К истории русского флота. (Сообщено Е. В. Бренковым). В одном из дел бывшей "комиссии о комерции", именно в деле о проверке расчетов с разорившимся таможенным откупщиком Шемякиным, относящемся к 1763–1765 г.г., — встретился любопытный документ: письмо (от 11 декабря 1741 года) некоего Алексея Чирикова. содержащее интересный рассказ о [431] несчастиях, перенесенных им в море на одном из русских судов. Несомненное значение этого документа для истории русского флота, Бог весть почему попавшего в дела "комиссии о коммерции", — дает возможность привести, его здесь целиком, несмотря на то, что, к сожалению, неизвестно, кому письмо адресовано, так как ни в деле, ни в самом документе на этот счет нет никаких указаний; в своем письме А. Чириков обращается к какому-то Дмитрию Яковлевичу, не давая ни малейшего намека на то, кем он был и по какому случаю он послал ему это донесение. Выяснить этот вопрос представляется. во всяком случае, интересным. Вот этот любопытный документ; воспроизводим его со всеми особенностями его оригннального правописания и слога:

"Милостивый Государь мой и друг Дмитрий Яковлевич! О несчастливом нашем мореплавании доношу: отправились мы из здешней гавани, вместе с господином Капитаном Командором Мая 29 числа, а 20 числа Июня при обычных, на здешнем море, всегдашних туманах стал великий ветр, которым нас разлучило с господином Капитаном Командором, и по утишению сильного ветра искал я его определенное время, точию сыскать не мог. И поныне он господин Капитан Командор со своим судном и сюды не возвратился — статное дело, ежели не в несчастьи, то остался негде зимовать; а по разлучении с ним господином Командором принужден был следовать в надлежащий нам путь один; и, переплыв отсюда близко полупути (sic) тысячи верст, получили землю, которая у себя берега имеет, можно вменять, что неприступные, а именно, везде каменные и крутые; и близ самых берегов море имеет глубину великую; однако же, необходимо надлежало мне об обстоятельствах оной проведать, чего ради послан от меня с десятью человеками Аврам Михайлович Дементьев на лангботе; точию общим моим и его несчастием он к нам со всеми людьми не возвратился и ожидая его к себе шестеро сутки, по присутствию всех офицеров, разсуждая, что не возвращается к нам за [432] повреждением лангбота, послал на имеющейся при судне последней малой лодке мастеровых людей для починки, а для свозу их послан боцман Сидор Савельев, понеже он, сожалея посланных прежде людей, сам о посылке своей просил, но по несчастью и он сам-четверт к нам не возвратился, а послан был весьма в удобную погоду; а на другой день из того места, в которое посланы наши суда и где раскладыван был почти безпрестанно огонь, о котором мы чаяли, что держат посланные от меня служители, — вышли две лодки и гребли к нашему судну, точно к нам не приближались так, чтоб можно хотя в лицо людей разсмотреть, но издали на судно наше посмотрели, встав на ноги, прокричали: "агай", "агай" и с великим поспешением возвратились и сильно погребли в прежнее свое место. Тогда мы разсудили, что посланные от нас, конечно, в несчастьи, ибо тогда уже настали осьмыя сутки, как послан был от меня Аврам Михайлович; и знатное дело, что от тамошних жителей, по обыкновенному их безчеловечному суровству, побиты или задержаны; однако ж, мы еще ожидали после выезду тамошних жителей часов 18 и, не дождавши, пошли в путь свой, и только осмотрели чай земли верст с пятьсот, и Июля 27 числа, понеже нам не на чем стало обстоятельство земли разведывать и к пропитанию своему в прибавок получать водки, а были тогда отсюда весьма в дальнем разстоянии, — возвратились к здешней гавани, но, несчастьем, возврат нам весьма продолжили долговременно стоящие противные ветры и нечаянная, лежащая на возвратном пути нашем, земля, которой, вперед идучи, и признаков не видали, и мало б об сию землю в тумане судна не разбили, и уже отстоялись от ней на якоре в 200 саженях, причем имели Божьей помощью вдруг утишившийся ветр, и довольное время стоящая тишина; однако ж с великим трудом от нея отошли, потеряв якорь; приезжали к нам и люди в 21 лодках кожаных, в каждой по одному человеку, а ежели соблоговолите ведать, каковы [433] собою те люди и как к нам выезжали, о чем может вам донесть посланный от меня солдат Сплавщиков, и во все время бытности нашей на море, почти всегда были в смертной опасности и несли великий труд и претерпевали многую нужду, а именно страх, от того что плавание имели в незнаемом море и подле неизвестных берегов почти со всегда стоящими туманами, которые на здешнем море гораздо больше стоят, нежели на иных морях; а труд от продолжения времени, понеже безпрестанно имели паруса 4 месяца и 6 дней и от частых не покойных мокрых погод, а нужду претерпели от недовольства воды, которого ради недовольствия, однажды давалась в неделю служителям каша, а в прочие же дни питались холодным и пить принужден был, дивость, воду малою мерою, которою только б жажду утолить, да и та вода очень испортилась и издавала из себя дух весьма противный, при котором оскудении и я со всеми, офицерами принужден был по однажды в день вареное кушать и пили только чаю по две или по три чашки в день, а всех трудностей наших и описать невозможно; от которых трудов и от оскудения пищи и питья и от всегдашняго сырого воздуха постигла всех нас жестокая цинготная болезнь, от которой многие слегли, а остальные с нуждою и насилу судном управляли, и я с 20 числа сентября и по возврат в здешнюю гавань за тяжкою болезнью уже не мог выходить и наверх и был при самой смерти не токмо на море, но уже и на берегу и от не надежды жизни не однажды, по обычаю, приготовлен был к смерти, чему виновны многие мои грехи пред Богом; а сентября 26 числа помянутая злая болезнь лишила сего света Осипа Андреевича Катчикова, а октября 6 числа преставился премногосклонный ко мне благодетель Иван Лъвович Чихачев; после его через одне сутки преставился Михаило Гаврилович Плаутин, что случилось уже весьма незадолго до входа в Авачинскую губу; ибо по милости, не до конца гневающегося на нас Бога, Октября 6 числа увидели Камчатскую землю, а 9 числа [434] вошли в Авачинскую заливу и стали на якорь, а 10 числа уже в Авачинском заливе преставился астрономии господин профессор; между тем, еще умер МихайлоУсачев, которого, чаю, изволили знать, да один служивый; 11 числа вошли в здешнюю гавань, а осталось нас живых 50 человек, а 21 человек, по воле Божией, — некоторые остались на удаленной земле в неизвестном несчастии, а прочие померли. Я после, по милости Божией, от болезни имею некоторую свободу, однако ж ноги еще весьма болят и все в цинготных пятнах и зубы коренные еще трясутся, как прежде почти все тряслися, и ныне я нахожусь в недоумении, хотя и подаст Бог мне совершенное здоровье от болезни, то на море идтить не с кем и снасти на судне худы, а жить здесь в праздности из того будет не без траты интересу, понеже казенный провиант, который доходит суды с великим трудом и дорогим коштом, принужден буду издержать напрасно, а без указу и до Охотска возвратиться не очень смею".

Алексей Чириков,

Гавань св. Апостолов Петра и Павла, Декабря 11 дня, 1741 году.

Текст воспроизведен по изданию: К истории русского флота // Русский вестник, №. 5. 1888