ПИСЬМО ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 29 августа 1738 г.

Благородные господа профессоры.

Милостивейшие государи мои.

Хотя о учинившемся мне нещастии вашему благородию из пятого моего репорта и известно, однакож при сем еще смелость приемлю нижайше донести вашему благородию, что я ныне в самую крайную бедность прихожу, оставшей провиант весь издержался, а вновь купить негде, а где и есть, то ниже пяти рублев пуда не продают, а у меня деньги все вышли, что осталось после помянутого нещастия, и то употребил на нужные вещи, вместо тех, которые утонули, а одною рыбою хотя здесь и в долг кормить могут, однакож к ней никак привыкнуть по сие время не мог. И о вышеописанной скудости провианта хотел я предлагать вашему благородью доношением и просить, дабы ваше благородие от Якуцкой воеводской канцелярии требовать изволили, чтоб для меня пуд с дватцать ржаного провианта на прогонных [579] деньгах в Охоцк поставить, а из Охоцка на перевозном судне ко мне отослать, а оные бы прогонные деньги и за провиант, также и за сумы, в которых оной провиант ко мне пошлется, из жалованья моего вычесть повелено было. Но надеюся, что сие и кроме доношения ваше благородие учинить можете, ежели вышеписанное мое предложение не за излишнее принять изволите.

Я бы не трудил сим ваше благородие и как возможно б прожил, ежели бы я чаял себе будущего 1739 году весною или осенью возвращения, но ежели ваше благородие сюда на Камчатку ехать изволите, то покорно прошу о присылке ко мне провианта, и о произведении здесь жалованья милостивейшее приложить старание, чтоб мне здесь не помереть голодом.

О метеорологических инструментах объявляю вашему благородию, что термометр только один остался, а два розбиты, один в морском пути, а другой зимою, как ездил к горячим ключам, о чем я имею великую печаль и не знаю как лутче зделать, здесь ли в Большерецке его держать или в Нижней Камчатской острог с собою взять, как зимою во оной поеду, а здесь чинить только барометрические обсервации. Однакож я думаю его с собою взять и по отбытии из Нижнего возвратно в Большерецк там оставить, потому что здесь из чиненных чрез год термометрических обсерваций разность теплоты и стужи известна быть может. А из барометров, у которых трубки узкие, один налит, и ртуть в нем ходит ниже санктпетербургского термометра иногда 7, иногда 10, а иногда и 15". У самой его головки на боку есть струйка, которую я усмотрел при налитии его ртутию, и что в нем ртуть ниже другого ходит, то от струйки или нет неизвестно, понеже оная струйка не сквозная, и кажется, что духу проходить в нее не можно; а другой барометр к налитию не годен, понеже в перевозке тряской та материя, которою трубка стеклянная в деревянном сосуде укреплена, осыпалась и набилась в самую головку трубки, которую никоими мерами вычистить не мог, а с нею отведывал наливать так духу из ртути вывесть не мог. У него ж на самой головке есть поперешная струйка, в которую духу входить, как мне кажется можно. Я было хотел оную головку оттереть и вновь заливать и так бы сор вывелся из головки, и струйки бы не было, но опасен, чтоб его не окоротить.

Ведомости о строении Олюторского острога и о походе своем господин маеор Павлуцкой не прислал ко мне, а объявить изволил, что он сам во время свидания с вашим благородием по воле вашего благородия ответствовать будет.

Во известие доношу вашему благородию, что господа подполковник Мерлин и маеор Дмитрей Иванович Павлуцкой с розыскною канцеляриею выехали из Большерецка, а господин капитан Шпанберг будет зимовать здесь в Большерецком остроге.

Желая вашему благородию вожделенного здравия и всякого благополучия остаюсь вашего благородия

покорнейший слуга Степан Крашенинников.
В Большерецком остроте. Августа 29 дня 1738 году.

(ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. № 8, лл. 264-265).