† 27-го июня 1740 г.

27-го июня 1740 года в Петербурге, на Сытном рынке на Петербургской стороне, пали на эшафот жертвы злобы герцога Бирона — Артемий Петрович Волынский, Еропкин и Хрущов, предварительно истерзанные пытками.

В полдень 30-го июня 1740 года, дети Артемия Петровича Волынского: Мария, Анна и сын Петр, каждый в особой повозке, отправлены были в ссылку, снабженные старым бельем и платьем, с самым скудным поденным содержанием. Для хранения к каждой из дочерей приставлена была вдовая баба. Мария Артемьевна, привезенная в Енисейск, 3-го ноября, в тамошний женский Рождественский монастырь, была на другой же день пострижена и наречена Марианною. Анну Артемьевну ввели в Якутск... исполнителям приговора, за дальностию места, не было даже известно, что там нет женского монастыря. Вследствие справки, доставленной из синода, послано было повеление отвезти Анну Волынскую в Иркутск, куда она прибыла 26-го ноября и в тот же день с именем Анисии пострижена в Знаменском монастыре ¹. Петр Артемьевич, доставленный в Селенгинск 12-го января 1741 года, был сдан тамошнему коменданту, бригадиру Бухгольцу. Здесь, до 15-ти-летнего возраста, он должен был состоять под крепким присмотром, «не смея вступать в разговоры с посторонними людьми», получая на суточное содержание по 10-ти копеек.

Восемь месяцев длилось заточение несчастных детей бывшего [465] кабинет-министра, благодаря разобщению Сибири с Россиею: еще 31-го января 1741 г. правительница Анна Леопольдовна повелела — сына дочерей Волынского освободить и если дочери уже пострижены, то снять с них монашеский чин и всех отпустить на жительство в Москву, в дом действительного тайного советника Александра Нарышкина ². 28-го июля дети Волынского уже находились в Тобольске, на обратном пути в Россию.

Незаслуженный позор был навеки снят с имени Волынского, а супружество его дочерей породнило его семейство с двумя фамилиями: Мария Артемьевна сочеталась браком с генерал-поручиком графом Иваном Илларионовичем Воронцовым ³; Анна Артемьевна — с действительным камергером графом Андреем Симоновичем Гендриковым ⁴, двоюродным братом императрицы Елисаветы Петровы, которая, в день своего коронования 25-го апреля 1742 года, пожаловала его супругу в действительные статс-дамы. Петр Артемьевич Волынский скончался, не оставив по себе потомства.

Фамилии Воронцовых и Тендряковых не утратили своего блеска при преемниках императрицы Елисаветы Петровны — Петр ІII и Екатерине II, при которой, в преклонных летах, скончались об дочери Волынского. Память страдальца государыня почтила знаками особенного внимания и сердечного сочувствия в первые же годы своего воцарения. Отважная борьба Волынского с немецкою партиею, несправедливость суда и жестокая казнь кабинет-министра окаймили его лик, в главах Екатерины, светлым ореолом мученика за правду; ореолом — скрывшим многие темные стороны личного его характера.

— «Сыну моему и всем моим потомкам, — писала Екатерина II в 1765 году, по внимательном прочтении «дела» о Волынском, — советую и поставляю читать сие Волынского дело, от начала до конца, дабы они видели и себя остерегали от такого беззаконного примера в производстве дел. Императрица Анна своему кабинетному министру Артемью Волынскому приказывала (приказала) сочинить проект о поправлении [466] внутренних государственных дел, который он и сочинил, и ей подал. Осталось ей полезное употребить, неполезное оставить из его представления. Но, напротив того, его злодеи, и кому его проект не понравился, из того сочинения вытянули за волосы, так сказать, и взвели на Волынского изменнический умысл и будто он себе присвоивать хотел власть государя, чего отнюдь на деле не доказано. Еще из сего дела видно, сколь мало положиться можно на пыточные речи; ибо до пыток все сии несчастные утверждали невинность Волынского, а при пытке говорили все, что злодеи их хотели. Странно, как роду человеческому пришло на ум лучше утвердительнее верить речи в горячке бывшего человека, нежели с холодною кровию; всякий пытанный в горячке и сам уже не знает, что говорит. И так отдаю за рассуждение всякому, имеющему чуть разум, можно-ли верить пыточным речам и на то с доброю совестию полагаться. Волынский был горд и дерзостен в своих поступках, однако не изменил; но напротив того — добрый и усердный патриот и ревнителен к полезным поправлениям своего отечества, и так смертную казнь терпел, быв невинен, и хотя б он и заподлинно произносил те слова в нарекание особы императрицы Анны, о которых в деле упомянуто, то б она, быв государыня целомудрья, имела случай показать, сколь должно уничтожить подобные малости, которые у ней не отнимали ни на вершка величества и не убавили ни в чем ее персональные качества».

«Всякий государь имеет неисчисленные кроткие способы к удержанию в почтении своих подданных: если б Волынский при мне был, и я бы усмотрела его способность в делах государственных и некоторое непочтение ко мне, я бы старалась всякими, для него неогорчительными, способами, его привести на путь истинный. А если б я увидела, что он неспособен к делам, я б ему сказала или дала уразуметь, не огорчая же его: будь счастлив и доволен, а ты мне не надобен».

(Всегда государь виноват, если подданные против него огорчены. Изволь мериться по сей аршин! А если кто из вас, ной дражайшие потомки, сии наставления прочтет с уничтожением ⁵, так ему более в свете, и особливо в Российском, счастья желать, нежели пророчествовать можно. Екатерина» ⁶.

Годы уходили; один за другим умирали современники и прямые потомки Волынского; опочила и Екатерина, и сын ее, вниманию [467] которого она особенно препоручала извлечь для себя полезный урок из кровавого дела Волынского. Настал и новый век — воцарился Александр I. Исполнилось шестьдесят лет со времени казни кабинет-министра Анны Иоанновны.

Первым русским писателем, посвятившим памяти Волынского несколько искренних строк, был Кондратий Федорович Рылеев (ум. 13-го июля 1826 года). В «Думах» своих, вызывая из могил тени русских героев всех веков и облекая их в кровь и плот, делясь с ними собственною душою, Рылеев воспел Волынского!.. Его памяти он посвятил «Думы»: «Волынский» и «Голова Волынского». Нельзя не догадаться, что это был излюбленный герой, высокий идеал патриота в глазах Рылеева.

Сыны отечества в слезах!
Ко храму древнего Сампсона —
Там за оградой, при вратах,
Почиет прах врага Бирона!
Отец семейства, приведи
К могиле мученика сына,
Да закипит в его груди
Святая ревность гражданина!

Темою для второго стихотворения «Голова Волынского», шестьдесят лет тому назад, именно в 1823 году не дозволенного в печати ⁷, поэту послужило предание о том, будто бы призрак казненного являлся императрице Анне в залах Зимнего дворца, не задолго до ее кончины. В двух первых строфах Рылеев, со свойственной ему страстностью, отнесся к тени своего любимца:

Свершилась казнь — и образец
Любви к отечеству священной
Приял страдальческий венец,
Венец прекрасный и нетленный!
Волынский тверд был до конца!
Не устрашенный мукой казни,
Он важность гордого лица
Не изменил чертой боязни.

* * *

Презренного злодея меч
Сверкнул над выей патриота;
Сверкнул — глава упала с плеч
И покатилась с эшафота. [468]
И страх и тайную тоску,
Льстецы, в душе презренной кроя,
Чтоб угодить временщику,
Торжествовали казнь героя!

Церковь св. Сампсония Странноприимца и ее ограду с могилою Волынского Рылееву суждено было увидеть ровно за три месяца до рокового мятежа, его погубившего. Это было 14-го сентября 1825 г. Рылеев проезжал по Выборгскому шоссе, сопровождая в качестве секунданта своего родственника, Николая Пахомовича Чернова, на поединок последнего с молодым Новосильцевым... Оба противника пали, смертельно раненные на опушке соснового бора — нынешнего парка Лесного института. На месте грязной корчмы, в которую для подания первой помощи был перенесен Новосильцев, его мать, Анна Владимировна, рожденная Орлова, построила нынешнюю церковь св. Владимира... Таким образом с обоими храмами — этим и св. Сампсония, хотя и косвенно сопряжено воспоминание о двух казнях и о поединке, имевшем смертельный исход для двух жертв общественных предрассудков.

Вторым поэтом, после него избравшим Волынского своим героем, был Лажечников, восхитивший читающую публику своим «Ледяным домом», в 1835 году. Благодаря этому роману имя Волынского сделалось популярным в Россия; он воскрес в памяти потомства, хотя в таком преображенном виде, с такими смелыми искажениями исторической правды, с такими прикрасами, что нимало не был похож на несчастного кабинет-министра. Вдового Волынского Лажечников женил на молодой красавице, сестре Перокина (Еропкина); измыслил сняв с какой-то небывалой молдаванской княжной; самое время казни, бывшей 27-го июня 1740 года, отнес к зиме, обставив ее мастерским описанием лютого морозного дня. Не менее пострадали в поэтической переделке романиста и сообщники Волынского с анаграмматическими фамилиями: Щурхов (Хрущов) и Сумин-Купшин (Мусин-Пушкин)... ⁸.

То, чего не сделало воззвание Рылеева к русским патриотам — посетить могилу Волынского, то самое впечатление на сердца читателей и в особенности — читательниц произвел роман Лажечникова. Ограда храма Сампсония Странноприимца, с своим [469] упраздненным кладбищем, сделалась местом любознательного паломничества. Обоего пола жители столицы начали посещать до той поры почти ни кому не ведомую могилу Волынского... С той поры почти полвека прошло, но она не забыта, и в Петербурге отыщется, конечно, не одна тысяча сыновей и внуков первых читателей «Ледяного дома», которым известно, чей прах покоится под полуразрушенным памятником у храма св. Сампсония...

Церковь эта, как известно, построена Петром Великим в память Полтавской победы; день казни Волынского — 27-го июня, совпал с днем храмового праздника. Во времена императрицы Анны Иоанновны Сампсониевское кладбище, подобно Спасскому в Колтовской (при Петре Великом), сделалось местом погребения казненных. При основателе храма у Сампсония хоронились важные особы и сановники, почти исключительно иноверцы. В числе последних, по свидетельству резидента Вебера, автора любопытной книги «Преобразованная Россия» ⁹, в январе 1719 года, был англичанин контр-адмирал Падден.

«Каким уважением пользовался этот англичанин», — говорит Вебер, — «можно, между прочим, видеть и из того, что его царское величество провожал тело его пешком от дома покойного до самой новой церкви по ту сторону реки Невы на расстоянии целой доброй полумили. Помянутая сейчас церковь заложена и построена во имя св. Самсона и в память дня Полтавской битвы; при ней отведено и кладбище для чужестранцев, так как русские летописи приписывают св. Самсону особое значение и гостеприимное покровительство по отношению к иностранцам».

Ныне почти совершенно разрушенный памятник над могилою Волынского, Еропкина и Хрущева был воздвигнут, в первые годы царствования Елисаветы Петровны, детьми казненного кабинет-министра. При Екатерине II он был подновлен и, так сказать, дополнен. Судя по тому состоянию, в котором мы нашли его летом 1882 года — ему уже недолго остается тяготить собою прах страдальцев, так как в близком будущем памятнику угрожает окончательное исчезновение.

Первоначальный памятник над казненным триумвиратом состоял из каменной плиты, доныне уцелевшей, но наискось сровнявшейся с землею. Напоминаем читателям, что в могиле похоронены трое, а плита занимает пространство лишь в 1 1/2 аршина [470] длины и около 3/4 ширины, т. е. по самой большей мере, лишь пятую долю самой могилы. Казненные были люди рослые и довольно тучные; могила, для них нарытая, должна была состоять из ямы аршина в три ширины и, по крайней мере, четыре — длины. Может быть могильная насыпь и была именно таких размеров и, в два, три года времени, конечно не успела осесть, тем более, что трупы были похоронены в гробах... (неужели же брошены просто?). По скромным размерам намогильной плиты можно смело решить, что она даже не прикрывает вполне и одного трупа. Не в укор памяти сына и дочерей Волынского, но в виду малых размеров намогильной плиты, дозволим себе только предположение, что им не было дозволено не только поставить иного, более приличного памятника, но даже и обнести могилу палисадником, или решеткою…

Лет через двадцать, при Екатерине II, могила настолько обветшала, что потребовала подновления; но и оно было весьма ничтожно. На старую плиту поставлен был цоколь из желтоватого плитняка, на нем желобчатая колонка серого камня, а на ном плоская урна белого мрамора. На широком ее ободке мелкими печатными буквами была в две строки иссечена та же надпись, что и на нижней плите. Никакой прибавки: «казнен невинно», сделанной будто-бы по повелению Екатерины II, в этой надписи не было ¹⁰.

В этом виде я нашел памятник Волынского, через сто лет после его погребения, именно летом 1840 года, и несколько раз читал надпись. Не догадался я тогда ее скопировать по тому, что по малолетству и в простоте души воображал, что ни время, ни людская корысть не посягнут на памятник невинных страдальцев. Однако-же и тогда, при более внимательном осмотре, можно было бы убедиться, что время уже начало свою работу над видом украшений: урна местами почернела и свободно вертелась на заржавленном стержне; желтый лишайник пятнал колонку причудливыми узорами, бархатистый мох и травка пробивались из щелей цоколя. Ныне урна исчезла, колонка обвалилась, низшего цоколя нет и только на плите еще сохранялась местами изгладившаяся надпись. [471]

Во имя в триех лицех
Единого Бга
Зде лежит Артемеи
Петрович Волынскои
которой жизни своея
... мел ...... год
преставися нюня
27 дня 1740 году
Ту же погребен...
Андрей Ф(едорови)чь
Хрущов и .....тр
Еропкин.

По рассказам какого-то простолюдина, повидимому сторожа, обломки памятника послужили для какой-то потребы на строившееся неподалеку здание. — П. К.

Комментарии

1. Второклассный; в самом городе; основан в 1693 году.

2. Александр Львович — один из любимцев Петра Великого, родился 26-го апреля 1694 г., умер 25-го апреля 1745 г. Родная его сестра, Александра Львовна, была супругою Волынского. Она скончалась около 1735 года.

3. Родился в 1719 году. Супруга его скончалась в 1793 году.

4. Умер бездетным в 1743 году, родился в 1715 г. Год кончины Анны Артемьевны с точностью не показан в наших новейших родословных.

5. С пренебрежением и несогласием.

6. «Сборник Русск. Истор. Общества», т. X, 1872 г., стр. 56-57.

7. Оно впервые по неверным спискам было напечатано в 1859 и 1860 гг. Затем впервые вполне точно, по подлинной рукописи Рылеева, в «Русской Старине» 1870 г. (См. издание третье, том II, стр. 632-634).

8. Заметка наша о «Ледяном доме», выстроенном в 1740 г., а также о романе Лажечникова (первая, по времени, историческая статья наша) помещена в «Общезанимательном Вестнике», иллюстриров. журнале В. Н. Рюмина, издававшемся в Спб. в 1857 г., вып. XVI.

9. См. «Русский Архив» 1872 г. стр. 1644-1645, § 422.

10. См. «Отечественные Записки» 1860 г., кн. II, стр. 569, и «Русский Архив» 1866 г., стр. 1351.

Текст воспроизведен по изданию: Могила Волынского // Русская старина, № 5. 1883