ШЕСТОЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 29 августа 1738 г.

Благородным господам профессорам.

Шестой репорт.

Прошедшего 1737 году октября 27 дня прислан был ко мне от Большерецкой приказной избы для чинения впредь здесь метеорологических обсерваций служивой человек Иван Шангин, о котором в пятом моем репорте упомянуто. И понеже оной Шангин писать весьма худо умеет, то требовал я словесно от прикащика Большерецкого острога Андрея Шергина, чтоб вместо помянутого Шангина прислал ко мне иного, писать умеющего, служивого, и по силе оного требования означенной прикащик Шергин вместо служивого Шангина прислал ко мне служивого Степана Плишкина, которого я в чинении метеорологических обсерваций и обучил.

Того же 1737 году ноября 17 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, чтоб для сочинения истории о Камчатке присланы были ко мне старожилы, как из русских, так и из иноземцов, и притом объявил, что по сказыванию здешних жителей из русских старее нет здесь служивиго Михаила Кобычева, а из иноземцов живущего на Аваче реке Тырылка, а на Островной Игуры, и чтоб оной Кобычев ко мне немедленно прислан был, а за иноземцами бы повелено было послать нарочного посыльщика, понеже по силе данного из канцелярии Охоцкого порта ее императорского Величества послушного указу велено мне давать для посылок в ясашные иноземцы за нужными ее императорского величества делами по два и по три человека служивых.

И по силе вышеозначенного требования ноября 18 от Большерецкой приказной избы прислан ко мне служивой Михайло Кобычев, а о иноземцах ответствовано, что по них ее императорского величества указ послан будет с нарочиым посыльщиком. И как несколько дней спустя справлялся я в Большерецкой приказной избе, послан ли по требованных иноземцов служивой или нет, то сказано мне, что скоро отправлен будет. И как чрез неделю от Большерецкой приказной избы по иноземцов еще не послано было, то я без дальной докуки отправил от себя одного из определенных мне для россылок служивого Петра Евлантьева, дав ему письменную инструкцию, в которой написал, чтоб он привез в Большерецк с Островной и с Авачи рек ясашных иноземцов Тырылку и Игуру в немедленном времени, а будучи б в пути, ясашным иноземцам обид, налог и раззорения никакого не делал, под [561] опасением по силе ее императорского величества жестокого наказания, также бы долгов с них иноземцов не брал и не сторговывал, потому что ясак с них иноземцов на 1738 год не збиран, и чтоб во всяком острожке, чрез которые поедет, объявлял ясашным иноземцам, ежели у них имеются зайцы, черные лисицы и соболи белые, то б оные привозили ко мне для продажи повольною ценою, а ежели ныне не имеются, а впредь им в промыслу попадут, таких бы зайцов, лисиц и соболей, не вынимая из них внутреннего, привозили ко мне для отсылки в ее императорского величества Кунсткамеру.

Декабря 7 дня послал я требование к курильскому зборщику Андрею Фурману, в котором написал, что по силе данной от вашего благородия инструкции велено мне писать слова иноземческих языков и спрашивать о вере им иноземческой и о прочих поведениях, также велено покупать всяких родов платье иноземческое муское и женское и всякие японские вещи и книги, ежели где найдутся, и чтоб он, Фурман, будучи на Курильских островах: 1) купил у курильских иноземцов лутчее их платье муское и женское, а на покупку б оного платья принял от меня сколько потребно китайского табаку шару; 2) чтоб у них же иноземцов купил японских денег сколько возможно найтить будет, понеже слышно, что у них много находится японских денег золотых, серебряных и медных, а за оные б деньги платил табаком же, а ежели иноземцы табаком брать не будут, то б покупать ему на посланную с ним из канцелярии Охоцкого порта подарочную казну, а что из одной казны на покупку каких вещей выйдет, то б писал на щот Камчатской экспедиции; 3) чтоб на Лопатке или на островах приказал курильским мужикам промыслить бобра, кота и сивуча по мужичку и по женочке и для описания и отсылки в ее императорского величества Кунсткамеру, выслать ко мне, не вынимая внутреннего, а за оных зверей так же бы платил табаком или подарочною казною; 4) чтоб приказал промыслить курильским мужикам рыб морских, из которых одна касаткою называется, а о другой сказывают, что яйца несет; 5) чтоб выслал ко мне с Курильских островов двух человек курильских мужиков для разговору, из которых бы один бывал и на других дальних островах, а другой бы знал камчатской язык: понеже курильского языку никто здесь не знает, и ежели оба незнающие камчатского языку вышлются, то здесь толмачить будет некому.

Декабря 23 дня возвратился сюда посланной на Авачю и на Островную реки для привезения иноземцов служивой Евлантьев, которой репортом объявил, что де он ясашного иноземца Тырылка привез с собою в Большерецк, а на Островной де реке иноземец Игура скорбен и привезть де его с собою никоими мерами невозможно, а в проезде де по острожкам иноземческим у всех ясашных иноземцов зайцов, черных лисиц и соболей белых спрашивал, и они де сказали, что у них в промыслу таких зверей преж сего не бывало. А иноземцам де ясашным он, Евлантьев, никаких обид и налог не чинил и долгов де своих ни с кого не бирал.

Чрез служивого Михаила Кобычева с другими старожилами, которых на то призывал, собрал я известия, кто с самого начала бывал на Камчатке, и кем она и в котором месте сперва завоевана и отчего она Камчаткою называется, о том уведомился чрез иноземцов, по его же сказыванию, о всех прикащиках, которой после которого на Камчатке был, и откуда прислан, и благополучно ли он выехал или на дороге убит и от кого, о бунтах служивых людей, о изменах иноземческих и о походах, историю написал по 1724 год. А чрез Тырылка иноземца сочинил описание о их иноземческой вере, о праздниках, о [562] свадьбах и о прочем, которое описание при сем репорте к вашему благородию посылается.

Между тем, послал я в Большарецкую приказную избу требование, в котором написал, что я в скорых числах намерен ехать к имеющимся по Большой реке теплым водам, а оттуда к горелой сопке, которая на Аваче реке, а по возвращении с Авачи к теплым же водам, находящимся в Курилах близ озера. А в данном мне из канцелярии Охоцкого порта ее императорского величества послушном указе написано, чтоб зимним сухим путем вместо санной лошадиной одной подводы давать мне столько санок с собаками, на скольких можно везти клади дватцать пуд, щитая в том числе и меня, да под казенные при мне вещи и под пищика по одним санкам, а служивым двум человекам одни санки; и на те подводы давать поверстные по плакату деньги из збору камчатских питейных денег на щот Камчатской экспедиции с роспискою, а без поверстных денег подвод отнюдь не давать; а по объявлению здешних жителей на санки свыше пяти пуд не кладется, разве в нужном случае, и чтоб Большерецкая приказная изба к моему поезду под меня четверы санки, под пищика и под инструменты двои да под служивых одни санки, и на них бы, по силе ее императорского величества указу, прогонные по плакату деньги выдала, а ко мне бы письменное (известие прислала), как оные пропойные деньги платить надлежит, со всяких ли санков в нынешнее зимнее время платить по деньге на версту, или с четырех санков вместо одной подводы определенных, и буде четверы санки щитать вместо одной лошадиной подводы, то как прогонные деньги с троих санков, которые под пищика, под инструменты и под служивых платить надлежит, понеже трои самки меньше одной санной лошадиной подводы, ибо на троих санках больше 15 пуд везти невозможно, а на санную лошадиную подводу в зимнее время обыкновенно кладется дватцать пуд.

Декабря 31 дня отослал я в Большерецкую приказную избу служивого Кобычева, также отпустил на Авачу иноземца Тырылку, и требовал от Большерецкой приказной избы, чтоб бывалые в походах на авачинских изменников 1724, 725 и 726 годех присланы были, понеже служивой Кобычев о тех походах ничего не знает, и за слепотою от тех годов никуда в походы посылан не был.

1738 году генваря 3 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, чтоб ко мне прислана была ведомость, сколько имеется иноземческих острожков, под ведением Большерецкого острога, на каких они реках построены, сколько в каждом острожке ясашных иноземцов, и сколько из них собольников и лисичников, и сколько человек бобрами или кошлоками ясак платят, и как каждого острожка тойоны называются, понеже самому о сем никак уведомиться нельзя, а ежели б самому оное от иноземцов выспрашивать, то б надлежало со всех острожков тойонов в Большерецк збирать, потому что всякой тойон только о своем острожке и то с нуждою сказать может, для того что щитать не очень умеют.

Генваря 5 дня получил я из Большерецкой приказной избы письменное известие, в котором написано, что де к моему поезду подводы от закащика отправлены будут, а прогонные де деньги отданы будут от Большерецкой приказной избы иноземцам по справке, а ныне де в Большерецкой приказной избе известия не имеется, сколько где верст.

Генваря 17 дня в 5 часах по п[олудни] поехал я из Большерецкого острога к горячим ключам с пищиком, с толмачем да с двумя служивыми на пятерых санках, а имянно под себя взял трои санки, под [563] пищика и под служивых одни санки, а чинение метеорологических обсерваций поручил служивому Плишкину. И того дня ночевал в Сикушкином острожке, которой имеется верстах в 5 от Большерецкого острога.

Генваря 18 дня в проезде от Сикушкина до Каликина острожка, расстоящего от оного острожка 39 верст, такое мне учинилось нещастие, что взятый со мною термометр № 17, которой был оберчен в хлопчатую бумагу и положен у меня в нарте, от зело тряской и неспокойной дороги розбился. И как приехавши в Каликин острожек я оное усмотрел, то послал я служивого в Большерецкой острог возвратно к оставленному для чинения метеорологических обсерваций служивому Степану Плишкину с письмом, в котором приказывал ему Плишкину, чтоб остальной термометр ко мне прислал, обвертя в хлопчатую бумагу и положа в целую суму хлопчатой бумаги.

Генваря 19 дня возвратился ко мне посланной для привезения термометра служивой и привез оной термометр в целости.

Из Каликина острожка поехал я 20 дня генваря вверх по впадающей в Большую реку немного повыше острожка Баане реке, в которую текут горячие ключи, и следующего 21 дня генваря к означенным ключам приехал.

Будучи у горячих ключей сочинил я описание оным ключам на латынском языке и зделал план, а теплоту оных освидетельствовал термометром, которое описание и план при сем репорте прилагаются.

От горячих ключей того же дня под вечер возвратился, а ночевать у оных никоими мерами невозможно было, потому, что лесу близ их, кроме мелкого тальнику, не имеется, а сверх того мороз на ветре был, что с великою нуждою день промедлить могли и каюры все, не выключая ни одного, ознобилися, также и некоторые из служивых.

Генваря 22 дня ехали мы через хребты и выехали на Большую реку верстах в 7 ниже озера, из которого Большая река вышла. И ехали вниз по ней до Мыхшу острожка, в которой того же 22 дня приехали около полуночи.

Генваря 23 дня из помянутого острожка ездил я к горячей речке, которая имеется верстах в 5 выше оного острожка, а будучи у оной речки то же чинил, что и у вышеозначенных ключей.

Генваря 24 дня послал я суму с термометром чрез нарочного посыльщика в Большерецк, а сам поехал из острожка Мыхшу к горящей горе, имеющейся на реке Аваче против Паратуна острожка, в которой приехал я генваря 26 дня.

Генваря 27 дня посылал я служивого для проведывания пути к горящей горе, которой 29 дня поутру оттуда возвратился и объявил, что ради весьма глубоких снегов и частого кедровника на санках никоими мерами и на подножье горы взъехать невозможно.

Горящая гора очень крута, востроверхая. Из середины самой ее верхушки беспрестанно дым идет, оная гора вышиною всех около лежащих гор превосходит, кроме одной горы, подле нее находящейся, вышиною ей подобной, из которой сказывают, что в давные годы дым шол. Подножье горящей горы состоит до половины из гор, на которых лес ростет кедровник, а с половины оная гора голая. От подножья до вышины ее, по объявлению бывалых на ней за промыслом баранов русских людей, можно взойтить летним днем, а выше итти невозможно, потому что очень круто. Они же сказывали, что в той вышине, до которой они доходили, никакого особливого духу не чувствовали.

1737 году летом помянутая гора огонь выметывала, и в то время она очень сильно гремела. А по громе поднялась от нее черная туча, из которой пало на землю пеплу так много, что им около лежащие места на вершок или больше покрыло. Оная ж по отбытии моем с Авачи сего [564] 1738 году в марте месяце, а в котором числе того бывшие там служивые, за неумением грамоте, не знают, очень жестоко гремела, а по громе вскоре и земля тряслась, только не весьма сильно, а из горы в то время ничего не выметывало. А понеже на сию гору взойтить было невозможно ради глубоких снегов, того ради я к другой горящей горе, на Жупановой реке находящейся, не поехал потому что нынешним временем, ради глубоких снегов, и на нее взъехать нельзя, но весною на обе вышеписанные горы 1739 году ехать отведаю, как возвратно из Верхнего острога в Большерецкой поеду.

Из острожка Паратуна поехал я генваря 30 дня, а в Большерецкой острог приехал февраля 2 дня. Будучи в означенном пути, сочинил я описание дороги, по которой из Большерецка до горячих ключей, и оттуда до горячей речки и до горящей горы ехал, в котором объявлено; когда поехал и когда на стан стал, и сколь рано со стану поднялся, которое описание при сем репорте прилагается. Также спрашивал у иноземцов о их вере и о прочем, и что в описании чрез бывшего у меня в Большерецке иноземца Тырылка сочиненном несправно было, то здесь исправлено, а инде пополнено.

В проезде через иноземческие острожки купил я у иноземцов 9 шелехов красной меди, которые найдены на розбитой недавно японской бусе, костяной топор, деревянное огниво, да каменную иглу, которою кровь пускают, а за оные вещи дал в подарок иноземцам китайского табаку полфунта. Да в остроге Большерецком подарил мне обретающейся здесь иркутской сын боярской Матвей Новограбленой книжку на четверге листа незнаемым языком писанную, которая состоит из листов 73. Оная книжка местами по краям объедена, а взята она на японской же бусе. Да мне ж подарил корпорал здешнего острога Федор Паранчин японской компас медной, у которого стрелочка наверху, закрыт стеклом, утвержденным медным оботом, на оботу написаны незнаемые слова, и зделан на нем гномон медной же; крышка у оного компаса медная же, а в ней утверждено зеркало, оной компас внешним видом зделан на подобие карманных часов. Да мне ж подарил тобольской посадской человек Василей Вешняков 11 шелехов японских медных да нож и топор каменные, которые употребляли здешние иноземцы прежде завоевания Камчатки, когда здесь железа не было.

Все вышеозначенные вещи при сем к вашему благородию посланы.

Февраля 25 дня послал я к оставленному на Аваче за его нуждами толмачю Михаилу Лепихину ордер, чтоб он привез с собою коряцкого тойона, понеже слова коряцкие еще не писаны были. А в то время, как я на Аваче был, коряк в их острожке не было, а уежжали они для платежа ясака на Березову реку, которого тойона он толмач и привез, и я чрез него слова их языка написал, также в сочиненной реэстр зверям птицам и рыбам их названия внес. И спрашивал у него, как они между иноземцами камчадалами поселились, на что он ответствовал, 41 о де их в здешней стороне прежде завоевания Камчатки жило немалое число, а как русские взяли Камчатку, то де прочие все с оленьми откочевали к Пенжинскому морю, а их де осталося только одна семья, и они де у себя имели оленей, но все де по завоевании Камчатки извелися, и так де они ныне в промыслу зверей упражняются, и рыбою и кореньем так, как и прочие здешние иноземцы питаются; оные коряки говорят только между собою коряцким языком, а больше употребляют здешней иноземческой язык.

Между тем посылал я многажды к курильскому зборщику Андрею Фурману, чтоб он на посланное к нему требование ответствовал, на что он мне письменного ответствия не прислал, но только словесно объявлял, что де он подарочной казны на покупку требованных от меня вещей [566] тратить не смеет, и советовал мне, чтоб де я от себя на оные острова для исправления вышеозначенного дела отправил, которому де он вспоможение чинить будет.

По получении вышеозначенного ответствия марта 10 дня отправил я с ним зборщиком определенного для чинения метеорологических обсерваций служивого Степана Плишкина с толмачем Михайлою Лепихиным, дав ему Плишкину инструкцию в следующем состоящую:

1) Чтоб он ехал с зборщиком Андреем Фурманом и дорогу бы до Лопатки описывал, какие переедут они реки или речки или мимо каких озер поедут, то б записывал он, как те реки и речки называются, откуда они вышли, сколь далеко от переезду до их устья и до вершины, и сколь велики те озера, мимо которых они поедут, и ежели на тех реках или речках есть жилье курильских мужиков, [567] то б тако ж де записывал, и при том бы объявлял, по скольку в тех жильях ясачных иноземцов, и как их тойоны или лутчие мужики называются. А понеже я сам в ту сторону до горячих ключей ехатъ с ними вместе изготовился, то я от Большерецка до горячих ключей ему Плишкину не приказал дороги описывать, но только от горячих ключей до пристани, откуда в байдарах ездят до островов.

2) Чтоб он, живучи на Лопатке, до приезду на острова старался всеми мерами достать бобра и кота и сивуча по мужичку и по жоночке и выслал бы ко мне их, не вынимая из них ничего внутреннего, и ежели тогда случится выкинутым быть на берег махваю или касатке или иным каким незнаемым рыбам или ракам, то б он их собирал и выслал бы ко мне, не упуская времени.

3) Чтоб он достал колчедану и каменья, между которыми колчедан находится, о котором я слышал, что на Лопатке в утесах имеется.

4) Чтоб он в морском пути до первого Курильского острова примечал, сколь далеко близ здешней земли поедут, от какого урочища на остров поворотят, и в сколько например часов до оного острова догребут.

5) Чтоб, приехавши на остров, описал его по его величине и положению, то есть, сколь он долог и широк, в которую сторону протянулся, какие на оном острову места гористые или лесные или голые, какие на нем находятся реки и речки и озера, откуда они вышли, сколь широки и глубоки, и много ль расстояния от вершин до их устьев, много ли на нем живет ясачных иноземцов, и как тойон их называется; также чтоб проведал и о прочих островах, как они называются, сколь далеко один от другого расстоянием, на всех ли живут люди и много ли.

6) Чтоб, будучи на оном острову, всячески старался купить у тамошних иноземцов японских писем и денег и их иноземческое платье муское и женское для отсылки в Санктпетербург в ее императорского величества Кунсткамеру. А на покупку оных вещей, также и на подарки за зверей, птиц и рыб дано им десять фунтов китайского табаку шару, а кому оной шар и за что и сколько отдаст, то б ему записывать и по возвращении оные записки мне объявить при репорте.

7) Чтоб ему собирать на Лопатке и на острову всякие роды камней и земли и записывать, где в котором месте что найдет, также и травы, и осведомиться не употребляют ли каких трав тамошние иноземцы и от каких болезней и как те травы своим языком называют. А на сушенье трав дано ему серой бумаги две дести, а на записку рек и речек полдести пищей бумаги.

8) Как он все вышепксанное, сколько возможно будет, исправит, а в то время зборщик Фурман к возвращению в Большерецк не исправится, или на дальние острова поедет, то б ему Плишкину с толмачем Лепихиным на дальние острова не ехать, а просить бы у зборщика Фурмана, чтоб он отправил ко мне двух человек курильских мужиков, из которых бы один был бывалой на дальних островах, а другой бы знал здешней камчатской язык, также и байдару, и ехать ему возвратно в Большерецкой острог и поспешать, чтоб всеконечно июня к 15 числу в острог приехать.

Марта 19 дни часах в 3 по п[олудни] поехал я из Большерецкого острога в Курильскую землицу к имеющимся там двоим горячим ключам, оставя для чинения метеорологических обсерваций пищика Аргунова, а с собою взяв одного служивого, да толмача Лепихина, которого я для сей поездки удержал и от горячих ключей к служивому Шишкину отослать хотел. А санок с собаками брал под себя трои санки, да под служивых одни, всего четверы санки. И того дня ночевал в острожке, Коажчхажу называемом.

20 и 21 чисел ехали пустым местом подле моря, а 22 дня приехали в имеющейся на реке Голыгиной острожек, Кууюхчен называемой.

Марта 23 дня приехали на жилье курильского мужика Аручки, где мы за великою бурею полтора дни стоять принуждены были.

Марта 25 дня приехали на жилье курильского ж мужика Кожокчи и жили в нем за великою бурею три дни.

Марта 29 дня часах в 2 пополуночи поехали мы к горячим ключам и того же дня часах в 7 поутру ко оным ключам приехали и пробыли у них до полудни.

От помянутых ключей поехали к другим ключам, которые имеются на Озерной реке и, приехав к ним, пробыли до захождения солнца.

Будучи у помянутых ключей, сочинил я описание и зделал им планы, которое описание и планы при сем репорте прилагаются.

В Кожокчино жилье приехал воззратно от ключей того же марта 29 дня около полуночи.

Из Кожокчина жилья поехали мы возвратно в Большерецк марта

30 дня часах в 4 поутру и того дня на вершинах Аадачя речки ночевали.

Марта 31 дня приехали в острожек Талмжу около полудни и, понеже снег днем от жару весьма рухол и собакам от такой езды трудно, то мы в нем ночевали, а апреля 1 дня часах в 4 по п[олудни] в Большерецкой острог приехали. От Большерецкого острога до горячих ключей и оттуда возвратно, где не тою дорогою, которою вперед ехали, сочинил описание пути, которое при сем репорте прилагается.

Апреля 4 дня уведомился я, что на праздник пасхи сьехалися из дальних острожков в Большерецк новокрещеные иноземцы, то требовал я от прикащика Большерецкого острога, чтоб он всех иноземцов разных языков, сколько их в Большерецк приехало, прислал ко мне.

На что он прикащик Шергин ответствовал, что де он в приежжих иноземцах власти не имеет, понеже де они не его присуду, к тому ж оные иноземцы и недолго в остроге пробыли, а всегда пьянствовали. И так сей случай опущен.

На поданное в Большерецкую приказную избу требование 1737 году декабря 31 дня, по многократном словесном требовании о присылке ответствия, апреля 6 дня вторичное послал во оную приказную избу требозание, чтоб бывалые на авачинских изменников в походах в 1724 и 1725 годех к 10 или 11 числу сего месяца ко мне присланы были, также чтоб из бывших на озере в осаде у курильских мужиков два или три человека, у которых надлежит о обстоятельствах той осады и освобождения выспросить, а понеже слышал я, что между прочими был там и церковной староста Федор Слободчиков, которой в той осаде от них курильских изменников и ранен, и чтоб Большерецкая приказная изба вышеозначенных бывалых в походах людей и старосту Слободчикова с бывшими в осаде служивыми к вышеозначенному 10 или 11 числу без отлагательства и отговорок ко мне прислала, ибо хотя оной Слбодчиков назначен от Большерецкой приказной избы для меры верст в Курильскую землицу, то однакож сия вещь нужнейшая есть, и вместо его, ежели он к поездке от меня не отправится, может послан быть иной человек жалованной, а оной [568] Слободчиков жалованья не получает, и по силе ее императорского величества указов велено таким питаться своим промыслом, а на службы их без нужды наряжать не велено, ибо будучи в такой службе могут и без корму быть, а хотя б таким равно с жалованными служить велено было, то однакож для вышеозначенного дела его Слободчикова с товарищи надлежит ко мне прислать, понеже мне о всем надлежит при первом случае репортовать вашему благородию. А за неприсылкою вышетребованных людей история о Камчатской землице к отосланию при репорте может не готова быть.

На сие требование и по сие время еще ответствия не получил и людей требованных от меня ко мне не прислано, и за тем историю о завоевании Камчатки, о бывших в разные времена изменах и походах и о бунтах служивых людей, которая написана только по 1724 год, окончить невозможно было.

Апреля 10 дня чрез прибывшего сюда из Нижнего острога команды господина подполковника Мерлина прапорщика господина Черепанова уведомился я, что имеющаяся верстах в 80 от Нижнего Камчатского острога огнем дышущая гора сентября 25 дня 1737 году сверху идо подножья огнем обнималась, а потом, немного спустя, поднялась из нее густая туча и пошла в море. А октября 3 дня часах в 7 пополудни началось в Нижнем остроге трясение земли, которое было волнистое и три вала прошли невдолге один после другого так сильно, что едва хоромы не попадали, а печи в избах и балаганы падали и колокола звонили. Оное трясение с перемежкою продолжалося до весны сего 1738 года, только легко. Также и на Аваче и в Курилах трясение земли, о котором в 5 моем репорте вашему благородию нижайше объявлял, до весны же сего 1738 году с перемежкою продолжалося, ибо в то время пришедшие из Курил люди хотя и сказывали, что трясение перестало, однакож то неправда явилась. А в Большерецком остроге трясения я не примечал, также и в бытность мою на Аваче его не было.

После трясения, о котором в прежнем репорте объявлено, нигде никаких болезней не было, кроме Начикина острожка, которой вверху Большой реки имеется близ озера, из которого оная река вышла, в котором прежде собаки хворали, а потом все живущие в оном острожке люди, не выключая и малых робят, а болезнь была больше головная.

Получа известие, что на Аваче ясачные иноземцы промышляют зверей и птиц, а ко мне ничего не присылали, хотя к ним против моего требования, ноября 4 дня прошедшего 1737 году в Большерецкую приказную избу посланного, в котором, между прочим, о ловле зверей, птиц и рыб и о принесении ко мне предложено, ее императорского величества указ из помянутой приказной избы о том и послан, то я апреля 15 дня послал от себя служивого к живущим на Аваче иноземцам, дав ему инструкцию, в следующем состоящую:

1. Чтоб, приехав на Авачу, понуждал тамошних тойонов, дабы они каждой из своего острожка по одному или по два человека высылали для промыслу зверей, рыб, птиц к морю, а имянно, из зверей бобра, кота, сивуча и нерпы разных родов, из рыб касатки, капхажи и махваю, а из птиц савки, игылмы, ару, урилов и стариков.

2. Какие к нему принесены будут от иноземцов звери, птицы или рыбы, то б высылать ему оные ко мне с нарочными посыльщики переменяя их от острожка до острожка, не вынимая из зверей и птиц ничего внутреннего, ежели погода студеная стоять будет, а буде тепло будет, то б дабы в превезении чрез сколько верст с зверей шерсть не опрела, [570] а рыбы и птицы не изгнили, снимать ему с зверей и птиц и рыб кожи и набивать мятою травою, как ему здесь в остроге показывали, и стараться, чтоб в превезении не измяты и не помочены были.

3. Чтоб каждого рода зверей присылал по два, дабы из одного скелет сделать, а другого бы кожу набить.

4. Буде в зверях и птицах между мужичками и жоночками есть какая разница, то б ему набивать каждого зверя и птицы по мужичку и по жоночке.

5. Чтоб заказал иноземцам о диких каменных баранах, дабы они, понеже весною их не промышляют, осенью привезли ко мне в Большерецк каменного барана, не вынимая из него внутреннего.

6. Чтоб за зверей и птиц и рыб обещал он иноземцам выдачу китайского табаку, шару, почему они иноземцы за какого зверя, рыбу и птицу похотят, которой им от меня послан или присланным от них ко мне в Большерецк поверенному иноземцу без задержания выдан будет.

7. Чтоб ему для вышеписанного дела жить на Аваче маия до 15 числа, а больше б отнюдь не медлить, а будучи там, обид и налог иноземцам никаких не чинить, под опасением, по силе ее императорского, величества указов, жестокого наказания.

Апреля 26 дня требовал я от Большерецкой приказной избы: 1. чтоб на огород, которой будет в длину 20, а в ширину 15 сажен, сколько потребно колья, также и прутья талового, изготовлено было маия к 1 числу; 2. чтоб всякого роду рыбы, когда которую промышлять будут, по две живых ко мне принесены были; 3. чтоб мореход Нагибин, которой приехал из Анадырского острога и партии служивые, которые посажены были в новопостроенном Олюторском острожке, на время ко мне присланы были.

И по силе вышеозначенного требования колья навожено и огород огорожен маия 15 дня. Из рыб три рода принесено, а имянно: вахня, рамжа, камбала, красная рыба. Также и мореход Нагибин и служивой, бывшей при строении Олюторского острога, присланы. У морехода спрашивал я о впадающих в Восточное море и в Пенжинскую губу реках и речках, но он о дороге, по которой из Анадырского сюда ехал, сказать мог, а по морю еще здесь и не хаживал. А служивой сказал, что де он в Олюторском в то время был, когда де его строить начинали и, не дождался де достройки, оттуда за голодом бежал, и так де он ничего про то не знает, какое в остроге строение было, и для чего он от русских служивых оставлен пуст, и как от олюторов сожжен.

Маия 11 прислано ко мне при репорте от посланного на Авачю служивого два молодые бобра, мужичок да жоночка, да три утки: кара, савка и урил, да рыба сука, о которых он в письме объявлял, что де бобровую жоночку взял он у тойона Островной реки Опачи, мужичка Налачевой реки у тойона Мгата, утки у живущего в Авачинской губе тойона Ауши, а рыбу де послал ко мне прикащик Шергин и просил, чтоб я за оные бобры прислал мужикам табаку.

Маия 12 дня, против вышеписанного репорта, послан ордер к служивому Евлантьеву, в котором написано, что получено от меня все сполна, что при его репорте послано, только утки измараны и измяты так, что и того рассмотреть невозможно, какого цвету были, и того ради приказывал, чтобы ему привезть тех же родов еще по одной утке, и быть бы в остроге всеконечно маия к 20 числу, при котором ордере послано к нему фунт табаку, и приказано, чтоб он сам оной табак иноземцам, у которых бобры брал, роздал без утайки, или б с кем отослал к ним.

Маия 29 дня возвратился сюда посланной на Авачю служивой Евлантьев и объявил репортом: приехал де он на Авачю апреля 20 дня и сказал де лутчим тойонам, новокрещеным Алексею Бузлакову да [571] Петру Второму, чтоб они из своих острожков посылали для промыслу показанных в его инструкции зверей и птиц и рыб, по силе посланных к ним иноземцам из Большерецка ее императорского величества указов. А понеже де на Аваче в то время промыслу бобрового не было, а он де известился, что в Калахтырях и на Островной реках промышляют бобров байдарами, то де он для оных бобров принужден был ехать на вышеписанные реки и, приехав на Островную реку, понуждал их к промыслу бобровому, и как де в бытность его на Островной у тойона оной реки Опачи упромышляли при нем одну жоночку, то де он у него тойона ту жоночку взял, обещая ему присылку от меня табаку китайского.

Едучи же с Островной реки, взял он у калахтырского тойона Опауля мужичка, да в Авачинской де губе у тойона Ауши взял три утки, а имянно, урила, кару, ааныч, да рыбу де кошпелю послал зборщик Андрей Шерпин, и вышеписанные де кошлоки, утки и рыбу послал он с новокрещеным Иваном Вешняковым с Авачи маия в первых числах, а кота де и сивуча и нерпы не добывали, а о касатке де рыбе сказывают, что их никогда и промыслу у них не бывает, также и из моря не выкидывает, а белуги де они и не знают, а махвай и капхажи ныне в промыслу не имеется, токмо де живет, когда бывает густая рыба, а птиц савки и чигылмы, ару, урила и стариков ныне де упромыслить нельзя, а промышляют де их на гнездах, а когда де упромыслятся, то де прислать они готовы. Также по промыслу каменного барана приказал он коряцкому тойону Велле и о ловле де вышепнсаниых зверей и птиц и рыб всем тамошним тойонам лутчим Тарие с товарыщи приказывал накрепко.

Сего же де маня дня получил он от меня ордер, в котором написано, что де посланные от него ко мне кошлоки, рыбы и птицы, получены, токмо де утки подмочены и весьма измарались, и чтоб де ему таких же птиц еще доставить и в охранении привесть. И против де означенного ордера оных птиц достать не мог, и в промыслу де у иноземцов не имеется, а посланной де от меня табак за кошлоки один фунт, за печатью в целости принял и отдал де полфунта калахтырскому тойону Опаулю, а другую де половину отослал на Островную реку тойону Опаче с иноземцем Налачева острогу с Кыймой, а в проезде де он ясашным иноземцам никаких обид и раззорений не чинил.

Июня 12 дня получил я из Большерецкой приказной избы ведение, в котором написано: сего де 1738 году нюня... дня в присланном ордере в Большерецкую приказную избу с Авачи от зборщика Андрея Шергина написано: против требования де моего послано чрез посланного от него Шергина целовальника Василья Травинина одна бабья еврашечья куклянка, кубехочь, повязка да хоньбы старые женские, а взяты де от тойонов Петра, Карымчи да Алексея, Тареи, а цена де поставлена куклянке четыре рубли, а хоньбам рубль, да от них же тойонов взяты три утки, одна ипатка да две мачагатки, и требовано, чтоб я оные хоньбы, и куклинку и птиц принял и по цене плату дал.

Того же дня на вышеписанное Большерецкой приказной избе ответствовано, и во известие объявлено, что прошедшего еще 1737 году ноября 4 дня требовано от Большерецкой приказной избы, чтоб приказано было ясачным иноземцам принесть ко мне для продажи самое лутчее платье муское и женское и ребячье, ежели в нем, кроме величины, есть какая отмена, и по силе оного требования ныне ко мне прислана только одна бабья куклянка да хоньбы старые, на которое и смотреть мерзко, не токмо послать в ее императорского величества Кунсткамеру; а муское платье, также и торбасов женских и муских и штанов не прислано, и требовано, чтобы для покупки иноземческого платья послан был на Авачу, на Налачеву и в Калахтыри служивой или казачей сын, [572] которой бы во всех иноземческих острожках выбирал самое лутчее платье, а буде готового не найдет, то б нарочно шить велел, разделя оной труд по острожкам, а имянно: инде бы приказал шить куклянку, инде хоньбы и прочая; чтоб иноземцам не тягостно было, можно оного служивого для покупки платья послать и на ближайшие реки, а имянно на Утку и Немтик, но понеже с оных рек иноземцы почти все посланы по лес на маяки, того ради посылка на оные реки вотще будет; и чтоб Большерецкая изба по вышеозначенному требованию отправление учинила, а ежели чего отправлено не будет, то за непорядочное отправление от меня, куда надлежит, протестовано будет, а кто для покупки платья послан будет, о том бы меня уведомила письменно.

И по силе вышеозначенного требования отправлен от Большерецкой приказной избы от закащика Тимофея Гусельникова служивой Федор Верещагин, которому дан ее императорского величества указ, чтоб ему ехать на Авачю, на Налачеву и в Калахтыри для покупки иноземческого платья, о чем ко мне из помянутой приказной избы июня 13 дня прислано известие.

Того ж июня 13 дня Верхнего Камчатского острога зборщик Логин Попов, которой недавно сюда приехал, прислал ко мне письменное известие, в котором написано: прошедшего 737 году ноября 10 дня требовал де я, чтоб в Верхнем Камчатском остроге по прибытии его на строение троих хором, состоящих из двух светлиц и одной черной избы, заготовлено было лесу со удовольствием; и сего де 1738 году по силе оного моего требования маия с 1 числа в Верхнем остроге партии служивым людям и жителям наряд был, но токмо де просили они поданными своими доношениями, чтоб их сей весны уволить до предбудущего 739 году маия до 1 дня затем, что де у них кормовых припасов ничего не имеется, едва де кормом при остроге пробиваются; того де ради он опасен их послать в лес за бескормицею, дабы де они не померли томною голодною смертью напрасно и на нем бы де того не спросилось, о чем де он будет репортовать и в канцелярию Охоцкого порта.

Сие ответствие еще хуже ответствия большерецкого зборщика, ибо он уже правду объявил, что он не хочет строить и будто без указу не смеет, а сие содержит в себе немалое лукавство, объявляет, что служивые упросились до предбудущего году маия до 1 числа, будто прежде того времени кормом не исправятся, а кормом обыкновенно исправляются августа к 1 числам или к половине и так будто с сентября не можно лесу выронить и сплавить; но он для того так ответствует, что в 1739 году не он уже там зборщиком будет, и что оное падет на другова шею, а служивые и у того могут на год сроку упросить, да тому и конца не будет, ежели к ним о строении хором указу прислано не будет.

Июня 14 дня требовал я от Большерецкой приказной избы плотника для делания ящиков, в которых бы зверей, птиц и рыб и прочее послать к вашему благородию, которой ко мне того же дня при ведении и прислан.

Июня 15 дня отправился я к морю, взяв с собою плотника, и поставил столб близ устья Большой реки, размеряв его на парижские футы и дюймы, при котором зделал и доску на столбах для проведения полуденной линии, и жил у моря июля до 17 дня. А живучи полуденной линеи провести не удалося, понеже погода все пасмурная да туманная была, а когда и солнце проглядывало, и то либо поутру, либо под вечер. И так я без всякого успеху назад в острог возвратиться принужден был, только то, будучи там, приметил, что вода не так, как в Охоцке прибывает. В Охоцке дважды в сутки прибывает и убывает, и во время убыли вся без остатку прибылая вода збегает, а здесь также дважды в сутки прибывает, но первая, которую большею водою) называют, вся [573] убывает, а другая (манихою называют) только до половины, а не до суха збегает, потом прибывать начинает.

Ежели бы здесь так, как в Охоцке, вода прибывала и убывала, то бы можно и в пасмурные дни например примечать, в котором часу прибывать начинает, хотя бы и погрешность небольшая в часах была, а то бы праведно было, сколь долго прибывала и убывала, понеже уже известно, что она через 6 часов прибывает и через 6 убывает, а здесь еще надлежит знать, поскольку часов большая вода прибывает и убывает и по скольку маниха. По моему мнению или большей воде надлежит прибывать больше 6 часов, а манихе убывать больше 6 часов, или, через несколько часов прибывши и убывши, стоять в одной мере, потому что в 24 часа два раза прибыль и убыль воды оканчивается. А ежели бы и примечать, на пример, прибыль и убыль здесь, то бы оные примечания негодны будут, 1) чтобы прямого времени прибыли и убыли в них не показано было, 2) что и то неизвестно было бы, сколь долго прибывает вода и убывает. Верно без карманных часов сего зделать невозможно, а солнечные негодны. Хотя бы дней 5 сряду в месяце солнечных было, то бы можно оное по солнечным часам приметить, да сего лета у моря того при мне не случилось.

Июля 5 дня, по компасу поставя солнечные часы, приметил я, что большая вода прибывать начала в 2 часах по п[олудни], а до которого часа прибывала, того знать невозможно было, хотя солнце и видно было, но в тумане и без лучей. А мне показалося, что прибывало больше 6 часов, а прибыло ее на 7 1/4 фута.

Живучи там, только несколько рыб описал и набил, также собирал растущие там травы и те, которые, будучи при вашем благородии не видал, описывал, а июля 17 дня в острог возвратно поехал и следующего 18 дня во оной приехал.

Хотя по силе в данной мне от вашего благородия инструкции и надлежало послать к устью Большой реки служилого, которой бы примечал прилив и отлив морской воды, но понеже и мой труд там без успеху был, а ему бы то ж воспоследствовало, того ради его и не послал. Однакож по объявлению жителей годы, нынешнему ненастьем подобные, редко бывают, и то можно будущей весны отведать.

К житью для чинения сих обсерваций годны июнь и июль месяцы: 1) что самая средина лета, и в них перед другими больше ясных дней бывает, 2) что тогда у моря много жителей живет на рыбных промыслах, и того ради кормом служивому пробиваться можно; а в другие месяцы там никаких людей не бывает, и ежели оставить там на месяц или больше служивого, то надлежит при нем быть двум иноземцам с батом и с сетью, которые бы его кормили, а из острогу на столько времени запасу ему хозяин не даст, потому что берут с них в год по 29 рублев; а куда поедут, тогда свой корм едят, а купить негде, понеже здесь корму продавать обычая нет, а хотя бы и было продажное, то еще и купить нечем, понеже он жалованья с 1732 году не бирал.

Июля 19 дня получил я из Большерецкой приказной избы веление, в котором написано: сего де 1738 году июня 12 дня, по присланному от меня требованию, послан был от Большерецкой приказной избы служивой Федор Верещагин на Авачю и на Налачеву и в Калахтыри для покупки иноземческого самого лутчего платья муского и женского и робячья; и по указу де ее императорского величества оной Верещагин ездил до Авачи и до прочих острожков, и, прибыв до сего ж 1738 году июля 7 дня в Большерецкую приказную избу, объявил при доезде реэстром, что куплено в вышеписанных острогах у тойонов, а имянно де, на Налачевой у тойона Мгата малахай собачей муской, цена 10 коп., [574] штаны котовые муские, цена 50 коп., торбасы муские, цена 10 коп., у коряки Велли тойона хоньбы бараньи, цена 1 рубль, торбасы бараньи, цена 20 коп., у Ниаки с Аушей тойонов куклянка собачья муская, цена 2 рубли, хоньбы котовые цена 60 коп., торбасы женские, цена 20 коп., пояс в том же числе с торбасами, у Тарей и у Петра тойонов штаны котовые муские, цена 50 коп., торбасы муские с поясом, цена 20 коп., малахай муской да пояс, цена 50 коп., хоиьбы котовые робячьи, цена 50 коп., волосы бабьи без цены. И требовано, чтоб я оное платье принял и по цене плату отдал.

А понеже между оным платьем было излишнее, а иное негодное, то я излишнее и негодное июля 25 дня отослал при ведении в Большерецкую приказную избу и требовал, чтоб оное иноземцам возвратно отослано было, а за, годное бы принято было от меня по здешней цене китайским табаком шаром, а что чего отослано возвратно и что оставлено и по какой цене при сем реэстр объявляется.

РЕЭСТР ОТОСЛАННОМУ ПЛАТЬЮ

РЕЭСТР ПРИНЯТОМУ ПЛАТЬЮ

и за оные три рубли десять копеек отдано будет казенным табаком шаром 1 фунт.

Того ж июля требовано от Большерецкой приказной избы, чтоб определено было четыре человека плотников для делания казенного анбара, понеже лес уже вывожен, также б повелено было изготовить с 80 или больше кирпичей для делания места под некоторой инструмент.

Июля 19 дня приехал сюда посланной от меня для покупки курильского платья и прочего служивой Степан Плишкин и объявил мне репортом.

По силе де данной ему Плишкину инструкции отправился он из Большерецка марта 19 дня в Курильскую землицу и на озеро де приехал марта 23 дня и сказал де он лутчим мужикам тойону Тахпичю с товарыщи, чтоб де он из своего острожка посылал для промыслу показанных ему Плишкину в инструкции зверей, птиц и рыб, и оной де Тахпичь сказал, что де зверей и птиц и рыб промышлять еще время не пришло. И жил де он Плишкин на озере маия до 6 дня и описывал де он реки и речки, впадающие в Курильское озеро.

С озера де отправился он апреля 29 дня и того же дня приехал он на Лопатку и жил на Лопатке маия по 6 число.

Маия 6 числа около полудни погребли де они в байдарах на первой остров и за противным де ветром ввечеру уже на оной остров пригребли. [575]

Между первым де островом и Курильскою лопаткою есть двои сулои, первые верстах в 2 от Курильской лопатки, которые залегли от большого моря почти до Алайды острова, а другие де от первого острова версте в полуторе, которые залегли от большего ж моря и кончаются, миновав первой остров. Оные де сулои подымаются, как вода прибывать или убывать станет, и так ходят как горы, а все с белью, и тогда де никоими мерами байдарами грести чрез них невозможно, а улягаются де они, когда вода в море станет, прибываючи или убываючи, и хотя де зыбь в том месте и очень велика и байдары де на вал подымаючись почти стоймя становятся, однакож де они без бели, и байдары де их под себя подбирают, и тогда де байдарной путь без опасения.

В их де перегребе такое нещастие было, что де лутчей курильской мужик Ломча прямо в сулой вшел, которые де тогда еще не все уходились, и оную де другим сулойным валом затопило, а их де байдары, понеже строй лежал в Пенжинское море, к тому ж де и ветер был противной, снесло ниже острова, и они де с нуждою до него добиться могли.

На первом де острову жил от июня до 3 дня и хотел де ехати возвратно в Большерецк, чтоб де поспеть на показанное в данной ему инструкции число, но господин де зборщик Фурман байдары ему не дал, потому де что мужики еще ясаку не промыслили, и как де оной господин зборщик того же июня 3 дня отправляться стал на другой остров:, то де и он с ним ехать намерился, хотя де ему и не велено ездить на другой остров, но понеже де прежде возвращения зборщикова со второго острова ехать на Лопатку ему невозможно было, то де он с ним на другой остров поехал.

Будучи де на другом острову, купил он у мужиков курильских морских зверей, кота да нерпу, а дал же за них по 3/4 фунта табаку и кота он при репорте объявил, а о нерпе сказал, что де с ней вся кожа слезла. Также де промыслил он две морские рыбки, а из птиц: урила, старика, а третью де которой русского названия не знает.

Из японских де вещей купил он подкос да чашу, саблю да сергу, а из платья шубу птичью, шапку, а дал де он им иноземцам за помянутые вещи табаком, а имянно де, за поднос да за сергу фунт с четвертью, за чашку да за саблю шесть фунтов, за шубу птичью полфунта, а что де у кого имянно куплено, тому де явствуют приложенные за иноземческими знаменами подписи, с которых копия посылается и к вашему благородию.

А хотя де он Плишкин за вышеписанные вещи платил и не дешевою ценою, однакож де он на сие объявляет, что де у них вышеозначенные вещи между собою еще дороже ходят, а имянно де, чашка с подносом по два бобра, серга по бобру, шуба по кошлоку и шапка, которую без платы дали, по бобру ж, а сабля де по пяти бобров, и чтоб де оным иноземцам тягости не зделать и не озлобить их, то де он инде верстал по фунту за бобра, а инде и по половине.

Он же, Плишкин, привез с собой иноземцов первого и другого острова, из которых один знал камчатской язык, а другой бывал на третьем острову.

По колчадан де послан от него Плишкина толмач Михайло Лепихин и дано де ему казенного табаку один фунт для подарков иноземцам, которые де его в то место повели.

В морском де пути примечал он сколь далеко до перва острова от Лопатки и приехавши де на первой остров описывал реки и речки и озера, мимо которых они в байдарах гребли, также де сколько ясачных иноземцов на оном острову имеется записывал он и оную записку [576] приложил он при своем репорте, с которой до вашего благородия посылается копия.

Будучи де на оных островах, не мог купить японских денег и писем, они де сказали, что у них японских писем и денег не имеется.

По возвращении с островов, нашел де он, Плишкин, на Озерной реке, саженях в 200 от ее устья, вниз пловучи, на левом берегу серу горючую, которая де из горы осыпается; из оной серы с тем каменем, между которым она находится, малое число ко мне привез и притом объявил, что де по объявлению иноземцов иногда и большие куски из горы выкатываются, то ему де того видеть не удалось.

О болезнях де и лекарствах спрашивал он у курильских иноземцов. но они де ничего о том не знают.

Чрез привезенных им, Плишкиным, иноземцов написал я их языка слова и спрашивал о их вере и обычаях, также спрашивал об островах дальних курильских, сколь они велики, какие на них места гористые или ровные, жилые или пустые и прочая. И сочинил резстр зверям, птицам и рыбам около островов находящимся, которое при сем репорте прилагается.

Выспрося у оных иноземцов все, что надлежало, июля 31 дня отпустил оных на свое жилище.

Июля 27 дня отослал я при ведении кожу с бобровой матки, которая маия 11 дня прислана была с Авачи для делания из костей ее скелета, но понеже у обоих зверей, как у мужичка так и у матки, черепы головные проломаны были, и того ради они к деланию скелета не годились.

Июля 31 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, 1) чтоб мне полпуда смолы для деланья вару, которым заварены посланные к вашему благородию ящики, отпущено было с роспискою, также бы и человек, вар из смолы делать умеющей, прислан был, 2) чтоб на ширенье показанных ящиков, сколько потребно, нерпичьих котовых или иных каких кож из казны выдать повелено было, 3) чтоб повелено было собрать с иноземцов полпуда сладкой травы да фунтов с 5 сахару травяного, а за збором бы оной травы и сахару послать кого из служивых или казачьих детей нарочно, 4) чтоб для превезения к устью Большой реки бывших у меня курильских мужиков два бата изготовить приказано было.

И по силе вышеозначенного требования курильские мужики того же июля 31 отсюда к морю отправлены, а смола выдана августа 7 дня, о сладкой траве сказано, что она к посылке изготовлена будет, а сахару де ныне набрать невозможно, потому де что трава вновь делается и еще не осахарилась, а на ширенье ящиков прислана одна коровья кожа, а больше де в казне не нашлося.

Августа 6 дня, как весть пришла в острог о прибытии бота "Гавриила" в Большерецкое устье, требовал от меня зборщик Шергин словесно, чтоб я ему сообщил известие сколько я, будучи в поездках, подвод брал и сколь далеко ездил, чтоб де по тому ему Шергину бывшим у меня в каюрах иноземцам выдать прогонные деньги и репортовать канцелярии Охоцкого порта.

И на оное требование Большерецкой приказной избы того ж августа 19 дня ответствовано письменно, а в ответствии объявлено, что прошедшего 1737 году декабря 29 дня требовано от Большерецкой приказной избы к моей поездке на Авачю и в Курилы семерых санков, а имянно под меня и под мой богаж четверых, под пищика и под инструменты двоих, да под служивых одних санков и на них прогонных денег, на которое требование от помянутой приказной избы генваря 8 дня сего 738 году ответствовано, что де к моей поездке подводы от [577] закащика отправлены будут, а прогонные де деньги отданы будут исправно; а ныне де в Большерецкой приказной избе известия не имеется, сколько где верст; а при отправлении моем на Авачу того же генваря 17 дня отправлены от закашика Гусельникова шестеры санки, а имянно: под меня четверы, под пищика да под служивых двои санки, а под инструменты санков я не взял, потому чго большая их часть в остроге оставлена. И ездил на помянутых подводах до имеющихся по Баане речке горячих ключей и оттуда через Начикин острожек до Авачи реки до Паратуна острожка и оттуда возвратно в Большерецк. А прошедшего марта 19 сего ж 1738 году для поездки в Курилы отправлено по моему требованию от того же закащика Гусельникова под меня трои, да под служивых одни, всего четверы санки, на которых ездил я до имеющихся на Озерной реке горячих ключей и оттуда возвратно и Большерецкая б приказная изба, выдав прогонные по плакату денги за вышеписанные подводы, прислала ко мне известие, сколько числом денег дано будет.

Августа 23 дня по бесчисленном словесном требовании письменно требовал от Большерецкой приказной избы, чтоб та посланное требование генваря 3 дня сего 1738 году ответствие прислала, да казенной бы анбар построить приказала, объявляя ей при том, что так скорому отправлению Большерецкой приказной избы, ежели от меня репортовано будет, удивляться будут, что в целой почти год, понеже об нем в прошлом еше годе предложено, анбара построить не удосужились, а всей работы только бы на одну неделю было.

Августа 25 дня прислана от Большерецкой приказной избы куклянка собачья муская на перемену прежде отосланной негодной куклянки, а цена ей поставлена два рубли, за которую отдано будет по цене табаком 51 золотник, да за куклянку еврашечью, присланную от зборщика Шергина с Авачи, которой цена поставлена 4 рубли, отдано будет по цене 1 фунт 4 золотника.

Августа 26 дня прислано от Большерецкой приказной избы ответствие на требование, учиненное оной приказной избе генваря 3 дня, и табель присудным Большерецкому острогу ясачным иноземцам, с которого ответствия при сем репорте приобщается копия. А о строении анбара ответствовано, что де четыре человека плотников присланы будут, а восемьдесять кирпичей кирпишник Сава Горской подряжен делать, а как де из дела выдут, и пришлются де оные кирпичи ко мне немедленно.

А что между описаниями пути в каждом иноземческом острожке ясачных людей меньше показано, и то писано по сказыванию тойонов тех острожков, которые для того в числе погрешили, что они о наличных сказывали, а в ясачных книгах, которые в коем остроге объясачены, тут и числятся, где б они ни жили.

А что вообще до учиненных от меня дел касается, то я с ноября 15 дня прошедшего 1737 году продолжаю метеорологические обсервации. Зимою ездил в поездки, как выше объявлено, в пересматриванье старинных дел и в сочинении истории о камчатском народе и о завоевании Камчатки упражнялся, и хотя история о завоевании Камчатки и о бунтах и изменах не окончена, однакож для показания, что она не от моего нерадения, но от неотправления с Большерецкой приказной избы не окончена, вчерне посылаю до вашего благородия.

При начатии весны старался я о завождении огорода, в котором сеял репу, редьку, ячмень и садил все те тразы, которые найтить мог, и которые высушеные к вашему благородию посланы, а деревья садить не успел, потому что, как огород огорожен и земля вскопана была, оные листья роспустили, однакож осенью или весною всех родов [578] дерев, сколько здесь есть, посадить не премину. Из трав почти все принялися, а которые засохли и те дополнены будут. Ячмень посеян маия 20 дня около четверти пуда, всходить начал он маия 29 дня, а колоситься около половины июля месяца, вышина его в аршин и меньше, а колосья вершка в три, некоторые колоски и наливаться было начали, но бывшие августа в первых числах иней побили. И хотя оной ячмень и по сие время еще зелен, однакож надежды нет, чтоб что из него было, и сие не дивно, понеже несколько раз здесь сеян был и прежде меня, но такими ж мерами пропадает. Горох садил маия 25 дня, которого из ста горошин только 10 взошло, а все горошины сажены с ростками, оной вышиною около аршина, а еще и по сие время не цветет. Редьку садил 30, а репу 31 числа маия; редька и репа взошли, и ныне редька с большую морковь величиною, а репа не больше 2 дюймов в диаметре. Земля здесь не чернозем, но глиняная, видом как ил.

Как рыба в реке появилась, то всех родов описывал рыб и набивал, кроме чавычи, которой ныне почти не было, да белой рыбы, которая у моря августа в 1 числе в реке появилась, а сюда еще не дошла, также описывал и набивал птиц, которых достать мог, которых с прочими вещами посылаю при сем до вашего благородия, а сколько чего имянно: о том явствует приложенной при сем реэстр.

Летом собирал я и описывал травы и сушил, с которых описаниев копии, также и сушеных трав каждого рода по одной до вашего благородия посылаются, да сочинил же я описание сладкой травы и описал способ сидения вина из помянутой травы с доказательством, как и от кого оной способ найден, которое описание при сем же репорте приобщается.

Хотя по силе данной от вашего благородия инструкции и велено мне репортовать четыре раза в год, однакож по нынешним здешним обстоятельствам того учинить невозможно, потому что судна транспортного не имеется, а землею, кроме крайних нужд, никто не посылается, и ежели бы господин капитан Шпанберг судна ныне не отпустил, то бы никак репорта послать невозможно было.

А что впредь учиню, о том вашему благородию при самом первом случае нижайше репортовать не премину. Студент Степан Крашенинников.

В Большерецком остроге. Августа 29 дня 1738 году.

(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, № 34, лл. 55-74 об.).