Новые материалы о М. В. Ломоносове

Великий русский ученый М. В. Ломоносов, 175-летие со дня смерти которого вся Советская страна отметила 15 минувшего апреля торжественными заседаниями и общественными выступлениями, принадлежит бесспорно к числу величайших гениев человечества.

Не только потому, что, будучи выходцем из низов, он сумел, при всех невероятных препятствиях, существовавших в крепостнической России XVIII в., стать ее самым образованным человеком и одним из самых образованных в Европе, не только потому, что своими научными открытиями на целое столетие опередил свою эпоху, но и по той исключительной разносторонности, по феноменальному многообразию научных, культурных и общественных интересов. Все это создало ему славу всеобъемлющего гения.

Ученость Ломоносова гармонически сочеталась с его страстной верой в свой народ, его силы, его одаренность, поэтому жизнь и деятельность этого лучшего, сына народа были самоотверженным служением своей родине. Ломоносов тем особенно близок нашим дням, что eго наука не отгораживалась от задач практических, а всегда имела ввиду развитие производственных сил страны и в конечном счете перестройку мира.

За что ни брался Ломоносов, он все делал с одинаковой страстностью, притом не поверхностно, а углубленно, добираясь до основы основ, поэтому почти нет области, в которой он не совершил бы прямого переворота.

Научное наследие Ломоносова выявлено исчерпывающе только в советские годы. Много его рукописей, остававшихся до сих пор неизвестными, извлечено из забвения лишь в последнее время, сейчас изучается и издается. Только в наши дни фигура М.В. Ломоносова встала во весь свой гигантский рост.

Уже Пушкин говорил, что Ломоносов был нашим первым университетом, Белинский считал его оду 1739 года началом русской художественной литературы, но до сих пор все еще недостаточно освещена его деятельность в области изобразительного искусства. Было известно, что он завел в России первую мозаичную фабрику и что ему лично принадлежит ряд превосходных мозаик, в том числе большая композиция «Полтавская баталия», но кое-что в этой деятельности все же оставалось неясным ¹.

В недавнее время в б[ывшем] Сенатском архиве удалось разыскать книги с делами Сената по Коммерц-коллегии и Главному магистрату, в которых имеются и документы, относящиеся к созданию и деятельности ломоносовской мозаичной мастерской.

Сопоставление известных ранее документов из Архива Конференции Академии наук с только что найденными рисует следующую последовательность возникновения и развития мозаичного дела в России в середине XVIII века. [160]

Ломоносов, как мы знаем, обучался «за морем» не только философии, математике, физике, химии и языкам, но и рисованию. Что он умел рисовать, об этом свидетельствуют те его собственноручные, довольно многочисленные рисунки, которыми он обычно иллюстрировал свои заявления и рапорты в Академию, а также проекты иллюминаций по разным торжественным случаям ².

Владея рисунком, он несомненно был и неплохим живописцем, иначе не мог бы создавать столь грамотных, толковых, вполне профессиональных мозаик, как те, которые являются его достоверными работами. Как у Ломоносова возникла мысль о насаждении в России мозаичного дела? Из всех документов видно, что его увлекала мысль о долговечности этого рода искусства. С мозаикой никакая другая техника живописи тягаться в этом отношении не может: тогда как масляная живопись гибнет через 300-400 лет, мозаика сохраняется тысячелетиями. Он видел и восхищался мозаиками античной эпохи. Обладая пытливым и практически настроенным умом, он решил изучить мозаичное дело и во что бы то ни стало возродить его в России, где в XI—XII в. оно стояло высоко.

В марте 1745 г. Ломоносов добился в Академии разрешения и средств на создание первой в России химической лаборатории. В деле об этом, хранящемся в Архиве конференции Академии наук, имеются планы и фасады лабораторного здания ³. Производя здесь самые разнообразные научные опыты, он на первых же шагах начитает работать над отливкой, окраской и шлифовкой стекла, стремясь добиться пригодной для мозаики смальты.

Одновременно он вырабатывает какие-то особые краски для живописи, для занятия над которыми просит определить двух студентов Академии ⁴.

В марте 1750 г. он рапортует Академии о больших работах в лаборатории по «отточению и шлифованию» стекол для мозаики ⁵. В октябре того же года он уже хлопочет об «изготовлении ящика для раскладывания сделанных стекол» ⁶. В декабре он поглощен подбором частей для шлифовальной машины для обтачивания смальты ⁷.

В 1752 г. выработка смальты полностью освоена и 25 августа он рапортует канцелярии Академии о том, что часть смальты уже использована им на изготовление «образа, подносимого императрице Елизавете» ⁸. Из собственноручного рапорта Ломоносова мы знаем, что то был образ богоматери ⁹.

Мозаичное дело настолько подвинулось вперед и так окрепло, что Ломоносов задумывает перевести его из стадии лабораторных опытов в масштабы фабричные.

Образ богоматери был исполнен Ломоносовым для того, чтобы поднести его в октябре 1752 г. императрице вместе с челобитной о разрешении ему открыть мозаичную фабрику.

Так как не только производство мозаики было для России новостью, но и самый термин «мозаика» не был еще известен, то Ломоносову пришлось говорить о производстве «стекол и из них бисеру, пронизок и стеклярусу». Челобитная переписана с ломоносовского оригинала сенатским копиистом Иваном Поляковым и, кроме подписи Ломоносова, имеет только одну собственноручную его вставку.

Свое ходатайство о разрешении завести фабрику он мотивирует прежде всего ссылкой на известный регламент Петра I Мануфактур-коллегии от 3 декабря 1723 г., которым «позволено всякого чина людем в России, где кто за благоразсудит, фабрики и мануфактуры заводить и распространять, какие в [161] чужестранных государствах находятся, а особливо такие, для которых материалы в Российском государстве найтиться могут, обещая тем заводчикам денежные и всякое другое вспоможение».

Твердо рассчитывая на этот обнадеживавший его регламент, Ломоносов просит разрешить ему завести фабрику изобретенных им «разноцветных стекол и из них бисеру, пронизок и стеклярусу и всяких других галантерейных вещей и уборов», производство которых в России до того времени не существовало и которые во множестве ввозились из-за границы.

Он надеялся со временем довести их выработку до таких размеров, которые позволят вывозить их за границу по значительно меньшей расценке, чем существовавшая тогда в Риме. Да и сырье намечалось им исключительно отечественное.

Кроме образа, поднесенного Елизавете, Ломоносов представил Сенату еще несколько образцов своего труда, причем давал обязательство продавать подобные работы на 30% дешевле, чем они продавались в Риме. Он брал обучить этому искусству любых учеников, которые ему будут предоставлены.

Ломоносов хлопочет только об одном, — чтобы для организации фабрики ему было отведено несколько деревень, с лесами и другими угодьями, не дальше 150 верст от Петербурга, с 200 крестьянских душ. Последних он просил указом прикрепить к фабрике, чтобы никто не мог их у него отобрать после их обучения, и настаивал на выдаче ему особой привилегии на монопольное производство стекла и на запрещение ввоза аналогичных изделий из-за границы.

Для начала работ он просил ссуду в 4000 рублей без процентов на 5 лет.

Всего этого Ломоносов добился: 16 декабря 1752 г. указом Сената ему было разрешено «завести бисерную фабрику», которая была приписана к ведомству Мануфактур-коллегии. Одновременно ему была выдана ссуда в 4000 руб. и дана привилегия на 30 лет.

Так как земель и крестьян eмy не дали, то в феврале 1753 г. он вновь [162] напоминает Сенату о своей просьбе, ссылаясь на трехмесячную проволочку, а пока дело стоит,— от просит отпустить его в Москву для изучения в ее старых церквах мозаичных образов греческой работы ¹⁰. Наконец, 15 марта того же года последовал указ об отдаче Ломоносову 211 душ крестьян с землею в Копорском уезде для заведения бисерной фабрики ¹¹.

Всю осень и зиму 1753 г. Ломоносов проводит в хлопотах по закреплению за ним этих крестьян, частично отпущенных в другие места, а также по освобождению их, в силу данной привилегии, от оброка, постоя и тому подобных вещей, мешавших налаживанию дела. В конце концов ему и это удается, но вопрос об оформлении привилегии затянулся до осени 1755 года.

Когда все это уладилось, он несколько раз обращается с ходатайствами о новых ссудах, чего он также добивается.

К октябрю 1757 года фабрика настолько освоила производство, что Ломоносов уже ищет работы. Он обращается с челобитной в Сенат, прося издать указ о предоставлении его привилегированной фабрике заказов «для украшения казенных строений и церквей, по данным оригиналам или рисункам, за надлежащую цену».

В ответ на эту просьбу Сенат 14 ноября 1757 г. издал указ, предлагающий обращаться к Ломоносову с заказами на украшение «церквей, зал, садов, гротов и прочих монументов» «живописными всякого звания изображениями» и «для составления потребных вещей оригиналы и рисунки ему давать».

Постройка фабрики началась в мае 1753 г. в деревне Усть-Рудицы, куда Ломоносов уехал на 11/2 месяца для руководства всеми работами ¹².

Первым мозаичным произведением Ломоносова, по его собственному признанию, был упомянутый выше образ богоматери, поднесенный Елизавете 4 сентября 1752 года. Образ был исполнен по оригиналу римского живописца Соламены ¹³. Тотчас же вслед за тем он принимается за портрет Петра I, законченный только в июле 1754 года ¹⁴_. Этот портрет Ломоносов принес в дар Сенату 12 декабря 1755 г., где он и находился до революции ¹⁵. Оригиналом для Ломоносова послужил портрет Каравакка.

В промежутке между этими двумя работами Ломоносов исполнил еще для М.E. Шуваловой образ спасителя, завещанный последней Николо-Малицкому монастырю. На обороте его имеется надпись: «Сей нерукотворный образ Христа спасителя нашего по желанию сиятельнейшей графини Мавры Егорьевны Шуваловой сложен Михаилом Ломоносовым в начинании опытов мозаичного художества в Санктпетербурге 1753 года» ¹⁶.

Следующей ломоносовской работой, из числа сохранившихся, был второй портрет Петра I, принадлежащий Академии Наук и имеющий на медной доске обратной стороны надпись: «Михаил Ломоносов 1757». Надпись, судя по начертанию и общему характеру, принадлежит более позднему времени (Ломоносов писал свое имя «Михайло», и непременно прибавил бы «сложил» и такого-то «года» ила «году»), но едва ли можно сомневаться в принадлежности портрета руке Ломоносова. Портрет также повторяет тип Каравакка.

Ноябрьский указ 1757 г., рекомендовавший обращаться к Ломоносову с заказами на мозаику, вызвал необходимость в апробации его работ со стороны компетентного учреждения. Таким учреждением была только Академия наук, имевшая еще добавочное наименование «и художеств». Ломоносовские работы [163] были освидетельствованы и получили единогласную высокую оценку от Совета Академии. И все же никаких заказов на фабрику от учреждений не поступало, что вынудило Ломоносова искать помощи у своих покровителей всесильных Шуваловых.

В начале 1758 г. возникла, явно в связи с заминкой в делах фабрики, мысль о сооружении пышного памятника Петру I в Петропавловском co6oре, у его гробницы. Хотя нет прямых указаний, кому принадлежала эта идея, но так как официально ее выдвинул граф Петр Иванович Шувалов в заседании Сената 30 января 1758 г., то есть все основания предполагать, что мысль эта была подсказана ему Ломоносовым. Такое предположение подтверждается прямой мотивировкой предложения Шувалова фактом отсутствия заказов на мозаику: «Понеже он, советник Ломоносов, случаю к тому мозаичною работою украшению до сего времени еще не имел, и для того не соизволите ли Правительствующий сенат, приказать ему, Ломоносову, зделатъ внутри состоящей в Санкт-Петербургской крепости церкви святых апостола Петра и Павла приличные на достохвальную память блаженные и вечные славы достойные памяти государя императора Петра Великого мозаичные украшения, и что к монументу сего мудрого монарха изобразить пристойно будет».

Сенатским указом того же числа предложение Шувалова претворилось в жизнь: канцелярии Академии наук было предписано, снесшись с Ломоносовым, сочинить проект памятника, в котором должны были найти место мозаичные картины, исполненные на его фабрике. Ломоносову было предложено подать соответствующую смету.

В начале мая 1758 г. Академия художеств при Академии Наук представила Сенату 2 архитектурных проекта с аллегорическими фигурами, долженствовавшими быть сооруженными на стене над самым надгробием Петра.

Одновременно с этими проектами Ломоносов представил и свой, при особой записке, и сверх того доставил и модель памятника. В своей записке он высказался отрицательно по поводу архитектурных проектов, найдя, что на них не было предусмотрено места для увековечения деяний Петра Великого, изображения которых могут быть выполнены только путем долговечной мозаики. По смете Ломоносова все сооружение должно было стоить 148 682 рубля. В той же записке он решительно отклоняет возникшую тогда же мысль о замене живописи в иконостасе мозаикой, ввиду невозможности водрузить ее на хрупком деревянном каркасе иконостаса.

Сенат принял проект Ломоносова, предложив ему передать его для архитектурного оформления обер-архитектору Растрелли. Ни ломоносовский, ни академический проекты не сохранились, но сохранилось описание первого, представленное автором в Сенат ¹⁷.

Из этого описания мы узнаем, что это должно было быть гигантским сооружением, до 7 сажен высотою, украшенное многочисленными аллегорическими фигурами, российскими гербами, огромными колоннами, массивными ступенями, десятью мозаичными картинами в междуоконных простенках, из них двумя большими и восемью меньшими.

Две большие названы им «Полтавской баталией» и «Азовским взятием», остальные были намечены на следующие темы: 1) «Начало государевой страны в малолетствие»; 2) «Сообщение с иностранцами»; 3) «Спасение из Риги»; 4) «Ангутская победа»; 5) .»Избавление от стрельцов»; 6) «Начало флота»; 7) «Заложение Петербурга»; 8) «Учреждение Сената» ¹⁸. Ломоносов не мог приступить к окончательной работе над «Полтавской [164] баталией» до того, как ему была выплачена сумма, необходимая для этой .работы и до предоставления ему в помощь пяти учеников-живописцев. Указ Сената о выдаче ему 13 460 руб., шестой части всей сметной суммы, был издан только 14 июня 1761 г. Ломоносов тотчас же приступил к работе над «баталией», продолжавшейся около 3 лет. Закончена она была в марте 1764 года ¹⁹. «Азовское взятие» Ломоносов успел только начать, но за его смертью мозаика так и осталась в этой первоначальной стадии и впоследствии была разобрана. Между там дело о сооружении памятника переходило из одной инстанции в другую, обсуждалось в Академии Наук и в основанной к тому времени шуваловской Академии художеств, а также в «канцелярии строений домов и садов ее величества». Деятельное участие принял в обсуждении проекта сам И.И. Шувалов, выступивший со своей «инвенцией», но в конце концов предложивший обратиться за помощью к академиям Римской и Парижской. Все это не было осуществлено, ибо с воцарением Екатерины II Шувалов был «вынужден эмигрировать и от идеи памятника в Петропавловском соборе отказались: Екатерина поставила Петру фальконетовский памятник на Сенатской площади. «Полтавская баталия», лучшее из созданий Ломоносова, в течение 175 лет перевозилось из одного учреждения в другое, долгое время валялось в коридоре Академии художеств, потом в вестибюле Академии наук, в Обществе поощрения художеств и наконец снова в Академии наук. Никому она, в сущности, не была нужна, все ее брали с неохотой, не зная, куда деть и ожидая случая снова сбыть с рук. В результате постоянных перевозок и варварского хранения, погибло не только то богатое обрамление, но и значительная часть композиции, особенно вверху, где исчезла фигура апостола Павла. Вся картина значительно уменьшилась в размере. Между тем «Полтавская баталия» является бесспорно значительным художественным произведением и работой первоклассной с точки зрения техники мозаики.

Рассмотрение достоверных работ Ломоносова в их хронологической последовательности показывает его непрерывный технический и художественный рост. Первая из его мозаик — образ богоматери — не сохранилась, но вторая — Спас нерукотворный, поднесенная М.Е. Шуваловой, обнаруживает еще значительную примитивность той и другой стороны: слабость рисунка, условность живописи и ее несобранность.

Гораздо лучше во всех отношениях оба портрета Петра I, и огромным достижением является исполненный в 1760 г. портрет Елизаветы Петровны в торжественном красном платье, по оригиналу Такке.

Но если в этой работе есть еще некоторая пестрота и цветовая неслаженность, то она полностью уже преодолена в профильном портрете Екатерины II, относящемся к 1764 году. Он очень гармоничен в цветах и деликатен в обработке. Столь же высокими качествами отличаются и портреты Петра III и Екатерины I, переданные во время революции из Эрмитажа в Русский музей. Ученики и помощники Ломоносова еще продолжали некоторое время мозаичное дело, во вскоре оно заглохло и были ликвидированы как фабрика в Усть-Рудицах, так и здание мозаичной мастерской на Новоисаакиевской улице, построенной Ломоносовым для выполнения портретов и картин, ибо на фабрике происходили только работы по отливке и шлифовке мозаики и изготовлению бисера и стекляруса. Только в середине XIX в. возродилось мозаичное дело, вызванное к жизни решением заменить мозаикой масляную роспись внутренних стен Исаакиевского собора. Тогда именно при Академии художеств была открыта мозаичная мастерская, существующая и до сих пор.

В связи с грандиозным планом, реконструкции Москвы мозаика приковывает к себе сейчас особое внимание. Частично она уже нашла применение на плафонах станций метро на площади Маяковского и еще большее применение найдет на метро третьей очереди. Но это пока лишь первые опыты советской [165] мозаики, только подготовительные шаги к тем колоссальным стенным пространствам мозаики, которые несомненно найдут свое место в ближайшем будущем во Дворце Советов (Публикуемые ниже документы, хранящиеся в Государственном Архиве Феодально-Крепостнической Эпохи (ГАФКЭ), подготовлены к печати и снабжены примечаниями научными сотрудниками архива: Е.П. Подъяпольской, Л.Л. Гришиной и И.И. Корневой).

Л. Грабарь

Комментарии

1. Наибольшее количество сведений об этой деятельности Ломоносова содержится в книгах: П. Билярского, «Материалы для биографии Ломоносова»; П. Пекарского, «История Академии Наук»; в исследовании Н. Макаренко, «Мозаичные работы Ломоносова». (Выставка «Ломоносов и елизаветинское время», т. VIII).

2. Архив конференции Академии Наук. кн. 165. л. 224—257; кн. 173. лл. 590— 623; кн. 184. лл. 193—225; кн. 185, лл. 536—555; кн. 196. лл. 381—396

3. Там же, кн. 747.

4. Там же, кн. 137, лл. 543—550.

5. Там же, кн. 139, лл. 503—510.

6. Там же, кн. 146, лл. 362—366.

7. Там же, кн. 148, лл. 163—167.

8. Там же, кн. 168, лл. 210—214.

9. Там же, кн. 169, л. 33—40.

10. Архив конференции Академии Наук, кн. 174, л. 235—252.

11. Деревни эти были следующие: из Коважской мызы из отписных от деревни Шишкиной крестьян — 136 душ, из деревни Калище — 29, из деревни Усть-Рудиц —12, от мызы Г.оро Валдая из деревни Перекули и Липовой — 34.

12. Архив конференции Академии Наук, кн. 177, лл. 419—422.

13. Там же, стр. 21.

14. Н. Макаренко, стр.12.

15. В настоящее время находится в Русском музее.

16. Выставка «Ломоносов и елизаветинское время», отдел VII. Ломоносов, Академия наук, Московский университет. СПб., 1912, стр. 41.

17. Билярский утверждает, что кроме ломоносовского проекта Сенату Академией было представлено 3 архитектурных проекта или «инвенции»: первая — Штелина, вторая архитектора Шумахера, третья архитектора Дункера. Четвертая все (уже картина) представлена живописцем Валериани, по инвенции Штелина (Н. Макаренко, стр. 34). То же следует и из публикуемых ниже документов.

18. Макаренко, стр. 39.

19. Там же, стр. 40.

Текст воспроизведен по изданию: Новые материалы М. В. Ломоносове // Красный архив, № 3 (100). 1940