|
РАЗГРОМ ВЕТКИОкончание очередной русско-польской войны, 1733-1735 годов, запомнившейся взятием Гданьска войсками фельдмаршала Миниха, неожиданно обернулось трагедией для русского старообрядчества. К 30-м годам XVIII века в России сложились два крупных раскольничьих центра. На севере, в Поморье, Выго-Лексинские скиты возглавили «беспоповщину». Именно они унаследовали богатые интеллектуальные традиции разгромленного при Алексее Михайловиче за непринятие «новой веры» Соловецкого монастыря, и вовсе не случайно, что именно оттуда вышли знаменитые «Поморские ответы» 1 — программный документ, сформулировавший основы старообрядческой идеологии. На юге, на польском пограничье России и Речи Посполитой, за пределами территории империи, вокруг слобод беглых русских крестьян, поселившихся по Ветке, сложился основной центр «поповщины» — Ветковско-Стародубский. Здесь в отличие от Севера бережно сохраняли дониконианский церковный обряд, древние традиции богослужения, передавали из поколения в поколение старинные церковные распевы, хранили книги с записями «крюковых» нот, составлявшие пятую часть веткинского книжного собрания. Веткинские жители считались самыми авторитетными знатоками старинных музыкальных традиций. Николай Петрухинцев, кандидат исторических наук Ветка была и важнейшим центром старообрядческой книжности и образования для самых широких слоев населения. Библиотека основного старообрядческого центра Ветки — Покровского монастыря — насчитывала около 800 книг 2, значительную часть которых составляли учебные псалтыри и часословы для существовавшей при монастыре школы. Число их превышало иногда сотню экземпляров 3, что уже само по себе дает представление о размахе учебной деятельности в веткинских слободах. Естественно, что далеко не все книги были конфискованы правительством — множество их осталось на руках местных жителей, было увезено и унесено в котомках в самые дальние углы России и Польши. Уже в 1970е годы экспедицией Московского университета было собрано в этом районе несколько сот старопечатных и рукописных книг, среди которых, как и во многих других старообрядческих собраниях, бережно сохранялись шедевры литературы Древней Руси. Кроме того, Ветка была и крупным центром традиционной народной культуры, хранившим и передававшим традиции многих промыслов, в частности церковного и светского шитья. Но в 1735 году веткинский центр старообрядческой культуры был уничтожен русскими войсками, а жители, не успевшие бежать, были вывезены на территорию России — была осуществлена так называемая «выводка» Ветки. Было ли это результатом только антистарообрядческой политики русского правительства? Документы дают основание говорить о том, что борьба с расколом в данном случае была лишь побочным мотивом правительственной политики 4. Ветку громили прежде всего как один из основных центров бегства русских крестьян, аккумулировавший к тому времени несколько десятков тысяч беглых. Стечению их способствовала и сама идеология раскола: провозглашая внутреннюю свободу человека, независимость его от «антихристовой» власти, она не редко возводила бегство «в ранг религиозного догмата, первой [42] обязанности человека» 5. Беглых привлекали и свободные земли, здоровый быт раскольничьих общин с их обостренным чувством коллективизма и взаимопомощи. Документы показывают, что катастрофа на Ветке была отдаленным эхом первого акта польской драмы. «Выводка» Ветки оказывается не случайным и изолированным мероприятием, а частью планировавшейся уже за год до этого массовой широкомасштабной акции по вывозу беглых из польских владений, уникальный шанс для которой предоставила русско-польская война, раскидавшая русские полки по всей территории Речи Посполитой. Дополнительным толчком к ней послужил и еще один мотив, часто не принимаемый в расчет при оценке исторических событий: голод 1733-1735 годов, поразивший Россию и Европу сильнее, чем неурожаи двух предшествовавших десятилетий. Больше всего пострадали от него центральные области Нечерноземной России и Среднее Поволжье. Голод выгнал из деревень толпы крестьян, умноживших семитысячную армию нищих в Москве, по улицам которой уже по утрам подбирали коченеющие трупы, вызвал повальную волну бегства — не столько от «крепостников феодалов», сколько от голодной смерти. Зоной особого бедствия стала пограничная Смоленская губерния, где неурожай свирепствовал уже несколько лет подряд 6. Основной поток беглых направлялся оттуда в Польшу и в наиболее близкую к смоленским землям Ветку. Открывшейся даже по официальным донесениям картиной бедствий смоленских крестьян был потрясен обер-прокурор Сената Анисим Маслов 7. Он принадлежал к нечасто встречающейся породе высокопоставленных чиновников, не утративших чести, сострадания и совестливости и вдобавок не лишенных смелости в отстаивании собственных взглядов. В июле 1734 года Маслов подал императрице Анне «проект о худом состоянии крестьян Смоленской губернии и протчих мест», в котором, кроме конкретных мер по борьбе с голодом, может быть впервые в истории России для чиновника такого ранга, не украшенного знатной родословной, предложил ограничить крепостничество законом, регламентировав «во всем государстве» повинности крестьян помещикам, «дабы крестьяне знали, где поскольку доходов кому платить и работ каких исправлять без излишнего отягощения» 8. И проект не был положен под сукно: Анна Иоанновна немедленно приказала созвать совещание в Кабинете министров «и по вся дни, не токмо поутру, но и после обеда...» обсуждать вопросы, поставленные в проекте. Приказ был выполнен буквально: 25-27 июля Кабинет заседал непрерывно 9, но участники обсуждения умело обошли основное предложение Маслова, направив все свое рвение на конкретные меры по борьбе с голодом и бегством. Результатом был доклад Кабинета министров императрице, предрешивший участь Ветки. Добрые намерения Маслова, умершего в 1735 году, через несколько месяцев после разгрома Ветки, обернулись кровью. Документ 1. Из доклада Кабинета министров Анне Иоанновне [...] Хотя ныне и еще по всемилостивейшему Вашего императорского величества указу, чтоб российские беглецы ис Польши на прежние свои жилища возвращались, манифестами публиковано будет; однако ж, чтоб оные все возвратились, надеяться в том неможно, ибо по прежде публикованным манифестом 10 малое таковых явилось; того ради не соизволит ли Ваше величество повелеть в нынешнюю [43] бытность войск в Польше и в Литве по возвращении оных оттуда силою их высылать. И в том рассуждается поступать следующим образом: 1) Хотя при том войске ко всем обретающимся командирам указы прежде уже посланы, чтоб они всячески под рукою 11 о тех российских беглецах наведывались, где и в которых местах живут (и при том дано знать, буде оные по публикованным Вашего императорского величества манифестам добровольно не возвратятся, чтоб при выходе оттуды войск силою взысканы, и с собою в Россию выведены были) однакож ныне надлежит к ним подтвердить еще указами, чтоб ...еще всячески старались разведывать, где и в каких метах, и у кого больше обретаются, и в том разведывании поступали 6 с крайней осторожностью, чтоб оные беглецы о том дознаться не могли, и в другие места разойтиться [...] 2) Оную высылку чинить им не прежде, как войска Вашего императорского величества ис Польши выступить в совершенном состоянии будут, но тогда начать то чинить во всех местах вдруг [...], как в Польше, так и в Литве, о чем тем командирам иметь между собою прежде секретное сношение, и войски свои разделить теми трактами, где наибольше по их роз веданию те беглецы обретаются (дабы те беглецы, уведав о том, не могли разбежаться внутрь Польши и к турецкой границе, где невозвратно остаться могут), и со всем их имением захватить, и с собою к границам российским привесть [...] 3) Которые беглые ж поселяне живут на Волыни, и по ту сторону Киева, между Днепром и Днестром, тех всех велеть забрать обретающемуся тамо на Волыни корпусу при выступлении ж своем оттуда; и в том поступать во всем таким же образом, чтоб захвачены и выведены в Россию были все вдруг. 4) А которые беглецы по имеющемуся известию поселились на Ветке и в других тамошних лежащих слободах несколько тысяч дворов, для тех рассуждается надлежит отправить особливую команду от генерала Вейзбаха 12, понеже другие войски от них обретаются в далеком разстоя нии, и ежели им туда нарочно маршировать, то потребует многово времени; и может быть, что иногда польские заметании маршировать туда не допустят. И для того к нему, генералу Вейсбаху, послать указ, сообща о тех жилищах имеющуюся роспись, и велеть ему под рукою к тому надлежащее учреждение и преду го товление учинить, и к тем местам под другими претексты полкам приближать Претендент на польский престол Станислав Лещжский, тесть французского короля и противник России. ся таким образом, чтоб оные в те места, в которых те беглецы жилища имеют, вдруг войсками окружены, и они забраны и выведены были в Российскую сторону, а жилища их разорить, чтоб впредь прибежища к поселению их не было; и сие рассуждается понеже не в дольном расстоянии от российской границы учинить возможно и не обождав того времени, как все войски ис Польши выходить будут [....] (Опубликован под 29 июля 1734 г. — ПСЗ1. Т. IX. № 6609. Черновой вариант с правкой — РГАДА. Ф. 248. Кн. 1092. Л. 5562). Надо отдать должное правительству императрицы: в борьбе с голодом и бегством оно использовало не только «погромные» и запретительные меры, но и раздачи хлеба и денег на его покупку в наиболее пострадавших от голода местах, организацию специальных хлебных складов для пропитания населения во время неурожая, сократило наполовину (почти на 2 миллиона рублей) подушную подать на 1735 год. Многие из этих мер намечались в докладе, и масштабы их не столь уж незначительны: на создание запасов хлеба только в Смоленске планировалось затратить до 100 000 рублей — всего лишь на 20-30 тысяч больше, чем ежегодная прямая прибыль казны от хваленой уральской казенной металлургии 13, которая по представлениям некоторых историков чуть ли не перевернула экономику России. Но за строками этого документа вырисовывается и другое: крушение еще одного свободного духовного центра Руси — пламя пожаров, вздымающееся над покинутыми жителями домами, зарастающие лебедой некогда ухоженные поля, тление в бурьянном соре хрупких книжных страниц, забытых людьми в суматохе недобровольных сборов, разноголосый тележный скрип над конвоями солдат, увозящих непокорных «ересиархов» по дальним монастырям, а рядовых раскольников — по разным углам России. Вспыхнула Ветка, сгорела, оставив зияющую пустоту на тонкой духовной ткани России, но рассыпалась во все стороны красными угольями, от которых опять пошли семена раскола. Из них проросли новые поколения «староверов» — наделенные упрямой тягой к свободе, закаленные суровой внутренней самодисциплиной, чувствующие за плечами силу братства, готового помогать друг другу. Упорные и настойчивые, они вырастили в конце концов энергичную торгово-промышленную элиту страны, внесшую немалый вклад как в ее бурный предреволюционный рост, так и в собирание и сохранение ее духовных сокровищ. Да и сама Ветка недолго оставалась пустой — вскоре она возродилась, стянув на пепелище часть своих прежних жителей, вновь собравших вокруг себя за пределами «польского рубежа» тысячи беглых из пределов России. Именно отсюда, с Ветки, ушел в 1772 году на Яик выброшенный с обжитого места «просветительской» имперской политикой Екатерины II 30летний беглый донской казак Емельян Пугачев. Менее чем за два года после этого он поверг в ужас российское дворянство, безжалостно вешаемое им в водовороте Крестьянской войны 1773-1774 годов. Итак, именно борьба с бегством, ускоренная русско-польской войной и голодом, была главной причиной разгрома Ветки в 1735 году. Но это вовсе не означает и отказа от традиционной антистарообрядческой политики русских государей в XVIII веке — просто борьба с бегством и расколом слишком часто шли рядом. Раскольники, повсеместно укрывавшие беглых, отнюдь не могли тем самым снискать симпатии русского дворянства. И враждебность многих его представителей расколу иногда придавала официальной политике слишком жесткие формы, порой граничившие просто с кощунством. Так было и в случае с Веткой. Об этом — публикуемые ниже документы. [44] Документ 2. Из доношения А. И. Шаховского в Кабинет министров: «...в прошлом 1735 г. майя 17 дня к покойному генералу фон Вейзбаху писал я, что от вышедших изза границы раскольщиков здесь слух происходит, якобы в местечке Ветке в монастыре их раскольническом того монастыря первых фундаторов иеромонахов Иоасафа и Феодосия имеются нетленные мощи: Иоасафовы — в самой церкви, над которыми и амбон по подобию гроба зделан; Феодосиевы — вне церкви подле алтаря, над которыми каплица сделана, и служат в ней понахиды, и представлял: не прикажет ли он, генерал граф Вейзбах, оные мнимые от раскольщиков мощи сыскать, и ежели то правда по их суеверию и почитаемые, то б оные суеверные оного монастыря фундаторов кости с гробами ис того монастыря взять и вывезти из Ветки в Малую Россию публично, чтоб о вывозе тех мнимых ими раскольщиками мощах все были известны; и по выводе в Малороссии на публичном месте оные зжечь, дабы те суеверцы впредь разглашение, что в Ветке в монастыре их лежат нетленные мощи, не имели. На что он, граф Вейзбах писал ко мне, что имеющиеся в местечке в Ветке в раскольнических монастырях нетленные мощи, буде заподлинно найдутца, велел он полковнику Сытину, осмотря, запечатав, вывести в слободу Свяцкую, и поставив в удобном месте, содержать в добром бере жении. А полковник Сытин писал ко мне: озна ченныеде суеверные тела им с штап и оберофицеры освидетельствованы, а по свидетельству явились все в трупе ист ленные, которые переложены в новые гробы и запечатаны полковою печатью, ибо оные четыре гроба, а именно: Феодосиев, Иоасафов, Александров и Антониев; и отправлены в раскольническую слободу Свяцкую, и положены в собрание в пристойном месте, и к ним определен караул, который содержитца и поныне. И на оное Вашего Императорского Величества всеподданнейше прошу всемилостивейшего указу. генваря 23 дня 1736 г.» РГАДА. Ф. 240. Кн. 1144. Л. 207207 об. Документ 3. «Высокоучрежденному Ея Императорского Величества Кабинету всепокорнейший репорт По именному Ея Императорского Величества всемилостивейшему указу за подписанием собственные Ея Императорского Величества руки от 11 февраля сего 1736 году повелело вывезенные из Ветковского монастыря роскольнические нетленные мощи зжечь непублично, и пепел в реку бросить. И по силе оного Ея Императорского Величества указу означенные раскольнические нетленные мощи нарочно посланным офицером непублично созжены и пепел брошен в реку. князь Алексей Шаховской апреля 15 дня 1736 году». Там же. Л. 308. Документ 4. 1736 г., 12 мая. Из письма А. И. Шаховского кабинет министрам: «...я по отъезде моем из Москвы на Украину в пути, проехав Тулу, посещением Божиим так горячкою заболел, что ника кова движения во мне нет и ничего подписать своею рукою не могу, и хотя дохтур здесь и пользует, однако я бес всякой надежды живота моего остаюсь...» Там же. Л. 318. Документ 5. 1736 г., 27 мая Из всеподданнейшего доношения в кабинет, подписанного походным секретарем Шаховского Алексеем Семеновым: «Сего майя 27 дня семь часов пополудни господин генерал, кавалер, Лейбгвардии Конного полку подполковник, генерал-адъютант князь Алексей Иванович Шаховской от тяжкой горячечной болезни в дороге, где ево та болезнь постигла... от сего временного в вечное блаженство отиде...» Там же. Л. 319. Комментарии 1. Ответы в 1723 г. поморских старцев на 106 вопросов иеромонаха Неофита, посланного Петром I на Север для догматических споров с раскольниками. Изложили основные позиции раскольников по расхождениям с официальной церковью. Ходили по стране в сотнях списков. 2. Для сравнения: библиотека Троице-Сергиевой лавры в 1729 г. насчитывала по сохранившейся описи 1400 книг; Александро-Невского монастыря в 1725 г.—187. (Луппов С. П. Книга в России в послепетровское время. 1725-1740. Л. 1976. С. 301303). 3. Поздеева И. В. Древнерусское наследие в истории традиционной культуры старообрядчества (первый пе риод) // История СССР. 1988. № 1. С. 9799. 4. Доклад Кабинета министров Анне Иоанновне, утвержденный 29 июля 1734 г. (ПСЗ-1. Т. IX N° 6609; РГАДА. Ф. 248. Кн. 1092. Л. 5575; РГАДА. Ф. 16. Д. 104. Л. 515 об.) 5. Покровский Н. Н. Крестьянский побег и традиции пустынножительства в Сибири XVIII в. // Крестьянст во Сибири XVIII — начала XX века (Классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск. 1975. С. 19. 6. По сообщениям из дворцовых смоленских волостей в мае 1734 г. только 35 дворов из 1887 имели хотя бы немного хлеба. (РГАДА. Ф. 248. Кн. 840. Л. 98.) 7. Маслов А. — обер-прокурор Сената в 1730-1735 гг. Подробнее о нем — Корсаков Д. А. Из жизни знаменитых русских деятелей XVIII века. Казань, 1891. 8. Сборник РИО. Т. 108. Юрьев. 1900. С. 288-291. Характеристику проекта см.: Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М. 1966. С. 45-46. 9. РГАДА. Госархив. Ф. 16. Д. 104. Л. 515 об. 10. ПСЗ-1. Т. IX. № 6534, 6555, 6586. 11. Калька с французского, означает — «тайно, скрытно». 12. Вейсбах — генерал-аншеф, в 1731-1735 гг. главнокомандующий Украинским корпусом и киевский генералгубернатор. 13. Троицкий С. М. Указ. соч. С. 188 (данные о прибыли за 1730е гг.). Текст воспроизведен по изданию: Разгром Ветки // Родина. № 7. 1999 |
|