|
ПИСЬМА ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕОДОРОВИЧА К ПРУССКОМУ КОРОЛЮ ФРИДРИХУ ВТОРОМУ(Списано (как и помещенные далее два донесения Гольца (В сетевом издании помещены отдельно)) с подлинников, хранящихся в Берлине, в Прусском королевском архиве, доступ к коему был открыт нам благодаря любезному посредству графа Николая Дмитриевича Остен-Сакена. Для облегчения читателей правописание в печати нынешнее. П. Б.). 1. Государь брат мой. Ваше величество уже осведомлены через посредство моего генерал-лейтенанта князя Волконскаго, что, всегда с удовольствием изъявляя убедительные знаки дружбы моей к вам и усердия отвечать всему, что вашему величеству благоугодно делать мне приятного или обязательного, я не замедлил ни минуты отослать нужный приказ, чтобы пленные вашего величества, находящиеся у меня, были выпущены на свободу и как можно скорее выданы, лишь только названный князь мне доложил, что ваше величество, освободив всех моих пленных, со своей стороны спешите закрепить союз дружбы, давно уже соединявшей нас двоих и долженствующий вскоре соединить наши народы. Сообразно этому взаимному расположению, я не могу долее задерживать ни вашего генерал-лейтенанта Вернера, ни полковника графа Горта, хотя бы я их видел всегда при своем дворе с большим удовольствием. Не могу удержаться, чтобы не отдать должного их поведения и тому непрестанному усердию, которое они проявляли в отношении службы вашего величества, так что я счел возможным доверить первому из них мои чувства. Потому прошу ваше величество, соизвольте благосклонно выслушать и поверить тому, что он вам от меня передаст. Но ваше величество неизмеримо меня обяжете, если ко всем полученными мною знакам вашей милости соизволите еще прибавить позволение вышеозначенному Вернеру вступить в мою службу, а графу Горту оказать отменную и единственную милость, на которою он дерзает надеяться, сделать его полк боевым полком. Первый здесь и второй в рядах армии вашего величества будут мне служить залогом вашей дружбы и всему остальному свету свидетельствовать о чувствах уважения и привязанности, с коими остаюсь, мой брат, вашего величества добрый брат и друг Петр. Петербург, 15 Февраля 1762 г.Его величеству Прусскому королю* ( Писано на почтовом листе в четверку, с черным ободком. Только подпись своеручная. Остальныя письма — собственноручные. П. Б.).2. Государь брат мой. Приказ, присланный мне вами с Гольцом, есть новое доказательство дружбы, столько лет существовавшей между нами, которая, надеюсь, никогда не может прерваться. Вы так добры, что вспоминаете мои прежния оказанный вам услуги, и говорите, что, за короткое время моего царствования, вы мне многим обязаны ( Фридрих писал Петру 3 Марта 1762 года: Я был обязан вашему императорскому величеству до вашего вступления на престол; в короткое время по вступлении на него вы беcконечно меня обязали). На это я могу вас уверить, что не искал и не буду искать дружбы помимо вашей и ваших союзников. Надеюсь, что все офицеры вашей армии, бывшие при моем дворе, были свидетелями моего образа мыслей относительно вас. Ваше величество желаете насмехаться надо мной, расхваливая так мое царствование. Вам благоугодно глядеть на ничтожныя вещи, я же должен дивиться доблестным поступкам и необычайным в свете свойствам вашего величества, ежедневно все более и более считая вас одним из величайших в свете героев. Кончая письмо, уверяю ваше величество в моей сильнейшей дружбе и прошу позволения поручить вашей милости Гольца, снискавшего всеобщее уважение, и считать меня, мой брат, вашего величества добрым братом. Петр. В С.-Петербурге, 15 Марта 1762 г.3. Государь брат мой ( В дальнейших письмах, для краткости, обычный начальный и конечный слова опускаются. П. В.). Я в восторге от такого хорошего обо мне мнения вашего величества! Вы хорошо знаете, что в течении стольких лет я вам был безкорыстно предан, рискуя всем, за ревностное служение вам в своей стране, с наивозможно-большим усердием и любовью. Потому ваше величество можете быть уверены, что я не захочу, после стольких лет постоянства, переменить свое отношение, зная вас так, как я знаю. Ваше величество выказываете мне свой благородный образ мыслей таким доверием ко мне, предоставляя мне самому заключить условия мира и обещая союз с вами, который будет мне наиприятнейшей вещью. Я был бы величайшим ничтожеством, еслибы, имея союзником благороднейшного государя в Европе, не постарался сделать все на свете, чтобы доказать ему, что он не доверился лицу, желающему воспользоваться этим или обмануть его. Итак, позвольте вам сказать, что Гольц мне говорил, что вы. желали бы, и что это было бы вам наиболее удобно, чтобы я вам обезпечил Силезию и графство Глац и, кроме того, все завоевания, которыя вы можете сделать у Австрии до заключения с нею мира. Я очень рад этому и согласен на все. Но, с своей стороны, я бы желал, чтобы вы соизволили сделать тоже относительно Датских владений, обезпечив мне Гольштинию, со всем потерянным мною в Шлезвиге, и другую половину Датской Гольштинии, в вознаграждение за столько лет неправого пользования ею; я был бы очень рад, если бы это дело между мною и Датчанами окончилось полюбовно. Но предположим, что они меня принудить воевать; тогда я просил бы в. в. заключить такое же условие со мною — обезпечить мне завоевания, которыя бы я сделал в Дании, чтобы мы могли заключить прочный и славный мир для моей Гольштинской династии. Я уверен, что вы этому никак не станете противиться, будучи верным мне другом и истинным немецким патриотом. Не умею вам достаточно выразить, как об вас думаю.Вы писали в предыдущем письме относительно генерала Вернера и полковника Гордта, о которых я вас просил, за перваго, чтобы он вступил в мою службу, а за второго — о повышении ему и его полку ( Генерала Вернера Фридрих просил оставить у него на время; а про Горта писал, что исполнит желание Петра, если обстоятельства дозволят). Причины в. в. слишком справедливы, чтобы я захотел идти против них, так как не думаю ни о какой выгоде и не желаю огорчить истинного друга, каким почитаю ваше величество.Вы мне пишете в письме, которое привез граф Шверин, что я вам открывал измену ваших союзников и не следовал политике. С особенным удовольствием уверяю вас в том, что я есмь и всегда буду в. в-ва добрый брат и верный до смерти союзник Петр. С.-Петербург, 30 Марта 1762 г.4. Мой камергер граф Воронцов ( Будущий государственный канцлер граф Александр Романович. В то время ему шел всего 21-й год от рождения. Младшей его сестре предстояла высокая участь. П. Б.), посланный мною министром в Лондон, получил приказ заехать к в. в., чтобы повторить вам мои уверения в самых сильных чувствах уважения и дружбы, о которых я всегда открыто заявляю, и сообщить вам наставления, которыя я ему дал. Он умен и полон усердия и доброй воли, и я думаю, что он сделает все, чтобы хорошо исполнить мои приказания; льщу себя также надеждой, что нз содержания вышеупомянутых наставлений в. в. вновь убедитесь, что ваши выгоды мне также близки, как и мои. В С.-Петербурге, 15 Апреля 1762. 5.22 Апреля 1762 года Петр посылает Фридриху письмо с его адъютантом Штейбеном (Steuben), которого расхваливает. Il pourra dire de bouche ma maniere de penser envers votre majeste', dont il a e'te' tons les jours te'moin oculaire. Он может изустно передать образ моих мыслей о в. в., чему он каждый день был свидетелем. 6. В своем письме от 24 Апреля в. в. соглашаетесь с моими притязаниями на Датчан, обещая свою заручку и предлагаете корпус из своего удивительного войска, значение которого признаю вполне, и свою гавань в Штетине, говоря мне, чтобы я отнюдь не стеснялся и действовал в его стране, как бы в своей собственной. Но каково же было мое приятное изумление, когда я прочел ваше предложение самому идти против моих врагов! В. в. можете себе представить, как это должно подействовать на человека, который, будучи великим князем и до сей минуты, не имеет другой мысли, как считать вас величайшим в свете героем, за которого он тысячу раз отдал бы себя в жертву; что вы, после стольких трудов, вдруг захотите идти против моих врагов. Этот последний знак дружбы превышает все остальные и еще более должен привязать меня к столь любезному государю, как вы. В. в. имели столько доверия ко мне, что дали мне полную свободу относительно мира; посылаю вам его с вашим достойным адъютантом, гр. Шверином. Надеюсь, что в. в. не найдете ничего, в чем бы можно было увидеть соблюдение моего личного интереса, так как отнюдь не желаю, чтобы могли сказать, что я предпочел свое вашему. Гольц может быть в этом моим свидетелем. Относительно союзного договора между нами, он будет готов через несколько дней, и чтобы не было замедления, могущего помешать в. в-ву против врагов, которых считаю одинаково своими, я повелел ген. Чернышеву сделать все возможное, чтобы по крайней мере в начале июня подойти к вашей армии с 15000 правильного войска и тысячью казаков, приказав, по мере возможности, исполнять приказания в. в. Это лучший наш генерал после Румянцева, которого не могу отозвать ради Датчан. Но еслибы Чернышов и ничего не умел, он бы не мог дурно воевать под предводительством такого великого генерала, как в. в. В. в. мне сказали не стесняться, и потому я вас прошу, как добрый союзник и друг, устроить, если надо, с Датчанами соглашение в Берлине чрез посредство в. в. и чтобы вы были так добры заставить включить в имеющий совершиться со Шведами мир, чтоб они мне помогали против Датчан своим Флотом. Генерал Кноблох скоро должен приехать к в. в.; я его рекомендую, как старого и верного слугу Прусской династии. В С.-Петербурге, 27 Апреля 1762.7. Из письма от 1 сего месяца вижу, что в. в. не получали от своего министра в Копенгагене иного известия как то, что там думают только о защите; могу вас уверить, что я получил совсем иныя известия от ген. Румянцева, который мне пишет, что полковник Беллинг предупреждал его, а некто майор Теттау, находящейся на моей службе, писал, что Датчане делают приготовления к наступлению и, чтобы быть в состоянии скорее начать, они уже пустили вперед ген. Бюлова, для вступления в Меклембург с армейскими гренадерами; что ген. С. Жермэн просил у гор. Любека позволения провести один полк, но что город не только отказал ему, но даже поставил на валу пушки. Так-как известие это не могло быть сообщено ген. Румянцову полковником Беллингом иначе, как по особому приказу в. в., то я не знаю, как отблагодарить вас, и не перестаю уверять в неизменной дружбе; прошу только дать таковыя же приказания принцу Беверну в Штетине, чтобы он насколько возможно облегчал Румянцова. Но перейдем к делу. В. в. пишете мне о запасах. Я уже всем разослал приказы и надеюсь, что всего будет довольно. Что касается Флота, то он не в блестящем состоянии и годен только для прикрытия маленьких судов, которыя пойдут в Кольберг с хлебом. Относительно Шведского Флота, не думаю, чтобы что нибудь удалось, так как они xopoшие Французы и ничего не предпримут не посоветовавшись с ними; потому надо бы думать только о том, чтобы их заставить высадиться на берег. В. в. думаете, что ради народа я должен бы короноваться прежде своего отъезда в армию. На это я принуждена сказать вам, что так как эта война почти еще в начале, то именно поэтому я не вижу никакой возможности короноваться раньше с тою пышностью, к которой Русские привыкли. Я бы не мог совершить это, так как еще ничего не готово, и наскоро здесь ничего не найдешь. Принц Иван у меня под строгой стражей, и еслибы Русские хотели мне зла, они бы давно могли его сделать, видя, что я не берегусь, предаваясь всегда Божьей воле, хожу по улице пешком, чему Гольц свидетелем. Могу вас уверить, что когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться. А что бы подумали эти же Русские обо мне, в. в., видя, что я остаюсь дома во время войны в родной стране, они, которые всегда только того и желали, чтобы быть под управлением государя, а не женщины, о чем я сам много раз слышал от солдат своего полка, говоривших: дай Бог, чтобы вы скорее были нашим государем, чтобы нам не быть под владычеством женщины. А самое главное, они бы всю жизнь упрекали меня в низкой трусости, от чего конечно я бы умер с горести, так как был бы единственным государем моего дома, оставшимся сидеть во время войны, начатой за возвращение неправильно отобранного у его предков; и в. в. стали бы с меньшим уважением относиться ко мне, если бы я поступил так. Обещаю в. в., что все меры предосторожности будут точно соблюдены как относительно иностранных министров, так и со стороны наблюдателей, которых оставлю вместо себя здесь. Теперь мне остается только поблагодарить в. в. за дружбу, выказываемую мне вами. В С.-Петербурге, 15 Мая 1762 г. P. S. Когда Фельдмаршал Миних будет просить в. в. относительно Вартембергского графства, прошу его отвечать ему, что вы предоставили это мне.8. Вы меня так смутили похвалами, что я не знаю, как на них и отвечать. В. в. говорите относительно мира, что я его заключил безкорыстно. Могу вас уверить, что я сделал только то, что предписывало мне сердце. В. в. говорите в своем письме, что не думаете, чтобы родные братья могли для вас сделать то, что сделал я. Относительно этого могу вас уверить, не хвалясь, что не думаю, чтобы кто из ваших братьев был вам предан с такою верностью как я; сомневаюсь, чтобы ваши собственные подданные были бы вам верное. В. в. чрезмерно обрадовали меня тем, что постарались доказать мне истинную дружбу, написав, что предлагаете мне из своей армии славный Сибургский полк; я был бы очень требователен и неблагодарен, если бы сию же минуту не принял этого прекрасного полка; обещаю вам, что полк ваш не будет отдан лентяю, так как я буду стараться украшать его лучшими людьми моей страны. В. в. сделаете мне большое удовольствие, если присоедините его к отряду Беллинга, чтобы я мог его иметь против Датчан. Меня также чрезвычайно обрадовало предложение принять из моей армии полк; но так как пригодный к войне всегда самый лучший, то я думаю, что, прибыв в армии, я выберу тот, который своей храбростью и красотой был бы достоин столь великого героя, как в. в.; что же касается до мундира, то прошу вас самого выбрать его, только чтобы он был зеленого цвета. P. S. Я сейчас вспомнил про полк, который был очень хорош; его я и предлагаю в. в. Это второй Московский полк под предводительством князя Репнина, который будет считать за величайшую честь быть под начальством в. в. и представить полк с его списком в. в-ву. Так писал злосчастный внук Петра Великого. Письма к нему Фридриха Второго напечатаны в 23-м томе его “Политической Переписки", издаваемой в Берлине. 19 Января н. с. 1762 г., т. е. немедленно по кончине императрицы Елисаветы Петровны, вполне истощенный в военных своих средствах Фридрих писал из Бреславля своему министру Финкенштейну в Магдебурге, чтобъ он уговорил Английского посла при его дворе Митчеля послать нарочного в Петербург и попросить тамошняго Английского посла Кейта о передаче его поздравлений Петру и Екатерине et pour jeter adroitement, surtout a limperatrice de Russie, mes sentiments * ( * Искусно передать, особливо Русской императрице, его сочувствие.), а также, чтобы Кейт поговорил с графом М. Л. Воронцовым о его желании прекратить войну с Россиею. Петра III-го Фридрих, кажется, никогда не видал; а Екатерину видел в Январе 1744 года, когда ехала она со своею матерью через Берлин в Россию.Про кончину Елисаветы Петровны Фридрих написал в Лондон барону Книпгаузену 22 Января 1702: Morta la bestia, morto il veneno. Переписка двух монархов началась письмом Фридриха из Бреславля, от 6 Февраля 1702, которое содержало в себе поздравление с восшествием на престол. Петр послал к Фридриху Андрея Васильевича Гудовича (знавшего понемецки и некогда учившегося в Кильском университете). Во втором письме от 22 Февраля, которое повез Гудович, Фридрих благодарит за отозвание войск графа Чернышева от Австрийцев. При третьем письме от 3 Марта, он присылает Петру Прусский орден. В письме от 20 Марта, уклончиво соглашаясь на просьбу П. о Вернере и Горте, Фридрих называет Петра un prince qui a le coetir vraiment allemand, qui ne veut pas contribuer a rendre 1'Allemagne 1'esclave de la mason d'Autriehe (Государем, у которого сердце поистине Немецкое, который не желает содействовать к тому, чтобы Германия стала рабою Австрийского дома.).Гудович пробыл у Фридриха в Бреславле с 20 по 23 Февраля 1702 г.; он явился к нему только с крепом на руке, а король и марк-граф Кард в черных жилетах и исподнем. За три дня до кончины Петра Фридрих писал ему из лагеря при Зейтендорфе, от 14 июля н. с. 1762: Je dirai a votre majeste que j'apprends le russe'et que je dis souvent a ses eoldats: “Vivat ezarka Peter Fedorowitz!" Ce sent les premiers mots que j'ai appris a begayer dans cette langue et que je prononcerai du fond de mon coeur jusqu'au dernier soupir de ma vie ( Скажу вашему величеству, что я учусь по русски и нередко говорю вашим солдатам: Виват царка Петер Федоровиц! Это первыя слова, которыя я научился кое как произносить на этом языке, и я стану произносить их из глубины сердца до последняго дыхания моей жизни.).Об отречении Петра от престола Фридрих узнал в самый день его кончины 6 (17) июля 1762 от Чернышева, след. еще до получения донесений от своего министра графа Гольца из Петербурга. Текст воспроизведен по изданию: Письма императора Петра Феодоровича к прусского королю Фридриху Второму // Русский архив, № 1. 1898
|
|