|
Дипломатические депеши датского посланника при русском дворе, Вестфалена, о воцарении императрицы Анны Иоанновны.(См. «Русская Старина», январь, 1909 г.)
Ваше Величество! В моей последней депеше я уже сообщил о приезде в Москву курьера цесаря немецкого с важными известиями к графу Вратиславу. Потом я узнал, что имперский миниетр отправился к барону Остерману и прочим членам Верховного Совета России, сообщил им о Севильском договоре и объявил в то же время, что достоинство римского императора никак не может допустить такого вмешательства иностранных держав в дела империи, которое бы предписывало императору, как он должен располагать своими ленными владениями. Французский, великобританский и испанский короли, а также голландские штаты поступили самым оскорбительным образом, составив новый союзный договор; его императорское величество заключает из такого неслыханного поведения, что они намерены возжечь в Европе огонь новой войны. Вследствие этого его императорское величество вынуждено отражать насилие насилием и считает необходимым напомнить Верховному Совету существующая между ним и Россиею обязательства, особенно же союзный договор 1726 года, по которому Россия должна, в случае разрыва, выставить его императорскому величеству вспомогательный корпус из [280] 20 тысяч пехоты и 10 тысяч драгун. Граф Вратислав просил всех членов от имени своего императора не забыть об этом и сделать необходимые распоряжения, чтобы упомянутый корпус был готов выступить в поход по первому требованию императора. (Священная Римско-Германская империя находилась в неприятных отношениях с Испанией, со времени войны за Испанское наследство. Эти отношения прекратились с апреля 1725 г, заключением мирного дружественного и торгового трактата между Венским и Испанским кабинетами. К этому союзу вскоре присоединилась и Россия, а также Польша и большая часть имперских князей и итальянских государей. Русское правительство Екатерины 1-й, кроме подтверждения всех статей Ништадтского мира со Швецией, получило со стороны немецкого императора Карла VI гарантию в содействии герцогу Голтшинскому возвратить от Дании Шлезвиг. В противоположность указанному тройственному союзу, известному под именем Венского, в исходе 1725 г. образовался другой, Ганноверский союз, между Англией, Францией и Пруссией. К Ганноверскому союзу присоединились Нидерландские штаты, Швеция и Дания и два небольших немецких государства, Вольфенбюттель и Кассель. В следующем 1726 г Швеция и Пруссия отпали от союза Ганноверского и присоединились к Венскому. Подробности см. у Арсеньева, «Царствование Екатерины 1-й», Уч. Зап. второго отд. Импер. Ак. Наук, кн. II, в. I, стр. 205-211 и «Flassan Histoire generale de la diplomatie francaise, V, Paris, 1811) Все это было принято русскими министрами ad referendum, в ожидании прибытия теперешней царицы в Москву, что может случиться около 25-го (14-го) февраля, так как она действительно выехала из Митавы 9-го (29-го января). Ваше Величество и Ваш королевский Совет своевременно узнаете о решении русского двора относительно теперешней отправки армии в Германию. Если бы делами этой монархии управляли одни Долгорукие, император не мог бы рассчитывать на эту помощь, у них были бы другие виды, как я уже заметил в одной из моих предъидущих депеш. Конечно для этого нужно, чтобы дела России были в таком положении, как тогда. На-днях в разговоре со мною, имперский резидент при этом дворе выразил очень смелую мысль: по его мнению, император прекрасно бы сделал, если бы должным образом наказал великобританского короля в его германских владениях; принц Евгений очень этого желает, а прусский король с остальными членами империи от всего сердца будут тому содействовать. По- моему однако это похоже на что-то вроде войны между Ганновером и Пруссией. Я допускаю, что император очень недоволен [281] Севильским договором. что он даже отзовет своего министра от испанского двора, но разве министр, находящийся во Франции, не может начать переговоры и найдти какой-нибудь способ для единовременного удовлетворения испанской королевы и императора: испанские войска, которые должны перейти в Италию, еще могут быть обращены в швейцарские войска, кроме испанской стражи, состоящей приблизительно из 2 тысяч человек. Словом, я бы весьма желал быть так же уверенным в том, что четвертый пункт предварительного Суассонского договора никогда не возобновится в отношении нас, как уверен, что война не будет в другой раз всеобщей ни в Германии, ни в Нидерландах, — тогда я был бы гораздо спокойнее, чем в настоящую минуту. Члены Верховного Совета России, за исключением барона Остермана, который со времени кончины юного монарха, по нездоровью, не посещает заседаний, до сих пор продолжают неустанно работать над преобразованием существующего в России правления; главная цель членов Верховного Совета заключается в ограничении самовластия монархов этой страны, но такому плану сильно противодействует мелкое российское дворянство; усилия обеих сторон делают исход этого вопроса весьма сомнительным. Между тем Ягушинской, кавалер нашего первого ордена, обер шталмейстер, командующий корпусом кавалергардов и зять великого канцлера графа Головкина, арестован по приказанию Верховного Совета за то, что тайно отправил к царице преданного ему человека с предупреждением о заговоре против ее власти и советом не поддаваться Верховному Совету, а положиться на его шпагу и на оружие большинства нации, которой ненавистно поведение Верховного Совета. Ягушинского лишили знаков ордена и содержат под надзором. В виду этой опасной конъюнктуры я решил не выходить из дому и ни малейшим рассуждением не вмешиваться в то, что происходит в Кремле. От глубины души сожалею старика великого канцлера по случаю неприятности, поразившей его в лице зятя, и весьма опасаюсь, как бы не случилось еще подобных катастроф. В смысле укора неограниченной власти в России выставляют случай, бывший в правление царицы Екатерины (Императрица Екатерина I.): в кратковременное свое правление она исрасходовала для своего двора венгерских вин на 700.000 р. и на 16.000 р. данцигских устриц (aquavits), — в [282] то самое время, когда тысячи ее подданных терпели недостаток в насущном хлебе. На этот рассказ люди иных воззрений отвечают: «одна ласточка весны не составляет».
Милостивый Государь! Двери залы, где заседает Верховный Совет России, были целую неделю открыты для всех желающих высказаться и предложить что-нибудь за или против предполагаемого преобразования в прежнем правлении России. Это право получили генералы, бригадиры и полковники, а также и все члены Сената и других государственных коллегий с чином не ниже полковника; были приглашены архиепископы, епископы и архимандриты, но не все за раз, а группами из трех епископов и трех архимандритов. При этом наговорили столько хорошего и дурного за и против нового учреждения, защищали и оспаривали это с таким ожесточением, что смятение достигло наконец громадных размеров и можно было опасаться восстания, но оба фельдмаршала не из таких людей, которые скоро поддаются страху. Но так как я не привык отступать сегодня от сказанного мною накануне, то, в виду брожения, которому подвергается теперь это важное дело, откладываю на несколько дней мое суждение относительно его окончания; пока скажу лишь одно, что, по-моему, можно столько же опасаться успеха предприятия Долгоруких и Голицыных, сколько надеяться, что все останется в прежнем виде. Не сомневаюсь, милостивый государь, что Вы возьмете на себя труд сообщить королю и его Совету мое предварительное мнение.
Милостивый Государь! В настоящем моем письме имею честь предупредить Вас, что смуты здесь все увеличиваются и приняли даже столь обширные размеры, что образовалась партия с князем Черкасским, членом Сената, во главе, которая желает и во всеуслышание требует не только сохранения старинной формы правления, но даже удаления Долгоруких и Голицыных из Верховного Совета, с оставлением лишь одной персоны из каждой фамилии. Из этой партии расходятся громогласные обвинения, словесные и письменные, против Голицыных и [283] Долгоруких за непримиримую их ненависть к памяти Петра Великого и к его несчастному потомству, на которое они смотрят, как на нечто совершенно чуждое России. Вследствие этого, дела начинают принимать направление, согласное с интересами короля. По счастью избрание царицы (Анны Ивановны) уже произошло: будь это дело еще впереди и не имей уже Долгорукие и Голицыны силы, видит Бог, что голштинский ребенок был бы государем России. P. S. Вчера совершили погребение юного монарха с заметной поспешностью.
Ваше Величество! В настоящее время новая царица уже в Москве; торжественный въезд ее сюда совершился в прошлое воскресенье. Вчера, 1-го числа этого месяца, я имел честь представиться ей, выразил мое соболезнование по случаю кончины прежнего монарха и поздравил ее с восшествием на престол. Так как из уполномоченных при этом дворе министров коронованных лиц, я первый попал в приемную, то и был допущен к царице тотчас вслед за испанским посланником. Признаться сказать, я отправился в Кремль часом раньше других, благодаря дружескому уведомлению; так как на этот раз в Верховном Совете было решено делать различие между министрами коронованных лиц и министрами остальных держав и допускать их на аудиенцию по мере прибытия; за мной оказалось преимущество первенства перед прочими министрами, а также и перед чрезвычайными послами Швеции, Польши и Пруссии. Теперешняя государыня всегда была любима и уважаема нацией, так что с ее приездом умы значительно успокоились; однако после всего мною виденного и слышаннаго, я прихожу к несомненному заключению, что вельможи этой страны продолжают обдумывать преобразование прежнего правления России и намерены ограничить самовластие русских царей каким-нибудь новым государственным законом. Перед въездом в Москву, царица на 5-6 дней остановилась в деревне, в 8 верстах от Москвы. Тогда она еще не имела орденов Св. Андрея и Св. Александра Невского: Верховный Совет, в полном своем составе, сопровождаемый генералитетом и дворянством, поднес их лишь накануне ее отъезда из подмосковной деревни. Великий канцлер граф [284] Головкин, несший ордена на подушке из золотой парчи, подавая их государыне, преклонил колено, а тайный советник Дмитрий Михайлович Голицын обратился по этому случаю к царице со следующей замечательной речью: «Благочестивейшая и всемилостивейшая государыня! Мы, всенижайшие и верные подданные Вашего Величества, члены российского Верховного Совета, вместе с генералитетом и российским дворянством, признавая Тебя источником славы и величия России, являемся вручить Тебе Твой орден св. Андрея, первейший и самый почетный, а также и орден св. Александра Невского, установленный императором Петром I по случаю славного мира с могущественным государством шведским, дабы Ты своевременно носила каждый из них и жаловала бы ими тех, кого признаешь достойными. Мы благодарим Тебя за то, что Ты соблаговолила принять наше избрание Твоей особы Всемилостивейшей нашей Императрицей для царствования над нами, за то, что Ты удостоила принять из наших рук корону и возвратиться в отечество; с неменьшей признательностью благодарим мы Тебя и за то, что Ты соизволила подписать пункты, которые нашим именем предложили Тебе наши депутаты, на славу Тебе и на благо Твоему народу. Вот почему, Всемилостивейшая Императрица, мы явились в совокупности перед Твоим Величеством! Удостойте все сие милостиво принять и положитесь на нашу ненарушимую верность к особе Вашей!» На эту замечательную речь царица тотчас же ответила следующее: «Дмитрий Михайлович и Вы прочие господа из генералитета и дворянства! Да будет Вам известно, что я смотрю на избрание меня Вами Вашей Императрицей, как на выражение преданности, которую Вы имеете ко мне лично и к памяти моего покойного родителя. Я постараюсь поступать так, чтобы все были мною довольны. Согласно Вашему желанию, я подписала в Митаве пункты, о которых упомянул ты, Дмитрий Голицын, и Вы можете быть убеждены, что я их свято буду хранить до конца моей жизни, в надежде, в которой и теперь пребываю, что Вы никогда не преступите границ Вашего долга и верности в отношении меня и отечества, коего благо должно составлять единственную цель наших забот и трудов». Теперь остается только сообщить пункты, подписанные ею в Митаве, но я не могу исполнить этого с нынешней почтой, а [285] постараюсь приготовить к следующей. Пока прилагаю прокламацию (Этой прокламации при депешах нет), подтверждающую мои донесения в депеше от 2-го числа прошлого месяца, т. е. то, что русские считают мужскую линию дома Романовых совершенно угасшей. Следовательно, в этой стране на голштинского ребенка смотрят, как на Non Ens. P. S. Прошлой ночью у меня сделался сильный насморк с такой жгучей болью глаз, что я был вынужден продиктовать мое сегодняшнее донесение господину Кефоеду.
Ваше Величество! Так как человек, по своей природе легко склонен верить исполнению того, что он желает, неудивительно, если я в моей депеше от 9 числа прошлого месяца выразил некоторую надежду, что в образе правления России не произойдет никакой значительной перемены. Отправив последнюю депешу, я получил основательные сведения о происходящем в Верховном Совете и в частых ночных заседаниях российских вельмож и узнал содержание пунктов; принимая корону, царица была вынуждена подписать эти пункты и утвердить их присягой. Теперь я имею полное основание уверять, что перемена в правлении не только имеет совершиться, но уже началась и по всем признакам может увеличиться до таких размеров, что нынешние русские будут в праве сказать с известным римским писателем, лишь наоборот: наши предки на опыте испытали крайность слишком жестокого рабства, а мы, в ущерб государству, увидим крайность ускоренной свободы. Мое последнее всеподданнейшее донесение было от 2-го числа этого месяца. С тех пор Верховный Совет, Сенат и другие государственные коллегии этой обширной монархии вместе с генералитетом, полковыми командирами, офицерами и всеми войсками, расположенными в столице и ее окрестностях (в числе по крайней мере 16 тысяч), а также городские власти и жители Москвы присягнули в верности теперешней царице, по прилалаемой мною форме (Самый текст присяги, в кот. Анна Иоанновна не названа «самодержавной», напечатан в моей книге «Воцарение императрицы Анны Иоанновны», Казань, 1880 г., стр. 245–246: см. так же, стр. 182–188, и приложения, стр. 13–19). [286] Чтобы нагляднее было различие, существующее между присягой прежнего времени и теперешней, я кстати прилагаю форму присяги Екатерине I в 1725 г. (Арсенева. «Царствование Екатерины I-й», Уч. Зап. второго отд. Имп. Ак. Наук, кн. II, в. I, стр. 231). В настоящее время Верховный Совет занят составлением двора Ее Величества царицы, который, как говорят, будет менее блестящ, чем двор умершего монарха, потому что финансы России требуют некоторой экономии. Как только состав двора будет окончен, сообщу Вам и скажу, какую сумму назначат Ее Величеству на покрытие этих издержек, на ее собственные мелкие расходы и разные другие нужды, впоследствии мы увидим, заставят ли ее строго соблюдать все, к чему она обязалась, подписав в Митаве пункты, как некоторого рода кондиции, без которых не могло бы состояться ее избрание. Что касается самих пунктов, их содержание в сущности следующее (См. в моей книге «Воцарение имп. Анны Иоанновны» о кондициях по реляциям послов. Прилож., стр. 5-8): 1) Она будет царствовать и управлять своим народом с согласия Совета. 2) Она не вступит снова в брак без согласия Совета. 3) Она не имеет права начинать войну, заключать мир, или вступать в союз с другими державами, без согласия Совета. 4) Она не имеет права расходовать государственные суммы без согласия Совета. 5) Она не имеет права налагать на народ денежных податей без согласия Совета. 6) Первые государственные должности: гражданские, военные и морские должны быть жалуемы с согласия Совета. 7) Ей не дозволено отчуждать государственные земли. 8) Ни из высшего, ни из низшего дворянства никто ни будет казнен смертью, сослан, или лишен состояния без формального и беспристрастного суда. P. S. Меня сейчас уведомили, что в Кремле происходит сильное волнение: собралось несколько лиц из генералитета и из низшего дворянства – военного и штатского, требуя, чтобы состав Верховного Совета был увеличен 13-тью членами, чтобы из фамилии Долгоруких и Голицыных в нем осталось лишь [287] по одному лицу, и чтобы прочие члены этих фамилий были удалены.
Милостивый Государь! Толькочто я отправил свой пакет на почту, как великий канцлер граф Головкин прислал сказать мне через одного из своих секретарей, что по воле Божией дела приняли такой оборот, что час тому назад Ее Величество новая императрица была превозглашена самодержицей. Его превосходительство пожелал немедленно уведомить меня об этом, как благонамеренного министра, и советует быть завтра к 10 часам в Кремле, для принсоения поздравления Ее Величеству. Спешу, милостивый Государь, сообщить Вам эту великую, важную и интересную новость, через эстафету, если почта уже отошла, не решаясь отложить до следующего раза. Вы узнаете тогда главную причину столь внезапной перемены – до сих пор она мне еще неизвестна. Прошу Вас и впредь не оставлять меня Вашим дружеским расположением, а я самым искренним образом и от всего сердца всегда имею честь быть, милостивый Государь, Вашим всепокорнейшим и послушным слугою.
Милостивый Государь! Осмеливаюсь препроводить к Вам прилагаемую памятную записку, прося Вас обратить на нее милостивое внимание. Вы вскоре получите все справки, касающиеся смерти хирурга Тоде, несмотря на то, что я не знаю, в каком полку он служил; приказание короля от 10-го числа прошлого месяца насчет Регины Елисаветы Александерс чрезвычайно трудно исполнить, так как Метты Вестенгард здесь нет, Бог знает, что с ней сталось. Меншиков, его супруга и старшая дочь умерли; Вестенгард не сопровождала их ни в Ораниенбург, ни в последнее место заточения. Эта женщина лично мне стоит, по крайней мере, 1000 рублей, которые никогда не были мне возвращены; но все же она оказала здесь интересам короля услуги, действительно стоющие этой награды. Одно время она пользовалась громанным [288] значением при Меншикове и его свояченице, которая им управляла; когда-нибудь я объясню Вам эту загадку (По-видимому, речь идет о подкупе кн. Меншикова в пользу «Датских интересов» через какую-то Метту Вестенгард. Кн. Меншиков умер в Березове 22 октября 1729 г.). Относительно революции, бывшей здесь в прошлый четверг, сообщаю Вам прокламацию, публикованную третьего дня, 11/2 марта, по приказанию царицы, и форму новой присяги, которую она заставила себе принести, уничтожив прежнюю (Так называет Вестфален манифест имп. Анны Иоанновны от 28 февраля 1730 г. о восстановлении самодержавия с приложением новой формы присяги. Оба акта помещены в П. С. Зак. См. т. VIII, № 5509). P. S. Наши друзья Долгорукие и Голицыны в весьма плачевном положении, благодарю мою счастливую звезду, что это началось лишь шесть недель тому назад; какую чертовскую физиономию я должен бы был теперь скорчить, если бы на российский престол взошел голштинский ребенок, или принцесса Елизавета.
Ваше Величество! Революции были так часты в этой стране, в особенности со времени непозволительной связи царицы Екатерины с камергером Монсом, поведшей за собою уничтожение завещания, составленного Петром I в ее пользу, в котором он назначал ее своей преемницей, что ни в чем нельзя быть уверенным и не знаешь, какому святому молиться. Вскоре вслед за трагической смертью Монса умер царь, на российский престол, отстранив законных наследников, взошла его вторая супруга, несмотря на то, что завещание царя было уничтожено, несмотря на свое темное происхождение и на чрезвычайно беспорядочную жизнь, которую она вела до того времени, как из рук Меншикова имела счастие перейдти к царю. Ее смерть дала возможность Петру II, при помощи обещания жениться на дочери Меншикова, овладеть короной предков помимо герцогини гольштинской, которая предъявляла на нее свои права, не имея на то должного основания; по всей вероятности, герцогиня успела бы в своем предприятии, если бы Меншикова не заманили обещанием этого брачного союза; смею сказать, что я и покойный граф Раббутин (Гр. Рабутин – имперско-римский чрезвычанный посланник) принимали немало участия в этом деле, и что оно дорого стоило моему тощему кошельку. [289] Едва Петр II заболел оспой, как благонамеренные и власть имущие русские люди согласились между собою, с моего ведома, отстранить от престолонасления ребенка из Киля и принцессу Елизавету, дочь Петра I-го от второго супружества, но рожденную вне брака, что, по основным законам этой страны и по канонам греческой церкви, остается неизгладимым пятном, несчастием, которому не в состоянии помочь самое торжественное узаконение, как гласит моя депеша от 26 декабря 1729 года (Этой депеши не имеется в моем распоряжении): покойный монарх был еще жив, когда я уверял, что это непременно произойдет. В виду этого решения, три дня спустя после которого умерь Петр II, Верховный Совет России, увеличенный в своем составе еще двумя членами – фельдмаршалами Голицыным и Долгоруким, действительно занявшими в нем место, возвел на российский престол единодушным избранием вторую дочь царя Ивана Алексеевича, вдовствующую герцогиню курляндскую; избрание это было одобрено Сенатом, генералитетом и всеми другими русскими государственными коллениями, при чем ни откуда не последовало возражения, даже в виде размышления. Если бы Верховный Совет удовольствовался счастливым своим избранием и всеобщим одобрением, встреченным им повсюду, он сохранил бы за собой уважение, силу и власть, но он самовольно, не посоветовавшись с другими коллегиями даже и с генералитетом, предпринял изменение образа правления. обязав новую царицу подписать пункты, которые лишали ее самых значительных царских преимуществ и давали Совету власть царствовать наряду с ней. Это побудило некоторых лиц из генералитета и из мелких чиновников Сената и других государственных коллегий, принадлежащих к низшему дворянству, которое по многим причинам естественно более склонно к монархическому, чем к аристократическому правлению, возразить против того, что Верховный Совет по собственному побуждению сделал для изменения прежнего образца правления. Но так как никто из них не хотел выставить себя противником учреждения национальной свободы, то они высказывали единственное желание, чтобы Верховный Совет был преобразован, чтобы число его членов было увеличено до 21-го, а Долгорукие и Голицыны удалены, за исключевием одного лица из каждой фамилии. Это служило покровом для их истинного [290] намерения, состоявшего в сохранении прежнего образа правления, хотя ни словесно, ни письменно они этого не касались в своих заявлениях Совету. Виновники этого раздора и вражды против Голицыных и Долгоруких были высшее духовенство, барон Остерман с женой, Салтыковы – родственники царицы по матери, ее тетка по матери – жена князя Ромодановского (Тетка Анны Ивановны, кн. Анастасия Феодоровна Ромодановская, рожд. Салтыкова, родная сестра царицы Прасковьи Феодоровны, матери императрицы. Княгиня А. Ф. Ромодановская была замужем за д. т. сов., князем-кесарем Иваном Феодоровичем Ромодановским), княгиня Черкасская, расположенная к Салтыковым и держащая в руках своего мужа, и наконец друзья и сторонники принцессы Елисаветы и голштинского ребенка. Последние действуют только из негодования, чтобы запутать дела и уязвить Голицыных и Долгоруких, которые, кроме высшего духовенства, оскорбили и великого канцлера графа Головкина, арестовав его зятя Ягушинского и обращаясь с ним, как с государственным преступником, по причине, означенной мною в депеше от 16/5 февраля; этим поступком они лишили разума почтенного старца, и Верховный Совет с горестью увидал, что он тоже присоединился к партии недовольных; число их до того наконец увеличилось, что 8-го марта более 800 человек из дворянства, занимающих гражданские, или военные должности, подписали свое всенижайшее заявление, думая, что настала пора нанести решительный удар. 150 человек из главных военных отправились в этот день в Кремль, требуя от Верховного Совета, в то время заседавшего, чтобы их выслушали. Получив согласие Верховного Совета, они вручили бумагу, с изложением своих справедливых неудовольствий. Верховный Совет приказал прочесть эту бумагу вслух и, уразумев ее содержание, объявил им свою готовность удовлетворить их желания и доложить самой государыне. Во главе представивших прошение находились: сенатор князь Черкасский, человек умный, знаменитого и древнего рода, но татарского происхождения и поэтому не особенно почитаемый другими древними фамилиями России; генерал-лейтенант, майор гвардии князь Юсупов, тоже татарского происхождения, первый из своего рода принявший крещение (отец его умер магометанином), вследствие этого сильно презираемый древними русскими фамилиями, наконец, генерал-лейтенант Чернышев, Александровский кавалер, из низшего дворянства и при том великий интриган. [291] Челобитчики удалились и вздумали отправиться к государыне, у которой тайно заручились обещанием милостивого приема и благосклонного принятия просьбы. Об них доложили; Ее Величество соизволила тотчас же дать им аудиенцию и, выслушав их жалобы, выразила желание, чтобы установилось полное согласие между дворянством и Верховным Советом, прибавив, что, как только Верховный Совет решится уступить их желаниям, она с своей стороны будет содействовать и все одобрит. После такого приема, челобитчики возвратились в Верховный Совет и рассказали о происшедшем на аудиенции у государыни. – По моему мнению, снисходительность нашей всемилостивейшей государыни и обращение ее с подданными заслуживает с нашей стороны искренней признательности,– сказал князь Юсупов. Чернышев добавил к этому: «Мы не можем лучше возблагодарить Ее Величество за все милости к народу, как возвратив ей похищенное у нее, т. е. ту самодержавную власть, которой пользовались все ее предки». Князь Черкасский, поддерживаемый великим кандлером графом Головкиными громогласно воскликнул вместе с остальными: «да здравствует наша самодержавная государыня Анна Ивановна». Князья Голицыны и Долгорукие, не будучи в состоянии долее этому сопротивляться, сказали: – Пойдем, соединимся к другим и да будет так, как предопределено Св. Провидением». Предупрежденная о происшедшей сцене, государыня с улыбкой приказывает отворить двери своих покоев, говоря: «скоро у меня соберется большое общество». Челобитчики являются первые, предлагая государыне самодержавие от имени всего дворянства, что с своей стороны повторяет Верховный Совет минуту спустя. Государыня, не колеблясь, принимает их предложение и в их присутствии разрывает пункты, которые заставили ее подписать в Митаве, затем она всех милостиво благодарит и дозволяет разойтись по домам. Она отзывает в сторону кавалера нашего первого ордена Василия Лукича Долгорукова, и дает ему понять, что очень желает, чтобы он оставил ее Кремлевские покои, так как она предназначает их своему родственнику генерал-лейтенанту и майору гвардии Симону Салтыкову, которому приказывает сменить дворцовую стражу и лично быть всю ночь на карауле. Вслед [292] за этим она велит выпустить Ягушинского, который, получив обратно свою шпагу и орден, тотчас же возвращается домой. Государыня повелевает снять траур на 3 дня и в течение трех вечеров сряду иллюминовать все дома этого большого города и его предместьев. На другой день иностранные министры, а за ними все высшее и низшее дворянство допущены к принесению ей поздравлений со столь великим и важным событием. Без сомнения, последуют большие перемены в министерстве и при дворе. Вот вкратце верная история революции, бывшей здесь в прошедший четверг, 9-го марта нового стиля. Иные думают, что дело этим не кончится, что отрубят еще несколько голов для внушения страха тем, которые при первом удобном случае могли бы предпринять уничтожение самодержавия – этой первой и прекраснейшей жемчужины российской короны. Я не совсем разделяю подобное мнение и, по-моему, после всего происшедшего невозможно предполагать, чтобы Долгорукие и Голицыны заняли первые места в доверии царицы: они рискуют даже лишиться своих должностей. Так как однако верно и несомненно, что без Голицыных и Долгоруких ныне царствующая государыня не взошла бы на престол, а голштинский ребенок, или принцесса Елизавета, то царица, будучи женщиной и умной, и благодетельной, по моему мнению, как подобает великодушной государыне, признает добро и услугу, оказанные ей этими двумя знатными фамилиями, не забывая при том зла, которое они хотели сделать ей, лишая ее самодержавия... Я почти не выходил из дому во все время, пока продолжалась эта опасная история, и видел только раз фельдмаршала Голицына и князя Василия Лукича Долгорукого. Теперь я сожалею моих друзей и радуюсь сохранению самодержавной власти российских царей, которая, мне кажется, более соответствует интересу Вашего Величества, чем слишком значительное унижение российских сил, которое неминуемо последовало бы за уничтожением самодержавия. Меня заставляет рассуждать подобным образом уверенность, что изо всех наций в мире шведская нация более других желает и будет желать зла Дании; так как интерес Швеции противен интересу России, а благосостояние последней ненавистно интересу Швеции, то, я думаю, что моя политическая система основана на твердых государственных началах. P. S. Генерал Миних, начальствующий в Петербурге, донес [293] сюда, что шведские войска в Финляндии, по-видимому, стремятся к образованию из себя особого корпуса; но так как их только от 10 до 12 тысяч, Миних может уничтожить их военными силами, которые соберет в случае, если бы они вздумали выступить; этою новостью нимало не озадачены. Ut in relatione (Т. е. как в донесении).
Государь! Ваше Величество и королевский Совет вкратце уведомлены в предыдущих всеподданнейших донесениях моих о том, как бывший Верховный Совет России принялся за преобразование формы правления, и как ныне царствующая государыня возвратила себе самодержавие; последнее мое донесение об этом великом и важном деле было от 13-го числа. С того дня и до сих пор были заняты приведением к присяге по образцу, сообщенному мной с последней почтой. Верховный Совет считают почти что упраздненным и думают, что Ее Величество назначит новый тайный совет, который будет состоять только из 3-х или 4-х лиц. Без всякого сомнения, великий канцлер, лишь бы он захотел продолжать службу, и вице-канцлер барон Остерман будут там заседать; что касается Голицыных и Долгоруких, еще неизвестно, но дело это вскоре выяснится, заметно, что в последние дни они избегают бывать при дворе. Ко всему вышеписанному я должен прибавить, что Москва толкует о новости с востока, которая чрезвычайно важна, если только справедлива. Говорят, что шах Тахмасиб взял Испагань, в третий раз одержав победу над узурпатором престола Эшрефом (Тахмасиб, сын шаха Гуссейна уступившего в 1722 г. престол мятежному своему подданному Магомету Мирвеизу. В 1725 г. Магомет Мирвеиз был убит родным братом своим Эшрефом. В 1730 г., Тахмасиб не был еще владетелем всей Персии, так как в Испагани господствовал Эшреф). С первой почтой уведомлю Ваше Величество, действительно ли дело таково, как его рассказывают; нарочно для этого отправлюсь к фельдмаршалу Долгорукому и разузнаю в точности. Впрочем, здесь все спокойно и не заметно волнения. [294]
Государь! мое всеподданнейшее донесение к Вашему Величеству от 13-го марта заключает все подробности последней революции при здешнем дворе, вследствие которой в России возобновился древний образ правления, а ныне царствующей государыне возвратили ее самодержавие, которого лишил ее Верховный Совет, заставив подписать известные пункты, в свое время мною сообщенные и связывавшие государыне руки почти так же, как связал себе руки король Швеции. Вышеупомянутая моя депеша касается в этом важном событии, между прочим, того обстоятельства, что российское дворянство, главным образом низшее, восстало против намерения бывшего Верховного Совета, осмелившись в его присутствии провозгласить царицу самодержавной, и своей отважной выходкой принудило членов этого грозного Совета присоединиться к ним. Вслед за этим дворянство возвратилось к царице, формально предлагая ей самодержавие от имени всего российского дворянства, прежде нежели сделал это Верховный Совет, который впрочем не замедлил тотчас же исполнить то же самое. Что касается последней сцены, а также для дополнения истории революции, я должен сообщить самое прошение, поданное тогда государыне дворянством (См. мою книгу «Воцарение имп. Анны Иоанновны», стр. 275–276). Ваше Величество! Вследствие этого прошения, со времени последней почты случилось следующее: государыня, по личному своему желанию, уничтожила Верховный Совет и прежний Сенат, а вместо них учредила Правительствующий Сенат из 21 лица, который служил бы ей советом и был бы на этот случай semper ad latus ejus (Т. е. постоянной ее опорой), она сама назначила всех членов, не допустив баллотировки, как того желало низшее дворянство. Лица, составляющая Правительствующий Сенат, суть: 1) Граф Головкин, великий канцлер, кавалер русского ордена Св. Андрея. 2) Генерал-фельдмаршал, князь Голицын, называемый в публике «русским Евгением» (Евгений Савойский, p. 1663 ум. 1736 г., известный полководец немецкого императора, сын Евгения-Морица, герцоги Sovoie-Carignan), кавалер того же ордена. 3) [295] Генерал-фельдмаршал князь Долгорукой известный в публике под названием «отца высшего дворянства», кавалер датского ордена Слона. 4) Генерал-фельдмаршл князь Трубецкой. 5) Князь Дмитрий Михайлович Голицын, кавалер русского ордена Св. Андрея; ему дают прозвище «отца отечества». 6) Князь Василий Лукич Долгорукой, кавалер датского ордена Слона. 7) Барон Андрей Остерман, кавалер русского ордена Св. Андрея. 8) Князь Иван Федорович Ромодановский, кавалер того же ордена. Его жена приходится теткой по матери новой царице; она родом из фамилии Салтыковых, древней и знаменитой. 9) Павел Ягушинской, кавалер русского ордена Св. Андрея, зять великого канцлера. 10) Князь Алексей Черкасской. 11) Григорий Чернышев, генерал-лейтенант и кавалер русского ордена Св. Александра Невского. 12) Иван Мамонов, майор гвардии и генерал-лейтенант, кавалер того же ордена. 13) Князь Юсупов, майор гвардии и генерал-лейтенант, кавалер того же ордена, происхождения татарского. Он, Черкасской и Чернышев, по справедливости могут быть названы восстановителями самодержавия в России. 14) Симон Салтыков, майор гвардии, генерал-лейтенант и кавалер русского ордена Александра Невского, близкий родственник царицы и любовник кн. Черкасской, принимавшей большое участие в революции. 15) Андрей Ушаков, генерал-лейтенант и кавалер русского ордена Св. Александра Невского. 16) Князь Александр (В 1703 г. кн. Алексей Михайлович Черкасский состоял во втором брак с княжною Марьей Юрьевной Трубецкой (р. 1696 ум. 1747 г.), дочерью кн. Юрия Юрьевича Трубецкого. Младшая сестра ее, кнж. Прасковья Юрьевна, была замужем за фельдмаршалом кн. Петром Семеновичем Салтыковым; т. обр князь А. М. Черкасский состоял в свойстве с императрицей Анной Иоанновной) Трубецкой, брат фельдмаршала и отец княгини Черкасской, самой красивой женщины России. Он кавалер польского ордена Белого Орла. 17) Князь Урусов, генерал-майор и камендант Санктпетербургской крепости. 18) Князь Борятинской, генерал-майор, зять великого канцлера. 19) Симон Сукин, генерал-майор и генерал-кригс-комиссар. 20) Граф Михаил Головкин, кавалер русского ордена Александра Невского и камергер, сын великого канцлера. 21) Василий Новосильцев, тайный советник и главный директор мануфактур, учрежденных в России Петром Великим. Сенатские протоколы будут ведены статс-секретарем [296] Масловым, стоящим в ранге генерал-майора; под его начальством будут находиться 4 секретаря и множество писарей и переводчиков всевозможных восточных и европейских языков. Со времени последней почты государыня сама образовала свой двор. Место обер-гофмейстера дано ее родственнику Симону Салтыкову, лифляндский граф Левенвольде, тот самый, который вместе со мной пожалован кавалером ордена Св. Александра Невского, назначен обер-гофмаршалом; гофмаршал – русский Шепелев. Камергерами назначены: один из сыновей фельдмаршала Голицына, один из князей Куракиных, Салтыков и курляндский дворянин, который служил в Курляндии несколько лет в качестве гофмейстера ее двора (Эрнест Иоганн Бирон, который весьма мало был известен в то время в высших сферах). Не стану заниматься перечислением всех, вновь назначенных камер-юнкеров; из камергеров прежнего двора она оставила двух Лопухиных и Балка.
Государь! Мое последнее всеподданнейшее донесение к Вашему Величеству от 20 числа сего месяца заключало все, что оставалось сказать о революции, случившейся при здешнем дворе. Теперь наслаждаются полнейшим спокойствием. Ее Величество награждает почти одинаково тех, которые возвели ее на престол, и тех, которые помогли возвратить ей самодержавие, так что мне ничего не остается об этом говорить. Я не желаю, однако, умолчать об одном частном деле, случившемся недавно при русском дворе, потому что дело это но некоторым обстоятельствам нас интересует. Один Бибиков, генерал-майор и генерал-прокурор прежнего Сената (Ив. Ив. Бибиков, опытный финансист и юрист; при Петре В., уже в чине генерал-лейтенанта, был главным начальником ревизион-конторы и затем исправлял должность обер-прокурора Сената. В 1727 г. под его главным руководством производились выводы из первой ревизии. В том же году он был назначен президентом ревизион-коллегии. В 1728 г. послан в Киль для сопровождения в Петербург тела умершей Голштинской герцогини Анны Петровны. В 1729 г. получил назначение на должность вице-губернатора в Иркутск, но в феврале 1730 г. еще не уехал к месту своего нового служения и находился в Москве. Он был одним из видных участников политическая проекта, составленного В. Н. Татищевым при избрании Анны Иоанновны в императрицы и подвергавшегося подробному обсуждению на шляхетских совещаниях, бывших в доме кн. Алексея Мих. Черкаского. Этот проект отличается от остальных шляхетских проектов, составленных в то же время, цельностью, полнотой и систематичностью изложения. Подробности см. в моей книге «Воцарение имп. Анны Иоанновны», стр. 159–163, 205–206), человек умный, дерзкий и интриган, с давних [297] пор преданный интересам герцога голштинского и его покойной супруги, во время болезни последнего монарха имел частые совещания по ночам с голштинскими министрами при русском дворе, а также со шведским посланником. Когда это дошло до сведения Верховного Совета, то вышел указ об удалении Бибикова из Москвы, и он получил предписание отправиться начальником в область, принадлежащую России и находящуюся всего в 40 немецких милях от знаменитой Китайской Стены. Но он съумел оттянуть свои отъезд до прибытия царицы, перед которой хотел сделать последнее усилие, чтобы получить дозволение остаться здесь, или удалиться с семейством в свои имения. Заметив, что распри между Верховным Советом и частию мелкого дворянства принимают серьезный оборот, он стал на сторону последнего в качестве вожака, и с отвагой подписал свою фамилию под запиской, в которой эта партия умоляла Анну Ивановну уничтожить как пункты, подписанные ею в Митаве, так и Верховный Совет, и восстановить значение прежнего Сената. Когда Бибиков был допущен к целованию руки царицы, он ловко внушил ей, что без малейшей с его стороны вины, ненавидившие его Долгорукие присудили отправить в Сибирь командовать крепостцой, которую можно было бы вверить подпоручику, вследствие чего смиренно умолял Ее Величество, в интересах его семьи, позволить ему удалиться в свои деревни, в случае если нельзя будет остаться ему в Москве на прежнем месте. Царица согласилась на его просьбу, но великий канцлер, услыхав об этом, отправился к царице для сообщения ей о наклонностях этого человека и причинах, требующих его удаления. Ее Величество была в недоумении: с одной стороны – вследствие причин для удаления Бибикова, а с другой – вследствие данного ею слова. Наконец, нашли выход и решили, что, вместо отправления его в Сибирь, его пошлют в Украину для начальства над крепостью, носящей название Белгорода, так что удаление его отсюда все-таки состоится. [298] Я счел своим долгом привести эту небольшую историю подробно, потому что она проливает новый свет на отношения здешнего двора к искательству Голштинией наследия российского престола. В то же премя скажу, что сам фельдмаршал Долгорукой подтвердил достоверность сообщенных мною в предпоследней депеше известий о победах Тахмасиба над узурпатором Эшрефом, за исключением взятия Испагани; Тахмасиб, после троекратной победы над Эшрефом, только подступал к Испагани с целью блокады. Таково донесение главнокомандующего русскими войсками в Персии. В. Корсакова. (Окончание следует). Текст воспроизведен по изданию: Дипломатические депеши датского посланника при русском дворе, Вестфалена, о воцарении императрицы Анны Иоанновны // Русская старина, № 2. 1909
|
|