ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ГИПОТЕЗЫ К БИОГРАФИЯМ РУССКИХ АКТЕРОВ XVIII в. Е. С. САНДУНОВОЙ И Я. Д. ШУМСКОГО

Сочетание этих двух, казалось бы, взаимоисключающих слов: документ и гипотеза -здесь вполне уместно. С одной стороны, мы представляем подлинные, обнаруженные в архивах документы, но с другой — мы не имеем достаточно прямых доказательств, что они относятся именно к биографиям данных людей. Однако мы решились на публикацию с оговорками об их причастности к биографиям указанных артистов, так как тому есть косвенные доказательства.

За свою “научную жизнь” исследователи накапливают массу обнаруженных ими в архивах разнообразных сведений, но очень многое остается неопубликованным и, следовательно, неизвестным почти никому, кроме самого ученого и иногда нескольких посвященных; найденные с большим трудом они безвестно оседают в личных архивах. Часто новые интересные сведения не публикуются из-за того, что нуждаются в выяснении многих или отдельных фактов, никак не поддающихся выявлению. Так случилось с представляемыми ниже документами, которые в течение ряда лет мы пытались доисследовать, но тщетно. Поэтому предлагаем их вниманию историков в таком виде, в надежде: авось, кто-нибудь, когда-нибудь, найдя новые факты, подтвердит или опровергнет наши гипотезы.

Первая из них относится к биографии актрисы и певицы Елизаветы Семеновны Сандуновой — любимицы русской публики трех десятилетий (официально в труппу придворного театра она была переведена из воспитанниц в марте 1791 г. ¹, а до того выступала еще будучи ученицей театральной школы; и покинула сцену в феврале 1823 г. ²).

Однако восторгавшиеся ею современники не сохранили для потомков ни точного года ее рождения, ни настоящей ее фамилии, ни подробностей происхождения.

В историю театра она вошла под фамилией мужа — Сандунова, на сцене сама Екатерина II нарекла ее Урановой, а настоящая фамилия историками называлась разная: и Федорова, и Яковлева. С. Н. Глинка в своих записках набросал: “(...) блистала в то время красотой, талантом и необыкновенным голосом молодая артистка Федорова, переименованная в Уранову” ³.

Фамилию “Яковлева” ввел впервые в ее биографию А. А. Гозенпуд ⁴, и связана она с историей венчания “Лизаньки” с актером С. Н. Сандуновым. Этого эпизода касались абсолютно все ее биографы. За юной красавицей Лизанькой, воспитанницей театрального училища, уже с успехом выступавшей на сцене, начал усиленно ухаживать сиятельный граф А. А. Безбородко, но она предпочла ему молодого пылкого актера Силу Сандунова. Зная особое расположение к себе императрицы, она во время представления ее пьесы 11 февраля 1791 г. подала Екатерине II прямо со сцены в ложу жалобу с просьбой соединить ее “с равным ей по званию”. Через два дня 14 февраля возлюбленные были обвенчаны.

Об этом событии сохранилась запись в Камер-фурьерском журнале за 1791 год: “Февраль. 14-го. В пятницу (...) Сего числа по полудни в 3 часа, по соизволении Ея Императорскаго Величества в придворной малой церкви обвенчаны придворнаго российскаго театра актер Сила Сандунов с актрисою Елисаветою Яковлевою, причем в помянутой церкви находились господа дежурной генерал адъютант граф Иван Петрович Салтыков и гофмаршал князь Федор Сергеевич Барятинской” ⁵.

Мы решили сверить эту запись с черновым вариантом Камер-фурьерского журнала, и там она отличалась: “...в придворной малой церкви обвенчаны придворнаго российскаго театра актер Сила Сандунов с актрисою [234]

Авдотьею” ⁶, а на полях напротив “Авдотьи” вписано — “Елисаветою Яковлевою” ⁷. Из вышеписанного следует, что абсолютно доверять этой записи нельзя, так как для писавшего Камер-фурьерский журнал придворного чиновника имя актрисы было совсем безразлично, главное для него состояло в том, чтобы правильно написать имена, отчества, фамилии и чины присутствующих придворных особ.

Фамилия “Федорова” является более достоверной, так как она документально упоминается, как девичья фамилия младшей сестры Елизаветы — Дарьи, в замужестве Вейдель ⁸. При этом нужно напомнить, что в XVIII в. имена, отчества и фамилии записывали следующим образом, например: Елизавета Федорова дочь Вагнера, Иван Петров сын Петров и т.п., и иногда фамилию не писали (особенно у лиц женского пола), а слово “дочь” и “сын” опускали; и тогда отчество начинало звучать как фамилия и часто так и оставалось со временем фамилией.

В этой связи нам показался интересным документ, обнаруженный в фонде Кабинета ЕИВ среди бумаг, относящихся к театру:

“Высокоблагородный и почтенный господин ассесор! (Ланг. — Л. С.)

Музыканта Федора Вагнера дочь Елизавету извольте принять в танцовальныя ученицы и определить ее жить и учиться с малолетними танцовальными под присмотром надзирательницы.

Иван Елагин

Декабря 8 дня 1777 года” ⁹.

В нашем распоряжении имеются два списка учениц за более поздние годы: за 1786 год ¹⁰ — в нем две девочки с интересующим нас именем: Елизавета Петрова и Елизавета Семенова (будущая Сандунова), и в 1791 г. ¹¹ — одна Елизавета Семенова. К сожалению, нет списков за более ранние годы.

Стало быть, мы имеем Елизавету Семенову дочь, т.е. Семеновну, отнюдь не Федоровну. Этому можно найти объяснение. Федор (так писавшийся по-русски, а по-настоящему Фридрих) Вагнер, вероятно, немец по происхождению, служил в придворном оркестре скрипачом с “февраля 5-го, 1756-го” ¹² “определен из музыкантских учеников февраля 28 дня 1759-го; октября 28 дня 1764-го определен к Италианской компании” ¹³. Его брат Карл Вагнер служил также в придворном оркестре котрабасистом ¹⁴ и его сын Петр и дочь Елена ¹⁵ обучались в театральной школе, из которой она была выпущена в 1791 г. фигуранткой, а брат — в 1794 г. ¹⁶ в актеры русской труппы.

Немцы-Вагнеры наверняка являлись лютеранами (или кем-то другим, но иноверцами). [235] Как многие иностранцы, приезжавшие в Россию и остававшиеся в ней на службе, они могли исповедовать свою веру. Однако это осложняло им жизнь и, особенно, если они оставались “навечно” в Российском государстве. Некоторые из них принимали православие, а часто крестили только детей, для которых Россия являлась уже родиной. При переходе в православие и крещении имя, чаще всего, оставляли свое (прежнее), а отчество (у иностранцев обычно отсутствующее) давали по духовному отцу (мы знаем подобные примеры среди артистов XVIII века) ¹⁷. В случае с дочерьми Вагнера, им могли дать отчество духовного отца (кстати, у Дарьи оно в некоторых документах записано “Симеоновна” ¹⁸, что больше напоминает имя священника Симеона), а прежнее отчество “Федорова дочь” — осталось как фамилия.

Теперь обратимся к году рождения Елизаветы Сандуновой; их имелось у историков также два: 1772-й и 1777-й, а число одно — 30 августа ¹⁹.

Если предположить, что она родилась 30 августа 1777 г., то к февралю 1791 ей было всего 13 с половиной лет! Могла ли произойти известная свадебная история с такой, маленькой еще, девочкой? Маловероятно. Из театральной школы выпускали учениц, как правило, в 20 лет (как следует из многочисленных документов архива ДИТ), в редких случаях “выпускали в замужество” в 17-19 лет. Если же предположить, что она родилась 30 августа 1772 г., то ей в февралю 1791 исполнилось 18 с половиной лет, что вполне соответствует ситуации. Может быть, произошло смещение года рождения и поступления в школу? (если решить, что вышепроцитированный документ относится именно к Сандуновой). С другой стороны, могло произойти смещение года рождения Елизаветы и ее младшей сестры Дарьи, родившейся именно в 1777 г. ²⁰

В заключение нужно отметить, если вышеприведенный документ действительно относится к Е. С. Сандуновой, то становится ясно, откуда у нее незаурядная музыкальность (потомственная), особая грация (от танцевальных уроков) и особенная независимость, самоуважение и редкостная рациональность в финансовых, житейских делах, свидетельствующие о менталитете отнюдь не русской женщины той эпохи.

Вторая гипотеза относится к биографии одного из первых русских актеров, вышедшего из ярославской труппы Ф. Г. Волкова, выдающегося комика XVIII в. Якова Даниловича Шумского.

Историкам театра биография Шумского известна с момента вывоза 3 января 1752 г. ярославской труппы в столицу, когда императрица Елизавета Петровна указом повелела: “ярославских купцов Федора Григорьева сына Волкова с братьями Гаврилою и Григорием, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии, и кто им для того потребны будут, привесть в Санктпетербург” ²¹. Среди прочих “потребных” были названы “жительствующие в Ярославле из малороссийцов Демьян Галик, Яков Шумской” ²².

После нескольких спектаклей ярославцев, в Петербурге оставили только 4-х человек: И. А. Дмитревского, А. Ф. Попова, Ф. и Гр. Волковых; остальных отправили назад. “Малороссиянам” Галику и Шумскому 28 июля 1752 г. выдали паспорта “о свободном жительстве их, где пожелают” ²³. Шумский сначала поехал “по-прежнему” в Ярославль, а [236] потом, вероятно, вернулся в Петербург и в момент учреждения “Русского для представлений трагедий и комедий театра” (в 1756 г.) вошел в его актерский состав. На нем держался весь комедийный репертуар и вплоть до конца XVIII в. он занимал место первого комедийного актера, поначалу исполняя роли “молодых повес и весельчаков из простого звания”, позднее — комических стариков, простаков и старух. Особенно славился он в ролях слуг, без которых не мог состояться ни один комический спектакль того времени: “Здесь новых комедий быть не может, ибо некому роли слуги играть”, — сетовал драматург А. П. Сумароков в письмах из Москвы в начале 1770-х годов ²⁴.

Шумский не получил никакого специального театрального, да и вообще сколько-нибудь систематического образования, но обладал природным самобытным комизмом и даром импровизации: “Его талант был чистый инстинкт, или, пожалуй, вдохновение” ²⁵.

Умер он глубоким стариком 20 ноября 1812 г. (“от старости”) и в метрической записи в момент смерти ему значится “80 лет” ²⁶. Однако в воспоминаниях С. Т. Аксакова, относящихся к 1810-1811 гг., записано: “...актер Шумский современник обоих Волковых и Дмитревского. Шушерин мне говорил, что Шумский старше их всех и что ему тогда (т.е. в 1810-1811 гг. — Л. С.) было за сто лет” ²⁷.

Обнаруженное нами в архиве “Дело о поляке Якове Шумском” ²⁸ повествует о перипетиях, произошедших с названным лицом, с 1733 по 1741 год, и все описанное в нем можно вполне отнести к актеру Я. Шумскому, за исключением двух моментов, которые мы позже оговорим.

Сначала перескажем коротко суть “Дела”. Яков Шумский родился в селе Яцкове польского города Тульчина примерно в 1717 г. (в документе 1737 г. он говорит, что ему 21-й год, см. Л. 308) в семье портного мастера. В 1733 г. во время пребывания в Польше Российской армии его взял “силно” (насильно. — Л. С.) капитан Федор Иванович Борков и возил за собой в походах, сначала в Белую Церковь, потом в Киев, а затем привез в свою деревню Клещево в Ярославском уезде. Прожив там около года, Борков отправился в 1735 г. в Петербург оформлять отставку и взял с собой Шумского. В Петербурге Яков от Боркова “отстав, жил разных чинов у людей”, т.е. попросту сбежал от него и, “не имея пропитания”, начал скитаться по разным хозяевам. Сначала он служил у копииста Академии наук Александра Ладьина (знакомого Боркова), который дал ему “пашпорт”, назвав своим человеком (т.е. крепостным. — Л. С.). С этим паспортом Шумский пошел в “служители” к актуариусу Академии наук Гофману и жил у него с августа 1735 по сентябрь 1736 г. Но Гофман не отдавал Шумскому его заработанные деньги, и Яков ушел от него, не получив паспорта, без которого его никто не брал на работу. Тогда Шумский обратился в Коллегию иностранных дел с просьбой выдать ему паспорт “о свободном в России житье” (как полагалось людям иностранного происхождения), но ожидание документа затянулось и Яков пока пристроился в “служители” к канцеляристу Академии наук Грекову. Грекова вскоре ограбили и Шумского взяли под караул в подозрении в соучастии в краже. Держали его в Полицмейстерской канцелярии “месяцев с десять”, а в июле 1737 г. прислали в Коллегию иностранных дел для допроса. Из Коллегии до решения дела о получении им паспорта его взял “на росписку” секретарь Коллегии Иван Келлер у которого он жил по 1740 год. А в 1740 г. (“а каком месяце он не упомнит”) из дома Келлера забрал его Семеновского полку солдат Михаила Рыкунов и привел под караулом в ротную съезжую, откуда он был отдан сержанту Василию Ивановичу Щапилову. У сержанта Якову Шумскому жилось, вероятно, не сладко и он попросился в июле 1741 г. “для услужения” к солдату Семеновского полка Осипу Петровичу Ратманову, у которого обещал “жить вечно”. В сентябре 1741 г. Шумскому выдали, наконец, из Коллегии иностранных дел “указ” о “свободном житье” в Петербурге, а в Ярославскую Провинциальную канцелярию послали запрос: узнать у Ф. Боркова “о породе” Якова Шумского и нет ли у него (Боркова) к нему претензий. На этом дело заканчивается. В Реестре оно числится “решенным” ²⁹. К сожалению, в нем нет ответа из Ярославской Провинциальной канцелярии, но это естественно: 25 ноября 1741 г. посредством переворота на престол взошла новая императрица Елизавета Петровна, и все дела “прежних правлений” и особенно “с известным титулом”, т.е. с именем императора Иоанна Антоновича, были в основном уничтожены или упрятаны.

Данное дело с большой долей вероятности можно отнести к актеру Якову Шумскому, особенно подталкивает к тому упоминание в нем Ярославского уезда, где он пребывал с Борковым около года и куда потом мог вернуться после 1741 г. [237]

Однако есть и несколько “но”. Прежде всего это отчество Шумского: актер Яков вошел в историю русского театра с отчеством Данилович. Пересмотрев многочисленные документы, имеющиеся у нас об актере Якове Шумском, мы нашли упоминания его отчества только в одном: в метрической записи по поводу его женитьбы на актрисе Ольге Степановне от 11 октября 1758 г. ³⁰ Во всех остальных документах, в том числе и при увольнении на пенсион из придворного театра 9 июля 1785 г. ³¹, и даже в метрической записи о его смерти от 22 ноября 1812 г. (см. прим. 26) он написан без отчества.

В “Деле” отец Якова Шумского назван Иваном (Л. 304, 309). Но в “Деле” Шумский говорит о себе сначала, что он “римского закона”, т.е. исповедует католичество, а потом он сообщает, что “крещен в православную веру греческого исповедания”. Может быть, что при крещении в православие ему дали новое отчество по имени отца духовного (см. прим. 17).

Второе “но” касается “породы”, т.е. национальности актера Якова Шумского: поляк или “малороссиянин” (украинец)?

В ту пору границы этих национальностей бывали часто неопределенны, так как и области (особенно западные) отходили то туда, то обратно. И люди приспосабливались, избирая себе официальную национальность, которая в данный момент бывала для них более приемлема с разных точек зрения. В 1730-е годы больше вольности могли получить в России поляки. Во времена Елизаветы Петровны в особой чести стали “малороссияне”, их указом запрещено было закрепощать ³². Так и Яков Шумский, вернувшись через какое-то время в Ярославль, мог “породою” значиться уже как “малороссиянин”, тем более, что когда-то Борков его привез в Ярославский уезд из Киева (а старое дело было далеко и давно затеряно в столице).

Если же предположить (а может быть и удастся когда-нибудь точно доказать), что все описанное в “Деле” перенес и испытал актер Яков Шумский, то жизненный опыт, приобретенный им, прежде чем он попал в театр, несомненно должен был отразиться на его сценических созданиях.

Какой простор для предположений! Однако, повторюсь, публикуем мы данные документы для того, чтобы дать возможность исследователям подтвердить или опровергнуть новыми фактами наши гипотезы (хотя содержащийся в них материал будет интересен и безотносительно биографий, к которым мы их пытались отнести).

Из дел “О свободном в России иностранцам житье. 1741”

«(…)

/л. 304/ № 1 Дело о поляке Якове Шумском, 1737-го, июля 23-го. Записав, приводного допросить, и справиться.

№ 800 записано.

Промемория

Из Главной полицымейстерской канцелярии в Государственную Коллегию Иностранных дел. По имеющемуся в Главной полицымейстерской канцелярии делу Дисианс академии канцеляриста Дмитрея Грекова сыскан во оную канцелярию помянутого канцеляриста Грекова волной служитель Яков Шумской, которой о себе показал, что он полской нации города Турчина портного цеха мастера сын, вывезен капитаном Борковым, от которого отстав, жил разных чинов у людей. И явился во оной Государственной Коллегии и подал о свободном пашпорте прошение, по которому указу еще не учинено. И, не имея пропитания, [238] пристал он жить к помянутому канцеляристу Грекову. А по объявленному канцеляриста Грекова делу, вины, помянутого Шумского, никакой не явилось. И по Ея Императорского Величества указу, а по определению Главной полицымейстерской канцелярии, велено означенного полской нации Якова Шумского по силе указу 721 году, для учинения об нем указа, отослать в Государственную Коллегию Иностранных дел при промемории и отдать с роспискою. По которому определению помянутой Яков Шумской при сей промемории и послан; и Государственная Коллегия Иностранных дел о принятии помянутого Шумского и о учинении об нем решения, да благоволит учинить по Ея Императорского Величества указу.

Июля 21 дня 1737 году

Василей Салтыков
Тимофей Астафьев
Подканцелярист Назар Попов.

/л. 305/ Всепресветлейшая державнейшая великая государыня императрица Анна Иоанновна самодержица всероссийская.

Отец мой, нижайшаго, Иван Осипов сын Шумский полской нации города Тулчина села Яцкого портной мастер. И в прошлом 1733 году, а в котором месяце и числе не упомню, из показанного села Яцкого Путимского драгунского полку капитан Федор Иванов сын Борков увес меня, нижайшаго, силно к Белой церкви, а оттуда в город Киев, а ис Киева в Ярославль. И во оном Ярославле, прожив месяца с четыре, поехали в Санкт Петербурх. А в Санкт Петербурхе оной капитан Барков в прошлом 735 году от полковой службы отставлен; а я, нижайший, от него отбыл собою. И по отбыти(и) пришел Академии наук к копеисту Александру Ладьину по знакомству, понеже оной Ладьин хаживал к показанному капитану, которой [т.е. Ладьин. — Л. С.] дал мне пашпорт за своею рукою, якобы я подлинный ево. С которым пашпортом пошел я, нижайший, оной же Академии наук ко актуариусу Гофману, договорясь с ним по рублю на месяц, и жил у него, Гофмана, с прошлого 1735 году августа с 1-го по нынешней 736 год сентября по 19 число. У которого означенных заработанных денег за один год и полтора месяца, а имянно: тринатцать рублев пятдесят копеек, стал требовать. И он мне не отдал. И за недачею оных денег от него, Гофмана, я отшел. И по отбытии ныне меня, нижайшаго, никто не принимает и таскаюсь меж дворов, помираю голодною смертию. А ныне уведомился, что таковым полской наций велено являтся в Государственной Иностранных дел Коллегии.

Всемилостивейшая государыня императрица, прошу Вашего Императорского Величества, да повелит державство Ваше, сие мое прошение в Государственной Иностранной Коллегии принять и для житья в России дать мне, нижайшему, позволителной указ.

Вашего Императорского Величества нижайший раб полской нации Яков Иванов сын Шумский.

Октября “ ” дня 1736 году.

А сию челобитную писал Академии наук ученик Петр Брызгалов.

К поданию надлежит в Государственной Иностранных дел Коллегии.

К сему прошению лейб гвардии Семеновского полку писарь Алексей Сосновский вместо показанного Якова Шумского, по ево прошению, руку приложил.

/л. 306-308/ 1737-го, июля в 23 день в Коллегии Иностранных дел, присланной при промемории из Полицымейстерской канцелярии, полской нации Яков Шумской допрашивая по нижеписанным пунктам; а в допросе сказал: [239]

К сему допросу поляк Яков Шумский руку приложил.

/л. 309/ № 966

1741-го, июля 10-го, записать

записано

Всепресветлейшия державнейший великий государь император и самодержец всероссийский государь всемилостивейший

Бьет челом полской нацы Яков Иванов сын Шумский, а о чем мое челобитье, тому следуют пункты

1

Отец мой, именованного, природной поляк Иван Михайлов сын Шумски уроженец города Тулчина, где и я родился и крещен в православную веру греческого исповедания.

2

А в прошлом 1734-м году во время в Полше Российской армеи лантмилицких полков капитан Федор Иванов сын Барков взял меня ис помянутого города, при котором я был в походех год, и при нем приехал в Россию в Ярославской уезд в деревню ево Клещево, и оттоле с ним же в Санктпетербурх. И в прошлом 735-м году оной капитан от службы отставлен и по отставке, как он поехал в дом свой в помянутую деревню Клещево, то я остался от него в Санктпетербурхе и просил об указе в Коллегии Иностранных дел. По которому челобитью я был и допрашивая, но токмо указу мне не дано и определение какое учинено, не знаю. Ис которой Коллегии взял меня на росписку тоя ж Коллегии секретарь Иван Келлер, у которого я жил по 740 год.

3

А во оном 740-м году, в котором месяце и числе не упомню, от помянутого секретаря из дому, незнаемо какими нападками, лейб гварди Семеновского полку салдат Михаила Рыкунов взял меня и привел под караулом того полку в ротную съезжую. И из той съезжей отдан я лейб гвардии Преображенского полку от бомбардира сержанту Василью Иванову сыну Щапилову, у которого живу и поныне.

И дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сию мою челобитную принять и для услужения лейб гвардии Семеновского полку у салдата Осипа Петрова сына Ротманова дать мне Вашего Императорского Величества всемилостивейший указ, понеже я у него желаю жить вечно до смерти своей.

Всемилостивейший государь, прошу Вашего Императорского Величества о сем моем челобитье всемилостивейшее решение учинить.

Июля “ ” дня 1741 году.

Челобитную писал генералного военного походного камисариата писарь Михайла Курченинов.

К поданию надлежит в Государственной; Коллегии Иностранных дел.

К сему прошению ямской канцелярии копеист Степан Петров вместо вышеозначенного полской нацы Якова Иванова сына Шуйского, по ево прошению руку приложил.

/л. 310-311/ Указ Его Величества императора и самодержица всероссийского из Государственной Коллегии Иностранных дел дан поляку Якову Шумскому для того: в 1737-м году июля 23-го дня при промемории из Полицеймейстерской канцелярии прислан в Коллегию Иностранных дел поляк Яков Шумский. А в допросе сказал, что родом он поляк, отец ево Иван житель был города Тулчина, а пропитание имел портным мастерством; и оной отец ево, тако ж и он, Яков, римского закона, которой он, Яков, и ныне содержит. А в Россию выехал он, Яков, тому четвертой год Путимского полку с капитаном Федором Ивановым сыном Борковым. И оной капитан привез ево, Якова, в Ярославской уезд, где жил он при нем з год, а потом тот капитан поехал в Санктпетербург для прошения об отставке. И тогда он от него, капитана, сошел без ведома ево, а при сходе от него ничего не покрал и не снес. И сего сентября “ ” дня по решению Коллегии Иностранных дел определено послать в Ярославскую провинциалную канцелярию указ, чтоб у капитана Федора Боркова взять известие о породе того челобитчика, и что он на нем не имеет ли чего искать. А ему, поляку Якову Шумскому, дать сей указ, с которым жить ему здесь в Санкт Петербурге без съездно до тех мест, когда по делу ево решение учинено будет. И, кто ево здесь в Санкт Петербурге похочет принять и держать у себя в служении, тому держать с сим данным указом и з запискою в Полицеймейстерской канцелярии свободно. Толко ему, поляку Шумскому, отсюды из Санкт Петербурга, не съехать и нигде ево не пропускать.

Писан в Санктпетербурге сентября “ ” дня 1741 году.

/л. 312/ Указ Его Императорского Величества императора и самодержица [241] всероссийского из Государственной Коллегии Иностранных дел в Ярославскую провинциалную канцелярию.

В 1737-м году июля 23-го дня при промемории из Полицеймейстерской канцелярии [следует дословный повтор предыдущего документа, который мы опускаем. -Л. С.]

/л. 313/ И в Коллегии Иностранных дел решено в Ярославскую провинциалную канцелярию послать сей указ, чтоб помянутого Федора Иванова сына Боркова, ежели он тамо, спросить и взять у него о том Якове Шумском писменное известие, что подлинно ль он полской природы, и он ли, Борков, ево из Полши вывез, и какой веры, и, збежав от него, Боркова, чего не снес ли, и не имеет ли он, Борков, чего на нем искать. И, буде, что на оном поляке имеет он, Борков, искать, то бы сам сюда был или прислал сюда с челобитною своею кого поверенного и тому поляку на дачю кормовых денег.

И в Ярославской провинциалной канцелярии учинить о сем по Его Императорского Величества указу и в Коллегию Иностранных дел репортовать.

Писан в Санктпетербурге сентября “ ” дня 1741 году. А оному поляку Шумскому для житья здесь в С.-Петербурге дать указ следующего содержания».

Комментарии

1. ЦГИА. Ф. 497. Оп. 4. Д. 2. Л. 290.

2. Там же. Оп. 1. Д. 2416. Опубл., см.: Старикова Л. М. Неизданные документы о жизни и творчестве С. Н. и Е. С. Сандуновых // ПКНО. 2001. М, 2002. С. 157.

3. Кони Ф. Воспоминания о Московском театре при М. Е. Медоксе. Почерпнуто из неизданных записок С. Н. Глинки и из устных рассказов сторожил // Пантеон русского и всех европейских театров. СПб., 1840. Ч. II. С. 97.

4. Гозенпуд А. А. Из истории русского оперного театра конца XVIII — начала XIX веков // Уч. зап. Т. 1. Сектор театра. ЛГИТМИК. Л., 1958. С. 263-264.

5. РГИА. Ф. 516. Д. 75. Л. 81 об. — 82. Опубл., см.: “Журнал Камер-фурьерский за 1791 год”. СПб., 1890. С. 131-132.

6. РГИА. Ф. 516. Д. 13а. Л. 22 об. Опубл., см.: Старикова Л. М. Указ. соч. С. 131.

7. Сочетание этих двух женских имен, не совсем относящихся к Елизавете Сандуновой, навели на мысль, может быть, и не соответствующую действительности. С именем “Авдотья” связывается довольно некрасивая история, относительно Силы Сандунова. В своем Дневнике Храповицкий записал: “12 января (1791 г. — Л. С.) Гнев за Сандунова (со стороны Екатерины II. — Л. С.) (...) Я объяснил, что он жил с актрисой Михайловой (...) Актрису Михайлову звали Авдотьей. Может быть, эта история была достаточно известна и чиновник записал это имя машинально? С другой стороны, имя Елизаветы Яковлевой (Горбуновой) тоже связано с амурными шашнями С. Сандунова, но уже в Москве: в 1814 г. у нее родился от Сандунова сын Виктор, назначенный им своим наследником (см.: Старикова Л. М. Указ. соч. С. 131). Тогда запись на полях могла появиться много лет спустя, скажем, когда Камер-фурьерские журналы готовили к изданию, а в подлиннике могло оставаться до этого просто пустое место.

8. ЦИАМ. Ф. 4. Оп. 10. Д. 323, 1356. Благодарю за указание мне этих сведений А. Д. Шахову.

9. РГИА. Ф. 468. Оп. 36. Д. 38. Л. 83; Д. 37. Л. 40. Публикуется впервые.

10. Архив Дирекции Императорских театров. СПб., 1892. Вып. I. Отд. II. С. 323.

11. Там же. С. 395.

12. РГИА. Ф. 497. Оп. 17. Д. 53. Л. 2. Публикуется впервые.

13. Там же. Ф. 469. Оп. 14. Д. 7. Л. 233 об — 234. Публикуется впервые.

14. Там же. Ф. 497. Оп. 17. Д. 53. Л. 3. Публикуется впервые.

15. Архив Дирекции Императорских театров. Отд. И. С. 323, 395.

16. Борисоглебский М. Материалы по истории русского балета. Л., 1938. Т. 1. С. 42; РГИА. Ф. 497. Оп. 4. Д. 3. Л. 107. Опубл., см.: АДИТ. Отд. П. С. 90.

17. Старикова Л. М. Династия кукольников Якубовских в России в первой половине XVIII в. // ПКНО. 1989 год. М.. 1990. С. 95-106.

18. ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 1047. Л. 81 об.; Д. 1065. Л. 107 об.

19. Впервые эту дату сообщил Е. Дадиан в биографии Е. С. Сандуновой. — Дамский журнал. СПб., 1827. Ч. 17, № 2. С. 78-84.

20. Московский некрополь. СПб., 1907. Т. 1. С. 189. Правда, имя жены П. А. Вейдель написано с ошибкой, что случалось часто.

21. Ф. Г. Волков и русский театр его времени. М., 1953. С. 84.

22. Там же. С. 86.

23. Там же. С. 91-92; так же: РГАДА. Ф. 248. Оп. 39. Д. 2693. Л. 34, 32.

24. Письма русских писателей XVIII века. Л., 1980. С. 125.

25. Аксаков С. Т. Я. Е. Шушерин и современные ему театральные знаменитости // Аксаков С. Т. Собр. соч. М., 1955. Т. 2. С. 388.

26. ЦГИА г. С. Петербурга. Ф. 19. Оп. 111. Д. 168. Л. 38. Опубл., см.: Старикова Л. М. Первая труппа русского профессионального театра // Вопросы театра. М., 1987, № 11. С. 278.

27. Аксаков С. Т. Указ. соч. С. 354.

28. АВПРИ. Ф. 15. Оп. 5. Д. 157. Л. 303-313. Публикуется впервые.

29. АВПРИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 3353. Л. 1.

30. Старикова Л. М. Первая туппа русского профессионального театра. С. 280.

31. РГИА. Ф. 497. Оп. 4. Д. 44. Л. 199.

32. РГАДА. Ф. Госархив, разряд XVI. Оп. 1. Д. 5. Ч. 2. Л. 58.

Текст воспроизведен по изданию: Документальные гипотезы к биографиям русских актеров XVIII в. Е. С. Сандуновой и Я. Д. Шумского // Памятники культуры: новые открытия. Письменность, искусство, археология. Ежегодник, 2004. М. Наука. 2006