹⁴.

Исходя из этих положений, Румянцев высоко ценил время и учил не терять мгновения. Признавая быстроту важнейшим фактором победы, Румянцев стремился придать армии максимальную мобильность. В соответствии с этим требованием он ввел в русской армии новые боевые порядки. Причем, использовав под Кольбергом боевое построение в колонны ¹⁵, Румянцев, в целом не отказываясь от линейного строя, заложил начала применения в русской армии глубокого строя. Он же впервые ввел и стрелковые “легкие” батальоны, предназначенные для действий в рассыпном строю ¹⁶. В кампании 1770 г. он выработал порядок действия мелкими “кареями” и, отказавшись от всяких видов пассивной обороны, отменил применение рогаток ¹⁷, которыми в войнах с Турцией раньше прикрывались громоздкие, гигантские “каре”, вовсе не приспособленные для наступления.

Высокий военный авторитет Румянцева правильно оценивали не только Суворов, Кутузов и их выдающиеся сотрудники, но и широкие круги передового русского офицерства. Так, современник Румянцева генерал Хрущев, сам много думавший и работавший над улучшением русской армии, характеризует его как “знаменитого мужа, известного всему свету знанием ремесла нашего, разумом, великостию и неустрашимостью”, как “человека никем еще не подражаемого”.

Отмечая усовершенствования, введенные Румянцевым в боевые и походные порядки, Хрущев указывает, что фельдмаршал также “облегчил службу”, добился введения удобного обмундирования, сократил применение телесных наказаний и вместе с тем высоко поднял дисциплину. Требуя от офицеров уважения к солдату и постоянного общения с солдатской массой, Румянцев укрепил армию “обоюдной связью любви и послушания” между командным и рядовым составом и воспитанием [13] сознательности солдат, с которыми систематически проводились беседы “о службе, о повиновении, о приверженности к государю и отечеству, о сохранении присяги и верности”.

В результате всего этого “на место всей красоты фрунта заступила привычка к сражению; всегдашние удачи родили невероятную храбрость, так что и до сих пор еще она в сердцах нашего войска не истребилась” ¹⁸.

Румянцев прежде всего и больше всего был военным. Именно в военной работе он видел свое призвание, цель жизни и славу. Его дипломатическая деятельность была нераздельно связана с военной. Но наряду с этим он вел также и большую административную работу. В ноябре 1764 г. Румянцев был назначен Президентом Малороссийской коллегии и генерал-губернатором Малороссии, где весьма умело проводил крепостническую политику Екатерины II, утверждая господство помещиков на Украине. Сам Румянцев был одним из крупнейших помещиков своего времени; на Украине ему принадлежали огромные поместья с десятками тысяч крепостных.

Исключительные способности Румянцева проявились во всех областях его деятельности. Он обладал подлинно государственным умом и был человеком высокой культуры. Подобно Петру Великому и Суворову, Румянцев постоянно учился и много читал. Его умственные интересы были весьма широки. Он не только полностью владел военно-историческими и военно-теоретическими знаниями, прекрасно знал историю России и Европы, но был также выдающимся юристом и в частности знатоком украинского обычного права. Он был тонким ценителем искусства, собирателем картин, скульптур, книг и увлекался архитектурой.

Человек огромной трудоспособности, Румянцев и в мирное и в военное время был погружен в работу. Не ограничиваясь общим руководством,он сам входил во все детали, проверяя исполнение приказаний, объезжал караулы, лично производил рекогносцировки. Румянцев обладал [14] редкой физической неутомимостью и уменьем организовать работу и методически добиваться осуществления намеченной цели.

Человек глубокой принципиальности, Румянцев обладал высоким чувством собственного достоинства и непримиримостью характера, которые делали неизбежным столкновение его с высшими придворными и административными кругами. Так оно и было в действительности. Соперничество, зависть и, наконец, личное недоброжелательство императрицы Екатерины, засвидетельствованное рядом современников,и в том числе ее секретарем Храповицким, затруднили военную деятельность Румянцева и обусловили его отозвание из армии во время русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Но императрица хорошо понимала силу военного таланта Румянцева и его авторитет в войсках. Именно поэтому она в 1794 г. и назначила его главнокомандующим вcпомогательной армии, действовавшей в Польше.

* * *

За 50 с лишним лет, проведенных Румянцевым на крупных административных и военных постах, собралось огромное количество документального материала, который хранился в разных архивах, в частности в личном архиве Румянцева в Ташани и в городе Глухове. Большое количество этой документации погибло. В 1784 г. во время большого пожара в Глухове сгорело 12 сундуков с делами военно-походной канцелярии Румянцева. Личный архив фельдмаршала погиб от сырости. Остатки этого архива во второй половине прошлого столетия были вывезены в Киев. Материалы, относящиеся к военной деятельности Румянцева, были затем отправлены в Москву, в Центральный государственный военно-исторический архив (ЦГВИА), где сосредоточена основная масса военных документов Румянцева.

Настоящий сборник, имеющий задачей дать подбор материалов о Румянцеве-полководце из документов, хранящихся в ЦГВИА, заключает в себе главным образом исходящие подлинные документы Румянцева, характеризующие ход важнейших военных операций и [15] сражений и организационные мероприятия, — рапорты и донесения вышестоящим начальникам, ордера (приказы) подчиненным, реляции Екатерине II, диспозиции и планы операций. Из входящих документов даны только наиболее интересные письма Екатерины II Румянцеву.

Многие документы (переписка с Потемкиным) написаны собственноручно Румянцевым. Но так как почерк его с трудом разбирали даже его современники, то в канцелярии Потемкина был специальный “переводчик”, разбиравший и переписывавший письма фельдмаршала.

Материалы, помещенные в сборнике, хранятся в Центральном государственном военно-историческом архиве и Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА) в Москве.

Из фондов Центрального государственного военно-исторического архива использованы: в основном фонд Военно-ученого архива (ВУА) из разделов войн России в царствование Елизаветы и Екатерины II; фонды: Потемкина (ф. 52) — переписка Румянцева с Потемкиным, касающаяся русско-турецкой войны 1787—1791 гг.; Суворова (ф. 43) — переписка Румянцева с Суворовым во время польской кампании 1794г.; Секретное повытье Военной коллегии (ф. 20) —материалы, касающиеся организации и переустройства армии; фонд Аракчеева (копии писем Екатерины II Румянцеву). Из фонда Румянцева (ф. 44, описи 193 и 235) взяты копии циркуляров Румянцева к генералам и несколько подлинных ордеров к подчиненным ему воинским чинам.

Незначительная часть документов взята из Центрального государственного архива древних актов в дополнение к разделу “Польская кампания 1794 г.” (ф. Сношения России с Польшей) и письма Екатерины II Румянцеву (ф. Румянцева № 204).

В сборнике помещено 8 карт, которые сделаны на основе рукописных карт того времени, хранящихся в ЦГВИА. Второстепенные детали по техническим условиям на картах не воспроизведены.

Сведения о существующих публикациях документов Румянцева даны в библиографическом указателе. [16]

Документы внутри разделов подобраны в хронологическом порядке. Заголовки даны составителем; особенно характерные заголовки подлинников сохранены полностью, что оговорено в подстрочных примечаниях.

Слова или части слов, внесенные в текст, заключены в прямые скобки. В целях сохранения стиля и характерных особенностей языка и орфографии того времени интерпретация документов весьма незначительна.

В легендах (ссылках на источники) указан шифр, состоящий из названия архива, номеров фонда, дела и листов, и отметки о подлинности или копии документа.

В тех случаях, когда документ дан неполностью, в заголовках указано “из...”

Все пропуски внутри текста документа обозначены отточиями.

Подбор документов и археографическая обработка осуществлены научным сотрудником Центрального государственного военно-исторического архива З. М. Новиковой.

Проф. Я. Коробков