ДВЕНАДЦАТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ И МИЛЛЕРУ от 13 ноября 1741 г.

Благородным господам профессорам Академии Наук.

Репорт 12.

По отослании 11 моего нижайшего репорта к вашему благородию со служивыми, которых господин капитан коммандор Беринг намерен [629] был послать чрез Анадырской острог на почте, отправлен я от адъюнкта господина Штеллера чрез Верхней в Нижней Камчатской острог и оттуда до оленных коряк, для описания их народа, с одним толмачем, да одним служивым. А как мне во оном пути поступать и что делать надлежало, дана от него господина адъюнкта на латынском языке инструкция, с которой при сем до вашего благородия точная копия посылается.

Из Большерецкого острога поехал я ноября 24 дня часах в 3 пополудни, и понеже в дороге захватила сильная пурга, то на Утку реку следующего 25 дня поутру насилу добрался, и прожил там за означенною пургою того же ноября по 27 число, а 27 числа приехал на реку Кыкчик. В Кыкчикском остроге пробыл я декабря по 1 число за тем, что в то время продолжалось иноземческое празднество, и я смотрел, все ли действия сходны с теми, которые я будучи у них на празднике, прежде описал и тем же ли порядком ведены, а прежнее описание праздничных действ при себе имел; и в том их празднике никакой отмены усмотреть не мог, кроме того, что все не с такою ревностью и радением, как прежде отправлялось. А делалось оное для того, что большая часть того острожка перекрестились, а некрещеных осталось малое числю, да и те креститься же намерены. Я при том всех болванчиков образцы зделать приказал, на которых написал имена их, как называются, и при сем послал до вашего благородия.

В Верхней Камчатской острог приехал я декабря 10 дня. От Кыкчика до Верхнего Камчатского острога имел благополучный путь. В означенном пути ничего примечания достойного не учинилось, кроме трясения земли, которое было декабря 8 дня около полудни; а мы в то чремя стали на стан обедать, которой стан имели над рекою Оглукоминой, не доежжая верст за 30 до Оглукоминского хребта. Оное трясение было следующим образом: как мы отобедали, и всякой к своим санкам пришли, то вдруг как от сильного ветра лес зашумел, и земля так затряслась, что мы за деревья держаться принуждены были, горы заколебались, и снег со оных покатился. Означенного трясения применили два вала, из которых один около минуты продолжался, а другой, которой вскоре за первым следовал, очень скоро прошел, а больше того дня ничего не приметили, может быть, что и еще земля тряслась, но везде приметить невозможно было, токмо слышали часто гром под землею. В ноги очень часто земля тряслася, токмо легко, а перед всяким трясением гром под землею слышали. Ночевали мы близ хребта Оглукоминского.

На другой день, то есть декабря 9 дня, поутру около 8 часов, переехав Оглукоминской хребет, сильной гром под землею слышали, а трясения земли не приметили. Как мы на Оглукоминской хребет подымались, то вся та падь, которою ехали, снегом завалена была, которой с гор во время трясения осыпался, так что с трудностию проехать можно было.

Приехав в Верхней Камчатской острог, спрашивал я у жителей о вышеписанном земли трясении, было ли у них или нет, и они объявили, что в означенные числа часто у них земля тряслася и гром слышан был, токмо очень легко.

В Верхнем Камчатском остроге пробыл я декабря по 17 число, а декабря 17 дня поехал в Нижней Камчатской острог, взяв с собою оттуда в толмачи казачья сына Семена Дурынина.

Декабря 18 дня приехал в Машурин острог и следующего дня во оном дневал. Около здешнего острога видна была на снегу сажа, которую выкинуло из Толбачинской горелой сопки.

Декабря 20 дня поехал из Машурина острожка и приехал на [630] Толбачик декабря 22 дня. Здесь о Толбачинской горелой сопке получил чрез жителей того острожка следующие известия.

Декабря 12 дня около полудни из означенной горелой сопки вышел облак густой, а за ним вскоре выкинуло каленой камень, как шар, которой сверху вниз по горе катился и остоялся повыше подножья около одного пригорка. В том месте загорелся около растущей лес и учинился сильный пожар, которой бесперемежно продолжался декабря по 21 число. А из вышеписанного облака пало на землю пеплу черного во все стороны ста на полтора верст, толщиною в сих местах около 1/4 дюйма. На другой день по учинившемся пожаре было легкое земли трясение один раз. При выхождении облака из сопки и прежде и после никакого шуму и грому слышно у них не было. Я ничего здесь усмотреть не мог, кроме густого дыму, которой сверху до подножья почти всю сопку окружил, а духу особливого не приметил. Пеплу из сопки выброшенного собрал я малое число и послал при сем до вашего благородия.

В Нижней Камчатской острог приехал я декабря 30 дня, a 31 дня послал ордер к отправленному от меня в коряки для покупки коряцкого платья толмачю Спиридону Перебякину, чтоб он ехал в Нижней Камчатской острог в немедленном времени с покупным платьем.

1741 году генваря 5 дня послал я до Караги реки служивого Михайла Лепихина и приказал ему, чтоб он проведал, есть ли около Карага, или на Пенжинском берегу около Лесной и Паллана рек оленные коряки, и буде есть, то б ему прислать ко мне в Нижней Камчатской острог известие чрез иноземцов в самой скорости, а самому б дожидаться меня на Караге или ближе; а буде нет, то б подлинно достовериться ему, в которых они местах кочюют, и о том ко мне прежде прибытия своего в Нижней острог прислать известие, ибо по рассуждению расстояния тех мест и дале вышеписанных мест хотел я ехать, ежели б оттуда не очень в дальнем расстоянии находились. Да ему ж приказано выслать толмача Перебякина, где с ним встретиться.

Того же генваря 5 дня отпущен от меня возвратно в Верхней Камчатской острог толмач Семен Дурынин.

Генваря 13 дня получено здесь известие, что изменили на Пенжинском море на Утколоке реке ясашные иноземцы и пошлинного для собрания подвод матроза да при нем служивого и толмача, новокрещенных двух человек, да служивого Анадырского острога, там случившегося, декабря около 6 дня убили и, матрозкую голову на кол взоткнув, шаманили над нею, а собранные им подводы на Тигиле, которые означенным матрозом до Утколоцкого острожка приведены были, остановили.

В то же время на Подкагирной реке подкагирнские сидячие коряки побили купецких людей Онисима Балина с товарищи, всего семь человек, которые ехали с гарном из Аиздырска в камчатские остроги и весь их товар разграбили, а остался из тех купецких людей один человек, а имянно Вагилей Балин, которой в то время был в Нижнем Камчатском оороге и про убивство то ничего не знал, а спасся нижеписанным образом.

Декабря 6 числа вышеписанные купцы поехали все вместе из Подкагирнского острога и, переночевав, означенной Балин, оставя при своем багаже брата своего Онисима, поехал наперед со служивым Афанасьем Тарабыкиным до Тигилю, чтоб там заблаговременно для перевезения товаров с Тигилю в Нижней острог подводы нанять, а оставите купцы на том месте дневали, где следующей ночи и побиты, да и за уехавшими наперед гналися, но настичь не могли. Их хотели убить еще, не допущая до Подкагиреой реки, и ноября 1 дня навстречу к ним [632] выежжали, а имянно: подкагирнский тойон Иняла и ясаул Тунтун-Хат с товарищи, и всякие обиды тем купцам казали, кормы их сильно поедали, а во оправдание свое им ответствовали, что им де не с голоду умереть, будто бы они к себе навстречу их звали, и кормить обязались. А по прибытии в Подкагирнской острожек ноября 19 дня встретились они со служивым Савою Корноуховым, которой ехал с одним казачьим сыном да с купецким человеком, и пробыли в означенном острожке ноября по 27 число, а между тем от голоду великую нужду претерпели, ибо коряки корму им не давали и не продавали, отчего догадываться стали они, что коряки хотят их убить, одиакож, чтоб подлинно о том уведомиться, призвали одного коряку именем Нючю, которой казался им подобросердечнее, и стали спрашивать у него, чего ради они их так морят, и он им сказал: мужики де наши худо думают.

Ноября 27 дня отправилчсь они в сбой путь, но за пургами паки возвратиться принуждены были, и жили во оном декабря по 6 число. А декабря 6 дня, как они для дня святителя Николая богу благодарственные молитвы отправляли, коряки все вон из юрты выбрались с бабами и с малыми робятами и со всем своим шкарбом. И мужики стали около окна, которым из юрты выходят, вкруг с луками и копьями, чего ради они с ружьем из юрты выходить принуждены были, а в юрте у них в жупане было накладено множество сухих дров, и можно думать, что они сжечь их хотели. А как бог пособил им выбраться из юрты, то они говорили, для чего они вооружились, разве убить их хотят, а они ответствовали, чести де ради так хотели проводить. И так оные того дни из их острожка поехали, а коряки их до стану провожали, и жили с ними и убили.

Получа вышеозначенное известие того же дня, послал я наскоре ордер служивому Михаиле Лепихину, чтоб он немедленно назад возвратился, а сам в коряки ехать для вышеозначенных причин опасен, о чем я генваря 15 дня послал репорт к господину адъюнкту Штеллеру, в котором репорте, кроме сего, объявил о пути моем до Верхнего Камчатского острога, и что, прибыв в Верхней Камчатской острог, посланной со мною ордер от господина профессора ла Кроера в приказную избу отдал и при том от себя послал требование, чтоб при новопостроенных к прибытию его благородия хоромах, все, что еще не в готовности, достроено было, о чем в том требовании объявил имянно, и что приказная изба все зделать обязалась, токмо требовала одного кирпишника, ибо в тех хоромах печь весьма худа, к тому ж одною печью обеих светлиц нагреть невозможно, чего ради во всякой горьнице по особливой пече понадобится; что Толбачинская сопка пепел из себя выбрасывала; о отправлении моем из Верхнего в Нижней острог, что в Нижнем остроге в приказной избе посланной от господина профессора ла Кроера ордер объявил; напоследок объявил, что я послал служивого для проведания коряк, и что, услышав о измене ясашных иноземцов, послал к нему ордер о возвращении, а сам я в коряки ехать опасен, но намерен возвратиться в Большерецк, токмо дожидаюсь служивого Михаила Лепихина.

Генваря 21 дня послал я с попутчиками Анадырского острога в приказную избу требование, чтоб Анадырского острога приказная изба купила на казенной табак чюкоцкое и юкагирское платье, муское и женское и робячье, самое лучшее, от торбасов и до малахая, и выслала б будущего 1742 году на Камчатку, а что издержано будет на покупку того платья, то б писано было на щет Камчатской экспедиции, а к нам бы прислано было известие; да чтоб, взяв у служивого Ивана Потонкуева морскую сушеную рыбу да птицу, при том же прислала, о которых слышал я, что они очень диковинны. [633]

Генваря 27 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы февраля к 3 числу каюр, толмача и одного служивого в провожатые, вместо служивого Михаила Лепихина, да чтоб приказная изба выслала в Большерецк посланного за покупкою коряцкого платья толмача Спиридона Перебякина, когда оной в Нижней Камчатской острог прибудет, напоследок, чтоб на присланной ордер от господина профессора ла Кроера ответствовала.

И по силе вышеозначенного требования определен ко мне в толмачи казачей сын Александр Мурзинцов, в провожатые служивой Филипп Карпов, и при том ответствовано, что Нижнего Камчатского острога приказная изба вышлет в Большерецк без задержания толмача Перебякина, когда он в Нижней острог приедет, а на присланной ордер от господина профессора ла Кроера ответствовать без коммандира камчатских острогов Петра Колесова не смеет, а будет де ответствовать, когда означенной Колесов в Нижней Камчатской острог приедет. В бытность мою в Нижнем Камчатском остроге поручил я часть из всех семян служивому Петру Иконникову, которой и свой огород имеет.

Из Нижнего Камчатского острога поехал я февраля 4 дня через Верхней же острог, в которой приехал февраля 15 дня. Здесь получил я письмо от господина профессора ла Кроера о привезении с собою термометра из Нижнего Камчатского острога в Большерецк, по силе которого писал я в Нижней острог к оставленному для чинения метеорологических обсерваций казачью сыну Егору Иконникову, чтоб он отдал термометр при доношении в приказную избу для отсылки в Большерецк к господину профессору ла Кроеру и при том написал ему, как оной увязать надлежит.

Того же дня отпущены возвратно в Нижней Камчатской острог толмач Мурзинцов и служивой Карпов.

Февраля 17 дня Верхнего Камчатского острога служивой Андреян Рюмин, которому по силе указу присланного из канцелярии Охоцкого порта велено ехать чрез сидячих коряк и ставить станцы, просил меня письменно, а в прошении написал: понеже де положены на него Рюмина от господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера некоторые дела, а бумаги де от них к нему не прислана, а ниоткуда требовать не показано, а понеже де я нахожусь в их команде, то б де я о даче ему на те приказанные дела одной дести пищей бумаги постарался. И по вышеозначенному его прошению выдана ему из бывшей при мне казенной бумаги одна десть.

Февраля 18 дня писано от меня к бывшему тогда в Верхнем остроге коммандиру Петру Колесову, чтоб он служивого Ивана Лосева, которому так же, как и в Нижнем остроге, часть из всех семян дана, в летнее время на иную работу на наряжал и чинил бы ему вспоможение в копании земли и в прочем, что к развождению данных ему семян потребно будет.

Из Верхнего Камчатского острога отправился я февраля 21 дня с большерецким толмачем Горловым да Верхнего Камчатского острога с казачьим сыном Григорьем Дурыниным и того же февраля 23 дня приехал на Оглукомину реку, где встретил отправленного в поход против изменников морской комманды прапорщика Павла Левашова, с которым морских солдат до камчатских казаков было с 50 человек. У оного прапорщика слышал я, что ему велено итти только до Утколоки реки и оттуда возвратиться, а против подкагирных изменников отправить сына боярского Петра Борисова с казаками.

Отсюда отпущен возвратно в Верхней Камчатской острог бывшей при мне в провожатых казачей сын Григорей Дурынин. [634]

От Оглукомины до Большерецка, ради великих пург, принужден я был ехать марта до 8 числа, а в 8 числа ввечеру приехал в Большерецкой острог.

Имеющегося у меня казенного табаку шару, как вперед до Нижнего Камчатского острога, так и возвратно до Большерецка. на пятеры санки за прогоны вышло три фунта двенатцать и две пятины золотника.

Я в сем пути иного ничего учинить не мог, кроме того, что собрал некоторые известия о оленных коряках чрез коряку оленного, которой уже крестился и живет около Нижнего Камчатского острога, да достал камчатскую костяную чекушу, которыми они бивались прежде сего. Оные известия при сем посылаются до вашего благородия.

Марта 10 дня подал я о всем вышеписанном репорт, господину адъюнкту Штеллеру.

Того же дня прислан ко мне от него господина адъюнкта ордер, а во оном написано: понеже де я от них предбудущего лета отправляюсь в Иркуцк, а по поданному де от меня репорту имеются при мне казенные книги, инструменты и материалы, того б де ради оные книги, инструменты и материалы, отдать мне студенту господину Горланову с роспискою, а какие книги инструменты и материалы отданы будут, о том бы репортовать.

Марта 12 дня студент Алексей Горланов и я подали господину профессору ла Кроеру и адъюнкту господину Штеллеру доношение, чтоб нам даван был провиант здесь, по якуцкой цене без провозу, и о том бы писано было в Иркуцк, а ежели об отпуске нам здесь провианта по якуцкой цене без провозу указу не пришлется, то мы повинны будем за оной провиант заплатить по чему оной в Охоцк с провозом станет. И против того нашего доношения писано от них господина профессора и адъюнкта господина Штеллера в Иркуцкую провинциальную канцелярию, а о присылке об отпуске нам провианта по якуцкой цене без провозу указу из высокоправительствующего Сената надежны мы на ваше благородие, что ваше благородие о том милостивое старание возымеете и в конец нам раззориться не допустите.

Того ж марта 12 дня уехал на Авачу адъюнкт господин Штеллер для походу в Америку вместе с господином капитаном коммандором Берингом и приказал мне быть на Авачу с господином профессором ла Кроером.

Марта 20 дня получил я денежное жалованье на сей 1741 год. Марта 26 дня приехал в Большерецк посыланной на изменников прапорщик Левашев и привез с собою изменников 22 человека. Оные по убитии матроза со служивыми ушли на отпрядыш, которой имеется около устья Утколоки реки на море, и зделали там жилье. И как означенной прапорщик прибыл под тот отпрядыш, то вызывал их ласкою, чтоб добровольно здались, по которому вызову все те, которых он с собою привез, к нему вышли, а остальные, человек до десяти здаться не захотели и стреляли из луков, отбивая их от прядыша. Тогда означенной Левашов велел к ним гранаты метать и приступом их брать. И как они увидели, что им не отсидеться, к тому ж некоторые из них уже и убиты были, отчаяв живота своего, переколовши жен и детей своих с камня в мире перебросились. На приступе ранено казаков 3 человека да 1 камчадал.

Прапорщик Левашов, побивши изменников, отправил на Подкагирную реку против тамошних изменников сына боярского Петра Борисова в 40 человеках.

Апреля 6 дня поехал на Авачу господин профессор ла Кроер и я с ним в Авачинскую губу, где ныне называется гавань святых апостола Петра и Павла. Приехали апреля 10 дня, где прожил я [635] апреля по 20 число, упражняяся в переводах доношения адъюнкта господина Штеллера в высокоправительствующий Сенат и инструкции господина профессора ла Кроера.

При отпуске моем в Большерецк даны мне инструкции, как от господина профессора ла Кроера, так и от адъюнкта господина Штеллера, как мне поступать, едучи отсюда до Иркуцка, и что там делать, и отправлен оо мною солдат Зеленцов комманды господина профессора ла Кроера. С данных мне инструкций посылаются при сем вашему благородию копии.

Из присланных ко мне от вашего благородия семян взял от всякого по части господин адъюнкт Штеллер для саженья на Аваче, а остальные приказано мне отдать для развождения в Большерецку комманду господина профессора ла Кроера нарочно для того оставленному служивому Ивану Попову, а смотрение над огородом приказано иметь геодезисту Красильникову.

С Авачи поехал я апреля 20 дня, а 22 дня, будучи у Опачи в острожке, получил я репорт от посыланного в коряки для покупки коряцкого платья толмача Спиридона Перебякина, в котором написано: прошедшего де 1740 году марта 7 дня дана ему от меня инструкция, по которой велено было ему ехать к оленным корякам, где их сыскать будет можно, и покупать бы ему у них для Кунсткамеры самое лучшее их коряцкое платье, муское и женское и робячье, а имянно: куклянки круглые, камлеи, куклянки с хвостами и куклянки ударные парами, как они обыкновенно носят, малахаи зимние и летние, штаны камасные и чупахи, штаны летние, торбасы муские и женские, зимние и летние и прочая, что до одежды их касается. И по силе де вышеписанной инструкции ездил он прошлого году к оленным корякам, и близко их найти не мог, ибо де они перекочевали к реке Пареню, и будучи де он там покупал у них муское и робячье платье, а женского де платья у них нет, ибо де и бабы носят муское платье, кроме того носят де они токмо хоньбы, и для оной де покупки дано ему от меня мохового табаку два фунта с четвертью, а на ту де покупку издержан им один фунт с четвертью, а достальной де роздан корякам и камчадалам вместо прогонных денег, а привезенное де им сюда в Большерецк платье отдано обретающемуся здесь студенту господину Горланову при реэстре, каков де и ко мне он послан, а в реестре его Перебякина покупного платья объявлено, а имянно: куклянка пыжечья пестрая круглая, кухлянка пыжечья исподняя черная, куклянка пыжечья белая с хвостом верхняя, куклянка недоростянная с подзором исподняя, пара куклянок, верхняя пыжечья исподняя недоростинная с подзором и с красками, пара куклянок выпороточьих, круглые штаны, камасные белые с красками, штаны пыжечьи пестрые, штаны ровдужные, штаны пыжечьи робячьи штаны робячьи ж красные, малахай белой оленей, малахай летней еврашечей, двои торбасы женские, в том числе одни летние, двои же торбасы муские, одни камасные, другие ровдужные, рукавицы камасные белые. Б Большерецкой острог приехал я апреля 23 дня и принял все вышеписанное платье по реэстру, которое при сем к вашему благородию послано, да с ним одни торбасы муские, у которых подзор шелком шитой, да подзор шелком шитой, каковы пришиваются к подолу у парок. Оные торбасы и подзор купил я у казаков на свои деньги. За торбасы дал рубль, а за подзор два рубли.

Апреля 25 дня по силе присланного ко мне от адъюнкта господина Штеллера ордера марта 10 дня отдал я с роспискою студенту Горланову все данные мне от вашего благородия книги, инструменты и материалы, которые в остатках были, а имянно: один ножик перочинной, а другой изломался, один фунт шестьдесят семь золотников чернильных [636] орешков, ибо я в бытность мою здесь довольствовался китайскими чернилами казенными и собственными, один фунт семьдесят четыре золотника купоросу, дватцать кусков китайских чернил, дватцать золотников красного карандашу, шестьнадцать карандашей, а в росходе их восемь; и хотя в приложенном при данной мне от вашего благородия инструкции реэстре объявлено двенатцать карандашей, однакож, неведомо как, явилось у меня дватцать четыре, четверть фунта канфары, две щетки, одна пила, один гиггометр с принадлежащими к нему зделаннымн из зеленой меди маленьким сосудцем и маленькою линейкою; готовальня со всеми циркулями, перьями, линейкою и треугольником, медная линейка, на которой парижской и рейландской футы вырезаны, эксатмоскоп, остальная ртуть от осми фунтов, из которой налито два барометра, ватерпас, один фунт с четвертью слюды, трои солнечные часы, из которых у одних гномон изломан; из книг философии Буддеева, Светониус, Курциус, Теренциус, Эродотус; две напарьи, принятые мною or морской комманды в Охоцке, а третья малая утратилась, одно долото, два заступа, два топора, дватцать [неразб.] сыромятных сум, в том числе десять присланных с провиантом чрез сына боярского Петра Борисова, а прочие при походе моем из Охоцка чрез море на Камчатку в море сбросаны, как о том вашему благородию прежде репортовано; один фунт пятнадцать золотников свинцу, тринадцать золотников пороху, один компас, один аршин с четвертью тоненькой проволоки, а средьей одно кольцо и состав на укрепленье стеклянных трубок в барометрах отдан господину профессору ла Кроеру. Пару юфтяных сум я взял с собою. Бумага, сургучь, воск, скипидар все издержано, деревянная большая линейка изломана, а малые негодны же учинились. Хлопчатой бумаги осталось шесть фунтов с половиною, токмо здать позабыл, однакож оную оставил в Большерецке, и писал к товарищу моему, которой уехал по приказу господина адъюнкта Штеллера на Авачю, чтоб он ее принял. Серую бумагу со мною отправленную и прошлого 1740 году с адъюнктом господином Штеллером присланную взял у меня всю он же господин адъюнкт Штеллер.

Апреля 26 дня, как студент Горланов на Авачу отправлялся, то прислал ко мне письмо, чтоб я ему дал из имеющегося при мне казенного табаку шестьдесят пять золотников на прогоны до Авачи, по которому его письму означенное число табаку ему и отдано с роспискою. Всего казенного табаку в росходе тритцать два фунта девяносто золотников с четвертью.

Того же апреля 26 дня послал я о всем вышеписанном репорт к господину адъюнкту Штеллеру.

Маия от 1 по 10 число был я болен грудью, так что и из двора никуда не выходил.

Маия 28 дня отправился я из Большерецкого острога к большерецкому устью для походу за море на галиоте "Охоцке", ибо коммандиру того галиота подштурману Шаганову от господина капитана коммандора ордером приказано было идтить с 1 числа июня. Однакож мы за противным ветром июня по 12 число на усть-Большей реки прожить принуждены были.

Между тем июня 2 дня пришел из походу сын боярской Петр Борисов и привез с собою изменников четырех человек и сказывал нам, что он застал изменников на Подкагирной реке человек с 20, которые вышли к нему на бой, но никакого вреда не учинили, кроме того, что одного легко ранили, а из них убили казаки 7 человек да четырех человек живых поймали, а достальные разбежались. Означенные изменники по убиении купецких людей, опасаяся на себя высылки казаков ушли было на Пустую реку, по как весна настала, то они, отчаяв на [637] себя походу, возвратились на свои жилища, и так без великого труда козакам достать их удалося.

Июня 12 дня в 2 часах пополуночи пошли мы из устья большерецкого в море ветром S под парусами гротселем, топселем, фоком и бизанью. И понеже воды тогда много уже убыло, а прибылые воды были малые, к тому ж в то самое время, как из устья выходили, вдруг стал быть противной ветер WSW, а и устье большерецкое лежит на WSW же, то нас прижало к меле, где с четверть часа стоять принуждены были, опустя все парусы, а снявшись с мели подняли вышеписанные же парусы и шли на WZN для того, чтоб от земли отойти. Около полудни, как от земли далеко уже отошли, то пошли на WNW, а к вечеру на NWZW.

13. Погода во весь день была пасмурная. Ветр WSW от 5 часов пополудни повеял SZW и стала быть из туману мокрота, держали все парусы верхние и нижние, шли на час по два узла.

14. Погода пасмурная, около полудни солнечное сияние с перемежкою. Ветр WZS. Шли под всеми парусами, бежали на час по два по три и по четыре узла.

15. Погода пасмурная. Ветр SZW, сильной. Шли под нижними парусами. Бежали на час по шести и по семи узлов. Означенной ветр продолжался до полуночи.

16. Погода пременная, а именно: с 1 часу пополуночи до 9 часов прежде полудни дождь шел частой и мелкой и ветр SSW средней, потом солнечное сияние, около 11 часов ветр утих, а в начале 5 часа поп[олудни] напал туман с мокротою и ветр повеял от N тихой. Шли на час по два узла до полуночи.

17. Погода пасмурная. Во весь день штиль. Видели в море птиц, глупыши называемых, довольно и двух морских свинок люриков и чаек большого рода. Глупыши подобны голубям, величиною побольше их. Перье имеют сизое, крылья того же цвету, токмо потемнее, на которых есть беленькие рябинки. Хвост короткой, нос желтоватой короткой же, а прямой или кривой, того усмотреть невозможно было. А свинок морских ни величины, ни шерсти рассмотреть невозможно было, ибо они близко судна не были, а сказывают, что оные будто медведенки шерстью черные.

18. Погода пасмурная. Ветр OSO малой. Шли под всеми парусами. Бежали на час по два и по полтретья узла, а от 6 часов по п[олудни| по три, по четыре и по полпята узла. В 8 часов по п[олудни] нанесло туман густой с мокротою.

19. Туман густой, солнечное сияние с перемежкою. Ветр по утру SW малой, от полудни до 4 часов поп[олудни] штиль. Потом повеял W тихой. Сего дня видели птиц савки называемых, а глупышей не видали.

20. Туман густой. Солнечное сияние с перемежкою. Ветр по утру W тихой. Ходили на реях, ло п[олудни] WSW средней. Как ветр переменился, то стали держать на настоящей румб NWZW. Бежали на час по 4 и по 4 1/2 узла. Во весь день никаких зверей и птиц не видали, а в вечеру увидели двух чаек большого роду да двух уток.

21. Погода пасмурная. Прежде полудни был туман густой. Ветр WZN, а пополудни SWZS. Бежали на час по 2 и по 3 узла. Видели чаек больших и малых, турпанов и ару, отчего признавать стали, что земля недалеко.

22. Погода пасмурная. Дождь частой и мелкой. Ветр О средней. В 5 часах пр[ед] п[олудни] увидели на N горы, а в 5 часах по п[олудни] низменную землю близко Охоцка. В 7 1/2 часах пробежали охоцкое устье понеже ради туману подштурман и мореход не узнали устья, и думали, [638] что то устье Ульбеи реки. Увидев низменную землю, пошли на SW. Птиц видели ару, игылмы, чаек и савок великое множество.

23. Дождь частой и крупной с перемежкою. Ветр NO и NOZN сильной. Сего дня поутру узнали, что Охоцк пробежали, а за противным ветром вперед идти нельзя было, то мы во весь день и во всю ночь лавировали, однакож вперед ничего не подалися.

24. С утра до 10 часов дождь с перемежкою и штиль, потом солнечное сияние с перемежкою. От полудни повеял ветр SW и мы побежали близ берега к Охоцку на NO под всеми парусами, а бежали на час по 4, по 5 и по 6 узлов. В 10 часах по п[олудни] пробежали урацкое устье, а в 11 часах увидели устье Охоты реки.

25. Погода ясная. Штиль. В 2 часах по п[олудни] дошли до охоцкого устья и легли на якорь от берега вестах в 3, ожидая ветра к вхождению в устье способного. Пополудни в 5 часах вошли в охоцкое усгье под всеми парусами ветром SW.

В Охоцк прибыв, осмотрел я там метеорологические инструменты и нашел барометр в самом худом состоянии, во всей ртуте великих пузырей множество было, ибо из оного барометра еще в бытность коммандира Скорнякова Писарева ртуть на землю выпущена была одного караульного небрежением, которую собрав и к ней своей прибавя Писарев налить его приказал. Однакож они праздны стояли и наблюдения никто не чинил. Кому оные от меня поручены были, тот отставлен, а на его место иного не определили, а я о сем по выезде моем с Камчатки известен не был.

Июля 1 дня, вылив ртуть из барометра и увязав его и термометр отдал при доношении в канцелярию Охоцкого порта с бывшею в барометре ртутью для отсылки на Камчатку к господину профессору ла Кроеру.

Июля 4 дня отдал во оную же канцелярию репорт для отсылки к господину адъюнкту Штеллеру, в котором объявлено о прибытии моем до Охоцка.

Того же дня даны мне от капитана господина Шпангберга четыре лошади вместо одной тележной подводы, а прогонных денег на оную подводу до Юдомского креста от канцелярии Охоцкого порта выдано два рубли пятьдесят одна копейка, которые того же дня отданы конштапелю Бобовскому, ибо ему оные деньги приказом господина капитана Шпангберга принять велено.

Июля 5 дня около полудни отправился я из Охоцка, а к Юдомскому кресту приехал того же июля 11 дня. И здесь застали суда, которые июля 10 дня пришли с провиантом под коммандою геодезиста Скобельцына и оные еще не выгружены были.

Июля 12 дня как с судов все сгружено было, поплыли мы на оных вниз по Юдоме реке, а к устью ее приплыли июля 16 дня в 3 часах по п[олудни] и, простояв усть-юдомских зимовей с час, поплыли вниз по Мае реке. На усть-Маю приплыли июля 18 дня поутру рано и промешкали там до 7 часов поп[олудни] за лошадьми. А как лошади приведены были, то мы, сгрузясь с судна и обовьюча лошадей с усть-Маи, поехали и были в пути июля по 24 число. А июля 24 дня вечером приехали в Якуцк налегке, а вьюшные пришли июля 26 дня вечером же.

Июля 27 дня отдал в Якуцкую воеводскую канцелярию посланные со мною от господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера промемории, по которым промемориям августа 4 дня в Якуцкой воеводской канцелярии определено отправить меня до Иркуцка, понеже в Якуцком денежной казны не имеется, а августа 13 дня выданы мне прогонные деньги на две подводы, до Иркуцка на две тысячи на двести на шестьдесят на шесть верст сорок пять рублев тритцать две [639] копейки. Приняв пригонные деньги, намерение восприял я из Якуцка вверх по Лене ехать водою и того ради договорился с одним купцом, которой на лодке наряжался вверх до Киренги, чтоб ему меня принять на лодку, а мне нанять работных четырех человек. И по тому договору нанял я из данных мне прогонных денег четырех человек, а дал каждому до Киренги по пяти рублев, всего дватцать рублев.

Июля 18 дня ввечеру отпустили мы лодку, а сами пробыли в Якуцке июля по 23 число.

В бытность мою в Якуцке отдал я при доношении в Якуцкую воеводскую канцелярию данную мне при отправлении на Камчатку из оной канцелярии книгу за шнуром и за печатью для записи в росход одного пуда табаку шару, а в доношении объявил в росходе табаку шару тритцать два фунта девяносто и одну четверть золотника, а в остатках два фунта, и просил Якуцкую воеводскую канцелярию, чтоб в приеме оной книги и табаку приказала дать мне квитанцию, а о табаке, которого не достало, объявил, что он в пути чрез море, в то время, как мы тонули, весь помок, и при сушенье много его усохло и утратилось, да я же его в Якуцке принимал безменом, а отдавал в вески фунтами и просил, чтоб означенного недостаточного табаку для вышеписанных причин править на мне не повелено было. И против того моего доношения в приеме шнуровой книги и двух фунтов табаку дана мне от Якуцкой канцелярии квитанция.

Августа 23 дня поехали мы из Якуцка, а 25 числа догнали свою лодку у Покровского монастыря.

Сентября 4 дня прошли Олекминской острог, 17 Витимскую слободу, а 27 числа пришли в Киренской острог, и понеже льду по реке так много несло, что едва до Киренского острогу добились, то мы зимнего пути ожидать там намерились, и следующего дня совсем с лодки сгрузились; а октября 1 дня, как погода пременилась и вместо стужи стала быть теплота, то я, купя лодку, на которой мы шли, далее идти отважился и того же дня около полудни от Киренги отъехал. Под лодку брал по две подводы.

Октября 4 дня прошли деревню Казарки, 5 Усткуцкой острог, 6 Орлинскую слободу, а 8 дошли до деревни Томшиных, которая ниже усть-Илги в 80 верстах, где осеновать принуждены, понеже ради густого льду судном дале идти невозможно было.

Октября 21 числа Лена стала около здешнего места, а мы из означенной деревни поехали саньми 24 дня. На усть-Илгу приехали 28 числа. И понеже Лена дни за два до нашего прибытия там стала, и лед еще ненадежен был, то мы на усть-Илге до 30 дня пробыли.

Октября 30 дня с усть-Илги поехали и того же дня Тутуру проехали, а ноября I дня приехали в Верхоленской острог.

Из Верхоленска поехали ноября 2 числа и были в пути до Иркуцка по 6 число, а 6 числа ввечеру приехали в город Иркуцк.

Приехав в Иркуцк, отдал я господину вице-губернатору посланные со мною от господина профессора ла Кроера и господина адъюнкта Штеллера промемории, а какое на оные будет определение, про то подлинно не известен.

Коряцкое платье в нерпичьем чемодане послано с генерал адъютантом Чемадуровым. Студент Степан Крашенинников.

В Иркуцке. Ноября 13 дня 1741 году.

(Архив АН СССР. ф. 21 оп 5. № 34, лл. 117-128)