№ 84

ИЗ РЕЛЯЦИИ П.А. РУМЯНЦЕВА ЕКАТЕРИНЕ II О ПРЕСТУПНОЙ СДАЧЕ МАЙОРОМ ГЕНЗЕЛЕМ КРЕПОСТИ ЖУРЖИ ¹

6 [17] июня 1771 г.

лагерь при дер. Уанче

...Между тем князь Репнин сколько ни спешил на помощь Журжи, сведав напоследок, что неприятель ее атакует, и пришел к оной в четвертой марш от Турны, сделав с лишком 120 верст; но уже нашел ее в руках неприятельских, ибо за несколько часов пред его приходом в 29-й день майя гарнизон наш сдался на капитуляцию, выговорив себе, чтоб при всей верхней и нижней аммуниции, со-всеми военными частьми из города выступить и беспрепятственный иметь путь до Букарешта. [206]

Не знав еще о сем нещастии, и приходя к сей крепости, помянутый генерал-порутчик встречен был неприятельскою конницею, которую атаковал и принудил под город бежать, взяв же в то сражение одного пленного, от него сведал как вышеписанное, так и то, что неприятель имеет с лишком двенадцать тысяч пехоты в городе и ретраншаменте. Сие самое еще ему подтвердил из нашего гарнизона офицер, которого неприятель к нему, князю, выслал для объявления ему договора, учиненного гарнизоном. Тогда генерал-порутчик князь Репнин, не быв в силах такое знатное число войск в укреплениях атаковать, принужден отступить к реке Аргису, пославши повеление и генералу-майору Потемкину следовать с корпусом за сию же реку и заслонить своею позициею город Букарешты, против дороги,что от Журжи лежит к оному, 1-го числа сего месяца неприятель прислал к князю Репнину весь бывший гарнизон в Журже, в препровождении турецкого конвоя. Под раненых и под разные гарнизонные экипажи неприятель дал свои подводы, которые ему и возвращены.

Сие прискорбное приключение, и первое от начала моего командования, не может меня не трогать наичувствительнее, всемилостивейшая государыня, и потому наиболее, что произвели оное не силы и не предприимчивость неприятеля, но трудность и упадок духа безприкладные тамошнего нашего коменданта майора Гензеля и бывших с ним в крепости офицеров.

Крепость Журжевская по осмотру генерала-квартермистра Боура и самого генерала-порутчика князя Репнина, как особливо первый, возвратясь из Валахии меня уверял, столько была в хорошем укреплении и снабдена довольно военными и съестными припасами, что отнюдь опасности не было потерять ее так, как по малодушию гарнизона случилось оную невероятным образом утратить.

Генерал-порутчик князь Репнин объясняет, что оборона от нашего гарнизона столь слабая происходила, какой уже хуже представить себе не можно. Крепостные строения все целы, да и разбить их нечем было неприятелю, ибо он с собою не имел удобных к тому орудий. Комендант убоялся неприятельской батареи о двух пушках с столь превосходным количеством у себя артиллерии, и за [207] превысокими каменными стенами, имея еще действительно под ружьем, как его рапорты гласят, в той крепости, кроме убитых и раненых, пятьсот сорок шесть пехоты, да казаков девяносто девять человек. Я подношу тут рапорт коменданта Гензеля и мнение поданное от субалтерн-офицеров и журнал подробный, что там происходило. Всяк усмотреть может из собственных их описаний, что страх недостойный сие безславие произвел, что тут самый слабый поиск на крепость делан от неприятеля, и что оную защищали совершенные трусы, а не победители россияне. Я приказал помянутого коменданта и всех офицеров того гарнизона, яко заслуживших смертную казнь, заковав в железа, отправить в крепость Хотинскую и содержать их тамо на хлебе и воде; ибо после обличения вины в собственных их показаниях, не о чем уже над ними боле военным судом следовать. Постыдная боязнь о собственном своем животе владела ими больше славы и присяги в том, чтоб не щадить крови своей для пользы службы и высочайших интересов вашего императорского величества.

Всемилостивейшая государыня! Теперь от власти вашего императорского величества зависит конечный жребий сих узников. Я осмеливаюсь представить мое мнение, чтоб их без пощады, и в образец военной строгости наказать, дабы их позорная казнь так ужасала все войско, как ныне отвратительно для всех их недостойное содеяние; ибо нет возможности тут ничего удержать, когда уже и крепость на три, или четыре дни на ее собственную оборону оставить не можно. Я дерзаю сказать, что смерть, кровь и раны толь многих храбрых людей двукратным оборением неприятеля приобревших нам сию крепость, сами вопиют о наказании сих извергов, которые плоды их мужественных подвигов вотще опровергнули.

К стыду преступников заключу я сие донесением вчера полученного мною рапорта от коменданта Браиловского Борзова, что 3-го сего месяца неприятель на утренней заре, переплывши Дунай из города Гирсова числом боле двух тысяч человек, атаковал наш пост при устьи Яломицы под командою пехотного Бутырского полку секунд-майора Таубе; и хотя окружа тут бывший редут более шести часов турки со всею наглостию стремились штурмовать, но храбростию помянутого майора и его [208] подчиненных не только отбиты, да еще и совершенно побеждены, ибо полегло их убитыми на месте более двухсот человек, шестнадцать в плен взято и два знамя, и великое число поглотила река бросающихся в робости на лодки...

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 1926, л. 123—124 об. Подлинник.

Комментарии

1 См. Примечание к документу № 78.