О ЗАВОЕВАНИИ КАМЧАТСКОЙ ЗЕМЛИЦЫ, О БЫВШИХ В РАЗНЫЕ ВРЕМЕНА ОТ ИНОЗЕМЦОВ ИЗМЕНАХ И О БУНТАХ СЛУЖИВЫХ ЛЮДЕЙ

Прежде завоевания Камчатской землицы сперва бывал в оной землице промышленной человек Федот кочевщик в 17 человеках, которой из ленского устья пошел с промышленным же Фомою называемым в 7 кочах, из оных кочей два пришли в устье Анадыря реки под коммандою Фомы промышленного, и поселились в Анадырском остроге, которой в то время еще вновь заводился, а третей кочь, на котором Федот был, пришел в устье Камчатки реки, и по оной реке вверх дошел до впадающей в нее по течению с правой стороны Никул речки, которая имеется верстах во 100 ниже Верхнего острогу и ныне Федотовщиною называется, а остальные 4 коча без вести пропали.

На устье помянутой речки Никул Федот с товарыщи (В рукописи зачеркнуто: поставя зимовье (л. 74)) зимовал, а весною на том же коче из устья Камчатки реки в море пошел и, обошед Курильскую лопатку шел по Пенжинскому морю до реки Пареня, где он с товарыщи зазимовал. И той зимы от брата своего за ясырку зарезан, а потом и все оставшие от коряк побиты.

По Федоте кочевщике проведал о Камчатке анадырской служивой Морозко Старицын, будучи в походе противу коряк, а доходил он только до впадающей в Пенжинское море Морошешной реки, и, пришед из походу, объявил о том в Анадырском остроге бывшему тогда прика-шиком Володимеру Отласону, которой, немедля собрав русских людей человек с 90 да несколько юкагирей, пошел для завоевания Камчатки в 7204 году.

Казаков и юкагирей розделил он надвое, с одною частью послал Морозку Старицына по олюторской дороге, а с другою сам пошел на Пенжинское море; Морозко с Атласовым сошелся на Тигиле реке, а с Тигиля пошли они вперед подле Пенжинского моря, и дошли до Голыгиной реки, где из их партии убит один служивой, Голыгин прозванием, отчего оная река и по сие время Голыпшою называегся, а ни бою ли он убит или иным каким образом про то неизвестно.

От реки Голыгиной Володимер Отласов воротился назад и шел тою же дорогою, которою и вперед и, дошед до Ичи реки, зимовал.

Той зимы Морозко Старицын отпросился с двемя иными служивыми на Тигил для свидания с друзьями, от которых друзей они и убиты.

Володимер Отлассв, перезимовав на Иче, перебрался на Камчатку реку, а шел он с Ичи до Хариузовой подле Пенжинского моря, а потом и вверх по Хариузовой до ее вершины; вершина реки Хариузовой из одного хребта с вершиною Крестовой речки, впадающей в Камчатку [750] реку по течению с левой стороны. С вершины Хариузовой шел он вниз по Крестовой речке до ее устья и, пришед до устья, поставил он крест на левом ее берегу.

Оттуда посылал он толмача, прозванием Варыпаева, вниз по Камчатке для призыву иноземцов в ясашной платеж, которого в первом от устья Крестовой речки острожке и убили.

По смерти толмача Варыпаева, Володимер Отласов назад в Анадырской острог поехал. В 7205 году, остзвя на Камчатке в 20 человеках вольницы служивого Потапа Сюркжова, которой, по отбытии Отласова вверху Камчатки, построил два зимовья, где ныне Верхней Камчатской острог, и жил на Камчатке три года, а ясаку с иноземцов не брал, но торговал с ними. Потом и он с товарыщи с Камчатки пошел в Анадырской острог, но на дороге от коряк почти все побиты.

Отласов с коммандою летом и зимою ездили на оленях и юрты с собою возили, а в походе по Пенжинскому морю брал с иноземцов соболи и лисицы, в котором острожке сколько дадут, а по выходе с Камчатки с помянутою збориою казною вышел он в Москву.

В 1700 или 1701 году по выходе с Камчатки Потапа Сюрюкова с товарыщи пришел на Камчатку с немалым числом служивых людей сын боярской Тимофей Кобелев и построил на впадающей в Камчатку речке Каликик по течению ее на левом берегу ясашную избу и несколько зимовей, разстоянием от зимовей Сюрюковых около полуверсты, и брал с живущих по Камчатке реке, близ новопостроенного острога, на Бобровом и на Пенжинском морях иноземцов повольной ясак, сколько в котором острожке дадут.

Между тем анадырские тумаки Андрей Кутьин с товарыщи из Анадырского острогу проведали про живущих на Уке реке, которая впала в Восточное море, иноземцов, и, пришед на оную реку близ устья впадающей в помянутую реку с левой стороны Кальны речки, построили шесть зимовей, и стали брать с оных иноземцов ясак.

Тимофей Кобелев, прожив на Камчатке года с полтора, поставя в Верхнем остроге закащиком Семена Ломаева, поехал назад в Якуцк с ясашною казною, а путь его был из Верхнего острога батами до устья Еловки реки, и вверх по Еловке батами, а осеновал он в новопостроенных укинских зимовьях. На усть-Еловке оставил он несколько человек вольницы и велел им зимовья построить и ясак збирать с шантальских иноземцов, которые в то время еще неплатенные были. Из укинских зимовей нартами ж. Помятнутой Укинской хребет очень высок, так что до Анадырского острогу. Из Анадырска вышел он в Якуцк, а из Якуцка в Москву.

На место Тимофея Кобелева приехал из Якуцка сын боярской Михайло Черкашенин, он же и Многогрешной в 50 человеках служивых.

Путь он имел от Анадырска до Пенжины реки нартами, от Пенжины до устья Лесной байдарами, а от Лесной до Ваемпалки реки, и вверх по Ваемпалке до самой ее вершины, и от вершины поднявся на укинской хребет до вершин укинских и в них по Уке реке до укинских чимовей нартами ж. Помянутой Укинской хребет очень высок, так что на него целые сутки взнимаются.

Из укинских зимовей Михайло Черкашенин, взяв с собою Андрея Кутьина и несколько человек его партии, пошел весною нартами на Камчатку и, пришед до речки Еловки, Андрея Кутьина в 40 человеках послал вниз по Камчатке реке для завоевания неплатежных камчадалов, а сам с малыми людьми поехал в Верхней Камчатской острог.

Андрей Кутьин с товарыщи, отошед верст с 50 от речки Еловки, такое имел нещастие, что камчадалы врасплох на него напали и человек с пять из них убили, а потом как они справились, то камчадалы в острожек свой, Тушашеры называемой, засели, к которому казаки [751] с неделю приступали, но взять не могли. И многие на тех приступах переранены, между ими и коммандир их Кутьин.

Оттуда возвратился оной Кутьин в Верхней Камчатской острог без всякого успеху. И следующей весны поплыл по Камчатке реке со служивыми людьми, и всех живущих по Камчатке немирных камчадалов в ясач привел, иных ласкою, а иных войною, возвратился в Верхней острог. Едучи в оной острог, ясашную избу и зимовья с Еловки реки перенесть велел на Камчатку реку, а завел острог немного повыше ключей, а ниже Еловки расстоянием верст с 5. И поставил им закащика Ивана Поливанова. Того же лета, оставшие в укинских зимовьях, служивые Кутьнной партии просили письменно прикащика Черкашенина, чтоб их перевесть на Камчатку, по которому их прошению оной Черкашенин с Уки на Камчатку их перевел, и поселил в новопостроенном Нижнем остроге вместе с оставленными от Кобелева служивыми.

По возвращении в Верхней острог Андрея Кутьина с юварыщи, прикащик Черкашенин августа 6 дня отправил служивых 15 человек на Большую реку к служивому Данилу Беляеву, он же Имикыз, которой на Большой реке от ясашных зборшиков остался и живет там своевольно, и велел оным служивым на Большой реке острог построить и аманатов с тутошных камчадалов побрать, котооые, пришед на Большую реку, той же осени ясашную и казенной анбар и зимовья построили.

1704 году августа около 15 числа прикащик Черкашенин, оставя в Верхнем Камчатском остроге закашиком Семена Ломаева с ягашною казною, которая состояла в 40 сороках соболей в 600 лисиц да бобрах в 50, в Анадырской острог на оленях поехал, а путь имел он по вершинам впадающих в Пенжинское море рек.

В бытность свою на Камчатке построил он острог над рекою Камчаткою близ Сюрюковых зимовей, и ясашную и зимовья с речки Каликик перенесть велел, он же ясашных иноземцов поимннно в книгах записывать начал, и кто при зборе ясака соболя принес, оного в соболя, а кто лисицу того в лисицу обложил.

По отбытии с Камчатки Михаила Черкашенина того же 1704 году той же осени сентября 25 приехал из Якуцка прикащиком на Камчатку сын боярской Василей Михайлов сын Колесов, которой зимою брал ясак, а весною по челобитью большерецких иноземцов послал он бывшего закащика Верхнего острогу Семена Ломаева в 40 человеках на живущих на Курильском озере курильских мужиков, которые тогда еще не в платеже были; у оных мужиков построен был на отпрядыше крепкой острожек, а в нем сидело их немалое число, под которых походчи 4 недели стояли и взять не мсгли, но как потом от голоду большая часть мужиков из острожка ушли, то остальные служивых в острожек пустили. В то время их человек с 20 в ясак приведено.

Прикащик Василей Колесов, ясак собрав на 1705 и на 1706, того же 1706 году выехал с Камчатки, оставя в Верхнем Камчатском остроге закащиком Федора Анкудинова, в Нижнем Федора, Ярыгина, а в Большерецком Дмитрия Ярыгина, поехал с Камчатки в майе в Анадырской острог байдарами по Пенжинскому морю, которых про него нарочно зделано было на Хариузовой и на Тигиле реках 17, а в провожатые взял с собою со всех трех острогов 30 человек служивых. И осенью уже приехал на Пенжину реку, где он охотников человек с 20 оставил, которые, перезимовав на Пенжине, пошли на Камчатку возвратно.

Между тем большерецкие иноземцы изменили и острог сожгли и бывших в нем служивых без остатку побили. В то же время на Бобровом море тугошные иноземцы ясашного зборщика Ивада Поливанова в 5 человеках убили, ибо, по сказыванию служивых, иноземцы, видя что служивых вновь не приежжает, но все те же, и думая, что оные [752] заплутовавшись в своей земле к ним збежали, к тому ж слыша, что посланных на смену Колесову из Якуцка Федора Верхотура да Василья Шелковникова на Тумлатах олюторы убнли, и думали всех русских перевесть, надеяся на олюторов и коряк, в том что хотя некоторые из русских на Камчатку и поедут, на дороге их побьют.

Вышеозначенные охотники, дошед до реки Тигиля, на двое розделились, из которых половина пошла в Верхней Камчатской острог, а другая байдарами пошла на Большую реку, не ведая, что Большерецкой острог разорен.

В проезде, где они приставали к иноземческим острожкам, ясашные иноземцы о разорении Большерецкого острога ничего им не сказывали, только говорили, чтоб бережно ехали.

Как они до реки Утки доехали, которая от Большой реки в 22 верстах, то их иноземцы честно встретили и дарили их и просили, чтоб до них милостивы были, а ночью их перекололи, только осталось из них 3 человека здоровых да двое раненых, которые в байдаре назад пригребли на Конпакову реку.

1707 году в июне месяце приехал на Камчатку вторично Володимер Атласов и, прожив лето, зимою послал на Бобровое море в поход Исака Таратина человеках в 70, а при каждом русском было по камчадалу. Они до Авачинской губы никаких противников не видали, а близ Авачинской губы, как они стали ночевать, служивые люди подсмотрели многое множество байдар и батов в помянутой губе, а иноземцы, подсмотря также русских, думали, как им на русских напасть ночью или днем, и удумали ждать их на дороге и напасть на них нечаянно, а понеже их было сот с восемь, то они уговорились, чтоб русских не бить, а вязать и розвесть по острожкам и держать их в холопях, чего ради каждой иноземец имел при себе долгой ремень.

Таратин с товарыщи, переночевав, пошел к Авачинской губе, наперед себя послал он ертаульщиков 15 человек, а недалеко за ними и сам шел, а иноземцы в то время близ дороги в лесу скрылись и, пропустя ертаульщиков, напали на казаков задних и билися с ними немалое время; на том бою побито казаков 6 человек да несколько ранено, а из иноземцов малое число живых ушло, но все почти побиты.

По возвращении из походу Исака Таратина с походчики служивые люди Володимера Атласова с приказу сменили и в тюрьму, а по их в казенку, его посадили, а какие за ним усмотрели подозрения, о том неизвестно, а на место его выбрали закащиком Семена Ломаева.

Володимер Атласов, неведомо каким образом, свободясь из казенки -- тюрьмы, уехал в Нижней Камчатской острог, но и там его в прикащики не приняли, только жить ему в остроге не возбранили.

На смену Володимеру Атласову ехал из Якуцка сын боярской Петр Чириков, которой, зделав на Пенжине реке несколько кочей, пошел было на Камчатку, но из оных кочей один розбило около Подкагирной реки и из бывших на оном коче служивых большую часть иноземцы побили, а остальные 6 человек пришли на Камчатку, а прочие кочи, носивши несколько времени по морю, около Пенжины ж выкинуло, и из них также несколько на Пенжине побито, а с остальными Петр Чириков воротился в Анадырской острог.

Той зимы приехал из Якуцка в Анадырской острог сын боярской Иван Панютин со служивыми, которому велено было доступать Большую реку, которой при начатии весны пошел с Чириковым вместе на Камчатку, а шли по Олюторскому морю, из них Ивана Панютина и несколько служивых на реке Панкаре убили, а Чириков пришел человеках в 70 на Камчатку 1709 году в октябре месяце.

Приехав на Камчатку, будто он за денежное годовое жалованье, [753] давал служивым по 5 аршин холста или по 3 золотника табаку, а сам он принял за них служивых жалованье деньгами, да будто он же за побитых служивых людей жалованье на себя перевел, а которые служивые о том его обличали, мучил различно, и оттого будто на него служивые все вознегодовали, однакож ему до прибытия перемены от приказу не отказали.

В бытность свою посылал он в поход на Пенжинское море на Конпакову реку служивого Ивана Харитонова в 40 человеках, ибо конпаковские иноземцы в то время изменили и ясаку платить не захотели.

Помянутой Харитонов пошел из Верхнего острога генваря в первых числех, и, пришед под Конпаковской острожек, стоял с неделю времени, а взять его не мог и возвратился в Верхней острог без успеху, потеряв под острожком одного человека, которого на приступе убили и многих притом ранили.

Весною апреля в первых числах на тех же конпаковских изменников посылан был от прикащика Чирикова анадырской тумак Андрей Кутьин в 50 человеках, которой Конпаковской острожек взял и главных изменников переколол, а с прочих ясак собрал попрежнему.

Походы служивым не бескорыстны бывали, ибо они, побив мужиков, жен их и детей брали к себе в холопство, отчего до розыску бывшего 1734 и 1735 году у каждого служивого человека по 10, а у богатых человек по 40 холопей, по их ясырей, было, им покупать и продавать и пропивать и в карты проигрывать их вольно было. Ныне почти все холопи по силе ее императорского величества указу на волю отпущены.

В его же Чирикова бытность между Жупановой рекою и Шипунским носом выкинуло японскую бусу пустую, ибо бывшие на оной бусе японцы прежде того за несколько времени с оной бусы съехали на малом павозке и пристали к реке Березовой, где их тутошные иноземцы по себе розобрали.

Прикащик Чириков, известись о помянутой бусе, человеках в 50 сам пошел к означенной бусе, из Верхнего острога июля в последних числах, и пришед к означенной бусе, ни товару, ни людей не нашел, только некоторые служивые нашли в них золотых, серебряных и медных японских денег малое число, а судно все розбито было.

В то же время близ японской бусы выкинуло кита на берег, где иноземцов множество собралось весновать, между которыми и японцы были, оные изменники иноземцы, увидя служивых людей, по чащам леса и по каменьям розбежались, а японцев человека три, усмотри служивых людей роспущенное знамя, выбежали к ним, да двоих из них посыланные на авачинских изменников для призыву служивые вывезли, а иные между иноземцами померли, а сколько всех их на той бусе было, о том неизвестно, только некоторые слыхали от них, японцев, что их на бусе, как носило, немалое число померло, между которыми и командир того судна, а носило их по морю около трех месяцев, а судно де их было перевозное, на котором перевозили товары из города в город.

Прикащик Чириков от японской бусы доходил до Островной реки, и изменников тех рек усмирил и привел попрежнему в ясак.

С Островной реки отправил он служивого Ивана Харитонова в 40 человеках для взятия Большой реки, а сам оттуда возвратился в Верхней Камчатской острог.

А Харитонов с товарыщи, пришед на Большую реку, обсадил острожек иноземческой, которой был построен немного пониже Каликина или Опачина острожка. Немного времени спустя иноземцы его, Харитонова, со служивыми без бою пустили в острожек и обещались ясак платить, а сами думали, как их перевести.

Между тем стали приежжать к Харитонову в острожек нижних [754] острожков тойоны и говорить ему, чтоб он из того острожка выехал и был бы на низу, где б де всем тойонам недалеко было к нему ездить, и кормом их вспомоществовать, на которые их речи Харитонов здался, хотя ему служивые о том и спорили и говорили, что обман, однакож он их не послушал и поплыл на низ батами.

Бывшие на батах в каюрах иноземцы завезли их в протоку очень быструю и тесную и, выскоча из батов, стали служивых побивать, а на берегах той протоки были другие иноземцы, которые там под скрытом сидели и дожидались их, которые в то же время из луков по них стреляли и убили из них 12 человек, сверх того многих переранили, а остальные едва отбиться могли и оттуда ночным временем побежали на Камчатку, а в дороге у них от голоду человека с три умерло.

Между тем временем 1710 году в сентябре месяце приехал Чирикову на смену из Якуцка казачей пятидесятник Осип Миронов и, немного времени прожив, получил весть о учинившемся посыланным на Большую реку служивым нещастии чрез Ивана Козыревского, которой от оставших служивых в дороги наперед послан был в острог для привезения им навстречу корму. Оного Козыревского того же часу, как он приехал, велел посадить Миронов в казенку. После того также и многих иных служивых из взятков сажал он в казенки, некоотрых и кнутом бил, понеже прежде сего прикащикам указом велемо было и кнутом бить, сверх того за жалованье давал служивым табак по камчатской цене.

Декабря в первых числах отпустя служивых по иноземцам за ясашным збором сам он, Миронов, поехал в Нижней острог, оставя в Верхнем остроге закашиком Алексея Пещерина, а при отъезде будто он грозил, что де по возвращении своем из Нижнего человек пять и больше он повесит, а иных кнутьем перебьет. И все вышеписанное не без сумнения, ибо служивые все себя оправляют, а их прикащиков винят.

По отбытии его служивых человек с 20, между которыми главные были Данило Анцыферов, Харитон Березин, Иван Козыревской, Григорей Шибанко, Алексей Постников удумали его Миронова убить, и как он, Миронов, в 1711 году генваря в последних числах в Верхней Камчатской острог из Нижнего воротился, то его за полверсты, не допустя до острогу, служивые бунтовщики встретили и из них Харитон Березин его, Миронова, ножем зарезал. В то время, как помянутые бунтовщики служивые Данило Анцыфоров с товарищи Осипа Миронова убили, был в Верхнем остроге бывшей прикащик Петр Чириков, которого они также убить хотели, но он несколько времени у них упросил, чтоб богу помолиться, на что оные бунтовщики и склонились и отдали его на поруки жителям Верхнего острогу служивым людям Лазарю и Кирилу Бекеревым, и приказали им, чтоб его хранили, а сами, прибрав к себе многое число служивых, с которыми обещалися они прикащичьи живогы разделить, пошли в Нижней Камчатской острог, где был в то время бывшей прикащик Володимер Атласов.

Пришедши под Нижней острог тайно, и ставши за протокою Камчатки реки, составили они ложную грамоту к Володимеру Атласову и послали оную с тремя служивыми с Григорьем Шибанкою, да с Алексеем Посниковым, да с Наянковым, которые, пришедши к Володимеру Атласову, подали ему помянутую составную грамоту, и как он стал читать помянутую грамотку, то ево Григорей Шибанко нечаянно ножем в бок заколол, а в то время при Володимере Атласове никово не случилось, и так оным убийцам к прочим бунтовщикам без вреда уйтить удалося.

Оные бунтовщики, получа известие о убийстве помянутого Атласова, пришли в Нижней острог без всякого опасения и, выбрав себе самые лусчие квартеры, жили в помянутом остроге с месяц, а между тем розделили они по себе пожитки Володимера Атласова, которой [755] пожиток, кроме бобров, состоял в 50 сумах, да сум с 60 его же Атласову пожитку послано было Тигиль реку для перевозки на Пенжину, где в то время байдары делали.

Живучи в Нижнем остроге, бунтовщики никому из жителей обид не делали, кроме того, что многих неволею брали к себе в партию; они все во оном остроге, что им надобно было, покупали дорогою ценою, что из того видеть можно, что они за добрых собак давали свыше дватцати лисиц. Из Нижнего острогу пошли они в Верхней острог, чтоб убить прикащика Петра Чирикова, которого они скованного в Камчатку реку и бросили, обещался его в живых оставить, ежели он выплывет. И хотя он Чириков с великою нуждою до берегу и добился, однакож они своего обещания не сохранили, но палкою его убили. О Чирикове некоторые говорят, что де бунтовщики его убить не хотели, но, уже убивши Атласова, удумали и его убить, рассуждая, ежели де его им живого оставить, то де он будет доступагь животы побитых прикащиков и голов де их, а иные говорят, что его в (воде шестом убили, а к берегу принесло его мертвого. А убивши их, писали в Москву повинную челобитную, в которой они объявили, за что оных прикащиков убили.

А чтоб за вышеописанное их убийство от смертной казни свободиться, то вышеобъявленные убийцы Данило Анцыфоров, Харитон Березин с товарыщи, собравшись до 75 человек, пошли в марте месяце 1710 году на Большую реку для построения вновь там острога и для приведения попрежнему в ясашной платеж большерецких изменников.

Оные убийцы пришли на Большую реку в первых числах апреля месяца и в недолгом времени розбили они иноземческой острожек, где ныне Большерецкой острог, а, розбившн, засели в него. На приступе убили из них трех человек служивых. Во оном острожке жили они до маия месяца того же году.

Маия 22 дня приплыло под новопостроенной острожек сверху и снизу Большой реки великое множество батов, а в них было Пенжинского моря авачинских и курильских иноземцов числом около трех тысяч, которые пришли для взятья своего острожка, и того дня как помянутые иноземцы на берег вышли, ходя около острогу всячески служивых устрашали, грозя не стрелами, но шапками побить их.

Маия 23 дня ололо полудни служивые вышли против иноземцов на вылазку, которые, как только увидели служивых, стали от острогу дале отходить, а служивые, выпаля по них несколько раз из оружья, бились на копьях до самого вечера и иноземцов множество побили, а большая часть их потонула в Большой реке, как с бою бежали, а остальные в малом числе убежали; на оном бою служивых убито три человека да несколько ранено.

Спустя несколько времени после победы служивым людям все оставшие большерецкие иноземцы без бою покорились, и стали ясак платить попрежнему.

Того же году августа в последних числах приехал на Камчатку прикащиком сын боярской Василей Щепеткой, о которого прибытии уведав в Большерецком Данило Анцыфоров приехал к нему в Нижней Камчатской острог и отдал ему зборную ясашную Большой реки казну. Отпущен от него возвратно закащиком в Большерецк.

Оной Анцыфоров ехал по Пенжинскому морю, а дорогою бывшую тогда в измене Конпакову и Воровскую реки усмирил и привел иноземцов тех рек в. ясашной платеж попрежнему.

Приехав на Большую реку, пошел он февраля в последних числах на Авачю реку для покорения авачинских изменников, оставя в Большерецке закащиком Ивана Козыревского.

Авачинские иноземцы, уведав о походе к себе Данила Анцыфорова, [756] зделали к прибытию его крепкой балаган и потайную дверь, которая бы сверху опущалась, и как он, Анцыфоров, к ним приехал, то они его приняли чесно и обещались ясак платить, и дали ему в аманаты лутчих мужиков.

А понеже построенной обманной балаган всех прочих был просторнее и лутче, то Данило Анцыфоров со всеми служивыми выбрал себе оной балаган, которой иноземцы следующей ночи зажгли, а при зажигании вызывали они аманатов, чтоб, как возможно, к ним вышли. Они на то ответствовали, что их служивые не выпускают, и чтоб они начатое дело совершали, не жалея себя, только б де неприятели их служивые згорели. И так в нем все служивые без остатку згорели.

Между тем под новопостроенной острог многажды нощным временем большерецкие иноземцы с огнем подходили, чтоб оной острожек сжечь, однакож всегда от него не без урону отбиваны были.

Прикащик Щепеткой, прожив на Камчатке один год, поехал с ясашною казною в Анадырск, а ехал он из Нижнего шитиками по Олюторскому морю.

На Щепеткова место в 1712 году в сентябре месяце приехал на Камчатку прикащиком дворянин Василей Колесов, которому указ дан был, чтоб о убивстве трех прикащиков розыскивать.

По розыске оным Колесовым учинена смертная казнь двум человекам, а имянно Харитону Березину и Григорью Шибанке, из которых Березин повешен, а Шибанке голова отрублена, сверх того несколько человек кнутом да несколько батожьем бито.

По окончании следствия о вышеписанном убивстве и по розыске посылал он служивого Ивана Козыревского с товарыщи на Курильские острова для приведения в ясак курильских мужиков, которой на помянутые острова и ездил и собрал человек с 15 ясаку, от того времени курильские мужики ясак и по сие время платят.

1713 году в августе месяце на смену прикащику Колесову приехал дворянин Иван Енисейской; в бытность его заложена церковь на ключах пониже немного Нижнего острога, которой заведен был от Андрея Кутьина; от того времени стали помалу строиться Нижнего острога жители на ключах, оставя старой острог.

В бытность его прикащиком был поход из Нижнего Камчатского острогу на Авачю реку, где убили Данила Анцыфорова с товарыщи, а было в оном походе служивых 120, да камчадалов 150 человек под командою служивого Никиты Дурынина, которые, пришед под острожек авачинских иноземцов, стояли под ним недели с 2, а между тем приступали они под острожек два раза, а взять его не могли, напоследок его огнем сожгли, и бывших в нем иноземцов, которые во время пожара из острожку выходили, побили, оставя малых людей, которые до пожару своею волею из острожку к ним приходили и ясак платить обещались.

Оттуда походчики пошли на реку Паратунку, где был иноземческой острожек, которой такожде боем взят, а по взятии острожка оставших иноземцов ясак платить принудили.

От того времени на Аваче ясак платить стали иноземцы, а прежде того мало плачивали, но все почти в измене были.

1714 году дворянин Иван Енисейской, оставя над всеми камчатскими острогами прикащиком Ивана Козыревского, поехал с ясашною казною в Якутск чрез Заносье вместе с прежде бывшим прикащиком Васильем Колесовым, взяв с собою в провожатые служивых 20 человек. И пришли благополучно до Олюторского острога.

А в то время в Олюторском остроге был сын боярской якуцкой Афонасей Петров, которой тогда олюторов покорил и построил там Олюторской острог. И для оберегательства оного острога оставя [757] несколько человек, сам с большею частью служивых и с ясашными юкагирями, которые русским против олюторов вспомоществовали, поехал в Якуцк с камчатскими прикащиками вместе Иваном Енисейским и Васильем Колесовым.

Помянутой Афонасей Петров так скуп был, что он завоеванных у олюторов оленей ни с кем не делил, но и ясашным юкагирям продавал их дорогою ценою, отчего оные юкагири все, что у себя имели, на оленях проели, а после того, как им покупать оленей стало не на что, а в долг он, Петров, юкагирям оленей не давал, и оттого они терпели голод, а сверх того пришла из Анадырского острога весть, что все аманаты воспою померли, то они, убояся воспы и не хотя в Анадырск идти, сверх того не стерня голоду, удумали Афонасья Петрова убить со служивыми.

И как камчатские прикащики уехали от него Петрова наперед в Акланской острожек, то его юкагири на дороге убили, а с ним и всех служивых, которые тогда ради случившейся пурги в санках лежали, а убивши их, пришли под Акланской острожек, и велели того острожка корякам камчатских прикащиков убить, от чего коряки прежде отпирались, а потом, как оные юкагири стали им угрожать острожка разорением и убивством, обоих прикащикое Колесова и Енисейского в юрте сожгли, а служивых прикололи, только спаслося 5 человек, которые, пришед в Олюторской острог, а всем вышеписанном оставшим там служивым объявили.

1715 году в июле месяце приехал на Камчатку из Якуцка прикащиком казачей пятидесятник Алексей Петриловской (В рукописи зачеркнуто: которой в бытность свою на Камчатке великие обиды жителям делал).

Того же лета пришло с Ламы судно и пристало на Конпаковой реке, а коммандиром на оном судне был якуцкой казачей пятидесятник Козма Соколов.

Помянутой Соколов, будучи в Тобольске в бытность губернатора князя Матвея Гагарина, в пьянстве похвалился у князя Гагарина, что де он может с Ламы на Камчатку судном пройти. И как на другой день о том допрашивай, помнит ли он, что он говорил, и правда ли, что он может судном пройтить на Камчатку, убояся за ложную похвальбу штрафа, и, нехотя, объявил, что может.

Князь Гагарин, дав ему в Тобольске плотников и мореходов, отпустил его для проведывания пути на Камчатку, которой, приехавши на Ламу, зделал лодью и пошел на море, где он так щасливо путь имел, что в третей день прибежал на Коипакову речку, и с того времени с Камчатки чрез Анадырской острог путь оставлен, кроме того, что зимним временем тем путем с нужными отписками в Якуцк или на Ламу ездят. В то время сидел в Большерецком остроге закащиком Василей Полуехтов, при котором в Лопатке на Мамговой реке курильские мужики Нелюка с товарыщи изменили и многих ясашных мужиков на Опале и на Голыгине и на озере живущих побили, жен и детей полонили и кормы их прижгли, о чем доносил посыланной в ту сторону за ясашным збором служивой Агапит Лопухин и притом объявил, что и остальные ясашные иноземцы, бояся убивства и разорения, живут в бегах и ясаку промыслить не могли, потому что все промыслы отбил помянутой изменник Нелюка с товарыщи и он, Лопухин, к нему Нелюке под острог ходил, и его розговаривал и призывал его попрежнему в ясашной платеж, и на том подзыве и разговоре убили из острогу из лука казака Ивана Попова, а изменники в разговор не далися.

Вышеозначенной камчатской прикащик Петриловской, будучи в Нижнем остроге, великие обиды жителям делал, знатные же сии: уморил [758] он в вилах служивого Алексея Бурова, а с Ивана Козыревского из-за пристрастия взял 30 сороков соболей (В рукописи зачеркнуто: чинимые многие. Между тем, приехав в Нижней острог, прибывший на судне пятидесятник Козма Соколов и, прожив немного в Нижнем остроге, сменил Петриловского с приказу за то, что на него); служивого Алексея Колмогорова, которой показал на него Петриловского дело государево, а он было и хотел его батожьем убить до смерти, которые непорядки видя пятидесятник Коэма Соколов со служивыми с приказу его сменили, а по смене с приказу посадили его под караул, и пожитки его в казну обрали, которые состояли во 140 сороках соболей, в 4000 лисиц красных, в 400 лисиц сиводушных, в 500 бобров, в 300 выдер, в 18 шубах лисьих и собольих, а на его место выбрали Козму Вежливцова.

В бытность его прикащиком изменили на Хариузовой реке иноземцы, которые посланных из Нижнего острогу к обретающемуся на Конпакове реке судну с казною 4 человек служивых людей убили. Они одну зиму в измене были, а после опять ясак платить стали.

Вежливцова сменил присланной из Анадырского острога от Петра Татаринова служивой Григорей Камкнн.

До вышеозначенного прикащика Камкина были все три камчатские остроги под ведением Нижнего Камчатского острога орикащика, и в другие остроги прикащики от него посылались, а не из Якуцка.

А 1718 году в октябре месяце приехали судном, присланные из Якуцка трое детей боярских прикащиками во все остроги, а имянно: Иван Уваровской в Нижней острог, Иван Порогов в Верхней острог, а в Большерецкой Василей Качанов.

Большерецкого острогу прикащик Василей Качанов, будучи на приказе будто чинил как русским, так и иноземцам великие обиды: с иноземцев брал одного соболя в ясак, а себе трех, о чем по смене его Качанова с приказу иноземцы, лутчие тойоны, в Большерецком в приказной избе били челом.

Как некогда случилось ему ехать из Большерецкого острогу в Верхней Камчатской острог, то в небытность его казаки удумали с приказу его сменить, что они и зделали, ибо как помянутой Качанов назад в Большерецкой острог поехал, то он на дороге получил известие, что большерецкие служивые Василей Княжей, Григорей Тюшев с товарыщи учинили без него розбой, и на постоялом его дворе весь его багаж обрали, и приезду его караулят и хотят его убить.

Апреля 18 дня послал он, Качанов, в ясашную избу сына боярского прикащик Василей Качанов посылал 15 числа служивого человека Данила Абалакова просить караульного списку, которому служивый Василей Княжей помянутого списка не дал.

Апреля 18 дня послал он, Качанов, в ясашную избу сына боярского Назара Колесова co служивыми людьми, дав ему указную память, по силе которой велено ему, Колесову, большерецких служивых на караул нарежать и обретающуюся в Большерецком всякую казну и аманатов попрежнему хранить, и о бунтовщиках, ежели которые будут ослушны указу, репортовать, сколько их числом и кто имяны.

Сын боярской Назар Колесов, пришед в ясашную избу, прочел данную ему указную память, а служивые Василей Княжей с товарыщи ему Колесову, от вышеозначенного дела отказали. И из посланных с ним служивых Андрея Петрова били и в казенку посадили, а прежде того многих служивых, которые не с ними в совете, смертно били, а иных в казенку сажали.

Прикащик Василей Качанов, видя помянутых бунтовщиков непокорство и великие обиды, извещал о том детям боярским Петру Мухоплеву, Назару Колесову и казакам, которые к бунту казаков Василья [759] Княжева с товарищи не приобщились, что послан он, Качанов, по указу на Большую реку прикащиком и велено ему как русских, так и иноземцов, ведать судом и росправою, да ему Качанову велено в удобном месте построить город и казенные анбары, потому что ясашная казна будет привозиться со всех острогов на Большую реку, и аманаты всех острогов будут- держаны на Большой реке. И назначено де по указу быть столичному месту на Большой реке и морской пристани.

И по силе оного указу в феврале месяце посылал де он, Качанов, для рубления лесу на вышеписанное строение казаков Григорья Тюшева с товарыщи, которые несколько лесу и срубили, а ныне де оные служивые забунтовали и чинят де остановку в приказанном ему деле.

Между тем чрез тойона Кыкчика реки Акагыша в Большерецком остроге получено известие, что три острога иноземцов Воровской реки изменили и посланных из Большрецкого острота за збором ясашной казны служивых Кирилу Цаплина с товарыщи в 7 человеках убили.

Получа вышеозначенное известие, служивые бунтовщики посылали к Василью Качанову, чтоб он шел в ясашную избу и отправил бы служивых в поход на изменников Воровской реки, а сами они, бунтовщики, сговорились, чтоб его, Качанова, как он в ясашную избу придет, посадить в казенку.

Хотя Качанов и знал, что его бунтовщики хотят посадить в казенку и убить, и он по сие время для того в ясашную избу не ходил, однакож он известился об убийстве служивых по их бунтовщиков просьбе, пошел в ясашную избу, надеяся, что они, опасался иноземческой измены, отложа бунт, в прежнее состояние пришли, но надежда его обманула, ибо как только в ясашную пошел, то бунтовщики, не допустя его до судейского места, оковав, в казенку посадили, а на его место выбрали прикащиком бывшего при Качанове пищика Григорья Попова.

Оной Попов на вышеозначенных изменников того же апреля в последних числах отправил в поход сына боярского Петра Мухоплева с 30 человеками служивых людей, которой маия 2 дня пришел на Воровскую реку и, понеже близ устья батов не было и переправиться через Воровскую реку было не на чем, то он пошел со служивыми людьми вверх по оной реке до иноземческих жилищ для батов, и, пришед в Амшигачев острог, нашел в нем двух стариков иноземцов, которые объявили, что де баты все уведены вверх по Воровской реке, а у них де зделан острожек на Воровской реке на острову, и баты де все с ними.

Оттуда помянутой Мухоплев пошел со служивыми к невозделанному иноземчеекюму острожку, которой острожек зделан был стоячей деревянной, а в стене у него закладены были баты, и, пришед под оной, стал он, Мухоплев, разговаривать их иноземцов ласкою и прошать у них батов для переправы, а они стали по них стрелять из ружья и ранили в то время из них пять человек, да двух человек убили.

Мухоплев видя, что оные иноземцы покоряться не хотят, отошед от их острожку, ночевал, а они той ночи вышли на вылазку и, пришед к табарам, стреляли по них из луков и огненного ружья и многих служивых и ясашных иноземцов, которые были у служивых в каюрах, изранили, а служивые едва их от табар ночью отбили.

Следующего дня Мухоплев со служивыми людьми, приступя к острожку изменническому, стали вал валить и из-за валу оной острожек с бою взяли, а на приступе убили они изменники, из служивых одного только человека, а иноземцов побили они в острожке малое числе, а большая часть из них розбежалась.

По взятии оного острога служивые люди из ясашной казны, которую збирал Кирило Цаплин с товарыщи, не мало число находили по балаганам и у баб в пазухах. Всего нашли 13 соболей, 12 лисиц красных, [760] да лоскутье лисье и соболье, которую казну Петр Мухоплев со служивыми отослал в Большерецкой острог.

Маия 20 дня на Воровской реке нашел он, Петр Мухоплев, Катонача с родниками и звал его попрежнему в ясашной платеж, также просил он, чтоб помянутой Катонач погромную ясашную казну збору Кирила Цаплина, ежели ему что досталось, отдал, и по его, Мухоплеву, призыву оной, Катонач, дал в аманаты сына своего и обещал ясак платить попрежнему безизменно, а ясашной казны у себя не объявил. И означенным походом та измена выведена.

1719 году июля с 15 числа Нижнего острога прикащик Иван Узаровской с прочими поехал на судне возвратно в Якуцк с ясашною казною, а Василей Качанов сидел в казенке по август месяц, а августа 15 дня оной Качанов с прочими с его стороны служивыми, которые в казенке же сидели, ушел, и, пришед в Нижней острог, жил по июня месяца 1720 года, а июня месяца вышел оттуда в Якуцк и в Тобольск, где он о своей обиде бил челом. И по челобитью его бунтовщики большерецкие служивые в Тобольске розыскиваны и в ссылки разосланы.

1719 году в сентябре месяце (В рукописи зачеркнуто: на место Василея Качанова) прислан из Якуцка в камчатские остроги прикащиком сын боярской Иван Харитонов, которой так, как прежние прикащики, управлял всеми тремя камчатскими острогами, а жил в Нижнем остроге.

1720 году в марте месяце вышепомянутой Иван Харитонов пошел в поход на впадающую в Пенжинское море Паллан реку в 50 человеках, чтоб живущих на оной реке иноземцов без бою к ясашному платежу привесть. И пришед на оную реку иноземцов без бою к ясашному платежу привел, а иноземцы не бились с ними для того, что они не войною их, но лукавством убить зговорились. И как помянутой Харитонов со служивыми вошел в иноземческую юрту, то они его, Харитонова, во время ужины с несколькими служивыми нечаянно побили, иные раненые служивые вон выбежали; которые были на отводном карауле, услыша о убивстве своего прикащика, всех их иноземцов в юрте сожгли.

Того же году в августе месяце приехали из Якуцка на Камчатку в Нижней, и Верхней остроги прикащики, а имянно: Алексей Шестаков в Нижней, да Степан Бобровской в Верхней острог.

1722 году был на Камчатке прикащиком якуцкой дворянин Никита Лосев, которой управлял всеми тремя камчатскими острогами, а сменил его якуцкой сын боярской Федор Шелковников 1723 году в сентябре месяце.

Того же году на Большой реке был прикащиком служивой человек Иван Эверстов, при котором курильские немирные иноземцы в 24 человеках приходили на Опалу реку и убили ясашного тойона Кушугу в 6 человеках и балаганы все прижгли, жен и детей в полон побрали, да и в Большерецкой острог идти и казаков побить хвалилися, о чем в Большерецку доносил Опалы реки ясашной лутчей мужик Хантай Хажихобин, которой от них курильских мужиков из полону бежал, и просил, чтоб на оных курильских мужиков послать служивых людей в поход.

И по силе вышеозначенного Хантаева прошения 1724 году в июне месяце из Большерецка отправлено на курильских мужиков несколько служивых под командою служивого Ивана Мутовина, которой нашед их у Камбалиной речки, имел с ними бой. И побивши их весь полон отнял, а на бою убит с их стороны только один человек.

1724 году в октябре месяце приехал из Якуцка на место Федора Шелковникова прикащиком якуцкой (В рукописи зачеркнуто: сын боярской) служивой Афонасей Жирков, [761] которой всеми тремя острогами управлял, как и прежние прикащики, один год. В бытность его объясачено на Карагинском острову карагинцов дватцать один человек чрез промышленного Ивана Золотавина, а ныне их в ясаке обретается 30 человек, а всех их на оном острову живет человек со его или больше. Платят в ясак лисицы красные.

В бытность его прикащиком, при закащике Большерецкого острога Василье Пашкове, на Аваче реке ясашные иноземцы четыре острожка изменили, в которых тойоны назывались Шенкочь, Копыш, Оток и Тарея, которые сперва убили трех человек служивых, посланных за збором аманатской юколы, а потом стали приходить под острожки ясашных же иноземцов и громить их. В то же время Верхнего Камчатского острога служивых 10 человек на Бобровом море в разных местах убиты.

Против изменников, которые помянутых служивых побили, походу не было.

На место Афонасья Жиркова 1725 приехал из Якуцка прикащиком якуцкой дворянин Степан Трифонов, а с ним приехал подчиненным прикащиком сын боярской Петр Корякин в Верхней острог.

В бытность их на Пенжинском море ичинские иноземцы, не знатные мужики, без ведома тойонов убили трех человек: Луку Бурцова с товарыщи, которые убийцы перехватаны и в Нижнем остроге батожьем до> смерти убиты.

Трифонова сменил якуцкой пятидесятник Иван Тарабукин 1727 году.

Тарабукина сменил якуцкой сын боярской Михайло Петров с братом в 1728 году. В бытность его прикащиком в 1729 году в апреле месяце изменили было курильские иноземцы, тойон Пекера с родниками, которые посыланных за ясашным збором служивых Осипа Соловьева с товарыщи в юрте заперли и зажечь хотели, но оные служивые, разломав юрту, оттуда вышли, а оные иноземцы розбежались. При выходе из юрты несколько служивых ранили, а они служивые убили одного иноземца.

Того же году (В рукописи зачеркнуто: в июле месяце) на Аваче реке близ Камчатки выкинуло бусу с японцами маия в первых числах, а было на оной бусе японцев 18 человек. В то время был на Аваче служивой Андрей Штинников, которой, услыша об оной бусе с авачинскими иноземцами, к выкинутой бусе пришел и японцов побил, только оставил в живых двух человек.

Между тем весть пришла об означенной бусе в Большерецкой острог и для осмотру оной также для умирения изменников Пекеры с родниками, послан служивой Петр Чюпров с товарыщи. И оные бусы в целости не застали, но вся уже розбита, а японцы прибиты были, а изменников они усмирили, и тойона Пекеру в острог привели.

Михаила Петрова сменил служивой якуцкой Иван Новогородов в 1729 году.

На смену Ивану Новогородову приехали казачей пятидесятник Михайло Шехурдин, да казачей сотник Иван Уварювской в 1730 году (В рукописи зачеркнуто: В бытность всех вышеозначенных прикащиков ничего примечания достойного не учинилось, и никаких измен от иноземцов и на них походов не было).

1731 как вышеозначенные прикащики Шахурдин с товарыщем с Камчатки на Ламу поехали, а вместо себя оставили закащиком в Нижнем Камчатском остроге Ивана Крыкова, в Верхнем Василья Пашкова, а в Большерецком Козму Олесова; в то же время бывшей на Камчатке штюрман Яков Гене, подмастерье Спешнев да геодезист Михайло Гвоздев на боту "Гаврииле" нарежалися было идти до Чюкоцкого носу по ордеру от господина капитана, а ныне маеора Павлуцкого, которой то время был в Анадырском остроге и нарежался итти в чюкчи, [762] и уже совсем ообралися на судно, только замедлились за деланием шверцов, то камчадалы ключевские и еловскне, каменные и крестовские изменили, которой измены причины сию сказывали.

С самого взятия Камчатки по 1733 или 1734 год камчадалы каждой платил от себя в год в казну ее императорского величества одного соболя или лисицу, да четыре чащины, то есть четыре соболя или лисицы ясашным зборщикам. С них же летом и осенью збирали юколу, гусей, траву сладкую, кипрей, нерпичьи кожи и прочее, где какой промысел бывав!, которое они с прикащиками по себе делили, а у кого чего дать не было, у того детей и жену за чащины бирали, которых держали у себя в холопстве, отчего камчадалам разорение немалое было, и они ясашных зборщиков, не стерпя обид, часто побивали, а в 1728 году вздумали было они и всех русских на Камчатке перевесть, только ждали к тому удобного времени. Начальники той измены ключевские да еловские камчадалы, которые весною 1731 по всей Камчатке розгулизали, будто по обычаю в гости ездили, а они других рек тойонов к измене подговаривали и подговорили.

А летом того же 1731 году, как судно нарежалось в поход, то у них совет был на ключах (В рукописи зачеркнуто: изменять или нет) о измене и побитии русских, что большая часть иноземцов (В рукописи зачеркнуто: перетерпеть) отложить измену присоветовала. И так разошлись было. В то же время закащик Крыков послал толмача Орликова за збором ягод голубели, которой, пришед на Ключи, стал посылать камчадальских баб неволею по ягоды, что камчадалам за великую досаду показалось, ибо у них прежде того ягодных зборов не бывало. Того ради побежали оии на Еловку к тойону новокрещеному Федору Харчину и сказали, что Орликов прислан ягод збирать, и им де зборов не переплатить будет ибо де наступают травяные, кжольные и прочие летние зборы; Харчин с товарыщи собравшись поплыл на Ключи и убил вначале ягодного зборщика Орликова да казачью жену, оттуда того же дня поплыл на низ, и по летовьям бывших всех казаков прибил, а приплыв под Нижней острог, сперва зажгли они попов двор, в таком намерении, чтоб служивых людей свободнее и скорее побить, ибо служивые на пожары для отниманья ходить охотники, и как попов сын по обычаю в набат бить бросился, то в него иноземцы на колокольне стрелять стали и жестоко ранили, которой, пришед в ясашную избу, невдолге умер, после того они бывших в остроге служивых людей и казачьих детей, не щадя и малых робят били, также и несколько женского полу, сперва нарутався над ними, перекололи, а иных в холопи себе и в наложницы побрали, и хвалились собак казачьих на Камчатке вывести.

Из служивых спаслося малое число, которые в батах к морю того же дня приехали к бывшим на судно штюрману Генсу с товарыщи о измене иноземческой объявили, которой, посоветовав с прочими, поход в чюкчи оставил, и для взятья Нижнего острога и усмирения камчадалов иттить присоветовал.

Между тем ключевской есаул именем Чегечь, которой в то время был у моря, услышав о взятье острога, побежал к оному острогу, а в дороге по летовьям и бежавших из острогу в батах несколько человек побил и полонил, и, пришед, соединился с Харчиным в Нижнем Камчатском остроге.

Камчадалы вокруг Нижнего острога другой острог зделали, изломав на то трапезу церковную и несколько зимовей, и послали вестовщиков вверх по Камчатке, чтоб все камчадалы в полоненной острог приежжали.

Июля 21 дня штюрман Гене отправил с судна для взятия острога [763] подмастерья Спешнева да геодезиста Гвоздева человеках в 60, которые отьехав от бота на другой день, писали, чтоб к ним пушки и мартиры присланы были, а сами пришли они под острог июля 25 дня, и, покамест пушки не присланы были, разговаривали они. иноземцов, чтоб без бою здалися, но они и слушать того не хотели, и стреляли по служивым и всячески им досаждали, а особливо еловской их тойон Харчин, которой между прочим насмехайся, говорил по какому де указу они казаки под его Харчина острог пришли, или де не знают, что де он коммандир и ясак де государыне с иноземцов сам станет збирать, а они де казаки здесь на Камчатке ненадобны, а они камчадалы все были в русское лутчее платье наряжены.

В остроге был с Харчинъш новокрещеной холоп монастырской Савин, которой грамоте выучен. Оной по приказу Харчина служил молебен, надев на себя священнические ризы, чтоб им бог помог побить русских людей, за которой молебен от Харчина дано ему было 30 лисиц и в росход записано, по приказу де коммнсара Харчина выдана за молебен ему Савину 30 лисиц, отчего он Савин и поныне поганым попом называется.

А как от штюрмана Генса солдат Змиев в 30 человеках с пушками июли 26 дня подмастерью на помочь пришел, то они того же дня к острогу приступать стали.

Вскоре острог во многих местах прорубили, между тем многие полоненые русские бабы и казачьи холопы проломами выбежали, которых, казаки под знамя отводили.

Федор Харчин видя, что ему в остроге не отсидеться, с некими с лехкими людьми убежал из острогу, и хотя его казаки увидели, однакож догнать не могли.

По убежании из острога Федора Харчина выбежало камчадалов человек с 30 и здалися русским, а прочие из оружья и с пушек побиты; только несколько человек с ключевским есаулом Чегечем засели в казенной анбар, где у них из всего острога обывательские пожитки складены были, соболи и лисицы и всякая мяхкая рухлядь, и стреляли из ружья и луков по служивым, которые в острог входили и многих переранили. И как уже анбар, в котором они сидели, служивые сверху ломать было стали, чтоб их оттуда выжить, то они в помянутом анбаре зажглись, и понеже у них пороху было немалое число, то тотчас весь острог огнем обняло, а означенный Чегечь из анбару в острожную башню выскочил и непрестанно по служивым стрелял и копьями метал, покамест его на копья не подхватили, а острог весь с великим множеством богатства сгорел, только уцелела одна церьков Николая чудотворца, которая за острогом была.

Во время осады Нижнего Камчатского острога многие камчадалы из острога выбегали и самовольно к русским передавались, которых русские по сгорении острога. Всех связанных перекололи, оттого что они многих сродственников их побили, также и всего имения лишили, ибо их пожитки все в остроге пригорели.

По сгорении острога Спешнев с коммандою жил там июля до 31 дня, а потом воротился к морю, а по отбытии его камчадалы и церьковь сожгли. На приступе убито из казаков 4 да много ранено, а сколько иноземцов в остроге сидело о том неизвестно, потому что трупы их в остроге сгорели, только думать можно, что их было немалое число, а ежели б еще казаки в скорости под острог не пришли то б им острог брать было не без великого труда, ибо бы иноземцов люднее собралося в него. Не был в остроге подострожной тойон Камак, у которого в присудствии больше ста человек, которые без сумнения в острог убрались бы, во как их русские упредили, то они неутралитет держать стали, [764] а многие и сверху приплывали под острог уже сгорелой, думая что еще цел, но, увидя казаков, как можно убегали.

Между тем посыланных два человека служивых на Уку за нерпичьим збором, при которых в толмачах был главного изменника Харчина брат Степан Харчин, на Еловке убили, а Степана Харчина к себе в товарищи взяли.

Федор Харчин, ушед из острогу, прибежал на жилье свое на Еловку и собрав родников своих и других тойонов человек до 70, и намерился иттить к морю с служивыми биться. И зделав на Ключах, которые немного ниже погромного острогу, паромы, поплыл на Камчатку реку, а в то время от штюрмана Генса послан был для усмирения их солдат Александр Змеев в 40 человек, из которых два брата передом шли и сплылись с помянутым Харчиным в устье Ключей, где они, немного побившись, с паромов иноземцов в воду збили, которые свои паромы вверх по реке увели, a сами собрались на пригорок высокой и там отабарились. Харчин, стоя на сопке, всяко домогался устрашить служивых, называя имянами тигильских тойонов, которых при том не было, и хотя некоторые розговаривали, чтоб от них прочь иттить за малолюдством, но большая часть напускать на них присоветовала, однакож служивые сперва стали их разговаривать, чтоб без бою здалися.

Харчин с братом своим Степаном да с еловским тойоном Тавачем Теневиным и с прочими тойонами на переговор пришли к Ключевой реке, а казаки стояли на другой сторона Они требовали, чтоб им побывать в русских табарах, только б де казаки вместо их к ним дали одного служивого, по которому их требованию казаки одного из своих к ним и послали, а Харчин с братом да с Тавачем Тенивиным пришли в русские табары, и Харчин говорил, чтоб его для розговору к родникам отпустили, а он де воевать уже ив хочет, чего ради служивые его Харчина и отпустили, а брат его Степан да Тавач к своим иттить не захотели, понеже они сказывали, что неволею взяты были, и того дня он Харчин к речке на берег часто приходил, но говорил, что родники его на розговор не даются и его к ним не отпущают.

На другой день Федор Харчин, собравшись с прочими тойонами, паки пришел на берег и говорил, чтоб казаки его к себе перевезли, а вместо б его дали двух человек, что казаки и зделали, и как он Харчин к казакам пришел, то они его посадили в колотку, а бывшим у камчадалов служивым закричали, чтоб оттуда к ним переехали, а чтоб их не закололи, то они с берегу приложились на них иноземцов с берегу из ружья стрелять, чего они испужавшись розбежались, и закладчикам без вреда уйтить удалося.

Все оставшие тойоны собрались на пригорок, по которым из двух пушек несколько раз выстреляли, казаки приступом пошли на оной пригорок, а они между тем куда кому любо, разбежались. Верхоеловской тойон Тигиль со своим родом ушел в еловские вершины, а Ключевской тойон Голгочь побежал вверх по Камчатке в человеках в 10 и, пришед на Козыревскую, погромил того острожка иноземцов, многих из них с собою брал неволею, оттуда пошел он на Шапину реку и тамошним иноземцам великие разорения зделал, кормы их и жилье прижег, а иных и приколол, но его Верхнего острога казаки и бывших с ним на Козыревской реке назад бежавшего убили.

А казаки от означенного пригорка пошли вверх по реке Еловке, и в разные места разошлися для сыскания камчадалов, из которых человек с 7 нашли нечаянно на Тигилево жилье, и сперва стали розговаривать, но он из лука и из винтовки по них стрелял, а напротив того и казаки стрелять стали. И как ему, Тигилю, руку жестоко ранили, то он, [765] убежав в барабору, жен и детей и холопей своих приколол, а потом и сам закололся, бойцов с ним было 7 или 8 человек. Казакам из родников его удалося полонить одну бабу, которая к ним выбежала, да бабу ж недорезаную, которая потом ожила.

По погромлении тойона Тигиля казаки пошли вверх по Камчатке в погоню за тойоном Голгочем, но они его прошли, ибо он в то время, как казаки были у устья Козыревского, был вверху Козыревской под иноземческим острожком, расстоянием от устья в 29 верстах, а по прошествии казаков в Верхней Камчатской острог, он из Козыревской на Камчатку выплыл и громил Шапину реку, а с Шапиной хотел иттить в Машурин острог подзывать тамошних иноземцов иттить на Верхней Камчатской острог, но, услышав о казаках на него в поход идущих, воротился на Козыревскую и там убит, как выше объявлено.

Из Верхнего Камчатского острога казаки поплыли вниз по Камчатке к устью камчатскому.

Между тем как Нижней Камчатской острог от иноземцов взят был, и весть пала по Пенжинскому и Восточному морю, то все почти иноземцы изменили, выключая Машурин острог на Камчатке, Кыкчик да Утку, Крутогорову за Облуковину на Пенжинском берегу, да на Восточном море Налачеву, да Островную, да Кроноки, но и те все ждали окончания, кому будет победа, русским ли или камчадалам, а Машурин острожек и сначала изменил было, ежели б не розговорил нынешней тойон оного острожка.

В то время на Пенжинском море убили трех человек служивых, а на Восточном море на реке Аваче шесть человек, из которых одного жестоко мучили, кишки из живого мотали и всяко наругались, к авачинским же иноземцам приехали из Курильской лопатки все курильские мужики на помочь, а Пенжинского моря Ичи реки тойон Кивря с прочими просили себе на помощь харюзовских иноземцов, которые там живут в многолюдстве, чтоб им так же как камчадалам, Большерецкой острог погромить, и обретающихся служивых на реке Оглукомине, которых там на судне "Фортуне" в сентябре месяце того же 1731 году выкинуло побить, но как хариузовские иноземцы на Ичю в многолюдстве пришли, и услышали, что казаков на Оглукомине живет многолюдно и осторожно, то они, осердясь на ичинских иноземцов, их погромили, иных из них побили, а жон и детей в полон побрали, то ж зделали и Сопошной реке иноземцам.

Из Большерецкого острога по указу от прикащика Эверстова, которой в 1731 году на судне "Фортуне" прибыл и над всеми камчатскими острогами комманду принял, а в то время был в Верхнем остроге, большерецкие казаки генваря в последних числах 1732 году пошли было в поход человеках в 30 на авачинских изменников, у которых коммандирами были Осип Соловьев, Андрей Штинников, да Иван Герасимов, и, дошед до Начикина жилища, жили там недели с четыре и больше за пурга ми, и видя, что погода не уставливается, чрез посланных от себя служивых писали оному коммисару Эверстову, на что получили они указ, чтоб ехать им в Большерецк возвратно, понеже в Верхнем остроге слух носился, будто хариузовские иноземцы идут на Большую реку в поход.

В Большерецком остроге оставшие казаки обретались тогда в великом страхе, 1) что услышали о походе на них хариузовских иноземцов, 2) что иноземцы слух пропустили, будто чюкчи идут на Камчатку, а о Бзятье от казаков Нижнего острогу и о усмирении камчадалов еще не слыхали, также и о Верхнем Камчатском остроге, цел ли он или погромлен, сумневались.

Между тем авачинские изменники Вахлычь с товарыщи призывали [766] к себе других рек тойонов в помочь, а которые иттить не хотели, на тех в походы ходили, тойонов убивали, а прочих к себе в помочь брали, зато убиты Налачевой реки тойон да Островной тойон.

Пришедши от Начики большерецкие казаки по Пенжинскому морю на Воровскую, на Конпакюву, на Ичю и на Белоголовую в поход пошли, под коммандою тех же трех коммандиров, которые на Воровской и на Конпаковсй многих иноземцов изменников перекололи, а иные из них сами себя перерезали, переколов сперва родников, жен и детей и холопей своих.

На реке Оглукомнне сошлися они с походчиками Верхнего Камчатского острога, с Никитою Дурыниным с товарыщи, и пошли на Ичю и на Сопошну, на Морошешну и на Белоголову реки, и на Иче да на Морошешной никого не нашли, а на Сопошной перекололи они связанных иноземцов 10 человек за то, что троих служивых незадолго перед тем убили.

Оттуда пришли они на Белоголовую реку под иноземческой острожек и стали вызывать иноземцов ласкою, но они к ним не выходили. Потом как они по острожку из пушек палить стали, в острожек их пустили, где казаки 26 человек связанных перекололи.

Во всех погромленных острожках брали они в полом жен и детей иноземческих, и прочие их пожитки, рыбьи сети, собачьи куклянки, собаки и санки, которые после победы по себе делили.

Оттуда возвратились они в Большерецкой острог уже весною, а за ними вскоре пришли в Большерецк же посланные от штюрмана Генса партии служивых людей сорок человек под коммандою солдата Александра Змеева.

После праздника пасхи помянутые служивые да большерецких казаков 30 человек под коммандою Андрея Штинникова, всего 70 человех пошли в поход на авачинских изменников, которых было в собрании человек с 300. Между ними главные были Вахлычь да два брата Каначи, разных авачинских острожков тойоны.

У оных изменников построен был на острову Быстрой или Купхиной реки острог длинною сажен 15, а шириною 13. Кругом острожка огорожены были бревны в три ряда, сверх того зделан был покосной огород вместо рогаток. Строения в нем было 2 юрты большие, да 5 малых да балаганов с 30. В стене острожка зделаны были двенадцатеры вороты широкие, чтоб им, ежели казаки под оной острожек подступят, всем на вылазку выттить можно было.

Под означенной острожек походчики пришли маия в первых числах поутру рано, а перед ними за день большая, часть иноземцов из того острожка вышли на промыслы рыбные, потому что ради последнего вешнего пути казачьего походу на себя отчаялись, а в острожке осталось только человек с 70. И как казаки к ним на остров перебрались и санками отабарились, то стали они их из острожка вызывать, то они и голосу отдать не хотели, только по них стреляли. Потом походчики под острожек их жестоко подступили и стены рубить стали, а между тем из пушек и из ружья беспрестанно по острожку стреляли, и того же дня в острог ворвались, но живых иноземцов застали только 7 человек и то раненых, а прочие иные побиты, а иные передавились и сами перерезались.

Тем временем бывшие на промыслах иноземцы, услыша пушечную и ружейную стрельбу, с промыслов убежали на устье Авачи реки и на отпрядыш, где был их острожек и засели в нем, а большая часть отложа войну, куда кто угодил, разбежались.

На другой день по взятии вышеписанного острожка поплыли они вниз по Купхиной реке в Авачинскую губу и обсадили убежавших на [767] отпрядыш иноземцов, которых было числом около 50 человек, и держали их в осаде дней с 6. Между тем приступали они под отпрядыш на поромах, но взять его не могли, потому что со все стороны того отпрядыша утес и попасть на него никоими мерами невозможно было. Но как оные иноземцы оголодали, к тому ж и воды пресной у них не стало, то они походчикам адалися, из которых они гласных изменников, Каначей и прочих перекололи, по скаскам изменника же Вахлыча, которой указом всегда при ясашном зборе толмачем бывал, и сказывал в то время, будто он в неволю с ними в измену пошел, а иных, плетьми и батожьем оштрафовав, отпустили по старым жилищам.

Оттуда возвратились они в Большерецкой острог, и измен и походов после того уже не было.

А по прибытии господ майоров Мерлина и Павлуцкого на Камчатку и по учиненном следствии, какое учинено наказание и смертная казнь русским служивым и иноземцам и кому имянно и за что, о том писано от них господ маеоров к вашему благородию, а сами они служивые добровольно вины своей не объявляют, но всяк почти себя извиняет, вины возлагая на других.

(Архив АН СССР, р. I, оп. 13, № 10, лл. 74 -94 об.).