ДОКУМЕНТЫ

1758-1759.

ЗАПИСКА О НЕОБХОДИМОСТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ АКАДЕМИИ НАУК

ПРИСТУПЛЕНИЕ

В благословенное время государствования всемилостивейшия самодержицы нашея, наслаждаясь многочисленными ея к нам, подданным, благодеяниями, с радостною надеждою ожидаем полного благополучия, то есть всесовершенного установления ненеколебимых и ясных законов, которыми отвратятся все вредительные в судах беспорядки и пагубные ухищрения.

Высочайшее повеление е. и. в. из Правительствующего Сената о рассмотрении и исправлении всех российских законов по справедливости касается и до имп. Академии наук. Того ради высокопомянутый Правительствующий Сенат повелел учинить Академического регламента рассмотрение. Всевожделенный случай к исправлению бедного состояния Академии! Однако вкоренившееся и застарелое в ней злочастие чинит препоны и сему великому матернему и божественному попечению и желанию всемилостивейшия монархини нашея, ибо все оное рассмотрение пресеклось коварными происками и наглыми поступками, которыми самозванный сочинитель, а следовательно, и защи[ти]тель оного регламента старался от него отвести высочайший указ е. в., данный из Правительствующего Сената о исправлении законов.

Стоя за пользу и важность высокопомянутого указа, принужден я был претерпеть неправедное и несносное огорчение, однако как прочих поношений и гонений, мною претерпенных, так и сего не упоминаю обстоятельно. Ныне в рассуждении Академии предприял я отдать отечеству последнюю должность, ибо ежели сим ничего не успею, твердо уверен буду, что нет божия благоволения, дабы по мере желания и щедролюбия великия нашея государыни ученые люди размножились и науки распространялись и процветали в отечестве.

Сим предприятием побуждаю на себя без сомнения некоторых негодования, которых ко мне доброжелательство прежнее чувствительно, однако совесть и должность оного несравненно сильнее. Чем могу я перед правосудием извиниться? Оно уже заблаговременно мне предвещает и в сердце говорит, что, имея во многих науках знание, ведая других академий поведение, видя великий упадок и бедное состояние здешней Академии, многие [337] недостатки и неисправности в регламенте и бесполезную трату толикой казны е. в., не представлял по своей должности. Что ответствовать? Разве то, что я боялся руки сильных? Но я живота своего не жалеть в случае клятвою пред богом обещался.

Итак, ежели сим истинной своей ревности не удовольствую и, может быть, себя опасности подвергну, однако присяжную должность исполню.

Для лучшего изыскания способов, как исправить Академию наук, должно, во-первых, предложить ее состояние, потом показать причины такового оныя упадку; наконец, объявить способы к исправлению и к приведению ея в цветущее состояние.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

О ХУДОМ СОСТОЯНИИ АКАДЕМИИ НАУК

Глава первая

О СОСТОЯНИИ АКАДЕМИИ НАУК ПРЕЖДЕ НОВОГО РЕГЛАМЕНТА

1. С начала Академии наук, от 1725 по 1733 год, ни единого российского студента при ней не было, который бы лекции у профессоров слушал. А приехавшие из Москвы тогда 12 человек из Спасских школ лучшие посланы в Камчатскую экспедицию, и там, кроме Крашенинникова, стали негодными, будучи без всякого призрения; оставшиеся в Санктпетербурге, скитавшись несколько времени в бедности, для худого содержания определились по художествам и в Канцелярию.

2. Взяты из Москвы в Академию из Спасских школ в1736-м году 12 человек, из которых Ломоносов и Виноградов посланы для науки за море. Оставшиеся принуждены были немалое время терпеть крайнюю нужду и не иметь долгое времяв науках наставления. Затем просили о том в Правительствующем Сенате, и библиотекарю Шумахеру учинен был сильный выго[во]р. После того лекции начались студентам и деньги кормовые в малом числе выдавались. По окончании лекции некоторые определены в переводчики, прочие остались студентамии по большей части без призрения и доброго смотрения, будучив уничтожении, от уныния и отчаяния опустились в подлостьи тем потеряны. Ломоносов и Виноградов с третьим, Рейзером,определены были кабинетским указом 1736 года марта 18 дня учиться за морем на сумме особливой, из Статской конторы, сверх академической. Однако Канцелярия академическая, получив оную, употребила на другие расходы, а оные три студента принуждены были жить в Санктпетербурге с 19 марта до половины сентября месяца, затем что денег на дорогу долго ждали и в [338] осень глухую на море едва не потонули. За морем будучи, претерпевали великую нужду за удержкою жалованья и, живучи в долг и беручи деньги в проценты, великие понесли убытки. Наконец, как они в Фрейберге горным делам учились, и советник Генкель не получил наперед шестисот рублев обещанных, половины своей за них платы; также и им, студентам, весьма скудно деньги и то через него, Генкеля, присылались, которые он у себя стал удерживать и, не надеясь от Академии себе награждения, по прошествии десяти месяцев, при окончании химического курса совсем оным студентам отказал в деньгах. В таких обстоятельствах принужден был Ломоносов искать случая в Россию возвратиться и по прошению оного, а по ордеру Академии президента фон-Бреверна в Санктпетербург приехал. Оставшие после его товарищи близко три года не могли для долгов в отечество возвратиться, пока их Горная коллегия по представлению вице-президента Рейзера выкупила, хотя между тем в Академию сумма на троих оных студентов каждый год наперед отпускалась.

6. В Гимназии каково расположение было, из того видно, что ни един школьник в студенты из ней не выпущен, кроме одного или двух, которые прежде в других школах доброе положили основание.

7. Набрано было столько художников и по приватным причинам приняты были люди, к определенным делам неспособные или совсем негодные. Кроме других примеров, принят был в академическую службу егер якобы для стреляния птиц и зверей в Кунсткамеру, а подлинно для удовольствия чьей-то поварни. Сим множеством излишних и негодных служителей так отягощена была Академия, что не токмо определенной суммы 25 тысячи доходов от Типографии и от Книжной лавки, но и чрезвычайных прибавлений недоставало, которых до ста десяти тысяч рублев сверх положенной суммы блаженныя памяти государыня императрица Анна Иоанновна в разные времена Академии пожаловала. Итак, была в деньгах всегдашняя нужда, и не токмо нижние академические служители, но и профессоры нередкопринуждены были брать жалованье книгами и оные продавать весьма дешевою ценою, уступая рублевую книгу за 70 копеек и меньше, отчего пришли в убытки и в бедность. Иностранные почетные члены, которым обещано именем Академии жалованье, не получали того многие годы. Не упоминаю здесь о Типографии и о Книжной лавке, где с самого начала никакого надлежащего счету не бывало, о чем ясно свидетельствуют на то учиненные от разных академических служителей протесты и доносительства.

Подарки от Канцелярии книгами как здесь, так и за морем в дорогих переплетах принесли казне несказанный убыток и всегдашней академической скудости были не последнею причиною и крайним препятствием обучению природных россиян. [339]

Сие все только один пример. Еще многого не упомню, однако думаю, сие может подать некоторую идею о бедном состоянии Академии прежде нового стата.

Какое из сего Академии бесславие учиниться должно было, то как здравым рассуждением заключить можно, так и само искусство показало. В самое то время, когда политическое состояние России почиталось у иностранных еще сомнительным, когда они думали, что просвещение Петр Великий только лишь вводить в наше отечество начинает, многие славнейшие ученые люди во всей Европе, иные уже в глубокой своей старости, в Россию приехать не обинулись. Ныне, когда почти весь свет уверен о нашем большем прежнего просвещении, а особливо, что несравненная монархиня наша высокоматернею щедротою и богатым снабдением и высочайшим покровительством наук повсюду прославлена, когда милосердие, человеколюбие и великодушие сияет на престоле всероссийском, не токмо знатные профессоры, но и те, которые недавно из студентов вышли, не хотят к нам в академическую службу, не взирая на знатную сумму, которая им предлагалась. Близ десяти человек из Германии призываны были, однако все отказали. Итак, посылан был от Канцелярии Тауберт и Бургав в чужие краи не столько для других причин, сколько для того, чтобы иностранных ученых уверить, якобы академическое состояние было в лучшем цвете.

Адъюнктов хотя девять числилось, однако действительно едва одного имели. Пять за морем обучались, здесь Красильников только лишь геодезист и обсерватор добрый, Трескот у географического дела, еще Шестаковский — все и первых оснований в словесных и высоких науках не знают, один — Клейнфельд, который по большой части переводил Бургаву при больных и в науке своей анатомической далее простираться не имел времени.

В Университете хотя по стату недоставало только одного профессора математики и физики, однако не было в нем ни подобия университетского по примеру других государств, не было факультетов, ни ректора, по обычаю выборного повсягодно, не было студентов, ни лекций, ниже лекциям каталогов, ни диспуты, ниже формальные промоции в лиценциаты и в докторы, да и быть не могут, затем что Санктпетербургский университет и имени в Европе не имеет, которое торжественною инавгурациею во всем свете публикуется; и словом главного дела не было— университетского регламента.

Не меньшего сожаления было достойно бедное состояние Гимназии. Учители русские только были латинского языка в нижних классах, да и те недостаточны. Французского языка и немецкого учители по большой части ленивы и недостаточны и часто переменялись по приватным причинам. Школьников хотя число и нарочито было, однако пользы от них, как прежде, не было, ибо, [340] как показано, 1) учителей надлежащих не имелось, 2) ученики все жили по своим домам и не имели доброго смотрения и, будучи заочью, извиняли свою леность и гулянье то отдалением дому, то болезнию притворно и другими случаями, 3) не бывали строгие экзамены настоящим образом и в установленное время, 4) словом, никакого о Гимназии распорядку не было.

Каково состояние Типографии и Книжной лавки, то показывает долговременное печатание книг, высокие их цены. О исправлении Типографии и Книжной лавки в бывшей прошлого 1754 года комиссии довольно мы рассуждали, однако все без успеху осталось.

Художества хотя имели некоторые успехи, однако ученому корпусу тягостны, ибо по табели академической прошлого 1754 года исходило из академиков, на Университет, на Гимназию, на почетных членов, на переводчиков и на Библиотеку едва двадцать тысяч рублев, а достальные тридцать две тысячи и сверх того доходы от Книжной лавки как по здешней Типографии, так и по торгу заморскому книгами и купферштихами, притом продажа математических инструментов и других художных вещей исходит на Канцелярию и на художества. Не упоминаю о тех капиталах, которые на строение от Правительствующего Сената и от других команд получаемы были.

Из помянутых тридцати трех тысяч ежели бы равномерно исходило на Канцелярию и художества, присокупляя к тому другие доходы, осталось бы по последней мере на каждый год по 13-ти тысяч рублев с лишком, и остаточная сумма с 1747 года июля от 24 числа была бы с лишком сто тысяч рублев, за которую не токмо академическое здание починить, но вновь бы много прибавить и украсить и погорелые книги и вещи в осмь лет наполнить возможно было.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

О ПРИЧИНАХ ИСПОРЧЕННОГО СОСТОЯНИЯ АКАДЕМИИ НАУК

Глава первая

О ПРИЧИНАХ ХУДОГО СОСТОЯНИЯ АКАДЕМИИ ПРЕЖДЕ НОВОГО СТАТА

Главные причины худого академического состояния две: первая — искание и получение правления Академическим корпусом от людей мало ученых, вторая — недоброхотство к учащимся россиянам в наставлении, в содержании и в произведении. Сии причины не токмо прежде нового стата, но и после оного много вреда принесли благосостоянию академическому. [341]

Когда первые славные профессоры в Россию приехали, нашли при тогдашнем президенте Блументросте у Библиотеки Шумахера, состоящего у него в поверенности. Вскоре почувствовали, что он столько ж над ними власти требует, сколько президент, и почти все, что вздумает, на то его приводит часто противу добрых намерений профессорских, которые о том негодовали и приносили бесполезные жалобы. Потом, как Блументрост в Москву отъехал, все осталось в руках Шумахеровых, который для своего вспоможения в Канцелярии, без указа учрежденной, и для произведения в действо своих намерений против профессоров принял к себе в Канцелярию студента Миллера (был он тогда за адъюнкта). Его посредствием выведывал профессорские на себя советы, всевал между ними ссоры, пользовался их несогласием и чинил всякие им огорчения. Наконец, им же в досаду выпросил у Блументроста, чтобы с Ейлером, Гмелином, Вейтбрехтом и Крафтом, свидетельствованными и удостоенными, неудостоенный Миллер произведен был в профессоры.

Однако сим своим обманом сам обманулся, ибо Миллер, получив профессорство, больше усилился и стал волю брать у Шумахера, склоняясь на профессорскую сторону. Шумахер, покрыв ласкательством коварство, присоветовал Миллеру ехать в Германию, якобы для заведения корреспонденции с книгопродавцами на академическом коште, притом для получения Миллеровых отцовских пожитков. По возвращении своем из-за моря Миллер увидел, что хитрости, в которые он употреблен был от Шумахера, все профессорам известны, а Шумахер нашел способы его унизить, показав, что Миллер много для своего тщеславия и корысти в не показанные в инструкции места ездил и издержал казенные деньги излишно и прочая. В таких обстоятельствах Миллер притеснен искал случая, как бы ехать в Камчатскую экспедицию, что и учинилось. Между тем Шумахер для приведения профессоров в ссору между собою прибирал себе всегда из них по обстоятельствам партию, вооружал и ободрял молодых профессоров против старых, надобных себе привлекал выдачею наперед или прибавкою жалованья, а других томлением, удерживая оное, сегодня того лаская, кого угнетал вчерась, переменял, как понадобится; президентов и других знатных особ улещая то подарением разных книг в хороших переплетах, грыдорованных листов, на что многие тысячи рублев истрачены, то дачею оных в долг из казенной Книжной лавки, которых, чаятельно, много пропало. Все сие делал для удержания и укрепления своего самовластия, о приращении наук и о чтении лекций не имея ни малого попечения. По приезде Миллеровом из Сибири, где он разбогател и приобрел великую гордость, какие ссоры, споры, тяжбы с Шумахером были, описать невозможно: все профессорские собрания происходили в ссорах. И сие есть первая причина. [342]

Вторая причина отчасти немало соединена с первою, ибо Шумахер ведал, что профессоры, читая российским молодым людям лекции, а особливо детям людей знатных, притти могут в знакомство в господских домах и чрез то сыщут себе патронов, которым они состояние свое и академическое показать могут. Того ради чтение надлежащих лекций весьма началось поздно, было редко и краткое время без окончания продолжалось.

Кроме того, Шумахеру было опасно происхождение в науках и произвождение в профессоры природных россиян, от которых он уменьшения своей силы больше опасался. Того ради учение и содержание российских студентов было в таком небрежении, по которому ясно оказывалось, что не было у него намерения их допустить к совершенству учения. Яснее сие понять можно, что Шумахер неоднократно так отзывался: я-де великую прошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессоры. И недавно зять его, имения и дел и чуть не Академии наследник, отозвался в разговоре о произведении российских студентов: разве-де нам десять Ломоносовых надобно? И один-де нам в тягость.

[Глава вторая]

РАССУЖДЕНИЕ О АКАДЕМИЧЕСКОМ РЕГЛАМЕНТЕ И СТАТЕ

Для желаемого произведения предприемлемых важных учреждений должно полагать и предписывать себе неложные правила, дабы не подвергнуть себя каким преткновениям, не пропустить ничего нужного и не ввести бесполезного или еще и; вредного. Учреждение имп. Академии наук простирается не токмо к приумножению пользы и славы целого государства, но и к приращению благополучия всего человеческого рода, которое от новых изобретений происходит и по всему свету расширяется, о чем внешние академии довольно свидетельствуют. Того ради, приступая к рассмотрению академического стата и регламента, должно положить в начале общие основания, на которых надлежало сочинителю утвердить и расположить всю великого сего государственного и всему свету полезного здания систему, ибо без оных подвержено все колебанию и скорому падению и разрушению.

Оные основания в следующих пунктах кратко предлагаются.

1) Регламент академический таким образом сочинен и расположен быть должен, чтобы он имел свою силу и был приличен в будущем времени и во всяких обстоятельствах мог стоять непременен. Того ради не должно смотреть на настоящие при сочинении оного обстоятельства, ниже на лицо, заслуги и недостатки тех, которые находятся в Академии при худых обстоятельствах. [343]

2) Дабы Академия не токмо сама себя учеными людьми могла довольствовать, но и размножать оных и распространять повсему государству.

3) При сочинении регламента должно прилежно смотреть научреждение славных академий в других государствах, из давных времен процветающих, как на добрые примеры, выключая то, что с прочими главными узаконени[ям]и Российского государства несогласно.

4) Дабы между равными, а особливо между высшими чинами было всегда согласие, от нижних к старшим — пристойное почтение, от подчиненных к начальникам — законное послушание, для того наблюдать в сочинении регламента все надобные к тому обстоятельства и стараться о добром порядке, ибо сие необходимо нужно к беспрепятственному приращению наук и приобретению от народа к ним почтения и любления.

5) Дабы добрые имели ободрение, а злые — страх, должно определить по мере заслуг награждения, по мере преступлений наказания.

6) Чтоб в учреждении разных академических департаментов положено было пропорциональное разделение. В противном случае будет Академия подобна некоторому безобразному телу, которое от болезни, неравное питание членов производящей, имеет те части больше и тучнее, которые в здравом состоянии должны быть равны или меньше.

7) Дабы Академический регламент был наблюдаем строго и порядочно, для того положить и утвердить, чтоб не делать в противность оного отмен без высочайшей монаршеской воли по примеру других команд и предписать точные и обстоятельные пределы, до которых главные командиры в нечаянных приключениях отмену чинить могут, и что с общего членов согласия, что сами собою.

Сочинитель академического стата и регламента, приняв сие важное дело на себя, не имел перед собою таковых необходимо нужных оснований, что из следующих явствует.

В противность первого основания большая часть нового стата и регламента сочинена по бывшему прежде, а особливо в краткое время пред оным испорченному академическому состоянию. Например:

1) Канцелярия учреждена таким образом, как тогдашние обстоятельства, а не самая справедливость по приличности ученого корпуса требовала на все будущее время, ибо члены в ней положены советник и асессор, которые в науках и языках некоторое понятие имеют, то есть Шумахер и Теплов. Но если бы оба они были люди великого учения и, как ныне, оба статские советники, то бы конечно, в стате тогда положены были в Канцелярии два статские советники, оба великого учения. [344]

2) В Астрономическом классе положен калкулатор только для того, что был тогда профессор Винсгейм, который ни к чему больше, как календари сочинять, был способен. В других академиях такие члены под сим именем не бывают, и у нас адъюнкт астрономии то исполнять должен.

3) Ректором Университета положен историограф, то есть Миллер, затем что он тогда был старший профессор, и сочинитель был об нем великого мнения. И если б Миллер был юрист или стихотворец, то, конечно, и в стате ректором был бы назначен юрист или стихотворец.

4) Историографу придан переводчик китайского и маньчжурского языков, то есть Ларион Россохин. Однако если бы Россохин вместо китайского и манчжурского языков знал, например, персидский и татарский, то бы, конечно, в стате положен был при историографе переводчик персидского и татарского языка.

5) В европейских государствах, которые ради отдаления от Азии меньшее сообщение с ориентальными народами имеют, нежели Россия по соседству, всегда бывают при университетах профессоры ориентальных языков. В академическом стате о том не упоминается, затем что тогда профессора ориентальных языков не было, хотя по соседству не токмо профессору, но и целой Ориентальной академии быть бы полезно.

6) Каждая наука в Академии имеет равное достоинство, и в каждой может быть равенство и неравенство профессорского знания, ибо иногда может быть в числе их чрезвычайного учения физик, иногда ботаник, иногда механик или другие, иногда в тех же профессиях — пошлые люди, а иногда и один многие науки далеко знает, хотя определен к одной профессии. Итак, вообще рассуждая, должно положить всем профессорам равное жалованье, а прибавку чинить по рассмотрению достоинств и службы, ибо весьма бы обидно было великому ботанику, каков ныне Линней, иметь по штату 860 рублев, а высшему математику, каковые нам весьма из посредственных рекомендованы, дать 1800 рублев. Притом для неравности положенного жалованья студенты больше стараются о тех науках, где оное велико, что уже примером оказалось, затем что большая часть студентов к математике старание приложили, ведая, что высшему математику жалованье велико и притом, сидя в своей камере или гуляя в саду, может отправлять свое дело. Химику жалованье положено 860 рублев, и притом должен он в уголье, в саже и в вредных парах обращаться. Сие произведено, смотря на тогдашние обстоятельства, что сочинитель жалованье положил алгебраисту 1800 рублев для Ейлера или Бернулия, астроному 1200 для выписания славного ж человека, анатомику 1000 для Бургава; прочим по 860 и 660-ти. Но если б Ейлер (или Бернулий) был таков химик или ботаник, каков он математик, то [345] без сомнения положено бы жалованье было 1800 рублев химику или ботанику.

7) О небытности президентской весьма часто в регламенте упоминается, яко бы то было нужное и законами утвержденобыть достойное дело. Мне кажется, что сочинитель воображал себе твердо тогдашнее самовластие шумахерское, при котором президентов по большей части не было или когда и были, да всегда почти его слушали, что и ныне удержать всякими мерами старается его наследник.

8) Вредительнее всего и поносительнее российскому народу(а напечатан Регламент на иностранных языках), что сочинитель в должных постоянными быть российских государственных узаконениях положил быть многим иностранным в профессорах и в других должностях, которые сначала по нужде выписываются, и тем дал повод рассуждать о нас в других государствах, якобы не было надежды везде иметь своих природных россиян в профессорах и в некоторых других должностях, затем что смотрел на тогдашнее состояние, а законы служить должны в будущие роды. Что иное подумать можно, читая в регламенте о выписании высшего математика и других профессоров, о бытии адъюнктов переводчиками у иностранных профессоров, о переводе книг профессорских, о контрактах с иностранными профессорами, о иностранных канцеляристах и провизоре типографском (смотри 5, 9, 13, 26, 50 пункты и табель стата) (Речь идет о соответствующих параграфах «Регламента Академии наук и художеств в Санктпетербурге 1747 г.». См. в кн.: Уставы Академии наук СССР. М., 1974, с. 40—61). Чтоможно подумать как сие, что Санктпетербургская Академия наук ныне и впредь должна состоять по большей части из иностранных, то есть что природные россияне к тому неспособны.

В противность второго основания, против распространения наук в России в регламенте отнята вся надежда к произведению в высшие чины профессоров. В других государствах, несмотря на их множество, ниже на то, что большая часть не из дворянства, производят профессоров в советники правительства, в статские и тайные, и сверх того в знатное дворянство, то есть в бароны, и даются им кавалерии. В регламенте академическом капитанские ранги по-старому профессорам оставлены, адъюнктам и никаких не дано, и словом рангов не расположено, чем бы к учению иметь ободрение. И для того дворяне детей своих охотнее отдают в Кадетский корпус, нежели в Академию, ибо, положив многие годы и труды на учение, не иметь почти никакой надежды далее произойти, как до капитана, есть главное отчаяние всему дворянству и опасность вступить в Академию, а если бы ранги расположены были, то дворяне, возымели бы охоту не меньше к наукам, как к военному искусству, и чрез то бы [346] из Академии в статских чинах ученые дворяне размножились и честь наук возвысили.

Хотя ж бы дворяне в академическую службу вступить не похотели, то по последней мере вступали бы охотнее разночинцы однако размножению наук по силе нового стата быть почти нельзя. Во-первых, студентов положено 30 человек: весьма мало по великой сумме. В немецкой земле университеты наполнены многими тысячьми и хотя по большой части учатся на своем коште, однако и в самых посредственных содержатся на жалованье больше, нежели здесь.

Школьники в Гимназии не по пропорции студентов положены. Сочинитель не рассуждал здесь обще о человеческом роде, 1) что молодых больше умирает, нежели кои старее, так что едва сороковый человек до 30 лет доживает, для чего школьников много больше надобно, нежели студентов; 2) не рассудил того, что не всякий школьник в студенты годен быть может по разности понятия и прилежания; 3) хотя иной остроумен, да по разным обстоятельствам далее произойти не может. По всему сему должно было положить больше школьников, нежели студентов, однако в стате положено студентов 30, а школьников 20 человек. Ежели сочинитель думал о безжалованных школьниках, то должен был думать и о безжалованных студентах, а жалованные школьники должны иметь перед жалованными ж студентами всегда свою пропорцию.

Другие европейские государства наполнены людьми учеными всякого звания, однако ни единому человеку не запрещено в университетах учиться, кто бы он ни был, и в университете там студент тот почтеннее, кто больше научился, а чей он сын, в том нет нужды. Здесь, в Российском государстве, ученых людей мало: дворянам для низкости и неимения рангов нет ободрения; в подушный оклад положенным запрещено в Академии учиться. Может быть, сочинитель думал, что Российскому государству великая будет тягость, ежели оно 40 алтын в год потеряет для получения ученого россиянина, но пусть хотя бы и 40 алтын жаль было, а не жаль бы 1800 руб., чтобы иноземца выписать; однако чем те виноваты, которые, состоя в подушном окладе, имеют такой достаток, что на своем коште детей своих в науку отдать могут? И для чего выключены все глухо, не различив хороших людей посадских от крепостных помещичьих?

В противность третьего основания не смотрел сочинитель на примеры других академий, а больше всего:

1) В расположении академических классов, которое не токмо с чужестранными академиями несходно, но и здравому рассуждению противно и ясно показывает незнание его в науках. Ибо в астрономическом положен калкулатор, которого имени в других Академиях не слыхано, физический класс разделен на два, на физический и на физико-математический, якобы [347] астрономия также в математике купно и в физике участия не имела, равно как механика! Для алгебраиста одного целый класс сделан.

2) В Университете положил учиться просодии, школьному делу, и точно до Гимназии надлежащему, а опустил разделение профессоров на факультеты: нужное дело.

3) О расположении и содержании Гимназии ничего в регламенте не упомянуто, быдто бы голова и верхние части тела могли стоять без ног, или лучше все бы тело не требовало для своего питания и содержания пищи.

В противность четвертого основания, первое, запрещено академикам в другие науки вступать, кроме своей профессии, чрез что пресекается не токмо нужное сношение, но и союз наук и людей ученых дружба. Ибо часто требует астроном механикова и физикова совета, ботаник и анатомик — химикова, алгебраист пустого не может всегда выкладывать, но часто должен взять физическую материю, и так далее. Того ради, советуя друг с другом, всегда должны будут иметь дружеское согласие. Сверх того, разве то противно наук происхождению, чтобы анатомик знал химию и писал свои в ней изобретения? Или что он выдумал, то отдать химику и чрез то потерять часть своей славы? Вольность и союз наук необходимо требуют взаимного сообщения и беззавистного позволения в том, что кто знает упражняться. Слеп физик без математики, сухорук без химии. Итак, ежели он своих глаз и рук не имеет, у других заимствовать должен, однако свои чужих лучше и нельзя запретить их употребления.

В противность пятого пункта не положено в академическом штате ни добрым ободрения, ни злым наказания, без чего никакое учреждение стоять не может, но всегда к развращению и разрушению клонится, что и самым делом в Академии оказалось, в которой напрасные штрафы наглым образом налагаются; напротив того, заслужившие достойного награждения лишаются, недостойные снабдеваются.

В противность шестого пункта что учинено, то весьма явствует, ибо ежели кто сличит Академию, Университет и Гимназию с художествами, ясно увидит уродливое тело. О сем обстоятельно показано в приложениях № ... (Приложения не сохранились)

В противность седьмого пункта позволено главному командиру в отменении пунктов в регламенте, чего в других регламентах и уставах не дозволяется. Ибо таковые пункты, каков есть последний пункт в Академическом регламенте, приписываются только в инструкциях, а особливо в тех, которые даются в дальные посылки, где в трудных и крутых обстоятельствах невозможно спроситься высшей команды или высочайшей монаршеской воли. [348]

По сему дозволению воспоследовало, что от начала сего стата и регламента по сие время едва ли оставлены несколько пунктов в своей силе. Большее число оных отменялись и нарушаемы были отчасти для трудного исполнения, ибо не в силу дела положены, отчасти и по маловажным причинам для приватных намерений отменены, что все служило к великим в Академии беспорядкам и к пресечению желаемой пользы.

Глава третия

О НЕИСПОЛНЕНИИ ПО НОВОМУ РЕГЛАМЕНТУ И О НЕПРАВИЛЬНОМ УПОТРЕБЛЕНИИ ПОСЛЕДНЕГО ПУНКТА

Хотя некоторые неисполненные пункты в самом деле трудны, чтоб их исполнить, однако сочинителя не извиняют, много меньше его облегчают, но паче отягощают.

1) Актов публичных в год положено три — § 29, однако с нуждою по одному бывает.

2) Три конференции в неделю по три часа назначено, не в силу и некстати, ибо профессоры дома трудятся, а читают свои изобретения только в собраниях. А без чтения напрасны собрания.

3) Опыты, учиненные профессорами, повторять при президенте (§ 22): исполнить невозможно ни президенту, ни профессорам.

4) У книг припечатывать президентскую апробацию (§ 26): никогда не исполнено.

5) Три экзамена в год студентам в президентском присутствии положено (§ 49): никогда не было.

6) Присяга иностранным по силе § [44]: не всегда исполнено.

7) Награждений иностранным за решение задач пять должна Академия ученому свету.

8) Университетский регламент, учреждение Типографии и Книжной лавки, также и других всех департаментов по 44, 54,55, 65-му пунктам: ничего не исполнено.

9) Хотя мало пунктов исполнено по строгости, однако один 55-й наблюден весьма точно, то есть чтобы адмиралтейский регламент до Книжной лавки не касался и о приходах и расходахи о числе книг знать только Канцелярии, а в ревизию счетов непосылать. Однако ежели бы по тому ж пункту содержать Книжную лавку по примеру иностранных, то должно бы вести точный расходам и приходам и числу книг расчет, следовательно, не надобно бы было в справедливом деле оного регламента страшиться.

10) Но не токмо пункты многие не исполнены, но многиеи в противное отменены, без всякой причины, под однем видоми покрытием последнего пункта, по произволению. И спорные [349] между собою дела происходили, например журналы в Конференции членам подписывать и не подписывать, за прогульные часы вычитать и не вычитать из жалованья, членов производить без академиков и не производить без их согласия. В отсутствии президентском доволен был в Канцелярии один Шумахер, в присутствии — понадобились в ней многие члены. Сколько ж чудных перемен учинено со членами, некоторые примеры то покажут. Профессор Браун против своего желания и напрасно отлучен от Академической конференции и Обсерватории, а ныне опять по временам с академиками заседает, как захотят; за долговременные прилежные лекции не получил никакого ободрения. Напротив того, Бургав, не быв в Конференции близ четырех лет из упрямки и ничего для Академии не сделав, получил прибавку жалованья 500 р. Секретарство Конференции взято от Винсгейма к Штрубу, от Штруба опять к Винсгейму, после дано Рихману, Гришеву, от Гришева взято и дано Миллеру — все по пристрастиям, без причин и без совета, а особливо Миллеру, который был изобличен в подозрительных переписках и в недоброхотных рассуждениях о российском народе. Прибавлено ему 500 рублев жалованья и поверена должность российского географа; сие учинено определением, которое явные само себе противности содержит.

От сего всего не токмо многие академики, не токмо вся Академия, но и все отечество страждет, лишаясь плода, чаемого от бесприкладной щедроты великодушныя монархини нашея.

Все сие рассудив, ясно видеть можно, коль близко стояла Академия при конечном своем разрушении, которое вместо славы российской к посмеянию, вместо пользы к ущербу, вместо радости любящим науки к печали служило.

ЧАСТЬ ТРЕТИЯ

О ИСПРАВЛЕНИИ АКАДЕМИИ НАУК

Глава первая

О ИСПРАВЛЕНИИ АКАДЕМИИ ВООБЩЕ

Рассуждая таковое Академии состояние, невозможно сыскать к ее исправлению лучшего способа, как пресечь оные причины, которые привели Академию, то есть: 1) не попустить больше властвовать над науками людям мало ученым, которые, однако, хотят, чтоб их за ученых почитали, каковы показаны выше в первой и второй части; 2) чтобы не дать великой власти чужестранным тем, в которых некоторое к ученым россиянам недоброжелательство примечено; 3) вышепомянутый регламент отменить, [350] для того что 1) не утвержден на крепких основаниях, как выше показано, 2) что излишествами не по своей краткости наполнен, 3) не внесены самые нужные пункты, и словом во всем недостаточен, 4) нет в нем доброго порядка: часто заднее напереди, переднее назади поставлено, и смешаны материи разного рода, например пункты, до регламента надлежащие, смешаны с статом.

Приступая к важному сему делу, во-первых, должно сверх вышеписанных оснований в уме и в сердце твердо положить, чтобы во всем его произведении наблюдать высочайшее намерение е. и. в., простирающееся к пользе и славе отечества, и всегда иметь в памяти беспримерное ея к наукам щедролюбие, и ради того всячески страться и блюстись, чтобы не дать ни малейшего места какому пристрастию или небрежению, и ничего не упустить, что к скорому распространению наук в России и к сравнению или паче превышению иностранных академий в Европе процветающих, служить может, ибо нам помыслить нельзя, чтобы когда благополучнейшего времени к совершенному своему возвращению науки могли дождаться, каким ныне под великодушным царствованием великия Елисаветы пользоваться могут. Пропустив без пользы сей от бога дарованный случай, сие несказанное его благодеяние и благоговение, в толь щедрой и человеколюбивой монархине нам дарованное, не токмо в своей совести грызения терпеть принуждены будем, но и перед всем светом, у всех будущих родов прослывем ленивыми, малодушными, неблагодарными и таковых великих благодеяний и щедрот недостойными.

Глава вторая

О СТАТЕ АКАДЕМИЧЕСКОМ

Академические департаменты суть следующие:

1. Канцелярия.
2. Академическое собрание.
3. Университет.
4. Академия художеств.
5. Библиотека и Кунсткамера.
6. Гимназия.
7. Географический департамент.
8. Переводческая экспедиция.

Стат Академического собрания

В Академическом собрании должно быть для высоких наук трем классам: математическому, физическому, историческому. Сие разделение имеет свое основание на познании человеческом, из которых нижнее представляет вещи просто, без изыскания [351] причин и без выкладки, однем историческим описанием, второе, или среднее, познание представляет вещи с причинами, по физическому рассуждению, третие, или высшее, познание сверх показания причин, утверждает оные математическим исчислением.

Должность сего собрания состоит главно в том, чтобы изобретать новые в высоких науках вещи и изобретенные рассматривать общим советом. Никак не можно тому быть, чтоб всякий профессор мог рассуждать о всех других науках. Для того надлежит быть во всякой науке трем членам, как то по большой части состоит в Парижской академии наук.

Канцелярия

Президент                              3000
Вице-президент                      1800
Проректор Университета.
Старший академик.
Инспектор Гимназии.
Библиотекарь.
Эконом из профессоров.
Членам заседать по рангам, считая старшинство.
Два секретаря — один по наукам, другой по экономии.
Протоколисты.
Регистраторы.
Два канцеляриста.
Два подканцеляриста.
Десять копиистов.
Сторожей шесть.
Комиссар.
Счетчик.

Академическое собрание

Математический класс

Ординарный член высшей математики.
[Ординарный член] астрономии.
[Ординарный член] механики.

Физический класс

Ординарный физик.
[Ординарный] медик.
[Ординарный] химик.

Исторический класс

Ординарный анатомик.
[Ординарный] ботаник.
[Ординарный) металлург.

[352]

Секретарь Конференции не надобен, затем что есть Канцелярия. У каждого класса по одному экстраординарному. У каждой профессии по адъюнкту.

Нотариус.
Архивариус.
Канцелярист.
Три копииста.
Два сторожа.

Сверх сего к вышеписанным принадлежат:

Лаборатор.
Садовник.
Просектор из адъюнктов.
Почетных членов 10.

Университет

Проректор.

В Юридическом факультете

Профессор общих прав.
[Профессор] российских прав.
[Профессор] истории и политики.

В Медицинском факультете

Три профессора из академиков.

В Филозофском факультете

Профессор филозофии и физики.
[Профессор] математики из академиков.
Профессор красноречия и словесных наук.
Профессор древностей и ориентальных языков.

Тридцать студентов.

Два педеля.

Писарь при университетских собраниях.

Четыре сторожа.

[353]

Глава третия

О РЕГЛАМЕНТЕ АКАДЕМИИ НАУК

Из предложенной табели академического штата довольно явствует, что толь разных департаментов распорядок требует не токмо больше, нежели Теплова, знания и смыслу (которые он притом по большей части в коварства употребляет), но и самому ученому человеку, главное свое старание к пользе отечества простирающему, одному тягостен будет. Итак, не токмо по моему мнению, но и по прехвальному и высочайшему примеру, данному от всемилостивейшей монаршеской воли в сочинении нового российского уложения, надлежит поручить сочинение Академического регламента нескольким ученым людям, в которых смотреть следующего: 1) чтобы они были те, которые порядочно продолжали свое учение здесь и в других государств академиях или университетах и тем приобрели знание состояния оных; 2) чтобы они были природные россияне или отдали себя в российское подданство вечно, ибо от сих больше должно ожидать усердия; 3) чтобы они не были участниками нынешнего испорченного академического состояния, ибо опасно, чтобы не стали защищать своих прежних поведений; 4) чтобы в академической службе не имели своих родственников, для которых бы не стали стараться о должностях и чинах, в Академии негодных, или прибавлять в стате жалованья. [354]

Итак, хотя я имею к Академическому регламенту довольно материи, однако оное до нарочного всемилостивейшего учреждения оставляю. Ныне только предлагаю оного план, или оглавления, по департаментам.

Часть 1

О АКАДЕМИЧЕСКОМ СОБРАНИИ

Глава 1. О упражнениях всех академиков вообще и каждого особливо.
Глава 2. О должности секретаря Конференции и других при ней служителей.
Глава 3. О приватных собраниях.
Глава 4. О «Комментариях» и других сочинениях.
Глава 5. О публичных торжествах.
Глава 6. О задачах и награждениях вне Академии.

Часть 2

О УНИВЕРСИТЕТЕ

Глава 1. О ректоре университетском.
[Глава] 2. О лекциях.
[Глава] 3. О диспутах.
[Глава] 4. О произведениях в градусы.
[Глава] 5. О произведении студентов в Гимназии.
Глава 6. О сочинениях университетских.
[Глава] 7. О приеме студентов извне Академии.
[Глава] 8. О посылке студентов в чужие краи на академическом содержании и на их собственном под протекцией) и смотрением академическим.

Часть 3

О АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ

Глава 1. О собраниях и заседаниях.
[Глава] 2. О должности каждого члена и о смотрении над художествами.
[Глава] 3. О сношениях с академиками.
[Глава] 4. О произведениях в мастеры.
[355]

Часть 4

О РОССИЙСКОМ СОБРАНИИ

Глава 1. О упражнениях и должностях членов.
[Глава] 2. О собраниях и заседаниях.
[Глава] 3. О сочинениях их и изданиях.
[Глава] 4. О приеме членов извне Академии.

Часть 5

О ГИМНАЗИИ

Глава 1. О учителях.
[Глава] 2. О расположении часов, в которые учить, и чему, и по каким книгам.
[Глава] 3. О школьных и домашних задачах.
[Глава] 4. О приеме школьников.
[Глава] 5. О содержании школьников.
[Глава] 6. О свидетельстве школьников и о переводе по классам.

Часть 6

О БИБЛИОТЕКЕ И КУНСТКАМЕРЕ

Глава 1. О содержании и расположении Библиотеки и Кунсткамеры.
[Глава] 2. О пускании гостей.
[Глава] 3. О употреблении книг от академических служителей.
[Глава] 4. О выписке книг и всяких вещей в Библиотеку и Кунсткамеру.

Часть 7

О КАНЦЕЛЯРИИ

Глава 1. О должности канцелярской.
[Глава] 2. О заседаниях.
[Глава] 3. О порядках.
[Глава] 4. О смотрении наук и художеств.
[Глава] 5. О содержании жалованной суммы.
[Глава] 6. О содержании и поведении книжной продажи.
[Глава] 7. О прочих делах, до комиссарства и экономии надлежащих.
[Глава] 8. О награждениях и штрафах по всем департаментам.

1764 Не ранее сентября 10—не позднее марта 1765

Комментарии

1758—1759. ЗАПИСКА О НЕОБХОДИМОСТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ АКАДЕМИИ НАУК

Время написания — предположительно 1758—1759 гг. Печатается по: ПСС, т. 10, с. 32—72; Там впервые «Записка» опубликована полностью. Рукопись хранится в ЛОААН (ф. 20, оп. 1, № 1, л. 142—144 об., 160—185 об.).

В 1747 г. был утвержден первый официальный устав Академии, получивший название «Регламент императорской Академии наук и художеств в Санктпетербурге». С тех пор в течение многих десятилетий, вплоть до 1803 г., Регламент стал законом, по которому жила Академия. К сожалению, в разработке этого документа никто из академиков не участвовал. Авторами его были чиновники Академической канцелярии. Основным недостатком Регламента 1747 г. явилось то, что он фиксировал положение дел, сложившееся в Академии к середине 1747-х годов, и не учитывал перспектив развития науки. Поэтому Ломоносов и другие передовые ученые вступили в борьбу за пересмотр этого Регламента, а по существу за создание новых организационных форм и принципов устройства Петербургской Академия.

В 1750-х годах Ломоносов постоянно обращал внимание и критиковал недостатки Регламента 1747 г. и те порядки, которые сложились в Петербургской Академии после его утверждения.

В 1754 г. был издан указ Сената, которым предлагалось всем государственным коллегиям и канцеляриям представить проекты изменений и дополнений к их уставам.

В Петербургской Академии наук эта ответственная работа была поручена асессору И. Тауберту, который при поддержке Шумахера и Теплова к середине 1750-х гг. достиг большого влияния в академических кругах. Поскольку составителями Регламента 1747 г. были именно Теплов и Шумахер, то Тауберт пытался уклониться от возложенного на него поручения, утверждая, что Регламент не требует никаких изменений. Но под влиянием передовых ученых и прежде всего Ломоносова Тауберт был вынужден представить проект предложений по улучшению состояния Академии, который обсуждался на нескольких чрезвычайных Академических собраниях. При обсуждении этого проекта возникли бурные споры и, пользуясь своей [469] властью, Теплов отстранил Ломоносова на некоторое время от участия в Академических собраниях. Несогласный с проектом предложений Тауберта, Ломоносов составил обстоятельный документ, назвав его «Всенижайшее мнение о исправлении Санктпетербургской Академии наук», а затем на его основе написал публикуемую «Записку о необходимости преобразования Академии наук».

По сравнению с другими ломоносовскими документами об изменении положения Академии в этой «Записке» Ломоносов наметил ряд конкретных мер, которые бы способствовали улучшению деятельности высшего научного учреждения страны: во-первых, принятие нового Регламента; во-вторых, введение должности вице-президента и назначение на эту должность отечественного ученого, известного своими научными заслугами; в-третьих, упорядочение состава и деятельности Академического собрания, а также и Университета Академии; в-четвертых, предоставление ученым соответственных чинов согласно «Табели о рангах», что укрепило бы правовое и материальное положение членов Академии; в-пятых, увеличение ассигнований на научную и учебную деятельность.

Несмотря на то что «Записка» Ломоносова не привела ни к каким конкретным действиям со стороны руководства Академии, она свидетельствует о неустанной борьбе ученого за введение демократических порядков в высшем научном учреждении России.

1764. Не ранее сентября 10 — не позднее марта 1765.