ДЕСЯТЫЙ РАПОРТ ГМЕЛИНУ и МИЛЛЕРУ от 7 июня 1740 г.

Благородным господам профессорам.

Десятый репорт.

По отослании девятого репорта к вашему благородию с господином капитаном Шпангбергом, августа 19 дня возвратился я в Большерецкой острог, и за беспрестанными дождями пробыл в Большерецке августа по 23 число. Между тем объявлено было мне от плотников к строению анбара определенных, что ста дерев на оной анбар не достанет, и понадобится еще дерев с тритцать, и по оному представлению требовал от приказной избы, чтоб тритцать дерев в прибавок к прежним сту деревам приплавлено, да чтоб сто жженого кирпича пищику Аргунову отправлено было, из которого места под гиэтометр зделано будет.

Августа 23 дня поутру из Большерецкого острога отправился я в трех батах с двумя служивыми, толмачем и кузнецом, и шел батами вверх по Быстрой реке до Ганалина жилища, куда прибыл я сентября 4 числа.

От Ганалина жилища шли мы пешком до впадающей в Камчатку с левой стороны Амчи реки, на которую пришли сентября 8 числа. От Амчи реки, взяв баты у живущих на ней камчадалов, поплыли вниз по реке Камчатке и сентября 9 дня в Верхней Камчатской острог приплыли.

От Большерецка до Верхнего Камчатского острога вышло на прогоны казенного табаку один фунт семь золотников.

Из Верхнего Камчатского острога отпустил я бывших при мне служивых двух человек и толмача, и писал к оставленному в Большерецке пищику Аргунову, чтоб их отдать в Большерецкую приказную избу, а на их место взял из Верхнего острога двух же человек служивых: Федора Соболева, Ивана Паламошнова, да толмача Андрея Чюркина.

О строении хором к прибытию вашего благородия Верхнего Камчатского острога от приказной избы определено, чтоб их построить на том месте, где стоял государев двор, в котором живали прикащики. Изба при оном дворе весьма гнила была, и к житью негодная, а анбар при оной избе двоежирой, изрядной. Сентября 14 дня оную избу сломали, и место росчистили, а сентября 15 дня на том месте две светлицы заложили пространные. Окон в одной светлице приказал я зделать четыре, а в другой три, а вместо черной избы, обретающуюся при том дворе баню очистить велел. А троих хором построить во оном остроге невозможно было, ибо и сих служивые бы строить не стали, ежели б закащик, капрал того острога, Ефим Пермяков неволею их не заставил строить, а они все просили о строении из Охоцка указ. На закладке хором по просьбе служивых выдано им табаку полфунта.

Сентября 17 дня из приказной избы Верхнего Камчатского острога объявлено мне письменно, что при Верхнем остроге ни железа, ни кузнешной снасти не имеется, и требовано от меня, чтоб прислать железа и кузнешную снасть из Нижнего, а в Нижнем де остроге казенной кузнешной снасти есть за излишеством.

Совершения светлиц я не дождался, но сентября 19 дня из Верхнего Камчатского острога поплыл в Нижней Камчатской острог, чтоб успеть там построить хоромы.

Плывучи в Нижней Камчатской острог, описал я реку Камчатку [602] по румбам до Нижнего Камчатского острога, которое описание при сем репорте прилагается, а на прогоны от Верхнего до Нижнего Камчатского острога табаку китайского вышло один фунт шестьдесят два золотника с четвертью.

В Нижней Камчатской острог приплыл я сентября 25 дня, а сентября 26 дня требовал Нижнего Камчатского острога от приказной избы трех пуд железа да кузнешной снастн, ежели которая за лишком имеется, и чтоб оное железо и кузнешная снасть с нарочным посыльщиком в Верхней Камчатской острог посланы были.

Против означенного требования того же дня отправлено ко мне из партовской казны приему служивого Ивана Карамзина прутового железа три пуда, да кузнешной снасти клещи весом в два фунта три четверти, молот осьмифунтовой и наковальня пудовая, а для посылки с означенным железом и снастью прислан казачей сын Козма Чижевской.

Сентября 27 дня вышеобъявлшное железо и кузнешная снасть посланы в Верхней Камчатской острог при ведении, в котором написано, чтоб означенное железо употреблять на строение хором, а отдавать бы оное и из дела принимать весом, и что оного железа изойдет и что в остатках будет, о том бы мне сообщено было ведение, а в приеме б означенного железа и кузнешной снасти казачью сыну Чижевскому дана была квитанция.

Того же дня ездил я вверх по речке Ратуге до имеющегося на оной камчатского острожка для смотрения свадебного пира, о котором в Описании камчатского народа объявлено, а шли мы по Ратуге речке батами от самого ее устья и проехали следующие речки, а имянно: 1) Коаучир, которая течет в Ратугу по течению с левой стороны, а вышла она из озерка верстах в 2 от устья находящегося. От устья Ратуги до устья Коаучир речки версты, с 3. 2) Галаханак, которая вышла из озерка, верстах в 5 от устья, имеющегося, и пала в Ратугу с правой стороны. От Коаучира до сей речки версты с две. 3) Ханучю, которая пала в Ратугу с правой же стороны, а вышла из озерка верстах в 7 от устья находящегося. От устья Галаханака до устья Хануча версты с две. 4) Шинжеучь, которая пала в Ратугу с левой стороны из озерка версты с 2 от устья расстоящего. Между устьями сей речки и Хануча расстояния версты с три. На устье ее имеется камчатской острожек, в котором 2 юрты да 12 балаганов. В острожек приехали мы часах в 10 поутру и пробыв в нем часов до 3 пополудни, поехали в Нижней Камчатской острог, в которой того же дня и приехали.

Сентября 30 дня определенные к чинению метеорологических обсерваций в Нижнем Камчатском остроге служивые Василей Мохнаткин с товарищем на посланной к ним из Большерецка 1739 году июля дня ордер, по силе которого велено им было о северном сиянии примеченном от них в марте месяце того же 1739 году яснее ответствовать, объявили, что де полосы зеленые, белые и красные были стоячие, как столбы невысокие, а подножье де зеленое было под означенными полосами, из которого де они происходили, и то де подножие было недалеко от горизонта, а лучи де были зарево вкруг полос, будто лучи около солнца, местами светлое, а местами красное, и то де зарево до зенифа немного не доходило.

Октября 2 дня писал я Нижнего Камчатского острога в приказную избу, чтоб повелено было строить двои светлицы к прибытию вашего благородия, и притом объявил, что удобных вашему благородию квартер, кроме государева дому, не имеется и что Нижнего Камчатского острога от приказной избы марта 14 дня 1739 году писано [603] ко мне, что лес изготовлен будет июля к 20 числу, и чтоб для строения хором я сам сюда приехал, а ныне приехавши живу я праздно, и об оном строении повсядневно предлагаю приказной избе, но от оной никакого ответствия не получал.

Октября 3 дня на означенное требование прислано ответствие, в котором написано: строить де светлицы опоздало время, о чем де просили здешние обыватели, что де и без оного строения ваше благородие пробыть можете, и в квартерах де нужды не возъимеется, что де после раззорения Нижнего острога служивые и прочив люди завелись домами, да и в прочетном де указе, данном мне из Охоцка, строить светлиц не показано.

На строение светлиц и лес уже в острог приплавлен был, и ныне оной напрасно лежит. Ежели бы такой же доброй закащик был, какой в Верхнем остроге, то б служивые без отговорок за дело принялись и все б построено было, ибо осень весьма продолжительна и суха была, а то закащиком был служивой Федор Панов, мужик безграмотной и смирной, которого казаки мало и слушали, и их советами принужден он ответствовать, как выше писано. А что они обещаются довольствовать ваше благородие своими квартерами, тому быть невозможно, понеже у всех у них черные избы, к которым у некоторых приделаны маленькие каморки, и в те пущается тепло окнами из черных изб. Но во оных каморках зимою как ради стужи, так и ради угару жить невозможно, и мне оное оттого известно, что случилось жить в такой каморке и ради беспрестанного от угару беспокойства вытти в черную избу.

По получении означенного ответствия уже больше о том не докучал приказной избе, но октября 6 дня поплыл я на устье Камчатки реки и описал ее от Нижнего Камчатского острога до устья по румбам.

Октября 31 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы двух человек служивых для посылки в ясашные иноземцы, одного в Коряки за покупкою коряцкого платья, а другого для привезения, ежели найдутся на здешнем берегу, островных карагинцов. И против означенного требования присланы ко мне партии служивой Иван Карташев да камчатской житель Евдоким Колегов, из которых Карташев послан для привезения карагинцов и велено ему в проезде, ежели найдутся, покупать усовые и костяные куяки, а на покупку куяков послано с ним китайского табаку один фунт, из того числа велено ему в дороге карагинцов довольствовяпъ кормом и табаком поить. А Колегов послан для покупки коряцкого платья, а на покупку гого платья дано ему табаку два фунта.

Ноября 19 дня уведав о камчатском празднике, что будет того дни в острожке Шваннолом, просто Шолоноки и Камаков называемом, поехал во оной и пробыл там ноября по 23 число, пока их праздник окончался, которого праздника все действия описал. Оное описание приобщено к Описанию камчатского народа. А будучи на оном празднике роспоил камчадалам табаку шару двенатцать золотников.

Ноября 27 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы толмача, знающего коряцкого языка, по которому требованию прислан ко мне в толмачи Спиридон Перебякин.

Декабря 5 дня бывшей при мне в толмачах Андрей Чюркин извещал мне словесно: что данные мне из Верхнего Камчатского острога служивые Иван Паламошной да Федор Соболев покрали в Нижнем Камчатском остроге питейную казну, которых я того же дня отослал к следствию в приказную избу, а на их место требовал служивых двух же человек. И хотя оные служивые явились виновны, однакож [604] иных мне не дали, во их же прислали, понеже решение дела их отложено до ясашного зборщика.

Декабря 10 дня получил я от служивого маленькой столбчик незнаемого письма, которой при сем послан к вашему благородию.

Декабря 20 дня возвратился в Нижней Камчатской острог посланной для сыскания карагинцов служивой Иван Карташев и объявил письменно: ездил де он, Карташев, до реки Караги, и морского де Карагинского острова жителей на здешнем берегу не имеется, а которые де на здешнем берегу жили, те де прошедшей зимы, когда становилось море, все переехали на морской остров, токмо де по укинскому берегу купил он у тойона Умьеучки куяк моржовой кожи и дал де за него табаку четверть фунта, а костяных де и усовых куяков нигде не нашел, да из данного ж де ему табаку, едучи от Нижнего до Карагин роспоил по острожкам лутчим мужикам четверть же фунта.

Декабря 22 дни, приняв у означенного Карташева остальной табак и купленой куяк, отослал его при ведении Нижнего Камчатского острога в приказную избу.

Декабря 23 дня отпустил я в Верхней Камчатской острог камчатского языка толмача Андрея Чюркина, понеже определенной в коряцкие толмачи служивой Спиридон Перебякин как в коряцком, так и в камчатском языках искусен.

1740 году генваря 4 дня чрез прибывшего сюда ясашного зборщика Тимофея Брехова получил я от вашего благородия в разные годы посланные ко мне ордеры, а имянно: 1) из Киренского острога сентября от 27 дня 1737 году, при котором прислано географическое описание Камчатки; 2) из Киренского же острога того же 1737 году ноября от 2 дня, о получении посланных от меня к вашему благородию с Ярманки и с Бельской переправы репортов; 3) три ордера из Иркуцка посланные 1738, из которых первой марта от 10 дня, о посылке ко мне дватцати пяти пуд провианта, и при нем копия с указу ее императорского величества, каков послан в Якуцкую воеводскую и Охоцкую канцелярии о отправлении ко мне провианта и о даче мне ее императорского величества да служивому Аргунову денежного и хлебного жалованья; второй марта от 18 дня и при нем допросы к описанию народов надлежащие; третей июля от 18 дня о снесении обсервации (прилива и отлива в таблицы по приложенному образцу, и о посылке при репортах собранных мною трав, зверей, птиц и рыб и иноземческого платья; 4) из Енисейска 1739 году генваря от 20 дня о получении посланного от меня из Большерецка ноября 14 дня 1737 году репорта и о посылке ко мне весною того же 1737 году термометра, бумаги и семян, и чтоб мне касающиеся до натуральной истории и географии и до тамошних народов обсервации присылать при всяком случае, сколько в готовности будет, когда, либо морем, либо сухим путем, почта с Камчатки отправляется, и чтоб мне присылать копии с того, что прежде от меня послано, понеже в таком дальнем расстоянии, кроме морского розбития и сухим путем всякая утрата прилучиться может.

На вышеписанное вашему благородию нижайше доношу, что в небытность мою в Большерецке отдано служивому Осипу Аргунову чрез якуцкого сына боярского Петра Борисова десять сум ржаной муки, а в каждой суме муки по полтретья пуда, и мука явилась без недовесу, токмо сумы плохие и без печати, а сказывал он, Борисов, что сумы на означенной провиант выданы из Якуцка новые и с добрыми ремнями и привезены им Борисовым в Охоцк за печатью Якуцкого города, но провиант из оных сум издержан от охоцкого коммандира господина Скорнякова-Писарева на жалованье служивым, а при [606] походе судна на Камчатку выданы ему Борисову иные сумы с провиантом для отвозу ко мне, которые он и отдал, и в том ему дана от меня квитанция, а отправлен с ним провиант из Якуцка в 1738 году. А денежного ее императорского величества жалованья не получал, понеже в здешние остроги из канцелярии Охоцкого порта о выдаче мне жалованья ее императорского величества указу не прислано, а чего ради о том неизвестно, и я от того ныне терплю немалую нужду и палез в долги. Я хотел о том писать в канцелярию Охоцкого порта, чтоб о даче мне денежного жалованья в здешние остроги указ прислан был, но за опасением дабы оное мне в вину не причлось, что кроме коммандиров бил челом, не писал.

Против присланных допросов сочинил я Описание камчатского народа, которое при сем репорте прилагается, а что сверх того о них услышано или мною примечено будет, оное опущено не будет.

А о приливе морском, чтоб оной снести в таблицу по приложенному образцу, то писал я в Охоцк к служивому Михаилу Попову, которому поручены в Охоцке метеорологические инструменты, и послал к нему копию с образца таблицы, и велел чиненные им наблюдения прилива и отлива морской воды снести в таблицу. А обсервации прилива и отлива морской воды чиненные в 1739 году в июне и июле месяцах снес я в таблицу ж, в которой находятся девять столбов. В первом столбу писаны месяцы и числы, в другом начало прилива А, в третьем конец прилива А, в четвертом прибыль воды, в пятом убыль воды, в шестом начало прилива Б, в седьмом конец прилива Б, в осьмом прибыль воды, а в девятом убыль воды. Убыли воды столбы прибавил я ради следующей причины.

В приливе морском, которой усмотрен в Охоцком, прилив А столько же часов продолжается, сколько прилив Б, и во оном только то наблюдалось, в котором часу оной начнется и окончается, и на сколько футов и дюймов воды прибудет, а убыли ее примечать нужды не было, понеже усмотрено было, что во время отлива столько же ее убывало, сколько во время прилива прибывало. А прилив морской в Большей реке бывающей, от охочкого весьма разнствует: 1) что в отливе А, которой начинается по окончании прилива А и продолжается до начала прилива Б, приливная вода не вся вбегает; 2) что прилив А продолжается доле прилива Б; 3) что прилив Б около полнолуния бывает больше прилива А, или прилив Б пременяется в прилив А и так продолжается до новолуния, а около новолуния прилив А по прежнему становится. Я приливом А называю большую воду новолунную, а полнолунную, хотя б она и большая вода, приливом Б; 4) что приливная вода вся збегает только около новолуния и полнолуния; и около новолуния во время отлива Б, а около полнолуния во время отлива А, когда прилив А мал бывает, и то чрез трои или четверы сутки, а потом приливной воды несколько остается; 5) что прилив А и Б не всегда равное время продолжаются. Все вышеписанное в приложенной таблице явствует.

Копия с наблюдений прилива и отлива, которые чрез служивого Ивана Пройдошина чинены и в сию таблицу внесены, послана к вашему благородию при нижайшем моем репорте, писанном в Большерецке 1739 году августа 4 дня, но во оных усмотрел я неисправность уже по отослании репорта, а в то время мне усмотреть не удалося, понеже означенной служивой прибыл сюда от моря августа 3 дня, а августа 4 дня и репорт послали, и так едва успели их переписать и снести с подлинником. А неисправность в его наблюдениях: 1) что в двух месяцах явился у него лишней день оттого, что он прилив А и прилив Б щитал за одни сутки, и когда вода прибывала, например [607] пополудни, а убывала поутру другого дни, то он убыли не переносил в другой день, но писал в том дни, в котором прибыль была: 2) что в майе в 27 и 28 числах в столбе, в котором остатки воды записаны, приливной воды, вместо 4 футов 8 дюймов, написал он 3 фута 7 дюймов, а вместо 5 фут 5 дюймов, написал 4 фута 5 дюймов.

Часы прилива и отлива записываны, от большей части, на пример, потому что солнечные часы здесь, ради беспрестанных почти туманов и дождей, мало действуют, отчего в часах не без погрешности; а ежели часов, на пример, не писать, а писать в столбах вместо часов препятствие, чего ради часы не записаны, то в два месяца едва сыщется десять дней, в которых подлинное время прибыли и убыли записано будет, и то одного прилива, ибо обоих в сутки усмотреть не можно по солнечным часам, понеже один из тех приливов в ночи или поутру рано начинается или кончается. И из того трудно усмотреть будет, сколько долго которой прилив или отлив продолжается, а ежели часы, например, записываются, то хотя в них и погрешность будет, однакож знатно будет, что один прилив или отлив доле другого прибывает и убывает.

Собранные мною на Камчатке травы, птицы и рыбы и купленное платье при сем до вашего благородия в четырех ящиках да в сыромятной суме посылаются, а что имянно в котором ящике, о том в приложенном реэстре объявлено, а других копий прежде посланных репортов и при них обсервации писать не на чем, понеже при мне ныне осталось белой бумаги только пять дестей. И ежели сей весны бумаги от вашего благородия не пришлется, то во оной немалая нужда возимеется, понеже купить ее здесь негде, а в приказные избы присылается она из Охоцка со зборщиками по малому числу, а когда у купцов в продаже бывает, то в дешевую пору по одному рублю десть покупается, а в дорогую пору по два рубли.

Чрез того ж зборщика Брехова от оставленного в Большерецку служивого Аргунова получил я репорт, в котором написано: по силе де данной ему инструкции по отбытии моем из Большерецкого острога трав на сушенье в близости сыскать не мог, а ходить де и посылать за ненастьем невозможно было, понеже де сентября по 1 число бесперемежно дожди стояли, а сентября де с 4 по 28 число, сколько мог, собрал как в огороде, так и на лугах с трав семена с стручками, и в разных де бумажках с подписью, которого числа кое взято, и оные де хранятся в сухом месте.

Да по получении де ведомости в Большерецку октября 10 дня о прибытии с Ламы бота "Гавриила" в устье, того де числа плыть он не успел, понеже де бата промыслить не мог, токмо де 12 дня доплыл он в одном бату и уведомился у зборщика Андрея Шергина, что де присланы с ним из канцелярии Охоцкого порта от вашего благородия пакеты, да принял де у якуцкого сына боярского Петра Борисова десять сум с провиантом, из когорого де две сумы остались, понеже де в бат не уклались, которой де провиант послан с ним Борисовым из якуцкой канцелярии мне в жалованье.

Октября 16 дня, прибыв в Большерецк, просил де он словесно зборщика Шергина, чтоб де принять ему помянутые пакеты и послать с ними ко мне служивого Василья Шелковникова, и оной де Шергин сказал на то, что де Василья Шелковникова, по силе ее императорского величества указу, из острога никуда отпустить не велено, и велено де его посылать в Охоцк.

Октября 17 дня подал де он в Большерецкую приказную избу ведение, в котором написал, прислан де к нему, Аргунову, от меня из Верхнего Камчатского острога ордер, по силе которого де велено ему [608] из бывших со мною в Верхнем Камчатском остроге Петра Евлантьева, Дмитрея Верхотурова, да из оставленных де в Большерецку Семена Бочкаря объявить в приказную избу, дабы де оные были до моего прибытия при Большерецкюй приказной избе, понеже на их места принял я в Верхнем остроге служивых двух человек да толмача, а по прибытии б моем в Большерецк присланы были ко мне попрежнему, а служивого б де Шелковникова выслать ко мне с письмами, которые из за моря пришлются, пешком, не дожидаяся зимнего пути. И против означенного де ведения служивые Петр Евлантьев, да Семен Бочкарь да толмач Дмитрей Верхотуров в Большерецкую приказную избу взяты, а Шелковников де для посылки с вышеписанными пакетами не отпущен, и вместо де его никто не определен, и за таким де препятствием пакетов он, Аргунов, не принял, понеже де послать ему не с кем, а ныне де с ним в Большерецку имеется служивой Иван Пройдошин, да казачей сын Иван Пашков.

Да оставленной де в Большерецке у служивого Ивана Пройдошина инструмент изломался, о котором де он октября 24 дня в Большерецкую приказюую избу подавал известие, в котором у него написано: по силе де данной ему инструкции велено чинить ему в Большерецком остроге метеорологические наблюдения, и сего де октября 4 числа в 12 часов пополудни усмотрел он, что де налитая в барометре ртуть потекла из деревянного сосудца малое число, неведомо де от какой тряски, и для того де поставлена была под оным сосудцем чашка для обережи, чтоб де ртуть из него не вышла, и сего ж де октября 20 числа п[осле] смотрения 6 часа по п[олу дни] усмотрел он, что де из оного барометра ртуть вся вытекла и вверху де трубка сломлена, которая де сперва была мало бережена, неведомо от какой тряски, токмо де разве надеяться можно, что в то число носили во оной анбар пришлые из за моря купецкие люди свой багаж, и может де быть, что не ведая такого инструмента во оном анбаре, бросая свой багаж без бережи, трясли стену и оттого де повредился. У помянутого де барометра вверху трубки откололось наискось на 3/4 вершка, а с самой де головкой на один вершок, а от сосудца де деревянного кверху аршин с четвертью и четверть вершка весь цел. И вытеклая де ртуть и инструмент хранятся, а октября де с 20 числа продолжается журнал, в котором записывается погода и воздух.

Казачей де сын Иван Пашков вычитать обучился, а ныне де обучается ветры и погоду записывать.

Анбар, которой при мне не достроен был, оной де достроен и покрыт наглухо, а дверей де за недознанием не прорублено. Да принято де им, Аргуновым, из Большерецкой приказной избы сто кирпичей нежжонных, а жжонных де не имеется; впрочем де казенные вещи, оставленные в Большерецке, имеются в целости.

Того же генваря 4 дня возвратился в Нижней Камчатской острог посыланной для покупки коряцкого платья служивой Евдоким Колегов и объявил репортом, чго де коряк в близости не имеется, а которые де и были и те де до прибытия его откочевали в олюторскую сторону, токмо де куплено из коряцкого платья два малахая, в том де числе один с красками, да хоньбы женские, а за все де дано табаку четверть фунта. Означенного служивого, приняв у него остальной табак, того же числа отослал при ведении Нижнего Камчатского острога в приказную избу.

Понеже, по силе данной от вашего благородия инструкции и присланных ордеров, велено мне всех здешних народов нравы и поведения описать, а коряк в близости около Камчатки не имеется, и чтоб оной народ без описания не остался, а притом бы и берег Восточного моря [609] от Камчатки на север описан был, намерение воспринял я ехать из Нижнего до реки Караги, а оттуда вверх по ней до ее вершины и на Лесную реку, где сказано мне, что часто оленные коряки прикочевывают, и того ради генваря 6 дня требовал я Нижнего Камчатского острога от приказной избы надлежащего числа санок с собаками, а имянно под себя четверых да под служивых одних санок, а прогонных денег не требовал, а за прогонные деньги давал табак шар по здешней цене, по чему из казны продается, а имянно: по три рубли по осмидесят копеек фунт, при том же требовал, чтоб служивой Иван Паламошной, которой, как выше писано, в воровстве приличился, переменой был. По которому требованию каюры отправлены мне генваря 8 дня, и на перемену служивого Паламошнова прислан служивой Ефим Сысоев.

По получении каюр пробыл я в Нижнем за пургою генваря по 11 число, а генваря 11 числа в 1 часу пополудни поехал из Нижнего Камчатского острога с толмачем да с двемя служивыми.

Генваря 15 дня приехали на реку Какеичь, которая имеется от усть Озерной реки верегах в 5, где за пургою прожили генваря по 18 число. Здесь случай имел я видеть шаманство после нерпичьего промыслу, о котором шаманстве в Описании камчатского народа объявлено.

Генваря 19 дня приехали на реку Уку, где взял я у тойона Корича лук с четырмя стрелами, за которой дал ему табаку пятнатцать золотников.

Генваря 23 дня приехали в острожек Мекемена, и пробыли во оном генваря по 25 число. Здесь случай имел я видеть одну бабу Карагинского острова, которая вышла за сидячего коряку того острожка; через него написал я язык Карагинского острова. И понеже вокабулариум, по которому иноземческих языков слова спрашивают, я с собою не взял, то несколько слов в том языке спросить запамятовал. Притом же написал язык сидячих коряк, которой от языка оленных коряк гораздо отменен.

Генваря 25 дня приехали на реку Карагу. Генваря 26 и 27 чисел ехали вверх по реке Караге, 28 дня выехали на Лесную реку, а 29 приехали на устье Кинкили реки.

Оленных коряк никого в тех местах не имелось, а сказывают, что все ушли против чюкочь, ибо слух носился, чго чюкчей на коряк идет великое множество, и того ради выслано из Анадырска для обережи коряк служивых около ста человек да юкагирей со сто человек, а где чюкочь дожидаются, о том неизвестно.

На Лесной, Кинкиле и Паллане реках живущие коряки от прочих сидячих коряк весьма разнствуют возрастом и крепостью и смелостью. И хотя оные ясак платят, однакож повольно почти и есть много таких, которые ясаку не платят, и во время ясашного платежа скрываются. Говорят весьма громко, и буде о чем речь начнется, то все кричат, а все одно. Они часто русских убивали, да и сего 1740 году посыланных к ним за ясашним збором убить хотели следующей ради причины. Нижнего Камчатского острога казачей сын Багуев прозванием, будучи на Пенжинском море, сказал ясашным мужикам, что де будет ясак збирать Нижнего острога зборщик Тимофей Брехов, которой де на Паллане, как убили Ивана Харитонова, был ранен и будет де обиду свою отмщать. Как эти вести до Паллана и Кинкили дошли, то кинкильские коряки собрались на Паллан и дожидались зборщика, чтоб его убить со служивыми. И хотя не сам Брехов за збором поехал, то однакож они намерение исполнить хотели, и исполнили б, ежели бы не розговорил тойон Паллана реки, а служивые между тем всегда караул имели, и так едва спаслися. [610]

Будучи на Кинкиле, известился я, что около Кинкили реки из моря янтарь выметывается, которого достал я маленькой кусок.

Февраля 3 дня приехали на реку Ваемпажу, где купил я костяной не корыстной куяк, а дал за него табаку двенатцать золотников.

Февраля 6 дня приехали на Тигил реку. Здесь купил я такой же костяной куяк почти новой, а дал за него табаку четверть фунта. Оба оные куяки при сем к вашему благородию посланы. Прежней куяк я бы не купил, ежели бы чаял, что на Тигиле достану лутче.

Февраля 9 дня едучи от Тигиля вверх по речке Эшлине, которая пала в Тигиль по течению с правой стороны, от устья ее верстах в 3 на правой стороне есть яр, Кейтель называемой, вышиною от 10 до 20 сажен. Верх того яра состоит из камени беловатого, а испод из каменного угля. В длину продолжается он на версту. Из него летом пар идет безмерно тяжелого запаху, а как мы ехали, то ни пару ни запаху приметить не могли. Сего угля, также и камня беловатого, привез я с собою несколько, которой при сем послан до вашего благородия.

В Нижней Камчатской острог приехал я февраля 14 дня. А какими местами и чрез какие урочища ехал, и где ночевал или дневал, и за чем, о том в приложенном описании пути объявлено, в котором и погода каждого дни записана.

В проезде чрез камчатские острожки спрашивал я камчадалов против присланных от вашего благородия допросов, и в чем они между собою не согласовали, о том в описании и объявлено.

В Нижнем Камчатском остроге пробыл я февраля по 24 число, а февраля 24 дня отправился чрез Верхней в Большерецк.

В Верхней острог приехал я марта 3 дня и прожил в нем марта по 8 число. Во оном остроге светлицы про ваше благородие построены. Только одна печь в обеих светлицах зделана, да и не хорошо складена, понеже пешника у них искусного не имеется.

Между тем бывшего при мне в толмачах служивого Спиридона Перебякина отправил я в коряки, о которых слух проносился, что они к Подкагирной реке прикочевали, для покупки коряцкого платья, и дал ему письменную инструкцию, в которой написал: 1) Чтоб купить ему для ее императорского величества кунсткамеры самое лучшее коряцкое платье, муское и женское и ребячье, всяких манеров парами, как они обыкновенно носят, а имянно: куклянки круглые, камлеи, куклянки с хвостами, куклянки ударные, малахаи зимние и летние, штаны камасные и чюпахи, штаны летние, торбасы муские и женские, зимние и летние, и прочее до одежды их принадлежащее, а на покупку означенного платья послано с ним табаку два фунта с четвертью. 2) А буде готового платья у них коряк не сыщется, то б покупать ему недорости и пыжики и подряжать их коряк шить платье, и стараться, чтоб оное было с добрым пухом и подзором. А ежели у оленных коряк с подзорами платья не сыщется, то купленное без подзоров платье променивать сидячим корякам на платье с подзором, хотя с прибавкою табаку. 3) Будучи ему в коряках и едучи, как вперед так и возвратно, обид и налог ясашным иноземцам отнюдь не чинить под опасением по силе ее императорского величества указов наказания. 4) А когда он прибудет с купленным платьем в Нижней острог, то б ему прислать ко мне в Большерецк обстоятельной репорт, сколько чего в покупке будет и по какой цене, и сколько табаку будет в остатке и держать ему оное платье и табак у себя до ордера.

На место означенного толмача дан мне из Верхнего острога в толмачи казачей сын Лука Дурынин.

Марта 8 числа из Верхнего острога поехал по реке Повыче [611] и выехал по ней на реку Жупанову, и при том случае описал все впадающие речки как в Повычю, так и в Жупанову реку. От Жупановой чрез Авачю до Большерецка дорогу не описывал, понеже оная уже в 1739 году описана. В Большерецкой острог приехал я марта 21 дня. От отбытия моего из Большерецка до возвращения вышло в росход на прогоны и на покупку казенного табаку десять фунтов девяносто два золотника и пять шестнадцатин золотника, а всего в росходе дватцать девять фунтов двенатцать золотников и одна шестнатцатина.

Марта 23 дня отпустил я в домы бывших при мне Нижнего и Верхнего острога служивых двух человек да толмача Луку Дурынина.

Марта 27 дня послал я в Большерецкую приказную избу требование, в котором написал, что бывшие при мне служивые Петр Евлантьев, Семен Бочкарь и толмач по отбытии моем отсюда отданы в приказную избу, а служивого Василья Шелковникова, которой оставлен был в Большерецке для посылки ко мне с репортами, и казачья сына Ивана Пашкова, которой определен был вместо Никифора Саламатова (которой в то время ослеп, а ныне уже умер) отнял от меня зборщик Андрей Шергин без всякого виду, и по сие число об них от приказной избы ничего не объявлено, только слышно, что Шелковников отнят того ради, 1) что де его по силе ее императорского величества указов к делам определять не велено, и на оное объявил я, что то до одних только ясашных зборов касается, а не до службы, ибо ежели бы он от службы откинут был, то б жалованья ее императорского величества не получал, 2) что де его, Шелковникова, велено выслать в Охоцк. И о том, понеже он, Шелковников, прислан ко мне из Большерецкой приказной избы при ведении, надлежало было меня уведомить и требовать его в приказную избу письменно, а на его место определить иного, а не так нагло отнимать. А о Пашкове, что отнят, никакой причины нет. А ныне вместо служивых присланы ко мне двое казачьих детей, которым кажется служить не безобидно, потому что они платят подушные деньги, да еще за тех заслуживают, которые получают ее императорского величества денежное и хлебное жалованье и ездят то орде за своими нуждами. А по силе ее императорского величества указу, данного мне из канцелярии Охоцкого порта, велено быть для караулу обретающихся при мне казенных вещей и для россылок трем человекам служивым. И чтоб Большерецкая приказная изба прислала ко мне служивых трех человек да толмача искусного, а об отъеме служивого Василья Шелковникова и казачья сына Пашкова письменно ответствовать соблаговолила. Того же дня требовал я от приказной избы, чтоб на топленье моей квартеры приказано было дрова возить иноземцам, хотя за плакатные деньги, ежели Большерецкая приказная изба о даче дров указа неимением отговариваться изволит; также чтоб жиру на свет потребное число из приказной избы отпускано было.

И по силе сего требования дрова на тоиленье квартеры возить велено, а за плакатные ли деньги или безденежно, о том известия не прислано, а на первое требование апреля 22 дня ответствовано: в присланном де ее императорского величества указе из канцелярии Охоцкого порта в Большерецкую приказную избу написано: велено оного Василья Шелковникова выслать в Охоцк к отчету с книгами, а Ивана де Пашкова по прозьбе в Большерецкой приказной избе он берет с собою для приверстки в службу, а вместо де их посланы ко мне служивые Петр Матвеев да Иван Попов, Иван Черной, в толмачи казачей сын Лука Колокольников. А чего ради без меня и без (пропущены стр. 612-613) [614] линею изготовлена, токмо полуденной линеи провезть не можно было за пасмурною погодою.

Наблюдения прилива и отлива морской воды начаты июня с 1 числа, а для чинения оных оставлен служивой Иван Пройдошин. И велено ему оные записывать в таблицу, какова при сем репорте послана. Те же наблюдения, кроме того, велено записывать ему в журнал, с которого к вашему благородию в 1739 году послана копия, и во оных записывать ветр и погоду во время каждого прилива и отлива.

Уведомяся чрез господина мичмана Шхельтияга, что путь свой в Охоцк на дуббелыплюпке "Надежде" намерен он восприять июня от 10 числа, поехал я в острог июня 2 дня, чтоб отправить на оном судне к вашему благородию нижайшей репорт и при нем собранные мною травы, звери, птицы, рыбы и иноземческое платье.

Июня 4 дня требовал я от Большерецкой приказной избы десяти фунтов смолы на заварку ящиков да полпуда сладкой травы для посылки к вашему благородию. И июня 6 дня смола ко мне прислана, о траве ответствовано, что ее при Большерецке не имеется.

Июня 6 дня писал я в Охоцк к оставленному для чинения метеорологических обсерваций служивому Михаилу Попову, а в письме моем написано: что получил я ордер от вашего благородия, по силе которого велено мне и прочим наблюдателям наблюдения прилива и отлива снести в таблицы. И того б ради ему Попову чиненные им наблюдения прилива и отлива от 1738 по сей 1740 год снести в таблицу и впредь бы оные наблюдения в таблицы записывать и с метеорологическими наблюдениями подавать с них копии в канцелярию Охоцкого порта для отсылки к вашему благородию. А таблицы, в какую записывать, приобщил при письме образец и при том ростолковал ему, что оная таблица разделена на 7 столбов, из которых в первом месяцы и числы, в другом начало прилива. А, то есть в котором часу большая вода прибывать станет, записывать, в третьем конец того прилива, то есть в котором часу вода в меру станет, в четвертом прибыль воды на сколько футов и дюймов ее прибудет, в пятом начало прилива Б, которой значит малую воду, в шестом конец того прилива. Как в столбе, где наверху написано начало прилива Б, так и в столбе, у которого наверху написано конец прилива Б, часы же записывать, в котором часу малая вода прибывать будет, или на меру станет. А ежели ради какова препятствия, часов усмотреть невозможно будет, в которых прилив начнется или окончается, то препятствие оное вместо часов объявлять, как о том в приложенной таблице объявлено.

Того же июня 6 дня огород вскопан и редька и репа посеяны, а посаженая редька и свекла маия 27 дня еще не всходит, понеже стоит весьма студеная погода.

Июня 7 дня написал я в канцелярию Охоцкого порта доношение, в котором объявил, что послал я к вашему благородию репорт и при нем четыре ящика да сыромятную суму с зверьми, птицами, рыбами и иноземческим платьем с отправленным в Охоцк с репортами на дуббельшлюпке "Надежде" служивым Васильем Шелковниковым, и просил, чтоб оная канцелярия посланной к вашему благородию репорт и четыре ящика с сыромятною сумою принять, и с первыми попутчиками к вашему благородию в Якуцк отправить соблаговолила, чтоб за умедлением обретающиеся в них вещи не погнили, а служивому б Михаилу Попову приказать изволила чиненные им обсервации прилива и отлива морской воды снести в таблицу по присланному к нему письму. [615]

При сем посланы до вашего благородия чиненные в Нижнем Камчатском остроге метеорологические обсервации от маия месяца прошлого 1739 году генваря по 1 число сего 1740 году, а чиненные сего году обсервации еще не присланы, понеже зборщики из Нижнего Камчатского острога не бывали, да журнал, в котором воздух и погода записаны чрез служивого Ивана Пройдошина августа от 1 числа прошлого 1739 году по 1 ж число сего 1740 году, да доношение служивого Осипа Аргунова, о котором просил он, чтоб послать к вашему благородию.

В прошлом 1739 году осенью вышли с дального острова несколько человек курилов на Паромусир остров, и того же году прислали ясак, и чтоб мне их роспросить о их житье и написать язык их, то намерен я в июле месяце, как будут со зборщиком байдары, ехать на гех байдарах до Курильской лопатки. При том случае буду искать раковин жемчюжных, о которых сказывают, что в Курильском озере находятся. А осенью, как снег падет, поеду я по Пенжинскому берегу в коряки, ежели оные близко прикочуют. Студент Степан Крашенинников.

В Большерецком остроге. Июня 7 дня, 1740 году.

(Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, № 34, лл. 95-109).