ПРОЗОРОВСКИЙ А. А.

ВОСПОМИНАНИЯ

ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА КНЯЗЯ А. А. ПРОЗОРОВСКОГО

Не имею верной записки в котором году последовало рождение мое, но по исчислению полагаю оное в 1733 году ¹ в государствование Императрицы Анны Иоановны ². Предки мои, происходя от российского княжеского колена ³ с отличностью от современных своих государей были употребляемы. Самой отец мой ⁴ по воле Государя Императора Петра Великого послан бывши в Голландию обучаться мореплавательной науке и, приобретши в оной довольно знаний, вступил в действительную голландскую службу, в которой по достоинствам его произведен был корабельным порутчиком. И, проведя несколько лет на море, возвратился в Россию и тем же чином во флот российский принят. Знание его доставило бы ему вышния чины, но вскоре несчастным случаем разбило ему ногу прижатою к кораблю шлюбкою. Таковым повреждением принужден был оставить службу с награждением капитан лейтенантского чина. И в 1740 году умер, оставя меня в сущем младенчестве. Мать моя ⁵, происходящая из роду князей Голицынах, и дочь бывшего, по древнему названию, дяткой у Петра Перваго, князя Бориса Алексеевича Голицына ⁶, оставшись во вдовстве, и ведая, что указом Петра Перваго предписано не производить из дворян в офицеры, когда не будут прежде служить в гвардии, сверх же того, услыша якобы Государыня Императрица Елисавет Петровна ⁷ имеет выдать указ о записании во флот детей всех служивших в оном, вследствии которого и я, по служению в оном отца моего, также должен был войтить в таковую же службу, разсудила для отвлечения меня от последняго рода службы определить в первой. И для того в 1742 представила меня в Москве, где тогда высочайший двор был, для записки гвардии в Семеновский полк. В сем полку были тогда подполковниками Степан Федорович Апраксин ⁸ и Андрей Иванович Ушаков ⁹, но как первой правил полком, то и принял меня того ж 1742 году августа 25 дня солдатом и отпущен, как и протчие малолетныя, для окончания наук на попечение родителей своих.

Прямой долг родителей есть в том, чтоб научить детей всему нужному, но всякому россиянину известен непростительный порок в родительском чадолюбии относительно сего предмета. Мало таких в России отцов и матерей, [40] которые бы прямую пользу детей своих разумели, или слепая любовь помрачает их разсудок, и они почти никогда их не отлучают от себя в отсудственныя публичныя училища. Домашних же хороших учителей и ныне очень мало. Да и неестественно, чтоб могло их столько быть годных, чтоб удовольствовать все те домы, в которых есть дети. В одной только Москве несколько же времени тому назад еще было их меньше, почему из многих, которых я имел, два только способными назваться могли. Однако, обучаем я был французскому и немецкому языку, географии, истории и инженерному искусству. По сей последней части и на практике под руководством учителей бывал, а, наконец, в совершенных уже летах чтением более уже приобрел знания, а наипаче в части истории и в теоретическом военном познании. К таковому прилежанию в сем упражнении подвигнут я был единственно врожденною во мне страстию к военной службе, зная совершенно, что науки — суть основанием всякого состояния, а наипаче военной службы.

В 1744 [августа 1-го] дня произведен я капралом, а в 174[6, авг. 1-го] фуриером ¹⁰. Явясь же 1752 году генваря 1-го в Санкт Петербург, вступил в действительную службу и в том же году [февраля 1-го] дня — каптенармусом ¹¹. 1753 года, когда блаженной памяти Государыня Императрица Елисавет Петровна изволила прибыть в Москву, командирован и я был во отряжонном от полку батальоне и [декаб. 18-го] числа произведен сержантом ¹². 1754 году приказано было подавать желании в выпуске в армию; в числе желающих подписался и я, и 25-го апреля того же года по Высочайше конфирмованному докладу выпущен был в армию порутчиком ¹³ и, по желанию моему, написан во Второй Московской полк ¹⁴, где родной по отцу мне брат ¹⁵ служил тогда подполковником. * ^–Сей выпуск производил тогда в полку во удивление многих, ибо прежде подполковник Степан Федорович Апраксин старался познатнее и богатее дворян, желающих в армию, иногда уговорами, иногда и отказом удерживать. А в сей раз, кроме самых старших, все лутчие сержанты, в числе коих Николай Иванович Салтыков ¹⁶, князь Долгоруков ¹⁷, умерший от раны под Хотином, и еще сей фамилии четыре или пять человек, также и других лутчих фамилий, многие даже из ундер офицеров, выпущены в армию. Не знаю, не было ль на сие каких-либо придворных причин, но помню, что однажды, как был я пред выпуском на ардинарцах у Степана Федоровича шуткою спросил он у меня, не дарил ли я его чем когда нибудь? И, как чего в самой вещи никогда я не делал, то, по отрицательном моем ответе, оборотясь к бывшему у него собранию сказал: “Говорят, будто я живу богатыми дворянами, но нынешней выпуск докажет существо сего заключения” ^–*.

Между тем данное всем нам, выпущенным в армию, увольнение на год в домы для исправления екипажей, по желанию тогда матери моей, отсрочено мне еще от 25-го апреля 1755 году генваря по 1-е число 1756 году. Стараясь явиться до истечения онаго и приехал я благовременно в Санкт-Петербург, в окрестностях которого генерала Фермара ¹⁸ дивизия и, находившийся [41] в оной, Второй Московской полк расположен был на зиму. В сей столице имел я неудовольствие получить оспу и, по причине оной болезни, не могши в даль предпринимать пути, остаток зимы провел там же, и, по некотором выздоровлении, дабы не считаться праздным, определен я был при дивизии в генеральной крикзрехте ¹⁹ асесором ²⁰.

По наступлении же весны явился я действительно в свой полк, которой имел тогда квартиры на реке Болхове, а штап квартира в Старой Ладоге, и, как все полки в то время составлены были из трех батальонов, в каждом из коих было по одной гранодерской роте, то брат мой, произведенной в сем же году в оном полковником, поручил мне в командование вторую гранодерскую роту, за отсутствием капитана оной Еворлакова, которая расположена была близ болховских порогов, в селе Архангельском, в деревне Порогах и в протчих местах.

В том же 1756 году, помнится в мае месяце, последовал указ о сочинении из третьих гранодерских рот четырех гранодерских полков, по чему одна из рот и Второго Московского полку назначена была в новосоставляемый третий гранодерский полк ²¹, к составлению котораго в Риге назначен был генерал-майор князь Василей Михайлович Долгоруков ²². А как оной находился еще в Петербурге и, будучи обязанный родством жены брата моего, которой он был родной дядя, писал к нему, что намечают его туда полковником, в надежде чего и отряжена была туда с капитаном Еварлаковым и мною паша вторая рота, с прибавлением из полку лутчих людей. В следствие того, выступя в поход в мае месяце, в конце июня прибыли в Ригу в назначенное место к сочинению полку, где и князь Долгоруков из Петербурга туда же уже прибыл. Но между тем, как вместо брата моего, чрез покровительство обергофмаршала Сиверса ²³, определен был туда полковником родственник его, Сиверс ²⁴, то в Риге взят я был к князю Василью Михайловичу [Долгорукову] и, по старанию брата моего, для соединения с ним, переведен опять во Второй Московской полк, где я прежде находился. Осенью ж вместе с князь Васильем Михайловичем отправился я в Петербург, но, встретя в Нарве и весь свой полк, идущий вместе с Троицким в Лифляндию, возвратился со оным, которой так, как и собравшаяся тогда в Лифляндии целая армия, расположен был там в контонир или зимних квартирах, а сей полк имел свою штаб-квартиру в Карес мызе.

В начале 1757 года произведен я по старшинству ²⁵ в тот же полк капитаном. В сие самое время начиналась уже война с прусским королем ²⁶.

Сия война была для меня первым училищем, в котором я положил основание воинского искусства, и для того и начинаю оною журнал или историю служения моего Российской Империи, сожалея только, что по молодости тогдашних моих лет, не вел журнала ²⁷ маршам и многим публичным произшествиям, что действительно и в малых чинах делать можно было. По неимению же онаго, пишу сие напамять, что вспомнить только мог, не означая месяцов и чисел. [42]

Прежде, нежели начну описывать первую в оной кампанию, нужным почитаю кратким образом представить состояние собранной тогда и в Пруссию определенной Российской армии.

Воинское искусство оставалось до того времени в России на том основании, на котором его труды и победы над шведами ²⁸, бессмертной памяти Государя Петра Перваго, законоположили. После бывшей в царствование Анны Иоановны турецкой войны ²⁹, которой особливой род не имеет в себе ничего подражания достойнаго. Начавшаяся паки ³⁰ по вступлении на престол Елисавет Петровны шведская война ³¹ была очень кратка, а затем всем долговременным упражнением в покое более, нежели пятнадцатилетний мир счасливаго сей Императрицы царствования содержал армию в недействии. Уже в оной из именитых генералов Петра Перваго никого не было. Многие из сих людей выбыли по разным случаям, а некоторые, из иностранцев, как то Кейте ³² и Левандаль ³³, взяли абшид ³⁴, как сказывают, по притеснениям от придворных вельмож. По чему в сей армии сверх множества новых и войны не видавших солдат. Много таковых было не только между штаб и обер офицерами, но и между самим генералитетом. И в примечательном звании генерал-квартермистр Штофельн ³⁵ служил только в турецкой войне. Пехота была довольно хороша, но маневрировать совсем не учена. О коннице же сказать можно, что ее не было: Гусарских полков было, помнится, только три; драгунские, в рассуждении худого их содержания и неучения, почти не употреблялись; конные гранодеры ³⁶, бывшие в пехотной аммуниции ³⁷, с большими сумами и фитильными для гранат трубками, разнствующие от пехоты большими только палашами ³⁸, были мало способны; вновь названные кирасирские полки ³⁹ не имели еще и виду своего. По чему только два старые кирасирские могли называться изрядною, но несовершенною конницею. К сему присовокуплялося множество всякаго роду легких нерегулярных войск, яко то казаков, татар, диких калмыков и протчих, каковы только есть звании в России, а потому и набрано было их более надобности.

Командир армии определен был генерал-фельдмаршал Апраксин, который зимою прибыл в Ригу, а весною, помнится в мае месяце, армия выступила в поход в Пруссию. Реку Двину переходила под Ригою, продолжая марш свой через Курляндию ⁴⁰, город Митаву ⁴¹, а оттуда через Саможисию ⁴² и город Кейданы, потом далее в город Ковну, где останавливалась армия около месяца близ прусских границ. Сие остановление для чего так долго последовало, неизвестно, но тут зделали распоряжение из примеченных некоторых в марше неудобств, ибо, как до сего места не было никакого учреждения с обозами, то всякой столько повозок имел, сколько хотел. Происходившее от того обременение столь было велико, что армия почти двигаться не могла. Сверх того, оное пособствовало к умножению недостатка в фураже и провианте, а следственно, и к дороговизне онаго. Не меньше ж вздорожило хлеб и заготовление неслыханные в тех местах цены польских магазейнов ⁴³. Доказательством сему служит то, что по неимению [43] доставать в покупку провианта и фуража, принуждены мы были брать оной из магазейнов, за которой после вычитали от нас овса по шести, муки по девяти, а круп по шестнадцати рублев за четверть ⁴⁴. И тут зделано было расписание капитанам иметь по две повозки, а субалтерн-офицерам ⁴⁵ — по одной, а по пропорции сего распоряжение простиралось и до всех вышних чинов.

Оставивши таким образом лишния тяжести, армия из Ковны вступила, при местечке Каушаны, в прусския границы. [44]

Первое действие с неприятелем открылось посланною вперед, под командою майора Деларуа партиею, которая частию прусских войск, сколько по худому сего офицера предводительству, столько и по расставленному ему обману, была разбита. Один лютеранский пастор под видом угощения, удержав его и всю ему порученную команду, дал сам знать близлежащей прусской партии, которая напала на них в то самое время, когда сей несмысленный офицер имел всю команду на дворе пасторском, и так на них накрыла, что иные без обороны там же отдались, другие, едва успев сести на лошадь, спаслись бегством, по мере скорости своих лошадей. Одни только бывшие в том числе чугуевские казаки ⁴⁶, которые, видя начальника своего неистовое поведение, выехав в поле учредили отъезжий караул, ретировалися с отбоем ⁴⁷ и малую имели потерю. За которую оплошность сей майор был судим, выгнан из службы или написан в солдаты.

В армии нашей тогда было правилом построять на марше войско образом батальон каре ⁴⁸ по примеру, как оный наблюдаем был в турецкой войне во время предводительства фелдмаршала Миниха ⁴⁹. Но всяк может рассудить, что сей строй, кроме открытых степей, каковы в турецкой Империи, в лежащих от российских границ местах находятся, ни в какой населенной земле не способен. Почему, вошед в Пруссию, которая наполнена лесами, болотами и разными дифилеями ⁵⁰, а селения и поля окопаны рвами, нашли мы себя таковым распоряжением не в строю, а в сущей расстройке и опасность была всечасно от неприятельского нападения. А всего еще страннее было то, что когда представляли начальники наши неприятеля с правой стороны, то поставленные с оной полки по рядам, лицом к мнимой стороне неприятеля, для облегчения их имели дозволение “в ружье” лежать пока между тем прочие полки, войски, парк ⁵¹ и великие обозы проходили. Когда же воображали нападения с левой стороны, то по тому же исполнялось. Часто, за теснотою места, лежащие солдаты подвержены были опасности раздавленными быть везущими тягости лошадьми. Сверх того, сей батальон каре по узким местам так протягивался, что полки заднего фасу тогда вступали в лагерь, когда передний фас ⁵² из оного выступал. Так что первого вступление бывало после половины дня по состоянию, как рано выступят из старого лагеря, а вступление последнего фасу едва к свету другого дня успевало. Почему сей батальон каре был мнимой только, а не существительной. И вместо защиты, так разрываться принуждены были войски, что могло б случиться, чтоб передний фас был разбит, а задний разве б от бегущих о том сведал.

Продолжая таким образом поход свой во внутренность Пруссии чувствовали мы, и паче еще, недостаток фуража, который тем был несноснее, что происходил от поведения описанных мною легких войск и отряжаемых от армии и самовольных фуражиров ⁵³, которыя невзирая на строжайшее от фельдмаршала запрещение, с начала вступления в сию землю жгли и разоряли деревни. Устрашенные через то жители, оставляя свои жилища, уходили [45] в леса, защищались там засеками, от чего армия имела вокруг себя одну только пустыню, в которой ничего нужного сыскать нельзя было.

Сие самое было главною причиной, что для фуражирования принуждены были посылать команды в отдаленные места.

Между тем армия подвигаясь беспрепятственно, но тихими шагами к реке Вилау, впадающей в Преглу, приблизилась к лежащей между городами Алленбургом и Вилау деревне Егерсдорфу ⁵⁴. Тут получено известие, что неприятельская армия под предводительством графа Левалда ⁵⁵ находится в близости. По чему армия наша остановилась и продолжались военные советы. Накануне Егерсдорфской баталии отряжен был я от полку в команду генерал-майора Александр Никитича Вильбоо ⁵⁶ к прикрытию фуражиров верст за тридцать и более от Армии, где будучи слышали производимые в армии пушечные выстрелы и заполночь с 18-е на 19-е число пришли с фуражирами к лагерю и распустили команды по полкам. Я, прибывши со своею частью в полк, и распустя оную по ротам, пошел с рапортом о благополучном прибытии команды к майору, которого нашедши уже не в лагере, но перед фронтом, под ружьем, в каком положении все полки стояли, будучи сверх рогаток обставлены вагенбургом ⁵⁷, и, донеся по должности моей, расположился несколько отдохнуть. На рассвете же, по пробитии утренней зори ⁵⁸, получили мы повеление от дивизионного своего командира Василья Аврамовича Лопухина ⁵⁹ выступить с поспешностию вперед и, отойдя несколько от лагеря, увидели прусскую армию под предводительством фельдмаршала графа Левалда, выходящую из предлежащего лесу. Но, как ордер баталии ⁶⁰ назначен не был, то мы с дивизиею подались вправо. Подле лесу ж, оставляя деревню Егерсдорф пред фрунтом, в версте и более впереди шел Второй Гранодерской, Киевской ⁶¹, Второй Московской, а затем Шлюшенбургской ⁶² и Санктпетербургской ⁶³ полки по рядам. Таким образом, правый фланг дивизии нашей построен был противу неприятеля, а левый — в заворот, прямо входящим углом. Тут начали стрелять по нас из пушек, которые доставали во фронт, где и я в плутонге ⁶⁴ своем из ряду двух солдат потерял. Потом из полевой нашей Артиллерии под командою, помнится, капитана Вулфа ⁶⁵, подвезены были четыре пушки на правый фланг нашего полку. Сей офицер так искусно и удачно производил стрельбу, что подбил неприятельскую батарею и в колонны их доставал ядрами. После приказано было нам направо по рядам не только итить, но бежать, так что полковые пушки, будучи с нами же отряжены, отстали. А между тем прусские войски деплоировавши ⁶⁶ свой фрунт от деревни Егерсдорф, маршировали фрунтом весьма хорошо, хотя в генеральном правиле и дали они свой фланг тем полкам, которые еще на фланге нашего полка заворотились, ибо наш только полк и часть Шлюшенбургского успели задом стать к лесу, а в линию с правым дивизии нашей флангом. Тут неприятель производил по нас из мелкого ружья скорую пальбу, маршируя всем фрунтом вперед весьма стройно. Сей вид скоро покрылся густым дымом. Наш полк не успел порядочно, патрона [46] по три, выстрелить, как сборные конных гранодер роты, под командою тогда волонтера Билова (умершего после уже генерал-порутчиком в службе армии российской) бывши пехотой примкнуты к Второму Гранодерскому полку, дрогнули от неприятельского огня и смешали Второй Гранодерской полк, а сей — Киевской, Второй Московской и далее. Но за всем тем солдаты не бежали и, будучи уже в расстройке, не преставали стрелять. А особливо побуждены бывши к сему примерною храбростию дивизионного своего командира Лопухина, который взял свое место при Втором Гранодерском полку, удержал фланг онаго и тем все полки остановил. Сей отменного духа начальник, получая в сражении раны, присутствовал до тех пор, покуда ранен будучи сквозь желудок, отведен в сторону. От которой раны чрез несколько часов и жизнь прекратил с духом усердного патриота и храброго человека, ибо, лежа в своем экипаже спросил? “Побежден ли неприятель?”, и, как сказали: “Побежден”, то отвечал: “Таперь с покоем я умираю”, что чрез полчаса и последовало. Действие сие и слово достойны древних времен героев. Таким образом мужество одного начальника может привлечь на свою сторону победу! В сие самое время ранен я был пулею в левую ногу и едва только выведен был за фрунт, то победа осталась на нашей стороне и неприятель побежал.

Сколь ни выгодна была сия победа, но Армия не пользовалась всеми способами, которые тогда счастье ей подавало, ибо, оставшись на месте сражения, неприятеля не преследовала и никаких отделениев для того сделано не было. Славное сие произшествие было августа 19-го ⁶⁷. На другой же день принесено было благодарственное молебствие с пальбою.

Сие торжество стоило нам немало, ибо, не исчисляя потери в других, помню, что полки нашей дивизии в сем сражении столько потеряли, что после оного Вторым Гранодерским полком командовал порутчик. А в нашем полку полковник, брат мой, тяжело ранен был в ногу близ вертлуга ⁶⁸, отчего принужден и службу оставить. Капитанов, сколько ни было, все были ранены, а всего в нашем полку было офицеров убитых и раненых 21, да нижних чинов 650 человек.

На сем месте Армия стояла в лагере более недели. Между тем, дивизия наша, называемая Вторая, поручена была в команду генерал-порутчика Ивана Алексеевича Салтыкова ⁶⁹. Раненых нижних чинов отправили в город Тильзит, а офицерам дано было на волю от фелдмаршала туда же ехать или остаться. Но, как надеялись скоро вступить в Кенигсберг, отстоявший от места сражения только миль семь, и там иметь более к излечению себя пособий, то всякий, чуствующий себя в состоянии до того времени ждать, остался.

После таких распоряжений Армия сделала движение чрез близлежащие в лесу дифилеи, которые она проходила вышеизъясненным, удивительным по своей странности, построением батальон-каре. Таковое название не излишно, ибо, как в лесу у прикрытия, несколько полков по дороге лежали, везущие ящик лошади задавили было полковника Гернера. Дивизия же наша, [47] бывшая в заднем фасе насилу на другой день пришла в лагерь, а передний фас накануне еще туда прибыл. Не доставало примечавшему все сие в виду нашем по другой стороне реки Вилау стоявшему неприятелю силы, чтоб напасть и разбить один из наших фасов, конечно бы в конце находящиеся не прежде как от бегущих о том осведомились.

В сем лагере собран был военный совет, в который сверх генералитета приглашены были и все полковники. Предметом рассуждения было то, как Армию довольствовать провиантом. Хотя многие из членов, как носился слух, настаивали, чтобы идти под Кенигсберх, в котором надеялись найти провианта довольно, хотя привоз оного из Риги водяным путем назначен был в находившуюся уже в наших руках крепость Мемель, а оттуда заливом в Пилау и под Кенигсберг привозим быть мог. Но все представления не помогли и положение сделано обратить войски назад. Может быть начальствующий в сем совете фелдмаршал и приданный ему без дивизии для одного совета генерал Юрья Григорьевич Ливен ⁷⁰ имели на то сокровенные причины, но на их положили тогда покрывало от недостатка в провианте заимствованное. К чему представляли еще много встретиться могущих невозможностей и самое приближение зимы. Таким образом, в самую дождливую осень, когда растворилась чрезвычайная грязь, войски наши взяли обратный путь на Тильзит самым делом претерпевая нужду в фураже, которой в Кенигсберге преждевременно опасались. Неприятельский малочисленный корпус под командой генерал-порутчика, помнится, Голштеина Готорпта ⁷¹ [48] преследовал нас даже до Тильзита. Под сим городом перешед наша Армия весьма поспешно мост чрез реку Неман и перевезя чрез него всех, там прежде отосланных раненых, разломали оный и близ сей реки расположилась Армия лагерем на правом берегу. Но, как левый берег, на котором и город лежал, был нагорный, то сей малый корпус с высоты оного пушечными выстрелами принудил части Армии перенести свой лагерь.

Легкие наши войски от самого Егерсдорфа до Тильзита не преставали жечь и разорять деревень, по одному своему обыкновению оставляя следы страшного опустошения. И хотя выше помянутый преследовавший нас до сей реки неприятель так был слаб, что и малейшего существительного вреда не делал, а только нас тревожил и привел в робость, а далее итить он был видно и не намерен. Но наши начальники возмечтав, что он нас будет преследовать до самой границы, для отнятия всех к тому способов дали тут было войску повеление, чтоб все селения на пути и близ оного жечь, что исполнено было тем с большею точностию, что оное с желанием многих развратных мыслей было согласно.

Под Тильзитом так же увидели, что конница наша в такое худое пришла состояние, что лошади насилу ходили, а у некоторых уже их и не было. То для приведения оной в порядок отделили ее от Армии под команду бывшего тогда генерал-майором Петра Александровича Румянцева ⁷², дабы она прямою и ближайшею дорогою шла в Польшу и там близ Курляндских границ расположилась. А армия взяла путь влево к Мемелю, но неизвестно для чего, не дорогой, а болотами почти непроходимыми. Воображать неприятно в какое состояние повергла тогда себя наша победоносная Армия! Обозы отставали, фуража не сыскивали. Обремененные лошади издыхали, здоровые солдаты от ненастья делались больными, для раненых не было никакого пристанища, множество их и вновь заболевших умирало, часть недозженного при Тильзите обоза сожжена.

Таким образом прибыли мы в Мемель и, постоя тут мало, распущены полки в Курляндию по квартирам, где полк наш получил оную близ местечка Газен-Пот и Гулдинге, а я с ротою имел оную в Штемпель мызе и в Карес мызе.

Главная же квартира Армии была в Либау, откуда фельдмаршал граф Апраксин с генералом Ливеном скоро отправилися в Россию. Таким образом окончилась первая компания!

По отбытии сих двух начальствующих особ, как по-видимому, высочайший двор не доволен был всем поведением их и Армии, то и поручена команда генералу Фермору, от которого, по вступлении в начальствование, приказано было отменить фуры в полках, а сделать все малые повозки или телеги. И дано было по рублю на каждого солдата, из которых денег велено иметь им шапки, рукавицы и овчинные душегрейки, а сверх того розданы в каждый полк для часовых овчинные шубы и такие же парики, но солдаты, видя сколь последние их безобразили, никогда не употребляли. [49]

1758 году генваря 11-го войски вступили разными колоннами в Пруссию. Первая из них, правую колонну Армии составлявшая дивизия под предводительством самого главнокомандовавшего тогда генерала Фермора, взяла свой путь на Мемель и чрез Гаф ⁷³, в Кенигсберг. А, по занятии оного, и не найдя во всей Пруссии неприятеля, генерал Фермор простер свой марш сквозь всю Пруссию до реки Вислы и в Мариен Вердере ⁷⁴ занял главную квартиру. Вторая же дивизия, левую колонну сочинявшая, в которой тогда и Второй Московской полк находился, под предводительством генерал-порутчика князь Александр Михайловича Голицына ⁷⁵, продолжала марш свой чрез часть Самогиции сперва в Тильзит, а оттуда прямо в Торун.

При сем переходе недавно нами разоренных и опустошенных в Пруссии мест сами мы ощутили сколь вредно войску производить грабежи и в неприятельской земле. Идучи чрез оные, посреди зимы и в самые жесточайшие морозы, так мало находили пристанища войски, что нередко доставалось по одной квартире только на целую роту с офицерами и рядовыми. Сверх того, в каждом доме много было обывателей, которые собравшись из сожженных деревень должны были по нескольку фамилий жить в одном жилище. Почему, а особливо в рассуждении немалого числа больных жителей, надобно было или обходить некоторые квартиры, где находили больше десяти больных, или сводить их в один дом, чтобы другие очистить для постою. А для фуража брать из Жмуди и Курляндии обывательские подводы, везя оной с собой назади, каковых невыгод конечно бы войски не понесли, да и казна б не потеряла столько чрез подвоз фуража, ежели б описанного беспорядку в Армии не было.

Столь живо и во всей обширности изображенная картина бесчеловечия войск и неумения начальников ими повелевать возбудило генерала Фермора ввести многие полезные учреждении: ненадобные или больше к отягощению служащие разных родов легкие войски отпущены в домы, устрашенные напавшею оспою дикие калмыки, почитая ее смертельною, сами зимою ушли; оставшиеся легкие войски из гусар, донских и чугуевских казаков состоящие хотя не имели всего познания о маленькой войне ⁷⁶, свойственной роду их службы, но с лучшим против прежнего и успехом к деланию разъездов и содержанию отсудственных постов употреблялись; наглые грабежи и сожжение деревень несколько прекратились; словом, выключая малые солдатские шалости, по-французски marode ⁷⁷ называемые, дисциплина приняла некоторый вид. Один только оставался образ расположения Армии в маршах и лагерях и вперед идущую кампанию — батальон-каре.

Таким образом главная квартира дивизии нашей была в Таруне, а полки были расположены около оной. А, наконец, при вступлении в кампанию оной дивизии сборное место было под Тарунью, где имел я удовольствие, вместе с прочими на Егерсдорской баталии бывшими, получить повышение секунд-майорского ⁷⁸ чина, ибо, блаженной памяти Государыня Елисавет Петровна, указала всех бывших на баталиях непременно производить преимущественно [50] пред старшинством на ваканции ⁷⁹, ежели ж оные после такового произведения останутся, тогда для наполнения их производить уже по-старшинству. По сему указу мы не только производство, но и старшинство получили. В сем уже новом чине был я взят в дивизионное дежурство к князю Александр Михайловичу в дежур-майоры ⁸⁰. Тут же полки нашей дивизии соединясь выступили в Познань, где было сборное место всей армии. Оттуда взяли марш свой в лежащий в Брандебурии ⁸¹ город Ландсберг.

По выступлении Армии из Ландсберга первое действие ея было то, что корпус под командою графа Петра Александровича Румянцова отделился для прикрытия Армии к местечку Швету от реки Одера, от которого вверх по сей реке драгуны и казаки под командой полковника Хомутова ⁸² протягивали цепь до Гроскамина ⁸³. Вся же Армия, прибыв к Кистрину, заложила траншеи, но, не имея осадной артиллерии, никакого вреда крепости причинить не могла, кроме, что форштат ⁸⁴ сожжен и то, помнится, сам неприятель исполнил. Тут получено было известие о приближении прусского короля с армиею. С вечера 24 [августа] 1758 Армия, сняв блокаду и лагерь, от крепости сделала движение к деревне Цорендорф, где усилилась еще соединением с нею, называемого тогда, обсервационного корпуса ⁸⁵ под командою генерала Броуна ⁸⁶. И, как известно было, что неприятель имеет намерение нас атаковать, то предварительно тяжелый наш обоз с достаточным прикрытием отправлен был к Грос Камину с левого фланга Армии в шести или семи верстах находившемуся, где поставлен был на довольно крепком и весьма хорошем местоположении. Между тем неприятель стал в близком расстоянии.

Теперь сколько могу опишу качества выбранного на то местоположения. Сей ордер баталии расположен был обыкновенным образом батальон-каре, которого задний фас примыкал к болотистому лесу и все место было низкое и весьма Для войск не авантажное ⁸⁷, в сем Армия находилась чрез целую ночь. Наконец настал сей достопамятный день! На рассвете, по пробитии утренней зори, увидели мы неприятельскую Армию, приближающуюся к нам со всем устроением. Мы ожидали ее на своем месте в готовности к бою. В десятом часу началась канонада и как неприятельской же Ордер баталии, сколько помнить могу, был облик: в левый его фланг, которым и атакован был угол правой двух фасов сочиняемой из полков нашей и Первой дивизией части генерал-порутчика Панина ⁸⁸. Тут раскрылись неприятельския батареи в самом сильнейшем действии, так что картечными выстрелами по целому плутонгу вырывало. Но Армия, выдерживая мужественно всю жестокость сего огня, сохранила еще свое расположение. Как вдруг в бригаде Панина, сочиняющей целый правый фас, ударен был, неведомо по чьему повелению, поход, что приняла и дивизия наша, и по сему пошла вперед и через то оторвалась от линий из обсервационного корпуса составленных. И хотя для остановления ее били отбой в барабаны, но то было тщетно, ибо пушечный звук и бои на других барабанах походу, отбою сего слышать не [51] допущали. Тогда князь Александр Михайлович послал меня сказать генералу Броуну, чтобы как можно скорее старался примыкать к ней и свой корпус. Я, скакав по фронту, наехал первого из раненых генералов уже едущего прочь князя Василья Михайловича Долгорукова. От которого сведавши о Броуне, в крайней скорости донес ему сказание своего генерала. И по получении от него ответа, что по его уже приказанию корпус идет вперед, возвращаяся встретил я еще другого раненого генерала-порутчика Панина. Еще я не достиг до моего генерала, как вся Армия, дрогнув с места и смешавшись, все побежали назад в разных толпах. Пробираясь я между сими толпами, наехал на своего генерала, при котором остался тогда из здоровых один только офицер. И тогда вся надежда потеряна устроить войски. Итак, когда мой генерал проезжал между сих толпов, то кучи солдат разных полков, в числе коих казанския только гранодеры, по старым шапкам, данным им от Санкт-Петербургского полку, приметны мне были, усильно нас просили о построении себя. Я должностью поставил исполнить столь похвальное их желание и, принявшись за сие, часть их уже было и построил, как вдруг получил жестокую рану пулею в правое плечо. От которого удара сделался почти обморок и я уже валился с лошади, но бывший при мне из дежурства ординарец сержант Вельяминов-Зернов подал мне помощь, но я так изнемог, что принужден был оставить место баталии и ехать сыскать себе возможной покой, а при том и лекарю дать себя перевязать. Посему поехал в близстоявшей лес, куда и легкия обозы въехали, дабы сыскать лекаря, но лишь по тропинке в оный въехал, встретился с раненым же артиллерии генерал-порутчиком Гольмером ⁸⁹, которой советовал мне ехать с собою далее, сказывая, что не в далеком расстоянии раненый генерал Броун и при нем есть лекари. По приезде к которому кирасирский лекарь Еинброд вырезал оставшуюся у меня за кожею пулю, пустил из другой руки кровь и перевязал мою рану. Здесь прибыл к нам еще нынешний гетман граф Броницкий ⁹⁰, который был тогда волонтером в Армии и, находясь при Саксонском принце Карле ⁹¹, отстал от оного. В сем месте, наконец, положа генерала Броуна на телегу, повезли из лесу для сыскания пристанища в какой-нибудь деревне, куда и я с прочими ранеными тут собравшимися, с нуждою на лошади потащился. А особливо, будучи почти наг, поелику рубашка от перевязки и кровокидания была изорвана, а кафтан, не только за кровью, но и за раною, употреблен быть не мог, для чего и прикрыт я был только плащом, чувствуя столь сильную слабость, что едва мог сидеть на лошади. Смущение наше увеличилось, когда по выезде из сего лесу, еще в другой раз в живейшем виде представилось глазам нашим неустройство и, можно сказать, несчастное состояние Армии. Знатная часть солдат сделавшись у бывших при легких обозах маркитентеров ⁹² пьяными, смешавшись все вместе толпами без начальников, и совершенно во всем их поведении похожи были на безумных. Когда я, собрав последние силы, продолжал ехать на лошади, то вдруг попался мне неподалеку оттуда удовольственный случай. Квартирмейстер ⁹³ [52] Вологоцкого полку ⁹⁴ Егерсдорф, не имея слуги, которые в равном беспорядке находились, вез сам в коляске тяжело израненного родного своего брата, того же полку полковника. Умножающаяся во мне немощь заставила меня просить позволения сесть к нему на козлы, но не долго я пользовался его снисхождением и малым сим успокоением. Мы лишь въехали в деревню, то множество нашли тут наших обозов и генералитет в крестьянском доме, думать надобно, для совету собравшийся. Сошедши с козел и увидя в окне князя Александра Михайловича, хотел было я наведаться об обстоятельствах, но вдруг все генералы поехали прочь, а князь Александр Михайлович спросил только меня, в состоянии ль я ехать? Я сказал: “Куда? Если далеко, то я ехать не могу”. После вдруг закричали: “Неприятельская конница идет!” От чего все обозы сделали великую тесноту и, как надобно было перебираться через мост на предлежащей реке, то севши я опять на свою лошадь и объехав с трудом уже от теснящегося тут обоза ниже моста весьма болотистою речкою, присоединился опять к генералу Броуну, где и собственный его обоз нашел он при лесе. Здесь приехал к нам раненой генерал-майор Языков ⁹⁵. Смятение было безмерное! Все наше собрание не знало куды ехало и все вообще полагали — не избежать плену. В сих мыслях генерал Броун приказал из канцелярии своей некоторыя письмы передрать ⁹⁶. Наконец, перед сумерками сего несчастного дня, приехал к нам кирасир, кажется ескадрону господина Мансурова ⁹⁷, бывшего тогда ротмистром ⁹⁸, и объявил, что место сражения наше и неприятель удалился. Весть сия привела в несказанную нас радость. Почему генерал Броун и все мы поворотились к месту сражения, но генерал-майор Языков, будучи легче прочих ранен, поехал впереди и, как сказывают, один он собирал войски и велел каждому свой полк сочинять.

Я ж весьма изнемог и, между обозов наехав коляску Ивана Алексеевича Салтыкова, лег в ней. И затем всю ночь зачем и куда мы ездили не знаю для того, что от стужи принужден был закрыться кожею. А при рассвете увидел я Армию нашу построенную. Но, как к неудовольствию, везущие меня люди были пьяны и со всех безумство еще не сошло, от чего часто кричали? “Неприятель! Конница!”, то, не слушаясь моих приказаниев, и возили меня не туды, куда надобно. Для чего, сев я опять на лошадь и распрося о генерале Броуне, нашел его, с числом раненых чиновников, в деревне с небольшим конвоем и трубачом, который для того приготовлен был, чтобы в нужде, когда покажется неприятельская команда, то предупредя прибытие ее трубачом, отдаться военнопленными. Приведенный в устроение остаток нашей Армии едва только успел осмотреться, как около полудня увидели неприятеля вторично приближающегося, и опять пушечная пальба открылась.

Надобным почитаю уведомить о причине вторичного сего подступления. Сколь не велико было наше поражение, однако и неприятельской стороне не только великой был урон, но и совершенное разбитие. Доказательством [53] тому то, что многие прусские дезертиры, приходившие в самой день сражения к генералу Броуну во время его в лесу пребывания, уверяли, что полки, в которых они сами находились, так разбиты, что он чает, что один живой остался. Из чего всякой уже заключить может в каковой расстройке была их Армия, что в одном полку один о другом не знал. А в подтверждение сему удостоверены мы были после от самих прусских офицеров, когда в 1762 году были союзными с ними войсками, о чем ниже будет говорено, с тем еще прибавлением, что их Армия на сем сражении толь потерпела потерю лучших войск, что они бывшую тогда войну почитают первым разорением хорошей их Армии. Такое их обстоятельств положение очень удалено было от того, чтоб начинать новое сражение. Но командующий наш генерал Фермор, уехавши с места сражения, как я выше уже сказал, с прочими генералами в Швет к корпусу графа Румянцева, сведав там о удержании места, возвратился к Армии и к с[о]вету и со оной соединился так как потом и все генералы съехались. Тут он сам или по общему совету, подлинно противу здравого рассудка, без всякой нужды, послал письмо к королю ⁹⁹ просить на три дни перемирия для собрания раненых и погребения убитых, так и салвогвардии ¹⁰⁰ генералу Броуну, яко весьма израненному, о свободном до спокойного места, с другими ранеными, проезде. На что получил унижающий ответ. Граф Дон ¹⁰¹ по приказу короля писал к нему, что в поле перемирия не бывает, что же касается до мертвых и раненых, то первых похоронить, а о последних иметь попечение Его Величество прикажет. Равным образом генералу Броуну, с прочими, прислал паспорт о безопасном от войск его проезде, куда заблагорассудит. Сим уничижением король не довольствовался, но, заключив из сего о крайней слабости наших сил, восхотел опробовать, не удастся ли иногда что-либо вредное Армии нашей причинить, а, по меньшей мере, показать свету, что он выиграл баталию и место одержал ¹⁰². В следствии того переменив свое намерение, которое он имел, собрав рассеянную свою Армию и перейдя под Кистрином Одер итти далее, напротив того, собрал свои остатки и, сколь ни слаб был, приближась к нашей Армии, начал делать перепалку и, нашед уже оную в строю по изнеможенным своим силам, атаковать ея не мог.

Остаток сего дня препроводил я лежа в вышеупоминаемой деревне с генералом Броуном и с немалым числом раненых, с которым в тот же день ввечеру, по получении им от короля позволения ехать невозбранно куды захочет, отправился в Ландсберг так, как он мне, в числе некоторых только раненых, ехать с собой приказал.

Покрытым ранами весьма ощутительно нам было сколь нужно иметь лекарей при Армии в довольном числе, как одними полковыми исправиться не возможно, ибо, когда от полку оный возметца, то полк без оного тоже обойтитца не может ¹⁰³. Вот сему доказательной пример. По потери екипажа секунд-майором Степаном Матвеевичем Ржевским ¹⁰⁴ приехали мы с ним вместе и расположились на одной квартире. Уже от первой перевязки раны [54] наши пришли в суппурацию ¹⁰⁵ или загноение, но не только другим чинам ниже, и нам, яко штаб-офицерам, перевязать в другой раз их некому было, потому что бывший при генерале Броуне лекарь, за тяжелыми сего генерала ранами, отлучиться не мог. Мы же, между тем, ища городского лекаря, едва на третей день могли нанять его в Ландсберге для перевязки.

Армия тогда отошла к Грос Камину и, наконец, к Ландсбергу и, как на сем сражении убитых и раненых было более 16000, то с сего места всех раненых, коих считали до 10000, отправили в Пруссию в Прейш Голланд и другие близлежащие места, в котором числе и я из Ландсберга отъехал. При сем везении раненых упомянутый мной недостаток в лекарях еще более был ощущаем. Я видел, что у одного лекаря было по сту раненых офицеров, да нижних чинов сот по шести и по семи на руках. По чему неестественно было никому из них со всею прилежностью успевать в пользовании больных. От чего доходило до того, что у многих рядовых от неперевязки были черви в ранах. По местечкам же некоторые солдаты, имеющие деньги, принуждены были платить за перевязку городским фершалам.

В числе определенных раненых и я лечился в Прейш Голанди и, по выздоровлении в наружности раны, то есть, что простреленное место зажило, но, как между тем Армия еще к Висле не возвратилась, но ожидалась уже, то рассудил я поехать в Кенигсберг, а, особливо, чтоб советовать там с медиками о своей руке, как не мог я ея разгибать совсем. И по совету тамошних медиков клал ее в убитого и еще теплого быка и в зарезанных собак, а потом делал ею всегдашние движения, чрез то привел ее в прежнее состояние.

Между тем Армия, которая была на время в Померании ¹⁰⁶, прибыла на Вислу для занятия зимних квартир. Левой ея фланг лег в Торуне, а правой простирался по реке Висле до Диршавы и, как Второй Московской полк был в дивизии у генерал-порутчика Фролова-Багреева ¹⁰⁷, которого дивизионная квартера была в Елбинге, то я туда по выздоровлении и явился. По отъезде главнокомандующего армиею генерала Фермора в Петербург, Армия поручена была от Высочайшего Двора на временное командование генерал-порутчикам Фролову-Багрееву и князю Голицыну ¹⁰⁸ и главная на то время квартира была в Таруне.

Таким образом кончилась вторая компания. Она столько тронула российский Высочайший двор, что в рассуждении многого числа убитых чиновников ¹⁰⁹, за нужное почтено было, хотя в самом деле и тщетно, прислать в Армию не только отпущенных до отставки в разные и давние времена штаб и обер офицеров, но и в действительной отставке находящихся и большею частью стариков, не могущих уже более и службу продолжать. Из числа оных был и дивизии нашей командир Фролов-Багреев, престарелый и слабостью здоровья объятый муж так, что и верхом уже ездить был не в состоянии.

Но сия баталия принесла существительное добро войску, ибо в российских солдатах господствовало мнение, что выигрыш в сражении зависит от одной их отважности, почему для умножения оной охотно пили вино. Строевой [55] порядок был по их рассуждению к одному украшению служащий обряд на который они столько же мало, сколько и на соблюдающих оный офицеров, полагались. Но беспорядок сего сражения истребил пагубное сие мнение. Ясно они на оном увидели, что пьянство не производит храбрости, но совершенную гибель, для чего после, на Пальцигском сражении, сами они просили об отделении от Армии легких обозов и маркитантеров с вином, и с сего времени, как всяк служивший с ними засвидетельствовать может, сами искали своих начальников и столь безмолвное всегда имели к ним послушание, каковое желать можно, чтобы оставалось навсегда.

В отсутствии графа Фермора, уже перед весной, так как в марте месяце дошли известия, якобы неприятель прибудет к Диршаве, для чего командирован я туда с гранодерским батальонном в команду генерал-майора князь Михаилы Никитича Волконского ¹¹⁰ в подкрепление его войск, как оный там имел команду. Которое место некоторыми полевыми укреплениями укрепили, но, пробыв там с месяц, отпущен я был обратно к дивизии, где за бытие на Цорндорфском сражении произведен пример-майором ¹¹¹ и определен в Воронежской полк ¹¹², куда и отправился. Полк сей был в Первой дивизии в [56] части графа Петра Ивановича Панина, с которым весной пришли мы на старое рандеу Армии в Познане, куда для принятия главной команды прибыл и генерал граф Петр Семенович Салтыков ¹¹³.

Выступление в третью кампанию пребудет достопамятно в российской Армии истреблением столь странного построения в походном строю. Батальон-каре отставлен и Армия с сего времени пошла колоннами. Тут встретил нас знатный неприятельской корпус под командою графа Доуна. Мы сделали смелое к нему движение и, поровнясь с левым его флангом так, что почти оный проминовали, и стали лагерем только из пушечного выстрела вон. Сие принудило его поворотить к нам фронт.

Уже тогда легкими войсками начальствовал граф Тотлебен ¹¹⁴, который дал им познание о маленькой войне. Сам же он, имея свои деревни в Слезии ¹¹⁵, знал совершенно локальное положение тамошних мест, почему и сии войски отправляли свое дело с успехом.

Как же сзади прусского лагеря был окруженный болотами лес, тут же через одну болотистую речку переправы были необходимы и, утвердительно сказать, очень трудные находились дефилеи, то неприятель к проходу к своим границам других способов не имел, кроме одной дороги, по которой он должен был всем войском, не шире четырех рядов, проходить, ибо с левой стороны нашими войсками было занято, а легкие войски простирали разъезды свои до сего лесу. По поводу сих обстоятельств командующий нашей Армии, имея мысль отрезать неприятеля от его границ, командировал в ночь к находившемуся впереди с легкими войсками графу Тотлебену три батальона пехоты, в числе которых был и я с воронежским батальоном, для занятия батареи.

Явясь мы к Тотлебену пред светом получили приказ выступить далее и, взобравшись на высоту, на которую простирался означенный лес, не доходя до оного версты с две, в разных местах остановиться. Сам же граф Тотлебен с частью легких войск поехал к вышеозначенной дефилеи, но тут он, против чаяния, нагнал только арриергард отступающего уже неприятеля, с которым легкие его войски и вступили было в перепалку но как то была пехота, то оная, отстреливаясь пушками, марш свой продолжала. По получении сего от Тотлебена известия нам приказано однако остаться в своей позиции на тех высотах, пока низом Армия пройдет, а потом возвратились к полкам.

Армия, обойдя оный лес, чрез который проходил неприятель, стала лагерем на таком месте, что в виду ея он выходил из сего леса и между оным и нашим лагерем был только болотистый вражек, о котором генерал-квартермистр Штофельн донес графу Салтыкову, что он непроходимый. Но сей главнокомандующий поехал сам в правый фланг Армии и, осмотрев сие место, нашел тому противное. Так что посланные от него свободно через него переехали. Но между тем неприятель, из дефилей выбравшись, построился порядочно, а к вечеру ушел в свои границы. Сим проступком господина Штофельна неприятель был из рук упущен, за что сей генерал-квартирмистр [57] жестоко был бранен. Для сего то потребно, чтоб сам командующий был впереди, что прусский король всегда исполняет.

Переночевав на сем месте сделали движение к деревне Палцыгу и проходили самое то болото, которое господину Штофельну казалось непроходимым, дабы сим движением приближиться к реке Одеру и тем самым отрезать неприятеля от Кросена и Франкфурта, то есть от Бранденбургии, как известно было, что он туда сам сделал движение. По сделании перваго маршу, где только до вечера пробыли, а в ночь выступили, дабы предупредить неприятеля к вознамеренной позиции. Что самым делом и исполнилось, ибо вдруг к неприятелю приближились, имея его влеве, чем принудили его снять свой лагерь, еще более влево податься. А мы, простирая свой марш далее, достигли в 8 часу пополуночи до красенской дороги, лежащей по над Одером, так, что между оною и рекою находятся великие болота.

Сею удачною позициею действительно отрезали его от Бранденбургии. Ибо для вступления в оную должен он или, захватя Польши, сделать великий круг и через то еще более отдалиться от главной с королем и принцем Генриком ¹¹⁶ находившейся в Лаузнице Армии, или, обходя к стороне Глогау, сделать равномерно великую окружность или, наконец, очистить себе путь по занятой нами дороге к Кросену. Неприятель решился предпринять сие последнее. Почему, как только мы вступили в наш лагерь, занятый на кросенской дороге по выбору самого главнокомандующего, а не господина Штофельна, который было оный не занял, то неприятель стремительно атаковал правый фланг нашей Армии, занимавшей оную дорогу к бывшей перед ним роще. Но, получа храбрый и приведший его в замешательство отпор, ретировался назад, а потом, построясь, возобновил свою атаку, которую, будучи паки отбит, повторял до трех раз.

На сей баталии ¹¹⁷ воины наши доказали прямую храбрость и твердость свою, повинуясь, как дисциплинированному войску должно, своим начальникам. Доказывает сие то, что они в самом жесточайшем огне порядку своего не теряли. Сибирской ¹¹⁸ полк был третий или четвертый и фронт его был открыт. Он, потеряв убитыми и ранеными две трети людей, так разредился, что от того сделался великий интервал. Чем воспользуясь, прусская конница въехала между линий и тот час поворотила на свое лево, а на наше право, имея в предмете пройтить по дороге к Кросену. Но во фланге второй линии была на возвышении батарея, которая вдоль по кросенской дороге била. Как на оную сия конница и наскакала, то командующий флангом генерал-майор князь Михайло Никитич Волконский дал приказ, заредя картечами пушки, выдержать, дабы в меру по них стрелять. Который с таким успехом исполнен, что в один миг знатная часть их побита, а достальные были опрокинуты и поскакали между двух линий. Но драгунами нашими и конными гранодерами будучи со всех сторон окружены, часть их побита, а достальние, пометав палаши, отдались в полон. Не взирая на сие, еще от неприятеля была атака во время которой Резанской ¹¹⁹ полк сменил Сибирской, будучи оба в [58] таком строевом порядке, как бы они были на учении. Правый же фланг по многоповторяемым атакам расстрелял все свои ящики ¹²⁰, так что оные приданы были из второй линии, которых также довольно было расстреляно. Самые же ружья так были разгорячены, что солдаты пережгли руки и многие из них завертывали платками то место ружья, где в левой руке держат.

Таким образом неприятель был совсем разбит, так что полк или батальон оного, брося на кроссенской дороге ружье, пришел к нам в Армию, а прочие в крайнем беспорядке ретировались или лучше сказать побежали. Но и тут был порок, что кроме легких войск, не могших причинить большого вреда неприятелю, не послали никого более его преследовать, но поступили по пословице, которая гласит, что неприятелю надобно золотой мост сделать. Мне кажется лучшим графа де Сакс ¹²¹ рассуждение, что не давая неприятелю опомниться должно его, хотя малым числом, преследовать, дабы его если не совсем истребить, но по крайней мере, в такой слабости оставить, чтоб не мог препятствовать воспользоваться по обстоятельствам, кому какие полезны, приобретениями и победами. Сие заключение есть очень справедливо и неоспоримо.

Сей то случай, как я выше молвил при описании Цорндорфской баталии, доказал сколь много солдаты переменили тогда свои мысли и заключения в рассуждении строевого порядка и своих нравов, так что они совсем были уже другие люди. Таковая ощутительная перемена была следствием оной баталии. Наипаче же способствовал к тому имянной указ покойной Императрицы Елисавет Петровны, которым приказала объявить солдатам свое неудовольствие за все их непослушание и пьянство во время Цорндорфской баталии. Они сие приняв с великой чувствительностью признавались в своем преступлении, и тут, как я уже выше сказал, просили о удалении легких повозок, а особливо маркитентеров с вином. Но всех уже удивили после сражения, где неприятель оставил своих убитых и так же раненых. Прежде они имели обычай часто прикалывать раненых, а всех без изъятия грабить. Тут, напротив того, оказывали совершенное человеколюбие, так что даже денег у убитых прусских солдат и офицеров не брали, а раненым носили пить своими манерками, клали их от жару солнечного с бережением под тень, к лесу. Когда ж приказано было всех неприятельских убитых похоронить, а раненых собрать для перевязки, то посыланные как шли с доброй воли, так и носили их со всей возможной бережливостию, дабы не умножать движением от переноски их страдание. И когда многие из нас похваляли их такое хорошее поведение и человеколюбие, то они отвечали, что всякой солдат сему жребию подвержен, так как каждый из них долгом своему государю обязан исполнить свою должность, пока сражается неприятель, — по неприятельски с ним и поступать должно, а когда кто в руках, тому тем более подать надобно помощь, что сие самое с нами случиться может.

Сия победа сделала, что мы не имели неприятеля в Бранденбургии, кроме некоторых слабых гарнизонов. В Шлезии так же их не находилось, а король с главную Армиею был в Лаузнице. [59]

Потом скоро командированы от Армии два корпуса: один в Кросен под начальством генерал-майора князя Волконского, а другой, под начальством генерал-порутчика Вильбоа, в Франкфурт на Одере, и с ним Воронежской полк, в котором я был, а напоследок, и сама Армия пошла в Кросен. По прибытии к Франкфурту нашли мы в оном неприятельский гарнизон и, по учинении некоторого числа пушечных выстрелов с обоих сторон, заставили оный ретироваться. И, заняв город, на правом берегу реки расположен был лагерь. Тут ожидаем был к соединению с нами генерал Лаудон ¹²² с корпусом цесарских войск. Но между тем получено известие, что прусский корпус под командою принца Генриха находится между им и нами. Для извещения о чем Лаудона Командирован я был с двадцатью гусарами с тем, чтобы ночью старался объехать войска Принца Генриха и для того брал бы свою дорогу к стороне Берлина, откуда меньше неприятель имеет примечание. И, как только изготовлен был я к сему и команда собралась, то от генерала Лаудона получено известие, что он беспрепятственно прибыть может. Почему вместо того, чтобы ехать к Лаудону, отправлен я, с прибавкою команды, всего пятидесятью гусарами и двадцатью казаками, по нескольких днях для разведывания о неприятеле по берлинской дороге. Которую прошедши, за Фирштейвалд наехал в лесу посты прусских камер-гусар, но числа их за лесом видеть было не можно, для чего поворотясь в Фирштейвалд покормить лошадей, послал для разведывания во околичности по два человека. Казаки ж, отставая без позволения, по частям почти все разъехались. * ^–Самих сих казаков имея после у себя в команде во время Турецкой войны неистовства такового никогда я в них не приметил, кроме кампании 1769 года, где они ухаживали по ночам с постов. Но то сначала происходило от коренного их страху от турецких войск, что якобы они прежде часовых живых крадывали, чему вероятия дать неможно, разве они спали или неосторожны были. ^–*

Не более дву часов, покормив лошадей, извещен я был чрез одного моего разъездного капрала, что он, наехав в лесу на мужика, узнал от него, что милях в трех есть большие гусарские партии прусских войск. Я тот час приказал собраться команде но при сем случае видел я сколько старые гусары дурно были дисциплинированы. Под начальством моим командовал оными порутчик, которому и велел я понудить их скорее собраться, взнуздать и сесть на коней, но, как за всеми подтверждениями, разошлись из них некоторые по квартирам, то один гусар шел весьма не проворно, имея муштук ¹²³ в руках, на которого закричал порутчик, а он, ударил его муштуком. Порутчик, принявши сие равнодушно, собрал команду. Поелику уже в то время по ровному месту и сам я видел в миле строящихся на дороге пред деревней, между меня и корпуса господина Вильбоа прусских гусар, то и оставался мне один способ взять влево, разумеется, ехав назад к кистринской дороге, на которую надобно выходить чрез лес. А время было уже при захождении солнца, для чего взял я тут проводника, который однако ж, отзываясь на требование мое незнанием, отказался [60] вести и я принужден был, вынув пистолет, погрозить ему. После чего уже он повел и мне надобно было до лесу ехать хорошей рысью. * ^–Сие доказывает сколь затруднительно вести войну в неприятельской земле по причине, что в ней проводника сыскать очень неудобно. И, как наши войска в Шлезии не преставали делать грабителъств, то хотя оныя не столь варварские были, каковые в 1757 году происходили. Однако, тамошние обыватели сверх привязанности к своему Государю и Отечеству, за то нас паче прочих неприятелей ненавидели. Так что уходили в леса или удалялись в города, оставляя в каждой деревне двух конных, которые, как только завидят наше войско, то вперед от деревни до деревни о нас знать дают. Чрез что в близости стоящие прусские войска всегда уведомлены были о наших движениях, тем более, что нам деревень нельзя было обходить. Поелику все поля окопаны столь частыми и глубокими рвами, что когда хотел сделать опыт, чтоб объехать деревню, то никак не мог сего произвести в действо. По чему всякий судить может, сколь с трудностию совокуплено было делать партии. ^–*

В лес уж обмеркши поехал шагом, в темноте уже выехав на кистринскую дорогу всю ночь был в марше, а со оной поворотил вправо, прямо к реке Одеру, в такой дистанции, чтоб мне приехать на оную между Кистрина и Франкфорта, но ближе к последнему, что и удалось мне хорошо исполнить. И тут в одной деревне найдя большой казачий пост на берегу реки, что было уже при всходе солнечном, приказал покормить лошадей притупевших от большого маршу.

Место сие было расстоянием от Франкфорта в трех милях. Выкормя ж, после половины дня пришел я с командою в Франкфорт, где была уже вся Армия наша и корпус генерала Лаудона. Также и прусская Армия расположилась в виду Франкфорта, почему до тех пор, покуда явился я, считали меня пропавшим.

На сем месте простояла несколько времени Армия и около себя сделала ретраншамент ¹²⁴.

Прусский король сделал движение в свой левый фланг, то есть к переходу реки Одера между Кистрина и Франкфорта. И в самый тот день командирован я был от авангарду для фуражированья к стороне Кистрина около трех миль, ибо ближе ни в которой стороне фуража получить было негде. Которой отряд благополучно оконча поздно уже возвратился я назад. По утру на другой день перешедший уже Одер прусский король атаковал нас во фланг, в самом ретраншаменте, имевшем положение свое над оврагом, столь невыгодно, что под него подойти без вреда можно было, где обсервационного корпуса гранодерский полк расположен был.

Начало сего нападения столь проворно было, что сей полк неприятелем выгнат был из своего места не выстреля ни патрона. Но и с нашей стороны противу стали другие полки того корпуса, выходя с бокового ретраншамента и смыкаясь справа налево, составляя линию. Даже что и нашему [61] правому флангу досталось некоторым полкам быть в деле. Причем прострелена у меня на седле задняя лука. Видя таковую твердость и храбрость российских войск, наприятель равным образом переменял и подкреплял в самом бою свои войски. Наконец от сильного противоборствия и неутомимой храбрости войск наших неприятель, истоща все силы, в совершенном беспорядке обратился в бег. Но и тут подлинно золотой мост построили, не сделав для преследования его никакого от войск отделения, чего Лаудон, как сказывают, требовал с тем, чтоб прибавили к нему наших войск. Однако, не взирая на то, легкия войски посланы были, которые никакого знатного поиску не сделали.

Но победа была всесовершенная! Мы ея заключили принесением богу благодарения обыкновенным на сей случай молебствием.

Граф Салтыков за сию баталию пожалован фельдмаршалом. Многие генералы также награждены. А Армии манифестом пожаловано за полгода жалованья с таким сверх того предписанием, чтоб бывших на сем сражении солдат, по прибытии их в Россию, не употреблять в работы. Но за неимением тогда в государственной казне денег сей обещанной прибавки никто не получил. Последним же предписанием коллегия и правительство весьма затруднились, доколе таковые солдаты выбыли из службы. Казалось бы, что если сии обещания неосмотрительны, так их и делать не должно было ¹²⁵.

Прусской король с разбитою своею Армиею не останавливаясь нигде пошел к берлинской стороне, а оттуда в Нидерлаузниц. Армия ж наша, простоя тут несколько времени и перейдя реку Одер под Франкфортом, пришла в местечко [Либероз], где и прусской король с Армиею стоял в самом крепком месте окруженном лесными дефилеями и болотами. Фельдмаршал Доун ¹²⁶, стоявший с другой оного стороны, несколько подале нас, сделал было требование свое графу Петру Семеновичу Салтыкову, чтобы он его атаковал. Но фельдмаршал сказал, что он, два раза побивши неприятеля имеет и у себя раненых и убитых для чего и предлежит ему паки очередь атаковать. Он же дает с своей стороны честное слово в том, кто б из них победителем ни остался, но в обеих сих случаях обещается он еще в тот же или на другой день его атаковать. Между тем принц Генрих прошел с находившимся под его командою корпусом в Саксонию. И граф Доун, пропустя его, за нужное нашел туда за ним следовать. Тогда от Армии нашей отправлен был с переговорами к Доуну граф Петр Александрович Румянцов о содержании которых я, будучи полковым штаб-офицером, не знавши тогда, и сказать не могу. Армия наша сделала движение к Гернштату, а оттуда к Королату, где, перейдя реку Одер и вошед в Польшу, взяли кантонир квартиры ¹²⁷ в местечке <...> ¹²⁸. Тут же вместе с нами имел их несколько времени корпус генерала Лаудона и оттуда, наконец, пошел к соединению с своею армиею. Но марш был ему небезтруден, ибо должно [62] было проходить Польшею близ границы Шлезской до тех мест пока пройдя все прусские владения вошел в австрийския земли.

Зимния наши квартиры по прежнему взяты были на Висле и главная квартира тогда взята в Мариенбурге. По пришествии полка [около Риденсбурга] я, будучи нездоров, с позволения дивизионного командира графа Петра Александровича Румянцова, остался для излечения в сем городе. И зимою произведен был по старшинству подполковником, ибо производство отличившихся на сражениях отставлено было, поелику из сего сделано злоупотребление, наипаче тем, что за тяжелыми ранами отпущаемы были в отставку с награждением через чин. А некоторые и легко будучи ранены тем же воспользовались, что дошло до сведения Ея Императорского Величества. И самой сей случай нанес нещастие Алексею Алексеевичу Ступишину ¹²⁹, который, имея легкую рану, из полковников прямо пожалован в генерал-майоры, что поставляя в пример Ея Императорское Величество с гневом, в бытность тогда в Петербурге графа Петра Семеновича Салтыкова и других генералов, приказала послать его в Моздок в гарнизон, а из Армии выключить и оттуда не выезжать.

Фельдмаршалу, без всякой моей просьбы, угодно было сим новым чином поместить меня в Первый Гранодерский полк на место господина Байкова, представленного к произведению в полковники. Но, как из гвардии выпущены были тогда полковниками князь Репнин ¹³⁰, Измайлов ¹³¹ и Апраксин ¹³², то господин Байков с прочими без производства, а я сверх комплекту остался. Однако, сие не мешало мне получать жалованье, которое и все сверх комплектные тогда получали.

Между тем и граф Петр Александрович к командованию Первой дивизиею нашею, в которой и полк Первой Гранодерской был, по расписанию переведен в город Тарун, то угодно было ему определить меня туда комендантом. Где, кроме бывшего при дивизионной квартире обыкновенного многих чиновных людей собрания, присланныя для держания военнаго суда над гусарским генералом Стояновым ¹³³, генералы и штаб-офицеры находились.

В сем городе видел я тогда страшной пожар: артиллерия будучи всегда под особливым своим управлением, парк ея поставлен был за каменной города стеной на старинном и оплывшем уже вале пред которым был еще ров, и расположение артиллерии учреждено было на конце онаго к реке Висле. Нещастие сие случилось в понедельник на святой неделе. Ибо, хотя от графа Петра Александровича и было подтверждаемо, чтоб на то время работы оставить, дабы в рассуждении праздника, когда бывают люди иногда пьяны, не могло от неосторожности последовать чего-либо неприятного. Но оной артиллерии начальники командировали штык-юнкера ¹³⁴ с девятнадцатью рядовыми перекладывать в ящиках сваленные заряды, в числе которых были и от неприятеля взятые ящики. И как между сими зарядами от ветхости картузов ¹³⁵ ядры вывалились из картузов, то при разобрании оных, одно ядро, упав как-то опять в ящик и ударясь об другое ядро, сделало огонь, а заряды, [63] будучи старые и имея уже много мякоти, подорвало тотчас. И как ветер, по щастию, был к реке, то тот край только взорвало, что делало половину парка, ящиков сорок, так что и следу не осталось чтобы там что-нибудь было. Команда вся поднялась на воздух и никто не остался живым, кроме трех человек, которые столь безгласны уже взяты были ко мне в генеральный гошпиталь, что с нуждою один из них рассказать мог о сем происшествии. На другой же или третий день и они все померли, а часовой, к удивлению, бывши сброшен в ров, остался невредим. Спасения его причиною было совершенное неисполнение должности, ибо он, сойдя на половину вала, лег. Почему его только пониже сбросило без всякого вреда в позасыпавшийся уже от долговременности и неглубокий ров.

Удар сего подрыву столько был силен, что нам, бывшим у графа Петра Александровича за обеденным столом, казалось потрясся дом. И вдруг открылся густой черный дым. Квартира его была в средине города и не близко от места подрыву, куда поспешая для учреждения видел бегающих по улицам обывателей, а особливо женской пол, в плаче и отчаянии прибегающих ко мне с просьбою о сохранении их. Других же, показывающих совершенное [64] неудовольствие и ярость сердца, для чего и принужден был главному и всем караулам приказать стать в ружьи, покуда все успокоится. И как в караул прихаживали всегда по две смены, то по сделании тревоги другая тотчас собралась, с которою и поспешил я на место пожара. Магистрат же отрядил трубу для утушения обывательского дому, которой будучи в форштате неподалеку от пожара загорелся было. Тут проходя с командою находил я у городских ворот множество людей, боящихся пройтить сквозь оныя, щитая что там еще все бьет. Наибольше вселяло им сей страх то, что оторванные части от тела убитых людей перекидывало через стену и куском железа от шин попало в окно лютерской церкви. А близ стены во всех домах не осталось ни одного окна целого и перебило всю посуду глиняную, которая, по тамошнему обыкновению, вешается у них на стенах. Пришедши ж на место пожара нашли мы, хотя и не опасно раненую куском дерева обывательскую женщину и, как по счастию не было близ сего места больше сказанного обывательского дому, а отделен был весь форштат довольно, то по утушении оного дому прерван был и пожар.

Таким образом продолжали мы пребывание свое в городе Таруне до самой весны, пока повелено нам выступить на генеральное Армии сборное место в Познань. Первой Гранодерский полк написан был тогда в дивизию генерала Броуна. Но скоро после того, когда он, как кажется в рассуждении слабости его здоровья, отпущен был. Поступили мы уже в дивизию старшего генерала Фермора и оттуда, по соединении с Армией, шли мы неспешными маршами к реке Одеру под местечко Гундсфелд. Тут переправился через реку [нрзб] передовой корпус под командою графа Захара Григорьевича Чернышева ¹³⁶, как слышно было, к соединению с корпусом генерала Лаудона. Но прусской корпус успел воспрепятствовать сему соединению и Лаудон отступил назад. Откуда потянулись мы в верх реки Одера весьма тихими маршами, простаивая после одного или двух маршов по неделе и более в одном месте. Наконец приближились опять к Геренштату, где по получении известия о неприятельском корпусе был совет и положена дорога маршу чрез некоторыя болота. Для чего, по рекомендации генерала Фермора, отряжен я был от Армии с пионерами ¹³⁷, получа в свою команду от каждой дивизии по одному штаб-офицеру и с полков по офицеру, да с каждой дивизии по 500 человек рядовых, а всех 1500. По пробитии вечерней зори ¹³⁸ я выступил и на первом болоте сделал гать, простирая путь свой, как назначено было, чрез лес, где мало случилось мне исправлять. На рассвете ж, приближаясь к новозанятому лагерю при Геренштате сведал, что неприятельский небольшой деташамент ¹³⁹ ретировался за Геренштат и Армия взяла другую дорогу. Я, дождавшись Армии, распустил команду, донеся о том куда надлежало и сам явился в полк.

В сем лагере фельдмаршал граф Салтыков жестоко занемог лихорадкою, По нескольким дням пребывания, перешла Армия в Каралат, тут простояв несколько, командирован был генерал-майор Тотлебен к Берлину с двумя тысячами гранодер и двумя карабинерными Санктпетербургским и, [65] как помнится Каргапольским полками ¹⁴⁰ под начальством бригадира Мельгунова ¹⁴¹. А при гранодерах, которые составлены были из четырех гранодерских полков, от каждого по 500 человек наряжены были начальниками по старшинству: полковник Перваго Гранодерского полка Маслов ¹⁴², Третьяго Гранодерского подполковник Бурман ¹⁴³, Второго — пример-майор Паткуль ¹⁴⁴ и Архангелогородского — секунд-майор Гневушев. При артиллерии же находился артиллерии подполковник Федор Иванович Глебов ¹⁴⁵. Я ж, будучи сверх комплектным и оставаясь при полку без дела, как комплектный подполковник господин Байков командовал полком, просил частного своего командира генерал-порутчика Панина о неходатайствовании мне позволения-(от командовавшего тогда, за тяжелою болезнью фельдмаршала, по поручению от него Армией, генерала Фермора), чтоб был командирован я в сию експедицию сверх числа. Как старшинство не позволяло мне пользоваться сим случаем к исполнению моего желания, что с удовольствием от моих начальников и позволено мне было. Полковник же Маслов поручил мне батальон Второго Гранодерского полка, а Гневушев правил при гранодерском корпусе должность дежур-майора. И поелику эспедиция сия, как французы называют была ”coup de main” ¹⁴⁶, то граф Тотлебен приготовил фуры ¹⁴⁷ для пехоты, на которых всю ее повезли. Нам не велено было брать никакого рода повозок, кроме одной полковнику. Мы взяли свой марш близ Кросена в Нидерлаузниц чрез Саган и Зарау и достигли замка <...> ¹⁴⁸ в трех милях от Берлина лежащего, имея в дороге во всем довольствие для войск.

Скоро ж после нас и граф Чернышев выступил с корпусом и близ Кросена марш свой продолжал, но только по другую сторону реки Шпрее и назади нас в дву маршах. От сего замка прибыли мы под Берлин. Тут несколько было камерных и других сборных гусар, которые однако имели шармицель ¹⁴⁹, где Санкт-Петербургской карабинерной полк их прогнал с малым уроном в город. Корпус же наш приближась построился против Котбуских ворот на высотах. Но, как город Берлин не крепость, а обширно обнесен каменною стеною без валу, вороты ж все укреплены снаружи рендантами ¹⁵⁰ и снабжены пушками, а внутри у самых ворот сделаны подмостки из досок, на которые взойдя можно стрелять чрез стену, то граф Тотлебен учредил одну батарею против ворот Гал на высотах. И ввечеру наряжены мы были на штурм. Подполковник Бурман от Котбугских ворот вправо, к воротам называемым Клеин Франкфурт, майор Паткуль к Котбугским воротам, а я под батарею атаковать ворота Гал. С каждым из нас было по 300 человек, по одному ескадрону драгун и две полковых пушки, но Паткуль имел больше у себя людей. Как он из своего батальона увел лишних, за что от полковника с крепким выговором на сутки отказано ему было от команды. Со мною же в сем деле все гранодеры были Перваго Гранодерского полку, коих и просил я, будучи того полку подполковником. Таким образом отправились мы на штурм. [66] Но к общему неудовольствию сказывают [что], господин Бурман не дошел — за болотами найдя не проходимым путь [и] воротился. А Паткуль должен был переходить при своем приступе маленькую речку чрез мост, который был от батареи при воротах в пушечном выстреле. То приближась сделал несколько выстрелов из пушек, чем побудил и неприятеля себе отвечать, чем и остановлен был или почел по тому самому за невозможность далее марш свой простирать, а, наконец, остановясь, воротился назад. Я ж не зная сего происшествия подошел так тихо и близко к воротам, что часовой начал откликать. Я подвинув пушки выстрелил по батарее у ворот и большими шагами прямо шел на батарею, но когда пришел ко рву, то жестокая пальба производилась на меня из батареи и из примостков чрез стену. Между тем подполковник Глебов зажигал несколько раз находившиеся близ сих ворот строения, но оне всегда погашаемы были. И как в то время от пушечной и ружейной от неприятеля стрельбы так светло сделалось, что мог я видеть пред собою наполненный водою ров и извнутри контрескарп ¹⁵¹ весь одет стоячим полисадником ¹⁵² стеною, так, как обыкновенно делается. То попробовав воду шпагою, нашел ее весьма глубокою, и широкою, почему не мог далее поступить в сем случае. Я потерял ранеными и убитыми всех офицеров, кроме одного порутчика, 150 рядовых, а у самого меня только шляпа была простреляна в заднее поле сквозь угол и пуля вышла между уха и виска. Итак, с остальными ретировался я назад под прикрытием небольшого деревянного строения, которое по счастью случилось. Тут явился ко мне в самом огне ротмистр Кович Санктпетербургского драгунского полка с своим ескадроном, но я ему с сею командою приближаться туда не приказал, дабы людей и лошадей напрасно не подвергнуть опасности, а велел ему в некотором расстоянии приостановиться, дабы он прикрывал меня при отступлении моем от сих ворот, пока я достигну до находившихся на ближней горе наших батарей, что было тем нужнее, что удаляясь оттуда я был обременен взятыми мною не только своими ранеными, но убитыми. Сверх того, как фурлейты ¹⁵³ с лошадьми при сем случае ушли или пропали, то гранодеры принуждены были везти на себе и пушки. На рассвете прибыл я в лагерь, а чем свет отошли мы от Берлина в рассуждении полученного графом Тотлебеном известия, что все, которые только в Шпандау ¹⁵⁴ и околичных местах собрать могли и до шести тысяч всякого войска под командою принца Вертимбергского ¹⁵⁵ приближились к Берлину. Итак отойдя мы с корпусом пять миль в местечко Шенгент расположились отдыхать. Тут взяли в полон команду находившуюся у прикрытия моста на реке Шпрее — одного офицера, сорок или пятьдесят рядовых, которой натаскал было солоты на мост, чтоб его зажечь. Но казаки не допустили его до исполнения, переехав мимо мосту и заехавши его сзади, отчего принужден он был отдаться. Тут получили мы из корпуса графа Чернышева под начальством бригадира Бахмана ¹⁵⁶, два полка пехотных Второй Московской, где был полковником князь Репнин и Киевской пехотной полк и с оными тотчас возвратились назад. Но высоты [67] противу Галских ворот, которые между нашим отсутствием по поводу, что в Берлин неприятельских войск прибавилось, оными заняты были, и весьма укреплены батареями, на которых в разных батареях пушек не менее шестидесяти было. Однако граф Тотбелен велел подполковнику Глебову поставить батарею в лесу на левом фланге неприятеля из которой по малому числу наших пушек сильная производилась канонада и все прусские батареи не могли принудить ее замолчать. Мы ж с войсками, построясь вон из пушечного выстрела, стояли в одну линию противу сих батарей, а наша сказанная батарея была впереди против правого нашего фланга. Здесь Тотлебен, получа известие, что идет из Магдебурга ¹⁵⁷ гарнизон с числом артиллерии, или больше сказать прикрытие оной, приказал Второму Московскому полку поспешно иттить сей сикурс ¹⁵⁸ от города отрезать. Который почти бегом достиг край высоты, но неприятель уже спустился вниз к городу, где и был закрыт уже вышесказанными батареями. Для чего князь Репнин с полком тут и остановился. А в самое то время показались и сзади нас войска конные и бригадир Бахман послал разведать драгун, да и по рапортам казачьим тотчас узнали мы, что то идут цесарцы. И скоро потом приехал к нам командующий оными граф Ласси ¹⁵⁹ и, спрося, где граф Тотлебен, поехал к нему. Он, идучи с корпусом в 30000 к Берлину, был тогда в дву маршах и, оставя оной, сам с одним конвоем из разных конных войск, в котором числе были и уланы саксонские или польские, вперед приехал увидеться с нашими начальниками войск. Тут известилися мы, что от нашей Армии в подкрепление господину Чернышеву был еще отделен генерал-порутчик Панин, который в тот день или другой соединился с ним и взяли свою позицию от нас на другой стороне реки Шпрее и города Берлина. В самое сие время пришел рапорт, что прусский генерал Гильзен ¹⁶⁰ идет к Берлину с корпусом в 20000. И, как близко позади нашего правого фланга были высоты весьма для нас вредные, на которые прямо Гильзен и стремился, то граф Тотлебен приказал Второму Московскому полку их занять. И князь Репнин, пустясь в бег с полком более дву верст, успел их занять и въезжающую на оные конницу пушками отвратить. Равно и нам приказано было, поспешно взойдя на те же высоты, примкнуть к Второму Московскому полку и построиться. Почему корпус с Гильзеном оставался внизу в равной подине ¹⁶¹ и, как видно в рассуждении авантажной нашей позиции, не знал он обстоятельно силы наших войск. А притом, как и конница цесарская примкнула к нашей с левого фланга, то, может быть, считал он, весь корпус Лассиев уже пришедшим к нам. Для чего стал маневрировать и, когда деплоировал часть, а другую ретировал, то, принимая в свой левой фланг, поудалился наконец от нас на высоты, которые он уже было прошел. Однако ж наши войска оглядывались назад, поелику окружены мы были неприятелем. Хотя ж мы старались подкреплять своих солдат всякими уверенями, но были в самом деле слабы, Почему все штаб офицеры предложили Бахману, чтоб он донес о сем графу Тотлебену. И ввечеру стали мы опять на прежнее место, против батареи, а граф [68] Ласси возвратился с конвоем своим к его корпусу. По утру, по пробитии утренней зори, с предлежащих гор неприятель стал спускаться. Но, как мы не имели никакого предмету с ними входить в бой, то правым флангом потянулись по рядам и неприятель, увидя нас, идущих прочь, остановился, а мы, наконец, пройдя довольную дистанцию, спустились с сей высоты по дороге к Шейнгейту, расположились при оном. Тут, помнится, был на горе небольшой шармицель. В сей день случился столь сильный дозж с бурею, что на нас нитки сухой не осталось, а особливо, как мы ни обозу, ни палаток не имели. Для чего некоторые из штаб офицеров по близким избам несколько осушились, а все вообще штаб офицеры вместе с бригадиром ночевали близ фронта в сарае, где на рассвете от графа Тотлебена перебудили нас и велели как можно скоро итить в Берлин, который сдался. А только командировать велено, где были батареи против Галских ворот, одного подполковника с гранодерским батальоном, куда и послан был господин Бурман с его 500 баталионом Третьяго гранодерского полку. Прочие ж войска вошли в Котбуския ворота в город. И, как бригадир Бахман был еще вперед потребован в город к графу Тотлебену, то при сем входе за бригадного командира при пехоте был полковник Маслов, [69] а при гранодерах место полковника занимал я. И выходя на площадь удивились, увидя подполковника Ржевского с трубачем. Тут граф Тотлебен объявил нам, что комендантом определен от него бригадир Бахман, а мне приказал быть плац подполковником ¹⁶². От чего хотя и отпрашивался я, но первое, поелику говорю я языки ¹⁶³, приказал он мне быть в своей должности. А сверх того сделал мне честь, сказавши, что он полагается на меня и поручил мне расставить наши посты, а прусские снять, что исполнил я. * ^–Естли Тотлебен погрешил против чести и верности службы, то надо, чтоб то было в сем случае. Я больше заключаю о сем потому, что когда я прихаживал к нему рапортовать и за поролем, то всегда находил его в размышлении с смущением. И, хотя и обходился он со мной ласково и случалось входить с ним в посторонним разговор, но он бывал тогда похож на человека в глубокой меланхолии, даже, что не то отвечал, что надобно, да и по службе говаривал, делай, что хочешь, я на тебя полагаюсь. И во все время пятидневного нашего там пребывания он почти из горницы не выходил. Правда, что у них сделалась было великая тут злоба с графом Чернышевым, которой я в то время и относил таковую его досаду. ^–* [70]

А потом одни ворота отданы были пришедшему корпусу графа Лассия. Хотя ж и велено ему быть у меня в команде, однако, они худо выполняли приказания и весьма немало от войск их входили в город и делали там великия шалости, что я принужден был одного офицера с грабежом из замка королевского посадить под караул. А, как он ушел из под караула, то только отослать его шпагу к генерал-майору Бринтано, который прислан был в город для лутчаго сохранения порядка в находящихся в городе войсках. Тут разорили мы весьма хорошо убранный арсенал в котором было на 20000 человек новаго оружия и взяли все пушки, которые найдены были в нижнем етаже, нарочно для них сделанном. Аммуничные же два цейгауза ¹⁶⁴ в добычь отданы были солдатам, которые тут же продали их обывателям за безделицу. Сверх того сломали пороховую мельницу близ самого города, которую небрежением подорвало, причем и наших 60 человек убило и ранило. Сии раненые отданы были в их генеральный лазарет, которых, вылеча, после уже прислали они на Вислу. Наконец забрали кадецкой корпус и взяли часть контрибуции деньгами. Да сверх контрибуции дал граф Тотлебен гранодерам по три таллера ¹⁶⁵, а бывшим со мной при атаке — по шести, подполковникам — по триста таллеров, а мне — шестьсот. Таким образом всей той команде его корпуса доставлено было некоторое удовольствие.

* ^–Сей от мельницы пожар привел в отчаяние многих берлинских обывателей. Как то мне случилось испытать во время самого пожару. Когда он начал утихать, то шел я в мою бывшую на площади, против замку королевского, квартиру в дом одного богатого купца из выгнанных за веру из Франции и в Пруссии принятых французских реформаторов, известных под именем рефюжие ¹⁶⁶, который на тот час был по торговле своей в отсутствии. Остававшаясь одна в доме его жена, встретя меня на самой лестнице, в слезах и отчаянии просила во-первых, войти в свои покои, где дать двух солдат для провожания ея в Фридрихстат. Я удивился и говорил ей, что я не понимаю причины для чего бы она хотела оставить дом, присоединив, что если она то почитает нужным для своей безопасности, то уверяю ее, что мое стояние у нее на квартире должно ей быть кажется лучшея залога. Но она, начиная отдавать все свое имение, отвечала только слезною просьбою, чтоб я ее сохранил. Хотя я, отрицаясь от всего, сказал, что я ничего не требую и, что и без того она будет здорова и благополучна. Но страх ею столько овладел, что она, не довольствуясь моими уверениями, привела пред распятие и, напоминая мне, что она почитает меня честным человеком и христианином, просила еще подтвердить себе, что их жечь и убивать не станут, повторяя паки просьбу свою, чтоб я взял ее имение. Я всеми возможными уверениями, стараясь истребить ее беспокойство, утверждал, что речи, будто их убивать будут рассеяны попустому. Напротив того, их не только умерщвлять не станут, но еще и сберегать будут и кроме контрибуции ничего с них брать не велено. Такие уверения привели ея наконец в спокойство. [71] При вступлении войск наших в Берлин подарены мне от города золотые часы. Я их принужден был принять, как Тотлебен и Бахман приняли поднесенные им от города же подарки. Но дабы показать берлинским жителям, что я ими не пользовался, то подарил их сей своей хозяйке в знак благодарности, как за квартиру, так и за стол, которым я тогда, не имея ни поварни, ни времени часто ходить в трактир, пользовался. ^–*

Комментарии

1. В справочно-биографической литературе временем рождения А. А. Прозоровского обычно указывается 1732, а иногда — 1734 год.

2. Анна Иоанновна, императрица, (1693-1740), племянница Петра I, на российском престоле с 1730 по 1740 г.

3. При конце сего сочинения присовокуплено будет для любопытствующих подробное описание родословия князей Прозоровских.

4. Прозоровский Александр Никитич, князь, (?-1740). В 1708 году послан Петром I “для науки за море”. По возвращении в Россию в 1716 произведен в мичманы. В 1721 году получил чин лейтенанта. Уволен со службы 7 августа 1727 года с чином капитан-лейтенанта.

5. Прозоровская Анна Борисовна, урожденная Голицына. Дочь князя Б. А. Голицына, воспитателя и приближенного Петра I.

6. Голицын Борис Алексеевич, князь (1654-1714), инициатор провозглашения Петра I “первым царем” в 1682 году. Управлял приказом Казанского дворца (1683-1713) и Иноземным приказом (1683-1700). Ездил с Петром I на Белое море (1693, 1694), в чине капитана стольничьей роты участовал в Кожуховском походе (1694), командовал низовой конницей в Азовском походе (1695). Во время Великого посольства (1697-1698) возглавлял правительство в Москве вместе с Л. К. Нарышкиным и кн. П. И. Прозоровским. В 1698 году участвовал “в розыске над мятежными стрельцами”. Управляя Поволжьем, попал в немилость в связи с нераспорядительностью во время Астраханского восстания 1705-1706 гг. Умер в монашестве.

7. Елизавета Петровна, (1709-1761), императрица (1741-1761).

8. Апраксин Степан Федорович (1702-1758), генерал-фельдмаршал. Участник русско-турецкой войны 1735-1739 гг.; за отличие при штурме Очакова (1737) награжден чином премьер-майора л.-гв. Семеновского полка. В 1739 г. произведен в генерал-майоры армии. В 1742 посланник в Персии; по возвращении награжден чином подполковника Семеновского полка и генерал-поручика армии с назначением на пост генерал-кригс-комиссара и вице-президента Военной коллегии. В 1746 г. пожалован чином генерал-аншефа, а 5 сентября 1756 г. — генерал-фельдмаршала. Быстрому продвижению по службе во многом способствовала женитьба на дочери канцлера Г. И. Головкина (во втором браке — на дочери Л. Я. Соймонова) и дружба с фаворитами Елизаветы Петровны А. П. Бестужевым-Рюминым и братьями Шуваловыми. С вступлением России в Семилетнюю войну Апраксин был назначен главнокомандующим русской армией. После победы при Гросс-Егерсдорфе (19 августа 1775 г.) Апраксин, вместо преследования прусской армии, отвел свои войска на зимние квартиры, за что был отрешен от должности главнокомандующего и вызван в Петербург. Во время следствия по обвинению в недозволенной переписке с вел. княгиней Екатериной Алексеевной Апраксин скончался на допросе 6 августа 1758 г. “от удара”.

9. Ушаков Андрей Иванович (1672-1747), граф, любимец Петра I. С 1740 г. — генерал-аншеф, начальник Тайной розыскной канцелярии.

10. В капралы произведен 1 августа 1744 года, а в фурьеры — 10 марта 1746 года (“Список о службе генерала от инфантерии и кавалера князя Прозоровского марта 1802 года”. ОПИ ГИМ фонд 145, оп. 2, ед. хр. 6, л. 1.)

11. В каптенармусы — 1 февраля 1752 года (ОПИ ГИМ фонд 145, оп. 1, ед. хр. 1, л. 31 об. Родословная князей Прозоровских)

12. В сержанты — 18 декабря 1753 года (ОПИ ГИМ фонд 145, оп. 2, ед. хр 6, л. 1.)

13. По существовавшим в то время правилам, лицам, переходившим из гвардии в армейские полки обычно присваивались чины на два класса выше.

14. Сформирован в 1700 году в Москве из вольницы, как солдатский полковника Карла Густава Ивановича Эваницкого. С 1708 года — Московский. С 1727 года — Второй Московский пехотный полк.

15. Прозоровский Александр Александрович (1717-1769), старший, сводный брат мемуариста от первого брака отца.

16. Салтыков Николай Иванович (1736-1816). Сын генерал-аншефа И. А. Салтыкова. Службу начал рядовым л.-гв. Семеновского полка в 1747 г. Участник Семилетней войны. За отличие в битве при Франкфурте награжден чином полковника (1759); за взятие Колберга — чином генерал-майора (1761). Командовал корпусом в Польше (1761-1763). В начале Первой русско-турецкой войны — генерал-поручик. Участвовал во взятии Хотина 10 сентября 1769 г., после чего по состоянию здоровья вышел в отставку. В 1773 г. ему присвоен чин генерал-аншефа с назначением на пост вице-президента Военной коллегии; тогда же заменил Н. И. Панина при наследнике престола Павле Петровиче. Затем был воспитателем великих князей Александра и Константина Павловичей. Генерал-адъютант, граф (1790), фельдмаршал (1796), председатель Комитета министров (1812-1816), князь (1814). Кавалер всех высших российский и иностранных орденов, кроме ордена св. Георгия, учрежденного после его отставки с действительной военной службы.

17. Долгоруков Петр Сергеевич, князь (1726-1769), сын казненного князя Сергея Петровича Долгорукова. В период царствования Анны Иоанновны числился в гвардии, находясь с матерью в ссылке. При Елизавете Петровне возвращен и служил в Преображенском полку. Участник Семилетней войны; с 30 апреля 1762 г. — генерал-майор. Во время Первой русско-турецкой войны находился в армии А. М. Голицына. Убит под Хотином 17 апреля 1769 г.

18. Фермор Вилим Вилимович (1702-1771), граф, боевой генерал, инженер, артиллерист. Ученик Б. Х. Миниха, был его адьютантом. Отличился в русско-турецкой войне (1735-1739) и русско-шведской войне (1741-1743). Герой Семилетней войны: генерал-квартирмейстер, генерал-аншеф (1757), главнокомандующий русской армией в 1758 г.; взял Мемель (1757), Кенигсберг, Торн и др. крепости (1758); отличился при Гросс-Егерсдорфе, ранен при Цорндорфе, командовал правым крылом во Франкфуртском сражении. В 1762 г. отставлен от службы Петром III. В 1763 г. генерал-губернатор в Смоленске. Впоследствии — главный директор Канцелярии строений (начальник строительной части в империи).

19. Главный Военный суд.

20. В XVIII в. должность в высших государственных учреждениях, до коллегий включительно. Обычно использовался для особых поручений и командировок, а также оказывал чиновникам помощь в ведении дел при большом их скоплении.

21. Екатеринославский гренадерский полк сформирован в марте 1756 года из гренадерских рот третьих батальонов Самогитского, Рязанского, Низовского, Выборгского, Псковского, Бутырского, Шлиссельбургского, 2-го Московского, Троицкого и Апшеронского пехотных полков как 3-й Гренадерский. В 1762 году преобразован в мушкетерский.

22. Долгоруков-Крымский Василий Михайлович (1722-1782), князь, участник русско-турецкой войны (1735-1739), русско-шведской войны (1741-1743), Семилетней и Первой русско-турецкой войн. В службе с 1735 г., капрал в драгунском полку. 20 мая 1736 г. за подвиг при штурме Перекопа награжден офицерским чином прапорщика, несмотря на то, что род Долгоруковых был в то время в опале. Участник штурма Очакова (1737) и Хотина (1738). Командир Тобольского пехотного полка в чине полковника (1747-1755); в конце 1755 г. произведен в генерал-майоры. За отличия в бою под Кистрином и в Цорндорфском сражении, где был ранен, награжден чином генерал-поручика и орденом св. Александра Невского (1758). Екатерина II при коронации 22 сентября 1762 г. произвела его в генерал-аншефы. В 1768 г. назначен командующим войсками, которым было поручено охранять границы с Крымом. В 1771 г. 2-я армия (38 тыс. чел.) под его командованием штурмом взяла Перекоп и одержала решающую победу при Кафе, за что Долгоруков был награжден орденом св. Георгия 1 ст. В начале 1775 г. был вызван Екатериной II в Москву с повелением передать командование армией А. А. Прозоровскому. В день празднования победы над Турцией, 10 июля 1775 г., был награжден алмазной шпагой, бриллиантами к ордену св. Андрея Первозванного и почетным наименованием “Крымский” к своему княжескому титулу. Долгоруков, ожидавший жезла генерал-фельдмаршала, в этом же году демонстративно вышел в отставку. В апреле 1780 г. был назначен главнокомандующим в Москве, вместо М. Н. Волконского.

23. Сиверс Карл Ефимович (1710-1774), граф, обергофмаршал, генерал-поручик.

24. Возможно, Сиверс Яков Ефимович (1731-1808), граф. В 1766-1767 гг. генерал-майор, новгородский губернатор; впоследствии — действительный тайный советник, полномочный посол в Польше.

25. Первенство при вступлении в должность.

26. Семилетняя война 1756-1762 гг., в которой Россия участвовала с 1757 г. Фридрих II Великий (1712-1786), король Пруссии с 1740 по 1786 гг.

27. Речь идет о журналах, которые велись командирами частей и соединений русской армии.

28. Северная война 1700-1721 гг.

29. Русско-турецкая война 1735-1739 гг.

30. Паки — опять, снова.

31. Русско-шведская война 1741-1743 гг.

32. Кейт (Кейтс) Джеймс (Яков Вилимович) (1698-1758). Родился в Шотландии, служил в Испании и Франции. В русской службе с 1728 г. в чине генерал-майора. Участник русско-турецкой войны (1735-1739). Генерал-аншеф (1737), наместник Малороссии (1738-1741), исполнял должность гетмана (1740). Отличился в русско-шведской войне, заняв Аландские острова (1741). Комендант Ревеля (1744). Перешел на прусскую службу с чином генерал-фельдмаршала (1747) и с условием, что не будет воевать против России. Во время Семилетней войны удачно действовал против австрийский и французский войск. Убит в сражении при Гохкирхене.

33. Левандаль Ульрих-Фридрих-Вольдемар (1700-1755), граф. Начав службу в датском флоте, с 1716 года поступил на австрийскую службу. С 1721 года — на службе у Августа II короля польского курфюрста саксонского (полковник саксонской гвардии). В 1732 году произведен в генерал-майоры и назначен генерал-инспектором саксонской пехоты. В 1734-1735 гг. командовал саксонскими войсками на Рейне, после чего перешёл на русскую службу и был назначен губернатором Эстляндии. Участвуя в русско-турецкой войне (1735-1739), отличился при Хотине (1739) и был назначен комендантом этой крепости. В русско-шведской войне (1741-1743) командовал корпусом графа Ласси в Финляндии. Императрица Елизавета Петровна отклонила просьбу Левандаля об отставке, согласилась лишь на продолжительный отпуск. Однако, Левандаль не остался на русской службе, а по личному приглашению французского короля Людовика XV поступил на французскую службу с чином генерал-лейтенанта. В 1747 году за взятие штурмом крепости Берген в Голландии получил чин маршала и 50 тысяч ливров годового дохода. В 1748 году вместе с Морицем Саксонским осаждал Маастрихт и после взятия назначен его губернатором.

34. В XVIII веке обозначало отпуск, увольнение от должности, отставка, а также документ (свидетельство) об увольнении от службы.

35. Штофельн Христофор Федорович. В службе с 1732 г. В 1759 г. в чине генерал-майора, занимал должность генерал-квартирмейстера. 30 апреля 1762 г. ему присвоен чин генерал-поручика. 16 июня 1769 г., командуя резервным корпусом, содействовал Прозоровскому в отражении атаки 12-тысячной турецкой армии, переправившейся через Днестр. 4 февраля 1770 г. овладел крепостью Журжа.

36. От французского grenade — граната. Разновидность пехоты в армии XVII-XX веков: специально подобранные, физически сильные солдаты, обученные метанию ручных гранат, имевших значительный вес. В 1763 г. гранаты были официально сняты с вооружения гренодерских пехотных полков, однако название “гренадерские полки” сохранялось вплоть до 1917 года. Конные гренадеры выполняли те же задачи. В русской армии существовали в 1709-1725 гг., 1756-1763 гг. и 1790-1793 гг.

37. Правильно: амуниция — снаряжение.

38. Рубяще-колющее холодное оружие с прямым клинком и рукоятью, состоявшее на вооружении преимущественно тяжелой кавалерии (кирасирских, драгунских и карабинерных полков).

39. Три полка: Новотроицкий, Казанский и Киевский были переименованны из драгунских в кирасирские в начале Семилетней войны (1756).

40. Историческое название области Латвии к западу и юго-западу от Рижского залива. В 1561-1795 гг. большая часть Курляндии входила в состав Курляндского герцогства, находившегося с 1710 года в сфере влияния России, затем присоединенного к России и образовавшего Курляндскую губернию.

41. Центр Курляндского герцогства, ныне г. Елгава, Латвия.

42. Саможисия (Самогития, Жмудь) — западная часть современной Литвы, примыкающая к Балтийскому морю. Ныне Жемайтия.

43. Правильно магазин интендантский. Разделялись на вещевые и продовольственные. Предназначались для хранения и расходования вещевого и продовольственного довольствия в воинских частях.

44. Мера объёма сыпучих тел, равнялась 8 пудам или, приблизительно, 131 кг.

45. Общее наименование младших офицеров в подразделениях русской армии в XVIII веке. Впоследствии — обер-офицеры.

46. Сформированный в 1749 году из 3-х чугуевских казачьих команд и 3-х калмыцких под названием Чугуевский казачий конный полк. Впоследствии 32-ой драгунский Ея Императлрского Величества императрицы Марии Фёдоровны полк.

47. Отступили с боем.

48. Форма боевого порядка пехоты в виде квадрата для отражения атак кавалерии.

49. Миних (Мюних) Бурхард Кристофор, фон, (1683-1767). С 1701 г. на службе у герцога Гессен-Дармштадского в чине капитана. С 1706 по 1716 служил принцу Гессен-Кассельскому (в чинах от майора до полковника). С 1716 г. на службе у польского короля Августа III в чине генерал-майора. В 1721 г. перешел с этим чином на русскую службу. Генерал-поручик (1722), генерал-аншеф (1726). Возведен в графское достоинство (1728). В 1732 г. Анна Иоанновна пожаловала ему фельдмаршальский жезл и назначила членом Верховного Тайного совета. Во время русско-турецкой войны (1735-1739) был главнокомандующим русской армией, которая под его предводительством взяла Перекоп (1735), Очаков (1737) и Хотин (1739). В 1742 г. был сослан в Сибирь (в Пелым), где пробыл 20 лет и возвращен после воцарения Петра III. Автор мемуаров о своей эпохе.

50. Дефиле (от франц. defile — ущелье, теснина.) — узкий проход через сложный естественный рубеж.

51. Имеется в виду артиллерийский парк, т. е совокупность предметов вооружения и средств боевого обеспечения.

52. Фас — сторона, прямолинейный участок укрепления.

53. От французского fourrage — корм для животных. Военнослужащие, назначавшиеся в состав специальных команд в военное время для заготовки продовольствия, фуража и топлива.

54. Деревня не сохранилась; находилась в 2-3 км. к югу от современного поселка Междуречье.

55. Левальд Х., граф, прусский фельдмаршал. 19 августа 1757 г. командовал армией при Гросс-Егерсдорфе, где потерпел поражение от русской армии С. Ф. Апраксина.

56. Вильбоа (Вильбуа) Александр Никитич (1707-1778), сын контр-адмирала Н. П. Вильбоа; участник Семилетней войны. В 1758 г. генерал-поручик, командовал передовым отрядом в битве при Кунерсдорфе, занял Франкфурт. Впоследствии — депутат от Лифляндской губернии в Уложенной комиссии 1767 г., восьмой генерал-фельдцейхмейстер русской армии.

57. Рогатки — полевое переносное заграждение в виде скрепленных копий, соединенных в линию на одном брусе. Вагенбург — укрепление из повозок военного обоза. Применялись для отражения неприятельских атак.

58. Военный сигнал, подаваемый при восходе солнца, подъем.

59. Лопухин Василий Авраамович (1711-1757), родной племянник первой жены Петра I царицы Евдокии Федоровны, боевой генерал, участник русско-турецкой войны (1735-1739), русско-шведской войны (1741-1743). Во время Семилетней войны имел чин генерал-аншефа. Убит в сражении при Гросс-Егерсдорфе 19 августа 1757 г. (получил три смертельных пулевых ранений).

60. От французского order de bataille — боевое расписание, расположение войск перед сражением. Здесь имеется в виду, что не было приказа построится в боевой порядок для отражения атаки противника.

61. Таврический гренадерский полк сформирован в марте 1756 года из гренадерских рот третьих батальонов Санкт-Петербургского, Новгородского, Сибирского, Азовского, Воронежского, Белозерского и Ладожского полков как 2-й Гренадерский. Киевский полк сформирован в 1700 году. С 1708 г. — Киевский пехотный полк.

62. Сформирован в 1700 году в Москве как Пехотный Матвея Трейдена Шлиссельбургский полк. С 1708 — Шлиссельбургский пехотный полк.

63. Сформирован в 1703 году в Санкт-Петербурге как солдатский подполковника Николая Андреевича Нейдгарта

64. Низшее подразделение (взвод) в строю и боевом порядке русской пехоты в XVIII веке.

65. Возможно: барон фон Вульф Федор, в 1767 г. майор, депутат в Уложенной комиссии от С.-Петербургской губернии или Вульф Карл (Карл Фридрих), в 1781 г. генерал-поручик, затем генерал-аншеф.

66. От французского deployer — развертывать. Развертывание и построение войск с марша для сражения, при деплоировании часть войск, шедшая впереди оставалась на месте.

67. Сражение при Гросс-Егерсдорфе 19 августа 1757 года.

68. Тазобедренный сустав.

69. Салтыков Иван Алексеевич (?-1773), отец фельдмаршала Н. И. Салтыкова. В 1757 г. имел чин генерал-поручика; в 1762 г. уволен в отставку с чином генерал-аншефа.

70. Ливен Юрий Григорьевич (Георг Рейнгольдт), фон, (1696-1763), барон. Из лифляндских дворян. Участник войн за польское и австрийское наследство. В 1748 г., после смерти В. А. Репнина, принял командование вспомогательным корпусом. Во время Семилетней войны генерал-аншеф, подполковник л.-гв. Конного полка; в 1757 г. состоял при фельдмаршале С. Ф. Апраксине.

71. Вероятно, Георг Голштинский, (?-1763) принц, прусский генерал-фельдмаршал с 9 февраля 1762 г.

72. Румянцев Петр Александрович (1725-1796), граф, сын генерал-аншефа А. И. Румянцева (по некоторым данным — побочный сын Петра 1). Записан в солдаты в 1731 г. В 1739 ездил в Берлин в составе посольства. В 1743 г. пожалован из капитанов прямо в полковники за привезенное из Або известие об окончании войны со Швецией. Участвовал в Семилетней войне, начиная с чина генерал-майора. В 1758 г. пожалован в генерал-поручики. В сражении при Франкфурте (1759) командовал центром русской армии. В конце 1761 г. его корпус овладел Кольбергом, за что Румянцев был награжден чином генерал-аншефа, орденами св. Анны и Андрея Первозванного. После переворота 28 июня 1762 г. отказался присягать Екатерине II, пока не убедился в смерти Петра III. В 1764 г. назначен наместником в Малороссии и президентом Малороссийской коллегии, оставаясь на этом посту до самой смерти. В начале Первой русско-турецкой войны получил командование 1-й армией; 16 сентября 1769 г. сменил А. М. Голицына на посту командующего 2-й армией. В 1770 г. совершил подвиги, обессмертившие его имя: взял крепость Журжу; 17 июня обратил в бегство 20-тысячную турецкую армию при Рябой Могиле; 7 июля разбил впятеро превосходившие силы противника при речке Ларге, а 21 июля с 17-ю тысячами русских солдат одержал беспримерную в военной истории победу при реке Кагул над объединенными силами турок и татар, составлявшими 250 тысяч. Через две недели, 2 августа, Екатерина наградила его чином генерал-фельдмаршала. Румянцев имел все четыре степени ордена св. Георгия за личное мужество в сражениях. В 1771-1774 годах его армия успешно действовала за Дунаем, обеспечив победу в войне. В годовщину празднования Кючук-Кайнарджийского мира, 10 июля 1775 г., ему было присвоено почетное наименование к графскому титулу: Румянцев-Задунайский. До начала Второй русско-турецкой войны снова управлял Малороссией. В 1787 г. назначен главнокомандующим Украинской армией. В 1789 г. вышел в отставку по болезни и поселился около Киева. В 1794 г. ему было поручено главное командование над войсками, расположенными вдоль юго-западной границы России: от устья Днепра до Минской губернии. Умер 8 декабря 1796 г. и похоронен в Киево-Печерской лавре.

73. Гаф — залив (нем.). Здесь имеется в виду Куриш-Гаф, ныне Куршский залив.

74. Мариенвердер город в Пруссии, ныне г. Квидзын, Польша.

75. Голицын Александр Михайлович, (1718-1783), князь, сын фельдмаршала М. М. Голицына, дядя А. В. Суворова. Боевой путь начал в 1735 г. В 1740 находился в свите посольства А. И. Румянцева в Турцию, имея чин капитана гвардии. Вскоре назначен полномочным министром в Саксонии. В 1744 г. произведен в чин генерал-поручика. Отличился во время Семилетней войны, овладев в 1758 г. городом Торном и командуя левым крылом армии в сражении при Франкфурте на Одере, за что был награжден орденом св. Александра Невского и чином генерал-аншефа. С начала Первой русско-турецкой войны назначен командующим 1-й армией, которая 29 августа 1769 г. разгромила войска сераскира Молдаванджи-паши и татарского хана у Рачевского леса и 9 сентября взяла крепость Хотин. После этого Голицын был отозван в Петербург и награжден чином генерал-фельдмаршала (октябрь 1769). Был избран депутатом в Уложенную комиссию 1767 г. от Московской губернии. В 1775 г. назначен сенатором.

76. Партизанская война, рейды мобильных кавалерийских отрядов в глубокий тыл противника, нападения на его отдельные части и коммуникации. К этим действиям также относились: расположение передовых постов и высылка разъездов, служащих для обеспечения войск от неожиданных нападений; действия отдельных небольших отрядов, в т. ч. засады, выслеживание транспортов и нападение на них и т. п.

77. От французского Marode — мародерство, грабежи.

78. Воинское звание штаб-офицеров в русской армии, следовавшее за чином капитана. Введено в начале 18 века.

79. Незанятое служебное место.

80. Штаб-офицер при командующем армии или дивизии, назначающий дежурство и караулы.

81. Правильно Бранденбург (от славянского Бранибор) — историческая область на территории Германии с центром в Берлине, одно из крупнейших княжеств средневековой Германии. В 1415 году в Бранденбурге утвердилась династия Гогенцоллернов, их резиденцией стал с 1486 года город Берлин. После значительного расширения территории Бранденбурга при Фридрихе Вильгельме (1640-1688 гг) по Вестфальскому миру 1648 года создалась основа для возвышения Бранденбурга и формирования Бранденбургско-прусского королевства (1701 г.), ядро которого составил Бранденбург. Дальнейшая история Бранденбурга сливается с историей Пруссии.

82. Возможно, Хомутов Григорий Аполлонович, впоследствии генерал-поручик (1799), в 1805-1809 — сенатор.

83. Деревня Гросс-Каммин в 6 км. к востоку от Цорндорфа.

84. От немецкого vorstadt — предместье, поселение, находящееся вне города или крепости и примыкающее к ней.

85. От французского observation — наблюдение. Здесь — войска, предназначенные для наблюдения за неприятельскими войсками и крепостями на флангах главного операционного направления.

86. Броун (George Brown) Георгий Георгиевич (Юрий Юрьевич) (1698-1792), герой Семилетней войны и видный администратор. На военной службе с 1725 г. в войсках курфюрста Пфальского. В русской службе в чине капитана с 1730 г. Участвовал в русско-турецкой войне (1735-1739) в чине полковника и генерал-майора, отличился при осаде Азова в 1736 г., где был ранен, и штурме Очакова 1738 г.. Во время русско-шведской войны (1741-1743) командовал войсками, прикрывавшими Петербург; по окончании войны произведен в генерал-поручики. В битве при Цорндорфе 25 августа 1758 г., командуя частью правого фланга русской армии, получил пять тяжелых ранений в голову, что заставило его покинуть строевую службу. Елизавета Петровна наградила его чином генерал-аншефа, а Петр III в 1762 г. назначил его на пост рижского губернатора, который он занимал до самой смерти. Екатерина II пожаловала ему графское достоинство и богатые поместья в Лифляндии.

87. От французского avantage — выгодный.

88. Панин Петр Иванович (1721-1789), граф, боевой генерал, брат канцлера Н. И. Панина. В 1736 г. юношей участвовал в Крымском походе. Во время Семилетней войны — генерал-поручик, в сражении при Цорндорфе (1758) командовал левым флангом. Вскоре стал генерал-губернатором Восточной Пруссии (после В. И. Суворова, отца великого полководца). В 1762 г. назначен командующим действующей армии вместо П. А. Румянцева. В 1770 — генерал-аншеф, командующий Второй армией. За взятие Бендер награжден орденом св. Георгия 1 ст., однако вскоре вышел в отставку, недовольный оценкой своих заслуг. Во время Пугачевского восстания назначен главнокомандующим войск, направленных на его подавление. Был депутатом в Уложенной комиссии 1767 г. от Московского уезда, сенатором и членом Государственного совета.

89. Очевидно, Гольмер Петр, артиллерии генерал-поручик с 1 января 1759 г.

90. Браницкий (Броницкий) Франциск Ксаверий (Ксаверий Петрович), граф, (ок. 1730-1819), сын кастеляна Петра Браницкого (?-1762). Во время Семилетней войны сопровождал сына польского короля Августа III герцога курляндского Карла. Затем отправился в Россию с посланником варшавского двора Станиславом Понятовским (будущим королем Польши). В 1765 г. генерал-лейтенант коронных войск, посол Польши в Берлине; в 1771 г. — посол в Петербурге, в 1772-1773 — во Франции. В 1774-1791 гг. — великий коронный гетман (после Вацлава Ржевуского) и староста Белоцерковский. В 1791 г. — военный министр Польши. После 2-го раздела Польши сложил с себя гетманское достоинство и удалился в свои белоцерковские поместья, где и умер. Был женат на племяннице Г. А. Потемкина Александре Васильевне Энгельгардт.

91. Карл Христиан Иосиф, герцог Курляндский, принц Саксонский, (1733-1796), сын саксонского курфюрста и польского короля Августа III. Был возведен на Курляндский престол после падения Э. И. Бирона. В 1762 г. Петр III вернул Бирона из ссылки, а Екатерина II возвратила ему герцогство Курляндское.

92. Мелкие торговцы, находившиеся при армии в походе.

93. В России с начала XVIII века должностное лицо в полку, офицер заведовавший хозяйственной частью и отвечавший за размещение войск в лагерях и по квартирам.

94. Сформирован в 1705 году в г. Белгороде, как Драгунский полковника Федора Сеитовича полк. С 1706 — Вологодский драгунский полк. Упразднен в 1771 году.

95. Вероятно, Языков Степан Антипович (?-1760); с 1 января 1759 г. — генерал-поручик при армии; с 16 августа 1760 — член Военной коллегии.

96. Передрать — то есть уничтожить. Походная канцелярия главнокомандующего русскими войсками в Семилетней войне, предназначенная для ведения и хранения переписки по особо важным делам, была образована после назначения первого главнокомандующего С. Ф. Апраксина в 1756 году и ликвидирована в 1763 году. Архив канцелярии был частично сожжен 14 августа 1758 года во время сражения при Цорндорфе. Сохранившаяся часть архива находится в РГВИА (фонд 39). См. “Центральный Государственный Военно-исторический архив СССР. Путеводитель в трех частях”. Часть 1. М. 1979. С. 234.

97. Возможно, Мансуров Павел Дмитриевич (1726 — после 1798). В апреле 1774 г. — генерал-майор, впоследствии — генерал-поручик, действительный тайный советник, сенатор, наместник в Пскове. Вышел в отставку в 1798 г.

98. Старший обер-офицерский чин IX класса в армейской кавалерии, равный капитану в пехоте.

99. Фридрих II, прусский король.

100. От французского salvegarde — охранительная гвардия. Особые воинские отряды для охраны частных лиц и их имущества на территории размещения войск.

101. Иеется в виду Донау (Дона, Дон) фон, Христофор (1702-1762), граф, генерал прусской армии, командовал авангардом (1757).

102. Одержал в значении удержал.

103. Главным звеном в организации медицинской службы в армии являлась медицинская служба полков. Пехотный полк русской армии во время Семилетней войны имел по штату одного лекаря, двух подлекарей и цирюльников по числу рот. Медицинскую службу армии возглавлял генерал-штаб-доктор, в ведении которого находились дивизионные доктора, руководившие медицинским обеспечением корпусов и дивизий. Дивизионные доктора со своими помощниками штаб-лекарями опирались на медицинский персонал полков. Дивизиям придавалась полковая аптека. Помощь раненым во время Семилетней войны была организована так: легко раненые, которые могли передвигаться, приходили на перевязочные пункты, развернутые вблизи от места боя. Для некоторых раненых выделялись сопровождающие — не более одного солдата на каждого раненого. Тяжело раненые ждали конца сражения, когда начинался их вынос с поля боя для доставки на перевязочный пункт или в госпиталь. Перевязочные пункты и полевые лазареты были снабжены полковыми хирургическими наборами, в которых было все, что требовалось для наложения сухой перевязки на рану. Было предусмотрено несколько этапов эвакуации: легко раненых оставляли в полковых лазаретах. Остальных направляли в полевые или походные госпитали, где производились операции. Нуждавшихся в длительном лечении, эвакуировали в стационарные госпитали, в том числе и в Генеральные — Московский и Петербургский. Для сравнения — в прусской армии раненым было запрещено покидать строй, а во французской и английской армиях в XVIII веке вообще не было организованного сбора раненых. П. З. Кондоиди (1710-1760), лейб-медик, с 1753 по 1760 гг. — глава Медицинской канцелярии, т. е. фактически глава медицинского ведомства России в 1759 году докладывал Сенату, что “никогда при армии в тех служителях (т. е. лекарях) такого изобилия не бывало, какое ныне есть”, благодаря чему в смысле помощи раненым было “чинено то, чего, может быть, ни в котором государстве Европы учинить невозможно”. (Энциклопедический словарь поенной медицины М. 1948. С. 677.)

104. Ржевский Степан Матвеевич (1732-1783), участник Семилетней и Первой русско-турецкой войн, кавалер орденов св. Георгия 3 ст., Анны и Александра Невского 1 ст. В 1756 г. произведен в поручики при выпуске из Сухопутного шляхетского корпуса. В 1758 г. награжден чином секунд-майора. Отличился в битве при Дрездене 10 ноября 1759 г. Закончил Семилетнюю войну в чине полковника. Генерал-майор (1770), генерал-поручик (1775).

105. От латинского suppurare — загноение.

106. Средневековое герцогство на побережье Балтийского моря, затем (до 1945 года) прусская провинция в центре с городом Штеттин (ныне г. Шецин). Ныне Поморье — северная прибалтийская часть Польской республики.

107. Фролов-Багреев Яков Лукич. Участник Семилетней войны. В 1758 году в чине генерал-поручика командовал 1-ой дивизией русской армии в Пруссии. По отозвании Фермора в Санкт-Петербург в январе 1759 года принял командование над всей армией, сдав 1-ю дивизию генералу Вильбоа. По возвращении главнокомандующего остался при армии в должности начальника 2-ой дивизии, прикрывавшей реку Вислу и находившейся в крепости Торунь. Расстроенное здоровье и преклонный возраст заставили его покинуть действующую армию и 5 июня он был назначен присутствовать в Военной коллегии. В 1762 году ему был пожалован чин генерал-аншефа.

108. Голицын А. М.

109. Имеются в виду военнослужащии (офицеры и генералы).

110. Волконский Михаил Никитич (1713-1786), князь, крупный администратор, дипломат и военный деятель. Племянник канцлера А. П. Бестужева-Рюмина. Окончил Шляхетский сухопутный кадетский корпус (1736) и поступил на военную службу в чине подпоручика. Будучи еще кадетом, принимал участие в посольстве К. Г. Левенвольде в Польшу и в польском походе (1733-1734). Участвовал в русско-турецкой войне (1735-1739), которую закончил в чине премьер-майора, в посольстве А. И. Румянцева в Турцию (1740-1741), в русско-шведской войне (1741-1743). В 1749 г. получил чин полковника. Неоднократно выполнял тайные дипломатические поручения в Польше. В 1756 г., в чине генерал-майора, направлен в Польшу в звании полномочного посла России. Отозван летом 1758 г. и отправлен в действующую армию, чтобы возглавить войска, осаждавшие Гданьск. Отличился при взятии Кроссена и был награжден чином генерал-поручика (1759), командовал оккупационным корпусом в Польше (1761). В 1762 г. командовал л.-гв. Конным полком и 28 июня оказал решительную поддержку Екатерине II во время переворота, за что был пожалован чином генерал-аншефа. В 1764 г. активно способствовал возведению на польский престол Станислава Понятовского. Получив звание сенатора, Волконский разработал проекты лучшего учреждения судебных мест, а также разделения империи на губернии, учтенные при ведении Губернской реформы 1775 г. Правительствующий Сенат избрал его своим депутатом в Уложенную комиссию 1767 г. В ноябре 1771 г. он был назначен главнокомандующим Москвы, охваченной эпидемией чумы, и находился на этом посту до 1780 г. Осенью 1775 г. возглавлял следственную комиссию по делу Е. И. Пугачева. После отставки в 1780 г. отошел от дел. Его дочь, Анна, была женой будущего фельдмаршала А. А. Прозоровского.

111. Верхняя ступень армейского штаб-офицерского чина VIII класса, существовавшего в России до 1797 года. Прозоровский был произведен в премьер-майоры 20 декабря 1759 года.

112. Воронежский пехотный полк сформирован в 1700 году в Москве Преображенской комиссией как солдатский полковника Федора Николаевича Балка. С 1708 года — Воронежский полк.

113. Салтыков Петр Семенович (1700-1772), граф. Сын генерал-аншефа Семена Андреевича Салтыкова. В службе с 1714 г., солдатом в гвардии. Был отправлен Петром I для изучения морского дела во Францию, где пробыл 20 лет. По возвращении пожалован званием камергера и чином генерал-майора. В 1741 г. получил чин генерал-поручика, участвовал в русско-шведской войне. В 1758 г. — генерал-аншеф. В 1759 назначен главнокомандующим действующей армией и 18 августа этого года награжден чином генерал-фельдмаршала за победу в битве при Кунерсдорфе. Вскоре вышел в отставку по болезни. При Петре III был не у дел. В 1763 г. Екатерина II назначила его генерал-адъютантом, сенатором и главнокомандующим в Москве, где он пробыл до конца 1770 г., когда покинул город, охваченный чумой, и вернулся лишь после ее окончания. Был отставлен от службы в апреле 1772 г. и в декабре этого года умер.

114. Тотлебен Готлиб Курт Генрих (1710-1773), граф. Уволен с должности камергера саксонского курфюрста Августа III за взяточничество и принят на русскую службу с чином генерал-майора. В Семилетнюю войну отличился в битве у Кунерсдорфа и взятием Берлина, за что был награжден орденами св. Анны 1-й степени и св. Александра Невского. Пользовался доверием и покровительством главнокомандующего А. Б. Бутурлина. Летом 1761 г. был. уличен в шпионаже в пользу Пруссии. Избежал казни благодаря восшествию на престол Петра III. В 1763 г. приговорен судом к лишению чинов и наград. В 1768 г. был прощен и отправлен в Грузию для поддержки царей Ираклия II и Соломона I в борьбе с Турцией. С этой задачей справился плохо и в 1771 г. был отозван.

115. Историческая область в Центральной Европы в бассейне р. Одера и верховьях р. Вислы, на юге включает предгорья и склоны горных хребтов Восточных Судет и Западных Карпат. В описываемый период принадлежала Пруссии.

116. Генрих Прусский (1726-1802), принц, брат прусского короля Фридриха II Великого. Во время Семилетней войны проявил недюжинные полководческие способности. Победой при Фрейберге (1762) способствовал скорейшему окончанию войны. В 1770 г. вел в Петербурге переговоры о разделе Польши и при первом знакомстве с Г. А. Потемкиным предрек ему большое будущее. Отношения Генриха с братом, как и с его преемником королем Фридрихом-Вильгельмом II были натянутыми.

117. Пальцыгское сражение 23 июля 1759 года.

118. Сформирован в 1700 году в Москве из даточных людей как солдатский полковника Ирика Григорьевича фон Вердена. В марте 1708 года назван Сибирским пехотным.

119. Сформирован в 1703 году в Москве из вольницы и посадских людей как солдатский полковника Данилы Ивановича Купера. В марте 1708 г. назван Рязанским.

120. Специальная повозка для транспортировки артиллерийских зарядов.

121. Морис де Сакс (Морис Саксонский) (1696-1750), граф. Внебрачный сын польского короля Августа II Сильного. С 1720 г. на французской службе. В 1726-1727 гг. безуспешно пытался приобрести Курляндское герцогство. Участник войны за австрийское наследство (1740-1748). Маршал Франции (1742). Выдающийся полководец и военный теоретик. В трактате “Мои мечтания” выдвигал новые идеи о развитии военного искусства и организации армии, значительно опережавших его время.

122. Лаудон Гедеон Эрнест (1716-1790), генерал. В 1740 г. пытался вступить на прусскую службу, но Фридрих II отказал и он поступил в австрийскую армию. Герой Семилетней войны — 12 июля 1760 г. разбил корпус генерала Фуке, взяв его самого с остатками корпуса в плен. В 1761 г. — фельдцейхмейстер, командующий австрийской армией.

123. Часть конской сбруи, служащая для взнуздания верховых лошадей.

124. От французского retranchementer — укреплять, окапываться. Здесь — большое полевое укрепление, окоп.

125. Это предложение автором зачеркнуто (Прим. публ.).

126. Даун Леопольд-Иосиф (1705-1766), граф австрийский фельдмаршал. Реорганизовал австрийскую армию, издав в 1749 году регламент, носивший его имя. Основал Венскую военную академию (1751). Прославился в Семилетней войне, одержав победу при Колине (1757) и заставив Фридриха очистить Богемию. В 1758 году, получил главное начальство над армией и разбил Фридриха II при Гохкирхене. В 1759 году при Максене взял в плен генерала Финка с 11-тысячным войском. В 1760 году был разбит при Торгау. В 1762 году вновь был назначен главнокомандующим австрийских войск в Силезии.

127. Временная краткосрочная стоянка войск в обывательских домах, обычно во время боевых действий.

128. Пропуск в тексте (Прим. публ.).

129. Возможно, Ступишин Алексей Алексеевич, нижегородский губернатор в 1774 г.

130. Репнин Николай Васильевич (1734-1801), князь, генерал-фельдмаршал, сын генерала-фельдцейхмейстера Василия Аникитовича и внук фельдмаршала Аникиты Ивановича Репнина, видный полководец, администратор и дипломат. В службе с 1745 г. в л.-гв. Преображенском полку. Во время Семилетней войны отличился в сражениях при Гросс Егерсдорфе, при занятии Кенигсберга и Мариенвердена, осаде Кистрина, за что был награжден чином капитана гвардии. В 1760 перешел в армию с чином полковника и участвовал во взятии Берлина. В апреле 1762 г. пожалован чином генерал-майора и отправлен полномочным министром к Фридриху II. В ноябре (11-го) 1763 г. назначен полномочным министром в Польшу с заданием способствовать избранию на польский престол Станислава Понятовского и поддержать диссидентов (Ст. Понятовский был коронован 25 ноября 1764 г. под именем Станислава-Августа). После смерти в конце 1764 г. полномочного посла в Варшаве гр. Г. К. Кейзерлинга Репнин занял его место, на котором находился в течение 4 лет и практически управлял Польшей. В 1767 г. соединил две конфедерации, Польскую и Литовскую, в одну Генеральную конфедерацию, боролся с междоусобицей, составил Договор России с Польшей, утвержденный 13 февраля 1768 г.. Вскоре после этого был отозван в Петербург и в 1769 г. вступил в действующую-армию А. М. Голицына в чине генерал-поручика; участвовал во взятии Хотина. В 1770 г. командовал отдельным корпусом в Молдавии и Валахии, участвовал в сражениях при Ларге и Кагуле, овладел Измаилом и взял Килию. В 1771 г. командовал всеми русскими войсками в Валахии. После потери Журжи и ссоры с П. А. Румянцевым по этому поводу вышел в отставку и уехал за границу, где пробыл до 1774 г. Затем вернулся на службу и участвовал в осаде Силистрии. 10 июля 1774 г. вместе с П. А. Румянцевым подписал мирный договор России и Турции в Кючук-Кайнарджи, за что был произведен в генерал-аншефы и подполковники л.-гв. Измайловского полка. Был чрезвычайным и полномочным послом в Турции (1775-1776). Затем занимал посты генерал-губернатора и наместника в Смоленске, Пскове и Орле, командовал резервным корпусом в Польше (1782-1783). Участвовал во Второй русско-турецкой войне. В 1791 г. назначен наместником Рижским и Ревельским. В 1795 — генерал-губернатор Литвы, Лифляндии и Эстляндии. 8 ноября 1796 г. Павел I вручил ему фельдмаршалский жезл с назначением командиром Литовской дивизии и военным губернатором в Риге. Был послом в Берлине и Вене (1798), после чего ушел в отставку и доживал в Москве. Похоронен в церкви Донского монастыря. После его смерти род князей Репниных пресекся. Сыну его дочери — Николаю Григорьевичу Волконскому — было разрешено именоваться князем Волконским-Репниным.

131. Измайлов Михаил Львович (?-1797), В службе в гвардии с 1742 г.; камергер при дворе вел. кн. Петра Федоровича. 1 июня 1760 произведен в полковники. В 1761 г. участвовал в военных действиях под Кольбергом в ходе Семилетней войны. 25 февраля 1762 г. Петр III произвел его в генерал-майоры. 28 июня 1762 г., в день переворота, он был послан Петром III с письмом к Екатерине, перешел на ее сторону и уговорил Петра III отречься от престола, за что был награжден императрицей орденом св. Александра Невского. В 1768 г. получил чин генерал-поручика. С 1769 г. в отставке.

132. По-видимому, Апраксин Петр Федорович (1728-1813 или 1811), граф, полковник, отличился в боях Семилетней войны; в 1771 г. генерал-майор, впоследствии — генерал-поручик.

133. В литературе упоминаются два гусарских генерала по фамилии Стоянов: Иван, генерал-майор гусарского полка в 1742 г., и Михаил, (? — до 1783), генерал-майор, шеф гусарского полка в 1762 г.

134. Армейский обер-офицерский чин XIII класса в артиллерии до 1796 года.

135. Мешок из ткани (бумажной, холщевой, шерстяной) для порохового заряда в артиллерии при стрельбе из орудий. В России применялся с начала XVIII.

136. Чернышев Захар Григорьевич (1722-1784), граф. Сын генерал-аншефа Чернышева Г. П. В службе с 1735 г. Капитан (1741), камер-юнкер при дворе вел. кн. Петра Федоровича в чине полковника (1744). На действительной службе в армии с 1748 г. Генерал-майор (1750). Во время Семилетней войны командовал корпусом, занявшим в 1760 г. Берлин. В 1761 г. был назначен главнокомандующим русской армией, присоединенной по приказу Петра III к прусской армии. В 1762 г. пожалован чином генерал-аншефа и в следующем году занял пост вице-президента Военной коллегии. Был избран депутатом от дворян г. Волоколамска в Уложенную комиссию (1767), назначен первым генерал-губернатором Белоруссии (1772), получил чин генерал-фельдмаршала и пост президента Военной коллегии (1773). Последние два года жизни находился на должности Московского главнокомандующего. Был женат на родной сестре П. И. Панина, в то же время являясь сторонником братьев Орловых.

137. От французского pionnier — первопроходец. Наименование личного состава подразделений, частей и соединений инженерных войск Русской армии в XVIII-XIX веках.

138. Военный сигнал, подаваемый при заходе солнца, отбой.

139. От французского detachement — отряд, команда.

140. Сформирован в 1707 году. В 1727 г. — Каргопольский драгунский. В 1756 г. — Каргопольский конно-гренадерский полк.

141. По-видимому, Мельгунов Александр Петрович; в 1761 г. — генерал-майор и шеф кирасирского полка, впоследствии — генерал-поручик.

142. Вероятно, Маслов Иван Иванович. В службе с 1742 г.; в 1774 г. генерал-майор, премьер-майор л.-гв. Преображенского полка, затем — генерал-поручик, член Военной коллегии; фактически командовал Преображенским полком в отсутствие А. Г. Орлова.

143. Вероятно, Бурман Адольф (Федор Петрович), герой Первой русско-турецкой войны, в 1775 г. генерал-поручик.

144. Вероятно, Паткуль Рейнгольд Людвиг, фон (1730-1801). В службе с 1755 г., в 1769 соратник М. И. Кутузова в Польше. С 24 ноября 1780 — генерал-майор.

145. Глебов Федор Иванович (1734-1799), боевой генерал. В службе с 1742 г. в артиллерии; участник Семилетней и Первой русско-турецкой войн. За храбрость в сражении при Цорндорфе 14 августа 1758 г. произведен в подполковники артиллерии; участвовал во взятии Берлина (1760). Полковник (1762), генерал-майор (1764). Под Хотином (1769) командовал бригадой, за участие в разгроме армии верховного визиря Молдаванджи награжден орденом св. Анны 1 ст. Командовал корпусом в армии П. А. Румянцева (1770). Генерал-поручик (1773). В решающем сражении под Силистрией 10 июня 1774 г. командовал дивизией. В 1781 г. назначен сенатором. В 1782 г. ему присвоен чин генерал-аншефа. Был женат вторым браком на статс-даме Е. П. Стрешневой и его сыну было разрешено (в 1803 г.) именоваться Глебовым-Стрешневым, в связи с пресечением рода Стрешневых.

146. Здесь, смелый, внезапный удар, нападение врасплох.

147. Армейская пароконная, двухосная крытая повозка.

148. Пропуск в тексте (Прим. публ.).

149. Шармицель — стычка, перестрелка.

150. Открытое с тыла полевое укрепление, выступающее углом в сторону противника и позволяющее вести фланговый огонь занимающим его пехоте и артиллерии, что необходимо для организации огня в системе укреплений. Состоял из двух фасов и рва перед ними. Небольшой редант назывался флешью.

151. Контроскарп, передняя (дальняя от вала или крепостной стены и ближайшая к атакующим) отлогость вала.

152. Частокол из заостренных вверху бревен.

153. Возчик, обозный рядовой.

154. В XVIII веке — крепость с арсеналом, находившаяся западнее Берлина. Ныне часть города Берлина.

155. Вюртембергский Фридрих, принц, генерал-майор. В 1760 г. командовал отрядом в 8 тыс. чел., участвовал в боях за Берлин.

156. Вероятно, Бахман Карл, генерал-майор русской службы в 1762 г.

157. Город западнее Берлина. Германия.

158. От французского secours — помощь, поддержка. Здесь, отряд поддержки.

159. Ласси (Ласи, Лассий) Франц Мориц (Мавриций) (1725-1801), граф, австрийский фельдмаршал, сын русского фельдмаршала П. П. Ласси. Генерал-майор русской службы (1743), затем служил в австрийской армии, был другом императора Иосифа II, президент Гофкригсрата. Особенно отличился во время Семилетней войны. После разгрома австрийской армии при Лейтене 5 декабря 1759 г. ему удалось спасти остатки войск и затем, в должности генерал-квартирмейстера, восстановить вооруженные силы Австрии. В 1760 г. командовал особым корпусом и ускоренным маршем из Саксонии в Силезию спас императорскую армию от разгрома при Дрездене.

160. Гильзен (Хюльзен — Hulsen), прусский генерал, в 1760 г. командир корпуса, пришедшего вместе с войсками принца Фридриха Виртембергского на помощь осажденному Берлину. Однако, узнав о намерении русских атаковать его отряд, Гильзен не принял боя и в ночь с 28 на 29 сентября скрылся в ближайшем лесу.

161. Ровное низменное место.

162. Комендант крепости.

163. То есть умение говорить на иностранных языках.

164. Воинский склад (вещевой и оружейный).

165. Название серебряной монеты. Впервые отчеканена в 1518 году в Чехиии в Йоахимстале (ныне г. Яхимов), откуда и получил свое название “талер”. С 1555 года талер использовался также в качестве денежной единицы в “Священной Римской империи”, а затем в Польше, Швеции, Турции и т. д.

166. От французского refugier — укрываться. Здесь укрывающиеся.